Дева гор. 6. Алчность и подлость

               
                Пчела, вонзив стальное жало,
                не знает, что она пропала…
                Так и глупцы, пуская яд,
                не понимают, что творят.

                /Омар Хайям/

Дева гор. 6. Алчность и подлость


Как заведующая библиотекой я ежемесячно получала зарплату в размере девятисот рублей – солидные по тем скудным временам деньги. Таким заработком мог похвастаться не каждый учитель в школе.

В то время государством уделялось большое внимание подъему учреждений культуры на селе – библиотек и клубов, развитию художественной самодеятельности и патриотическому воспитанию молодежи.

Заработную плату я полностью отдавала старшей хозяйке дома. Родители сказали мне, что я обязана отдавать деньги домашним, поскольку я проживаю с ними, и деньги должны расходоваться на решение общих для всей семьи проблем, которых всегда несть числа.

Возражать не приходилось. Наоборот, я ревностно выполняла родительские рекомендации. За год работы из зарплаты я не потратила на себя ни одного рубля. Это чистая правда!

Мои же новые домашние считали, что зарплату я им отдаю не полностью. Ходили в сельсовет и уточняли размер моей зарплаты. Выяснили, что недодаю им рублей девять. Невероятный скандал!

– Куда деваешь?!

– Это плачу я комсомольские взносы, – объяснила я.

Что это такое, они понятия не имели. Пригласили племянника-школьника и спрашивали у него, что это еще за взносы такие. Выяснили. Отстали.

По поводу и без повода пытались меня «укусить», оскорбить, унизить, ядовито уязвить.

– Наша невестка очень любит готовить! Ну да, конечно, из нищей семьи пришла, поэтому ей это очень нравится, – громко судачили они с соседями через плетень или где-нибудь у родника, где всегда толкутся люди.

Это оскорбляло меня до глубины души. Наворачивались слёзы – как вынести чёрный навет? Но я, стиснув зубы, молчала. Я выросла в определенном достатке, продуктов хватало – мой отец умел головой и руками зарабатывать хорошие деньги и всегда заботился о семье.

Издевательства приходилось терпеть ежедневно.

Когда приходили к моим родителям засватать меня, приносили, оказывается, золотую вещицу – монету, которую родители сразу же и вручили мне.

Золотые монеты, которые назывались червонцами, в свое время приобрёл глава их семьи. Четыре червонца они хранили как раз для таких значительных событий – по одной монете для двух сыновей и двух внуков.

Золотую монету я, конечно, берегла, по наивности и отсутствию жизненного опыта не зная, для чего она мне может понадобиться.

Но однажды, после того, как уехал Магомет, ко мне подошла старшая из сестёр, имевшая влияние в семье, мастер лисьих слов, и очень ласково проворковала:

– Асенька, милая! Мы собираемся пойти засватать невесту за нашего старшего брата, ну просто не с чем идти, ты же знаешь – у них нет ничего такого подходящего. Я тебя очень прошу, дорогая, дай мне на время эту золотую побрякушку, а как только невеста придет в наш дом, сразу заберём и отдадим тебе.

И я, конечно, отдала. Я знала, что заберут её у меня без возврата, – случайно услышала их разговор. Вопрос женитьбы сына всегда обсуждался в узком семейном кругу. Стоял вопрос – с чем же идти?

– Постойте, для этого у нас есть в сундуке золотая монета! – заметила хозяйка.
На что старшая дочь сказала:

– Сиди на своём месте! Лучше я возьму монету у невестки, вот и понесём.

Сказано – сделано! И моя монета «ушла» и осела в сундуке новой невестки. И я не напоминала об этом. Не имела права!

Через неделю после свадьбы та же из сестёр сообщила мне, что платок, который они принесли мне за день до свадьбы, и в котором я пришла в их дом, принадлежит одной из сестёр и его придётся вернуть хозяйке! Крепдешиновый платок белого цвета – единственная достойная вещь, «доставшаяся» мне от них.
 
