Четверо. Механические Земли. Глава 27

      Наутро Лавер обнаружил, что Физалис куда-то исчезла, не оставив после себя никаких следов. А на что он, собственно, рассчитывал? Он полагал, что проснется рядом, ощущая под своим крылом теплый комочек, который вчера несся на него со склона, как снежный ком, набирая силу и не оставляя шансов отклониться от его траектории? Или дракон надеялся, что их сладкое пробуждение окажется обоюдным и трепетным, сопровождаемое приветственным поцелуем и шепотом из емких, произнесенных у щеки слов? Что ж, вчерашний вечер слился с ночью, охваченный ураганом страстей, объятий и нескончаемых прикосновений, ласковых и нежных, как щекотка мягкой травы, в которую падаешь навзничь, едва дав росе скатиться по стеблям к земле, питая сочные побеги, набухающие по весне перед сезоном обильного цветения. Оказавшись в плену природной стихии, ощущая телом почвенные неровности, скрываемые бесконечными лугами, в которых, опьяненный отроческой беззаботностью и первой влюбленностью, Лавер катался в зарослях осоки, полевицы, тимофеевки, россыпи бутонов дикого клевера, ромашки и ясколки, не прекращая беспечно, но искренне смеяться, смакуя скоротечные мгновения мечтательного одиночества. Это выдуманное сокровенное место заставляло все мысли сплестись вокруг единого желания — остаться здесь как можно дольше, вдали от проблем мира, который никогда не был прочнее хворостинки из лозы, так и норовящего под резким движением сильного мира сего хрустнуть и сломаться, что сделало бы корзину непригодной для переноски мерцающих звезд. Когда трещал один из миров, то печалились звезды, так как они боялись, что однажды наступит день, что им не для кого будет освещать путь в ночи.
      Некоторые мудрецы говорят, что небесные светила слишком горды, чтобы потакать деяниям земных существ, но кто они, когда некому восхищаться их далеким сиянием?
      Что может быть хуже для звезд, когда некому на них смотреть.
      Физалис. Она вечно делала все по-своему. Она чувствовала мир необъятным на маленькие радости, но хрупким, когда счастье ускользало, просачивалось сквозь пальцы и исчезало во тьме безоблачной ночи. Когда окружению Физалис жарко, она замерзает, когда всем холодно, драконица находит в окружении частицу тепла и держится за нее, пока остальные не станут вслед за ней согреваться, восхищенные ее обаянием или раздраженные сардоническим тоном, чувство от которого тоже, кстати, отлично согревало. Из-за дремлющего дара телепатии, который периодически просыпался, чтобы наградить хозяйку странными сновидениями и пугал устрашающими видениями наяву, Физалис балансировала на грани между рациональным миром, с его сухой логикой и жгучей правдой, и миром иррациональным, где драконица без крыла летала чаще и поднималась выше храмового посланца. Исполинские замки, куда увлекало воображение драконицы, вернувшее ей полноценный и будоражащий полет, упирались в небеса бастионным кольцом, неприступным, древним как мир, ощетинившись цепью стройных башенок, как клыков, которые вот-вот проткнут огромный лазурный пузырь, и он разразится проливным дождем и раскатами грома. И Физалис бесстрашно ринется навстречу проблескам молнии, трескучим и рассыпающимся на множество опаляющих ветвей, уклоняясь от их смертоносных касаний, и будет неустанно смеяться, ощущая лицом и грудью хлещущие капли ледяного дождя.
      Лавер иногда задумывался, что Физалис рождена континентом, но не способна служить ему, как клерки или советники, она не впишется ни в одну гильдию, она не возьмется ни за одно решение, от которого зависят судьбы тысяч жителей, полагающихся на исполнение возлагаемых ими надежд. И как только Вайзерону пришло в голову, что его друзья окажутся полезными в государственных делах? Рано или поздно властелин Мирдал оставит свой пост правителя континента, назначив преемником усатого советника, который не придумает ничего лучше, как окружить себя теми, кого он считает единомышленниками. Размышляя, что Физалис не годится на роль советницы молодого Отца континента, Лавер невольно подумал о себе. Его ветреные поступки говорят сами за себя. Однажды он предал Физалис, променяв ее на небо. Где гарантии, что он не променяет преданность континенту на личные интересы? Бытовало в Ветреных Землях мнение, что многие способны меняться, принимая на себя ношу ответственности. Какая чушь! Под давлением чаще всего меняются в худшую сторону, закрываются в себе, сходят с ума или превращаются в монстров. Многие и не догадываются, что они поступят так, как прежде, раскрывая миру свои сомнительные качества, которые терпеливо ждали, чтобы вспыхнуть, как степь от случайной искры, месяцами изнывающая от недостатка влаги, или навсегда потухнуть, не совладав с сырыми поленьями.
      Неожиданно Лавер вздрогнул от нахлынувшего чувства беспокойства. Обрывки собственного сновидения ворвались в сознание и собрались в целостную картину. Кажется, этой ночью ему что-то снилось. Кажется, он что-то упустил.
      Он стоял у края отвесной скалы и долго смотрел вдаль. Со стороны моря, великого Маира, накрытого лучами заходящего солнца, друг за дружкой, как крошечные утята за матерью уткой, тянулась линия одномачтовых кораблей, строго следуя за величественным флагманом, имеющим не только прямое парусное вооружение, но и серию косых мореходных приспособлений, торчащих по бортам, как крылья ловких и быстрых стрижей. Они покачивались на волнах, словно в попытке сделать взмах и оторваться от воды, но корабль выглядел слишком внушительно, чтобы поднять в небо свое огромное брюхо. Лавер продолжал наблюдать за гостями, которые вот-вот зайдут в бухту столицы Людских Земель, Брога, в душе ликуя, что вскоре удастся познакомиться с чужеземцами и обменяться последними событиями на континенте. Лавер втягивал ноздрями соленый морской воздух и дышал глубоко, слегка взволнованно, будто новоприбывшие причаливают в порт ради встречи с ним и Физалис, которой… не было рядом. Во сне бордовый дракон не сразу понял, что рядом нет его спутницы, отчего сильно удивился, что она не присутствовала при грандиозном событии. Однако отсутствие возлюбленной не стало последним открытием для Лавера. Его встревожило, что на кораблях отсутствовала символика Земель, путешественники не хотели говорить о себе издалека, откуда они плыли. Дракон уселся на хвост и поспешно протер глаза костяшками пальцев и вновь посмотрел на приближающуюся армаду. Рот Лавера самопроизвольно раскрылся в исступлении — над каждым из кораблей клубился густой дым, будто из огромной кузницы, где жар печи поддерживался каменным углем. Что, черт возьми, происходило? Лавер хотел сорваться с места и мчаться со всех лап на поиски Физалис, чтобы убедиться, что с ней все в порядке, но не мог пошевелиться! Бессилие перед невидимыми оковами так испугала Лавера, что он истошно закричал. Корабли были далеко, не меньше, чем в миле от бордового дракона, но крылатый флагман в мгновение ока поднял паруса, а с его палубы яркий и острый луч света нацелился на источник отчаянного вопля. Бордовый безуспешно пытался сдвинуться с места, дергал лапами, крыльями и хвостом, но тщетно! Он мог двигаться ровно настолько, насколько себе мог позволить узник в колодках. Он шипел и рычал, брыкался и размахивал целым крылом, но его попытки оставались бессмысленными. В конце концов он обмяк и мучительно повесил голову, пытаясь сквозь стиснутые зубы отдышаться. А луч прожектора издевательски прыгал по нему и обжигал невыносимым светом, который выставлял его всем напоказ.
      Лавер встряхнул головой, пытаясь прогнать зловещее наваждение. Тело охватил неприятный озноб. Его взгляд повторно устремился в окружение комнаты, судорожно выискивая очертания хрупкой, мирно посапывающей Физалис. Ничего не указывало на ее присутствие, все размышления на тему правления оказались ничтожными и неуместными. Как он мог заставить себя оставаться спокойным? Вскоре к нему пришло осознание, настоящее, тяжелое, как удар молота, что Физалис попала в беду. Сновидение — зыбкое и липкое — стояло перед глазами, дорисовывая жутковатую картину происходящего. И Лавер не заставил себя ждать. Он подскочил на лапы и помчался к двери, едва не вышибив ее головой, потому как она не поддалась его намерениям вылететь за пределы прежде уютной комнаты. Закрыта? Бордовый метнулся к столику с выдвижным ящиком и выхватил оттуда запасной ключ, одолеваемый трепетом за возлюбленную. Почему все это происходило именно с ним? Что побудило увидеть этот устрашающий сон в то время, когда он начал верить, что стал самым счастливым драконом на этом свете? На все эти вопросы не было время, Лавер провернул ключ в замочной скважине так стремительно и отрывисто, что несчастный механизм едва не поперхнулся, жалобно скрипя, но сдался под решительными движениями дракона. Лавер выскочил в коридор и со всех лап помчался к лестнице, спотыкаясь и с трудом контролируя нарастающее волнение. Физалис… Она где-то одна, беззащитная и одинокая. А если ее настигли неприятности? А если ее действительно похитили? Лавер не находил себе места от удушающих мыслей. Со спертым дыханием и безумным взглядом он очутился у стойки Марбуса, напугав домовладельца до икоты, и выдавил из себя единственное слово, прозвучавшее взрывом извергающегося вулкана:
      — Физалис!
