Шкала низменности. Полная версия

           До как низин может дойти грехопадение и деградация? Вопрос, конечно, риторический. И тематику эту хорошо обсуждать в компании за бутылочкой чего-нибудь горячительного. Однако морализаторство куда-то исчезает, когда реально сталкиваешься с этими проявлениями натуры человеческой. Или уже нечеловеческой? Не будем называть нижеопубликованное чем-нибудь банальным вроде «Записок следователя» или «Случаев из адвокатской практики». Оговорюсь только, что в данной ситуации прошлой жизни я принимал участие лично и непосредственно как участник земного правосудия. Полный объем информации, полученной непосредственно из уголовного дела, дает возможность реконструкции событий, участники которых уже большей своей частью не смогут их дополнить или раскритиковать за те или иные неточности…

                Горячка       

           Когда я стал рабом этого напитка, который почему-то именуется исконно русским? Наверное, давно. По крайней мере, тогда я еще не спрашивал себя о том, что являюсь полностью от него зависимым. Еще недавно я выбирал сорта подороже и явно не разбодяженные гастарбайтерами в грязной емкости где-нибудь в подвале. Но шло время, водка становилась все дешевле, все непритязательнее. У нее и так немного вкусовых качеств. А сейчас они, эти качества, для меня значения не имеют вообще. Главное, чтобы жидкость была достаточно крепкой, чтобы побудить мой организм хоть к какой-то жизни, чтобы количества этой жидкости хватило на день и на вечернее возлияние перед сном. И очень важно, чтобы немного водки оставалось на утро. Утром ее нужно будет употребить в тот момент, когда меня еще не станет ломать от похмельных мук после ночного забытья. Я не то, чтобы опустился из-за этого порока по социальной лестнице. Я с нее просто упал в лестничный пролет,  даже не успев опомниться, и оказался на самом дне. Так, наверное, можно обозначить кочегарку одной полузаброшенной воинской части в Ленинградской области, где я работаю в должности кочегара последнее время. Живу я здесь же в кочегарке вместе с моим сменщиком Митькой, который сейчас спит на топчане. Митька тоже, как и я, раб водки. Но он сейчас счастлив, потому что он спит и еще будет несколько часов спать под воздействием своей доли алкоголя, стакан которого выпил несколько часов назад перед уходом в царство Морфея. Я пил вместе с ним. Но мой «завод» от выпитого уже на исходе. Я вынужден бодрствовать и поддерживать огонь в этой чертовой котельной. Сейчас моя смена. И хоть конец ее наступит через два часа, толку от этого никакого… Сменит меня не Митька, а этот козел Борис Иванович, пенсионер, подрабатывающий в нашей котельной. Он говорит, что пенсии ему на жизнь не хватает. А кому в эти чертовы девяностые  хватает и пенсии, и зарплаты?! Да  и зарплата-то в котельной копеечная. Я и Митька торчим здесь из-за возможности как-то перезимовать в тепле до весны. Плюс еще подкорм в столовке солдатской. Весной уже можно искать заработок поприличнее и поближе к Санкт-Петербургу. Сейчас надо как-то перебиться. А зимы еще долгих полтора месяца. И хотя сдам я вскоре смену этому пенсионеру, радости от этого никакой. Зарплату вчера выдали смешную, просто слезы! Опять нет денег в военном министерстве. Страна полностью развалилась. На эти зарплатные копейки мы и взяли с Митькой вчера в ближайшем поселковом магазине пару бутылок водки сомнительного разлива, банку кильки и буханку черного хлеба. Сейчас от вчерашнего великолепия остались одни воспоминания. Допивая вторую бутылку, мы решили одолжить денег у Бориса Ивановича. Он перед заступлением на смену зайдет в финчасть и тоже получит свою зарплату, причем ему, как нам сказали, причитается еще и оплата отпуска. Ведь и с нами когда-нибудь рассчитается государство! По крайней мере, вчера в финчасти обещали выплатить все задолженности в какое-то «ближайшее» время. Может, и врут, конечно, но человеку свойственно верить.
        Митька заворочался на своем топчане, застонал и поднял свою нечесаную голову:
