Складские помещения

Ряд складов, из грязного, потускневшего, местами отколовшегося кирпича, серого цвета, навевал ещё большее уныние, когда шёл дождь.
Шихов сплюнул под ноги, и посмотрел вдоль цепи толстых, пока ещё наглухо закрытых дверей, выкрашенных чёрной краской. Прямо перед ним, с покатого козырька, стекали струи воды. Дождь начался минут двадцать назад – и разошёлся. Исподлобья Шихов посмотрел на пять грузовых машин, видимо приехавших сюда ночью, и ожидающих открытия базы – для погрузки.
Настроение у Шихова было паршивое, впрочем, как и вчера, и вообще в последнее время: работать не было никакого желания, ни сегодня, ни вчера, ни завтра...
Он достал телефон, посмотрел на экран, до открытия оставалось ещё сорок пять минут. Чтобы хоть как-то заставить время идти быстрее, он пошёл вдоль складских дверей, к правому краю погрузочной платформы, глядя на двухметровый зелёный забор и на серые кирпичи здания соседнего склада. Траву у забора никто не убирал, и забор, уходя назад, за складские помещения, утопал в крапиве, подорожниках, одуванчиках, лютиках, пырее, лопухах… Из-за дождя травы и растения как-то сникли, пригнулись к земле, а безжалостный дождь колотил по ним и колотил, пригибая их всё ниже и ниже.
Шихов постоял на краю платформы, зевнул, достал сигарету, закурил, затем развернулся и пошёл обратно, к другому краю. Он специально шёл медленно, раздумывая о вчерашнем скандале с Леной (гражданской женой).
– Не стоило её бить, не стоило. Да хрен ли щас… – пробурчал он себе под нос.
Шихов затушил сигарету об стенку чёрной железной, с серыми следами от бычков, качающейся скрипящей урны, из которой противно несло окурками и другим мусором, достал телефон, посмотрел время, покатал горькую слюну во рту, сплюнул, провёл рукой по волосам, вздохнул носом. За забором, с левой стороны платформы, метрах в двадцати от базы, было проложено железнодорожное полотно, и теперь Шихов услышал, пока ещё отдалённый гудок поезда, вскоре показался и сам состав, как обычно, с какими-то вагонами и цистернами. Странно, но Шихов, за те семь лет, что он здесь работал, никогда не задавался вопросом, что перевозят поезда, куда и зачем, что за цистерны сейчас прицеплены за обшарпанной головной кабиной, выкрашенной светло-зелёной краской. Поезд прогрохотал по рельсам. От нечего делать, Шихов пересчитал его вагоны и цистерны: оказалось двенадцать. «Надо будет спросить у кого-нибудь, куда они всё едут…», подумал Шихов. Он снова посмотрел время. Как назло, сегодня никто не спешил на работу, и все двери базы по-прежнему оставались закрытыми. Зато дождь почти прекратился. С козырька уже не лило, а попросту капало.
Внезапно Шихов вспомнил как ударил вчера Лену – ладонью, по левой щеке, но бил не наотмашь, а, скорее, как-то толкнул её в лицо, наверно боялся себя и сам же предупредил свой удар, как она, сделав три шага назад, упёрлась в стену, сползла по ней и, уронив лицо в ладони, заплакала. В мозгу Шихова раздавались различные эпитеты, которые он вчера кидал в адрес Лены: «шлюха», «тварь», «скотина», как стоял перед ней, занеся кулак левой руки, а правой думал схватить её за волосы, пока она плакала, навалившись на стену. Вместо этого, развернулся, прошёл в кухню, сел на табурет, закурил, достал из холодильника бутылку пива, свинтил пробку, сделал глубокий глоток, слушая всхлипы из комнаты и колотьё своего сердца, всё пытаясь как-то унять дрожь в теле. «Сама виновата, сука, сама виновата» – трясясь, повторял он снова и снова сквозь зубы, и громко ставил бутылку на стол.
