3. Совсем взрослые. Сами с усами. - 22

Начало здесь:http://proza.ru/2023/02/28/760

3.22. «Я К ТЕБЕ В ГОСТИ НА ПАРУ ЧАСИКОВ»

Когда мы с Лёшкой и дипломатом чёрной икры на «ракете» подгребали к пассажирскому причалу, я заметил чуть выше на течение, черпаковый земснаряд. Скрип от оборота его цепи с шестисотлитровыми ковшами слышен на всю Нижневолжскую набережную и, наверное, отдаётся гулким железным эхом по части города-героя, прилегающей к реке.
- Лёша, а что это за земснаряд работает?
- «Волжский-513» углубляет дно под строящуюся стенку. Здесь по плану города будет «Стенка генерала Родимцева», командира 13-ой Гвардейской стрелковой дивизии, защищавшей Сталинград. Дивизия защищала последние перед Волгой рубежи в войну. Вообще, я видел планы развития исторической части города, красиво должно быть. Волгоградский техучасток подрядили городские власти на такую работу. Лафа, город рядом, девчонки на пляже лежат на расстоянии вытянутой руки. Выходи после каждой вахты и знакомься.
- Слушай, так на нём мой друг работает, Вовка Миронов. Помнишь его по общаге портовской, он немного пожил с нами и уехал на земснаряд, что в Слободе зимовал?
- Помню твоего усатого чернявого немногословного друга. Вы так после начала навигации и не виделись?
- Нет, как по земснарядам разъехались, так и пропали. А мы с ним с первого курса вместе. Я когда вошёл в кубрик при поступлении, так и принял койку рядом с ним. Утром вместе встали в строй, сели за одну парту, так рядом и ходим, и сидим, и спим, вместе на практики ездим. И сюда приехали вместе, думали, на одном земснаряде работать будем, а не получилось.
- Почему так? – спросил Казаков.
- Черпак раньше должен был выйти из затона, Вовке восемнадцать лет стукнуло ещё в феврале, его и взяли туда, что бы пошёл ночные вахты сразу стоять. Там, походу, один молодняк несовершеннолетний приехал из Чкаловска или вообще с кадрами туго. А мне только в мае должно было исполниться, вот меня на «Оку» и направили. Помнишь, я же первую неделю в день стоял, Палыч не разрешил ночную вахту. Ждал, когда исполнится восемнадцать.
- Помню. На черпаке вообще всегда плохо с кадрами. Там командир слегка мутный, вечные пьянки-гулянки и это в центре города, на виду у всех. Среди нас даже разговоры ходят, что там законы свои на судне. А у нас на «Оке», как исправительная колония для пьяниц, у нас же «сухой закон» при Палыче. Вася наш оттуда, его перевели для исправления. Он моторист классный, такие на вес золота, но пить любит, а у Палыча не забалуешь, вот и работает, скрипя зубами. А ты к другану хочешь съездить?
- Очень…

А через пару дней Лёшка попросил у сменного командира отпустить меня на денёк в гости к училищному другу. Так же на рейсовой «ракете» я приехал в порт. Вышел из неё и поплелся под палящим солнышком да по жёлтому песочку через лежащие на нём полуголые женские и мужские тела к земснаряду, который стоит метрах в тридцати от берега и грызёт грунт на дне Волги.
Мне повезло, ждать долго под жаркими солнечными лучами не пришлось. Папильонажный трос земснаряда крепился за коренной берег, и в скором времени для его переноса подошла мотозавозня с экипажем. Кто-то выскочил на берег и пошёл в город, а кто-то начал раскреплять трос и сматывать его на барабан катера для переноса на другое место. Обычная перекладка папильонажных тросов, ежедневная рутинная путейская работа.
- Привет, парни, а Вовка Миронов на борту? – спрашиваю уже не молодого моториста, спустившегося с «мотыги» и идущего вдоль троса.
- Да, а ты кто?
- Я его друг однокурсник по «кулибинке», работаю на «Оке».
- Ааааа, - протяжно резюмировал мужик, - он мне рассказывал, что есть такой друг Стас Климов, с которым он вместе с первого курса. Ну, поехали с нами, отвезём к Вовчику, правда, он после утренней, отдыхает. Да, думаю, ради такого случая проснётся…

Спустя минут десять мотозавозня отошла от сухого волжского берега и взяла курс на борт земснаряда, остановившего свою работу, потому, что левый трос, который перекладывал экипаж, был рабочий и без него папильонажным способом черпаковый снаряд не идёт галсами.
Мой сдержанный и тихий уравновешенный друг Вовка встретил своего однокурсника и одногруппника крепкими мужскими объятьями и лучезарной искренней улыбкой, на глазах парня навернулись капельки слёз. Такого приёма от своего немногословного и спокойного Мирончика я не ожидал. Видимо, совсем тяжко здесь ему, не его это экипаж. Из разговоров на своём земснаряде знаю, что черпак в техучастке носит гордое звание «вечно молодой, вечно пьяный» и его особо не жалуют в управлении. Но, как говорится, «на безрыбье и рак рыба», для таких работ в речной округе больше нет земснарядов, а денежки из городского бюджета за его углубления в черте города капают и немалые. Вот и мирятся начальники с репутацией, да почаще наведываются с проверками, что бы держать экипаж в рабочем тонусе.
- Что, совсем тяжко, Вовчик? – глядя в его уставшие ввалившиеся глаза, на его небритую чёрную щетину щек и подбородка, спрашиваю друга.
- Да, пойдёт… - махнул он мозолистой, с чёрными прожилками от мазуты, ладонью, - пойдёт…