-     О-х-х! Что там утро, вечер?
-   К вечеру уже, скоро Борька подойдет. Надо бы раскрутить его на бабки, да в магаз сгонять! Меня уже трусить начинает! – сквозь зубы отвечаю я.
-     А что не осталось разве? – мычит он и трясет башкой, чтобы прийти в себя.
-    Осталось, как же! Ты ж вчера уговорил и вторую  добить! Клялся, что достанешь кровь из носу! Я в ауте был и поверил тебе!
      Митька трагически затихает. Есть от чего впасть в отчаяние, как говорит известный киногерой. Без лекарства на утро мы в последнее время не оставались. Хоть четвертинка, по была в укромном месте. А сейчас… да еще и без денег! У сельских сшибать медяки около магазина? Не вариант! Да и сельские-то голь перекатная, тащат из дому барахло всякое Клавке – продавщице, та и меняет им на водку или винище. Да до магазина еще и дойти надо! Если идти,  то сразу сейчас, пока алкогольная ломка не пригнула к тому же Митькиному топчану. Я раздраженно пнул пустые бутылки под столом. В ответ они, жалобно звякнув, покатились в сторону Митьки, который в отчаянии натянул фуфайку на голову в бесполезной попытке снова уснуть и обмануть надвигающееся похмелье.
       Дверь открылась, и в котельную с улицы пахнуло морозной уличной стужей.
-     Здорово, мазурики! – Борис Иванович как обычно лучился оптимизмом и каким-то не пенсионерским здоровьем.
         Вон даже румянец на щеках! До выхода на пенсию он служил в этой же части прапорщиком,  женился на местной и поселился в небольшом поселке, что неподалеку. А сейчас по старым связям и на подработку устроился. И вот чую я, что получает он гораздо больше нас с Митькой. Мы что? Пришли - ушли. А он кадр постоянный! Явно ему подбрасывают зарплату побольше, не в пример нам!
       Митька вытащил из фуфайки помятое лицо и тоже поздоровался:
-      Здравствуй, Борис Ваныч!
-  Опять гуляли вчера?! – Борис Иванович укоризненно покачал головой, поднял раскатившиеся из-под стола бутылки, выкинул их в большое ведро, и, не переставая ворчать, снял полушубок и взялся за веник.
-     Дык зарплата ж была…,- протянул примирительно Митька и стал мямлить, - Ты это, Ваныч, не сердись. Мы просто убраться не успели. Ты знаешь? Нам и дали то, суки, такую мелочь, только на пожрать и хватило…
-     А что в столовой кормить вас перестали уж? - Борис Иванович распрямился и, ссыпав мусор с совка, подошел к топке, куда я, занятый мыслями о добыче каждодневного эликсира, давно уже не подбрасывал полагающейся порции угля.
-     Ну вот! Драть тебя, Данька, некому! Когда-нибудь заморозишь систему! – он взял лопату и принялся энергично закидывать уголь в ненасытное жерло.
          Данька это я. Когда-то был Даниилом Богдановичем. Теперь иначе меня не называют, иногда, правда, имя заменяют прилагательным, типа «синий»…
-     Опять завелся…- мычу я в ответ, сегодня этот пенсионер раздражает меня больше обычного, - Дай лучше на опохмел, вернем в получку!
-    Нет уж, дорогие мои пьяницы! – Борис Иванович выпрямился и насмешливо посмотрел на меня, - Мне есть куда тратить свои копейки. А вы попробовали ли б водяру не жрать, может, деньги и стали бы в карманах водиться! Ты, Данька, прошлый долг сначала верни, а потом уж внове проси!
           Он снова энергично заработал лопатой. Как же я его ненавидел! Этого опрятного, крепкого, еще не старого мужика, который не знает, что такое быть рабом водки. Который сегодня будет всю смену вот так махать своей лопатой или гонять чаи с прихваченной из дома снедью. А мы будем с Митькой загибаться на этом вонючем топчане! И ведь не сходит он, не принесет даже капли! А будет также несносно гундеть о трезвой жизни! Сука!
          Что-то во мне перевернулась. Вся ненависть этому жестокому миру сосредоточилась в этой обтянутой свитером спине, под которым ходили могучие лопатки. Меня просто вынесло из-за стола к нагнущемуся к жерлу топки  Борису Ивановичу. В руках у меня оказалась чугунная чушка. Одна из тех, что во множестве складированы в котельной. Я опускаю ее на крепкий затылок своего врага…
   
