Шкала низменности. Границы

                Границы следственно-оперативной этики

        В чем разница между работником следствия и работником оперативным? Для некоторых разница эта совсем не видна или определяется, исходя из объема просмотренных и прочитанных детективов. Если быть совсем кратким, то следователь занимается оформлением документов, из которых состоит уголовное дело. А опер непосредственно раскрывает злодеяние и физически ловит преступника. А если преступник не застигнут непосредственно при совершении преступления, а только пока еще задержан по подозрению? Тогда если доказательства его причастности к злодеянию в деле отсутствуют или они достаточно шаткие,  добычей оных и их процессуальным закреплением занимаются и опера, и следователи в тесном ,так сказать, сотрудничестве.
           Когда мне досталось это оперативно-поисковое дело или ОПД по нашей аббревиатуре по исчезнувшему работнику котельной войсковой части, я сразу записал его в «глухари», как принято именовать бесперспективные дела у нас в Питере и окружающем его регионе. В Москве же, допустим, такие дела именуют «висяками». Само название тех и других говорит о малой перспективности раскрытия или в виду неочевидности происшедшего или по иным снованиям – недоказанности и так далее…
          Так вот, в деле исчезнувшего пенсионера-кочегара, в принципе, были двое явных подозреваемых. Его, так сказать коллег по кочегарке, которые после первичного взятия с них объяснений, сразу исчезли, даже не получив полагающегося расчета. Адреса их, взятые в отделе кадров части, были явно липовые. Кадровики с учетом низовой,да еще и сезонной должности, на которые брали этих людей, явно не озаботились серьезной проверкой документов. Хотя уверяли, что паспорта эти мужики предъявляли. И главные документы о личности гражданина хоть и были замусолены до последней возможности, но обладали по их словам всеми необходимыми реквизитами и просрочены не были. Однако ж проверка по адресам прописки дала вполне ожидаемый результат. И тот, и другой только числились прописанными, а сами уже несколько лет были в «свободном» вольном алкоголическом полете.
          Вот тогда, определив нерадостные перспективы поиска, я тем не менее сделал всю формальную работу по ОПД, разослав по ведомству и его подразделениям ориентировки на задержание, отметив, что розыск ведется в связи с совершением особо тяжкого преступления-убийства. Хотя тело потерпевшего, как на момент объявления розыска, так и доныне обнаружено не было. Общаясь со следователем, который, несмотря на отсутствие трупа потерпевшего, все-таки возбудил дело по убойной статье, я был в курсе, что пробы сгоревшего материала из топки котельной и  угольного отвала дали чуть ли не всю таблицу органики, поскольку, как выяснилось в ходе следствия, почившие в части и около нее в поселке домашние животные кремировались через ту же котельную. Так что был ли труп исчезнувшего уничтожен огнем или сокрыт иным способом, пока оставалось  неустановленным. Но версия о сожжении трупа у следователя была основной, поскольку точно было установлено (хоть и по малочисленным свидетельским показаниям), что исчезнувший Борис Иванович в последний день, когда его видели живым, до своего рабочего места дошел, был в бухгалтерии, и видели его потом идущим в направлении котельной. А вот после этого следы его терялись…
           То есть дело шло ни шатко-ни валко. Конечно, следователь иногда дергал меня на предмет составления справок о ходе розыска, но это была скорее неизбежная формальность для различного рода прокурорских проверок на предмет «волокиты» следствия.
          Но сегодня по моей ориентировке был результат. Оба моих подозреваемых были задержаны и ожидали меня в одном из отделений милиции центра Петербурга, благодаря внимательности наряда ППС, которые, видимо, изучали ориентировки по розыску более-менее тщательно. Бросив всю запланированную на сегодня текучку, я рванул в это отделение. Следак, узнав от меня о задержании, обещал подъехать туда же позднее, его как раз песочили на очередном совещании по нераскрытым убийствам, так что моя информация была ему как нельзя кстати.