Когда он её допил, ему захотелось ещё. Он достал из холодильника другую, открыл, и сделал глубокий глоток. Затем встал, подошёл к окну, посмотрел на старую, советских ещё времён, деревянную «коробку», в двумя небольшими обшарпанными воротами по бокам, без сеток, где сейчас, с десяток детей, гоняли мяч. Прямо за «коробкой» был детский садик «Радуга», окружённый с двух сторон высокими, двадцатиметровыми берёзами, который нынче пустовал – каникулы. Было слышно голоса разных птиц – и Шихов их ненавидел, особенно в выходной по утрам, он даже интересовался как-то в ЖЭКе: нельзя ли спилить деревья за его окном, оказалось нельзя, но если б даже было можно, то за каждое дерево, пришлось бы заплатить от пятнадцати до пятидесяти тысяч, в зависимости от роста и толщины – Шихову было это не по карману. День клонился к закату. Шихов посмотрел вдаль, на пылающий желтый горизонт и на длинное серое рваное облако, напоминающее чем-то подводную лодку. Он прикурил сигарету, и услышал позади себя шаги, как открылась и закрылась дверь ванной, услышал как Лена открыла кран, пустила воду.
Он уже был спокоен, даже как-то вял, наверно, от выпитого. Выбросив за окно сигарету, выбросив  пустую бутылку в мусорное ведро, он залез в холодильник и достал ещё одну.
Лена отчего-то долго не выходила из ванной, но вот дверь отворилась, и Шихов, краем глаза, заметил как фигура Лены проскользнула из ванной в комнату. Потом в комнате что-то зашуршало, захлопала дверца шкафа, Шихов услышал звук замка сумки. Он встал с табурета, прошёл в комнату. На кровати и на полу лежали разные вещи Лены, которые она аккуратно складывала в коричневую дорожную сумку с двумя ручками, у её левой ноги лежали два больших чёрных пакета.
– Послушай, Лен… – выдохнув, сказал он,  – я не хотел…
– Я так больше не могу, Егор, понимаешь, не-мо-гу – неожиданно перебила она его, усталым плаксивым голосом. – Мне всё это надоело, понимаешь...
Она села на кровать, отвернув лицо к балкону.
– Давай поговорим…
Он смотрел на неё как-то рассеяно и хотел ещё что-то добавить, но Лена, не поворачиваясь, снова перебила его.
– Нет, Егор, хватит. Ты не меняешься и не хочешь меняться, ты вообще ничего не хочешь делать. – Обернулась, вздохнула глубоко, посмотрела Шихову в глаза, сказала почти шёпотом: – Плохо мне с тобой...
Всплеснув руками, он отвернулся от неё. Лене вдруг показалось, что сейчас он снова выйдет из себя и опять набросится с кулаками. Не поворачиваясь к ней, он проговорил как-то глухо:
– Что ты хочешь от меня, чтобы каким я был?
– Я не знаю каким, Егор, просто я так не могу больше.
Неожиданно она снова заплакала, но не сильно, приглушённо.
– Да не плачь ты – повернувшись, сказал Шихов. – Давай сейчас сядем и всё обсудим: как и что…
– Нет! – вытирая руками глаза и влажные розовые щёки, сказала уверенно. – Сколько можно, Егор, обсуждать всё, уговаривать тебя, на одно, другое. Ты не слышишь меня всё равно. Всё равно не слышишь. Я уже всё для себя решила. Я к матери поеду и…
– Не к этому? – перебил он, съязвив.
– У «этого» есть имя Егор. Антон его зовут.
– Антон-гандон – усмехнулся Шихов.
Лена ничего не ответила.
– А потом с этим гандоном съедетесь, да? – продолжал допытываться Шихов, язвя, раздражаясь, чувствуя подступающую дрожь.
Лена поняла по голосу, что он снова может выйти из себя. Испугалась, думала как бы его успокоить, что сказать, как уйти из этой квартиры не покалеченной, без синяков.