         Митька смотрел на меня, раззявя свой рот в беззвучном крике. Борис Иванович лежал на полу, неловко подвернув под себя руки, продолжающие сжимать лопату.
-       Заткнись! – говорю я Митьке, нагибаюсь к лежащему телу.
        Ощупываю брючные карманы Бориса. Ага, вот и бумажник. Ничего себе! Толи сегодня этот скупердяй принес свои накопления на работу, толи действительно мои подозрения о неравности наших зарплат верны! Отсчитываю на три бутылки водки и говорю Митьке:
-      Морду приведи в порядок и дуй в лавку! Возьмешь три бутылки и на зуб!
       Митька по-прежнему молча, трясясь, встает, берет деньги. Долго гремит умывальником и, наконец, уходит. Я пинаю лежащего в  бок. Молчит. Даже не пошевельнулся! Может он уже того? Чушка-то увесистая! Но мне как-то это уже все равно. Я решил свою задачу. Через некоторое время мой организм снова вернется к жизни, а тогда и будем думать.
    
        Долгожданная горькая влага, обжигая пищевод, падает в желудок. А оттуда уже начинает теплом распространяться по всему моему телу. Хорошо! Я беру большой кусок черного хлеба, обмакиваю его в банку с тушенкой. Ну вот теперь появился и аппетит! Взглядом, обретающим четкость, вижу, как ходит Митькин кадык, проталкивая в горло ту же живительную спиртовую влагу. Борис Иванович продолжает лежать около топки. За эти полчаса, что Митька бегал до магазина, он даже не пошевелился.
-     Дань, а че с Иванычем-то делать? – Митька, тоже жуя, задает вопрос, который я гнал от себя все это время.
       Но теперь я не просто его собутыльник,  теперь я главарь нашей маленькой компании. И чтобы быть в этой роли неприкасаемым, нужно сделать вот это…Я наливаю себе еще пол - стакана, киваю Митьке, чтобы он сделал себе тоже самое. Выпив, закуриваю и командую:
-      Давай, берем его за руки, за ноги и в топку!
        Против моего ожидания Митька не возражает ( видимо, пока бегал в магазин, сам пришел к таким же мыслям), только уточняет:
-       А он уже того...?
-     А ты думал, я тут дыхание ему из рота в рот делал что ли? Не боись, Борис Иваныч нас покинул, завещав нам все нажитое непосильным трудом!
        Я вру,  намекая, что добил пенсионера. Так нужно, чтобы моя роль и моя воля в новой преступной шайке была уже непререкаемой. А , ежели, во время кремации Борис Иванович задергается, чушка у меня наготове. А Митька станет уже полноправным соучастником убийства.
        Но мои опасения не сбылись. Тяжелое тело Бориса Ивановича, погруженное нами на каталку, которая без толку стояла в куче старого хлама, подталкиваемое нашими лопатами довольно легко и беззвучно скользнуло в огненное жерло. Туда же отправились и все его вещи. А теперь уже можно с полным правом помянуть новопредставленного, заодно подумав, как же нам быть дальше…

                Тело как повод

          К вечеру у меня просто раскалывалась голова. Все эти начальственные нагоняи, раздаваемые привычно с начала рабочего дня, допросы, оформление собственных запросов и  накачка поднадзорных оперативников просто выпили все мои жизненные соки, оставив только тягостное послевкусие в виде этой тупой боли. Я раздраженно вдавил в переполненную пепельницу очередной окурок и начал изучать принятый мною после начальственного разноса материал. Он оказался обыкновенной милицейской проверкой по «потеряшке», то есть по розыску очередного пропавшего гражданина, начатый по заявлению родственников.
         Времена за окнами моего следовательского кабинета стояли лихие, и пропажа человека уже не считалась каким-то чрезвычайным обстоятельством, чтобы поиском занялась прокуратура, сотрудником следствия которой я являлся. Я начал пролистывать казенные бланки, привычно отмечая нужные мне детали:
«     Так, ну пропал кочегар из котельной. Не пришел домой. Двое хануриков, временных рабочих той же котельной синхронно утверждают о том, что пропавший после смены отправился к себе домой. Ну да, розыск ведется достаточно формально, но что тут особенного? Для ментов «потеряшки» рутина. В такой ситуации остается только ждать, покуда искомый фигурант не объявится в виде трупа, что, как правило, происходит уже по весне, когда сходит снег. Ага, вот что! Эти двое хануриков буквально сразу же после опроса, исчезли, просто сбежав из котельной, где работали и жили. Ну, допустим, подозрительно! Но это же временщики, алкашня. Сперли что-нибудь в части или в том же поселке, да и сбежали в Питер, который всего-то в шестидесяти километрах от этого места. Тут можно и краденое сбыть или просто его пропить!»
         Еще раз прочитав визу прокурора, адресованную мне и обязывающую меня « в установленные законом сроки» принять решение в соответствии с законом, я уже было собрался переложить материал в стопку таких же, по которым в ближайшие дни вынесу свое решение о том, что не усматриваю оснований для возбуждения дела, поскольку нет для этого пока повода, как в дверь кабинета осторожно постучали…

