Четверть века назад

               
         Да, это было ровно двадцать пять лет назад. Мой первый Великий пост. В одном из небольших современных городов Узбекистана стараниями небольшой группы христиан был открыт молельный дом православной общины. Прежде здесь была какая-то подсобка воинской части. Освящён он был в честь преподобного Сергия игумена Радонежского. И отца настоятеля нам дали и звали его тоже Сергием. Помнится, как мы, трое сотрудниц, геологинь, бывшие не то, что бы атеисты, но и не знавшие дороги в церковь, хлынувшие во вновь открытый храм, словно за свежим воздухом, стали готовиться к проведению нашего первого поста. С продуктами тогда было уже не просто, значительная их часть распределялась по талонам. Время было перестроечное. Используя ещё сохранившиеся кое-какие связи, мы раздобыли немного красной икры и разделили между собой. Заказали с Кубани, где жили родители одной из нас, подсолнечного масла по две бутылки, здесь- то было только хлопковое и то по разнарядке. Всё получив, успокоились, поняв, что к посту подготовились.
И вот началась первая неделя поста. Придя в храм, прежде всего обменивались информацией, кто что съел, каждый пытался доказать и совершенно аргументировано, как он, в данном случае она, правильно постилась. Отчитывались друг перед другом о делах добрых, кто кому что сделал, дал и т.д. Получалось неплохо. Службы мы регулярно посещать не могли, т.к. ещё работали. Но однажды, достояв до окончания службы, мы услышали слова батюшки: «Сегодня и завтра можно вкушать варёную пищу с растительным маслом». Ничего себе, подумалось, почему сегодня, а раньше что? То, что мясо и молоко нельзя, мы знали, но что и масло постное бывает в запрете, было удивительно. Да ещё и варёная, а что сырую есть надо? Когда же наш добрый батюшка однажды с улыбкой сообщил, что можно поесть рыбную икру, а потом на другой день и рыбу, нашему удивлению не было конца. Наша икра у всех закончилась, а рыбу мы ели и так, без разрешения. Постепенно, словно пелена начала спадать с глаз. Услышали мы и то, что пост распространяется не только на еду, а на всю нашу жизнь, что те сериалы, которые мы просматривали, вернувшись из храма – недопустимы. Трудно было с ними расстаться, но всё же решили их оставить. Удивительно, но скоро пришло ощущение радости и это на фоне варёной картошки в мундирах по пятницам и занавешенном экране телевизора. Как –то, нас троих подружек пригласила к себе в гости сотрудница, по какому поводу не помню. В комнате был включён телевизор. Шёл всё тот же долгоиграющий сериал, знакомые герои, новые ситуации. Само собой, взгляд приковался к экрану, но очень скоро какая-то тоска стала вползать в душу. А тут и ко столу пригласили. В центре его красивой горкой возвышалась поджаренная курица. Это было уже сверх наших сил. Понимая, что нельзя обидеть радушную хозяйку и уйти, мы обреченно сели за стол, ощущая внутри, в то же время, ликующую радость от предстоящей и, якобы, вынужденной скоромной трапезы. Но дальше было что-то неожиданное. Одна за одной из нашей единомышленной компании, стала под разными предлогами отказываться от птицы и вилки тянулись к винегрету и картошке. А вскоре и вообще нашёлся повод уйти. Оказывается старшая из нас оставила на плите чайник, ну а мы последовали за ней, сопереживая и озабоченно охая, конечно, сердечно поблагодарив за вкусное угощение хозяйку. Несколько раз удалось нам побывать на службах и в будние дни. И здесь снова потрясение: «Господи, Владыко живота моего…», - произносит батюшка и делает земной поклон и раз, и два и снова и снова. И мы следом повторяем. Отошли куда-то все мирские мысли, вроде нет у нас ни работы, ни семьи, а есть только эта одна пронзительная молитва и желание, чтоб она была услышана Там ... Запомнился этот первый пост ещё и тем, что впервые пришло реальное ощущение греха. И пришло оно как то изнутри, через непонятное поначалу смущение, внутреннее молчаливое сопротивление словам, поступкам, мыслям. Так Господь шаг за шагом открывал нам Себя. .
