Семь-сорок, картины 7-я и 8-я
Картина седьмая
Явление первое
День спектакля. За окном сумерки. Почти все ушли на представление. В штабе остались только Иван Ильич и Гаврюша. Их вчерашняя стычка не прошла бесследно, и оба напряжены. По непонятной причине телефон не работает. С городской площади, где спектакль идет прямо на улице, время от времени доносятся взрывы хохота и аплодисменты.
Г а в р ю ш а (прислушиваясь). Здорово ржут! Это Кутила-Тамбовский нашего комиссара изображает…
И в а н И л ь и ч. А ты почем знаешь?
Г а в р ю ш а. Да я следил за репетициями… Кутила, как только Аарон Хаимович стали с Веркой баловаться, сам не свой. Изображу, говорит, так, что мало не покажется…
Взрыв хохота на площади.
И в а н И л ь и ч (хмуро). И ты молчал? Твоего комиссара высмеивают, а ты молчишь? Твоего комиссара! Как ты можешь такое, Гаврюша?
Г а в р ю ш а (злобно). Как-как! Сволочь он, комиссар! Он меня за Соньку… вроде бы заступился при всех, а сам потом нужник чистить заставил! Никогда не прощу!
Пауза.
Кстати, что там с телефоном? Сделали, али нет? Ну, значит, скоро сделают… с минуты на минуту!
Хохот на площади. Шаги в коридоре. В кабинет входит Дубровин.
Явление второе
В а д и м П е т р о в и ч. Ну, Ваня, и пьеса! Такой антисоветчины я и у белых не видел! (Хохочет.) Я бы на месте комиссара приказал расстрелять всех актеров! Прямо во время спектакля! И нашего футуриста тоже!
И в а н И л ь и ч (сквозь смех). Он-то при чем?
В а д и м П е т р о в и ч. Он, оказывается, всю эту похабщину и сочинил! Тайно репетировали! Прямо у комиссара под носом! Теперь Аарона точно попрут! (Прислушивается.) Как ржут! Слышишь? Как бы в самом деле не было бунта…
Раскаты хохота. Неожиданно с площади раздается два выстрела, и тут же звонит телефон.
И в а н И л ь и ч. Слава Богу, починили! Как раз вовремя! (Берет трубку.) Фомин, ты? Комендантскую роту в ружье, и немедленно на площадь! Там на спектакле какая-то буза творится… ничего, справишься! Ты казак, тебе и беспорядки подавлять! Бенинсона в помощь возьми!
Иван Ильич кладет трубку. Слышится еще выстрел.
Пустяки! Сейчас Лукич с Бенькой живо порядок наведут! Хорошо, что починили телефон, а то пришлось бы тебе, Гаврюшка, в комендантскую бежать!
Пауза.
Кстати! Почему телефон сломался?
Г а в р ю ш а (виновато отводя глаза). Так ведь пустили наспех… что-то там в коммутаторе сгорело! А электрик поправляется после тифа. Говорил, что раньше, чем через три дня, не выйдет… (Оживляется.) А под конвоем? Под конвоем как миленький пришел… как здоровый!… как кадровый офицер! (Злобно смеется.)
В а д и м П е т р о в и ч (хватает Гаврюшку за ухо и больно его крутит). Если ты… если ты еще раз… будешь водить мирных жителей под конвоем… то мы тебя… выгоним тебя к черту из Красной Армии… будешь пасти гусей!
Г а в р ю ш а. Ай! Больно! (Плачет злыми слезами и выкручивается.) Ай! Простите! (Вырывается.) Ну, погоди! Я тебя… (машет кулачками) я тебя во сне зарежу, как Сидора Клятого!… Я Ленину напишу! (Дергается в припадке.) Я тебя говно жрать заставлю, сука дворянская!
Иван Ильич пытается удержать Дубровина, но тот вырывается и отвешивает Гаврюше здоровенную оплеуху. Гаврюша без единого крика валится на пол и лежит, не шевелясь.
И в а н И л ь и ч. Что ты наделал?! (Подбегает к Гаврюше и склоняется над ним.) Слава Богу, жив… я тебя спрашиваю, что ты наделал?! (Проворно снимает с пояса Гаврюши наган и кладет себе в карман.) Слава Богу, успел…
Гаврюша начинает шевелиться
В а д и м П е т р о в и ч. Вот и все, Ваня… вот и пришел конец моей службы! Теперь или я его убью, или он меня…
И в а н И л ь и ч. Замолчи!
Дубровин дрожащими руками закуривает папиросу. Гаврюша приходит в себя и первым делом пытается выхватить свой наган. Обнаружив, что нагана нет, он с криком «Товарищ комиссар!» выскакивает из окна. Некоторое время за окном слышны его крики: «Товарищ комиссар! Офицеры бунт подняли!» Крики Гаврюши постепенно стихают. С площади доносится хохот, крики, и еще несколько выстрелов. В кабинет вбегает Георгий.