        Глаза моей посетительницы постоянно наполнялись слезами, руки ее теребили носовой платок, иногда она подносила его к глазам, вытирая слезы:
-    Поймите, ну не мог он не прийти домой или загулять, как мне говорили в милиции! Ведь после его возвращения со смены мы должны были ехать в Петербург электричкой Витюшке (это наш внук) подарок выбирать на день рождения!
       Я слушал жену пропавшего рабочего котельной и автоматически кивал головой. Да, согласен,  исчезновение Бориса Ивановича, имярек, очень странно и наталкивает на самые мрачные предположения. Но есть и неписанное правило, что уголовное дело возбуждается и принимаются по нему меры того же розыска более жесткие, чем в рамках формальной проверки заявления о пропаже, только в случае точных данных о преступлении… Оттого и заявления о пропаже людей принимаются как правило после трех суток с момента исчезновения, чтобы эти основания или появились, или отпали…

          Помещение котельной воинской части ничем примечательным от иных не отличалось. Поэтому протокол осмотра был краток. Но вообще-то целью моего визита на рабочее место Бориса Ивановича служил не этот формальный осмотр. Личная беседа с бывшими сослуживцами, родственниками пропавшего усугубляли тяжкие предчувствия его жены. Подробно опросив ее в день, когда она пришла ко мне в прокуратуру, я прибыл сюда, чтобы не только произвести формальные действия, которые не были сделаны на этапе милицейской проверки, но самое главное - составить описание двух бомжей, так подозрительно быстро исчезнувших после пропажи их сменщика. И если оснований говорить о том, что произошло убийство  пока не имелось, то повод для дачи ориентировки по подразделениям милиции для поиска сбежавших уже был…

                Конец  водочного марафона

          Через пару дней после того, как мы сбежали из нашей военной котельной в Петербург,  Данька заявил мне, что нужно двигаться дальше в область, а потом желательно и вообще затеряться в соседних регионах. Меня такие его намерения совершенно не устраивали. Денег Бориса Ивановича оставалось, конечно, не так уж и много. Но их можно было попытаться растянуть и при должной экономии могло хватить на неделю-другую. Тем более, что забот о крыше над головой пока не было. Покупая водку в одном из магазинов на Лиговке, мы обратили внимание на женщину неопределенного возраста. А как определить возраст у женщины, которая, так же как и мы с Данькой не может уже прожить без каждодневного спиртового возлияния? Она выпрашивала мелочь на опохмелку у входа в магазин. Мы, показав ей наш продуктовый и спиртовой набор, сразу получили приглашение к ней на квартиру. Хата находилась недалеко, и была просто в нашем понимании хоромами. Это была большая коммуналка, предназначенная к расселению. Все жильцы дома были уже отселены. Но по известному российскому раздолбайству, несмотря на расселение, дом не был отключен от света и тепла. Так как деньги покойного были хоть и на исходе, но пока еще не перевелись, то дни нашего пребывания в аварийном доме были похожими друг на друга как капли воды. Ближе к полудню я, Данька и Тонька (так назвалась наша новая знакомая) просыпались от вчерашней пьянки в куче тряпья на полу, служащей нам постелью. Потом, выискивая вчерашние бычки, из которых можно было высосать хоть немного никотина, мы долго спорили – кому из нас идти за очередной порцией водки и банками консервов.
          Сегодняшнее утро началось абсолютно также… Но когда Данька полез в карман за деньгами, которые у него хранились в виде мятого бумажного комка, он извлек оттуда сумму, явно недостаточную даже для покупки небольшого количества пива, чтобы хоть немного унять наши запойные ломки и дать возможность для обдумывания где и главное на что приобрести в такой ситуации жизненно необходимый нам алкоголь.
-     Что за за…!? – выругался Данька, поворачивая свое заплывшее запойное лицо к Тоньке и показывая ей лежащую у него на ладони мелочь, - Ты, б…на, взяла!?
          Та испуганно поджала колени в дырявых рейтузах к животу:
-     Ты что…Данька, вчера ж ты сам бегал на «пятак» за добавкой! Или потерял или вытащили у тебя там!
         Синюшное Данькино лицо перекосило от гнева:
-     Ну, а если вытащили у меня деньги, то быстро метнулась туда к своим барыгам и вернула все! Или пусть водкой отдают. Давай, тварь, пошла! Это ж твои кореша на «пятаке» торгуют!
-     Да, какие там кореша, что ты! Сам про…л бабки, сам и иди! Делать мне нечего! Живете тут на халяву, за водкой вам бегай, да еще и на разборки за вас ходи! – Тонька, внезапно осмелев, выдала Даньке витиеватую матерщину.
        Данька сразу же вскочил и начал избивать лежащую на полу Тоньку ногами. Она извивалась, пыталась закрыться руками, но большинство ударов тяжелых Данькиных солдатских ботинок, все же достигали цели. Через пару минут Тонька затихла, обмякнув, изо рта ее тянулась струйка вязкой сукровицы. Данька же, видимо, окончательно озверев от этой картины и остатков паленого спирта в крови, начал срывать с лежащей ветхую одежонку, а когда на теле не осталось ничего, с силой стал вколачивать пустые бутылки, во множестве валявшиеся вокруг в естественные отверстия Тонькиного тела.
         Меня замутило, оставшаяся после вчерашней пьянки закуска спазмом желудка оказалось прямо на полу передо мной.
-     Что, дохляк, сидишь, давай тоже добивай ее! – орал Данька все глубже вколачивая бутылку в женское тело.
        Все губы его были обметаны пеной. Казалось, он просто уже за гранью безумия. Я, подавил очередной спазм рвоты, подобрал бутылку с пола и под страшным взглядом своего подельника присоединился к этой адской вакханалии.
       Минут через пять Данька устал, обессиленно опустился на пол, пнул Тонькино тело, которое давно уже ни на что не реагировало, промычал в мою сторону:
-    Смотри, сученок, с тобой также будет, если против моей воли хоть что-нибудь вякнешь.
       Тонька была мертва, и нам нужно было уходить из нашего временного пристанища. Данька хотел устроить пожар, чтобы скрыть следы убийства, но газ по магистрали уже не поступал, а собирать по пустым квартирам горючий материал и устраивать кострище сил у нас уже не было.
       Хлопнув последний раз раздолбанной дверью парадной этого дома, мы из колодца двора ушли в негостеприимную стужу города, на этот раз без планов и без денег…

