Roca Dama

   





           — Чарджоу?
           — Чарджоу.
           — Говорили, что ты узбек.
           — Туркмен, — он чуть подался вперед, прикуривая, — город переименовали снова, назвали Туркменабад.
           — Них*я себе, — я закурил следом, — откуда у баши столько фантазии...
           — Мне бы перезанять у вас...
           Он поселился этажом ниже. Вернее, просто въехал в квартиру Николаевой, как до этого въезжали остальные приживалы. Который месяц ее трехкомнатный шалман был точкой гнева для всего подъезда — литейщица с геномом алкаша и шлюхи сорвалась, схоронив мамашу и растянув поминки на квартал. С тех пор кто только не ломился в ее двери: бомжи, опойки, приставы, участковый, какая-то баба из опеки, агенты недвижимости и даже ошалевший от страсти слесарь, лязгавший по двери рогами и разводным ключом. Слесарь, помнится, с досады приварил к порогу обрезок рельса — вендетта пролетария за бурные ночи с Николаевой, после которых ему стало так больно ссать.
            Я не знаю, какими тропами туркмен пробрался в ее дом: он был трезв и спокоен как волнорез; вежлив, но без нарочитой угодливости. Изъяснялся по-русски он куда лучше тех, кто называл его еб*ным чурбаном. Следующие четверть часа я слушал туркменский монолог про дневное отделение мехмата; потом про отца, запускавшего эпоху цветного телевидения и дружившего с самим Мансуровым, затем про болячки матери, нищету и ценники в клиниках Ашхабада, и про вахту, на которой он мантулит без продыху, — ведь посулили полтинник на рыло, — расчет дадут за три месяца сразу, осталось продержаться до октября.
            Теперь понятно, с чего вдруг прекратились вопли на восьмом этаже и почему так светится испитая рожа моей соседки. Туркмен явно пришелся к месту — сложилась троица из гастарбайтера, ударницы формовочного цеха и ее шестилетнего высерка. Им бы еще головы сварганить в один колор, а то как-то заприметил их компашку возле дома: угольная шевелюра огуза, крашеная перекисью Николаева да сынуля с рыжей щеткой на зависть Уэйну Руни. По-моему, это слишком дерзко для нашего микрорайона...
           — Перезанять? Сколько?
           — Пять. Егора в подготовительный собираем...
           — Так рыжая бесенюга, оказывается, Егор, — я протянул купюру, — Егор Бекдурдыевич, бл*дь. Скажи ему, чтоб больше кнопки в лифте не жег...
           Туркмен пожал руку. Я закрыл дверь.
           Вытер ладонью болезненную испарину со лба. Зашел в ванную, и, вскарабкавшись на узкий керамический выступ, дотянулся до решетки отдушины. Из-под блока вентилятора вытащил пакет, кончиками пальцев нащупал второй. Даже невинные прикосновения к этим брикетам мгновенно снимали хвори и взвинчивали меня до состояния дикой животной эйфории. Надо же, как быстро я сторчался. Два кило иллюзий. Две тысячи грамм — обратный счетчик моих дней.
           Ляпнулся. Вот, совсем другое дело...



           Мой брат возил из Питера чистую «пыль». Я не был в теме — за мной лишь решетка фальшивой отдушины в ванной.   
           Хранил.
           Фасовал.
           Кладовщик х*ев. Знал, чем может закончиться, но ведь этот завораживающий шорох под пальцами... Я даже не особо задергался, когда брат позвонил, сказав, что его, похоже, «ведут» опера, и поэтому он на недельку заляжет на дно.
           Неделя.
           За ней следующая.
           Пошла третья. Я наловчился заныривать в отдушину, балансируя на выступе ванны лучше любого канатного плясуна. Наверное, смог бы достать пакеты вслепую. Мой мир незаметно свернулся до лихорадочных прыжков в ванной комнате.



           Сперва решил, что почудилось — я валялся дальше, прикидывая, сколько взять в дорогу, чтобы по пути не размотало от ломок, но тут раздался второй звонок, такой же короткий, будто звонивший едва доставал до кнопки.
           Я отодвинул язычок глазка. Замер, ведь не каждый день видишь за дверью группу захвата в глухих шлемах и щитами наизготове. Вдруг вспомнил, что брат больше месяца не выходит на связь.
           Мозг тут же принялся за выкрутасы — я словно наблюдал себя со стороны. Наверное, это и есть гиперстресс. Попятился от двери крадучись, но тут вместо звонка раздался грохот штурмового тарана. Краем глаза заметил, что за окном кухни болтается трос. Посмотрев вниз, увидел полный двор легавых. Мозг продолжал свои забавы, погружая меня в туман. Интересно, сколько могут впороть за два килограмма отравы? И сколько успею смыть?
           Я бежал в ванную и блевал на ходу. Запрыгнул на выступ, но нога предательски съехала влево. Возможно, я поскользнулся на собственной блевотине. Как бы там ни было, моя челюсть раскрошилась об ободок унитаза. Надо было брать квартиру с раздельным санузлом...
           Чарджоу.
           Это единственное, что я знаю по-туркменски. Не скакал бы круглосуточно в ванной, поди узнал бы от Бекдурды, как на туркменском накропать два слова: «невероятно» и «совпадение».
           Совпадение, сука.
           Да тут точно дьявол дирижировал...
           Сегодня, когда из моей челюсти торчат жгуты и скобки, и что-то не особо ладится на кардиограмме, всем уже известно про туркмена, погожим октябрьским утром выставившего в окне малолетку с рыжей, как у Уэйна Руни, щеткой и травматом возле виска. Оказывается, если не оплачивать три месяца рабства на строительной вахте, то даже дети пионеров цветного телевидения слетают с катушек и начинают размахивать Егорками в окнах, требуя своих деньжат и самолет до Туркменабада...
           ...Все это будет немногим позже, ну а пока я лежу без памяти, распластавшись под фарфоровым красавцем из коллекции Roca Dama. Через полчаса мать прикатит с работы, найдет меня в ванной и брякнется в обморок подле. Потом мы вместе накатаем объяснительную, с какого перепугу я не давал разместиться на позиции чувакам из группы захвата. Туркмена, конечно, подстрелят. Рыжего ранят в шею. Про отдушину по-прежнему знаем только я и мой куда-то запропастившийся брат. Значит, есть время подумать, на тот ли автобус уселся и куда я, собственно, еду.
            Завтра в палату нагрянут друзья. Положат на тумбочку справа контейнер с шашлыком. Я поправлю скобки на закованной челюсти и напишу на обороте температурного графика нежное: «Да что же вы за пидорасы»...










      *баши — в сложных словах «начальник», «голова» (тюрк).   
      *Чарджоу — город в Туркменистане, в период с 1924 года переименовывался шесть раз.
      *Мансуров Б.Б. — кинорежиссер, заслуженный деятель искусств Туркменской ССР, народный артист РФ.
      *огузы — средневековый тюркский народ, предки туркмен.       
      *Уэйн Руни — рыжеволосый футболист сборной Англии, много лет боровшийся с облысением.
      *«ведут опера» — действия в рамках оперативно-розыскной деятельности, направленные на выявление и пресечение преступлений.
      *ляпнулся — принял наркотик (сленг нарк.)
      *пыль — кокаин (сленг нарк.)


.