Глава девятая. В ответе за тех, кого приручили

 
ВРЕМЯ ИСПЫТАНИЙ.Книга вторая.
Глава девятая
В ответе за тех,кого приручили

 Сергей торопливо подходил к своему старому дому, где он родился и вырос, где прошло его детство с юностью. Думал он сейчас уже не столько об отце и его болезни, не об неотвратимости надвигающейся на них беды, сколько уже о Людмиле и дочке Свете. А также о возможном с ними скором расставании.
 Размышляя таким образом о своей неудавшейся семейной жизни, Сергей не забывал думать и о предстоящем завтра рабочем дне. Как лучше ему разместить имеющиеся материалы на четырёх полосах своей газеты, будут ли к ним необходимые снимки, которые к утру срочно обещал ему напечатать их общественный фотокорреспондент и бригадир газоспасателей комбината Геннадий Васильевич Голованов.
 В тоже время, его не оставляла мысль и о маме с его братьями и сестрой. Не зная, как сложится жизнь у них теперь в их "родовом гнезде", построенном для счастья, радости и любви. Что-то там, в последнее время, было не так, не было у Сергея ощущения общей радости, не говоря уже о счастье.
 Да и какая может быть радость у них при таком нехорошем положении с отцом и мамой? Эта мысль давила его и не отпускала. Куда-то всё ушло-пропало хорошее и светлое, вот этого он никак не мог понять. "Почему же всё так нехорошо?- недоумевал он.- За что же им такие испытания, за какие такие грехи, да промахи?!".
 Грешником себя Сергей, отнюдь, не считал, так и всех в их доме. Ему, казалось, что они все живут праведно, хотя особо богомольными не были, но заповеди чтили.
 Как же они теперь будут жить здесь, в этом доме, без главного его стержня и опоры, без своего отца, являющегося основой-фундаментом всей их счастливой, как  всем им казалось, жизни и всего их семейного благополучия?
 Теперь Сергей совсем не был уверен в том, как раньше, что у них всё будет хорошо и благополучно. Точно также, как и в своей собственной семейной жизни, в которой он сам, лично, прервал полную неопределённость в их отношениях с Людмилой. Поставив вопрос ребром: быть или не быть?
 Пока он никакого ответа на этот вопрос от Людмилы не получил. Неужели, у него все получится точно также, как у Аркадия? Просто какое-то тут тотальное невезение, проклятие судьбы.
 Да и у Веры с Вадимом отношения всё более и более вызывают опасения. Ох, как бы не хотел Сергей для Веры такой же судьбы, как у него с Аркадием! Итак достаточно горя в их семье, да ещё непонятно, как сложится жизнь у Олега с Машей после его возвращения из армии. Какой окажется она, Маша? Без Олега она почти не бывала в их Крапивенке, да и у него в воинской части тоже.
 Те редкие ссоры-обиды, мелкие нюансы-противоречия, которые случалось и возникали внутри семей у их детей, гасила её умелая рука, тактичность мамы, а также взрывная энергия отца. Ему никогда никто не решался перечить. Родители всегда вовремя умели разрядить обстановку.
 Авторитет отца, его харизма сильного и несгибаемого перед трудностями жизни человека, испытавшего и пережившего многое на фронте и после него, лежали в основе устройства и устойчивости в их большой семье. Его воля, ведущая и объединяющая их всех в единое целое, была непреодолима.
 Семёна Савельевича по жизни отличало целеустремлённость и упорство при достижении цели, а безграничная его вера в возможность создания здесь, в этой их Крапивенке, родового гнезда просто всех завораживала. Он был настолько уверен в возможность построить здесь счастливую семейную жизнь для каждого из своих детей, что это не вызывало ни у кого сомнения.
 Отец помогал им всем, и каждому, в их большой семье, не только словом, но и делом. Крапивенка стала для них всех, как бы и непробиваемой каменной стеной, способной защитить и прийти каждому на помощь в трудную минуту.
 И реализации этой его фанатичной мечты у Семёна Савельевича неплохо получалась. Они жили дружно, помогая друг другу и радуясь общему успеху и каждого в отдельности. Все их дни были наполнены здесь работой и желанием сделать свои семьи счастливыми и обеспеченными.
 А родовое своё гнездо они стремились сделать необычным и уютным, чтобы жизнь у каждого из них была здесь красивой и приятной. Это было место, где каждый тоже считал себя дома.
