Мамонт и Гвоздик

Самолет сел не совсем по расписанию, уже разгоревшимся камчатским утром. В Москве в эту пору, согласно географической науке, была глубокая ночь, но здесь яркое дальневосточное солнце разогнало с меня всякую дрему, и даже обычная дорожная усталость куда-то исчезла. Уже через час – полтора я прибыл к месту назначения и привычно вошел в служебную институтскую гостиницу, как официально именовался домик, состоявший всего-то из двух комнат и кухоньки. К удивлению своему, обнаружил я полную заполненность скрипучих солдатских коек крепкими мужскими телами, недовольно продирающими глаза в мою сторону. Но первые же мои, на правах завсегдатая, расспросы все прояснили, - вчера ночью, буквально за несколько часов до меня, прибыли просыпающиеся теперь киевляне, - проектировщики гидроакустических систем, где-то коллеги наши, но в чем-то и конкуренты. И первый же вопрос, который теперь задали они мне, был о результате вчерашнего футбольного матча, который я знал, а они, по понятной сложнодорожной причине, - еще нет. Услышав, что родное «Динамо» – хотя и один-ноль, но выиграло, украинские коллеги повскакивали тут же с коек, загалдели, стали поздравлять друг друга, хлопая по плечам, - будто не тур очередной, а, как минимум, первенство СССР было выиграно в этом матче.
– Ты согласись, – несколько угомонившись, сказали мне мои новые знакомые, – что киевское Динамо - самая сильная теперь команда страны. Ты лучше сам согласись! – И в повисшей паузе все девятеро с разных сторон почему-то пристально посмотрели в мою сторону. Я уже набрал, было, в грудь воздуху, по ходу дела сочиняя некую около футбольную сентенцию, но увидел эти девять пар разнокалиберных украинских глаз и осекся.
Нет, совсем не злобные были взгляды и даже не косые или подозрительные. Скорее проглядывалось озорное любопытство: – а что это нам теперь ответит бойкий русский хлопец? И не заробеет ли уважаемый москаленок, сказать нам – а чего он думает? А кто-то из них почти провокационно спросил:
– Что, сам-то, - за Спартак, небось, болеешь? –
– Да шо вы мне про спартачей и динамовцев мозги пудрите, да з такими хлопцами як вы, да на своем поле, да мы з вами любую команду зараз обыграем, да будь то хошь сам Реал з городу Мадриду! – Пришлось мне пуститься на хитрый маневр, продемонстрировав друзьям-соперникам некоторый  дипломатический дриблинг, и заодно напомнить им известную болельщицкую фабулу - поле и мяч рассудят всех! Киевляне приветливо заулыбались, оценив мастерство футбольной риторики, и с того момента радушно приняли меня в свою дружную компанию и даже извечную тему Спартак-Динамо более не поднимали вовсе.
Дальнейшая тема для разговоров была более приземленной - кто как долетел, с какими приключениями. Узнав, что я прождал вылета несколько часов, киевляне только хмыкнули.
 – А мы так три дня и три ночи улетали з вашей Москвы, з Домодедово, будь оно неладно! И кажин день отменяют рейс, да отменяют! А мы ж перший раз на Камчатку летим, не то будут кормить нас як положено, не то - не очень, никому ж це неведомо. Дывись, вот помидорок мы с собой взяли, вот сальца трошки, ковбаски, – Объяснял один из них, показывая рукой на дюжину не маленьких ящиков, аккуратно соштабелеванных в уголочке.
– И со всей этой провизией, целых три дня - туда и обратно, туда и обратно, туда и обратно! Тай хлопцы устали уже таскать все эти вещи! Да что ты, - яка камера хранения, где ее там искать, и шо - я этой вашей камере свое гарное украинское сало должен доверить? Ой, только не держите меня за совсем идиота! –
Этот средних лет брюнет, с которым завязался первый диалог, оказался неформальным лидером молодежного состава киевской экспедиции, эдаким старшиной, разговаривавшим в быту чаще на украинском. А в особых случаях он нарочито переходил на мову, и частенько резюмировал очередную начальственную дурость, отпуская что-то вроде: «А не пийшол бы я на хэр з такой икспедыции!» Да и в целом, парни были очень неплохие, что называется - свои.
