Встреча

    Арсений шел неспешной походкой и думал о своих загадочных заблуждениях, о которых до этого не вспоминал. После того, как умолк голос Оскара, в голове его опять заговорили чужие голоса, и он вспомнил, что некоторые шизофреники точно также слышат чьи-то голоса, но в отличии от одержимых, ему никто не приказывал и вообще с ним не разговаривал, они просто были. И вскоре он начал привыкать к их присутствию в голове. Неожиданно детский голос, не в голове, а снаружи, громко крикнул:

— Держи!

    Арсений вздрогнул и, как в предчувствии опасности, инстинктивно резко отклонился в сторону, успев увернуться от летящего в него мяч. Он просвистел в сантиметре от уха и, пролетая сквозь деревья, исчез. Почти сразу за ним из чащи кто-то крикнул:

— А теперь ты!

    В этот раз Арсений не успел увернуться — мяч пролетел сквозь него и угодил в руки белобрысого мальчишки, который выскочил позади него из кустов. Он замер в трех шагах от Арсения, и был, вероятно, удивлен сначала, но тут на лице его заиграла радостная улыбка. Мальчишка махнул Арсению рукой, а затем заговорил с ним, как со старым знакомым:

— Спорим, что ты новенький?!

— Я не новенький и не старенький.— снисходительно улыбнулся Арсений,— И, вообще, я здесь временно.

— Ха, так все говорят, а потом застревают здесь лет на сто. Судя по тому, как ты это сказал, ты не совсем уверены.— мальчишка фамильярно похлопал Арсения по спине.

— Тебе так показалось, потому что я действительно временно…

— Нет, не показалось, а знаешь почему?— сорванец упрямо топнул ножкой и с той же радостной улыбкой, не дожидаясь ответа, сказал,— Врачи, как это часто случается, ошибаются.

— На этот раз ошибка исключена.— через губу недовольно сказал Арсений, но беспокойство слегка всколыхнуло его.

— Был тут один такой, и всем твердил, что временно, потому что сейчас он в реанимации, и он такой богатенький, и такая важная там персона, что его не могут не спасти.— мальчишка не унимался,— И он действительно пропал. Ненадолго. Вскоре он вернулся. Печальный. Представляешь, он опоздал на собственные похороны. Вернулся, а его уже закапывают. Вот такой казус.
 
— Со мной, уверяю, все по-другому.— сказал Арсений, сам не понимая, зачем он, вообще перед ним оправдывается.

— Может быть.— мальчишка прищурился и улыбнулся,— Только я не понимаю, почему там все думают, что с ними ничего дурного не может случиться. Вот, как ты, например, не попадешь под машину. А если попадешь, даже, если под поезд,— обязательно останетесь в живых. Это что, такая вера в чудо?

— Не слушайте вы его.— заговорил за спиной Арсения чей-то голос,— Валька вам и не такое наговорит.

    Из кустов, откуда в Арсения вылетел мяч, выскочил похожий на первого белобрысый мальчуган. В отличие от своего приятеля он был несколько задумчив и даже серьезен.

— Никто не говорит, что вы здесь на веки-вечные.— он серьезно посмотрел на Арсения, затем потрепал за волосы приятеля,— Это кому как повезет. Вот мы с Валей отдыхаем здесь почти лет пятьдесят. А вас могут через пять, а может быть, и через три года…

— Ну, ты сказанул.— Валька засмеялся, но затем деловито сунул руки в карманы брюк и прошелся,— Конечно, если его комиссия пропустит, и, если ты…— мальчуган сурово глянул на Арсения,— прожил свою жизнь без косяков. А если накосячил, держись, тебе такую устроят головомойку…

— Отправят его в инкубаторий.— снисходительно уточнил второй мальчуган,— Туда всех отправляют,— это, как прачечная — тебя отстирают до первозданной непорочности…

— Конечно, если грязь не сильно впиталась.— улыбнулся Валька и уже серьезно сказал,— А, если она так въелась, что ее никак не возможно вывести, отправят в нижний мир, пока сам со временем не очистишься. А это почти, как вечность.

