Романтический конкистадор. История одного наёмника

Я конквистадор в панцире железном,
Я весело преследую звезду,
Я прохожу по пропастям и безднам
И отдыхаю в радостном саду.
Как смутно в небе диком и беззвездном!
Растет туман… но я молчу и жду
И верю, я любовь свою найду…
Я конквистадор в панцире железном.
И если нет полдневных слов звездам,
Тогда я сам мечту свою создам
И песней битв любовно зачарую.
Я пропастям и бурям вечный брат,
Но я вплету в воинственный наряд
Звезду долин, лилею голубую.

Николай Гумилев


— Первый, второй, третий...  пошли, пошли, пошли! — выкрикивал сержант, снабжая, выпрыгивающих из гравилета, десантников уверенными пинками. Только когда последний боец скрылся в распахнутом прямоугольнике люка, сержант сиганул за ним следом.

В следующие несколько минут группа захвата под руководством сержанта Биггера Кравица должна была рассредоточиться по местности и квартал за кварталом прочесывать пустые дома, но вместо того, чтобы присоединиться к бойцам, сержант повёл себя странно. Оказавшись на земле, он первым делом сбросил рюкзак с обмундированием, после чего, настроив ларингофон на нужную тональность, трижды издал звук совы. Раздавшийся в темноте крик хищной птицы на несколько секунд ввёл сержанта в транс – и вместо того, чтобы следовать дальнейшим инструкциям, он словно выпал в безвременье.

Сержанту вдруг отчетливо припомнилась, наполненная тысячами запахов и шорохов, жаркая, безветренная ночь северной Кордовы: страшный лес на краю обрыва и красная луна над ним, нанизанная на острые пики ельника, словно кусок мертвой плоти на штыки противника. Вспомнил он холм за лесом, а на нем кресты, что бросали длинные тени в ту сторону, куда каждую ночь отправлялись все новые постояльцы свежего кладбища; деревеньку за тем холмом и останки домов, что служили когда-то жилищем для тех, кто сменил их на холм под крестами — и над всем этим безмолвием, переполненным ароматами лишайников и можжевельника, разрывающий тишину, крик ночной птицы.

***

В сентябре 35-го Биггер с такими же, как он добровольцами был заброшен в северное Кордово. В задачу группы входило удержание линии фронта в этом отдельно взятом районе и стратегически важного холма над деревней. Но операция под кодовым названием «бастион воли», а в народе именуемая «картошка в мундире», обернулась для ее идеологов полнейшим стратегическим провалом. За месяц обороны отряд наемников численностью полторы тысячи человек был начисто выкошен огнём неприятеля. Подобная участь постигла каждого, за исключением трех счастливчиков, к моменту смены личного состава окончательно одуревших, то ли от перманентного истребления всего сущего, то ли от собственной живучести.

Одним из бессмертных оказался Биггер. Прибывшее подкрепление не сразу нашло его под останками ельника. Словно древний отшельник в плену воздержания и аскезы, без еды и надежды на возвращение, он прятался в хорошо замаскированной хвойными лапами пещере, которую по-военному здесь называют «огневая точка». К моменту обнаружения, разум солдата окончательно помутился, и несчастный с трудом понимал происходящее. Возможно поэтому удивительное спасение нисколечко не удивило спасённого. Не обращая внимание на подоспевших к нему товарищей, он, как и прежде, один, по-пластунски на брюхе покинул свое убежище и принялся ползать меж раскрошившихся пней, по привычке пробуя на вкус сухие шишки и грязные коренья. «Да, мистер ух, — приговаривал он, отправляя в рот куски мухомора — твои угощения выше всяких похвал!»

***

Попал Биггер на войну скорее по глупости, нежели по здравому умыслу. Впрочем, укажи ему на этот факт и сейчас, он бы по-прежнему отстаивал иную точку зрения, оправдывая свой поступок нахлынувшим приступом патриотизма. Но мы то знаем, что загнала бедолагу в злосчастный ельник несчастная любовь.

