История в лицах. Эдит Пиаф

               
                Эдит Пиаф (Эдит Джованна Гассьон)
                (19 декабря 1915 г. - 10 октября 1963 г.)


 Прозвища: Малышка, Рычащий воробей, Воробышек Парижа.
 Места жизни и деятельности: Париж, Лион, Руан, Кан, Булонь, Гавр, Лилль, Анси, Марсель, Тулон, Ним, Монте-Карло, Лозанна, Страсбург, Мец, Нанси, Баден-Баден, Сарбур, Брюссель, Остенде, Амстердам, Лондон,  Берлин (Западный), Мюнхен, Гаага, Стокгольм, Гётеборг, Осло, Афины, Нью-Йорк, Чикаго, Даллас, Лос-Анджелес, Монреаль,  Квебек, Труа-Ривьер, Торонто, Касабланка, Алжир, Оран, Тунис, Каир, Александрия, Гавана, Мехико, Рио-де-Жанейро,  Сан-Паулу, Буэнос-Айрес, Грас.
Спутники жизни: Луи Дюпон, Раймон Ассо, Марсель Сердан, Жак Пилс, Тео Сарапо.
Дочь (от Луи Дюпона): Марсель(умерла в 2 года).
Друзья и покровители: Ж.Кокто, Ж.Лакомб, М.Монно.
Визави: Ш.де Голль, Ф.Миттеран, Елизавета II.

Литература:
С.Берто. Эдит Пиаф. М. 1991.
М.Марли. Песня длиною в жизнь. СПб. 2021.


 По одной из версий, своё имя будущая певица получила в честь британской медсестры Эдит Кэвелл, расстрелянной немцами 12 октября 1915 года.

«Родилась, как воробей, прожила, как воробей, умерла, как воробей».
 "Её жизнь так печальна, что рассказ о ней кажется неправдоподобным"(Саша Гитри, драматург и актёр).
Эдит Пиаф написала две автобиографии - «На балу удачи» и «Моя жизнь».

Предоставлю здесь слово своему другу, автору эссе и пьесы об Эдит Пиаф Елене Раскиной. "19 декабря 1915 года в нищей и артистической семье родилась девочка , названная Эдит. Эдит Гассион. Семья была нищей и артистической в полном смысле этого слова: отец девочки, циркач Луи Гассион, в прошлом – герой Первой мировой войны, устраивал представления прямо на улицах, а дочка собирала деньги со зрителей – в жестяную банку из-под консервов. Мать девочки, Анита Майяр, актриса без ангажемента, бросила мужа и дочь, а сама отправилась в неизвестном направлении в поисках лучшей жизни и сцены для приложения своих в прошлом блестящих актерских возможностей".
"В раннем детстве девочка воспитывалась у бабушки со стороны отца в Нормандии, во всех отношениях достойной женщины, которая была хозяйкой борделя. Несчастные «девушки» из бабушкиного борделя не имели детей и заботились об Эдит как о собственной дочери, купали ее, кормили, одевали, расчесывали малышке волосы и рассказывали сказки.
А Эдит в детстве была слепой: и бабушкины девицы водили ее на могилу святой Терезы из Лизье, кармелитской монахини, одной из четырех женщин в истории католицизма получившей почетный титул «Учитель церкви». Водили в надежде, что святая на небесах заступится за девочку и вернет малышке зрение. И, о чудо! Зрение к Эдит  вернулось..."
"Это была первая, неслыханная удача в жизни Эдит. Первое чудо. А второе чудо произошло тогда, когда Эдит пела на улицах Парижа, а ее подружка и нахлебница Симона собирала деньги за выступления в жестяную консервную  банку. К Эдит подошел хорошо одетый, приятный господин и, по словам Симоны Берто, посмотрел на девушку так восхищенно, как будто был в нее влюблен. Господин этот оказался хозяином знаменитого кабаре «Жернис» на Елисейских полях, искателем талантов и звали его Луи Лепле. Мсье Лепле пригласил нищую девочку петь на сцене своего кабаре. Он же придумал для Эдит псевдоним – Пиаф, что значит «воробышек».
Казалось бы, перед нами история Золушки, и дальше все должно быть очень хорошо, просто прекрасно – слава, деньги, красивая жизнь... Но Эдит не отпускало ее прошлое, прошлое нищей побродяжки, не имевшей никакого другого достояния, кроме голоса. «Старые знакомые», лихие ребята из бедного, отдаленного района Парижа Бельвиль, который был тогда чем-то вроде Марьиной рощи или Хитровки, не оставляли Эдит в покое. Уличная певичка вышла в люди – надо воспользоваться этой ее удачей".