— Да вы не пугайтесь,— оборвал Вальку приятель,— это он всех так встречает. Нагонит страху, а у бедолаг от этого зуб на зуб не попадает. Лучше скажите, как там сейчас?

— Как всегда.— ответил Арсений и недоверчиво глянул на мальчиков,— А вы здесь без присмотра взрослых?..

— Если бы.— печально вздохнул Валька,— Детство наше слишком затянулось, и не известно, когда оно закончится. Вот совсем недавно Игнат,— он кивнул в сторону друга,— схватился с одной очень почтенной дамой…

— Наставницей!— вставил Игнат.

— …Изольдой, что мы уже давно взрослые, а она в ответ: это вы там были бы взрослыми, а здесь вам всегда будет одиннадцать.

    Несчастные.— мысленно посочувствовал Арсений.

— Не то слово.— тотчас подхватил его мысль Игнат и печально вздохнул.

— Они еще напрашиваются на сочувствие.— раздался вдруг женский голос.

    На поляну вышла пожилая, грузная женщина. Хотя, «пожилая» едва ли к ней применимо,— на самом деле, выглядела женщина лет на сорок, и волосы ее, выбивавшиеся из-под легкой панамки, не были седыми,— просто каким-то неведомым своим чутьем Арсений определил, что ей давно уже не сорок, и в этом мире обитает уже давно. Скорее всего, женщина присматривает за этими мальчуганами. Увидев ее, они настороженно притихли. И только Игнат с каким-то благоговением выдохнул из себя:

— Изольда — наставница.

— И что же эти сорванцы вам наговорили еще?— со сдержанной улыбкой спросила Изольда и по-матерински стала приглаживать на голове Вальки вздыбившиеся, точно пух, волосы,— А вы, как я вижу, здесь новенький,— она протянула Арсению свою пухлую ручку, мягко сжала его пальцы и заглянула в его глаза,— Странно, что вы до сих пор один, без провожатого.

    Арсений был в ступоре, тысячи мыслей роились в его голове, и он не знал за какую ухватиться, чтобы начать разговор. Изольда заметила его смятение и, точно спохватившись, заговорила сама:

— Пожалуйста, ничего не говорите, а то вы еще больше запутаетесь. Видите ли, в первые несколько дней с вами должен быть кто-то, кто бы вам подсказал или, вообще, сопровождал пока комиссия не соизволит принять вас. А очередь к ней, представьте себе, большая.

— Я здесь не потому, что умер.— возразил Арсений,— Мне, как раз, такой нужды нет — ждать комиссию.

— Никто и не говорит, что вы умерли.— снисходительно улыбнулась Изольда, и лицо ее вдруг приняло озабоченное выражение,— Все думают, что в прошлом своем мире они еще живы и попали сюда по ошибке. А на самом деле их уже оплакали и закопали. Не все принимают эту реальность сразу, поэтому вам и нужен здесь проводник. Примите это, как дар! Тем более, может быть, очень скоро вы потребуетесь для нового воплощения… Хотя, что я такое говорю? Вас сначала отправят в Инкубаторий. Это чудное место, где вернувшиеся души очищаются и, вообще, набираются сил.

— Мы ему про то же говорили...— с готовностью вставил Валька.

— А он заладил свое, мол жив еще.— поддержал Игнат.

— А вас никто за языки не тянул.— строго заметила наставница и наградила Вальку легким подзатыльником.

— Ну, почему всегда меня?— захныкал Валька, готовый вот-вот пустить слезу.

— Потому что ты сейчас стоишь ко мне ближе всего и вместо того, чтобы усвоить урок встреваешь не в свой разговор.

— Сколько можно зубрить про одно и то же?— всхлипнул Валька.

— Ровно столько, пока окончательно не усвоите, что ложь, даже самая невинная, может привести к непоправимой трагедии.— голос наставницы зазвучал уже с металлическим оттенком,— Вы даже не представляете, что сотворили эти милые сорванцы почти пятьдесят лет назад.

— Это получилось случайно.— сквозь улыбку всхлипнул Валька.