Пауза слегка затянулась, я не знаю, что ему сказать и чем приободрить моего тихоню.
- Рассказывай, как работа, как экипаж?
- Да ты и сам всё знаешь, наверное. Репутация пьяной команды оправдывает себя на сто процентов. Город перед носом, девки, водка, гулянки, пьянки. На вахте приходится стоять по шестнадцать часов. Я уже и в рубке умею рулить, и шаланды переставлять, и на свалку за штурвалом ходил, и по электричеству намострячился мелкий ремонт делать. Короче говоря, «авто, мото, вело, фото, е…», а дальше ты знаешь, освоил все азы нашей с тобой будущей профессии – дноуглубитель. Освоил в полном объёме и все смежные, от шаландировщика до электромеханика, изучил строение «черпака», от клотика до пера руля самоходного земснаряда и повидал всё это во всей красе, - он как-то неуверенно улыбнулся в свои усики, опустив сверкающие глаза профессионала.
- Ясно. А как с отдыхом на берегу, пляжи, девочки, сам-то ходишь купаться на Волгу?
- А оно мне надо? Я что, в Волге не купался? С батей десять лет на танкере ходил, везде накупался вдоволь. Да и за пьяницами моими глаз да глаз нужен. Все уже знают, что я не пью, так постоянно просят подменить на вахте. Как только зашуршали или зазвенели деньги в кармане, они по берегам рассасываются, а я стою, деньги зарабатываю.
- Не сладко тебе, друган, не сладко. А так-то интересно работать? Черпаковый снаряд и сосуновый, у них совершенно разные принципы дноуглубления. А перед носом черта города, исторические места, памятники.
- Ага, обхохочешься, лучше не придумаешь. Мы почти каждый день из черпаков то снаряды с войны достаём, то фрагменты корпусов танков и орудий, самолётов и катеров военных. А уж ручного оружии, хоть, музей открывай, - уже более уверенно и весело произнёс Мирончик.
- Да ты что? И как они?
- У нас сапёры раз в неделю по вызову приезжают на разминирование или обезвреживание «посылок» военных да раз в неделю просто так, для профилактики.
- Слушай, интересно-то как.
- Да ты что, Стас, интересно ему. Опасно с такими головорезами на черпаке работать, они же после пьянки полный неадекват, - в голосе друга звучат нотки чисто человеческого испуга и страха за свою жизнь.
И он поведал мне одну из многих шокирующих историй своей «весёлой» работы…
…Стоял на вахте больше суток, по палубе ходил, в рубку поднимался, в машинное отделение регулярно спускался. У всех нормальных горожан выходные дни после получения зарплаты. Вот и наши, кто поехал в семью деньги отдать, кто расслабиться на кровно заработанные. А кто просто с пивом и девчонками на берегу полежать. Вроде бы, земснаряд работает, черпаковая цепь скрипит по «штанам» своим железом, шаланды с толчками и стуками о борт отходят и подходят. Спокойная обстановка, я и заснул заполночь вторых суток. В каюте прохладно, кондиционер работает исправно.
Проснулся от того, что земснаряд стоит, черпаки не крутятся и не скрипят. Первый признак, что что-то опять случилось. Полежал, прислушался, может, просто очистка цепи или профилактическая смазка её деталей. Мы такую каждое утро делаем. За иллюминатором утренняя прохлада и тишина города. На пляже никого, ни голоса, ни звука, ни звона бутылок друг о друга, хотя, обычно в выходные народ балагурит круглосуточно, а тут тихо. Как будто всё вымерло вокруг.
Нет, просто стоим, и в одно мгновение тишину разрывают сильнейшие удары кувалды о толстое железо черпака. Звук характерный, когда шестнадцатикилограммовой «машкой» бьёшь по толстостенному черпаку. Я аж на кровати подпрыгнул и спросонья не могу понять, что происходит. Через несколько секунд от такого характерного звука, содрогающего, даже, трехпалубное большое судно и отдающегося металлическим низким эхо далеко в городские улицы, я вскочил с кровати. На ходу одевая майку и шорты, пулей влетел по трапу в рубку. За пультом спит пьяный старпом, под ногами два пустых пузыря из-под водки, три стакана, в тарелке шмотки колбасы и хлеб. А за окном наблюдаю картину. На краю одного черпака сидят два пьяных ухаря из нашей команды и периодически кувалдой бьют по металлическому предмету внутри его. Мне хватило пары секунд понять, что это тяжелая авиабомба, застрявшая поперёк черпака. Я их здесь за навигацию много навидался всяких, сам могу сапёром работать. Схватившись двумя руками за голову, я не знаю, что предпринять. С одной стороны, надо срочно будить и эвакуировать на берег экипаж и убирать балбесов с кувалдой из цепи, а с другой срочно вызывать по рации сапёров и милицию. Бегать будить каждого совершенно нет времени, а ещё если и пьяные, хрен кого поднимешь с кровати, а им, в свою очередь, необходимо из «штанов» на палубу подняться, коли до сих пор от такого грохота никто не выскочил. О том, что милиция загребёт почти весь экипаж в вытрезвитель, я уже не думал, главное, что бы взрыва не произошло.
И я хватаю трубку рации, вызывая диспетчера порта. Раннее утро, на реке затишье, паромы ещё не ходят, транзита на горизонте нет, видимо, диспетчер тоже приснул или отошёл чай попить. Докричался до него я минуты через три, а эти дураки до сих пор долбят бомбу, периодически отдыхая, всё-таки, много водки попили, сил нет. Самое интересное, что на берегу по приятному стечению обстоятельств, ни души. Если взорвёмся, мало никому не покажется, железа много на борту, осколки полетят во все стороны, бомба приличная.
Диспетчер отозвался и после быстрого объяснения аварийной ситуации принял мой вызов, а я побежал выгонять «с поля боя» пьяниц. Так они, заразы, ещё и кувалды отдавать не хотели. С кулаками на меня кинулись:
 - Не мешай работать, черпаки должны быть пустыми и крутиться! У нас задание государственной важности!
- Ага, а то, что сейчас мы все взорвёмся и похерим государственное имущество, люди погибнут, пофиг вам! Или разнесём полгорода, вас не интересует?!!
Еле вырвал у моториста кувалду из рук, еле стащил его вниз. Второй сам отступил и поплёлся за мной на ватных ногах. То ли понял суть дела и, протрезвев, испугался, то ли просто не мог стоять адекватно на ногах. Не знаю, но через десять минут на катере к борту подлетели менты и сапёры. Первые под белы рученьки выводили экипаж из кают на эвакуацию, а вторые полезли в черпак обезвреживать снаряд.
- Парень, ты молодец, вовремя среагировал, еще бы несколько ударов и не знаю, где бы вы все были, в рубашке родились, - закончив свою работу, похлопав меня по плечу, сказал сапёр, - ну и команда у тебя, не завидую.
Сапёр, видимо, молодой ещё, ни разу у нас не был и не знает, что эти рубашки давно на нас, коли все пока живы…