Я - уличная певица. Я родилась и выросла на улице. Здесь и пою. Я не могу не петь. Ничего другого я делать не умею, но это делаю хорошо. Наверное, поэтому даже полицейские не гонят меня с тротуара. Они подходят и просят: "Эй, малышка, спой-ка нам песню про любовь...". Или: "Эй, воробушек, спой-ка нам песню про моряка и его девчонку. Про то, как он бросил ее наутро, а она все ждала и ждала...". Парижские полицейские очень сентиментальны. Они даже иногда платят мне за песни. Правда, очень редко. Обычно они говорят: "Спой нам, иначе мы тебя прогоним с этого перекрестка...". И я пою. Ну, например, это:
  "Она родилась, как воробышек,
  Она прожила, как воробышек,
  Она и помрёт, как воробышек!".
  Воробышек - это я, Эдит Пиаф. Правда, на самом деле меня зовут Эдит Гассион, но улица, на которой я родилась и, наверное, однажды умру, назвала меня воробышком, пичугой, Эдит Пиаф.
  А когда я заканчиваю петь, приходит Симона.
  Симона - это моя подружка, почти сестра. Она помогает мне собирать монеты, когда есть навар. А потом идет со мной в кабачок, где можно пожрать. Вам кажется, что я грубо выражаюсь, верно?! Надо говорить не "пожрать", а "поесть". Я это понимаю, но не могу удержаться от забористых словечек. Ведь я родилась и выросла на улице, что с меня возьмешь?! И я никогда не делала себе маникюр... А как это красиво иметь нежные ручки с наманикюренными ногтями... И чтобы пальцы были надушены! А потом, чтобы какой-нибудь красивый, хорошо одетый мужчина целовал каждый мой палец... Вот так! (целует свои пальцы).

«Любовь к песне мне привил, конечно, отец, но певицу из меня сделал Лепле»
(Луи Лепле и Эдит Пиаф на сцене кабаре "Жернис". За роялем - аккомпаниатор Альбер. В зале, за столиками, красиво одетые люди. Вместе с ними - Ивонна Балле и Раймон Ассо. Симона выглядывает из-за кулис.)
 
  Луи Лепле (обращаясь к зрителям): Друзья, несколько дней назад, на обычной парижской улице, я услышал, как поет эта девочка. Точнее, мне указала на нее наша певица Ивонна Балле, которую все вы хорошо знаете...
  (Ивонна поднимается из-за столика и улыбаясь, машет публике рукой, потом снова садится. Раймон Ассо целует ей руку).
   Эта девочка - просто чудо! Ее зовут Эдит Пиаф. Малышка Пиаф...
  Голос из зала: Малышка Воробей, что это за прозвище?! Воровская кличка из Бельвиля?
  Симона (из-за кулис, тихо): Нужно было назвать Эдит Маркизой! Маркиза Аржантан! Как красиво звучит! Или даже королевой... Хотя какая она - королева! Вот из меня получилась бы королева. Если меня хорошо одеть...
  Луи Лепле (к зрителям): Вы правильно заметили, мсье. Она и вправду похожа на воробышка. Этакий нахохлившийся, испуганный воробьишка. Но голос у этого воробышка - соловьиный! Вы только послушайте! Да, у малышки Эдит нет вечернего платья и сверкающих драгоценностей в декольте, но у нее есть голос, который вы никогда не забудете... Итак, перед вами мадемуазель Пиаф!
  (Подводит Эдит к краю сцены и уходит. Эдит испуганно оглядывается ему вслед и краснеет.)
  Раймон Ассо (со своего места): Ну же, мадемуазель! Смелее!
  Эдит (робко): Я спою вам... Я спою вам песню "Бездомные девчонки". Она о таких, как мы, у которых нет ни своего угла, ни денег, но есть душа, как и у вас, дамы и господа! И эта душа любит и надеется и плачет, так же, как и ваша!
  Раймон: Браво, Эдит! Хорошо сказано...
  Аккомпаниатор (тихо): Эдит, ты готова?
  (Эдит молча кивает ему. Звучат начальные аккорды песни. Эдит поет "Бездомных девчонок".
  Эдит речитативом повторяет последние слова песни: "Колокола, звоните по бездомным девчонкам!" и резко подымает руки вверх. Белый шарф падает у нее с плеч и глазам зрителей открывается недовязанный рукав свитера. Но никто не замечает этого. Гром аплодисментов.)
  Голос из зала: А у малышки неплохо получается!
  Второй голос из зала: Не воробей, а утренний жаворонок!
  Третий голос: Спой еще, малышка!
  (Эдит поет "Моего Легионера".
  Гром аплодисментов. Луи Лепле выходит на сцену и раскланивается вместе с Эдит. Раймон Ассо и Ивонна громко хлопают и кричат "Браво". Симона по-прежнему стоит за кулисами. Лицо у нее - обиженное и злое.)

Состоялось первое выступление Пиаф по радио. Но вскоре Лепле был убит... У неё остались по его завещанию небольшие деньги. Но в жизни Эдит появился поэт Раймон Ассо. А между тем был канун второй мировой войны.

« Я терпеть не могу Гитлера. Нацисты, кажется, забывают, что мы – те люди, которые укокошили их в Первую Мировую войну.»

