Глава вторая

ЗДРАВСТВУЙ, СВЕТ МОЙ, И СКОЛЬКО СЕРДЕЦ У ТЕБЯ ОТРОСЛО?

    Будучи совсем малышкой, я неоднократно перечитывала сказку Карлы Шрепп «Проклятие Рубинового города». Вечно юная волшебница Марла, правящая this wonderful city, возгордилась и велела стражникам закрыть главные ворота и не впускать никого внутрь. Запрет на общение с другими людьми оьернулся самой настоящей катастрофой: сидящая неподвижно на своем троне правительница обратилась в высеченную изо льда статую, и все жители вслед за ней застыли, обросли водяныстым слоем of ruby ice, а когда спустя столетие путешественники наконец ступили на территорию Рубинового города, то убедились, что крыши домов сделаны из красного стекла, а не драгоценных камней, и Марла изолировала себя и своих подданных с целью скрыть от правителей других королевств тот факт, что her kingdom - фальшивка. В детстве мне нравилось перелистывать плотные страницы книги сказок, внимательно рассматривая картинки и представляя себя на месте главных героев, и урок, который я вынесла, раз за разом перечитывая my favorite fairytale, заключался в том, что нужно знать себе цену, ибо есть огромная разница между самонадеянной тварью и волевой женщиной и, смею надеяться, Айса Джилленхолл следует по пути баланса, и ее не ожидает участь Марлы, до такой степени боявшейся разоблачения, что она предпочла умереть, нежели публично признаться в том, что Ruby city ничем не лучше соседних государств.
    Конечно, порой я воображала себя крутой как типичная стерва-блондинка из старых комедий, которая с гордо поднятой головой вышагивает по школьному коридору под эпичную музыку, однако если полагаться на первые впечатления, то я в основном производила впечатление милой и скромной девушки, коей по большей части являлась, а вот Фоломена Поттер обладала бешеным нравом, совершенно не умела контролировать свои эмоции, и мне даже пришлось вмешаться в ее отношения с Альбертом Хедлундом, потому что я really опасалась, что она угробит бедолагу, виновного лишь в том, что попался под горячую руку своей партнерше. Как сейчас помню тот ненастный октябрьский вечер, когда кузина позвонила мне в одиннадцать вечера и, горестно завывая, оповестила о том, что ее бойфренд заперся в спальне и не реагирует на призывы нормально все обсудить.
    Зная, что сестра не успокоится, пока не добьется желаемого, я, послав к чертовой бабушке планы лечь пораньше, успела запрыгнуть в последний автобус, едущий в звпадную часть города и, вбежав в квартиру, которую Фила с Альбертом снимали, поразилась устроенному кузиной беспорядку. На обоях виднелись повреждения, как будто разъяренный оборотень своими когтями прошелся по всем стенам, две разбитые вазы валялись на полу, и если бы я сняла обувь, то непременно наступила бы на усеявшие floor осколки. Торшер в форме лебедя, который я подарила решившей съехаться паре на новоселье, был изрядно покоцан и, сопоставив вмятины на паркете и изогнутый металлический клюв птицы, я сделала вывод, что мой презент не раз слудил для Филомены снарядом, который она метала Хедлунда.
    Постучав костяшками пальцев по филенке, испачканной бурыми разводами, я позвала парня кузины по имени и когда он, затравленно озираясь, предстал передо мной с разбитым носом, многочисленными порезами и укусами на шее, я, не единожды становившаяся свидетельницей рукоприкладства сестры, припоминая, как та прилюдно отвешивала оплеухи Альберту во время нашего совместного ужина в ресторане, посчитав, что он заигрывает с симпатичной официанточкой. Увы, миссис Поттер, при всем моем уважении, не сумела повлиять на взбалмошный хврвктер своей импульсивной дочурки, имеющей дурную привычку распускать руки в порывах бешенства. Как выяснилось впоследствии, ревнивая истеричка, возвращавшаяся из супермаркета, застала своего ненаглядного идущим по улице и беседующим со своей знакомой. Само собой, слова парня о том, что Примроуз - его однокурсница, моя припадочная кузина пропустила мимо ушей и от души поколотила Альберта, уверенная, что он изменяет ей со всем, что движется. Опустив глаза, я увидела на коленях молодого человека расцветающие кровоподтеки и, бросив еще один взгляд на струящуюся из носа кровь, сделала вывод, что если не предприму хоть что-нибудь, в следующий раз Фила, набрав мой номер, всхлипывая, пожалуется на то, что fellow, которого она долбанула хрустальной пепельницей по затылку, игнорирует ее призывы встать и начать оправдываться.