 Перезнакомившись с ними поближе, потихоньку разобрался я и в табеле о рангах киевской бригады. Начальником экспедиции у них был солидный толстый дядька с манерами и поступками весьма решительными, простыми как соль, но и как стакан водки - не слишком дальновидными. На всякого рода совещаниях он держал себя как персону самую главную, всем «тыкал», перебивал кого угодно,  громоподобно вещал - по делу и без оного, и лишь присутствие очень старших офицеров флота, особенно с адмиральскими звездами,  могло несколько умерить его прыть. Ученым он, конечно, не был, а администратором, возможно, был неплохим. Порой казалось, что он способен своим обширным телом раздавить очередную возникающую проблему, или потрясти вдруг общественность громогласным заявлением о только что сделанном им научном открытии мирового значения. Ни до одного, ни до другого никогда, конечно, не доходило, однако решимость его сама по себе уже делала свое дело. Все звали его – Мамонт, и не только по причине грузной, прямолинейной, напористой натуры, но и по прозаическому сходству с его собственной фамилией - Момот.
А вот заместитель его был фигурой совершенно противоположной - вдумчивый ученый, много чего взвешивающий внутри себя, прежде чем принять решение или даже высказаться по злободневному вопросу. Весьма тактичный малоросский интеллигент, не способный, пожалуй, даже повысить голос, не то чтобы серьезно накалить обстановку. Если и приходилось ему возражать какому-либо оппоненту, то и это происходило в самой доброжелательной манере и с неизменной улыбкой. Сами обороты речи его были весьма округлы и даже произношение его на московский слух было с добавлением некоторой мягкости в согласных: «мощ’ность», «из’луч’атель», «на шельф’е». Спортивным строением он особенно не отличался, но для своих «за пятьдесят», был вполне подтянут. Стройность фигуры вполне соответствовала его необычной фамилии – Гвоздик, и все, не мудрствуя лукаво, именно так, по фамилии, его и звали – Гвоздик. В устной речи, конечно, явно не было видно, но все-таки слышалось, что частенько его называли «гвоздиком» именно в уменьшительной форме и возможно даже с маленькой буквы: «А где Гвоздик? У вас гвоздика нет?» Он никогда не обижался, претензий или замечаний не высказывал и, кажется, был заранее согласен со всеми и со всем, что не противоречило здравому смыслу и его научным воззрениям. И хотя у наших персонажей были имена и отчества разрешите уж, не кривя душой, называть их так же – Мамонт и Гвоздик.
Согласование обеспечения комплексной научной экспедиции – дело не простое, не скорое, и нам втроем – Мамонту, Гвоздику и мне приходилось каждодневно ездить в штаб флотилии на бесконечные совещания и уточнения программы работ. Только «ездить» - слово в данном случае мало уместное, поскольку дорога в штаб лежала через Авачинский залив, и преодолевали мы его на катере со скромной надписью на борту «МК-2».  Ходить на катере по закрытой от океанских зыбучих волн бухте – дело обыденное, даже скучное и на этот случай в гостевом кубрике катера лежали шашки, шахматы, домино и затертая колода карт. Нас было трое, - в шашки, шахматы втроем не сыграешь, а идти до Петропавловска часа полтора, не меньше.
И в первый же раз мы, практически не сговариваясь, стали расписывать пулечку. Самую простую, «Сочи», на интерес, безо всяких задних мыслей, исключительно дабы скоротать выпавшее нам троим время. И надо ж такому случиться, но главная наша персона – Мамонт в самом начале партии, буквально на пятом - шестом кону, объявляет мизер.