Эдит: Раймон сделал из меня звезду. Ему и папе Лепле я обязана всем, кроме таланта. Талантом я обязана Господу Богу. Раймон писал слова для моих песен. Он познакомил меня с чудесной женщиной, которую я называю Гит. Маргерит Моно, композитор. Она просто волшебница. Когда Гит садится за рояль, кажется, что на клавишах распускаются цветы и все вокруг наполняется их чудесным ароматом. Я уже не пою песни улицы.
  Раймон создал новую Пиаф: красивую, изящную, в элегантном своей простотой черном платье, виртуозно причесанную - волосок к волоску. Я полюбила серьезные книги, стихи Рембо и Верлена, которые Раймон читал мне нараспев, набивая табаком свою трубку. При ближайшем рассмотрении он оказался не таким уж солдафоном, а очень нежным и заботливым мужчиной. Я полюбила и самого Раймона. Как я могла остаться к нему равнодушной, если у него - голубые глаза и он - бывший легионер! Ах, я всегда питала слабость к мужчинам, которые носят или носили форму! Только не к полицейским! Фараонов я всегда презирала.
  Мой командир удалил Симону, просто вышвырнул ее из моей жизни, как пустую консервную банку. Одну из тех, в которые она так любила собирать мои деньги! А чтобы никто из Бельвиля не осмелился напомнить мне о прошлом и занять место Андре Валетта, Раймон собрал своих друзей, бывших легионеров. И они навели на окраины Парижа такой шорох, что имя Эдит Пиаф там теперь произносят с почтительным придыханием.
  Мой отец, Луи Гассион, пришел в восторг от Раймона. "Твой Ассо - крепкий парень! - сказал папа Луи. - Я видал таких в окопах на Марне. Теперь моя дочь в надежных руках. А своей рукой я снова крепко берусь за бутылку".
  Ах, Раймон! Если бы он оставил свою манеру обращаться со мной, как с новобранцем! Если бы не эти его вечные замечания: "Эдит, ты неправильно держишь вилку и нож!", "Эдит, ешь с закрытым ртом", "Эдит, выучи Толковый словарь Ларусса от сих до сих, ты совсем не знаешь свой родной язык!". Слава Богу, он не учил меня в постели - тут мы были равны!
  Сначала я терпела его замечания. Я понимала, так нужно для дела. Я даже шутила, я говорила ему: "Есть, мой капитан!", и целовала его в губы. Он приходил в романтическое настроение и избавлял меня от лишней порции словаря или от урока хороших манер. Это он называл "отменой строевых занятий".
  Но однажды я почувствовала, что выросла, и не нуждаюсь больше в уроках Раймона. Что мне больше не нужен мужчина-командир, мужчина-защитник. Тогда мне нужен был просто мужчина-любовник. После одной из самых ожесточенных ссор я ушла от Раймона к актеру Полю Мериссу. Сказать по правде, Поль и в подметки не годился Раймону, во всем, кроме постели. Но он, по крайней мере, не изводил меня замечаниями и лишь едко шутил, если я делала промах.
  Жизнь текла между концертами и гастролями, работой и развлечениями... И ложем любви!
  А потом к нам пришла война. В 1940 году гитлеровская Германия напала на мою несчастную Францию. И все наши мужчины ушли на фронт, защищать эту проклятую линию Мажино, которую все почему-то считали неприступной. Ушел Раймон. Ушел и Поль Мерисс. И даже мой отец запросился снова воевать. Но его не взяли из-за возраста. Как же он злился, как бранил военное начальство!
  А чертовы боши просто вломились к нам с черного хода, через Бельгию и Голландию. Англичане бежали, бросив нас на произвол судьбы - те еще союзнички! И немцы покатились по нашей земле, словно наводнение.
  Мне не забыть черного дня, когда наша разгромленная и униженная армия оставляла Париж. Я помню, как уходили наши храбрые парни, которым эти мерзавцы-генералы даже не позволили умереть за свою столицу.
  Тогда ко мне снова зашел Раймон. Он очень торопился, потому что боялся отстать от своей части. Он был зол, устал и несчастен. Я таяла от страсти, а он был холоден, как лед. Ведь он считал меня предательницей. И все-таки он любил меня. И я любила бы его долго-долго, если бы он не был таким властным или хотя бы произвел меня из новобранцев в капралы!
 (Входит Раймон, в запыленном полевом обмундировании с нашивками капитана, со стальным шлемом у пояса)
  Эдит (бросаясь к нему): Раймон, ты жив, ты пришел, как я счастлива!
  Раймон: Здравствуй, Эдит. Не пришел, а только забежал на минутку. Я ухожу с армией!
  Эдит: Ну почему ты не можешь остаться? (пытается его обнять)
  Раймон (отталкивая ее): Уберите руки, мадемуазель! Мы отступаем на новые позиции и там опять примем бой, черт побери!
  Эдит: Но почему ты не можешь просто меня обнять?
  Раймон: Я не посягаю на чужих женщин. Расточайте ваши нежности Полю Мериссу. Если только он, бедолага, не валяется где-нибудь в поле с пулей в башке или не марширует с колонной военнопленных в Эльзас... Впрочем, надеюсь он все-таки жив и вернется к тебе. Милуйтесь, пташки мои!
  Эдит: Ты до сих пор меня не простил, мой капитан? Зачем же ты пришел, если даже не позволяешь поцеловать твою небритую физиономию? Чтобы поиздеваться надо мной?
  Раймон: Сказать тебе кое-что на прощанье.
  Эдит: Я вся внимание, мой командир!
  Раймон: Я оставляю тебя в надежных руках. Маргерит Моно - прекрасная женщина. И мадемуазель Бигар, твоя новая секретарша, станет тебе надежной опорой. Я слыхал, что ты снова встречаешься с Симоной. Ох уж эта рыба-прилипала, почуяла твои денежки! Оставь ее, слышишь!
  Эдит: Я обещала не встречаться с Симоной, пока живу у тебя. Но теперь я живу в собственной квартире и сама собой распоряжаюсь.
  Раймон: Гляди-ка, воробышек стал самостоятельным и не нуждается в защитниках?
  Эдит: Я уже не воробышек!
  Раймон (с улыбкой): А кто же?
  Эдит: Я - певица, которую знает вся Франция.
  Раймон: Такой тебя сделал я.
  Эдит: Не забудь папу Лепле, Маргерит Моно и Господа Бога! Да и голосовые связки - мои собственные!
  Раймон (устало): Ладно, не будем спорить. (Гладит ее по волосам, Эдит прижимается к нему). У меня к тебе одна просьба на прощанье.
  Эдит: Какая, мой командир?
  Раймон: Если эти проклятые боши все-таки возьмут нас за горло...
  Эдит: Этого не может быть!
  Раймон: Как знать, малышка, как знать... Солдаты будут стоять крепко, но среди генералов у нас столько ни на что не годных старых идиотов, а среди политиков - столько предателей, что они запросто могут отдать приказ о капитуляции...
  Эдит: Этого не случится, мой командир!
  Раймон: Если это все же случится, обещай мне почаще петь со сцены "Вымпел Легиона". Песню про наших храбрых французских солдат, которые никогда не сдаются и, когда падает ротный вымпел, кровью рисуют новый на солдатской рубахе!
  Эдит (прижимаясь к нему): Обещаю. Я очень люблю эту песню. Ведь ее слова написал ты, а музыку - Маргерит.
  Раймон: Помни, Эдит, теперь ты - голос сражающейся Франции! Это высокая честь!
  Эдит: Ты будешь писать мне, Раймон?
  Раймон: Откуда? Из могилы, из плена или из партизанского отряда? И потом, я не пишу чужим женщинам. Ты сама выбрала Поля Мерисса. Прощай! (Берет под козырек и уходит).
  Эдит:
  Умереть и то казалось легче,
  Был здесь каждый камень мил и дорог.
  Вывозили пушки. Жгли запасы нефти.
  Падал черный дождь на черный город.
 