                Границы следственно-оперативной этики

        В чем разница между работником следствия и работником оперативным? Для некоторых разница эта совсем не видна или определяется, исходя из объема просмотренных и прочитанных детективов. Если быть совсем кратким, то следователь занимается оформлением документов, из которых состоит уголовное дело. А опер непосредственно раскрывает злодеяние и физически ловит преступника. А если преступник не застигнут непосредственно при совершении преступления, а только пока еще задержан по подозрению ? Тогда, если доказательства его причастности к злодеянию в деле отсутствуют или они достаточно шаткие,  добычей оных и их процессуальным закреплением занимаются и опера, и следователи в тесном, так сказать, сотрудничестве.
           Когда мне досталось это оперативно-поисковое дело или ОПД по нашей аббревиатуре по исчезнувшему работнику котельной войсковой части, я сразу записал его в «глухари», как принято именовать бесперспективные дела у нас в Питере и окружающем его регионе. В Москве же, допустим, такие дела именуют «висяками». Сами названия тех и других говорят о малой перспективности раскрытия или в виду неочевидности происшедшего или по иным снованиям – недоказанности и так далее…
          Так вот, в деле исчезнувшего пенсионера-кочегара, в принципе, были двое явных подозреваемых. Его, так сказать, коллег по кочегарке, которые после первичного взятия с них объяснений, сразу исчезли, даже не получив полагающегося расчета. Но адреса их, взятые отделе кадров части, были явно липовые. Кадровики с учетом низовой, сезонной должности, на которые брали этих людей, явно не озаботились серьезной проверкой документов. Хотя уверяли, что паспорта эти мужики предъявляли. И главные документы о личности гражданина хоть и были замусолены до последней возможности, но обладали по их словам всеми необходимыми реквизитами и просрочены не были. Однако ж проверка по адресам прописки дала вполне ожидаемый результат. И тот, и другой только числились прописанными по данным адресам, а сами уже несколько лет были в «свободном» и вольном алкоголическом полете.
          Вот тогда, определив нерадостные перспективы поиска, я, тем не менее, сделал всю формальную работу по ОПД, разослав по ведомству и его подразделениям ориентировки на задержание, отметив, что розыск ведется в связи с совершением особо опасного преступления-убийства. Хотя тело потерпевшего, как на момент объявления розыска, так и доныне обнаружено не было. Общаясь со следователем, который, несмотря на отсутствие трупа потерпевшего, все-таки возбудил дело по убойной статье, я был в курсе, что пробы сгоревшего материала из топки котельной и  угольного отвала дали чуть ли не всю таблицу органики, поскольку, как выяснилось в ходе следствия, почившие в части и около нее в поселке домашние животные кремировались через ту же котельную. Так что был ли труп исчезнувшего уничтожен огнем или сокрыт иным способом, пока оставалось  неустановленным. Но версия о сожжении трупа у следователя была основной, поскольку точно было установлено (хоть и по малочисленным свидетельским показаниям), что исчезнувший Борис Иванович в последний день, когда его видели живым, до своего рабочего места дошел, был в бухгалтерии, и видели его потом идущим в направлении котельной. А вот после этого следы его терялись…
           То есть дело шло ни шатко - ни валко. Конечно, следователь иногда дергал меня на предмет составления справок о ходе розыска, но это была скорее неизбежная формальность для различного рода прокурорских проверок на предмет «волокиты» следствия.
          Но сегодня по моей ориентировке был результат. Оба моих подозреваемых были задержаны и ожидали меня в одном из отделений милиции центра Петербурга, благодаря внимательности наряда ППС, которые, видимо, изучали ориентировки по розыску более-менее тщательно. Бросив всю запланированную на сегодня текучку, я рванул в это отделение. Следак, узнав от меня о задержании, обещал подъехать туда же позднее, его как раз песочили на очередном совещании по нераскрытым убийствам, так что моя информация была ему как нельзя кстати.

