Взгляд на сторону или Песни о Будде

       Взгляд  на  сторону или песни о Будде, увиденном в замочную скважину   


     В человеке живет идеал, но действия его слагаются из других составляющих. Мир идеала и мир практических деяний как параллельные миры : иногда они почти соприкасаются, но чаще скользят друг мимо друга, уходя за горизонт, где, следуя идеальному взгляду на жизнь, они наконец-то сходятся, а не следуя ему... но тут вообще ничего определенного сказать нельзя.
     Собственно, «в идеале» возвышенное и мирское нигде и никогда не должны быть и на йоту разделены. Так было в моменты создания мировых религий : их творцы осуществили неординарный психический прорыв в иные миры и потом обустроили свою жизнь целиком и полностью в фарватере этого прорыва. Прорыв как наивысший из возможных человеческих идеалов и унылая, прозаическая повседневность в их биографии, таким образом, были абсолютно тождественны.
     Другое дело их многочисленные последователи : там о прорыве нет и речи, там своя индивидуальная жизнь и там в то же время неистребимое желание так или иначе приобщиться к прорыву.
     Продуктом подобного противоречия как раз и является идеал : в данном случае религиозный. И по отношению к житейской сфере он обычно приобретает статус параллельной прямой, которая... но зачем повторяться?
     И если для подавляющего большинства моих соплеменников идеалом была – скажем, так : христианская религия и ее герои – то для меня им сделался – по прихоти кармических судеб – буддизм.
     Однако иметь идеал и не жить им есть, по моему глубокому убеждению, серьезное предупреждение свыше о том, что в жизни что-то пошло не так.
     Сужу по себе. Одно из кардинальных отличий между Западом и Россией состоит, как мне кажется, в том, что в европейских странах меньше всего говорят о любви к родине и больше всего молча ее лелеют, тогда как в России дело обстоит ровно наоборот.
     Моего деда по матери я никогда не видел. У нас в семье осторожно и неохотно упоминалось, что он был репрессирован в тридцатых годах. Случай отнюдь не единичный. Какая русская семья оказалась совсем незатронутой сталинскими чистками? Риторический вопрос.
     Но какова реакция членов таких семей и их потомков? Она тоже известна. Шок, страх, недоумение. И полная неготовность не то что даже отомстить за невинно пролитую кровь, а просто хотя бы не простить ее пролитие. Кому не простить? Товарищу Сталину. Он ведь олицетворял тогда родину-мать.
     Позже я узнал, что в средневековой Шотландии любой дворянин – а то и простой шотландец – если бы шотландский король казнил его близкого родственника – и даже неважно, заслуженно или незаслуженно – не успокоился бы, пока не добрался до глотки этого самого короля, чтобы самолично ее перерезать. И если бы нужно было, он вступил бы в союз с врагами Шотландии – допустим, с той же Англией – и ему бы даже в голову не пришло, что это предательство родины. А потом, отомстив, он присягнул бы новому королю, расторгнул бы союз с врагами отечества... Или, может, не расторгнул : смотря по обстоятельствам.
     И этот причудливый вихрь страстей и предательств, измен и примеров доблестной верности, уважения к монархам и дворянскому сословию и вместе немедленной готовности любому из них снести голову, если тот покусится на жизнь или имущество его близких ему людей, – да, эта пестрая и увлекательная историческая круговерть, столь характерная для западной Европы, – она полностью чужда российской истории.
     А мне она почему-то близка. И не вижу я никакой безнравственности в забвении до поры до времени понятия «родина», олицетворяемой тираном. Сначала уничтожить тирана, а потом подумать о родине, – вот что мне нравится.
     Тогда как если сначала думать о родине, то и тирана уничтожить нельзя. А родина – что она такое? Земля, на которой ты родился? Или твоя семья, твои друзья и твои сокровенные чувства и мысли? Для меня это однозначно второе. Но в любом случае в отношении к родине я вижу едва ли не главное отличие между тем, что есть коллективное западное начало, и тем, что мы называем началом русским.
     Чувство родины есть и у западных людей, но оно у них гораздо скромней и субтильней. После Октябрьской революции «долгом перед родиной» задолбали в России всех и вся. И до сих пор продолжают долбать. А как бы мне хотелось после гибели деда по матери повторить, слегка переиначив, знеменитую фразу Бориса Викторовича Савинкова : «После естественной смерти Сталина я в долгу перед Россией». Конечно, не по Сеньке шапка. Но ведь читатель понимает, что я хочу этим сказать.
     То есть если бы у меня была реальная возможность убить товарища Сталина, я бы ею обязательно воспользовался. Скажут : а укрепление страны? а индустриализация? а опасность войны с фашистской Германией. Убить товарища Сталина – а кто страну будет защищать? Могу ответить только одно : сначала убить, а выход потом найдется. Сам собой. Товарищ Сталин убил моего деда. Потому моя святая обязанность убить товарища Сталина. Как же иначе?   
     Но это как будто шотландский подход к делу. А совсем не русский. Ничего не могу с собой поделать : первый мне гораздо ближе, чем второй. Тем более, что Виктор Ерофеев утверждает, будто русская душа – сталинистка.
     Так причем же здесь мой буддизм? В том-то и дело, что не причем. Идеал одно, а жизнь – другое. И так было, есть и будет. Но так точно быть не должно.
Поскольку же от жизни нельзя отказаться... впрочем, от идеала отказаться еще трудней. Так что параллельное существование идеала и его принципиальной невоплотимости продолжается.
     Почему и сказал Шекспир – или те, кто писали под его именем – что мир – это подмостки театра и все в нем – игра.
     И Будда вместе с Ииусом, надо полагать, сыграли в этой игре заглавные роли, оставив всем нам, «простым смертным», роли второстепенные или даже статистов.
И нужно брать их пока не поздно. И еще благодарить Великого Режиссера. Иначе будет еще хуже.