Подарок Достоевскому

Подарок Достоевскому

К 190-летию со дня рождения Ф.М. Достоевского на сцене Театра живописи Омского музея изобразительных искусств имени М.А. Врубеля состоялась премьера спектакля «Сцены «Записок из Мертвого дома». Художественный руководитель театра, режиссёр, автор проекта оформления Николай Михалевский. Авторы сценария и исполнители: заслуженная артистка России Татьяна Филоненко и актер Омского академического театра драмы Николай Михалевский.

В одной из иногородних поездок мне довелось побывать в необычном музее. Зрители проходили в зал, пристегивались ремнями, их настоятельно просили взяться за металлический поручень, которым они буквально придавливались к креслам. Гас свет, и на экране шёл фильм о природных катаклизмах: землетрясения, цунами, ураганы… Кресла со зрителями как будто проваливались, их трясло, поворачивало в разные стороны. Благодаря стереоустройствам всё вокруг грохотало, свистело, подвывало… Создавалось впечатление присутствия: под ногами разверзалась земля, человек куда-то падал, на него дул штормовой ветер… вот только водяных брызг и открытого огня не было, да и то потому, что правила безопасности не позволяли…

На спектакле, посвященном Достоевскому в Театре живописи Омского областного музея изобразительных искусств, создаётся абсолютное впечатление, что тебя затягивает в стремительно раскручиваемый круговорот событий и ни остановиться, ни отвлечься, ты не можешь. Происходящее на сцене оказывает воздействие на все органы чувств одновременно. Зритель видит, слышит, получает информацию, сочувствует, сострадает, испытывает страх, брезгливость, получает информацию, размышляет, сопоставляет с тем, что знает о происходящем на сцене и со своим собственным жизненным опытом.

Заходишь в зал – и оказываешься в замкнутом пространстве. Легко сосчитать, что рядом с тобой будет всего человек 40. Они увидят и ощутят то же, что и ты, потому что эффект присутствия на сцене естественный и неотвратимый, в какой бы точке зала человек ни находился. Соответственно, обмен энергиями зала и сцены будет мгновенным и абсолютным.

Сцена закрыта мощными воротами. На них – кованые металлические буквы: мёртвый дом. У омского зрителя особенное отношение к роману Ф.М. Достоевского «Записки из Мёртвого дома»: в Омске писатель на протяжении четырёх лет отбывал наказание в каторжном остроге. Некоторые даже читали эту книгу. Но кто готов оказаться лицом к лицу не с книгой, а с каторгой, которую Достоевский метко обозначил словосочетанием «мёртвый дом»?

Я много лет профессионально изучал творчество Достоевского, рассказывал о нём в лекциях, беседах, статьях и книгах. «Записки из Мёртвого дома» знаю почти наизусть – было время, сам писал сценарий по этой книге и исполнял его вместе с Е. Тебенко и А. Болдыревым. Казалось бы – чем меня можно удивить? Ещё одним сценическим прочтением? Готовясь к просмотру спектакля, намекал актёрам – нельзя ли взглянуть на сценарий, чтобы потом не указывать на разного рода ошибки?
Однако, едва спектакль начался, как напряженное внимание литературоведа, специалиста по литературному краеведению и критика растворилось, исчезло, сменилось на увлечённость зрителя, которого в сумасшедшем темпе вовлекают в Омск середины 19 столетия, оттуда – там же рядом, близко – прямиком в текст, потом снова в Омск – вот они, здания, сохранившиеся с тех пор, это здесь было, вы проходите мимо каждый день, и снова – угрюмый человек, вчерашний литератор Достоевский, которого в остроге никто не знает, и каторжная жизнь – смрад, грязь, брань, гогот, страшные люди. Невероятные метаморфозы происходили с Достоевским – и я ощущаю, насколько вот такое актёрское погружение в материал при помощи блистательного сценария сильнее воздействует на зрителя, чем любая лекция или беседа. Мне ничего не навязывают – мне дают факты, картинки. Они вспыхивают в сознании короткими всполохами, и, не успев зафиксироваться, сменяются другими, подкрепляющими впечатления, дополняющими их и ведущими дальше, дальше, дальше.
Одна мысль преследовала меня на протяжении всего спектакля – когда же к авторам сценария и исполнителям придёт, наконец, страх – слишком много Достоевского! – когда же они остановятся, и начнётся обычная распасовка – актёр-зритель-актёр. Но не было никакого страха и никаких остановок. Зритель невероятным образом вместе с исполнителями спектакля прочитывает весь текст «Записок» – нет, не от точки до точки, но все ключевые моменты книги проиграны и озвучены. Более того, в спектакле звучат ещё и строки из писем Достоевского.  Стилистически и даже дословно угадываются характеристики творчества писателя и его омских мытарств знакомых литературо- и краеведов. И при такой плотности текста, который проговаривается с пулемётной скоростью меткость стрельбы абсолютно совпадает с плотностью укладывания слов. Ни одно не пролетает мимо.

Исполнители всё время остаются современниками зрителей – даже когда находятся в образе и живут в тексте, написанном более 150 лет тому назад. И это придаёт всему происходящему невероятный драйв – ведь со всех сторон слышится, мол, сегодня никто не читает классику, вообще никто ничего не читает, ничем не интересуется – читает, интересуется, да ещё как! Вот – смотрите, слушайте!