           Камера изолятора временного содержания обычного питерского отделения милиции, да еще во времена, о которых идет речь, представляла мрачное зрелище, наводя мысль именно о наименовании такого помещения как «застенок». По другую сторону от зашорканного, видавшего виды письменного стола, исписанного разнообразной похабщиной в адрес правоохранительных органов, сидел, сгорбившись, задержанный по имени Даниил ( фамилию по условиям публикации не упоминаю). Невооруженным взглядом было видно, что он давно уже не мыслит ни одного дня в своей жизни без водки. Его трясло, но пока еще ему, видимо, каким-то усилием остатков воли, удавалось эту тряску немного контролировать, и он старался преувеличенно бодро отвечать на мои вопросы:
-      Не знаю, начальник, о чем речь! Про Борьку я уж давно все Вашим написал и подписал! Еще раз могу сказать, что пришел он тогда на смену, отработал как обычно и свалил в свой поселок! А мы с Митькой провалялись в котельной весь день, плохо нам было! А то, что сбежали оттуда, так что из этого? Они с зарплатой нас кинули, жрать что-то надо?
-        Жрать и самое главное пить на что-то надо! Согласен! Где болтались все это время, на что жили, коль заплаты не было?
-        Да как сказать…Постоишь у магазина, там ящики поможешь сгрузить, там еще что-то. На бутылку и банку кильки всегда к вечеру наберешь. А если есть харч небольшой, да водка, любой на хату пустит. Да и власть наша пока еще не все подвалы перекрыла.
         Едкий запах человеческих выделений, бьющий просто наповал, в общем-то, подтверждал слова допрашиваемого.
         И допрос в таком ключе мог продолжаться бесконечно долго, Даниил этот, как впрочем, и допрошенный после его дружок Дмитрий прекрасно понимали, что улик у нас против них практически нет.
         Поэтому сейчас я пересказывал эти нулевые результаты своего общения следаку, который наконец-то вырвался со своего совещания, и намекал ему на возможность более жесткого характера общения с нашими фигурантами, поскольку их биография свидетельствовала о малом криминальном опыте последних. Так что при определенном раскладе «развалить» их на признание было можно.
        Следак, задумчиво закурил, выпустил дымную струю в сторону мутного окошка допросной камеры и сказал:
-       Лишнее! Сто двадцать вторую ( задержание на 48 часов - прим. Автора) я сейчас выпишу, а мы с тобой наведаемся к ним ,скажем, через сутки! Есть у меня мнение, что обойдемся мы в данном случае без грубой физики! Ну, а если не «дозреют» к тому времени наши визави, то пресс-хату еще успеем им организовать. Выпускать я их не собираюсь, если срок задержания выйдет, местные им «пятнашку»  по «мелкому» ( административный арест на 15 суток за мелкое хулиганство – прим. Автора) оформят.

           Прошедшие сутки превратили задержанных в безвольные, бессловесные туловища, которые только и могли, что стонать и биться в конвульсиях. На этот раз допрос вел, как и положено, сам следователь.
-       Что плохо? – участливо обращался он к Даниилу, которого просто колотило, да так что лязг его зубов, казалось, был слышен за пределами камеры.
-       М-м-м-м, дайте…водки или хоть чего-нибудь! Сдохну ведь прямо тут! - с трудом говорил тот.
-       Подожди ты со своими запросами водочными, - неторопливо продолжал следак, - Мне нужно записать, где конкретно ты проводил время после бегства из воинской части. Все, что помнишь! Адреса знакомых, клички!
-       Да не могу я! – стонал в ответ горемычный допрашиваемый, на губах его выступала пена, - Подыхаю!
-       Вот что, пристегни-ка его наручниками к батарее! – уже обращаясь ко мне, сказал следак.
        Мне пришлось буквально тащить тело Даниила к батарее отопления, поскольку сам он уже передвигаться не мог. Тело его сотрясали судороги.
-      А теперь смотри на меня! Смотри внимательно, сука! – вдруг резко крикнул следак ему, отчего тот на секунду даже пришел в себя и поднял искаженное болью лицо.
       Подняв тяжелый портфель на письменный стол, он не торопясь, отщелкнул замок- застежку, вытащил  литровую бутылку водки, граненый стакан. Также медленно свернул винтовую пробку и плавно начал наполнять стеклянную емкость.
       Ноздри Даниила раздувались, он был  всем своим немудреным существом в этом количестве спиртовой жидкости , которая плавно увеличивала свой объем аккурат до верхней риски.
-      Ты знаешь, что я хочу знать! Ты расскажешь мне все, что было в тот день в котельной, и что было после этого! И если мне покажется, что хочешь меня обмануть, водяра польется  не в твою вонючую глотку, а в парашу! Понял, пи…р гнойный?! Я не поленюсь прийти с этим же набором и завтра, когда тебе уже совсем будет хреново! Но завтра ты уже, наверняка, будешь висеть в петле из своих вонючих портков, потому что твоя никчемная жизнь сегодня здесь , - он ткнул пальцем в стакан.
        Даниила прорвало. Он говорил и говорил. Показания я еле успевал записывать, дублировались они и на магнитофон. Он рассказал все - и об убийстве пенсионера, и убийстве случайной знакомой, и об участии во всем этом своего приятеля.
       Чтобы он смог подписать протокол пришлось дать ему немного водки, так как руки его не слушались…
       После подобная же процедура была произведена и с его подельником, который полностью подтвердил все сказанное ранее Даниилом. Показания сошлись даже в мельчайших подробностях.
       Дальше была рутина закрепления показаний, выезд на места происшествий, обнаружение трупа женщины в расселенном доме видеофиксация при проверке показаний на месте. Дело ушло в суд. Но всех нас волновало устоит ли эпизод с убийством кочегара, ведь тела, то есть трупа по-прежнему в деле не было. Конечно, за убийство женщины осуждены они будут. Но восторжествует ли справедливость в суде, когда за защиту этих подонков возьмутся профессиональные адвокаты, которые как никто знают принцип «нет тела - нет дела»….

                Продолжение следует