Вряд ли дорогой читатель не знает правил старого доброго преферанса, но на всякий случай поясню: мизер – это крупная игра; заказавший мизер выиграл, если сумел не взять ни одной взятки, но крупно проиграл, если хоть одну, но схавал. Задача стола – мизер поймать, то есть всунуть банкующему хоть одну малюсенькую взяточку, а лучше – «паровоз», взятки на три-четыре. Но бывают мизера, неловящиеся по определению, или при данном раскладе карт, или при правильном первом ходе…
И вот объявляет Мамонт мизер, берет прикуп, ввиду отсутствия какой-либо конкуренции его серьезному заказу, и начинается игра. А игра, уважаемый читатель, это не только шлепание картами или костяшками домино по столу, это и еще и вид общения, особая атмосфера, где являются обществу характеры, остроумие, азарт, искусство понимания партнера. Это процесс, где сама игра - часто лишь повод, некий катализатор, рождающий творчество и проявляющий мастерство, удаль и благородство участников. Хотя, конечно, бывает и наоборот, то есть - те же характеристики, но с обратным знаком. Но личность человека со всеми плюсами и минусами проявляется в любом случае, и в этом, быть может, и есть игры главный смысл.
Кстати сказать, очень часто на судах дальнего плавания моряки устанавливали биллиардный стол. Не настоящий, конечно же, то был биллиард, а специальный, морской, -  с шашками вместо шаров. Вокруг стола каждый погожий вечер царило оживление, и почти всегда проявлялся среди играющих эдакий неуемный заводила,  азартно распаляющийся сам и зажигая остальную публику. Возникал даже целый клуб из участников, болельщиков, судей и просто наблюдающих за всем происходящим. Бывало на шлюпочной палубе собиралось человек двадцать и, хотя игра шла исключительно «на интерес», баталии разыгрывались не шуточные! А какие проявлялись характеры! Авантюристы и «пофигисты», озорники и игроки с весьма серьезным подходом, сухопарые умельцы с искрой в глазах и совершенно безрукие здоровяки. Бесшабашные головы, уверенно, почти не целясь, выстреливающие кием по шашке и бурно реагирующие на очередной свой промах. Мудрецы, долго обдумывающие очередной удар, просчитывая его чуть ни на три хода вперед и точно так же бьющие мимо! Каждый такой бестолковый удар сопровождался бурными комментариями, красочными эпитетами и язвительными ярлыками. «Мазила!» «Иди, потренируйся на тряпочках!» «А ты забить хотел, или просто так ударил?» «Дома, видать, тебе жена в лузу попасть помогает, а тут, без нее, - никак?» Возле стола разгоралось еще одно, не менее интересное состязание -  в площадном остроумии. Привычные идиомы и поговорки перемежались экспромтами, наиболее удачные из последних превращались в новые поговорки и впоследствии употреблялись широко и по любому поводу, гарантируя острякам непременный успех у публики. И в этой фольклорной части тоже была весьма важная составляющая игрового процесса.
Но, давайте уже вернемся к нашей партии в преферанс, разыгрываемой в тесном кубрике катера МК-2.
 Ну так вот, берет наш Мамонт прикуп, собираясь играть свой мизер, стол весь в предвкушении, - а дальнейшее, уважаемый читатель, повествование пойдет в формате драматургическом, поскольку происходящее действительно напоминало спектакль, причем из репертуара театра абсурда.
Я. Ну показывайте свой мизер, показывайте, - чего тянуть кошку за хвост, и кота тоже, все одно в свои карты посмотрим и Ваши остальные просчитаем методом вычитания. Не «стоя» же будем ловить Ваш мизер! Уж «ляжем» обязательно и всенепременно поймаем, раз есть, что скрывать!