Времени крикнуть «браво» или подарить актерам аплодисменты нет. Едва зритель хочет поднять ладони, чтобы зааплодировать, как он уже мчится вперёд и вперёд, от сцены к сцене. Внимание постоянно переключается и освежается. Глаз не успевает «замылиться» благодаря потрясающему зрительному ряду – спектакль сопровождается фильмом, который является его неотъемлемой частью и действующим лицом. Точнее, лицами, потому что участвуют в спектакле искусно вплетенные в фильм рисунки Г. Кичигина. Рисунки при помощи мультипликации как будто оживают у нас на глазах. Каторжане 19 века вступают в диалог с реальными людьми – в фильме звучат голоса нынешних осуждённых, отбывающих срок в омских колониях. Один из них, молодой парень, говорит что Достоевского читал давно, «ещё прошлым сроком», а «этим сроком пока не читал – некогда»… Парень думающий. Он сопоставляет взгляды Достоевского и человека 21 века. «Совершенно ничего в людях не изменилось, – констатирует интервьюируемый, – суть осталась та же»… Драматические сцены «Записок», которые воспроизводятся перед зрителем на фоне умных говорений этого гладкого и даже благообразного на вид осуждённого, попавшего за решётку за какие-то тяжкие грехи, создают жутковатый сюрреалистический эффект. Понимаешь, что, действительно, ничего не изменилось со времён Достоевского – колония не курорт и гуманное у неё только лицо…

Фильм сделан очень сильно. Однако напрасно пытаться воспринять его отдельно от спектакля: вне контекста он потеряет большую часть своей силы. Он работает именно в ансамбле, как действующее лицо. Работу по созданию фильма выполнил вместе с режиссёром и исполнителем спектакля Николаем Михалевским дипломник Омского политехнического университета Андрей Соломин. Авторский коллектив вместе с постоянным оператором Тетра живописи Олегом Юрчаком, благодаря поддержке руководства УФСИН по Омской области проникал в омские колонии, читал там сценарий и слушал отзывы заключённых…

Вообще, на спектакль работает всё – и музыкальное оформление Тараса Михалевского. И звукорежиссура заслуженного артиста России А.А. Гордеева, и оформление сцены члена Союза дизайнеров Елены Шнякиной, которые вместе с автором проекта Н. Михалевским и выпускниками художественно-графического факультета Омского педагогического университета Федором Карякиным и Ильей Потаповым создали выигрышные декорации, максимально возможные в условиях столь малой сцены.
Думаю, спектакль в Театре живописи не состоялся бы, не будь у него, кроме текста Достоевского другого главного действующего лица – портрета Ф.М. Достоевского работы великолепного художника Георгия Кичигина. Портрет не висит в красном углу, не стоит на авансцене. Он постоянно перемещается. Татьяна Филоненко общается с ним, показывает зрителям, устанавливает в места, которые находятся в точности напротив наиболее эмоциональной сцены. И Достоевский с портрета как из окошка смотрит на актеров, которые доносят до зрителя написанное им, смотрит в зал…
После спектакля подошёл к Николаю Михалевскому и сказал ему, что финальная сцена «Акулькиного мужа» исполнена на уровне народного артиста. Мурашки бегали по коже от остроты впечатлений, их совокупности и неотразимой точности сочетаний.
Спектакль один из лучших, которые я видел за последние лет десять. Он очень напомнил мне о мощной режиссуре Артура Хайкина и Геннадия Тростянецкого – режиссёров омской драмы середины 1970-х годов. И ещё об одной ассоциации не могу не сказать.

Во время просмотра профессиональным взглядом всё же пытался понять, как это сделано, найти швы. Не нашёл мест соединений, но вспомнил М.М. Бахтина, который писал о полифоническом романе. И вот теперь можно с уверенностью сказать, что в Омске создан настоящий полифонический театр. Да, здесь не перемещаются декорации, не применяются технологии, которые применены в уникальном и единственном в мире Музыкальном Театре Полифонической Драмы комитета культуры г. Москвы под руководством Геннадия Ивановича Юденича. Но если пришло сравнение знаменитого столичного театра, имеющего богатую историю и омского Театра живописи при музее, где в одном лице – и завпост, и режиссёр, и актер, и сценарист, значит, это не просто так, значит, омичи поднялись до уровня, который ещё пока никем по достоинству не оценён… И крохотная сцена в цокольном этаже музея, где ничто не приспособлено для создания театральных эффектов, является свидетелем рождения события, невиданного ранее, обращённого в будущее.

Спектакль создан так, что находишься под впечатлением от него спустя долгое время после окончания. Значит, все имеющиеся возможности использованы создателями даже не на 100, а на 150 процентов. И простым восклицанием «браво» тут не отделаешься. Не побоюсь заявить, что спектакль «Сцены «Записок из Мёртвого дома» – явление в культурной жизни Омска и, наверно, самый значительный подарок, который можно было бы преподнести Ф.М. Достоевскому к его 190-летию, которое отмечается в ноябре 2011 года.

Опубликовано: ж. «Омск театральный», октябрь 2011 г., СС.46-47