      Марбус отшатнулся, выставив мясистые ладони, словно защищаясь от нападения дикого кота, атакующего свою добычу с деревьев.
      — Что вы…
      — Где она?!
      — Я не знаю, господин!
      Лавер грозно поднялся на задние лапы, вцепившись когтями передних в стойку и зашипел:
      — Где, черт возьми, Физалис?!
      — Я не знаю… Я не смею знать, господин! — Марбус уперся спиной в стеллаж напитков, за его спиной звякнули бутылки и бокалы. — Она ничего не сказала! Отдала мне ключ и ушла, клянусь Матерью!
      Лавер не стал терять время и выскочил за дверь постоялого дома. На улице стояла утренняя прохлада, солнечный свет только касался верхушек Храма Решений, еще было слишком рано, чтобы старый Глоун вышел из глубокого сна и зашумел уличными криками и торговыми площадями. Где-то далеко, со стороны пристани, доносился одинокий лай собаки, которая умолкла так же быстро, как и начала. Не раздумывая, Лавер поспешил на источник звука, но, миновав, улицу, сбавил темп и остановился на перекрестке, оглядываясь по сторонам.
      — Думай, Лавер, думай, — сказал он себе вслух. — Бесконечная беготня не поможет тебе в поисках.
      Бордовый набрал полную грудь и выдохнул. Во рту пересохло, язык неприятно прилипал к нёбу. Его сердце тревожно билось, пульсируя в висках, но голова стала яснее с легким ощущением холода, которое приносило с северо-запада непрекращающееся, успокаивающее дуновение Ветреных Земель, что побудило Лавера опустить голову и тщательно принюхаться. Он был неподдельно удивлен, что нос напал на след! Почему он раньше ему не доверился? Как бы странно это ни звучало, идея оказалась совершенно фантастической. Невероятно, но он почувствовал ее запах, который необыкновенным образом направлял его в сторону ранее прозвучавшего лая. Быть может, такой нечастый житель, как портовый пес, стал свидетелем появления Физалис? Неужели его спутница как-то заставила бдительного зверя успокоиться?
      Лавер легким бегом направился в порт, ведомый незримой дорожкой запаха, виляющей по узким улочкам и спускающейся по каменным ступеням все ниже и ниже, пока шум причала не коснулся его ушных перепонок. Глоунский порт никогда не спал, но его звуки редко достигали городских глубинок по причине удаленности. Ранее утро для торговцев всегда было продуктивным, корабли стенали под грузом диковинных товаров и бесконечных ящиков, а краны деловито скрипели, поднимая канатные связки с бочками, которые слаженно распределялись матросами в необъятных трюмах — сокровищницах для любого уважающего себя капитана корабля. Лавер продолжал идти на запах, пока он не стал отчетливее, что спровоцировало его ускориться. Кто-то со спины одернул Лавера, чтобы он, мол, не мешался, пока здесь работают, но пернатый дракон, поправляя свое болезненное крыло, едва ли мог различать слова, адресованные ему с очевидным недовольством и раздражением. В конце концов, он временно оставил нюх в покое, осмотрелся, вытягивая голову над бескрайними рядами бочек, ящиков и связок канатов, и приблизился к одному из людей, который командовал погрузкой корабля, раздавая указания налево и направо, успевая что-то настойчиво фиксировать в карманную книжку.
      — Извините, — спрашивал Лавер, выправляя осанку ищейки, — вы здесь не видели однокрылую драконицу?
      Человек, на поясе которого зияла огромная серебряная бляха, а из ножен торчала искусная рукоять кинжала, выполненная из черного дерева со светлыми прожилками, не сразу обратил внимание на Лавера, будто нарочно игнорируя его вопрос. Он поднес карандаш к подбородку, а затем деловито повернулся к паре моряков, перекатывающих бочки к сходням.
      — Эти доставьте в конец трюма, нам предстоит долгий путь.
      Лавер не собирался сдаваться. Он поправил свое перебинтованное крыло, которое нуждалось в смене повязки, так как она ослабла, и, набравшись терпения, повторил свой вопрос, чувствуя, что от него скрывали информацию. Незнакомец окинул назойливого дракона надменным взглядом и сухо процедил сквозь пышные, завивающиеся вверх усы:
      — Ты не видишь, что я сейчас занят?
      Лавер нахмурился. Ему не понравилось, что он не заслужил от человека ничего, кроме презрения, которого впервые видел в глаза. Пернатый перегородил морякам путь, которые пытались совладать с тяжелыми бочками, и пустил через ноздри тоненькую струйку едкого дыма.
      — Неужели так трудно помочь дракону, попросившему помощи? Он вас не требуется ничего сверхъестественного, только скромный жест добродушия, способный оказаться подсказкой. Я ищу фиолетовую драконицу с одним крылом.
      Человек, к удивлению Лавера, не дрогнул бровью перед видом относительно крупного огнедышащего дракона, перевалившего за габариты тяговой лошади. Он поднял руку, не выпуская из нее карандаш, и указал пальцем на чешуйчатую проблему. За спиной Лавера заскрипел какой-то механизм и металлически щелкнул рычаг взводной ручки. Когда пернатый обернулся, на него смотрела баллиста с огромной, пятифутовой стрелой, грозно поблескивая щербатым наконечником в свету корабельного освещения масляных ламп, не потушенных с ушедшей ночи. Трое матросов стояли позади устрашающей метательной машины, запечатлев на лицах безропотное послушание и решительность, словно они всю свою жизнь занимались только тем, что отстреливали драконов из этого оружия.
      — Я тебя не боюсь, дракон, — твердо заявил человек, насмешливо покосив краешком рта. — Представим, что тебе удастся со мной расправиться, но тридцать фунтов закаленной стали пробьют твою неокрепшую чешую и заденут жизненно важные органы. Впрочем, твоя смерть от внутреннего кровотечения будет значить меньше, чем крах драконьей репутации, которая держится на волоске. Ты понимаешь? — Он медленно положил ладонь на рукоять кинжала. — Не важно, что мы оба умрем. Куда важнее — сколько тысяч погибнет в развязанной тобой межрасовой войне. Два лагеря сидят по обе стороны и терпеливо ждут, пока один из конфликтов станет последней каплей терпения.
      Лавер не подал виду, что впечатлен наличием стреломета на палубе условного торгового корабля, но его взволновало, что малейшая глупость будет стоить ему жизни, в которой он так и не нашел Физалис. Он боялся за свою жизнь, так как в ней появился кто-то значимый, более значимый, чем он сам. Почему Лавер все еще находился на пути у незнакомца? Что ему мешало уступить? Нелепая драконья гордость? Или пернатый был слишком встревожен исчезновением Физалис, отчего рациональные мысли не пробивались наружу сквозь пелену эмоционального пожара? Одумайся, черт возьми!
      — Красивая речь, — произнес Лавер, переводя глаза на капитана, — но оставь ее для тех, кто действительно тебе угрожает. Я ищу свою спутницу, она мне очень дорога, чтобы я вот так нелепо закончил свои поиски. Прошу меня извинить.
      Лавер освободил путь матросам и побрел вдоль нагромождения ящиков, рыболовных сетей и поросших водорослями буев, вытащенных на берег для чистки. Пернатый прошел мимо человека, не поднимая взгляда и пытаясь вновь подключить к своему нелегкому делу чувствительный нос.
      — Постой! — послышался голос из-за спины.
      Лавер обернулся. Капитан торопливо шагал следом и остановился перед пернатым, пряча за пазуху свою книжку и карандаш.
      — Да? — ответил Лавер.
      — Извини, приятель, — произнес человек, неловко потянувшись к затылку. — Боюсь, произошло недоразумение. Я принял тебя за одного из наемников однокрылой Эвениль, драконицы, которая терроризирует Маир вот уже несколько десятков сезонов.
      Что он сказал? Лавер опешил и плюхнулся на хвост — на иную реакцию его тело не согласилось.
      — Что-что?
      — Ты не слышал об однокрылой драконице, которая возглавляет шайку пиратов?
      Лавер исступленно заморгал, окидывая человека, в мгновение ока превратившегося из горделивого морского волка в трепещущего торговца, чье дело зависело не только от попутного ветра, но и от отсутствия нежеланных гостей на пути в очередной порт. Лавер отказывался верить в подобное совпадение, сколько звезд с неба должно было упасть, чтобы в этот день, в это утро, что именно с этим человеком он столкнулся на грани недопонимания, едва не переросшего в кровопролитное противостояние? Едва ли Лавер мог представить, какой невроз преследовал несчастного торговца, что от малейшего намека на опасность он без колебаний намеревался схватиться за спусковой рычаг баллисты.
      — Я сбит с толку, — отвечал Лавер, встряхнув головой. — Не таким я ожидал встретить это утро.
      Капитан несколько покраснел, снимая шляпу.
      — Тысячу извинений, — вежливо повторился он. — Я и моя команда очень напряжены последнее время, так как торговая гильдия подвергается нападению со стороны однокрылой Эвенил все чаще и чаще. В позапрошлом сезоне гильдия потеряла семь кораблей, а в прошлом и вовсе двенадцать. Если так и пойдет дальше, то…
      — Погодите, — перебил Лавер, — у пиратов есть предводительница, представляющая собой однокрылую драконицу?