Как и все прочие молодые любовники, на момент расставания Биггер твёрдо решил: «Жизнь моя на этом торжественно обрывается!» — и, изрядно набравшись, был и правда готов свести счёты с жизнью, но, когда протрезвел, благоразумно дал заднюю, заявив, что: «жить ради любви мирской может и не имеет особого смысла, но вот ради любви возвышенной к родине или Богу — все-таки стоит попробовать!» Только, в Бога наш герой не слишком верил, поэтому, очнувшись от длительного запоя, сразу подался в наемники.

В то время многое в мире Биггера было неспокойно. Два братских народа, вместе населяющих единое государство, окончательно разругались. Младший стремился освободиться от гнета устаревших обычаев и традиций, установленных еще их отцами и дедами, и вдохнуть полной грудью ветер свободы и самоопределения. Старший же напротив видел в лицемерном духе сепаратизма предательство интересов семьи и совместного прошлого.

В природе человеческой испокон веков таится привычка ненавидеть особой ненавистью всех тех, кто когда-то был особенно близок и любим. Люди частенько готовы отдать первому встречному нажитое, лишь бы не разделять его с близким или соседом, внезапно потерявшим доверие. Пожалуй, к подобному парадоксу можно отнести и загадочную пропасть, возникшую между человеком разумным и его далеким предком приматом. Так исчезнувшие звенья эволюционной цепи вполне могли стать жертвами братского геноцида, учинённого единоличным наследником обезьяньего рода — нашим достопочтенным предком. Подобным же образом и бывшие братья из нашего рассказа — народы, похожие на столько, на сколько этому способствует единый язык и единая многовековая культура, внезапно возненавидели друг друга сильнее самых заклятых врагов.

Достаточно быстро конфликт исчерпал все словесные аргументы и переместился в ту область, где за дело берутся иные резоны. Чтоб обозначить непримиримость позиций, лидеры двух сторон бросили клич к оружию. Предварительно подогретые пропагандой новостных каналов, на него моментально откликнулась тысячи добровольцев, контрактников, любителей военных игр и реставраций, и просто диванных патриотов разных мастей и жанров. Молодёжь — самые наивные и отчаянные представители общества выбрались из своих виртуальных миров и уютных квартир и потянулись на полигоны реальных сражений, чтобы во имя сомнительных целей и возрастающей с каждым днём ненависти от убийств вчерашних как можно скорей покарать вчерашних друзей и братьев. Предчувствие скорых побед опьянило тогда ни одно молодое сердце. Почувствовал этот дурман и Биггер. В тот час, что с отвергнутым прошлым было покончено, он твёрдо решил — посвятить себя Родине!

Впрочем, любовь Родины стоила немалых усилий. Прежде чем наградить своих воздыхателей ответным вниманием, эта строптивая красавица требовала от них многочисленных подвигов и побед, ничего не давая взамен. Старикам и видавшим виды воякам было известно ее коварство, и они как могли, призывали юнцов не терять головы понапрасну. Но опасности не страшили «героев». Молодняк твердо верил, что взаимное чувство придёт, стоит лишь непосредственно приступить к обольщению. Так, прибывая в томительном ожидании боя, Биггер отчетливо представлял, как непременно совершит нечто эдакое, и, тотчас лавина из почестей и наград хлынет на молодого мечтателя, как из ведра изобилия.

Дабы окончательно развенчать все наветы и доводы скептиков и покрепче связать клятвой верности своих молодых любовников, Родина первая сделала шаг в отношениях. Биггер и другие новобранцы были на седьмом небе от счастья, когда им, словно героям компьютерной игры, вручили роботизированные экзодоспехи, напичканные самым современным устройствами ведения боя. Сверкающие стальные пластины, подвижные усилители и титановые стринги — при виде такого подарка судьбы восторгу молодняка не было предела. Чего только стоила встроенная в каркас двух дюймовая пушка, способная, судя по описанию из рекламным брошюрам, поразить даже танк неприятеля. В новом по-военному праздничном облачении, добровольцы выглядели, подобно собранным воедино супергероям из модных блокбастеров. Теперь то они, как никто другой были преданы своей даме!