Самое обидное, что говорилось это в присутствии моего мужа, который растерянно молчал.

– Верни, – резко сказал он.

– Не расстраивайся, будут у тебя и платки, и всё другое, – успокаивал он меня позже.

Ни одного доброго слова в свой адрес в течение года я не слышала, а обращались они ко мне не иначе как: «Ламран руш, кицIин руш, вакан руш» (лезг.: дочь осла, сукина дочь, дочь свиньи – бытовые ругательные обращения к человеку, которого презирают).

Я всё терпела, решив, что это единственный способ сохранить отношения с мужем. О своей беде я и словом не обмолвилась ни родителям, ни мужу в письмах.  Мой отец, узнай он о таких издевательствах, не промедлив и дня, вернул бы меня домой.

Я пыталась понять, не провоцирую ли невольно такое отношение к себе сама какими-либо неправильными действиями. Но причин не находила и поводов к этому не видела. Их просто не было. Сами они не удосуживались что-либо объяснять, а я не спрашивала, опасаясь обострения ситуации.

В итоге размышлений я пришла к выводу: их единственная цель – чтобы я не выдержала, вынудить меня уйти к своим, то есть довести дело до ссоры семей. А на этой почве попытаться и Магомета, человека далёкого от интриг подобного рода, заставить расстаться со мной, принудив к разводу.

Поэтому я ждала приезда своего возлюбленного денно и нощно. Невольно рождались стихи, обращенные к нему:

                Хлопочет надо мной крылами,
                Как сизый голубь – образ твой,
                Моими завладел мечтами,
                Ты – далеко любимый мой!

По ночам лила слёзы, и не было дня, чтобы не проливала их у себя в библиотеке. Поделиться горем не с кем: родителям сказать нельзя, написать мужу также нельзя – поймет ли? Я не хотела его расстраивать. Делиться с подругами столь личными переживаниями я тоже не имела привычки. Я, комсомолка, делилась своими горестными мыслями лишь со своим Аллахом.

                Погасить любовь тоска пыталась
                Я по разлуке шла как по шипам,
                Я в муках победить её старалась
                Не ведал ты – в душе остался шрам!

Я ждала мужа. Но беда моя заключалась ещё и в том, что я практически его не знала: как он себя поведёт, поймёт ли всю глубину несправедливости? Ведь он вырос в этой семье, в его жилах течёт их кровь.

Мы-то были с ним вместе всего две недели, и за это время между нами было только хорошее и счастливое. Но в невыносимой обстановке сомнения возникали и не оставляли меня: а что у него на сердце, что в голове?

И в этой семье, так же, как и в других дагестанских семьях, указания старшего были законом для остальных!

Что же мне делать? Отношение ко мне в семье с каждым днём ухудшалось. Особенно вспыхивали скандалы, когда я получала письма от мужа:

– А ну, что там? Что он тебе пишет? – сразу начинали они наседать.

Как-то пару раз, не выдержав, я сказала назло им:

– Он пишет, что очень любит меня!

Это приводило их в совершенное бешенство.

– Врёшь! КицIин руш…  (лезг.: сукина дочь)

Ночью в голову сами собой приходили печальные стихотворные строки:

                Когда сердце любовью лучится
                Праздник свадебный – каждый день!
                Если ж сердце печалью томится
                И в яствах увидишь – яда тень.

Понимая, что письма мне хранить нельзя, я тут же рвала их на мелкие кусочки. Я находилась на грани нервного срыва:

                Даже камни заплачут седые,
                Коль сердца девы узнают боль,
                И печали мои как ветры немые
                Раскроют тебе откровений роль.



Иллюстрация из инета (спасибо автору!)

Предыдущая глава №5 – http://proza.ru/2023/02/26/1464


Продолжение глава №7 – http://proza.ru/2023/02/27/1058