      — Да! — воскликнул человек. — И судя по слухам она — воплощение дьявола! Поговаривают, что у нее нет правого глаза, отломан рог, а на передней лапе не хватает двух когтей, что не мешает ей оставлять позади себя десятки разбитых кораблей, выжившие члены экипажа которых спиваются и сходят с ума! — капитан закашлялся, уверовав в собственный рассказ, будто он только что чудом спасся от зверских когтей Эвенил. — Да-да, пожалуй, я увлекся, совсем позабыв о манерах. — Он протянул смуглую руку Лаверу. — Капитан Гверг, к вашим услугам. Я сожалею, что наше знакомство состоялось в таких натянутых обстоятельствах, но я прошу вас дать мне возможность искупить свою вину и извиниться за невежество. Считаю своим долгом придти к вам на помощь, если потребуется, так как вы сохранили мне жизнь.
      От недоумения Лавер раскрыл рот. О какой сохранности жизни он говорил? Разве не сам капитан только что нацелился ему баллистой в спину? Лавер знал, что стреломет куда быстрее, чем выпад дракона с раскрытыми челюстями на человека, находящегося в десяти ярдах, а что касалось огненного дыхания… Расчеты виделись пернатому куда более печальными, но он с облегчением отметил про себя, что здравый смысл вновь вернулся под его контроль, раз он мог производить сухие вычисления в затуманенной поисками голове. Тем не менее, он по-прежнему верил, что нос его не подвел — Физалис проходила здесь раньше. Однажды, вычитав в одной библиотечной книге Храма Решений, написанной лапидарно-справочным языком, но позиционирующей себя эталоном сборника драконьих особенностей, Лавер узнал, что драконья пара, влекомая сильными чувствами и привязанностью друг к другу, способна чувствовать друг друга по запаху на несколько миль вокруг в зависимости от самого вида и размера. Тогда эти сведения казались ему настолько смешными и фееричными, что он отказался от дальнейшего чтения. И теперь обоняние звало его идти по тоненькой ниточке и не сомневаться, что он мог быть в своей жизни кем угодно, но прежде всего оставался драконом. Эта вьющаяся дорожка привела его на край гибели, где разум в последний момент воззвал его к ясности мысли. Пернатый догадывался, почему драконы однажды вышли из своих пещер, построили такой древний город, как Глоун, и перестали быть крылатыми чудовищами, неизменно следующими своим животным инстинктам.
      — Мы оба осознали, что оказались неправы, — солидарно отозвался Лавер.
      — Но вы раньше остановились, — констатировал Гверг. — И в качестве благодарности я хочу предложить вам отужинать со мной, когда вы найдете свою спутницу. — Неожиданно, он поднял указательный палец вверх и воскликнул: — Да-да, конечно! Быть может я не видел вашу, простите, гм…
      — Физалис, — подсказал Лавер. — Ее зовут Физалис.
      — Гм, да, Физалис! Быть может, я ее не видел, но кто-то мог наблюдать ее за пределами порта, на пути в трактиры. Сам я с недавних пор опасаюсь оставлять корабль, игнорируя факт, что мы находимся в порту. Что скажете? Найдется пару минут, чтобы опросить нескольких матросов?
      — Да, будет очень кстати!
       Приободренный Лавер направился к кораблю, вслед за Гвергом, согласившись, что драконий нос не справится в одиночку без очевидцев.

***

      — Утро, — коротко подытожил властелин Мирдал, выглядывая в маленькое окно своих покоев. — Ты ошибся, Вайзерон, ночь не показалась мне длинной. — Старый дракон повернулся к молодому советнику с улыбкой, по-отцовски теплой и удовлетворенной приятной беседой, несмотря на часть тревожных тем, которые они не могли проигнорировать, разбирая на отдельные части и обдумывая дальнейшие шаги. — Она пролетела так быстро, что мне хочется повторить. Я очень рад, что нам удалось поговорить в неформальной обстановке, где нам не мешают придворный этикет и формальности наших статусов.
      Вайзерон перестал листать книгу и, наконец, закрыл ее. На обложке зияло зеленоватое, выведенное декоративными буквами название «Первобытный континент». К сожалению, он ознакомился с ее содержанием очень поверхностно, без тщательного вникания и подробного изучения ключевых аспектов, но название говорило само за себя. Вайзерон немного помечтал, исходя из названия и кратких сведений, что он получил из источника знаний, но с трудом себе представлял объединение Земель и избавление от границ, ставших бесконечными проблемами их целостности и различия культур. Очевидно, более всех выделялись Людские Земли, когда-то учинившие первую войну, не получившую от него ничего, кроме обиды и неприязни. Но что Вайзерон мог сказать о драконьих Землях? Территории драконьих Земель, насчитывающих четырнадцать провинций, более чем в двенадцать раз крупнее Людских Земель, десятки тысяч драконов проживали в городах, среди степей, лесов, гор, снегов, каньонов и болот. И как так вышло, что им не удалось остановить это ужасное событие? Неужели драконам нечего было предложить, а Людские Земли ничего не хотели получить взамен на мирное сосуществование? Неужели драконы тоже избрали путь насилия? Или в определенный период континентальной летописи городские и портовые склады начали ломиться от ресурсов, а мир стал скучным бытовым событием, как стирка нижнего белья? Глупо и бессердечно. И тогда вмешалась третья сторона в лице Матери. Чума и голод заставили две расы сесть за общий стол и разделить оставшийся хлеб, тот, что не успели втоптать в грязь. Но что теперь? Неужели никто в первый раз не усвоил урок?
      — Ты выглядишь уставшим, — заметил Мирдал. — Можешь сегодня отдохнуть, если желаешь.
      Вайзерон погладил утопленные буквы на обложке и поднял взгляд.
      — Это исключено, — сообщил он и снял пенсне, чтобы протереть линзы. — После совета, если у тебя не будет для меня поручений, я направлюсь в библиотеку и попытаюсь отыскать упоминания атолла кобольдов, или описание подобной расы на территории Пустынных Земель. А Механические Земли? Полная чертовщина, я иначе не могу выразиться. Властелин Стаган исчез, Никель бежал в Мерзлые Земли… Безумие, полное безумие.
      Мирдал откашлялся и наполнил до краев кружку водой, после чего в несколько глотков ее осушил.
      — Вайзерон, которого я знаю, — воодушевляющее заговорил он, — не имеет и малейшего представления, что само по себе означает безумие. Вайзерон, которого я знаю, скрупулезно исследует зацепки, выковыривает осколки информации из огромного ковра и перебирает их до тех пор, пока не соберет в целое зеркало. И тогда он увидит в отражении, что из себя представляет. Он увидит, что все это время об этом знал, но по осколкам не решался дать себе справедливую оценку.
      — Ты прав, — согласился Вайзерон, поднимаясь со своего места, — этим я и собираюсь заняться — поиском осколков. Меня постоянно преследует чувство, что у нас мало времени. — Он сочувственно вздохнул, смотря в глаза отцу. — Теперь, когда мне известна правда, этот чувство пугает. Неужели не найдется лекаря, который возьмется за твой недуг?
      — Я уже состою на лечении, но снадобья только замедляют процесс неизбежного конца. — Мирдал задумчиво перевел взгляд на окно. — Смею сказать, что я использовал связи, чтобы найти целителей-отшельников, промышляющих обрядами и ритуалами. Одна из целительниц по имени Синга, чей внешний вид странным образом выбивался обилием рисунков на теле, настоятельно заявила, что может по щелчку пальцев исцелить мою болезнь, но для этого ее придется необъяснимым для меня образом передать кому-нибудь еще через ритуал. Проще говоря, она требовала жертву.
      — Я подумал…
      Мирдал перебил молодого советника, заговорив эмоционально и взволнованно. Он пошевелил сложенными, но огромными крыльями, будто они висели на нем вдоль боков, как тяжелая поклажа на муле. Из-за своего возраста властелин Мирдал все реже обращался к ним, как средству передвижения по воздуху, потому как такой способ быстро утомлял ввиду утраченной синхронности и плавности движений.
      — Я тоже в краткий миг проникся своеобразным самолюбием, граничащим с лицемерием, что в темнице Глоуна есть убийцы и насильники, которые не заслуживали жизни после своих деяний, но… Это неправильно. Со мной, возможно, не согласен и ты, но я считаю, что Матерь сама не желает, чтобы я продолжал свой путь. — Мирдал тепло улыбнулся, самозабвенно опустив веки и сказав следующее приглушенно-доверительным тоном: — Разве я способен исключить такую вероятность, что завершение моего пути в период срока правления является необходимой жертвой, чтобы уступить место… тебе?
      — Это прозвучало чуть более фанатично, чем обычно, — отметил Вайзерон, допив остатки холодного чая из своей кружки. — Но я склонен верить в подобный исход больше, чем в случайное совпадение, такое как чума в период первой континентальной войны. Однажды все сомнения по этому поводу развеются, когда Матерь предстанет перед нами во плоти, и мы будем ее видеть так же отчетливо, как видим сейчас друг друга.
      Властелин Мирдал поскреб ороговевший подбородок.
      — И ты в это веришь?
      — Всем сердцем, — без сомнения заявил Вайзерон. Он подошел к полке с книгами и принялся всматриваться в корешки. — Континент сохранил слишком много следов ее существования. Представления Матери, как божества, отличаются у авторов, но незначительно. В основном наблюдаются расхождения о предполагаемой внешности, но источники сходятся на самом главном — появлении континента, как основы процветания жизни.