Словно конкистадор, верный своей Малинче, романтический рыцарь Бигер впервые надел электронный доспех целомудрия и во имя Девы Марии, строевого устава и данной стране присяги отправился на завоевание своего Эльдорадо.

***

Когда приготовления были окончены, десантные гравилеты за несколько ходок перенесли молодую братию на место их будущей дислокации. Но в лесу эти грузные птицы войны высадить молодняк не смогли, поэтому раскидали десантников небольшими группами вдоль пыльной дороги у Чёрной речки. Теперь между местом их будущей дислокации и местом внеплановой высадки лежало километра четыре-пять пешего марша и одна неприметная деревушка в низине долины. Кроме всего прочего, это значило, что у бойцов появился заманчивый шанс покрасоваться нарядами перед местными.

Биггер с улыбкой потом вспоминал как, облачённые в боевые доспехи, они эпатажно прошествовал меж покосившихся срубов, покрытых бесчисленными спутниковыми тарелками. Как при виде их бравого марша, сельский люд высыпал на дорогу и встречал похвалой и приветствием своих молодых защитников.  Взрослые и детвора с восхищением провожали глазами легендарных бойцов великанов — хвалу и гордость национальной армии — никто из собравшихся здесь простаков еще не догадывался, чем обернётся для них это кошмарное соседство...

В тот день среди толпы зевак Биггер впервые заметил Оксану. Как и прочие неравнодушные селяне, девушка вышла к дороге, но в отличие от иных соплеменников, при виде хвалебного марша в глазах ее не зажёгся огонь. Оксана, словно не замечала нарочитую демонстрацию удали проходящих мимо позеров. Взгляд ее оставался отрешено-рассеянным, но, несмотря на царящее в нем равнодушие, он показались Биггеру самым прекрасным на свете. Биггер запомнил, как в глазах девушки отразилось высокое мирное небо, и в то же мгновение оно и облака в нем сделались для героя-любовника новым символом и знамением.

***

Той же ночью случился бой. Ещё не успели солдаты как следует передохнуть с дороги, как все вокруг переполнилось нестерпимым светом. Тьму расчертили проворные трассёры от ракет, кругом что-то грохало и взрывалось рядом, но Биггеру было не страшно. Безумное разноцветье опьянило солдата, напомнив торжественный фейерверк, что видел он в своём детстве на празднике урожая и труда. Задвинув на лица стальные забрала, изрыгая смертельное пламя, бойцы первой линии двинулись в атаку, но вместо воинствующих фигур, закованных в экзодоспехи, сержант различал лишь веселое карнавальное шествие. Проворные жонглёры на высоченных ходулях крутили для него разноцветные факелы, канатоходцы несли над землей шесты акробатических орудий, а пиротехники на потеху публики взрывали над толпой весёлые петарды. Исполнив свои виртуозные пируэты все, они исчезали в лиловом тумане далёкого боя, словно за ширмой деревенского цирка, а восьмилетний пацан, Биггер Кравиц, провожая их взглядом, от души веселился и хлопал в ладоши.

Туман озаряли багряные всполохи дальних разрывов. Возможно, в тот миг, их структуры рушились, рассыпались под градом огня неприятеля, но Бигеру было плевать. Потеряв счёт времени, он сквозь слезы и ночь наблюдал за волнующим представлением, и, напрочь забыв о сражение, пропустил слова командира.

«Биггер, Биггер ты живой? Биггер, отзовись! Биггер?»  —настойчиво повторяло в динамике. Но, прикованный взглядом к лиловой мгле, Биггер ничего не слышал. На сетчатке глаз плясала лиловая лихорадка всполох, а сознание беспрестанно рождало загадочную красоту.

Так и не получив ответа, голос помыкался в пустоту, затем вдруг обиделся: на жизнь, на солдата, на треклятую ночь, загрустил, удрученно добавил: «ну все, нам п***а!» и навсегда замолчал.