- Ничего себе? – только и смог я произнести, разинув рот, когда Мирончик закончил историю.
- Так и работаю всю навигацию, словно на пороховой бочке, в одной команде с главными поджигателями, - кисловато улыбнулся Вовка, - и почему меня с тобой не направили на «Оку», не знаю.
- Я тебя очень понимаю, друган, терпи, маленько осталось, месячишко.
- Счас! – встрепенулся Вовка. - Мне командир сказал, что до «белых мух» буду работать, у нас уже по лету трое чкаловских курсантов ушло в армию, а впереди октябрьский призыв.
- Точно, а я и не подумал об этом. У нас тоже чкаловские есть, а у Юрки Прокофьева только вчера восемнадцатилетие было, и Лёшке скоро.
- Вот и будем мы с тобой, курсант Климов, работать до последнего, до победного, до захода в затон, за всех. А в затон здесь встают в конце ноября, - констатировал неутешительный факт закрытия навигации в низовьях Волги Вовчик.
- Ни хрена себе, попали…

Пообщавшись с уставшим другом пару часиков, обратной «ракетой» я двинул на ставший уже родным земснаряд, в мозгу катая вату истории, поведанной Мирончиком. А сколько их, таких снарядов, «посылочек», осталось с войны. Немцы ожесточенно рвались за Волгу, бомбили и утюжили Сталинград несметным количеством убийственного железа, бросали лучшие силы на взятие стойкого города. Героев в нашей стране просто так не дают, ордена, медали и звания городам и людям достаются за пролитые кровь и пот солдат и офицеров, за пролитые слёзы матерей и жён, за унесённые жизни молодых и старых…

Много таких историй потом рассказывал Вовка, когда мы вернулись с практики, сели за парты и повели отсчёт последнему курсу обучения в «кулибинке», твёрдым шагом встали на ступень подготовки к выпускным государственным экзаменам, после которых…

Но об этом чуть позже, а пока я с ветерком возвращаюсь на скоростном судне в свою каюту, к друзьям и коллегам по землесосу. Долго буду переваривать услышанное и думать о том, что бы с моим другом ничего страшного не случилось, ведь, нам с ним ещё жить и жить, работать и работать на благо речного флота Советского Союза.

Продолжение здесь:http://proza.ru/2023/03/19/516