  Женщина сказала пехотинцу
  (Слезы черные из глаз катились):
  "Погоди, любимый, мы простимся", -
  И глаза его остановились.
 
  Я увидел этот взгляд унылый.
  Было в городе черно и пусто.
  Вместе с пехотинцем уходило
  Темное, как человек, искусство.

 (Немецкая оккупация Парижа. Одно из парижских кабаре. В зале - смешанная публика. На галерке - парижане, в партере и в ложах - немецкие офицеры. На сцене - Эдит Пиаф. За роялем - Маргерит Моно.
  Эдит поет "Вымпел легиона".)
 
  Голос с галерки: Молодец, Эдит! Врежь этим бошам!
  Второй голос с галерки: В задницу они получат свою победу, в задницу!!
  Немецкий офицер (поднимаясь): Взять этих крикунов! Замолчите, фройляйн Пиаф, это приказ!
  Эдит (со сцены): Я буду петь, пока вы не поднимитесь на сцену и не заткнете мне рот, господин офицер! Но надеюсь, что пока в этом зале есть мужчины-французы, вы не осмелитесь это сделать!
  Голоса с галерки: Боши, вон!!! Сопротивление!! Мы с тобой, Эдит!
  Немецкий офицер: Мы поговорим с вами после концерта, фройляйн Пиаф. Я ухожу. Честь германского офицера не позволяет выносить такое унижение!
  Эдит: Благодарю, господин офицер, что не застрелили меня прямо на сцене! (Продолжает петь "Вымпел легиона").
  (Гром аплодисментов. Голоса: "Молодец, Эдит! Браво, Эдит! Да здравствует Франция!".)
 
  (После концерта. Гримерка Эдит. Эдит разгримировывается у зеркала. Без стука входит немецкий офицер.)
  Эдит: А, здравствуйте! Не ждала такого поклонника... Мне собирать вещи? Или позволите прежде заехать за чемоданом домой? Или, быть может, вы повезете меня прямо в Булонский лес...
  Офицер: О, блистательная фройляйн Пиаф, я даже не смел надеяться! В Булонский лес? На романтическую прогулку?!
  Эдит: На ту прогулку, на которую вы каждый день уводите арестованных мальчиков и девочек из нашего Сопротивления... Пуля в затылок - и в яму!
  Офицер: Фроляйн Пиаф, я требую не провоцировать меня. Я ваш искренний поклонник и хотел бы помочь вам! Имею честь довести до вашего сведения, что мы, немцы, известны во всем мире как любители музыки...
  Эдит: Любители музыки? Той музыки, которую играют в ваших лагерях оркестры из евреев-заключенных, пока их соплеменники идут на смерть?
  Офицер: Фроляйн Пиаф, вы переходите границы дозволенного! Даже того, что дозволено молодой очаровательной женщине!
  Эдит: Я обожаю переходить границы! Я только этим и занимаюсь, когда пою...
  Офицер: В таком случае, перейдите границу неоккупированной зоны Франции - и чем скорее, тем лучше!
  Эдит (с издевкой): Как это мило, как благородно с вашей стороны! И не подумаю! Я нужна здесь! Я, видите ли, выполняю свой долг перед французской публикой!
  Офицер: Тогда исключите из своего репертуара провокационные песни. И прежде всего - эту мерзкую французскую агитку, "Вымпел легиона!"
  Эдит: Как я могу не петь то, о чем просят мои слушатели?
  Офицер: Эй, вы, послушайте! Здесь хозяева - мы! Вы должны подчиняться тому, что требуем мы! Не сметь больше петь эту песню! Вы меня поняли?!
  Эдит: Как изволите понимать вас, когда вы то пытаетесь советовать мне бежать в свободную зону, то приказываете заткнуться? Я пытаюсь представить себе вас без этой формы. Мне жаль вас, господин офицер. Вы разрываетесь между верностью вашим хозяевам-людоедам и тем человеческим, что в вас еще осталось...
  Офицер (срываясь на визг): Не сметь жалеть меня!! Жалость унизительна для солдата великой Германии!
  Эдит: Жалость никогда не унизит даже самого сильного человека! Она - один из ликов милосердия... И все же я уеду на юг. Я чувствую, что должна спеть еще так много! А потом вернуться в Париж, освобожденный от вас и спеть в честь вечной, бессмертной, прекрасной Франции!
  Офицер: Молчать! Или вы станете петь так, как приказывают германские оккупационные власти, или отправитесь в концлагерь! В концлагерь - в лучшем случае! Понятно?
  Эдит (пожимая плечами, с вызовом): Что ж тут непонятного? Вы предлагаете или ползать на коленях перед вами, или стать жертвой. Я уже сделала выбор. Это - свобода и Франция. А теперь можете арестовать меня, я готова!
  Офицер (вскакивает в раздражении): Когда мы решим арестовать вас, за вами придут из гестапо. До свидания, фроляйн...
  Эдит: Лучше прощайте, господин офицер! Не думаю, что мы увидимся. Надеюсь,