      Он достал одну из книг в зеленом переплете, целеустремленно раскрыл ее на одной из страниц и зачитал:
       «Бессчетное количество сезонов плескался Маир, дитя Матери, без конца и края простирался он синим ковром и не находил себе места от скуки. Тоской пропиталось сердце богини, что нет ему достойного собеседника, и плакала она огненными слезами, покуда они стекали в море и, остужаясь, затвердевали. И когда на небе появилось солнце, уставшая Матерь подняла голову и увидела, что Маир грозно бился об сушу, соперничал за ее внимание, вздымался волнами и точил твердый камень, раз за разом отступая и повторяя попытку одолеть младшего брата. Матерь возликовала, обняла свое серое дитя, нарекла его Континентом и подарила на день рождения лепесток своей прекрасной зеленой чешуи. Младший сын проглотил бесценный дар, скрыл от вездесущих синих лап старшего брата. Засветилось его тело, покрылась зеленью серая шкура, но сразу потускнела. Континент попросил у Матери еще один дар. Богиня, ослепленная радостью за рожденного сына, скармливала ему со своего тела чешуйку за чешуйкой, пока на ней не осталось ничего, кроме серебристой, уязвимой шкуры. Старший брат видел, как увядала Матерь на его глазах, не оправляясь от бесчисленных ран. Тогда Маир обязался помочь Континенту, боясь потерять Матерь и вернуться к одиночеству. Он попросил богиню набрать полную грудь воздуха, а сам поднял исполинские синие крылья и ударил по своей необъятной спине, что мириады брызг подхватил выдох Матери, превратившись в облака и ветер. И сказал тогда старший сын: «Я дарю своему брату частицу себя, чтобы ты, Матерь, вдохнула в него жизнь. Ветер подхватил облака и понес их над континентом, иссохшим от жажды. Младший сын встрепенулся под каплями дождя и вновь зазеленел. Матерь смотрела на возрожденное чудо и смеялась от счастья».
      Мирдал поднес лапу к шее и продольно провел по ней, оценивая, как сильно она затекла, и задумался над словами молодого советника, словно подгадавшего поиск экземпляра священного писания. Удивительно, что в трудах расы людей этот отрывок отличался представлением Матери в виде молодой девушки, которой Маир приходился не сыном, а избранником, из чего следовало, что континент приходился им общим ребенком. Так ли были важны эти детали? Мирдал не мог дать точного ответа на этот вопрос, но континент однозначно был совместным творением Матери и Маира. Что касается драконьей версии божественного писания… Согласно ему, титул — Отец континента — предполагал опеку над младшим сыном Матери, так как давным-давно она снизошла на землю и влюбилась в простого дракона. К сожалению, целиком текст не сохранился сквозь века, в дальнейшие сведения вмешались легенды, пересказы и различные интерпретации понимания авторами, не исключающими щепотку сентиментального и надуманного вымысла.
      — Как ты считаешь, — решил посоветоваться Мирдал, возвращаясь из царства задумчивости, — имеет ли место быть причина напряженных отношений с Людскими Землями разница в религиозной летописи? Или это куда более незначительная проблема, не идущая ни в какое сравнение с нашей разницей во внешнем виде и способностями?
      Вайзерон бережно вернул книгу на полку и прошелся пальцем по набухшим корешкам, будто подыскивая очередную цель, уместную для цитирования во время беседы.
      — Справедливости ради хочу отметить, что люди вывели нас, дикарей, из пещер, научили читать и писать, построили теплый дом и показали, что не только полный желудок делает жизнь насыщенной. А что же мы? Да, мы стали работать бок о бок, в одиночку выполняя работу за десятерых людей, взялись переносить на крыльях послания за считанные дни, когда у людей уходили недели, мы разжигали своим пламенем кузницы и тушили огонь ледяным дыханием, но… — Вайзерон тяжело вздохнул. — Люди втайне завидовали нам. Они боялись, что однажды мы захотим от них избавиться и… напали первыми. Так произошла первая континентальная война, в которую пришлось вмешиваться Матери, чтобы ее младший сын не погиб.
      Мирдал окинул молодого советника оценивающим взглядом и хмыкнул. Представлял ли он себе Вайзерона на его месте, в качестве Отца континента? Возможно, так как он восхищался его тягой к знаниям. Тем не менее, Мирдал в очередной раз отметил, что Вайзерон находился не в лучшей форме, в его внешнем виде проявлялась усталость. Вопреки поведению его знакомых, советников, посыльных, утомленный Вайзерон вел себя более энергично. Его движения крыльев, жесты и активная мимика указывали на нетипичное поведение советника, что впоследствии могло вылиться в решение, принимаемое сгоряча, без рационального взвешивания и рефлексивной критики. Молодому советнику требовался отдых. Да, он все еще говорил ясно, но его книжный, суховатый тон замкнутого историка то проседал, то подскакивал на ухабах, являя собой странные звуковые сочетания излишней вовлеченности в повествование и диковинной для Вайзерона экспрессии. Впрочем, молодому советнику требовался не только отдых, но и личное время, так как он впустил в свою жизнь Лиссис. Мирдал это прекрасно понимал, так как когда-то сам был юным и влюбленным драконом, не знающим тягот старости и правления.
      — И все-таки я настаиваю, чтобы ты взял сегодня выходной, — сказал Мирдал и добросердечно кивнул в сторону двери. — Я не сомневаюсь, что ты непременно наверстаешь упущенное.
      Вайзерон удивленно взглянул на Отца континента. Он наполовину вытянул книгу и тут же ее уронил на пол. Несколько мгновений он смотрел, как томик знаний лежал, раскрывшись на хаотичной странице, а его лицо исказилось в неком ужасе, понятном не только ему самому, но и Мирдалу. Вайзерон никогда не ронял книги, с чего бы начинать это делать сейчас? Усталость брала над ним вверх?
      — Теперь у меня не осталось причин для отрицания, — согласился Вайзерон и поспешно вернул книгу на прежнее место. — Сообщи, если что-нибудь потребуется.
      Мирдал кивнул с улыбкой и проводил Вайзерона до двери, после чего усатый советник услышал, как за его спиной щелкнул механизмом огромный ключ. Похоже, Отец континента не оставил шансов советнику на возвращение к работе, что заставило Вайзерона невольно поймать себя на мысли том, что он одобрительно покачал головой. Усатый неспешно побрел к своей комнате, находившейся на следующем этаже. Храм Решений все еще спал, никто не сновал по коридорам, груженый свитками или книгами, немногочисленная прислуга, следившей за порядком в помещениях и огромном Храме Решений, еще не приступила к выполнению своих обязанностей. Вайзерон никак не мог свыкнуться с особенностями своего положения, предпочитая самостоятельно поддерживать чистоту в своих покоях, хотя с появлением Лиссис его укромное, серо-коричневое местечко несколько преобразилось. Перьекрылая спутница добыла цветы в горшочках, отдав особое предпочтение вьющимся растениям, прижившимся настолько быстро, что их цепкие лапы обвились вокруг настенного канделябра и доползли по натянутым нитям до книжных полок. И чем она их поливала? В комнате теперь всегда был свежезаваренный чай, хотя сама Лиссис к нему не прикасалась, стараясь окружить вниманием своего спутника. Для себя она предусмотрела угловую кушетку, усеяв ее маленькими подушками с бахромой, но не выделяющихся обилием кричащих красок, вписываясь в спокойные тона помещения. На ее личном столике появилось овальное зеркало с ароматизированными свечками и несколько флаконов с духами, редко используемыми по назначению. Вайзерон считал, что ей достаточно того, что они вносили некий уют и своеобразную женственность в антураж комнаты. Но больше всего вопросов за собой оставляло появление флейты, висящей на ремешке, под новоиспеченным гобеленом с каменисто-луговым пейзажем Ветреных Земель. Лиссис лишь однажды в присутствии Вайзерона пыталась исполнить простую мелодию, которая, впрочем, звучала приятно, но особой тяги к музыке у своей спутницы усатый советник не заметил. Позже он попросил ее сыграть что-нибудь еще, но она наотрез отказала, сопроводив слова обидчивым взглядом.
      Вайзерон миновал лестницу и приблизился к комнате. Он вдумчиво положил лапу на круглую ручку, словно обдумывая, увидит ли он сейчас Лиссис, беззаботно свернувшуюся в клубок на кушетке, или она отправилась на утреннюю охоту. Несмотря на старания придать их совместному гнездышку необычайную человечность, Лиссис сохранила за собой статус настоящей охотницы, предпочитая питаться свежим мясом, так что очередной заяц или мохноногий олень (разновидность карликовых оленей на континенте) не был редкостью на завтрак. Вайзерон не отказывался от добытого ею угощения, хотя больше предпочитал что-нибудь приготовленное на огне или вовсе ограничивался куском отрубного хлеба, будучи не наделенным отменным аппетитом, насыщаясь кусочком чего-нибудь съестного, чтобы утихомирить пение желудка, отвлекающего от монотонной работы с посланиями и свитками.