– Послушай, Егор… – она поднялась, посмотрела в его безразличное лицо с рассеянным взглядом, в котором сквозила сардоническая насмешка. – «Только не раздражать» – промелькнула мысль. – Послушай, с Антом мы съезжаться не собираемся, мы знакомы с ним всего только месяц, может мы разойдёмся через неделю, две, как знать. В том смысле, что я его не знаю толком, как и он меня. Я ничего, в сущности, не жду. Просто так получилось…
– Одну минуту – подняв палец, сказал Шихов, и ушёл на кухню. Через мгновение он вернулся с бутылкой в руке, оставленной на столе.
– Ну, продолжай. Не собираешься съезжаться, значит…
Лена поняла, что он уже просто надсмехается над ней. Она отвернулась, начала собирать вещи. А Шихов думал о том, что он может сделать с этой женщиной, что угодно, сейчас она полностью в его власти. Он ухмыльнулся.
– Давай хоть в последний раз, что ли... – улыбнулся, посмотрел на постель.
Лена будто не слышала, лишь начала быстрее запихивать вещи в сумку, ничего не разбирая, не складывая, как придётся. Потом Шихову позвонил напарник, попросил выйти завтра за него; оплата двойная как обычно.
– …Да не, не бухаю, так... немного – говорил он притворно весело в телефон. – Кстати, у Светки как дела? (Пауза) Работает. (Пауза).  Не знаю, думаю пригласить её на свидание, вот. (Пауза) Красавица, да! – и при этом искоса посматривал на Лену.
Лена прошла мимо него в ванную, забрала там своё, вернулась, положила в сумку. Затем сняла халат, сложила, убрала в сумку, надела джинсовые шорты, футболку, потом взяла зелёную резинку для волос с тумбы у кровати, заправила вьющееся чёрные волосы в хвост, подняла сумку и пакет, прошла в прихожую, раскрыла пакет, сложила туда сланцы и кеды, одела кроссовки, повернулась к Шихову, всё ещё говорящему по телефону.
– Прощай, Егор.
Шихов, стоя к ней спиной, поднял и опустил левую руку – попрощался. Потом он услышал как хлопнула дверь. Он договорил по телефону, затем выпил ещё две бутылки, и лёг спать. Проснулся в пять двадцать утра с отвратительным вкусом во рту. Сходил в душ. Прошёл на кухню, поджёг конфорку, поставил чайник, задумавшись над чем-то.
– Всё равно позвонит – прошептал, закуривая. Потом усмехнулся чему-то. Выпив чай, решил пешком пройтись до работы; настроение было как будто бы хорошее. Но по дороге на работу, он стал проигрывать в голове вчерашнее – и вспоминал, то мимику, то интонацию, то взгляд Лены – и настроение отчего-то портилось.

Лена так и не позвонила больше. Проходили дни, недели, прошёл месяц – тишина. Шихов пытался писать, звонить, но, оказалось, что Лена везде заблокировала его. Он звонил, писал с чужого номера – Лена не отвечала. Он ездил к её родителям, но родители сказали, что она не живёт с ними, а где живёт – не знают. Шихов не верил, спорил с ними, уговаривал, но сделать ничего не смог. Лишь раз, напившись, встал у куста, с торца дома, где жили родители Лены, с пакетом, в котором гремели бутылки – ждал, вдруг появится, но только время потратил зря.
А время шло и шло: прошло полгода, год, ещё год. Шихов как-то сгорбился и постарел лицом, работая на погрузчике, всё на той же базе. Однажды познакомился в парке с одной, старше его лет на пять, может, семь, тощая, как жердь, с жидкими каштановыми волосами, испитым, жёлтым, пятнистым лицом, с прорезями морщин, лишь глаза зелёные, ярко сияют. Привёл к себе, оказалось, она может выпить больше его. Пристала к нему. Он гнал её, бил пару раз – она не отставала, прилипла, как лист осенний к окну. В итоге, он просто смирился – оставил, лишь пить стал больше и чаще раздражаться. Потом, пьяный, часто избивал её. Друзья пугались: убьёшь! А ему хоть бы что: по-прежнему на всё плевать.

2023