Явление третье
Г е о р г и й (разочарованно). Тьфу ты, черт! А я и в самом деле подумал, что бунт!
Тяжелая пауза, Георгий удивленно глядит на офицеров.
В чем дело, господа?
И в а н И л ь и ч (сквозь зубы). Ваш заговор, поручик, раскрыт. Я приказал Лукичу подавить беспорядки, он это сделает за минуту. Вот эта минута и есть у вас, чтобы спастись. У меня к вам личная просьба – захватить с собой Вадима Петровича. Ему здесь все равно не выжить!
Георгий в упор глядит на Ивана Ильича, но не выдерживает его ответного взгляда и вместе с Дубровиным начинает судорожно собираться. Собственно, их сборы очень коротки: надо всего лишь надеть шинели, положить в полевую сумку немного хлеба, а в карманы – патронов.
В а д и м П е т р о в и ч (рассовывая патроны по карманам). Иван! Пойдем с нами! Что тебе Советы?
С улицы слышится крик Николаева: «Господа! Скорее!»
И в а н И л ь и ч (с горечью). Эх, Федя, и ты туда же…
Г е о р г и й (в окно). Сейчас, Федя! (Оборачивается.) Вадим Петрович! Нельзя терять ни секунды!
В а д и м П е т р о в и ч (надевает сумку и обнимает Бричкина). Прощай!… и позаботься о Кате!
И в а н И л ь и ч (тихо). Должен же кто-то остаться… уходите! Вам здесь не уцелеть! А я как-нибудь выкручусь…
Во дворе слышится выстрел и крик. За дверью торопливые шаги. В комнату вбегает комиссар Л е й б а.
Явление четвертое
Л е й б а. А-а-а! Я таки понял! Это заговор! (Хватается за наган.)
Г а в р ю ш а (за окном). Держитесь, Аарон Хаимович! Я сейчас!
Лейба прицеливается в Георгия, но Георгий успевает выстрелить раньше. Комиссар валится без крика. В тот же момент в кабинет врывается Гаврюша с наганом в руках. Иван Ильич молниеносно и очень хладнокровно, без всяких трюков, всаживает первую пулю в Гаврюшу, а вторую – в стену примерно в метре от Дубровина. Гаврюша, также молча, падает на пол рядом с комиссаром.
И в а н И л ь и ч (поверженному Гаврюше). Тебе же, парень, сам Ленин говорил: учись, учись, учись! (Оборачивается к Георгию и Дубровину.) А теперь стреляйте мне в правое плечо, и ходу!
В а д и м П е т р о в и ч. Ты сошел с ума! Тебе здесь не уцелеть!
И в а н И л ь и ч. Это ты сошел с ума! Кто позаботится о Даше и Кате? Стреляйте скорее!
Г е о р г и й. В своих – не могу! Рука дрожит! Лучше вы, Вадим Петрович!
Дубровин аккуратно простреливает Бричкину правое плечо.
В а д и м П е т р о в и ч. Прощай, Ваня! (Прыгает в окно.)
Г е о р г и й. Прощайте, Иван Ильич! Вы хороший человек! (Прыгает в окно вслед за Дубровиным.)
Слышится конское ржание и стук копыт. Через несколько секунд в кабинет вбегает Фомин с красноармейцами. Иван Ильич сидит на полу, держась за простреленное плечо. Около него валяется его наган. Мертвый Лейба лежит на полу, раскинув руки. Его лицо по-прежнему вдохновенно и напоминает лицо пророка, но уже побитого каменьями. Гаврюша лежит рядом с комиссаром лицом вниз и почти незаметен.
Ф о м и н. Иван Ильич! Что с вами? Вы живы?
За окном слышатся выстрелы.
И в а н И л ь и ч. Послали в погоню?
Ф о м и н. Послали… да без толку! Они, гады, лучших лошадей успели захватить! И до темноты совсем немного. Ночи сейчас темные, луны нет… уйдут! Артисты с Голенищевым тоже сбежали…
Пауза.
А одного вашего, которого вы Пескарем кличете, Гаврюшка успел застрелить. (Деловито.) Убили Гаврюшку-то? Насмерть? Точно насмерть? (Склоняется над Гаврюшей и переворачивает его тело.)
И в а н И л ь и ч. Убили… ну чего ты стоишь? Садись, пиши приказ! (Диктует.) В связи с моим выходом из строя по ранению временным командиром полка назначаю…
Ф о м и н (неловко водя карандашом по бумаге). Не так шибко, Иван Ильич! Не поспеваю…
И в а н И л ь и ч. …назначаю своего заместителя Якова Лукича Фомина. Поставь дату и дай подписать!
Фомин подает приказ Ивану Ильичу. Тот, морщась от боли, ставит подпись и возвращает приказ.
Ф о м и н (смущаясь, но постепенно все более твердым тоном). И еще вот что. В полку бывшие офицеры пытались поднять мятеж. Убит комиссар. Так что до выяснения обстоятельств вы арестованы.