    Мне было известно, что Хедлунд очень любит мою сестрицу и потому терпит проявления насилия, но, to my mind, у юноши напрочь отсутствовал инстинкт самосохранения, ибо Поттер-младшая принадлежала к той категории людей, которые, загораясь аки спичка, не отдают отчета в своих действиях. Попросив кузину принять холодный душ и успокоиться, я, достав из рефрижератора упаковку с замороженной кукурузой, заставила Альберта лечь на диван и приложить пакет к лицу, после чего набрала номер полицейского участка и, продиктовав дежурному адрес, выпалила, что хочу заявить о преступлении. Парень, резко вскочив, хотел отобрать у меня смартфон, но я, отступив в сторону, прошипела, чтобы он не мешал.
    Прибывшие по вызову комиссары, выслушав мои показания и нечленораздельное блеяние явно шокированного моим поступком Хедлунда, арестовали вышедшую из ванной комнаты Филомену. Было возбуждено уголовное дело, однако суд, of course, не состоялся. Великодушный Альберт не стал отрицать, что благоверная регулярно избивает его, но писать заявление юноша наотрез отказался, и моя сестра покинула следственный изолятор пять часов спустя. Девушка буквально на коленях умоляла молодого человека дать ей еще один шанс, божилась, научится ценить каждый миг, проведенный с ним и зпаишется на курсы управления гневом. Более того, на семейном ужине кузина объявила, что не держит на меня зла, потому что понимает, чем именно я руководствовалась, вызывая копов. И, наверное, многие посчитали бы, что ожидаемого эффекта я не добилась, поскольку последующие два года Фила с Альбертом то расставались, то сходились, но в конечном итоге я смогла заронить зерно сомнений в сознание молодого человека, и как он признался мне позже, именно я подвела Хедлунда к размышлениям о том, что такие отношения следует прекратить, невзирая на то, что они не представляют своей жизни друг без друга. В конце концов sister вышла замуж за фитнес-тренера Донни и, став миссис Прескотт, родила дочь и души не чает в своей маленькой принцессе, а Хедлунд не так давно перебрался в Конкорридж и осуществил свою мечту сделаться диджеем. Я сохранила с ним дружеские отношения, и мы по сей день созваниваемся раз в месяц, обсуждая политику, искусства и сплетни из мира шоу-бизнеса.
    Альберт пока не чувствовал себя готовым открыть свое сердце кому бы то ни было, посему перебивался ни к чему не обязывающими романами с девчулями из ночных клубов, но я не сомневалась, что со временем шрамы, нанесенные моей сестрой, зарубцуются, перестанут причинять Хедлунду неудобства, и он закроет эту страницу своей book of life и обретет душевное равновесие. Являясь пацифисткой, Айса ненавидела violence во всех его проявлениях и не понимала, как people могут быть настолько жестокими. Я даже залетавших в дом насекомых не истребляла, а ловила и выпускала на волю, и если бы гипотетически моей безопасности угрожал слетевший с катушек психопат, вооруженный ножом, я предпочла бы погибнуть от его руки, нежели, пытаясь to save my own life, застрелить его из висящего на стене ружья и остаток de la vie провести с непомерным грузом на душе и пульсирующим в черепной коробке как сломанный будильник извечным напоминанием, что my arms окроплены кровью. Я даже голос повышала крайне редко, разговаривая чуть ли не шепотом, так что если когда-нибудь у меня появится ребенок, я не стану травмировать его хрупкую психику скандалами даже в воспитательных целях. Уверена, вырастить достойного члена общества вполне возможно и без любимого всеми метода «кнут и пряник».