Помнится, как где-то в середине Поста батюшка благословил трёх прихожан обратиться к руководству строительной организации с прошением о переносе трассы подземных коммуникаций подальше от храма. Я тоже, одна женщина, была в их числе. Строители уведомили приход о том, что будут рыть траншею прямо у входа в храм. Даже шутили, мол пусть бабульки молодость вспомнят и через окошко будут залазить. И вот утром мы уже сидели в приёмной главного инженера. Встретили нас холодно. Небрежно секретарь указала нам на стулья и предалась своей работе. Мы спокойно просидели час, нас не принимали. В кабинет к главному входили и выходили люди, откровенно разглядывая нас, как какую-то диковинку. Знали, что мы из церкви. Когда время подходило уже к двум часам сидения, мы решились напомнить о себе, но секретарь раздражённо ответила, что когда будет надо, нас пригласят. Но вдруг открылась начальствующая дверь, из неё вышел сам главный инженер и быстро направился к нам. Наверное, его уже известили входящие раннее сотрудники, о нашей странной для них делегации. "Извините, я не могу вас сегодня принять, мне только что позвонили из дома, у меня сын руку сейчас сломал. Приходите завтра, думаю, мы всё решим", - как то, словно извиняясь, произнес он и быстро направился к выходу. Вернулись мы к батюшке с чувством радости и торжества Божией справедливости. А он выслушал нас и сказал: "Давайте помолимся за отрока, узнали, как его имя?".  К счастью, мы догадались тогда спросить отца мальчика об этом, до сих пор помню - Виктор. Стоит ли говорить, что на следующий день вопрос с трассой был легко и быстро решён в нашу пользу.
 Ещё запомнился один штрих, как мы собирали деньги на проектную документацию нового храма. Действующий ведь был просто молитвенным домом с крестом на крыше. Службы службой, пост постом, но не нами было установлено время составления этой самой документации и приходилось участвовать в сборе пожертвований, так как проектировщики поторапливали. Много коренных жителей Узбекистана тоже давали деньги, улыбались, подбадривали нас. Зато и наш батюшка, что называется, все пороги оббил у городской управы, сопровождая муллу, и помогая ему собрать необходимые документы для строительства мечети. Ведь разрешение на строительство храма нам, православным и им, мусульманам, было выдано одновременно и при условии одновременного их возведения.
Время летело быстро. К концу поста уже никто из нас не упоминал ни о своей трапезе, ни о других «подвигах» милосердия. Все оставалось сокрытым от других. Страстная неделя прошла, как во сне. В ход пошли отгулы, отпуска без и с содержанием... Евангельские свечи в Великий Четверг... Как трепетно мы несли этот святой огонёк в свои дома на удивление прохожих. И наконец, Светлое Воскресение Христово. Праздников Праздник.
Четверть века прошло с тех пор. Много что изменилось за это время. Трудами большими, но был возведён в том городе, не большой, но очень красивый храм с колокольней, отдельной крестильной, школьным помещением. Разъехались, в большей части, его прежние прихожане по просторам России, немало из них отошли ко Господу. Как мне пишут оставшиеся в городе сестры - много молодых прихожан появилось, новый батюшка. А мы сами, первые, как мы изменились, да и изменились ли? Судить не нам. Но каждый раз при наступлении Великого поста, чувствуешь себя опять провинившимся учеником, который снова и снова, непременно, хочет исправиться. Да вот понимание пришло,  что единственный «пропуск» к исправлению, к Богу– это любовь. А она снисходит к немощам других, не осуждает, терпит, милосердствует. Да вот осталось только... исполнить это на деле. Получится ли?!