Лишь когда грохот далёких разрывов стал затихать, наш герой возвратился в реальность. Извергнутый из безвременья, словно новорождённый из утробы матери, он прибывал в состоянии глубокой растерянности. Реальный мир показался сержанту чужим и уродливым, а произошедшая в нем трагедия — нелепой бессмыслицей. Так впервые проявилась загадочная болезнь Биггера, впоследствии нареченная парамнезией.

***

На утро оказалось, что большая часть отряда мертва, а вся та хваленая мощь и гордость великой армии: все то, на что особенно делали ставку ее стратеги: боевые машины и тяжелые роботы — разбита и покорёжена.

Узнав о случившемся, командиры ахнули, бросились разбираться, кто виноват, а кто прав и как же так вышло, что самый передовой, экипированный «по самое не хочу» отряд, понес урон сравнимый заградпехотой времен мировых войн. Причина довольно быстро нашлась, но о ней предпочли не рассказывать, поскольку была она, и обидной, и дискредитирующей. 

Впрочем, как бы не пытались стратеги новой войны скрыть от солдат правду, та сама просочилась сквозь дыры нашпигованным холодным свинцом доспехов погибших. Довольно быстро остатки отряда поняли, что пережить эту бойню смогли только те, кто, в нарушении всех правил и уставов, вопреки здравого смысла или по неосторожности снял с себя душную броню — сбросил или забыл, кто променял электронную защиту на липкие комья глины холодных окопов и больно хлещущие ветки лесных блиндажей. Виной же погибели прочих явилось то самое, на что больше всего уповали стратеги: напичканные электроникой экзоскелеты оказались несовместимы с жизнью, поскольку любое электромагнитное излучение привлекало ракету.

В числе головотяпов, нерях, нарушителей оказался и Биггер, и именно эта его безрассудная выходка в конечном счёте спасла ему жизнь.

Сделав нужные выводы, остаток отряда без лишних вопросов избавился от электронной напасти. Инфракрасные тепловые сканеры, датчики движения, рации, мобильные телефоны и прочая новомодная техника, были впопыхах разобраны, закопаны в землю, безжалостно уничтожены. Война приобрела знакомые очертания противостояния свинца и мяса, ведь, как объяснили бывалые: «Эта гордая дама, не желает считаться с посредником!»

Полностью очистившись от всего наносного, оставшись в одних тельниках и штанах цвета хаки, с легким огнестрельным оружием наперевес — тяжелое без экзоскелета было уже не поднять — обновлённая рота контрактников, походившая теперь на сообщество головорезов авантюристов, группу отчаянных диверсантов заброшенных без поддержки и обеспечения в глубокий тыл неприятеля, расползлась по подземным норам, а война, между тем, возвратилась к истокам, превращаясь из современной компьютерной баталии в вековой давности полупартизанскую бойню.

В этот миг наш герой окончательно осознал удручающий факт: на счёт скорых почестей и побед придётся повременить.

***

Через несколько дней сержанта послали в деревню.  Сказали, что так мол и так: «отправляйся туда, сделай то, потом это, а затем прямиком обратно!» Биггер поручение выслушал, произнес непременное «угу», взял под козырёк и пошёл собираться в дорогу. Для других в этот миг он был полон субординации, про себя же радовался словно мальчишка. Хоть путь впереди предстоял и неблизкий, Биггер знал, что в деревне живет Оксана, а значит их первый контакт состоится!

В томительно предвкушении встречи, он шёл по грунтовой дороге стремительным шагом, а сидевшей на дереве филин, внимательно наблюдал за его походом. Несмотря на обстрел позиций, старый сыч, не спешил покидать опушку. Каждый день он приглядывался к солдату, словно чувствуя наперёд, что скоро их судьбы объединяться.