— Мы и подумать не могли, что Софья Павловна чиркнет спичкой.— взволнованно заговорил Игнат,— Это был всего лишь розыгрыш без злого умысла.

— Но она, как раз-таки чиркнула спичкой и взорвала весь класс. — властно вставила Изольда.

    Неожиданная история со спичкой, заставила Арсения вспомнить Оскара, и он полюбопытствовал:

— Кто такая Софья Павловна?

— Училка.— небрежно с улыбкой ответил Валька.

— Химичка.— вяло добавил Игнат,— Она была слепа, как крот.

— Кто вообще допустил ее к реактивам?— недовольно заворчал Валька,— Она, чтобы поставить оценку в журнал, цепляла на нос сразу двое очков, и не знаю, как, но по ошибке вкатила мне пару за четверть, за что я был нещадно выпорот отцом. Обида жгла мое сердце, я проревел всю ночь, а утром решил подшутить.

— Отомстить, если сказать честно.— холодно поправила наставница,— И, что вы думаете, сделал этот сорванец?.. Он чего-то ей там подмешал в реактивы.

— Не «чего-то» там, а порох.— не без гордости, но с обидой сказал Игнат.

— У Игната отец охотником был.— усмехнулся Валька,— Вот мы у него щепоточку пороха и одолжили… И, вообще, это не моя идея была. Я только пожаловался Игнату, а он сразу сообразил, тоже мне — химик!— съязвил мальчишка,— перемешать все с порохом. Мы думали, что все это немного бабахнет, и ничего такого не случится. Но Софья Павловна дальше своего носа ничего не видела. В то утро она была в классе одна, не считая нас,— мы спрятались под партой. Она по своей слепоте все перепутала.

— Не туда поставила.— уточнил Игнат и продолжил,— А спички на столе лежали. Не знаю, может, ей не хватило света?! не дура же она, чтобы саму себя взорвать! Но так получилось, что реактивы с порохом попались ей на глаза и, наверное, ей хотелось все получше рассмотреть…

    Валька неожиданно развеселился, он едва мог сдержать смех, за ним прыснул смехом Игнат:

— Я ж говорил, что не заметит! А ты не мне верил…— корчился от смеха Игнат, но смех его оборвался — наставница строго глянула на него, и уже с прискорбным видом он продолжил,— Она чиркнула, и Софью Павловну отбросило на третью парту, под которой мы прятались. Только очки на веревочке вниз повисли. Все потом начало взрываться и гореть. Мы сначала испугались, потом начали все тушить, и даже не глядели на нее.

— Да и страшно было смотреть — лицо все черное, обгоревшее, судорожно дергалось, а рот пузырился и ловил воздух...— Валька стал грустным,— и все…

— Что «все»?..— ошеломленный, вскричал Арсений. В своем воображении он четко видел пылающий класс, и даже чувствовал на себе огонь, и сразу же вспомнил, что также почти погиб и Оскар. И никто не смог его спасти.

— Все вспыхнуло быстро,— продолжил за друга Игнат,— а класс оказался заперт, а ключ был в кофточке Софьи Павловны. Но она уже горела. В общем, и мы с ней.

— Мы задохнулись.— осторожно поправил Валька.

— И вас не спасли?!— воскликнул Арсений.

— Это ж выходной день был — воскресенье.— слабо усмехнулся Игнат,— Софья Павловна всегда в этот день занималась в классе, ведь никто не мешал ей расставить все по местам.

— Вот и расставила.— сказал Валька и развел руками,— Она то вознеслась на небо в ореоле мученицы, а мы здесь, как отъявленные негодяи отбываем срок.

— И будете отбывать, пока не усвоите…— нравоучительно начала было наставница, но Валька оборвал ее:

— Мы это уже слышали.

— Не лишним будет послушать еще несколько раз.— сердито сказала Изольда и с любопытством посмотрела на Арсения,— А вы утверждаете, что еще живы, и ваше тело в реанимации. Значит, вам очень повезло — вам позволили немного больше, чем это позволяется обыкновенным смертным. Как видно, на это есть очень важная причина. Вот бы узнать, какая?..