    Зима в этот раз обещала быть снежной и холодной, that’s why, едва переступая порог своей квартиры, я включала отопление и отогревалась в bathroom, где батареи шпарили круглосуточно. Навеянный метелями, мне часто снился сон, где я, устроившись на пушистом пледе, прислоняясь к колену сидящего в кресле мужчины, любующегося мной, читала книгу. За окном кружила вьюга, а нам вдвоем было тепло и уютно у потрескивающего в камине огня, и хотя я не могла различить лица своего суженого, мне чудилось, что красивее него нет никого на белом свете и, мне неловко признаваться в этом, но даже в мире грез я вела себя до неприличия целомудренно, и мои фантазии ограничивались легкими как дуновение ветра прикосновениями. Не скрою, порой мне хотелось большего, but my dreams were innocent как герои корейских сериалов, которые подержались за ручки, погуляли под одним зонтом, а в следующем эпизоде у них уже дети, видимо, соткавшиеся из воздуха благодаря вмешательству святых духов.
    Дожив до двадцати пяти лет, я так ни разу и не сходила на свидание с мужчиной. Сперва Айса Джилленхолл занималась обустройством быта и не особо парилась из-за того, что одинока, а затем, уже сформировавшись как личность, я пришла к умозаключению, что прошляпила момент, когда могла бездумно отдаться первому попавшемуся парню. Мне хотелось видеть рядом с собой достойного молодого человека, интеллигентного, с отменным чувством юмора, обаятельной улыбкой, так что я приняла решение умереть старой девой, коль не встречу свой идеал, ибо допускать до своего тела абы кого просто потому, что «так надо», считала проявлением форменной групости. Я ведь не на помойке себянашла, чтобы мириться со статусом жены человека, который мне даже не импонирует, к тому же Джилленхолл-младшая не разделяет стереотипов, что women’s happiness заключается в материнстве и удачно подобранном партнере. Если мне приспичит заняться сексом, я как трезвомыслящая особь, поласкаю себя пальцами вместо того, чтобы сломя голову бежать в ночной клуб, дабы начать вешаться на рандомного чувака, чьего имени наутро даже не вспомню. Не хочу показаться высокомерной занудой, но homo sapiens от животных отличает как раз то, что он волен противиться низменным желаниям, не идя на поводу у своего «хочу», и я безмерно горжусь собой, поскольку сумела остаться верной своей внутренней малютке, ждущей того единственного и не согласной на меньшее, да и представители сильного пола не то чтобы сильно клеились ко мне в общественных местах, ибо назвать Айсу эффектной красавицей было, to say the truth, сложно. Я вполне себе обычная молодая женщина с темными волосами и синими глазами, коих по Гомерике разгуливает великое множество.
    Моей отличительной особенностью можно считать наличие крайне хренового метаболизма, that’s why стоило мне незначительно повысить свой суточный калораж, мои ляжки начинали стремительно увеличиваться в размерах и тереться друг о друга, что приводило к быстрому снашиванию джинс. Избавиться от объемов в верхней части ног, открою секрет, не так-то легко, так что конфеты и тортики я позволяла себе трижды в год, а в остальное время питалась сбалансированно. В юности я заедала стресс чипсиками, и к шестандцати годам раздулась до размеров бегемотихи, а затем подписалась на паблик «Типичная анорексичка» и дохуделась до сорока килограмм, но но не смогла принятьновую себя. Во-первых, мне не импонировало, что вся одежда размера XS висела на мне как мешок из-под картошки, а закупаться экстравагантным шмотьем в «Детском мире» я желанием не горела. Во-вторых, когда стали просвечивать ребра и вытянулось face, я осознала, что конкретно меня скулы не красят, к тому же было банально неудобно спать, поскольку выпирающие тазовые кости при соприкосновении с жестким матрасом, причиняли порядочный дискомфорт, словно я лежала на кровати, усеянной ржавыми железками, поэтому вот уже седьмой год я поддерживала свой вес в районе пятидесяти пяти килограмм, что при моем росте является нормой. Токсичные фитоняшки, увидев меня в купальнике, провозгласили бы Айсу рыхлозадой жирухой, а девчонки, мечтающие о пышных формах, сказали бы, что мне невероятно повезло с генетикой, ну а я, спасибо своевременно прочитанным книгам по психологии, заменившим мне походы к терапевту, полюбила себя и, следуя советам стилистов, носила платья, подчеркивающие талию и скрадывающие volume в области бедер.
