Молчунья или Песни о Будде

             Молчунья или песни о Будде, увиденном в замочную скважину 


     Так уж получилось, что я родился и вырос в атмосфере сплошной, хотя и очень тонкой дисгармонии, в которой я виню – и без какого-либо кокетства – одного только себя. И тем не менее, уже тогда инстинктивно подыскивая в окружающем мире душевное лекарство от перманентного внутреннего дискомфорта, я остановился на Будде.
     Это было, с одной стороны, удивительно для тех мест и того времени. С другой же стороны, как мне теперь стало ясно, это был вместе и апогей того самого диссонанса, поскольку его манифестация свершилась на мыслимо духовном уровне.
     Действительно, носить в душе идеал, искренне верить в него и продолжать жить так, как будто ничего этого нет и в помине, есть очевидная провокация. И как есть люди, которые прекрасно себя чувствуют в стихии зла или добра или комбинации того и другого, так точно есть люди, живущие как рыба в воде в стихии чистой дисгармонии. Я это познал на самом себе. Да, они якобы пытаются от нее избавиться, но с каждым таким шагом только глубже в ней укореняются.
     И все-таки мой духовный выбор был безошибочен. Будда провозглашает бытие бесконечного множества живых существ. И все они по меньшей мере на равных с людьми. А если так, значит жить можно даже в стихии дисгармонии без того, чтобы испытывать комплекс вины или неполноценности по этом поводу. Оглядываясь на других людей и сравнивая себя с ними, невольно ощущаешь себя неким чудовищем : но не в плане злой силы или фантастической внешности, а просто в аспекте некоторых важных отличий от прочих соплеменников.
     В сущности, таких, как я, хоть пруд пруди. И все они не только хотят жить, но и втайне, страстно и от всего сердца желают, чтобы их образ жизни оценивался не ниже привычной общечеловеческой. А кто же из заглавных духовных авторитетов на земле, кроме Будды, может им такую оценку обеспечить?
     И вот как звери лишены чувства вины и быть может по этой причине являют собой эталон природной красоты, так существа, имеющие людской облик, но не обязательно людскую сущность, могут спокойно жить и доживать свой век – в метафизическом плане – только под незримым покровительством великого Будды, ибо все прочие мировые религии несут им мгновенную смерть и уничтожение.
     А возможное возражение насчет «звериных качеств» в зверях, сравнительно с человеческими, здесь никак «не пляшет» :  во-первых, человеческие зверства в разы превосходят звериные, а во-вторых, пусть и в виде исключения, примеры бескорыстной любви, дружбы и самой нежной привязанности среди животных – от собаки до змеи – столь же многочисленны, сколь и потрясающи. 
     Из всех моих родственников бабка по матери, как ни странно, наиболее мне запомнилась. Она как будто фанатически меня любила. Почему я так думаю? Ну, во-первых, когда мне в тринадцать лет удалили гланды, она в больничной палате две ночи проспала под моей кроватью. И во-вторых, когда она умирала, у нее под подушкой были мои письма из-за границы. Какие вам еще нужны доказательства любви человеческой?
     С другой стороны, любовь – это палка о двух концах. И та же моя бабка по матери своей извращенной заботой обо мне испортила мне мое детство и едва не испортила всю мою жизнь. Она сделала все, чтобы воспрепятствовать моему выезду на Запад, который был для меня важнее жизни : я и теперь не изменил моего мнения на этот счет. И она по-иезуитски следила за каждым моим шагом в детстве.
Да вот вам пример : один из многих. Однажды я с приятелями отправился на далекую прогулку. И мы петляли по дворам, садам и лесам в течение многих часов. Каково же было мое удивление, когда, решив полакомиться малиной в каком-то – и как будто чужом – саду, я увидел прямо перед собой ее, мою чудовищную опекуншу! Мои приятели только подсмеивались над моей ситуацией, я же от нее всерьез страдал.
     И тем не менее, оглядываясь назад, я вижу, что из всех моих родственников подспудное влияние моей бабки по матери на меня было самое сильное. Она никогда не ходила к врачам – и я тоже. Она лечилась травами и вообще природу как будто любила больше, чем людей – и я тоже. Она слыла молчуньей – и я ставлю молчание выше слов. Далее, именно ее отец был исконным волжским казаком и, судя по всему, недолюбливал Советскую власть – и я тоже. Наконец, ее мать имела как будто пару капель «голубой крови» – стало быть, и я тоже.
     Да шучу я, шучу... Нет во мне подобной гордости. Разве что есть некоторое недоумение, почему я родился там, где я родился. Хотя и альтернатива, если по совести, тоже непредставима : так уж устроен наш мир. В нем как будто существуют на равных все возможности и все противоречия. Но тогда о каких «вечных истинах» может идти речь? Не может. А человек все равно к ним тянется.
     Моя бабка, например, была законченная атеистка и однако – так, на всякий случай и втайне от родителей – организовала мое крещение. Колоритный сам по себе акт. Когда в середине семидесятых у нас вышел в прокат нашумевший фильм «Мужчина и женщина», она ходила по разного рода «органам», добиваясь его запрещения по причине развратного влияния на молодежь. Тоже замечательный штрих к ее портрету. И это при всем при том, что, как дошли до меня слухи, она в молодости пыталась соблазнить моего отца.
     Вот и говори после этого, что Шекспир умер. Он жив – так и хочется воскликнуть вслед за незабвенной парочкой Коровьева и Бегемота! Никуда не исчезли, оказывается, страсти и извращения человеческие. Но если на Западе они, как правило, принимали более-менее достойную стилистическую форму, то у нас, на земле русской, со стилем, как с джинсами и апельсинами в продолжение всей моей юности, напряженка.
     А в стиле-то, оказывается, все и дело. Где стиль, там уважение. А где уважение, там все. Нет уважения – ничего нет. Это и есть наша главная национальная проблема. Выяснилось вдруг, что нас по сути мало кто уважает. А меньше всего мы себя сами.
     Спрашивается : как при таких обстоятельствах воссоздавать Российскую империю? И пусть не говорят мне о достижениях Сталина в этом плане. Тридцатилетняя жизнь в полном страхе – ничего страшней и позорней этого невозможно представить. И никакая индустриализация, никакая победа над фашизмом, никакое расширение границ даже и в малом не может компенсировать подобного самоуничижения.
     Значит, мы и в самом деле были «колоссом на глиняных ногах». Просто до поры до времени мы еще не знали, где они – наши глиняные ноги. Теперь знаем. Они – в нашей глубинной ментальной дисгармонии, как Кощеева смерть в яйце. Вот моя бабка эту самую чудовищную и стилистически несостоявшуюся дисгармонию в полной мере и воплощала. А то, что она была великой молчуньей, я отношу к самому выразительному художественному штриху в ее несчастной и издерганной биографии.
     Постскриптум. Так что все мы «одного поля ягодки» : и моя бабка по матери, и моя родина, и я сам. Россия мне представляется неким фантастическим динозавром, который хорошо смотрится в зоопарке, но на воле многим не дает покоя. Соответственно, я с моей бабкой – его невольные порождения. Я не могу полностью отрицать мою бабку, которая давно умерла. Не могу ненавидеть моего отца-динозавра, хотя и живу на «сугубо человеческом» Западе. Не могу отказаться и от самого себя, поскольку это невозможно по определению. Великое и таинственное это дело : забыть навсегда о вине и давать где можно любящую доброту, а остальное приложится. Вот все, что я сумел взять от Будды.