ГВОЗДИК. Да уж, любезный Мамонт, хорошо бы посмотреть на Ваш мизер до сноса. Покажите карты и делайте потом Ваш снос, как принято в порядочном обществе!
МАМОНТ. Чего это я буду показывать? Зачем? Ну и что, что всегда показывают? Что? Все равно потом просчитаете? Ну ладно, чего мне скрывать, - смотрите! (бросает карты на стол) Вот пика, трефа, ну и прочее.
Я. И посмотрим, и запишем еще на бумажку для порядка!
МАМОНТ (забирает карты со стола). Чего записывать? Не надо ничего записывать! Почему всегда записывают? А мы не будем записывать! Мы сначала сыграем, а потом запишем!  –
Возникла некоторая пауза, - я так был просто ошарашен манерой Мамонта трактовать правила игры как ему в данный момент заблагорассудилось. Он хоть и был крупным, под сто килограммов, руководителем, но не за карточным же столом! Возмущение мое уже готовило резкую отповедь Мамонту, однако мой партнер по столу среагировал гораздо тоньше.
ГВОЗДИК. Погодите-ка, Мамонт, мне кажется - чистый у Вас мизер, неловленный, пиши – не пиши, все одно ловить нечего!
МАМОНТ (бросает карты на стол). Да, чего уж там, - пиши мои карты, записывай, я вообще никогда ничего не скрываю!
ГВОЗДИК. А может и не чистый… Надо, действительно записать. Так, пика – семь, девять, валет. Трефа  …
МАМОНТ (забирает карты со стола). Как не чистый? Ничего не записывай, и показывать ничего не буду, что это вы мне тут – то чистый, то не чистый! Ну-ка зачеркни там, все что записал!
ГВОЗДИК (глядя в свои карты и не обращая внимания на Мамонта). Хотя при таком раскладе -все-таки чистый! Можно и не записывать!  –
Я поймал выразительный взгляд Гвоздика и начал понимать суть происходящего. А Гвоздик, не подавая вида, продолжал разыгрывать, но не мизер, а собственное слишком самоуверенное начальство.
МАМОНТ (бросает карты на стол). Да чего тут скрывать! Записывай, трефа – семь, восемь, десять, валет. Бубна – семь, девять, десять, дама, туз.
ГВОЗДИК. Туз? В бубнах? У-уу!!
МАМОНТ (забирает карты со стола). Зачеркни! Ничего показывать не буду! Какой туз? Нету туза!
ГВОЗДИК. А впрочем, и с тузом – чистый!
МАМОНТ (бросает карты на стол). Конечно чистый! С тузом, без туза… записывайте, что хотите,  а червы - вообще нет! Всё – неловленный мизер!
ГВОЗДИК. Да, - не ловится мизер. Чего уж тут! Ничего не поделаешь. Только снос для порядка сделайте, Мамонт! Ну, как положено!
МАМОНТ (забирает карты со стола). Снос? Это я должен подумать! Снос! Уф! Уф-фф!!
ГВОЗДИК. Да, Вы уж подумайте, а то мало ли что! Тут один не подумал и так снесся, что огреб аж пять взяток! Еще одна, и было бы - шесть!
МАМОНТ (держит карты перед собой). Так, снос. Уф-фф! Снести надо вот это и еще… (задумывается).
ГВОЗДИК (с улыбкой). «Вот это» обязательно снесите. (Обращаясь к столу) Хотя с такими картами, как не сносись, - все одно неловленный мизер!
МАМОНТ (бросает карты на стол). Да, тут любой снос можно сделать, - неловленный мизер!
ГВОЗДИК. Любой? Хорошо! Давайте мы за Вас сделаем снос и разыграем Ваш мизер!
МАМОНТ (забирает карты со стола). Нет! Я сам! Сейчас снесу - вот это и еще вот… (задумывается)
ГВОЗДИК (глядя в свои карты, столу). Ой, даже и семерки сносить можно – все равно ничего не ловится!