В 1944 году Эдит Пиаф пригласили выступить для французских военнопленных в немецких лагерях. Считается, что тур, продлившийся семь недель, был частью плана по освобождению заключенных. Его придумал секретарь Пиаф Андре Бигар по кличке «Деде», состоявший в движении Сопротивления. По одной из версий, группа Сопротивления по распоряжению Деде создала фальшивые удостоверения личности заключенных на основе фотографий, сделанных в лагерях. Их Пиаф должна была передать вместе с запасами еды.

  Андре Бигар: Пойми, Эдит, нужно притвориться... Ради тех бедняг, которые томятся за колючей проволокой... Ради наших друзей! И ради тех, кто сейчас борется с нацистами!
  Маргерит Моно: Вспомни, ты не только прекрасная певица, но и хорошая актриса! Примени актерский талант! А мы с Андре поедем с тобой!
  Эдит: Надеюсь, вы не заставите меня пить кофе с Геббельсом? Для пользы общего дела?
  Андре Бигар (с иронией): Надеюсь, до этого не дойдет...
  Эдит: Ладно, подруги! Я согласна... Я спою этой напыщенной тевтонской офицерне "Вымпел Легиона"!
  Маргерит Моно: Лучше сделаем так... Я сыграю мотив песни, которую придумали наши солдаты в лагерях для военнопленных... "В задницу боши получат свою победу, в задницу!". А тот, кто знает, подпоет... Пусть шепотом, пусть про себя... Это придаст нашим бодрости, напомнит, что даже в плену нужно бороться!
  Эдит: Фи, Гит, что за выражения... "В задницу...". А еще - приличная дама!
  Маргерит Моно: В этом случае даже Раймон одобрил бы мои слова!
  Эдит: Видишь, Гит, иногда крепкие словечки бьют в самую точку!
  Маргерит Моно (с материнской улыбкой): Только не злоупотребляй ими, Эдит!
  Эдит: И не забывай чистить зубы по утрам и вечерам... И не перепутай нож для рыбы с ножом для мяса... И снимай нагар со свечей щипчиками, а не пальцами! Ладно, Гит, я - хорошая ученица! Я помню все наставления! Только я уже выросла, а вы этого как-то не заметили!
  Маргерит Моно: Раймон поручил мне заботиться о тебе!
  Андре Бигар: Эдит и вправду выросла, Маргерит, дорогая!
  Эдит: Ну, дамы, готовьте консервные банки... Будем прятать в них фальшивые документы! Жаль я выбросила все жестянки из моей прежней конуры... Вот бы они сейчас пригодились! Не мне - Франции!
  Андре Бигар: В добрый час, Эдит!
  Маргерит Моно: Да здравствует Франция! Наша Франция, страна прекрасных женщин и отважных мужчин!
  Андре Бигар: Кофе с Геббельсом я тебе не обещаю, Эдит. Но, быть может, ты будешь вспоминать эти гастроли, как самые важные в своей жизни...
  (Маргерит Моно наигрывает на рояле "Вымпел Легиона". Эдит и Андре становятся около нее. Звучит начало песни "Вымпел Легиона" в исполнении Эдит Пиаф.)
В одном из интервью секретарь певицы утверждал, что в ходе поездки она посетила 11 лагерей. «Иногда сбежавшим пленным удавалось догнать Пиаф во время ее тура, тогда мы выдавали их за музыкантов», — описывал он. Однако вскоре у сотрудников лагерей возникли подозрения, поскольку заключенные исчезали после визитов Пиаф, и миссию по спасению пришлось завершить.
  Поездка в Германию стала причиной неприятностей, с которыми столкнулась Пиаф после освобождения Франции осенью 1944 года. Нашлись недоброжелатели, обвинившие её в коллаборционизме... Но певица тут же оправдала себя. Артистка в интервью газете Ce Soir поведала, что спасла в общей сложности 118 пленных.
  В это же время Эдит сама написала текст для песни, с которой её узнал весь мир - «La vie en rose»(«Жизнь в розовом свете»). Но вначале она это сделала для коллеги - певицы Марианны Мишель. Та спела ее и песня имела такой успех, что Эдит даже пожалела: «Какой же я была идиоткой, что не спела ее!» Через два года, в 1946 году, песню исполнила сама Пиаф. Кто ее только с тех пор не исполнял! Одно из самых известных исполнений - у Мирей Матье.
Твои глаза, твои глаза,
Мой свет погас в твоих глазах,

 (Перевод Л.Петрушевской)
  Людмила Петрушевская: Там настолько прекрасные стихи, что я постаралась их передать максимально точно.