      Собравшись с мыслями, Вайзерон толкнул дверь и переступил границу комнаты. Что ж, в этот раз Лиссис не пропадала на охоте. Она растянулась на животе, свесив с кушетки перьевые крылья, лапы, длинный хвост, свернувшийся на полу в кольцо, погруженная в утреннюю дремоту. Она не подала признаков бодрствования, когда Вайзерон прикрыл за собой поскрипывающую дверь, изо всех сил стараясь не шуметь и проклиная себя за забывчивость перед жалобным стоном несмазанных петель. Неожиданно для себя юный советник удивился, что внутри него крепла страсть к озорству. Он поджал крылья к бокам, вытянулся на лапах и начал совершенно нелепо красться на пальцах, словно мальчишка, решивший пробраться на кухню за порцией выпечки, ожидавшей назначенного времени ужина и строго охраняемой матерью от семерых непоседливых детей. Половицы не скрипели под лапами Вайзерона, словно подыгрывая миссии советника добраться незамеченным до мягкого круглого матраца, набитого гусиным пухом, окно не стенало приоткрытой форточкой, оставляемой Лиссис для притока свежего воздуха. В помещении стояла такая тишина, что Вайзерон мог сосчитать время между вдохом и выдохом спутницы. Юный советник сжался телом в сдавленную пружинку, прижал ушные гребни, приподнял хвост, стараясь никоим образом не выдавать своего присутствия, но в следующий миг замер, смотря себе под лапы, словно перед ними нарисовался бездонный каньон. Буквально в дюйме от передних конечностей виднелась тоненькая веревочка, которая тянулась от ножки кушетки, делала оборот вокруг ножки его кресла, а затем поднималась вверх к настенному подсвечнику, свешивая на своем конце крошечный колокольчик. Вайзерон остолбенел от изумления и хитрой попытки позабавится над ним, но вовремя заметил ловушку. Вот только его заметили раньше. Лиссис смотрела на него, повернув к этому моменту голову и приоткрыв один глаз, триумфально поглядывающий на незадачливого шпиона.
      — Попался, — промурлыкала она полушепотом, но Вайзерону этот голос в необъятной тишине показался воплем заблудшего странника в лабиринте мрачных пещер. — Приятно, что ты вообще решился мне подыграть.
      Вайзерон смирился со своим поражением и приблизился к Лиссис, перешагнув натянутую нить. Без лишних слов он положил ей лапу на плечо и погладил, продолжая молчать и сопровождать свои действия едва заметной, но искренней улыбкой. Чешуя спутницы ощущалась прохладной и гладкой, однако он не мог не заметить, будто под его лапой она становилась гораздо теплее, чем он мог согреть своей ладонью. Лиссис повернулась с живота на бок и игриво потянулась коготком к его подбородку.
      — Что-то изменилось, — все тем же нежным, вкрадчивым полушепотом продолжала она. — Ты изменился. Я не оставлю тебя в покое, пока ты мне не расскажешь, что между тобой и Мирдалом произошло за эту ночь.
      — Я как раз собирался это сделать, — согласился Вайзерон.
      И юный советник рассказал о своем далеком прошлом, в самых незначительных подробностях, что его спасли из лап работорговцев, не умолчав об угрозе, исходящей от далеких островов. Он останавливался, чтобы перевести дух, но возвращался к рассказу с тем пылом, который бил ключом из Отца континента, однажды не оставшегося равнодушным перед тремя птенцами, заточенными в клетки. Вайзерон не забыл упомянуть об ужасной болезни властелина Мирдала, его принципиальном решении не бегать от встречи с Матерью. В процессе повествования Лиссис успела поменять свою раскованную позу, усевшись на кушетку, недоуменно моргая и сочувственно перебирая передними лапами, не предпринимая попыток прервать историю лишним, кажущимся ей неуместным вдохом. Дослушав до конца, она поникла и так грустно вздохнула, что Вайзерон сдавленно сглотнул, вспоминая тот роковой день в Механических Землях, когда она колебалась за решением раз и навсегда оставить позади все печали и потрясения своей непростой участи. В конце концов, ее прекрасное лицо стало влажным от дорожек слез, скатывающихся по щекам, когда Вайзерон замолчал.
      — П-получается, — запиналась она, останавливаясь на всхлипы, — что все мои нескончаемые жалобы на… тяжелое детство не шли ни в какое сравнение с твоим прошлым, потому что… о-один старик, проплывший сотни миль в поисках мира для континента, оказался в тот день о-около твоей клетки и…
      — Тише-тише, — успокаивал Вайзерон. — Все закончилось благополучно.
      Лиссис не могла остановить слезы, содрогаясь всем телом, как птенец, выпавший из гнезда и теперь отданный на растерзание проливному дождю и голодным зверям. Она прониклась рассказом, будто сама оказалась соучастницей подписания договора на покупку Вайзерона. После злосчастного путешествия в Механические Земли и ее попыток свести счеты с жизнью Лиссис очень эмоционально принимала рассказы, сопереживая и норовя примерить на себе шкуру несчастного, вокруг которого развернулась драматическая история. Вайзерон старался избегать щекотливых и трагичных подробностей, но ввиду своей особенности раскрывать все детали тем, кому он всецело доверяет, Вайзерон в процессе рассказа не замечал, что мог расстроить и опечалить слушателя, ограничиваясь нейтральным тоном голоса, создающему впечатление равнодушия педантичности дотошного историка. Но было что-то еще, что подтолкнуло Лиссис выплеснуть эмоции наружу. Она собиралась мыслями, чтобы рассказать, но оказалась беззащитной перед накопленными страхами.
      — Разве? — горько воскликнула в сердцах Лиссис. — В-все только началось, проблемы множатся и множатся… Сперва Механические Земли, т-теперь эти острова… — Она утирала слезы со щек тыльной стороной лапы, ее надбровные перья поникли и наползали на глаза. — И-иногда я думаю, что мы зря во все это ввязались… Я только и делаю вид, что говорю от твоего имени, а в в-вслед слышу недовольство и упреки, что детям не место в совете Отца континента.
      — Мы молоды, — справедливо заметил Вайзерон, — но мы не дети. Нас вряд ли станут безропотно слушать, потому как мы еще не проявили себя. Представь, что даже после этого мало что изменится. Нас могут начать уважать, но всеобщего согласия мы никогда не добьемся. Проблема куда глубже, чем в драконах юнцах. Наша задача — найти компромисс. И будь уверена, что всегда найдутся те, кого не будет устраивать ни один из вариантов.
      Лиссис склонила голову и свесила свои прекрасные крылья, словно обессиленные от долгого перелета.
      — Когда я была маленькой, лежала в пещере рядом с м-мамой, которая никак на меня не реагировала… Я думала, что у меня выбора, я думала, что у меня нет шансов выжить… Но м-меня никто не запирал в клетке, как тебя. После встречи со С-стаганом, моим отцом, я решила, что мне нет места в этом мире… Это смешно. — Она вздернула плечами. — А властелин М-мирдал? Почему он не хочет спастись? Почему он з-захотел оставить нас?
      Лиссис не прекращала вздрагивать. Очередная порция объяснений от Вайзерона только укрепляла ее в мысли о ничтожности их существования, что кому-нибудь рано или поздно придет в голову избавиться от них, обвинив в страшной ошибке. Если Вайзерон действительно займет место властелина Мирдала, то у него едва ли останется право на ошибку. Если удастся мирно снять с себя полномочия, разве им дадут спокойно прожить остаток своих дней?
      — Мирдал решил, что его время пришло. Это решение, которое я уважаю. Впрочем, континент в любом случае станет нашей клеткой, — сказал Вайзерон, — если мы не поможем Мирдалу найти ответы за тот остаток жизни, что ему отведен. К сожалению, ты права, наши проблемы резко возросли. Но одну из них я попробую исправить прямо сейчас.
      Вайзерон накрыл лапой ее щеку и приподнял лицо. Ее грустные глаза блестели от слез, грудь конвульсивно раздувалась, но она облегченно выдохнула, ощутив успокаивающее прикосновение. Лиссис спустилась с кушетки и подалась вперед, в объятия своего спутника, прижавшего к себе так сильно, что ни одному землетрясению было не под силу их оттолкнуть друг от друга, оставив у противоположных краев пропасти. Лиссис вскоре успокоилась, но Вайзерон чувствовал, что ей не хотелось отстраняться, и он не лишил ее возможности побыть в тишине и теплой близости, сколько ей хотелось, пусть на это уйдет целый день. Вайзерона не волновало время, его скоротечность и способность иссякать в неподходящий момент. Юный дракон осознавал, что без поддержки друг друга они канут в небытие раньше, чем придется совершить какую-нибудь роковую ошибку. Они слишком далеко зашли, чтобы возвращаться к распутью и задаваться вопросами самоопределения.
      — Почему мы не встретились раньше? — неожиданно нарушила тишину Лиссис.
      — Вообще-то, встречались, — ответил Вайзерон.
      Лиссис в преувеличенном ужасе убрала голову с его плеча, но, не выпуская его из цепких лап, уставилась на юного советника, будто у него только что выросли шипы на подбородке.
      — Правда? Когда?
      — Извини, я решил поводить тебя за нос, — улыбнулся Вайзерон. — Я сомневаюсь, что ты бы не вспомнила нашу первую встречу.
      Лиссис очень понравилось, что Вайзерон задал другое настроение, более беспечное и веселое. Изловчившись, она в шутку укусила его за нос.
      — Обязательно вспомнила, — проурчала она, — вот только теперь ты поплатился за провокацию собственной моськой.
      — Ты предсказуемо сделала своевольный шаг, не видя дальше собственного носа, — подыграл Вайзерон, нарочито надвигая на глаза надбровья. — Бесчестно воспользовалась случаем.
      Лиссис обворожительно моргнула, наигранно хлопая угловатыми ресницами.