           Камера изолятора временного содержания обычного питерского отделения милиции, да еще во времена, о которых идет речь, представляла мрачное зрелище, наводя мысль о наименовании такого помещения как «застенок». По другую сторону от зашорканного, видавшего виды письменного стола, исписанного разнообразной похабщиной в адрес правоохранительных органов, сидел, сгорбившись, задержанный по имении Даниил ( фамилию по условиям публикации не упоминаю). Невооруженным взглядом было видно, что он давно уже не мыслит ни одного дня в своей жизни без водки. Его трясло, но пока еще ему, видимо, каким-то усилием остатков воли, удавалось эту тряску немного контролировать, и он старался преувеличенно бодро отвечать на мои вопросы:
-      Не знаю, начальник, о чем речь! Про Борьку я уж давно все Вашим написал и подписал! Еще раз могу сказать, что пришел он тогда на смену, отработал как обычно и свалил в свой поселок! А мы с Митькой провалялись в котельной весь день, плохо нам было! А то, что сбежали оттуда, так что из этого? Они с зарплатой нас кинули, жрать что-то надо?
-          Жрать и самое главное пить на что-то надо! Согласен! Где болтались все это время, на что жили, коль зарплаты не было?
-        Да как сказать…Постоишь у магазина, там ящики поможешь сгрузить, там еще что-то. На бутылку и банку кильки всегда к вечеру наберешь. А если есть харч небольшой, да водка, любой на хату пустит. Да и власть наша пока еще не все подвалы перекрыла.
           Едкий запах человеческих выделений, исходящий от него, бьющий просто наповал, в общем-то, подтверждал слова допрашиваемого.
           И допрос в таком ключе мог продолжаться бесконечно долго, Даниил этот, как впрочем, и допрошенный после него его дружок Дмитрий прекрасно понимали, что улик у нас против них практически нет.
          Поэтому сейчас я пересказывал эти нулевые результаты своего общения следаку, который наконец-то вырвался со своего совещания, и намекал ему на возможность более жесткого характера общения с нашими фигурантами, поскольку их биография свидетельствовала о малом криминальном опыте последних. Так что при определенном раскладе «развалить» их на признание было можно.
         Следак, задумчиво закурил, выпустил дымную струю в сторону мутного окошка допросной камеры и сказал:
-     Лишнее! Сто двадцать вторую ( задержание на 48 часов - прим. Автора) я сейчас выпишу, а мы с тобой наведаемся к ним, скажем, через сутки! Есть у меня мнение, что обойдемся мы в данном случае без грубой физики! Ну, а если не «дозреют» к тому времени наши визави, то пресс-хату еще успеем им организовать. Выпускать я их не собираюсь, если срок задержания выйдет, местные им «пятнашку»  по «мелкому» ( административный арест на 15 суток за мелкое хулиганство – прим. Автора) оформят.