 Главным было то, что они все, Гончаровы, пусть и жили теперь в разных местах, они по-прежнему оставались дружны и сердечны, радуясь и заботясь друг о друге, готовые в трудные моменты прийти на помощь.  И это было так замечательно и красиво до сегодняшнего времени. Просто счастьем! А как будет дальше?
 Это вопрос сейчас занимал Сергея. Многое здесь всегда, конечно, зависело от мудрости-тактичности их мамы, Тамары Васильевны. Всякие недоразумения-обиды в их семьях, да и в большой их семье, она гасила в самом зачатке. Но теперь она, их мама, оставалась в доме одна без отца? Без его силы воли и поддержки! Сможет ли она одна теперь удержать их всю большую семью?
 К сожалению, их "родовое гнездо" постепенно пустеет. Теперь вся надежда у Тамары Васильевны только на Веру. Но и у Веры теперь что-то тоже не так ладно в жизни, как раньше. Почему? Вроде всё, как всегда!Вадим всё также по выходным приезжает в Крапивинку. Что же тогда беспокоит Сергея?
 Может оттого, что отец лежит в больнице и его жизнь обречена. Сергей никак не мог привыкнуть к этой мысли. Может это ему только так кажется? Нет, не кажется, что-то неуловимое было не так в их отношения.
 Пока они все жили здесь, в Крапивенке, большой одной семьёй, когда были все вместе и родители были покрепче, то их трещины в семьях были не так заметны. Казались микроскопическими. Но теперь они становились всё более заметными. Что же это были за трещины? Или это Сергею тоже показалось?
 Вот и Сергей с Людмилой, казалось бы, тоже жили ныне отдельно, в старой их квартире. Жили, казалось бы, тоже по своему уставу и своим правилам, которые диктовала Людмила, что совсем не нравилось Сергею. Но он не противился этим правилам. Теперь он всё реже и реже стал появлялся в их родовом гнезде, затягивала его полностью работа, да его семейные ссоры с Людмилой.
 Аркадий, большую часть своего свободного от работы времени, тоже был занят искусством, развитием своего личного творчества. Писал картины, а также был полон забот о сыне, который теперь жил с бывшей его женой Мариной в Москве.
 Потому он слабо интересовался делами их большой семьи, надеясь только на отца, маму и Веру. Но отец был болен, Сергей жил отдельно, мама слаба здоровьем, а Веру беспокоили частые командировки Вадима, его долгие отсутствия стали всё более ощутимей не только для ней одной с Егоркой и Олей, но и для всех в их доме. 
 Нагрузки увеличились теперь на каждого из них. Положение в их большой семье ещё более осложнилось. Отец был обречён и лежал в больнице со страшным диагнозом, но и сама Тамара Васильевна была тоже сильно больна и с тем же диагнозом. Но оба они об этом ничего не знали.
 Многое теперь зависело от самих молодых Гончарвых, от их детей, насколько окажется прочна их большая семья. Сергей шёл сейчас и думал о том, что неизвестно ещё сколько маме будет отпущено быть рядом с ними. Потому ему сейчас и было тяжело, что он знал о близкой потере обоих родителей. Ему было жаль маму, точно также, как и отца.
 Размышляя о них, о своей жизни и судьбе дочери, Сергей чувствовал, что его тело наливается непомерной тяжестью. В голове у него стучала страшная мысль: "Неужели и мамы тоже скоро не будет с нами?". Тогда будет им всем ещё тяжелее. Особенно, будет плохо после его развода с Людмилой. Как ему теперь дальше жить? Почему Людмила не прижилась в их большой семье?
 "А он сам, Сергей,- думалось ему,- всё ли сделал для того, чтобы она почувствовала себя в нём самом, да и в их большой семье, родных и близких людей?". Казалось бы, всё возможное было сделано для того, чтобы она сроднилась с ними, но видимо, недостаточно, коли всё так у них пошло наперекосяк. Но что же это "не так", он и сам не знал.
 Всю дорогу эта мысль не выходила у него из головы, а также звучали слова из книги, которую он недавно прочитал: "Мы в ответе за тех, кого приручили". Но приручил ли он Людмилу к себе или она его? Вот это вопрос! Привыкла ли она сама к Крутому Яру или же к их большой семье? Вот это и был самый больной и тревожный вопрос, на который Сергей не знал ответа.
 Это его мучило. Да и что тут говорить про неё, коли сам Аркадий, прожив двенадцать лет с Мариной, взял да и развёлся?! И тоже никак не может понять такого нехорошего исхода своей семейной жизни.