      — Не каждому выпадает случай видеть мой славный носик так близко, как ты.
      — Матерь искусно подошла к своему творению, — парировал Вайзерон. — Она — потрясающий скульптор, работа выполнена так тонко, что комар носа не подточит.
      Лиссис немного призадумалась, но не собиралась отступать от этой забавной игры слов.
      — И ты споткнулся об это творение, щеголяя при своей должности с высоко задранным носом.
      Вайзерон смотрел в ее глаза и не мог оторваться. Он не мог отрицать, что ее серые, ничем не выделяющиеся глаза, притягательны своим незатейливым оттенком, внушающими в минуты тишины покой и умиротворение. Они околдовывали его, но Вайзерон знал, что она пустила их в ход, как оружие, чтобы затуманить его рассудок. Игра еще не окончена.
      — А разве ты осталась с носом, когда не оставила мне выбора, лишив возможности безучастно пройти мимо?
      — Я уверена, что в тот день ты клевал носом после общения с многочисленными книгами и унылыми советниками, пока не нашел им достойную конкурентку. — Она нежно потерлась об его щеку и снова прижалась к груди, возвращая голову на плечо. — А теперь заруби себе на носу, что от меня ты так просто не избавишься.
      Вайзерон озадаченно вздохнул, что Лиссис моментально приписала себе, как безоговорочную победу.
      — Другого ответа я не ожидал, — ответил он.
      Некоторое время они провели в близости друг друга, не нарушая легкое пение ветра, почесывающего прозрачную чешую от створки приоткрытой форточки. Вайзерон улавливал дыхание Лиссис, чувствовал, как ее лапы мягко обволакивали ее плечи, а пяльцы поглаживали выступающие суставы у основания шеи. Она не хотела разлучаться, время для нее особым образом замедлилось, будто ранее утро длилось целую вечность. За их короткое времяпрепровождение Лиссис одержала три маленькие победы — повесила колокольчик, щелкнула его по носу и остановила течение приходящего дня. Привычные стены комнаты, тусклые лампы, коптящие в крошечных светильниках, источали легкий запах жженого масла, но не отвлекали присутствующих от обоюдного молчания. Вайзерон вновь подумал, что он не представлял себе другой картины, где Лиссис не оставила отпечатков на линии его жизни, чудесным образом преобразившейся после предреченной встречи. Интересно, Мирдал предполагал, что они влюбятся друг в друга, или он навел Лиссис на след властелина Стагана только из-за тонкого расчета, в котором драконице отводилась роль инструмента психологического давления на грозного правителя Механических Земель? Что ж, план отца континента исполнился только частично, отправив Стагана в непреднамеренное изгнание. Но стоило ли верить в искренность его потрясения? Или он отступил только на шаг, чтобы вернуться с новыми силами и добиться поставленных целей. А если властелин Стаган был как-то связан с Кархонтором, вождем клана кобольдов, считаемых вымершей расой? Вайзерон до сих пор отказывался верить, что Мирдал в одиночку избавился от упоминаний восточных островов. Подумать только — он уничтожил все книги, свитки, документы, очерки, записки в пятнадцати Землях континента? Это невозможно! А как он это сделал в Механических Землях? Подкупом? Или у их совместного путешествия не имелось определенной цели, потому как их было значительно больше?
      — Тебя что-то беспокоит? — заботливо осведомилась Лиссис, очевидно уловив телесную реакцию спутника, погруженного в раздумья.
      — Нет, ничего, — соврал Вайзерон, не желая целиком портить предоставленный ему выходной. — Я все еще работаю над привычкой продолжительного молчания в твоей компании. Прошу меня извинить.
      Лиссис тихо посмеялась.
      — Прекрасно, официальный этикет вернулся, значит, мне тоже придется много работать над тем, чтобы окончательно растопить твое сердце.
      Вайзерон поежился, но поспешно замаскировал нерасторопное ерзанье за нарочитым кашлем и не нашелся, что ответить на забавное замечание. Он мягко отстранился от Лиссис и приблизился к столу, где плеснул себе в чашку зеленого чая, предусмотрительно заваренного спутницей относительно недавно, так как напиток оказался еще теплым.
      — Ты все это время не спала? — поинтересовался он, неспешно потягивая горьковатое угощение. — Стоило подумать об отдыхе, тебе он нужен не меньше, чем мне.
      Лиссис последовала примеру Вайзерона, но наполнила свою чашку не чаем, а ключевой водой, которую сама приносила в бурдюке, когда ходила на охоту. В целом, из приготовляемых напитков Лиссис предпочитала морс или кислые соки, в ее черном списке кофе и зеленый чай занимали первые места, потому как она сторонилась ощущения горечи на языке. Со сладким у нее все также были натянутые отношения, хотя сильно разбавленный морс являлся неким исключением из правил, потому что ягодами драконица не брезговала.
      — Ох… — вздохнула она, промочив горло. — После щепетильной ситуации и некомпетентного поведения постояльца дома я решила, что мне не помешает проветриться. Ах, я совсем забыла! — воскликнула она. ¬— Этой ночью я встретила необыкновенную собеседницу — виверну, тело которой скрывалось под многочисленными символами. Изначально я решила, что она имеет слабость к татуировкам, но прежде ничего подобного я не видела. В определенный момент я приметила, что некоторые из них — в особенности, на крыльях, — испускали белесое свечение. Нет, я не думаю, что меня подвело зрение… — Лиссис настороженно взглянула на свои лапы, прижимавшие деревянную кружку к груди, словно и они вот-вот спасуют и выронят ношу, предадут, как глаза. — Мы с ней очень долго говорили о Глоуне и Броге, их напряженных отношениях и недопонимании между расой людей и драконов. Нет-нет, не волнуйся, я делилась только теми сведениями, о которых знал самый ленивый отшельник континента. Напротив, меня удивило, что она знает больше, чем некоторые члены Совета Ветреных Земель. Моя новая знакомая очень охотно делилась информацией, словно стараясь вызвать у меня ответное доверие.
      — Попробую угадать — ее имя Синга?
      Лиссис осушила кружку, звучно поставила ее на стол, плеснула еще немного воды и по своему обычаю, предпочитая не держать в полусогнутых лапах, вновь прижала емкость к груди.
      — Не удивительно, что Мирдал назначил тебя первым советником, — восхищенно констатировала она. — Погоди минутку… — глаза Лиссис округлились от пришедшего озарения. — Эта та самая виверна, от ритуала которой властелин Мирдал отказался?
      Вайзерон взобрался на кресло и принялся складывать свитки, которые не свернул в плотные рулоны и не припрятал в миниатюрные тубусы, предназначенные для особо важных писаний. Он так торопился на зов властелина Мирдала, что не соизволил убрать царящий на столе бардак. Лиссис не прикладывала лап к его вещам на столе, потому как сама не признавала, что ее немногочисленные предметы обихода кто-то брал и присваивал им непривычные места. Даже если это пытался сделать Вайзерон.
      — Верно, — подтвердил он, приводя в порядок свое рабочее место. Он скрупулезно закладывал карандаши в кожаный сверток, где каждой пишущей принадлежности отводилось свое место в виде тугой петельки. — Что-то мне подсказывает, что магия не покинула континент, не подверглась забвению благодаря отдельным носителям практических знаний. Позже я хочу навести справки о Синге, узнать о ней столько, чтобы меня не мучило чувство опасности, исходящей от ее деятельности.
      Лиссис улыбнулась ему с лукавством и заговорщически сложила лапы ладонями друг к другу.
      — Полагаешь, что ее способности окажутся полезными?
      — Мне жаль, что Мирдал не ищет спасения, — вздохнул он и тут же поднял взгляд на спутницу, — но это не означает, что мы не станем помогать тем, кто нуждается в помощи.
      — Принося в жертву воров, убийц и насильников?
      — Ели того потребует ситуация. Мы не знаем, на что способна эта целительница.
      — Ведьма тогда уж.
      — Что, прости?
      Лиссис взяла с подноса с фруктами, томившимися на столе, большое красное яблоко и с аппетитом вгрызлась в него. Из-за охотничьих повадок, истоков царства фауны, Лиссис вводила Вайзерона в легкое удивление, так как зачастую не жевала пищу, а раскусывала несколько раз зубами и проглатывала. Дитя леса, что тут скажешь.
      — Их называют ведьмами в Равнинных Землях и чародейками. Зависит степени романтизации рассказов о таких таинственных драконицах, как она.
      — Смею предположить, что это зависит от масштабов жертвоприношений, — сказал Вайзерон, покончив с облагораживанием бардака. — Итак, какие будут предложения? Мы сегодня свободны.
      — Разве ты не хочешь выспаться? — заботливо подметила она. — Я побуду рядом, тихая, как мышка.
      — Как мышка с колокольчиком, — добавил Вайзерон.