Эдит:
  Мы победили бошей. Конечно, вместе с союзниками - и особенно с русскими. Русские вынесли в ту войну такое, что нам, французам, честно говоря, и в кошмарном сне не снилось. Хотя и нам пришлось не сладко. Я оценила русских по заслугам еще тогда, когда пела их эмигрантам, и они называли меня Таней. Это чертовски упрямый народ. И очень сильный. Гитлеру он оказался не по зубам.
   И вот, генерал Шарль де Голль, вождь Сражающейся Франции, вместе с французской армией и войсками союзников вошел в Париж. Что это был за день! Совершенно незнакомые люди обнимались и целовались на улицах. Закаленные в боях бойцы не скрывали слез радости. А мужчины норовили поцеловать незнакомых женщин в губы или хотя бы в щеку. Было лето. Жаркий август 1944 года. И все мои мужчины вернулись - и Раймон Ассо, и Поль Мерисс... Только вот папа Луи Гассион не дожил до победы. Он умер в 1944-м, незадолго до освобождения Парижа. До последнего дня он все рвался повоевать с проклятыми бошами.
  После войны я не вернулась ни к одному из своих мужчин. Вместо побед в любви, я решила покорить Америку и отправилась в турне. Но только на чужбине я поняла, как сильно люблю свою родину. Странная штука, дамы и господа! Родину особенно любишь в чужих краях, а не тогда, когда она шумит за твоим окном - голосами людей, машин и деревьев.
  Сначала парижский воробышек не пришелся по вкусу американцам. Они любят сексапильных блондинок высокого роста и с улыбкой во все тридцать два зуба. А я - невысокая, узкоплечая брюнетка, я упираю руки в бока, когда пою, и порой улыбаюсь очень грустно. А иногда у меня даже текут по лицу слезы - когда я пою о любви или обращаюсь к Богу с мольбой.
  Американцы не любят плачущих женщин - ведь все должно быть "о кей"! Никаких страданий и слез на сцене - только бравурные песни со счастливым финалом. И никаких трагических жестов - даже когда на сердце страшная тяжесть. Все о кей - и да здравствует жизнь! С одной стороны - прекрасная, жизнеутверждающая философия... А с другой... Французы тоже любят радость, но не искусственную. Они не пытаются лишить жизнь грусти, хотя бы мимолетной. Это все равно что не добавлять в пищу соль.
  В Нью-Йорке я встретила свою большую любовь. Боксера Марселя Сердана. Мы оба мечтали покорить Соединенные Штаты. И сошлись однажды в нью-йоркском баре, где подают жареную говядину, именуемую "roast beef" и жесткую, как подошва старого башмака, а также, лишенное остроты и вкуса... Вы бывали в Америке, дамы и господа? Тогда вы меня поймете...

  Эдит помогла найти себя и начать свой путь к успеху многим начинающим исполнителям — Иву Монтану, ансамблю «Компаньон де ла Шансон», Эдди Константену, пела вместе с Шарлем Азнавуром. В 1954 году Эдит Пиаф снялась в историческом фильме «Тайны Версаля» вместе с Жаном Маре.
Послевоенное время стало для неё периодом небывалого успеха. В январе 1950 года накануне сольного концерта в зале «Плейель» пресса писала про «песни улиц в храме классической музыки» — это был триумф певицы. Её слушает наследница британского престола Елизавета. Ещё один триумф - 11-месячное турне по Америке в 1955-1956 г.г. Лондон, Брюссель, Западный Берлин, Бразилия, Куба, Аргентина, Мексика, Швеция, Греция, Северная Африка, Канада - далеко не полный перечень её гастролей. Почему певица не побывала в СССР? Ведь французская эстрада, "шансон", как подчёркнуто с пиэтетом у нас говорили, была особенно интересна отечественному слушателю. Именно Франция прорвала в 1955 году эстрадный "железный занавес", когда в Москву пригласили гостей на Неделю французской культуры. Много раз у нас с тех пор бывали Ив Монтан, Азнавур... А в 1962 году, ещё при жизни Пиаф, вышла пластинка "Полчаса в Париже", где видное место занимала первая певица Франции (названная как Эдит Пьяф). Пиаф просто не дожила до момента, когда французские гастроли в Москве стали частыми, иначе она, конечно же, триумфально выступила у нас... Стресс, бессонница, алкоголь, лекарства...
  Часто при упоминании и Пиаф, и Франции, и Парижа в СМИ и театре звучит, как символ: Padam, padam...
  Пиаф вспомнила о мелодии с пульсирующим мотивом, которую Натан (Норберт) Гланцберг, музыкант, руководивший маленьким оркестром в Париже, куда он бежал от преследований нацистов в Германии(в 1943 году при помощи Пиаф он, арестованный оккупационными властями, был освобождён),  наиграл ей еще в 1942 году. Она позвонила поэту Анри Конте: «Анри, вот мелодия, сочиненная Норбертом, которая преследует меня повсюду. Моя голова просто гудит от нее. Мне быстро нужен чудесный текст». И стала по телефону напевать: «Tada-tada-tada!».
Конте озарило: «Вот оно! Нет более прекрасной истории для шансона! Слова Эдит просто нужно обратить в поэзию! Padam, рadam — как биение сердца. Padam, этот мотив преследует меня день и ночь, он приходит издалека и сводит меня с ума!»
15 октября 1951 года песня «Padam, рadam» была записана на пластинку.

