Я считаю дни

Осталось девять дней!
Рабочих, если быть точным!
На самом деле что-то накапало и на ежегодный отпуск.
Но это уже мимо входных дверей моего родного садика.
Моя любимая шутка в эти годы:
«Я ещё маленький. Мне три года. Я хожу в детский садик!»
Через девять дней она перестанет меня утешать.
И весь этот «отпуск» я буду безутешен.
Потому что это отпуск с последующим увольнением.
А чего я ждал?
Мне семьдесят лет.
Другие так долго не живут.
Пора! Пора на пенсию.
Ну и что, что крошечная.
Значит такую заработал.
Позади фантастическая невероятная невозможная жизнь!
Уже в первые сутки моей маме сказали жёстко: «Он не жилец!»
Как только температура у новорожденного подскочила за сорок.
Да никто меня там в общем то и не ждал трепетно, в лагере на Колыме.
Ээчки нарожали до меня более пятисот младенцев!
Персонал не знал: стреляться или давиться?
Тут и на большой земле было очень трудно с выкармливанием потомства.
Впроголодь жила страна. Вся.
А что же говорить о лагерях вдоль реки Колымы, в Магаданской глубинке?
Вот тут на днях пробежался морозец по местам моего зарождения.
За минус пятьдесят!
Когда я родился была настоящая оттепель. Вчера минус сорок пять и завтра минус сорок пять.
А в день моего появления на свет жалких минус тридцать три.
Но мне хватило и минус тридцать три для починку!
Меня аккуратно положили на окошко и приоткрыли форточку.
Потому что и так слишком много народилось.
А мама то была приблатнённая!
Она с музыкантами и всей культбригадой прохлаждалась, а народ это не приветствовал.
Вслух и в глаза не говорили.
А на деле устроили мне "отходную".
Через два часа после рождения я пылал.
Позднее врач – женщина – объяснила маме, что у меня туберкулёз бронхов.
Теоретически это конечно лечится, но не в лагере, не на Колыме.
А мы как раз в нём, в родимом!
Именно в лагере и именно на Колыме!
И я начал стремительно терять в весе и совсем не брал мамину грудь.
В общем барак вдохновенно ждал, когда же справедливая кара настигнет приблатнённую, и её выродок лагерный сдохнет.
Какие семьдесят лет?
Опомнись!
Чудом было бы прожить хотя бы до весны!
Потому свидетельство о рождении мне не выписывали, чтобы не портить статистику еще одной смертью, рождения моего не регистрировали.
А однажды охранник понёс меня тайно от мамы в сугроб, поскольку я уже не подавал признаков жизни. Чтобы я просто уснул в сугробе и уже не мучался.
Вот тут то штык лопаты и упёрся ему в горло.
И он услышал только два слова из уст мамы, читавшей наизусть и всего Маяковского и почити всего Есенина: «Сука!» и «Убью!»
Словно плыли надо мною еще не написанные тогда слова Его величайшей песни:

«Ну, а теперь — хоть саван мне готовь, —
Смеюсь сквозь слёзы я и плачу без причины.
Мне вечным холодом и льдом сковало кровь
От страха жить и от предчувствия кончины.»

Вот в такой развесёлой обстановочке и начиналась эта запредельно длинная жизнь.
До конца этой Зимы зим остаётся официально два рабочих дня: 27 и 28 февраля!
И ещё семь рабочих дней в первые недели весны!
Понятно что тут у нас это всё зима зим будет продолжаться, а я и сейчас могу в любой момент.
Уж так нелепо мы, мужуки, устроены, что только ррраз!
Но если двигаться по уже написанному и подписанному мною документу, то вот плюс семь дней весны! Ну там ещё и выходные будут и праздник всех праздников – Восьмое марта!
А так – семь рабочих дней весною и два рабочих дня зимою.
Не знаю почему, но слёзы сами льются из глаз.

Да! Да! «Смеюсь сквозь слёзы я и плачу без причины»

Это почему-то очень похоже на ситуацию женщины, которая вышла замуж, устроила свою жизнь и вдруг ей сообщают, что до конца счастливого брака осталось девять дней. И дальше уже точно никакого брака с этим не будет! Я не женщина. И это не брак. Но слёзы льются и я не могу их остановить. Потому что впереди полная абсолютная пустота. И только песня моего великого самого первого Учителя песнесложения Владимира Семёновича Высоцкого звучит у меня в ушах его голосом:

«Понял я  — больше песен не петь!
Понял я  — больше снов не смотреть!
Дни тянулись с ней нитями лжи!
С нею были одни миражи!
Я жгу остатки праздничных одежд!
Я струны рву, освобождаясь от дурмана!
Мне не служить рабом у призрачных надежд!
Не поклоняться больше идолам обмана!»