МАМОНТ (бросает карты на стол). Ну, я ж говорю - неловленный мизер! Чего вы мне зря голову морочите!
ГВОЗДИК. Но для порядка все же снесите хоть что-нибудь, уважаемый Мамонт! Для порядка!
МАМОНТ (разбирает карты на столе, в открытую). Да - все равно, вот эту и еще… ну, вот эту.
ГВОЗДИК. Ах, так Вы сносите! Это меняет дело!
МАМОНТ (забирает карты со стола). Нет! Не так! Я вообще не покажу, что буду сносить! (сносит в темную) Вот, все – снес две карты! Ловите!
ГВОЗДИК. Еще и ход Ваш. Прошу, уважаемый!
МАМОНТ (задумывается). Ход? М-мм! Сейчас! Уф-фф! И-иии! Ход! Пожалуй, я не так снесу! (Забирает снесенные карты обратно). Снесу вот как! Или нет…  –
Мамонт краснел и пыхтел, забирал и снова бросал свои карты, ходил и перехаживал, то настораживаясь, то расслабляясь. При этом не возникало у него и тени сомнения в своих малоподобающих действиях, в своей абсолютной якобы правоте, чем Гвоздик и пользовался весьма умело. Моей задачей оставалось только наслаждаться процессом и давить в себе неуемное желание загоготать во весь голос.
ГВОЗДИК (столу).  Хотя, тут как ни ходи, все одно - чистый мизер!
МАМОНТ (бросает карты на стол). Конечно, даже и думать не буду, - чистый!
ГВОЗДИК. Мамонт! Но для порядка надо хоть как-то пойти, ну пусть даже символически!
МАМОНТ (небрежно). Да вот хоть так пойду! (бросает карту на стол)
ГВОЗДИК (настороженно). Ход сделан? Или еще нет?
МАМОНТ. Нет, нет! Еще нет! (забирает карту со стола).
ГВОЗДИК (столу). А ничего этот ход был, - приличный!
МАМОНТ. Да, сделан ход! Так и пойду! (бросает карту на стол)
ГВОЗДИК. Ах, так Вы все-таки пошли! Это интересно!
МАМОНТ (забирает карту со стола). Нет! Так не пойду! Не совсем так пойду! Это ты меня запутал совсем! Совсем не так пойду! Пойду по-другому!
ГВОЗДИК. Пожалуйста, пожалуйста! А впрочем, - можно и так! Все равно!
МАМОНТ (бросает карту на стол). Да! Пойду все-таки так, уж решил - так решил! Все! Сказано – сделано! Пошел!
ГВОЗДИК (задумчиво). Или все-таки попробовать поймать?
МАМОНТ (забирает карту со стола). Нет! Не так!! Лучше вот так! (кладет другую карту).
ГВОЗДИК. Так?? Это еще интереснее!!
МАМОНТ. Не так!!!
ГВОЗДИК. Почему же нет?
МАМОНТ. Не важно! Мне лучше знать! Вот так пойду!
ГВОЗДИК. А так - точно попался!
МАМОНТ (забирает карту со стола).  Нет, я так не ходил, это ты все нарочно! Я сразу правильно ходил!  –
…
На этом месте, дорогой читатель, автор, уже давно переставший подавать внятные реплики, просто упал под стол, корчась в судорогах смеха, и за дальнейшими событиями следить был не в состоянии. Стол был доволен и даже много более чем. Мизер сыграли, сыграли и маленькую пьесу, кто - сценаристом, кто - по наитию, а кто и не заметил, что в ней поучаствовал. Игра на том закончилась, благо уже и катер подходил к знакомому причалу. Небольшая наша делегация в прекрасном расположении духа направилась на выход. Пора было заняться и делом. Но самым довольным был, конечно Мамонт, что весьма явно было написано на его лице.
А мизер, если кто не разобрался – был неловленный с самого начала, по определению!