Прошёл летний дождь, повеяло свежестью и прохладой, проникнувшись чуждым ему романтизмом, Биггер насобирал целый куст придорожных ромашек. Улыбкой до ушей солдат закрепил не свойственный для себя поступок. Теперь то он был уверен на сто процентов: Оксана ему не откажет.

***

Биггеру повезло, девушка отыскалась практически сразу. Словно поджидая кого-то ещё, она стояла одна у забора, смотря голубыми глазами в нежную синеву неба. Голова ее задумчиво наклонилась на бок, поперек шеи легла волнительная складка, во рту гуляла травинка. Пухлое белое тело, розовый отпечаток небрежно съехавшей с плеча лямки — образ девушки намертво врезались в память солдата. Безмятежность — вот то имя, что он подобрал к ее портрету.

«Сейчас то она удивится, приметив меня и подарок!» — радовался про себя герой-любовник, вытаскивая из-за спины ромашки. Но, вопреки ожиданиям и прогнозам, взгляд девушки не изменился — он был по-прежнему посвящён облакам.

Чем пристальнее наш герой рассматривал юное тело, тем сильнее внутри пробуждалась безумная похоть. Что-то росло в нем упрямое и недоброе то, что при всей своей недалёкости обьяснить он пока не мог. Внезапно ему захотелось ворваться цунами войны в девственно безмятежный мир незнакомки, растоптать ее девичьи мечты, выжечь дотла радужные иллюзий — сделать все то, что однажды сделали с ним другие.

«Ах! Где же, где-же, твоя хваленая стойкость!» — шептали ему придорожные ели — Где твоя преданность долгу! — корила его береза». Но Биггер уже никого не слушал. Двумя днями ранее он сбросил стальной доспех новобранца, так вместе с ним исчез и хваленый доспех целомудрия. Сердцу, увы, не прикажешь — Родина больше не привлекала его своей экзотичной любовью.

В следующий миг, Биггер приблизился к Оксане, прижал ее мягкое тело к забору своим угловатым торсом, схватил мертвой хваткой и сделал своей добычей.

Сперва девушка не поняла: подалась вбок-назад, попыталась толкнуть незнакомца руками, но потом, осознав всю тщетность своих попыток, вытянулась в струну, застыла, обмякла. Ощущая беспомощность жертвы, Биггер придвинулся ближе, впился шершавыми губами в ровные девичьи губы, уколол ее жесткой щетиной. В этот миг соломинка выпала изо рта девицы, а подошва солдатского сапога переломила тростинку, втоптав безмятежность весеннего неба в грязную придорожную лужу…

***

Вечером объявили обстрел. Солдаты зарылись в своих траншеях, тараща оттуда усища, как тараканы, учуявши запах смерти, но, вопреки ожиданиям боя, ужас огня так и не наступил. Вместо привычного града бомбежки «уханье» донеслось откуда-то сзади.

При первых раскатах грома Биггер немедленно навострил уши: снаряды ложились мимо, ухало далеко за лесом, но осознание этого «далеко» словно пуля снайпера навылет пронзило разум солдата. Биггер все моментально понял, резво вскочил на ноги, и как бешеный зверь побежал прямиком к деревне, а тараканища продолжали сидеть в своих окопах, тараща безумцу в след свои глазища.

Биггер бежал без остановки на встречу огненному смерчу, гари и облаку пепла, но, когда он достиг деревни, гул бомбежки стих, дым рассеялся, а вместо покосившихся, но все же добротных строений, на него смотрели своими пустыми глазницами окон чумазые чёрные чудища.

Не теряя времени на раздумья, Биггер бросился к дому Оксаны, а точнее к тому, что теперь от него осталось. С трудом отыскав нужный остов среди прочих развалин, он принялся рыскать среди головешек, пытаясь среди обломков и пепелища, отыскать знакомое тело.

Признаться, тел было много, особенно ужаснули его близнецы, лежащие на земле под завалом. Их убило одновременно, раскроив черепа свинцовой болванкой, но даже перестав дышать, они, как и прежде держали друг друга за руки.