           Прошедшие после нашей беседы сутки превратили задержанных в безвольные, бессловесные туловища, которые только и могли, что стонать и биться в конвульсиях. На этот раз допрос вел, как и положено, сам следователь.
-       Что плохо? – участливо обращался он к Даниилу, которого просто колотило, да так что лязг его зубов, казалось, был слышен за пределами камеры.
-       М-м-м-м, дайте…водки или хоть чего-нибудь! Сдохну ведь прямо тут! - с трудом говорил тот.
-        Подожди ты со своими запросами водочными, - неторопливо продолжал следак, - Мне нужно записать, где конкретно ты проводил время после бегства из воинской части. Все, что помнишь! Адреса знакомых, клички!
-     Да не могу я! – простонал в ответ горемычный допрашиваемый, на губах его выступила пена, - Подыхаю я!
-        Вот что, пристегни-ка его наручниками к батарее! – уже обращаясь ко мне, сказал следак.
          Мне пришлось буквально тащить тело Даниила к батарее отопления, поскольку сам он уже передвигаться не мог. Тело его сотрясали судороги.
-      А теперь смотри на меня! Смотри внимательно, сука! – резко крикнул следак ему, отчего тот на секунду даже пришел в себя и поднял искаженное болью лицо.
         Подняв тяжелый портфель на письменный стол, он не торопясь, отщелкнул замок- застежку, вытащил  литровую бутылку водки, граненый стакан. Также медленно свернул винтовую пробку и плавно начал наполнять стеклянную емкость.
         Ноздри Даниила раздувались, он был  всем своим немудренным существом в этом количестве спиртовой жидкости, которая плавно увеличивала свой объем аккурат до верхней риски.
-      Ты знаешь, что мне надо! Ты расскажешь мне все, что было в тот день в котельной и что было после этого! И если мне покажется, что хочешь меня обмануть, водяра польется  не в твою вонючую глотку, а в парашу! Понял, пи…р гнилой?! Я  не поленюсь прийти с тем же набором и завтра, когда тебе уже совсем будет хреново! Но завтра ты уже, наверняка, будешь висеть в петле из своих вонючих портков, потому что твоя никчемная жизнь сегодня здесь, - он ткнул пальцем в стакан.
        Даниила прорвало. Он говорил и говорил. Показания его я еле успевал записывать, дублировались они и на магнитофон. Он рассказал все - и об убийстве пенсионера, и убийстве случайной знакомой, и об участии во всем этом своего приятеля.
       Чтобы он смог подписать протокол пришлось дать ему немного водки, так руки его не слушались…
        После подобная же процедура была произведена и с его подельником, который полностью подтвердил все сказанное ранее Даниилом. Показания сошлись даже в мельчайших подробностях.
        Дальше была рутина закрепления показаний, выезд на места происшествий, обнаружение трупа женщины в расселенном доме, видеофиксация при проверке показаний на месте. Дело ушло в суд. Но всех нас волновало - устоит ли эпизод с убийством кочегара, ведь тела, то есть трупа по-прежнему в деле не было. Конечно, за убийство женщины осуждены они будут. Но восторжествует ли справедливость в суде, когда за защиту этих подонков возьмутся профессиональные адвокаты, которые как никто знают принцип «нет тела - нет дела»….

                Высшая мера социальной защиты


                Клетки для подсудимых ввели недавно, причем пока еще только на уровне областного и городского судов. Районные суды обходятся еще без них. Сейчас уже не вспомнить, чем руководствовалась юстиция девяностых, отделяя арестованных от зала железной клеткой. Ведь вроде тогда после тоталитарного советского строя мы шли на всех парах к демократии, а вот поди ж ты, начали с помещения ближнего в клетку как зверя. Советская юстиция, несмотря на все репрессии и расстрельные периоды все же обходилась без них. Сейчас клетки в тех же московских судах состоят уже не из железных прутьев, а из прочного стекла. Но факт остается фактом, впервые они появились в России в девяностых годах прошлого века на уровне судов, которые рассматривали дела особо тяжкой категории.