И в а н И л ь и ч (болезненно морщась). Правильно сделал… что тебе за меня отвечать. Только вот что… ты мне в камеру хирурга или хотя бы фельдшера пришли. Чтоб руку перевязали… (Через силу смеется.) А то я кровью истеку, и никто всех обстоятельств так и не узнает…
Ф о м и н. Конечно-конечно. О чем речь! Сейчас же пришлю! Конвой! Увести арестованного!
Конвой выводит Ивана Ильича из кабинета. Фомин берет трубку.
Ф о м и н (мрачно в трубку). Хирурга… Липонтий Липонтьевич, вы? Немедленно в тюрьму!… Оказать бывшему командиру медицинскую помощь! Сам знаю, что расстреляют, а помощь оказать надо. Ступайте!
Т а т ь я н а Н и к о л а е в н а (из-за сцены). Яков Лукич! Неужто Ивана расстреляют? Ну, сделайте же что-нибудь!
Фомин молча выходит. Через несколько секунд в кабинет вбегает грубо загримированный под комиссара Кутила-Тамбовский с каким-то мешком в руках. На лице Кутилы выражение ужаса. Он вытряхивает мешок, в котором оказывается форма матроса. Невероятно быстро, как могут только актеры, Кутила стирает грим, переодевается матросом, и выскальзывает в дверь.
Картина восьмая
Явление первое
Темная сцена, представляющая собой степь. По степи, спотыкаясь в темноте, но довольно быстро, идут Дубровин и Ларин.
Г е о р г и й. Тихо! (Прислушивается.) Похоже, оторвались! Не слыхать погони!
Пауза.
Жалко, коней загнали, пришлось бросить!…
В а д и м П е т р о в и ч (бодрым голосом). Пустяки! Пешком дойдем! Тут по карте на тридцать верст ни одной красной части нет! Так что если потерпим, и не будем курить, то обязательно проскочим! Как по пустыне пройдем!
Г е о р г и й. Может, и пройдем, да без толку! Наших совсем мало осталось! Как перебросят красные подкрепления с польского фронта, так нам и конец! Только до зимы и продержимся! Ах! Не удалось увести полк! (Спотыкается.) Черт! Опять в сурчину ногой попал!
В а д и м П е т р о в и ч. Ну, увели бы, а что толку? Все равно один конец!
Г е о р г и й. Тише!
Вдали слышится конский топот и выстрелы. Оба падают на землю и ждут, когда все стихнет.
Г е о р г и й (негромко). У меня все этот Гаврюша перед глазами. Бедный ребенок! Как все запуталось, Вадим Петрович! Достоевского бы сюда!
В а д и м П е т р о в и ч (задумчиво). Достоевский тут не знал бы, что сказать. Может, то, что случилось, к лучшему. Я до войны прочитал одну книжку… мистика… ребенок попал в дом с вурдалаками, и сам стал упырем…
Встают и бегут.
Г е о р г и й. А потом?
Слышится конский топот. Офицеры падают ничком. Через некоторое время все стихает, и оба встают.
Г е о р г и й (язвительно). Замечательное место вы, Вадим Петрович, выбрали для прорыва! Не соскучишься! Сразу видно штабного офицера!
В а д и м П е т р о в и ч (смущенно). По карте здесь никого нет…
Г е о р г и й. Так что было потом?
В а д и м П е т р о в и ч. Потом… потом он перегрыз всю семью. Матери надо было сразу убить его – проткнуть осиновым колом, и конец! А она пожалела… сколько сейчас по Руси таких вурдалаков гуляет!
Г е о р г и й (в ужасе крестится). Бог знает, что Вы говорите!
Конский топот, ржание коней, выстрелы, крики людей. Оба падают на землю и ждут, когда стихнет бой.
Явление второе
Утро в степи. Красный рассвет в полнеба. По степи бегут Г о л е н и щ е в с В е р о й. Чуть-чуть отстав, за ними тащится К у т и л а в костюме матроса. Неожиданно близко слышатся выстрелы. Голенищев с Верой падают ничком в траву. Через несколько секунд, извиваясь ужом, к ним подползает Кутила.
Г о л е н и щ е в. Все, ребята! Не успели! (Прислушивается к звукам боя.) Дорога к Врангелю закрыта!
В е р а (жалобно). Что же делать?
Г о л е н и щ е в. Если хотите жить, то надо ползти назад… на север!
К у т и л а. И что мы будем делать там?
Г о л е н и щ е в. Что-что… сменим имена, начнем новую жизнь! Не в первый раз! Был Голенищевым, а стану, например, Фуфаевым. Чем не фамилия…
В е р а. О, эта бесконечная жизнь! Вечная смена ролей, костюмов и декораций! (Плачет.)
К у т и л а (неожиданно твердо). Некогда плакать! На север, так на север!
Ползут и скрываются в траве.
ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ
Свидетельство о публикации №223022701644