Были здесь и другие несчастные, впрочем, Оксаны — какое счастье — пока не встречалось. Забрезжил в дали слабый луч надежды: «Возможно девица отправилась на на реку или в лес и подобным бесхитростным образом избежала бомбежки».

Поддавшись спасительной думе, герой бросился к лесу, но не успел пробежать и десятка шагов, как заметил вдали на пригорке знакомое платье. Неестественно развёрнутые конечности, сведенные пальцы рук, растрепанная копна волос — все в этом теле было ему знакомо. Охваченный ужасом, он осторожно приблизился — одна рука девушки была по локоть в крови, другой, кажется, вовсе не было. Стараясь не смотреть в сторону страшной раны, солдат повернул тело к себе и ненароком приметил: «смерть была селянке к лицу». Если не замечать рваную рану и отсутствие той конечности, а сосредоточить свой взгляд лишь на шее, овале лица или туловище, то по-прежнему можно было представить, что Оксана жива. Вообразить, что не чудовищной силы удар сбил с ног девушку и швырнул об холодную твёрдую землю, попутно переломав хрупкие рёбра, а по воле внезапной приходи и не смея противостоять томлению летнего солнца, прилегла она в сладостном изнеможению тела на зелёную подстилку луга и устремила свой взгляд к облакам. По-прежнему на сетчатке глаз ее отражалось мирное небо, но глаза эти больше не замечали иного. Только тут Биггер понял — Родина не прощает измены!

***

Глаза хищной птицы следили за ним, когда он один в предрассветном тумане спускался обратно в долину. На первый взгляд это место казалось покинутым — не было слышно ни звука, ни шороха, но сержант твёрдо знал: за каждой кочкой, под каждым деревом или пнём, в каждой яме сидит солдат его роты.

Кто-то окликнул его по имени, он механически отозвался, другой разразился похабным четверостишием, Бигер послал его на хер.  «Что там в деревне?» — в серьез озадачился третий. Биггеру было противно, он ничего не ответил.

***

Ближе к полудню опять обьявили обстрел. Теперь неприятель бил точно по их окопам и, кажется, не желал останавливаться. Обстрел продолжался весь следующий вечер и весь новый день. В какой-то момент наш герой сосчитал сослуживцев по пальцам.  По контракту у них впереди оставалось ещё восемь дней, но такими темпами, которыми он терял товарищей, не было ни единого шанса дожить до завтра.

Стояла невыносимая жара. Между корней поваленных деревьев струился холодный ручей. Бигер усиленно натирал своё разгоряченное тело холодной влагой. Он пил жадно, большими глотками, не чувствуя ни вкуса, ни холода и вскоре у него случился жар. На утро он заболел. Несколько часов он блювал и бредит в лихорадке, а кругом все стучало, сверкало и било. «Плевать! Мистер Ух, не даст мне погибнуть!» — это он знал наверняка. Теперь ему чудилось, что ночная птица – его ангел-хранитель, и пока она не улетит, солдат будет жить. Ух неспроста забрал жителей деревни к себе. Сделал это он с единственной целью, чтобы сержант стал бессмертным. Как жаль, что Биггер не успел познакомить Уха с Оксаной…

***

Когда Биггера отыскали сменщики, он выглядел очень плохо, и все, на что был в тот момент способен, бредить своим спасителем. «Слушайте-слушайте, — твердил он нашедшим его товарищам, — вот он опять кричит, а это значил, я не умру этой ночью!». Но пришедшие на помощь ребята не слышали ничего другого, кроме нечленораздельной речи безумца. Сержант ошибался на счёт своего покровителя. Мистер ух оказался трусишкой. Он давно улетел восвояси, спрятавшись от бомбежки Биггеру в голову.