 Не могли понять этого и Семён Савельевич с Тамарой Васильевной. Вспомнилось сейчас Сергею то, как тяжело Аркадий переживал тогда свой развод. Не терпел громкой музыки и веселья. Почти перестал появляться в Крутом Яру. Находился только в Крапивенке. За девятилетним его сыном Юрой Тамара Васильевна посылала к Марине Веру и только тогда Аркадий немного успокаивался.
 В доме у них установилась давящая атмосфера, почти прекратились всякие разговоры. Сергей, тогда ещё молодой и неженатый, перестал заниматься физическими упражнениями и слушать музыку. Старался меньше бывать дома. Аркадия всё раздражало. В том числе, и жизнерадостность Сергея.
 Вместе с отцом Сергей находил себе дело в саду. Олег целыми днями и вечерами пропадал с друзьями на улице, занимался там музыкой. Аркадий был в сплошном трауре, его ничего не интересовала и ни трогало. Только работа его спасала.
 Он уезжал на работу в Тулу и там пропадал с ребятишками в детской художественной школе. В общении с ними он забывался.
 В начале лета он уехал с ними на пленэр в окрестные толстовские леса. На три недели и это привело его в чувство. В почти нормальное состояние. Там он начал делать свои этюды маслом и рисовать карандашом, что давало ему силы жить. Вернувшись домой он продолжал рисовать в саду или уходил на весь день в лес с этюдником.
 Сергей, с тех самых пор, и не мог переваривать Марину. Воспринимал её поведение предательством не только старшего брата, но и всей их семьи. Особенно, когда они с отцом приехали забирать книжный шкаф Аркадия, с его личными книгами по изобразительному искусству. Отданный ему от щедрот своих Мариной. По "доброте душевной", а скорее всего за ненадобностью.
 Вот тогда Семён Савельевич не выдержал и спросил её:
 - Марина, может быть, ты передумаешь, сохранишь семью? Зачем вещи туда-сюда и обратно возить?! Вдруг вы помиритесь!".
 Но она твёрдо ответила:
 - Нет!      
 "Почему же так устроена жизнь?",- с горечью подумал тогда Сергей, глядя на её перекошенное лицо.
- Ну, смотри?!- сказал тогда Семён Савельевич,- семью разрушить легко, а восстановить очень сложно. Поверь мне, у вас же сын? Ему без отца будет плохо.
- Ничего, проживём!
 Был её такой ответ. Не знала она тогда, что Семён Савельевич окажется прав.
 Отец захлопнул дверь кабины своего грузовика и они поехали в их "родовое гнездо", где в кругу своих родных и близких Аркадий залечивал раны.
 Так, что же это такое в жизни бывает? От развода никто не гарантирован. Это тогда Сергей очень хорошо понял. Даже в самых крепких семьях случаются разводы.
 "Куда же уходит любовь, если она, конечно, была? - не давал себе покоя и сейчас Сергей, подходя к своем дому. Вот и у него намечается развод. Но он уже не желал этого!
 "Почему же так устроена жизнь?"- глядя, на дорогой ему с детства, двухэтажный старинный дом, в двух больших окнах которого, на втором этаже его квартиры, света не было. От черноты окон веяло холодом и безысходностью, его сердце ещё горестней забилось.
 Но, тем не менее, Сергей, однако же, легко и привычно взбежал на второй этаж, открыл ключом дверь и быстренько зажёг свет. Квартира сразу ожила и ему стало легче.
 Тепло стен его успокаивала, всё было здесь привычно и дорого ему. Дверь в спальню была приоткрыта. Платяного шкафа тоже. Сергей видел, что платья Людмилы на месте, в которых она ему нравилась. Часть её вещей была разложена на спинке стула. "Видно, очень спешила...",- подумалось Сергею. Это его ещё более успокоило.
 Он прошёл в их большую комнату, считающуюся залом. Сергей был не голоден, ему совершенно не хотелось есть. Ведь он уже поужинал с мамой и Верой. В расстройстве, Сергей сел, на ещё не разобранный диван, и включил магнитофон. Сразу же запел Сальвадоро Адамо. Сергею нравилась его песня "Падает снег". С  дней ещё его юности. Она его успокаивала.
 Впрочем, он давно коллекционировал хорошие песни, в том числе, и советскую эстраду. Ему трудно было с ними расставаться. Людмиле они тоже нравились. Но не настолько, как Сергею. Они уносили его в прекрасную страну грёз, в мир красоты и спокойствия. Прекрасный и фантастический мир, необыкновенной любви и доброты, нежности и душевного согласия, нежного умиротворения.
 Его душа отдыхала. Но тут дверь открылась и вошла Людмила. Она сняла куртку и прошла к нему прямо в зал, молча подала повестку в суд.   
