Две пары или Песни о Будде

           Две  пары или песни о Будде, увиденном в замочную скважину
   

     Когда я с постели бросаюсь завтракать, а мой любимый «британский короткошерстный», души во мне не чающий и смысл жизни своей, кажется, видящий только в нашем любовном общении – предполагающем, правда, добросовестное его вычесывание – и потому безусловно предпочитающий процесс поедания своего корма ласкам и разговорам со мной, – так вот, когда этот кот, лежа на комоде, видит, как я, не пожелав ему еще даже доброго утра, сразу бросаюсь к еде и кофе – правда, в свое оправдание : больше к кофе, чем к еде – он смотрит на меня тем суровым, тусклым, неодобрительным и все-таки бесконечно снисходительным к человеческим слабостям взглядом, который плотностью и полнотой бытия, из него незримо исходящих, невольно заставляет меня на минуту забыть о вещах гораздо более легковесных, умственных и потому сомнительных, и когда я, далее, узнаю о том, что на острове Цейлон, существует слоненок, попавший в западню и ходящий с тех пор с протезом, и за ним день и ночь ухаживает индиец-буддист, не оставивший надежду, что когда-нибудь он вернется в стадо диких слонов, то есть в идеальный для него мир природы, то я мысленно спрашиваю того монаха, как же так получилось, что он, давая столько любви и заботы слоненку, не хочет видеть, что его питомец тем самым, быть может, уже на пути к высшей реинкарнации : скажем, в образе человека. Ведь это один из краеугольных камней в учении Будды.
     А кроме того, получается, что то, что есть дикая природа для слоненка, для людей есть круговорот рождений и смертей. Стало быть, майя – идеальный мир для человека? Так может рассуждать обычный человек, но не буддист. И вот тогда я вынужден заключить, что тот буддист просто привязался к своему четвероногому подопечному, как я к моему коту.
     И ходить за слоненком ему, наверное, понятней и ближе, чем отбывать суровую монастырскую жизнь с ее длиннейшим каталогом правил. И кто знает, быть может он с удовольствием согласился бы не только гулять с ним по тропам чудесного острова, но и пройти сквозь игольное ушко смерти. А почему нет? Буддизм такой вариант посмертной жизни принципиально допускает.
     И так как и я не однажды имел сходные мысли относительно себя и моего кота, но, судя по всему, наш славный апостол Петр, увидев меня рука об руку с котом, замахал бы на нас своими гремящими ключами со словами : «Сюда с котами нельзя!», то, хочешь не хочешь, а пришлось бы мне искать иные пути. И вполне возможно, я присоединился бы рано или поздно к тем двоим. В конце концов, ходить двумя парами – он со слоненком, а я с котом – безразлично в каком мире, суть весьма неплохая участь. А быть может даже очень хорошая.