  Всё же самая известная её песня, "визитная карточка" - Non, je ne regrette rien ("Нет, я ни о чём не жалею"). Авторы песни Шарль Дюмон и Мишель Уокер написали «Non, je ne regrette rien» специально для Эдит Пиаф еще в 1956 году. В течение нескольких лет они безуспешно пытались встретиться с певицей, чтобы показать ей свою песню. И только осенью 1960 года им удалось добиться встречи со знаменитостью. Песня была исполнена впервые 10 ноября 1960 года - за три года до ухода.
Рассказывают следующее. Пиаф тогда уже плохо себя чувствовала. Болезнь одолевала ее. Бледная и истощенная, весившая 40 кг, Пиаф, с присущей ей властной повелительной интонацией позволила Дюмону сыграть песню на рояле. После прослушивания, смягчившаяся к автору Пиаф спросила Дюмона: «Это правда ты написал?» После чего песню сыграли еще 6 раз. В песне говорилось о взлетах и падениях, о добре и зле и, в общем, о жизни Пиаф. Тогда звезда произнесла: «Да, это моя песня!»
Конечно, во многом для Эдит Пиаф эта песня - автобиографическая. Она, как никто другой, имеет право сказать: «нет, я ни о чем не сожалею». Эдит Пиаф начинала петь «Я не жалею ни о чем» и болезнь отступала.
«Занавес раздвинулся, и я увидела замерший зал. Мы решили начать с песни Дюмона, потому звучало ее вступление. Я забыла о боли, о страхе упасть, о том, что вообще что-то может помешать мне петь. Забыла о своем отекшем из-за кортизона лице, о скрюченных руках, о почти вылезших волосах, об отекших ногах… Я пела, Тео, я снова пела в полный голос полному залу! Мой голос креп, он словно просыпался, усиливался, заполнял все уголки зала. Происходило чудо — песня, музыка побеждали болезни, я жила и дышала полной грудью, когда пела».
В том же 1960 году Пиаф посвятила эту композицию Французскому Иностранному легиону и первому иностранно-парашютно-десантному полку, который позже выступил против президента Франции Шарля де Голля во время путча 1961 года. При уходе из казарм расформированный полк пел песню Дюмона. Отсюда пошли толкования, что якобы песня изначально была посвящена легионерам...
Нет, мне не жаль.
Нет, ничего мне не жаль.
А чего там жалеть,
Как могла я все это терпеть.

  Однако Эдит с годами всё больше чувствовала себя одинокой.
«Публика втягивает тебя в свои объятия, открывает своё сердце и поглощает тебя целиком. Ты переполняешься её любовью, а она — твоей. Потом в гаснущем свете зала ты слышишь шум уходящих шагов. Они ещё твои. Ты уже больше не содрогаешься от восторга, но тебе хорошо. А потом улицы, мрак, сердцу становится холодно, ты одна».
"Ее очень любили многие, и почти все ее песни были о любви. Одним отвечала взаимностью она сама, другие просто восхищались ею на расстоянии. Наверное, больше всех любил Эдит Раймон Ассо. Тот самый, который сделал из нее даму и великую певицу. А она больше всех любила боксера Марселя Сердана, который погиб в авиакатастрофе, когда летел на свидание с ней. Но Марсель был женат, имел сыновей и едва ли согласился бы бросить семью ради Эдит. Так что их любовь оборвалась на самой высокой ноте.
Последней любовью стареющей певицы был молодой грек Тео Сарапис. С ним она даже обвенчалась по православному обряду. Впрочем, греком он был по происхождению, а французом – по гражданству и воспитанию.  Он относился к Эдит нежно и преданно, а она была уже очень больна и с трудом выходила на сцену.
Великая Эдит говорила, что в жизни она лучше всего умеет делать три вещи – петь, вязать и любить. Заметим, что петь она ставила на первое место. А в перерывах между выступлениями вязала один бесконечный свитер. Вязание успокаивало нервы, помогало сосредоточиться.
А любовь? Любовь ее окрыляла. Поднимала к звездам. Поэтому одной из лучших ее песен можно назвать «Гимн любви». Эдит Пиаф была права – лучше названных выше трех вещей, пожалуй, нет ничего на свете. Разве что – сочинять стихи или писать картины…"

(Затемненный помост. Эдит с черным платком на плечах).
 
  Эдит: Марсель уплыл на наш остров один. Он и сейчас там. В краю вечного солнца и вечной любви... Вы догадываетесь, где это, дамы и господа? (сквозь слезы). Такого острова нет ни на одной карте! Марсель умер...(Плачет).
  Он разбился в самолете, когда летел из Парижа в Нью-Йорк, на полпути. Самолет пролетал над Азорскими островами и врезался в потухший вулкан Редондо. Этот чертов самолет должен был сесть на острове Санта-Мария, а потом снова взмыть вверх, над океаном. Но пилот все перепутал... Куда только он смотрел, скотина! Впрочем, о мертвых или хорошо или ничего! Этот бедняга тоже погиб - вместе с пассажирами... Я винила и себя, поскольку Марсель летел в Нью-Йорк ко мне... А вдруг я и вправду приношу несчастья, как говорил тренер Марселя Люсьен Рупп?!
  С тех пор я пою в честь Марселя Сердана, в память о нем и для него! Ты ведь меня слышишь, любимый?! Ты ведь слышишь меня там, на небесах? Иногда мне кажется, что он отвечает: "Слышу, малышка!". Мы до сих пор разговариваем друг с другом - душой... А для этого разговора не важно, кто из нас - жив, а кто - мертв... Смерти нет - это всем известно! Есть только вечная жизнь и вечная любовь!
  (Звучит песня Эдит Пиаф "Жизнь в розовом")

«Говорят, что за все в жизни надо платить, вернее, расплачиваться. После каждой неприятности, каждой катастрофы, а ты знаешь, их у меня хватило бы на десятерых, я искала, за что расплатилась, и не всегда находила, иногда не понимая, за что же жизнь меня казнит. А сейчас вдруг поняла! Тео, я не расплачивалась, а сначала платила, а потом получала, понимаешь, сначала платила, словно судьба не доверяла мне, боясь, что я захапаю все ее подарки и ничего не дам взамен!»