***

      Спустя пару бокалов Фрумели начала сомневаться, что Эрунта посоветовала ей легкое вино. Мутная пелена застилала ей взор, пальцы лап и хвост отзывались пусть и приятным, но очень настойчивым покалыванием, а окружение представлялось ей в необычайно привычном свете, словно он день ото дня заглядывала в царство смеха, кисловато-жаренных запахов и случайных взглядов, которых, как показалось драконице, становилось со временем все больше и больше. Но Фрумели зря беспокоилась, потому что многие, отхлебнув горячительных напитков, становились чересчур активными на движение отяжелевшей головы, словно они лишний раз хотели убедиться, что находятся в той самой компании, где могли вести себя менее сдержанно и не стесняться глупых шуток и нелепых пересказов, прозвучавших в неудачный момент, когда самые громкие резко умолкали. Фрумели знакомо это чувство. Иногда ей казалось, что любые слова звучат с ее уст причудливо, с особой наивностью, потому как ей не приходилось увлеченно говорить на темы, в которых она преуспевала. Ей нравилось говорить о музыке, хотя ее познания заканчивались на знании семи нот и знакомстве в трактире с необычным бардом. Тарэт охотно поделился именами нескольких известных менестрелей, проникшихся дуэтом с лютней, флейтой и таким необычным инструментом, как колесная лира, хотя о последней новоиспеченный знакомый отзывался, как глубоко духовном инструменте, на котором пели песни о Матери. Фрумели бы солгала, если бы сказала, что ей не понравилось целиком и полностью погружаться в исполнение созвучных куплетов. Ей доводилось демонстрировать свой голос публике Мерзлых Земель в другом, более маленьком заведении, но в процессе пения она отчаянно сражалась со страхом, что на нее, не мигая, с замиранием, смотрят десятки посетителей. Несмотря на слова поддержки и благодарности (некоторые, не стесняясь, заявляли, что у Фрумели есть талант), бедная драконица пыталась весь вечер придти в себя и усмирить суматошное сердцебиение.
      Пут по-прежнему оставался душой компании. Здоровяк благополучно прикончил, пожалуй, половину бочки, и его бас постепенно приобрел приятные нотки бархатистой вялости. Стенический характер вещания, восклицания и подшучивания над Пертом пошли на убыль. Пут вдумчиво смотрел на полупустую кружку, в которую поместились бы два его кулака, и сентиментально вздыхал, словно роясь в далеких воспоминаниях. Перт старался наверстать упущенное в еде, но слишком поздно осознал, что медовуха не простит ему оплошности пустого желудка, поэтому он изо всех сил старался себя разговорить, чтобы унять неприятные позывы нутра. Эрунта общалась с Нестусом, своим первым советником, поднимая, в основном, житейские темы, и налегала на ягоды. Насколько могла судить Фрумели, правительница ничего серьезнее запеченной рыбы так и не попробовала, продолжая за беседой наслаждаться черникой, ежевикой, брусникой и клюквой, поштучно подхватывая их острыми, частично втягивающимися когтями. Фрумели допускала, что все уже слишком устали и вот-вот начнут расходиться, но драконица наткнулась глазами на недавних знакомых — Мевлиду и Добелана. Двое наемников неспешно продвигались вглубь заведения, тщательно продумывая свой шаг, так как из-за обилия хвостов и крыльев трактир превратился в один огромный капкан. И если Добелану, как человеку самого обыкновенного роста, путь давался относительно легко, то Мевлида, огромная драконица, которой напарник едва мог дотянутся до основания крыла, чувствовала себя не так ловко, сконфуженно озираясь по сторонам и волоча за собой длинный хвост. В трактире она не была одинока в своих габаритах, но от впечатления, что огромная двенадцатифутовая статуя ожила, никто из присутствующих не мог избавиться, спешно убирая свои конечности по табуреты и скамьи.
      Первой порадовалась их приходу Эрунта. Она помахала им лапой и пригласила за стол.
      — Я знала, что вы придете, — любезно проворковала она. — Так странно оставаться в гостевом доме, когда Мерзлые Земли отдают дань самому важному празднику — Костру.
      — Спасибо, — поблагодарила Мевлида, с облегченьем выдохнув, что рядом со столиком правительницы есть достаточно места, чтобы она безбоязненно могла сесть и слегка ослабить огромные крылья вдоль боков. — Почтем за честь присоединиться к вам. — Она сделала паузу и затем добавила: — Я еще раз хочу попросить прощения за недопонимание у входа. Многих пугает самое поверхностное упоминание наемников, как безжалостных монстров, убивающих за деньги.
      — Вы убиваете плохих ребят за деньги, — справедливо заметила Эрунта, проглотив очередную ягоду. — В целом, разница небольшая, но вопрос скорее философский, нежели моральный.
      Оживился Пут, едва не придремавший щекой на кружке. Он поднял голову лишь тогда, когда настолько близко, у стола, прозвучал незнакомый голос. Великан толкнул локтем Перта, мол, смотри, кто к ним пожаловал, и для просветления мозгов молниеносно плеснул в импровизированную подушку добрую порцию хмельного меда.
      — Госпожа, это та самая парочка вольных храбрецов, о которых вы сегодня говорили?
      — И к ним не стоит относиться с презрением, — примирительно отметила Эрунта. — Нестус подтвердил существование гильдии Свободных Защитников и их репутацию. На территории Степных Земель существует небольшой союз людей и драконов, способных обращаться с мечом и когтями. Вот уже три поколения они охраняют обозы с зерном и очищают дороги от бандитов, а что до их внешнего вида... Никто им не запрещал застегивать ремни золотыми бляхами и ухаживать за своей гривой. Представь, Пут, что ты скажешь, если я избавлюсь от праздничных ленточек и уберу вплетенные перья из шерсти на своей шее?
      — Ну… Вы все так же останетесь прекрасной госпожой, уж я-то не сомневаюсь!
      — Неподходящий момент для лести, — нахмурилась Эрунта. — Я доверяю Нестусу, поэтому, дорогой Пут, считаю текущий вопрос сомнений закрытым.
      Великан развел плечами и, наконец, покорно кивнул. Он отхлебнул из кружки немного меда, встал из-за стола и над ним протянул свою толстенную ручищу для рукопожатия с гостями.
      — Путерник, для друзей просто Пут, — представился он и указал глазами на юношу, сидевшего рядом и степенно приобретающего зеленоватый оттенок огурца. — А это Пертус, сокращенно — Перт. Не так давно мы были моряками, но теперь сошли на берег для созидания, если так можно выразиться. — Он дружелюбно улыбнулся, чтобы окончательно сгладить неровности первой встречи. — Теперь мы начинающие кузнецы, хотя на подковы пока что еще никто не жаловался.
      — Взаимно, — ответил на рукопожатие Добелан. — Прошу, зовите нас Доб и Мев, мы тоже предпочитаем укороченные имена.
      Мевлида с готовностью и теплом в глазах покачала головой в подтверждение словам напарника. Пут не торопился сесть за стол, он обвел руками кувшины и бутыли, предлагая чем-нибудь терпким промочить голову, но гости в унисон отказались.
      — Серьезно? — удивился Пут. — С вашей-то работой я вообще не представляю себя трезвым!
      — Нет, благодарю, — сказала Мев, жестом лапы подкрепляя свой отказ, — хотя я бы не отказалась от кружечки холодного молока.
      — Молока? — брови бывалого моряка подскочили вверх. — Вот я теперь точно чувствую себя последним дураком!
      — Простите?
      Пут сел за стол и щелчком пальцев подозвал полового.
      — На моем веку еще ни один наемник не употреблял этот напиток, вот так новость!
      Мев стеснительно перевела взгляд на свои лапы, прикрытые с внешней стороны костяными пластинами.
      — Меня вырастили крестьяне, они привили мне любовь к деревенской еде и маленьким сельским радостям. Меня растила немолодая пара, которая не могла завести детей. Однажды им улыбнулась судьба, и они нашли на границе своего пшеничного поля разоренное гнездо в земляной норе, где уцелело единственное яйцо. — Драконица вздохнула. — Это долгая история, но у нее счастливое продолжение. Мои новые родители любили меня всем сердцем, пока старость не разлучила нас. Очень жалко, что люди не живут также долго, как драконы. — Мев подняла взгляд, мимика ее удивительно подвижного лица, где сокращался каждый мускул, становилась живее и контрастнее. — Я решила, что посвящу свою жизнь заботе о нуждающихся, однако Матерь обделила меня талантом к ремеслу врачевания. Я поняла, что могу быть просто драконицей, используя свои размеры и огненное дыхание для защиты слабых и обездоленных. Дни напролет я летала над тропами, дорожками и трактами, вмешиваясь в планы разбойников и неприятных личностей, пока судьба не сделала очередную петлю в моей жизни и не столкнула с Добом, которого какие-то негодяи оставили умирать на обочине. После выздоровления Доб предложил мне вступить в их гильдию, и с тех пор началась наша совместная линия повествования.
      Фрумели слушала с интересом предысторию Мев и восхищалась отважной драконицей. Картина обретала полноценную палитру красок, очень привлекающую железнолапую слушательницу. Она вспомнила первую часть их истории с благоговением отметила про себя, что Мев ей очень понравилась. Сама того не замечая, она потянулась лапой и коснулась крыла гостьи. Это произошло случайно, Фрумели не отдавала отчет своим действиям. Что-то внутри ей нашептало, что этот знак внимания покажет Мев гораздо больше, чем Фрумели, складывающая слова в бестолковую попытку поддержать одним из способов, в котором она никогда не была сильна. Или ей напел не внутренний голос, а ягодное вино, перерастающее в новую фазу оказывающего действия — в эйфоричное головокружение и неподконтрольное поведение. Тем не менее, Мев расценила ее прикосновение как нечто ценное, как взаимное понимание, наградив Фрумели искренней улыбкой.