— Все очень просто,— встрял в разговор Игнат,— чтобы взглянуть на свою жизнь со стороны, он должен найти то, чего вообще на том свете не существует. И без этого его друг обречен прозябать в нижнем мире.

— Порой мне кажется, что я вообще ничего такого не терял,— пожал плечами Арсений,— а временами думается, что вся жизнь состояла из потерь.

— Все верно, проживая свои жизни, мы вместе с тем что-нибудь теряем, и не сразу спохватываемся, потому что некоторые потери случаются незаметно и кажутся нам незначительными, особенно если это не какая-нибудь вещь. Ваша потеря не имеет материального воплощения. Наверное, это чувство.— наставница говорила вкрадчиво, как будто для себя одной,— Может быть, это любовь и не исполнившаяся надежда?..— она вопросительно глянула на Арсения,— Вы, наверное, кого-то очень любили и надеялись, что со временем вам ответят взаимностью. Любовь бывает коварна, но опять же, без любви никак. Если от нее отказаться, останется пустота, которую тут же заполнят горькая обида, злость и ненависть — это все угнетающие чувства, они травят душу,— и все ваше существование, как на острие ножа, потому что каждое душевное движение приносит вам страдание. Ведь было такое,— когда вы любили, а вас предпочитали не замечать? Вы открылись человеку, а он к вам спиной. Вы строили мечты-иллюзии, искали встречи, а он глух и нем, только снисходительная усмешка в уголках его губ. Не так, разве?— голос Изольды стал грустным, она, как будто вспоминала что-то очень далекое, как будто пыталась рассказать Арсению свою историю, даже мальчишки замерли, ловили каждое ее слово,— А потом вы сказали себе, что отныне нет для вас любви, нет даже привязанности, потому что сердце ваше разбито, и из него выжгли не исполнившуюся надежду, которая со временем превратилась в навязчивую иллюзию.

   Женщина замолчала и, как показалось Арсению, облегченно вздохнула, наконец-то выплеснув все, что было у нее на душе эти несколько, может быть, столетий. Он взволнованно смотрел на Изольду и думал, что она почти в точности рассказала не только свою историю, но и его. Однажды и он отказался почти от всех своих мечтаний,— жить в иллюзорном мире — то же самое, что и не жить совсем,— оправдывался он. Я о многом мечтал, строил планы, которым не суждено было сбыться, а между тем жизнь проходила мимо. Наверное, так же мимо, пока ждал невозможную, проскользнула его настоящая любовь. Теперь он, как сосуд, почти наполовину осушенный,— и в этой пустой половине роятся всякие мысли, от некоторых бросает в дрожь.
— Вот опять же, нельзя не мечтать.— очнулась от своих мыслей наставница и пристально уставилась на Арсения,— Как же здесь не мечтать о невозможных встречах с тем, кого любишь, о путешествии, которое не возможно, потому что нет денег… Да мало ли о чем мечтается! Конечно, на этих мечтах и строятся иллюзии. Но знаете ли, без мечты человек так и прозябал бы в пещерах, не рванулся бы к звездам. И вообще, без мечты, друг мой, не было бы надежды. Все друг за друга цепляется…

— Иллюзии, мечты, надежды — все это как-то странно запуталось в один какой-то немыслимый клубок...— Арсений вопросительно глянул на Изольду.
— Поэтому вы и здесь, разберитесь в самом себе и, если ваш друг достоин другой участи, помогите ему.— Изольда грустно самой себе улыбнулась и, глядя в сторону, сказала,— Следуйте по своей дороге, в любом случае, она куда-нибудь вас приведет.

    Наверное, наставнице уже нечего было сказать, она взглядом попрощалась с Арсением, отвернулась и подозвала Игната.

— Проводи гостя до опушки и мигом возвращайся. И не вздумай заходить на кривую дорогу, как это в прошлый раз было. Представьте себе,— наставница неожиданно заговорила с Арсением,— они зашли таки на кривую и пропали. Пришлось, чтобы вытащить, обращаться в Обсерваторию.