                Я в настоящий момент нахожусь в зале Ленинградского областного суда и сижу как раз напротив такой клетки, в которой находятся двое подсудимых, которых я обвиняю как прокурор в двух убийствах, совершенных ими как обозначено в инкриминируемых  статьях с «особой жестокостью». Кстати, то, что именно я представляю государственное обвинение по этому делу случай довольно редкий. Ведь я прокурор районный, работаю в районе, где на территории котельной воинской части подсудимые совершили первое убийство, там же и начато было расследование. Когда следствие было закончено и обвинение для этих двоих приобрело свой окончательных вид в виде статей, в которых содержится высшая мера, то по существующей практике обвинение должен был поддерживать на уровне областного суда соответствующий прокурор из отдела областной прокуратуры. Но в этом случае руководство доверило эту функцию обвинения мне – районному прокурору. Выступать с обвинительной речью в суде моего района дело для меня, несомненно, привычное. Здесь же другой уровень, Сам громадный зал судебного заседания своими размерами и высотой лепных потолков старинного здания на Фонтанке внушает трепет. Да и учитывая резонанс этого дела, народу в зале собралось под завязку.
           Процессуальная тонкость заключалась в том, что по первому эпизоду убийства, которое обвиняемые совершили путем сожжения заживо потерпевшего в печи котельной, трупа пострадавшего в деле не имелось. Никакие экспертизы, проведенные со всей научной тщательностью того времени не смогли установить факт сожжения. В ходе следствия оба дали признательные показания. Но сейчас на суде, на первом же заседании от них отказались, ссылаясь на оказанное на них давление в ходе следствия. Но собственно к этому я был готов. Еще когда  читал обвинительное заключение перед направлением дела в суд, предполагал, что и обвиняемые и защита будут этот эпизод отрицать. Ведь в случае прекращения дела в этой части у них на совести оставалось убийство женщины, которое они сейчас преподносили как убийство в «состоянии сильного душевного волнения», вызванного, якобы, ее поведением. Это, конечно, явно не вязалось с жестоким способом лишения ее жизни, но при условии исключения первого преступного эпизода, речь в приговоре суда могла идти только о сроке заключения, но никак не о высшей мере.
          Я смотрю на подсудимых. Они оживленно что-то обсуждают между собой и со своими адвокатами, которых им предоставило государство. Те, конечно, работают за условно малую плату, которую им через несколько месяцев после суда оплатит казначейство судебного ведомства, но сам статус дела заставляет их трудиться на полном серьезе. Оправдание хоть и по одному эпизоду такого громкого дела – эта вещь репутационная, которая придает известность в юридических кругах. Хотя, конечно, на мой взгляд, сомнительную.
-        Итак, подсудимые, еще раз поясните свою позицию по предъявленному обвинению! – председательствующий судебной коллегии делает попытку побудить этих двух подонков к признанию, что явно облегчит ему вынесение вердикта.
-        Нет, Ваша честь, убийство женщины признается нами, но по поясненным нами же в суде обстоятельствам. К убийству по первому эпизоду мы отношения не имеем! – заученно отвечают они, нагло посматривая как в мою сторону, так и в сторону зала, откуда раздается возмущенный ропот множества собравшихся, среди которых родственники и друзья погибшего.
         На вдову потерпевшего, кутающуюся в черную траурную шаль, больно смотреть. Весь процесс она сидит с окаменевшим лицом, только изредка поднося платок к глазам. Во время перерывов ее под руки выводят из зала взрослые сыновья. Видимо держится или на каких-то волевых своих качествах или на таблетках.
         Сейчас мое выступление, я должен буду дать доказательственную оценку преступлений и запросить наказание. Причем сделать это нужно безэмоционально, как положено представителю государственного обвинения. Хотя сделать это без совсем уже каких-то эмоций трудно. Оба подсудимых посматривают на меня исподлобья. Один, правда, не являющийся в их маленькой компании заводилой, все больше утыкается взором в пол, наверное, кое-какие остатки совести у него еще есть. Второй же, несмотря на свой дурацкий внешний вид (одет в синие тренировочные штаны, в которых, видимо, был и при задержании) нагло смотрит мне в глаза. На лице непонятная для меня высокомерная ухмылка. Ну что ж, пора!
         Прокурорское выступление разделяется на несколько частей. Изначально дается оценка общественной опасности инкриминируемого преступления, далее анализ доказательственной части, а потом уже запрос  меры наказания. Несмотря на специфичность этого дела, заключающейся в отсутствии трупа как главной улики при убийстве, я привожу суду факты схожести показаний подсудимых на следствии, совпадающих в таких деталях, до которых договорится при «оговоре себя под давлением» просто невозможно, привожу и косвенные улики в виде неожиданного исчезновения обоих с места происшествия. Такие два явления как исчезновение нормального социализированного гражданина, каким являлся потерпевший и бегство двух асоциальных личностей, не имеющих накануне побега средств к существованию, не может быть случайным! Большой объем оперативной работы сотрудников милиции, которые перетрясли буквально всех местных пьянчуг, в доме, где был обнаружен труп забитой насмерть женщины, дал плоды в виде показаний о каждодневных попойках этой парочки. Именно попойках, а не скромной добыче жизненно необходимой дозы спиртного, как уверяют они. Это могло быть только  в случае завладения ими деньгами убитого, который перед исчезновением получил зарплату и отпускные. Во время моей речи рожи этих подонков меняются. Один совсем упирается взором в пол. Тот, что понаглее, выглядит растерянным и постоянно тычет своего адвоката в спину. Тот от него нетерпеливо отмахивается. Со вторым эпизодом проще. Каким бы ни было предсмертное поведение опустившейся потерпевшей, жестокий способ лишения ее жизни, когда бутылками из рук этих упырей были разорваны все внутренние органы, не может смягчить их участи.
-     И на основании изложенного, с учетом совокупности двух особо тяжких преступлений прошу суд приговорить обоих подсудимых к высшей мере социальной защиты – расстрелу! – я сажусь на свое место.
            Голова одного подсудимого окончательно падает куда-то между его колен, второй, перестав терзать адвоката, отрешенно смотрит в лепнину высокого потолка. Но самое главное не это. Я вижу глаза вдовы убитого. Впервые за дни суда в них появляется чувство, которое я бы назвал верой в справедливость.
                Эпилог

         Ленинградский областной суд согласился с позицией прокурора и приговорил двух «героев» данного повествования к смертной казни. Верховный Суд РФ оставил данное наказание в силе, а жалобы осужденных и их адвокатов без удовлетворения. Приговор был приведен в исполнение незадолго до введения Россией моратория на смертную казнь.