Благодарность или Песни о Будде

Благодарность или песни о Будде, увиденном в замочную скважину


     Древние римляне недаром считали неблагодарность самым непростительным из всех человеческих недостатков. Почему это так, объяснить в словах трудно. Да иной раз и не хочется. В конце концов, есть очевидные вещи, проверяемые каждодневным поведневным опытом. И слова должны быть посвящены только тому, что хоть как-то этому опыту соответствует.
     Вот вам попутно и критерий метафизики : также и ей, если она хочет называться подлинной, надлежит по меньшей мере соприкасаться с житейской сферой. А от метафизики до религии, как известно, один шаг.
     Сердцевиной любой религии является вопрос о Боге. И занятное и благородное это дело : еще прежде, чем будет доказано его существование – а доказано оно быть, собственно, и не может – выстраивать свое к нему отношение. Так, будто речь идет о реально существующем человеке. С одной стороны : Бог принципиально отличен от человека. С другой же стороны : если Он ничем не похож на человека, то и настоящее, живое, через сердце отношение к Нему невозможно. И тогда все вообще идет к черту. 
     Золотая середина здесь : общение с Богом через наилучшие и самые, так сказать, “божественные” человеческие качества. Главным из них, безусловно, является любовь. Последняя, однако, бесконечно выигрывает в собственной светоносной субстанции, когда она до телесной неразделимости слита с благодарностью.
     Откуда здесь благодарность? А вот откуда : если Бог предоставил каждому свою индивидуальную жизнь и жизни эти нельзя свести к общему знаменателю, то это значит, что жизнь человека, не верящего в Бога, имеет точно такую же ценность, как и жизнь верующего в Него.
     Но тогда хотя бы в знак благодарности за то, что Бог дал возможность людям прожить полноценную и счастливую жизнь без того, что бы они обязательно верили в него, нельзя уже жить без того, чтобы не думать о нем и с ним мысленно не разговаривать.
     А вдруг все это пустые фантазии? Ну и что же? Даже если и так, что теряет человек, практикующий благодарность? Ровным счетом ничего. А вот приобрести он может многое.
     Итак, мы все – дети божьи. Причем в буквальном смысле этого слова. А это значит, что мы имеем право в чем-то не соглашаться с Богом. В чем-то с Ним спорить. И в любом случае идти по жизни своим путем, как и подобает любящему и любимому сыну.
     Ибо не должен сын пожизненно оставаться в родительском доме, но надлежит ему свой дом построить и свою семью обрести. И когда придет его час, скромно и с достоинством поведать отцу о том, чего он достиг в жизни. А отец, поскольку он по определению знает больше и видит дальше, подскажет сыну, чего он также и не достиг, но, быть может, мог бы достигнуть.
     И сын конечно же с ним согласится, ибо от великой любви подан такой совет. И нет в этой любви ни йоты страха. И ужаснулся бы отец, если бы его сын стал считать себя его рабом. Он ведь где-то уже слышал эту чудовищную фразу : «раб божий». Слышал – но не придал ей особого значения. Мало ли что люди на земле говорят.
     В его – отцовском – мире не то что говорить, но и думать так никому бы не пришло в голову. «Ведь как просто», – сказал бы на этом месте Лев Толстой. И был бы, как всегда, прав. Вот вам и вся религия, которой испокон веков жили, живут и будут жить люди.
     А та религия, что стоит на чувстве вины или страха, – она от лукавого. Так что не может сын, любя отца, не ощущать бесконечной благодарности за все, что отец для него сделал. Как не может и отец, любя сына, не чувствовать великой благодарности за то, что сын его ему так благодарен.
     Любовь же помимо благодарности не то что бы совсем мертва, как вера без дел. Но она скорее похожа на незрелую романтическую влюбленность. Между влюбленностью и любовью, однако, есть существенная разница. И определяет ее не в последнюю очередь именно чувство благодарности.
     Любящие в глубине души благодарны друг другу за любовь, которую они получают друг от друга. Влюбленным же как-то не приходит в голову благодарить визави за пробужденные взаимно чувства.
     Благодарность за любовь едва ли не более прекрасна, чем сама любовь. И быть может по этой причине о ней никогда не говорят прямо.
     Последняя красота и последняя целомудренность, действительно, избегают слов.
     В тот момент, когда любовь соединяется с благодарностью, чтобы никогда уже более от нее не отделяться, она становится любящей добротой : матерью всех буддийских добродетей.