Прилипала

  За Семенычем водилась одна слабость - на ранней зорьке, когда заступающие на утреннюю вахту еще досматривали свои последние сны, любил наш боцман окунуться в бассейн. Было у нас на корме такое импровизированное брезентовое сооружение, наполняемое забортной водой. В тропическую жару окунуться в океанскую водицу даже таким способом было очень и очень кстати. А Семеныч наш любил это делать в гордом одиночестве, отчего получал, видимо, некое особенное наслаждение, потому и ходил макаться раненько утром. Об этой его страсти знал весь пароход, узнали и минчане – группа прикомандированных из белорусского университета.  Узнали и решили воспользоваться, - отыграться за беспардонный боцманский розыгрыш.
Дело было в общем довольно пустяковое – везде и всюду бывалые моряки, а Семеныч – первый, любили посмеяться над новичками. Молодых матросов в первом их плавании обязательно посылают – то наточить якоря, чтобы “лучше за грунт цеплялись”, то на клотик; - чаю заварить, то ведро воды забортной зачерпнуть “посвежее”, - да мало ли чего! Вот и минчанам, новичкам в морском деле, слегка досталось от боцмана еще в порту. А уж он потом горазд расписывать! Чуть не ежедневно слышался в столовой насмешливый семенычевский баритон:
– И вот вижу такую картину: подваливают эти трое к трапу - с ящиками, с чемоданами, со всей трихамуницией. А трап ночью после отлива задрало над пирсом метра на полтора, - и эти «бульбаши» сухопутные стоят, потеют, репу чешут, - как им забраться, - не то запрыгнуть, не то еще как заползти. А на палубе в шесть утра – как на ясном горизонте, - никого. Они меня увидали - руками машут, обрадовались!
 – Товарищ! – кричат.
– Помогите, товарищ, на борт подняться, а то сами мы не местные, - поможите, ради ЦК КПСС! –
– Да не вопрос, – бодренько я им впариваю, – вещички пока оставляйте на пирсе, а сами забирайтесь как есть сюда – вместе будем трап майнать! –
И вот они трое, пыхтя и подпрыгивая, подсаживая и подтягивая друг дружку забираются на приподнятый трап и подымаются на борт. А я им уже конец швартовый приготовил - держите парни, что есть мочи, - сейчас трап майнать будем! Вот они уцепились за канат, тянут, упираются.
 – Держите? –
 – Держим, держим! –
 – Крепко держите? –
 – Крепко! –
 – Ну, тогда - майна! –
И с этими словами открываю лючок электропривода, нажимаю кнопку и трап едет сам собою вниз. Тут парни мои начали помаленьку догадываться, что происходит. Но канат из рук не выпускают, держат, - серьезные, видать, парни, ответственные! –
Вот в таком ключе подтрунивал над минчанами Семеныч, ну и они решили в долгу не оставаться. И вот, прознавши про утренний боцманский моцион, сообразили они - как подложить ему плюху. И плюху подложить самую, что ни на есть военно-морскую, в виде пойманной накануне рыбы-прилипалы. Живность она вроде безвредная, но отлепить эту тварь от облюбованных ею обнаженных телес - очень бывает непросто. А поскольку у объемистого боцмана мест таких было совсем не мало, шутка обещала нарисоваться не хуже картины Айвазовского – «Приплыли!».
И вот одним прекрасным ранним утром запустили в бассейн белорусские коллеги свою прилипалу, не маленькую - хвост сантиметров так сорок, и  притаившись за ближайшим углом, стали ждать соответствующих событий.
Но…
Вот ведь бывает как, - продумаешь и просчитаешь все очень тщательно, пятнадцать раз про себя повторишь, обрадуешься сам себе, что так ладно придумал и ждешь уже, потирая ручки, желаемого результата, - так нет! В почти безукоризненные планы твои вмешивается вдруг какое-то несуразное, противное, малопредусмотренное «НО». Вырастают на ровном мощеном пути эдакие высоченные столбы с перекладинкой, да еще круглым валуном сбоку подпертые. И разлетится вдруг в тар-тарары все твое ладное-складное и даже предварительно смазанное. И потечет веселый ручеек счастья от тебя - совсем в другую сторону.
Вот и в этот раз - все вроде гладко было у минчан, но нежданно, негаданно… То ли боцман с вечера утомился, то ли море баюкало пароход слишком сладко, а вернее всего - солнце тропическое заглянуло бесстыжими своими рыжими лучами в иллюминаторы кают женского отсека и разбудило раньше времени следующий персонаж нашего рассказа. То была дама средних бальзаковских лет, но зато далеко не средней полноты. Формы ее были весьма объемны и местами по понятным половым причинам много превосходили боцманские, что сулило - сами понимаете что.
И вот, не то ведущая, не то ведомая научная сотрудница, а по совместительству - жена какого-то большого начальника, вся из себя, в предвкушении, подходит к бассейну. Тихонько сбрасывает халат, тихонько оправляет свой купальный костюм раздельного, как нарочно,  типа и тихонько погружается в воду.  И сидит себе в воде, ничего не подозревая. Ошалевшие минчане, следя за происходящим из-за своего угла и ожидая страшного, смотрят друг на друга, и не видят в собственных глазах ничего, кроме упавшего вдруг ниже ватерлинии состояния духа. А дама себе тихонько плещется в бассейне и тихонько же приподнимает по очереди из воды свои верхние и нижние конечности.
Но тихая идиллия продолжалась недолго. В очередной раз приподняв свою пухлую ножку, крупно-округлая советская ученая обнаружила на своей ноге ЭТО. Истошные вопли, каковых ожидать было трудно даже из столь объемистых недр, располосовали рассветную тишь не хуже тревожного колокола. Добрая сотня децибел смерчем пронеслась от кормы к носу судна, заставив камертонами вибрировать множественные расчалки и подернув мелкой рябью окружающую морскую гладь.
Опрометью дернули тут наши минчане в свой квиндек –скорее, вниз, скорее, - но…  «Но» - оно никогда не приходит одно! Нарвались они на трапе на Семеныча, чинно следовавшего с полотенцем на шее в сторону бассейна. Сразу, конечно – нет, но потом, уже без полотенца, боцман понял все. Понял и вызвал белорусских бедолаг на серьезный разговор.
А после серьезного разговора опытный глаз мог заметить некоторые перемены, произошедшие в столовой за минским столиком. Обычно, за ужином команда была в особом приподнятом расположении духа по причине каждодневной выдачи стакана сухого вина, положенного в тропических условиях на каждый моряцкий нос. Но не было той приподнятой атмосферы за столиком у минчан, - положенная на троих бутылка даже не откупоривалась, а тихо уносилась в неизвестном направлении. Впрочем, боцману это направление было хорошо известно, - Семеныч только хитро щурился и ухмылялся в свои белобрысые усы.
Но… На одно «но» найдется «но» совсем другое. На высоченные столбы найдутся столбики еще повыше и перекладинка у них потолще и валун покруглее. И опять повернет ручеек и зажурчит радостно.  Вот и теперь - у  Семеныча была нормальная военно-морская совесть, да и понимал человек, что меру надо знать. В общем, на день рождения Ивана Филиппыча – руководителя минской экспедиции, боцман пришел не с пустыми руками. Принес Семеныч накопленную и совсем не малочисленную батарею стеклянных зарядов, которые оказались весьма кстати в собравшейся теплой компании.
Но с полдюжины бутылок Семеныч все же в свою пользу удержал. Ну а как же - как положено!