  25 сентября 1962 года Эдит пела с высоты Эйфелевой башни по случаю премьеры фильма «Самый длинный день» песни «Нет, я ни о чём не жалею», «Толпа», «Милорд», «Ты не слышишь», «Право любить». Её слушал весь Париж. Последнее её выступление на сцене состоялось 31 марта 1963 года в оперном театре г. Лилля. Она умерла от разрыва аневризмы из-за печеночной недостаточности в возрасте 47 лет на своей вилле в Пласкассье (Грасс), на Французской Ривьере, 10 октября 1963 года. Известны её последние слова:"За каждый чёртов поступок, который ты совершаешь в этой жизни, нужно платить".
  Похороны певицы состоялись на кладбище Пер-Лашез. На них собралось более сорока тысяч человек, многие не скрывали своих слёз, цветов было столько, что люди были вынуждены идти прямо по ним.

 (На сцене появляется Тео Сарапо, последняя любовь Эдит Пиаф. Он - в луче, вокруг - темнота.)
 
  Тео: Дамы и господа, я закончу для вас эту историю, поскольку я пережил Эдит! Меня зовут Тео Сарапо, я был последней любовью Эдит Пиаф, а она - моей единственной настоящей страстью. Точнее меня зовут - Теофанис Ламбукис. Мои родители - православные греки, эмигрировавшие во Францию.
  Сарапо по-гречески значит "я тебя люблю". Ну, почти так, если француз попытается произнести греческие слова...Это имя дала мне Эдит в один из первых дней нашей любви. И с тех пор я не хочу никакого другого имени...
  Еще когда я служил в Алжире солдатом в парашютном полку, я без конца слушал затертую пластинку с ее песнями. Для меня Эдит была голосом самой Франции. Таким же нежным и звонким, жизнелюбивым и полным страсти, как ее и моя страна! Все парни из моей роты думали точно так же. Они любили голос Эдит, как свой оставленный дом. Он помогал нам переносить все невзгоды и выживать в бою.
  Когда через несколько лет я встретил саму Эдит, то сначала разочаровался. Она была маленькая, худенькая, вся какая-то взъерошенная, плохо причесанная! Словно нахохлившийся воробышек... Мне все время хотелось ее причесать! После Алжира я работал парикмахером и знал в этом толк.
  Но потом я понял, сколько в Эдит певучей, звонкой нежности. И полюбил не только голос самой Франции, но и хрупкое тело, в которое этот голос был заключен. А главное - душу Эдит...
  Мы поженились, дамы и господа! Обвенчались в греческой церкви по православному обряду. В последние годы Эдит много болела, и я заботился о ней, как мог. Мне казалось, что она - воробышек - и доверчиво сидит у меня на ладони. В Эдит было столько нерастраченной ласки... И любви... В юности она потеряла ребенка, малышку Марсель, и с тех пор у нее не было детей. Но она помогала сыновьям Марселя Сердана. И сама была, как ребенок. Такая же ранимая, нежная и открытая...
  Ее душа, дамы и господа, была еще прекрасней, чем голос! Я это говорю наверняка, потому что я ее любил... Вот такую - взъерошенную, упрямую, обидчивую, гордую! И удивительно сильную и добрую, как будто вся сила и доброта мира звучала в ее голосе! И как будто сама Франция говорила ее устами! А вместе с Францией - сама Красота!
  Эдит, я скоро приду к тебе и буду подпевать, как раньше, в наши лучшие времена! Эдит, ты так и не научила меня хорошо петь, но ради тебя я постараюсь, я попробую спеть твою любимую песню... Да здравствует любовь, дамы и господа! Только любовь делает нас достойными вечности! Потому что любовь - это вечная жизнь...
  (Звучит песня Эдит Пиаф "Гимн любви").

 Людмила Петрушевская: "Эдит Пиаф – она кричала, она же была уличная певица, ей надо было достать до шестого этажа, ведь обычно бедные люди, которые живут в мансардах, бросали сверху медяки. Я вообще думаю, что Пиаф пела тем же голосом, что солистка хора Пятницкого Мария Мордасова или наша Русланова, это народный способ выражения. Я подозреваю еще, что она была картавая, и отсюда такое «р-р-р»… И вы понимаете, что слышат французы, слушая Пиаф? Девку с улицы. И это есть до сих пор, я была как-то в Париже – иду, стоит немолодая женщина, орет без всякого аккомпанемента и смотрит на верхние этажи…"
«Театр песни» - это, кажется, изобретение Эдит Пиаф. Или Марлен Дитрих?
В России его хотела создать, но не создала формально Алла Пугачёва. Создала Елена Камбурова.
Можно ли считать аналогом Пиаф кого-либо из отечественных певиц? Можно поговорить об этом в группе в конце занятия.