      Вскоре половой принес кувшин молока для Мев и кофе для Доба. В отличие от напарницы, Доб поведал небольшую историю, что бодрящий кофе и его особенность высыпаться за несколько часов не дала одной шайке устроить мстительное нападение на их лагерь в период глубокой ночи. Он рассказал, что Мев следует хорошо отдыхать, чтобы ее огненное дыхание не ослабло, поэтому он оставался бдительным до раннего утра, заготавливая болты для арбалета или патрулируя прилежащую к их костру территорию.
      — Я не уверен, что Мев одобрит другую маленькую историю, но… — Доб снизу вверх посмотрел на соратницу в ожидании реакции, но в ответ услышал беззаботный смешок. — Что ж, я уверен, что могу рассказать ее присутствующим. — Он достал трубку и вопросительно взглянул на Эрунту. — Простите, здесь можно курить? А, хорошо, премного благодарен. Так вот, — собирался он с мыслями, набивая табаком курительную принадлежность и поправляя густые, зачесанные назад волосы, — у Мев не всегда была такая завидная грива. Она постоянно путалась, собирала на себе репейник и лезла ей в глаза. Я наблюдал, как Мев отчаянно пыталась за ней ухаживать, но часовые купания в водоеме не улучшали ситуацию. — Он выпустил в сторону клуб дыма. — Однажды торговец попросил нас сопроводить несколько телег с товаром до города. Обычный трудолюбивый человек, одет незамысловато, но без дырок, семья и дети. Он пообещал нам заплатить двадцать золотых авансом и еще четверть от прибыли с продажи и не скрыл удивления, когда мы отказались от оплаты. В его голове не укладывалось, что наемники хотели помочь ему задаром, поэтому он до последнего настаивал, чтобы мы попросили что-нибудь взамен. Пришлось уступить добросердечному купцу, и мы сошлись на совместной трапезе. Он накормил нас простым, но очень сытным и вкусным завтраком, приготовленным его дочерьми, после чего мы отправились в путь. Опасения торговца подтвердились, на его товар позарились не очень смышленые разбойники, которых Мев разогнала парочкой плевков огня. К счастью, никто не пострадал. Мы осмотрели обозы, и неожиданно я увидел стрелу, торчащую из мешка. Я вытащил ее и ощутил, как наконечник пахнет чем-то очень знакомым, слегка пряным. Конечно! Почему я раньше об этом не догадался? Меня тогда словно палицей со всего маху ударили по голове. В мешке лежал корень женьшеня, а он издревле использовался, как природное мыльное средство. Мелко нарезаешь корень, раздавливаешь в ступке и добавляешь воды. — Доб расползся в улыбке, заметив некое подобие стеснения на лице напарницы. — Конечно, Мев очень смущалась, не подпуская меня к своей гриве. Быть может, видела в этом двусмысленный подтекст. Очень странно. — Доб прищурился. — Прозвучит неравноценное сравнение, но если лошадь однажды заговорит, то уход за ней превратится в рутинную борьбу со стереотипами культуры поведения?
      — Он превратится в уход за разумной лошадью, — пожала плечами Эрунта, взяв с серебристого подноса на ножке уже горсть ягод и, вскинув голову, отправила их в рот. — А это означает, что ее грива станет еще красивее, будет лосниться, лететь по ветру, потому что лошадь укажет на недочеты прошлого общения с расческой в руках человека. — Она внимательно принялась вглядываться в лица присутствующих. — Теперь не лгите мне, кто из вас покраснел?
      Фрумели засмеялась, сделав короткий глоточек вина. История ее позабавила, но одновременно смутила. Конечно, речь шла об отношении между человеком и драконицей в щепетильном деле, но она сразу провела параллель между собой и Никелем. Как часто они ухаживали друг за другом, принимая природные ванны? Фрумели затруднялась вспомнить, отчасти по причине своих комплексов, которые огородили ее от поисков в памяти детального описания их совместного купания. Ситуации личного характера волновали куда сильнее, встряхивая воображение, преувеличивающее действительность, и Фрумели торопилась выбросить из головы назойливые вопросы этики, которые, впрочем, никогда не мешали, когда драконица оставалась наедине со своим железнокрылым спутником. Глотнув еще немного вина, Фрумели почувствовала облегчение.
      Пут поскреб двумя пальцами висок, не выпуская ручку своей большой кружки.
      — Что тут скажешь, отличный у вас вышел дуэт, — сказал он. — Эх, как бы я хотел накормить вас моряцкими историями, но мне не хватит остатка жизни, чтобы все рассказать! — Он взял рукой кусок бекона и принялся задумчиво жевать, смотря в одну точку. — Я сейчас задумался, как там поживает Конди… Ох, он пропадет без меня. Либо фамильный корабль отдаст за долги, или нарвется на пиратов…
      — Я вот лично нисколько не скучаю по жадному снобу, — пьяно пробормотал Перт, сражаясь с непослушным языком, словно он не помещался ему в рот. — Он, черт возьми, трясся над каждой монетой и не разорился только благодаря этой… сомнительной торговле с Механическими Землями… А у меня, агх… каждый раз волосы вставали дыбом, когда мы туда плыли, а когда уплывали…
      Перт, позеленевший до состояния цветущего гороха, не выдержал подступающих позывов и сломя голову бросился к выходу, дважды споткнувшись об хвосты посетителей. Пут солидарно посмеялся, провожая его взглядом.
      — Ну что за малец, никак не научится не пить на пустой желудок! — Здоровяк-матрос поднялся из-за стола. — Не хочу вас покидать, но я обязан приглядеть за пареньком, пока он что-нибудь не натворил.
      Пут поклонился присутствующим и был таков. Вот только он спокойно не смог покинуть заведение, тотчас отшатнувшись на плывущих ногах, так как натолкнулся на одного из северных охотников, в котором Фрумели признала недавнего знакомого, Абарта, следящего, по всей видимости, за порядком на празднике. Он оказался ловчее всех, кто преодолел ловушки из крыльев и хвостов, не задев никого из отдыхающих, и приблизился к столу. Фрумели мельком посмотрела в его глаза. Они горели, они мгновенно передали тревогу драконице, они кричали, что случилось что-то ужасное. Внешне молодой охотник не изменился, он все также прикрывал грудь легким, праздничным доспехом с тиснением, а голову держал прямо и гордо.
      — Госпожа, — Абарт поклонился госпоже и присутствующим, — прошу прощения, что беспокою вас, но…
      Он наклонился к уху своей правительницы и что-то тихо прошептал. Фрумели не смогла расслышать, но ей и не требовалось. Она знала, что глаза Абарта не лгали. Праздник постепенно перерастал в беспокойное для нее событие, печальные мысли о Никеле мгновенно нахлынули с новой силой. Ей стало горько, что она беззаботно проводила время, пока ее спутник, сломленный и одинокий, оставался где-то там, в большом доме Эрунты и пытался собрать себя по кусочкам для своего маленького мира, где против него могла выступить верная и любящая спутница.
      — Мне тоже придется вас покинуть, — сказала Эрунта, спешно поднимаясь на лапы и встряхивая крылья, как часто делают пернатые драконы перед полетом. — Меня ждут неотложные дела.
      — Госпожа? Особые распоряжения?
      Нестус был также легок на подъем, держался наготове. Он подскочил со скамьи, накинул капюшон в мгновение ока и затянул ослабленный пояс с книгой на крестообразном ремешке, несколькими склянками с непонятной жидкостью и двумя ножнами, где из одного торчала рукоятка охотничьего ножа, а из другого — боевого кинжала.
      — Нет-нет, — приказала она. — Ты следишь за праздником, с тобой останется Абарт, Ковлис, Мегхар и Ямер. — Эрунта нахмурилась, пресекая попытку Нестуса возразить ее решению. — Это не обсуждается, сейчас ты мне нужен здесь.
      — Что происходит? — не выдержала Фрумели, панически цепляясь за взгляд правительницы Мерзлых Земель. — Куда вы отправляетесь? Что-то горит? Кто-то напал?
      Эрунта успокаивающе улыбнулась и не отказала себе в удовольствии погладить по щеке разволновавшуюся гостью.
      — Для тебя тоже есть маленькое поручение. Отправляйся к Никелю и побудь рядом. Если ты не уверена или колеблешься, возьми с собой Мев и Доба. Надеюсь, вместе вы справитесь.
      Фрумели не успокоило прикосновение Эрунты, но спорить она не стала. Ничего бы не изменилось, если властительница конкретно бы сказала, куда она отлучается. Что, Фрумели полетела бы вместе с ней, став обузой? В голове драконицы этот сухой факт прозвучал чересчур убедительно, а что касается слов… Они только сильнее встряхивали эмоции, направляли их и сбрасывали с огромной высоты, не объяснив, как пользоваться крыльями. В итоге со всех сторон набрасывались преждевременная боль, беспомощность и пытка ожиданием.
      — Хорошо, я поняла, — удрученно ответила Фрумели.
      Эрунта распрощалась с гостями и спешно скрылась за пределами трактира, сопровождаемая охотником до выхода. Фрумели бросила мимолетный взгляд на Нестуса, но по его выражению лица он не собирался пояснять уход своей правительницы даже под угрозой собственной жизни. Первый советник сохранял завидное спокойствие, но возвращаться за праздничное пиршество не собирался. Он поклонился оставшимся и вышел из-за стола, напоследок сдержанно обронив через плечо:
      — Будем надеяться, что все образуется.
      После этих слов Нестус поклонился и зашагал к выходу сгорбленной походкой.