От автора:
Однажды, совершенно случайно, я оказался в гостях у наемника. Меня затащил туда мой дружбан. Он и сам — персонаж достойный отдельной истории, но  о нем не сегодня...
Итак. Большая квартира. Три комнаты. Мимоходом, идя в гостиную, я успел рассмотреть две из них, третья была закрыта. Вроде бы все прилично: шкаф, холодильник, цветы на окошке, гостеприимный хозяин — пока ничего необычного.
Прежде всего он усадил нас за стол. Включил телевизор и начал показывать фотки с фронта — что вполне резонно для его занятия.  Перед нами предстал фото-ряд, где улыбчивые солдаты с белыми и красными повязками на рукавах сидели на броневиках и в окопах. Они что-то ели, пели, шутили. Были там даже женщины.
Когда слайд шоу закончилось, наемник посмотрел на нас изменившимся взглядом и коротко сообщил: «Все эти люди мертвы!»
Повисла пауза. Видимо для него это был наш обряд посвящения, для нас же нечто неприятно шокирующее.
Обряд мы похоже прошли, поскольку секунду спустя хозяин тащил с кухни водку.
Сначала он налил нам, затем себе, выпил, потом еще. От третьей стопки его развезло, и началась жесть.
Внезапно он выхватил арматуру, выскочил из-за стола, и начал дубасить ей в батарею и потолок, грязно кого-то ругая.
Никаких весомых причин для такого порыва не было — до его выходки в многоквартирном доме стояла полная (не типичная) тишина, но он ругался и колотил, словно ему что-то все же слышалось, словно голоса в голове нашептывали обидные слова и звуки. Затем он выскочил на балкон, и стал орал нецензурную брань, но, когда возвратился, сделался вновь общительным, компанейским. Так повторялось раз за разом и это отсутствие видимых причин для смены его настроений и сама внезапность метаморфоз пугали еще сильнее.
«Почему бы теперь не вломить и гостям.» — Казалось, подобная мысль могла посетить его голову в любую минуту.

В перерывах между срывами он успел рассказать несколько разных историй, из которых, отчасти, если убрать фантастический флер и детали, я и склеил рассказ. О том, что подался он в наемнике из-за несчастной любви, что электромагнитное излучение на войне означает смерть, что возвратившись обратно он не может устроиться на гражданке, что каждый поход его «в люди» заканчивается минимум дракой, что он под наблюдением в милиции и в психушке.
Наконец он заплакал и сообщил, что мы с другом хорошие люди, а он приготовил  сюрприз.
Нам стало крайне не по себе, когда с ноги была распахнута дверь третьей комнаты, помните, которая в самом начале была закрыта, и оттуда явился на свет масляный ДВС. Хозяин тащил его очень медленно тяжело и чудом не уронил себе на ногу. Наблюдая за его потугами, я краем глаза изучал содержимое «тайной комнаты». Можно сказать, что вся она была набита подобным хламом. Чугунно-стальная гора начинались практически сразу за дверью, и по мере движения в глубь поднималась практически до середины окна. Удивительно что перекрытие держится — подметил я наметанным глазом архитектора. Вес горы хлама был очень внушительным.
Ну, это уже было слишком. Использовав весь возможный в сложившейся ситуации политес, мы от подарка отпочковались и вскоре ретировались совсем.
Когда дверь в его квартиру закрывалась, я в последний раз взглянул на рано состарившегося и в районе тридцати лет слетевшего с катушек человека. Наемник же остался один в своем безумии допивать водку. Его было жаль, но безопасность была важнее.

Мы все живем в своих информационных пузырях и ничего не знаем о войне, да, в сущности и знать не хотим. Я касался ее проявлений лишь трижды. Наверное ближе всего в тот вечер в гостях у поехавшего наемника, второй раз, когда случилась мобилизация и половина друзей свалила за бугор, и третий — совсем недавно, когда отряды наемников двинулся на столицу и мы с женой спешно паковали вещи. Во все остально время я жил и живу, как делал прежде. Работаю, ем, ращу детей. Новая реальность выглядит фантасмагорично, и наверно потому я решил записать эту сказку о наивных мечтателях. Сказку, которая бы звучал как злая ирония в какой-то другой стране. Сказку о том, что передать без прикрас мучительно трудно.