Воспоминания о масленице

В нижнем этаже в трактире Егорова в Охотном ряду было полно лохматыми, толсто одетыми извозчиками, резавшими стопки блинов, залитых сверх меры маслом и сметаной, было парно, как в бане. В верхних комнатах, тоже очень теплых, с низкими потолками, старозаветные купцы запивали огненные блины с зернистой икрой замороженным шампанским.

(Иван Бунин. Чистый понедельник).

Блины были такие великолепные, что выразить вам не могу, милостивый государь: пухленькие, рыхленькие, румяненькие. Возьмешь один, чёрт его знает, обмакнешь его в горячее масло, съешь — другой сам в рот лезет. Деталями, орнаментами и комментариями были: сметана, свежая икра, семга, тертый сыр. Вин и водок целое море. После блинов осетровую уху ели, а после ухи куропаток с подливкой.

(Антон Павлович Чехов. Торжество победителя)

Надворный советник Семен Петрович Подтыкин сел за стол, покрыл свою грудь салфеткой и, сгорая нетерпением, стал ожидать того момента, когда начнут подавать блины... Перед ним, как перед полководцем, осматривающим поле битвы, расстилалась целая картина... Посреди стола, вытянувшись во фронт, стояли стройные бутылки. Тут были три сорта водок, киевская наливка, шатолароз, рейнвейн и даже пузатый сосуд с произведением отцов бенедиктинцев. Вокруг напитков в художественном беспорядке теснились сельди с горчичным соусом, кильки, сметана, зернистая икра (3 руб. 40 коп. за фунт), свежая семга и проч. Подтыкин глядел на всё это и жадно глотал слюнки... Глаза его подернулись маслом, лицо покривило сладострастьем...

— Ну, можно ли так долго? — поморщился он, обращаясь к жене. — Скорее, Катя!

Но вот, наконец, показалась кухарка с блинами... Семен Петрович, рискуя ожечь пальцы, схватил два верхних, самых горячих блина и аппетитно шлепнул их на свою тарелку. Блины были поджаристые, пористые, пухлые, как плечо купеческой дочки... Подтыкин приятно улыбнулся, икнул от восторга и облил их горячим маслом. Засим, как бы разжигая свой аппетит и наслаждаясь предвкушением, он медленно, с расстановкой обмазал их икрой. Места, на которые не попала икра, он облил сметаной... Оставалось теперь только есть, не правда ли? Но нет!.. Подтыкин взглянул на дела рук своих и не удовлетворился... Подумав немного, он положил на блины самый жирный кусок семги, кильку и сардинку, потом уж, млея и задыхаясь, свернул оба блина в трубку, с чувством выпил рюмку водки, крякнул, раскрыл рот...

Но тут его хватил апоплексический удар.

(Антон Павлович Чехов. О бренности).

Несравненные, с детства памятные строки моих самых любимых русских писателей! Но, в отличие от блаженной памяти надворного советника Семена Петровича Подтыкина, Ваш покорный слуга, старый грешник, всегда на масленицу "заряжает" каждый отдельно взятый блин чем-нибудь одним - или сметанкой, или форшмачком, или паштетиком, или соленой либо же копченой рыбкой, или горячим маслицем, или икоркой, или рубленым крутым яичком, или крабовыми палочками, или хумусом, или сгущенкой, или патокой, или фруктовым либо ягодным вареньем, или джемом, или конфитюром, или медом, или киселем, или густой ряженкой, или горошком, или взбитыми белками либо сливками, или сиропом, или сыром, или зернистым творогом, или творожной массою с изюмом, или арахисовой либо же кунжутной пастой, или еще чем Бог послал, НИКОГДА НЕ СМЕШИВАЯ РАЗНЫЕ ЗАКУСКИ НА ОДНОМ БЛИНЕ. Привык так с самого раннего детства, а ведь привычка - вторая натура. Дай всем нам Бог здоровья!