    В понедельник, двадцатого декабря я, проснувшись слишком рано из-за необъяснимой тревоги, преследовавшей меня in dreams, перевернувшись на левый бок, глянула на циферблат электронных часов и смежила веки в надежде вздремнуть еще на пару десятков минуточек, но мозг принялся судорожно анализировать терзавшие его видения, так что, желая расслабиться перед плановой утренней репетицией, выпив зеленого чая с лимонным соком, кусочками яблока, кожурой грейпфрута и гранатовыми зернами, включила MyTube с намерением посмотреть видосики любимых блогеров. В рекоммендации мне попался родик с заголовком о том, что моя любимая актриса Ингрид Густавссон last days ведет себя подозрительно. Дамочка, цинично комментирующая фотографии, на которых босоногая артистка с нечесаными волосами шаталась по залитым солнечным светом пляжу в Мэйамми, предположила, что Ингрид пребывает в невменяемом состоянии и нуждается в помощи специалистов. My mood, и без того находящийся на отметке «чуть выше плинтуса», упал окончательно, потому что думать о том, что бесподобная красавица вроде мисс Густавссон, находясь на самом пике своей карьеры, начала злоупотреблять кокаином, мне не хотелось. Я искренне не могла понять, что происходит in head у тех, кто по известным только им самим причинам сворачивает на ведущую к гибели тропу. I want to believe, что Ингрид сумеет выкарабкаться из этой пропасти, потому что мы все знаем немало подающих огромные надежды певиц и актрис, которые не выдержали свалившегося на них бремени славы и быстро ушли в забвение, оставив по себе лишь яркий след в истории Долливуда и исчезнув стремительно как flash in the night.
    Выключив ноутбук, я занялась влажной уборкой под песни Джо Дассена. Вычистив раковину и унитаз, я прервалась на завтрак и к восьми часам, обливаясь потом, протерла полки огромного шкафа, стоящего в прихожей и стала понемногу собираться на работу. Пройдясь утюжком по только что высушенным феном волосам, я результатом осталась довольна. В зеркале отражалась young woman в белых брюках и черной водолазке, а рассыпанные по плечам локоны, извиваясь на концах, глянцево переливались под светом энергосберегающей лампы. Канули в Лету времена, когда я желала быть похожей то на Марни Морион, то на Шэрон Кляйнедди, то на Лизетту Фаллокс. Безумные идеи записаться в салон красоты и перекраситься в блондинку не посещали меня уже очень давно, но в тот день я обратила внимание, что кожа у меня землистого цвета, словно я на протяжении десяти столетий не видела sunlight. Все-таки нужно мне хотя бы на недельку слетать на юга, зарядиться теплом, впитать в себя витамин D, которого Айсе Джилленхолл очевидно не хватает.
    Вызвав лифт, я спрятала мерзнущие пальцы рук в карманы пальто и лишь сделав шаг в кабинку, заметила прислонившегося к дальней стене парня, уткнувшегося в свой смартфон. Если memory меня не подводит, это Кин Мацумото, мой сосед с восьмого этажа, прошлым летом перебравшийся в Дэриленд из Ниппонии. На собрании жильцов я, слушая его слегка сбивчивую речь, поражалась тому, что на чужом для него языке this fellow изъясняется практически без акцента. Of course, гомериканский признан international language, и во всех странах его преподают на должном уровне, однако я сама, со второго класса изучавшая французский, сибанский и хелльманский, осознавала, что допускаю уйму ошибок, пытаясь внятно сформировать свои мысли в предложения, и мне было крайне любопытно, дело все в том, что у этого юноши феноменальная память, или же мне просто не хватило усердия, чтобы довести свои знания до совершенства.
    Поздоровавшись с neighbour, я нажала на кнопку первого этажа и в который раз подумала о том, что Кин кого-то мне напоминает. Стойкое ощущение, что где-то я уже видела Мацумото, не покидало меня с того момента, как мы в первый раз столкнулись в подъезде, и он, робко улыбнувшись, представился и сделал мне комплимент, от которого я засмущалась аки малолетка и ответила, что также нахожу его крайне привлекательным. Наши обмены любезностями носили, пожалуй, дежурный характер, и если бы меня оповестили, что таким способом this boy выражает свою симпатию, я бы покрутила пальцем у виска, выражая недоумение.