 - Что это?- спросил в недоумении Сергей.
 - Мы с тобой разводимся.
 - Хорошо, пойдём, раз ты этого хочешь,- сказал он спокойно, но внутри у него всё замерло. "Она сделала свой выбор...",- мелькнуло у него в голове. А что он ещё мог ей сказать? Что! Уговаривать или умолять, это, значит, окончательно потерять уважение к себе в её глазах, да и в своих тоже.
 Он молча разобрал диван, разделся и лёг, хотя времени было ещё мало. Магнитофон тихонечко пел: "Три года ты мне снилась..". Зелёный глаз индикатора подмигивал ему ласково и нежно. В тон песне, а сердце его учащённо билось.
 Вспомнилось ему многое. Как они втроём, вместе со Светой, ездили в цирк, показать ей красочное представление циркачей. Как они с дочерью восхищались ими и дрессированными  животными, а он любовался ими обеими. Считая, что лучше их нет не только среди зрителей, но и на целом белом свете.
 Больше смотрел он тогда на них, чем на арену. Сергей неожиданно утонул в своих воспоминаниях. Они согревали ему душу. Людмила, между тем, стала греть воду в жестяном баке для стирки. За этими её занятиями Сергей наблюдал машинально и инстинктивно.
 На кухне не было двери, дверь зала была распахнута настежь. Она у них редко закрывалась и была практически не нужна. Сергею было хорошо всё видно, что и как там всё происходило. И это ему показалось странным.
 Затем Людмила принесла из общего коридора большое корыто, которым они давно уже не пользовались. У них уже была давно своя стиральная машина. Это был подарок на свадьбу от старшей сестры Людмилы.
 Ванны в их коммуналке не было и потому они с Людмилой ходили мыться в общественную баню, где были отдельные душевые комнаты. Эти её действия несколько  удивили Сергея, что отвлекли его от мыслей-воспоминаний. Ведь сейчас было довольно позднее время: "Что же она задумала, неужели стирать?".
 Людмила вскипятила воду в большом баке, взяла ковш и наполнила им эмалированное ведро, часть вылила аккуратно в корыто. Затем, сняла свой домашний халат и оказалась совершенно обнажённой. И тут начала мыться. Раньше она стеснялась быть перед ним голой. А тут вот и пожалуйста!
 Наблюдая за ней, он невольно подумал: "Насколько совершенно человеческое тело. Особенно женское и молодое". Так почему же человек столь духовно не всегда красив и совершенен?! Сколько в нём есть всякого дурного: жадность, порок, злоба, похоть и честолюбие, а более всего, гордыня. Ведь он сам себе и мешает быть счастливым!
 Ему захотелось подойти к ней, но он не посмел. Ему хотелось сказать ей:
 - Как же можно самое лучшее в жизни, семью, в один момент всё порушить? Светлое и радостное, самое лучшее в мире? В том числе, и саму любовь!
 Он боялся к ней подойти и этим вызвать ещё большее её раздражение. Потому и не решился. Вот пойдут они завтра вместе в суд и убьют там свою любовь. Станут совершенно чужими людьми. И в это ему не верилось.
 Так почему же в суд? Разве нельзя развестись без суда? Ему захотелось встать и подойти к Людмиле, обнять её, но её холодность последних дней его вновь остановила. Сергею не хотелось оказаться в роли ещё и насильника. Только этого ему недоставало, после позорных и унизительных проработок в парткоме.
 Первый шаг к примирению, конечно же, должна была сделать сама Людмила. Так думал он. Она ведь сама во всём виновата. В том числе, и покаяться должна в своей измене. К тому же, она сама и инициатор развода.
 Сергей сдержал себя и не поднялся с дивана, хотя это далось ему с большим трудом. Магнитофон продолжал тихонечко петь. Но уже голосом Анны Герман. Что-то там про любовь. Сергей, уткнувшись головой в подушку, еле сдерживал себя от слёз.
 Людмила же, закончив своё мытьё, насухо растерла тело махровым полотенцем, медленно накинула на себя халат и начала приборку на кухне. Слила воду в ведро и вынесла в общий туалет. Сергей слышал урчание унитаза.
 Потом вынесла и корыто. Ужинать она не стала. Видимо, она была тоже сыта. Гася свет в спальне, она негромко сказала:
 - Всю ночь собираешься слушать?
 Сергей молча нажал на кнопку магнитофона. Зелёный кошачий глаз погас. В квартире наступила тишина. Хотя никто и не спал.
А.Бочаров.
2020.