    Арсений хотел было ответить, но женщина резко повернулась и, подталкивая впереди себя упиравшегося недовольного Вальку, за-шагала прочь.
 
— Что это за «кривая дорога»?— полюбопытствовал Арсений, как только наставница скрылась из виду.

— Да есть тут одна такая.— беззаботно отмахнулся было Игнат, но затем серьезно посмотрел на Арсения и доверительным тоном заговорил,— Не очень хороший путь, выведет не туда, куда собирался попасть. Однажды мы с Валькой только хотели прогуляться по кривой, и забрели совсем не в ту сторону. Если честно, я чуток струхнул, потому что не представлял, как выбраться назад.

— Зачем же тогда нужна эта дорога, если весь этот мир продуман до мелочей?— спросил Арсений.

— Вы же взрослый человек, и должны знать людей, которые все время беспечно говорят: «Куда кривая выведет, а там…»

—…Будь, что будет.— вставил Арсений знакомую фразу и сразу смутился под насмешливым взглядом мальчишки.

— Так вот,— усмехнулся Игнат и продолжил,— этих самых людей и пускают по кривой дороге. Идут они, горемычные, и не знают, куда их кривая выведет. А выводит она обычно не туда, куда бы им хотелось выйти.

    Игнат замолчал, довольный тем, что произвел на Арсения впечатление и, наверное, думал, чем бы еще удивить гостя. Мальчик не спешил, он смотрел на все такими глазами, как будто впервые оказался в этой местности, хотя он и гулял здесь не раз. Все вдруг объяснилось, через несколько минут изумленного молчания Игнат заговорил опять:

— Здесь ничего не бывает постоянным — все так неуловимо меняется. Глазом моргнуть не успел, и бац!..— уже совсем другое видишь. Ты никогда не заблудишься, что-то подсказывает, что ты идешь по той же самой дороге. Это, наверное, интуиция или привычка.

    Игнат говорил увлеченно, и с удовольствием замечал, что глаза собеседника становятся от изумления большими. Иногда мальчик вдруг останавливался и показывал на какое-нибудь дерево, которое стряхивала с себя листву и, пока она, кружась в воздухе, превращалась в рой разноцветных бабочек, вновь обрастало свежей зеленью.
 
— Здесь еще и не такое увидишь.— хвастливо говорил Игнат.

    Арсений молча слушал и смотрел по сторонам, и удивлялся, как неуловимо меняется местность,— краски плавно перетекали из одного цвета в другой, деревья и кустарники меняли очертания, и цветы, точно фейерверки, неожиданно вспыхивали перед глазами. Какая-то бабочка пролетала над головой и прямо в полете превратилась в изысканную птицу, а затем махровым лепестком затрепетала в воздухе. Это немыслимое зрелище захватывало дух и увлекало вперед. Наверное,— подумал Арсений,— так же неуловимо меняются мысли. Их так много в голове, что ты не успеваешь за ними.

— Вы угадали — это все мысли!— улыбнулся Игнат,— Здесь они становятся реальностью, их можно пощупать, понюхать и даже при желании съесть.
 
— А вдруг я подумаю о чем-нибудь плохом?— усмехнулся Арсений,— Взбредет мне в голову страшное?..

— И вы очень пожалеете.— сказал Игнат и серьезно посмотрел на Арсения,— Некоторые мысли здесь просто невозможны. Здесь мы расстанемся.— мальчик и кивнул на горизонт,— Идите по дороге и не сворачивайте.— он отвернулся, на мгновенье остановился и задумался, как будто хотел, да не решался что-то еще сказать, но потом вдруг обернулся к Арсению и усмехнулся,— Может, вы все-таки женитесь? Вот было бы здорово, если у вас родится двойня! Ну, хотя бы один мальчуган…

    Последние слова прозвучали, словно он напрашивался к нему в родственники. Арсений не сразу понял их смысл, и только когда Игнат не спеша задумчиво поплелся прочь от него, догадался и остался стоять в растерянности по среди дороги.