Жизнь российская Книга-1, Часть-1, Гл-67

Глава 67

"Волшебная рыжая аптекарша"
О! Чудеса случились! Лекарства, наконец-то, выдали!


Человек познаётся человеком.
(Еврейская пословица)



Варенька бодро шла впереди, Василий Никанорович сзади поспевал.

Они торопились… они бежали в аптеку, в подсобное медицинское учреждение, в котором пациентам, больным людям, бесплатные лекарства выдают, лечебные средства, выписанные лечащими медицинскими работниками местной означенной медицинской организации, то бишь поликлиники. Они бегом бежали! Времени-то мало оставалось.

Они шустро передвигались. Чтобы успеть! Чтобы попасть! А иначе что потом делать?

Завтра приходить? Нет! Надо сегодня успеть! Во что бы то ни стало. Именно сегодня. Докторша сказала, чтоб уважаемый и обожаемый Василь Микандрович именно сегодня отоварился. Дескать, промедление смерти подобно. Дескать, Микандрычу они, лекарства, которые, она выписала, позарез нужны, чтобы лечение немедленно начать.

Потом она извинилась и поправилась: мол, не Микандрычу, а Никандрычу! Даже до двери пациента проводила, за руку уважительно попрощалась.

Аптека располагалась на втором этаже.

Дорогу торила сестричка. Кульков за ней. Как кутёнок… как котёнок… как дитя малое… Как на верёвочке… привязанный…

Добрались быстро. На лифте. И без всяких приключений, без заморочек.
Не застряли. Всё обошлось. Слава Богу!!! Господь помог…

И в кабине ехали вдвоём. Он и Она. О… как чудесно… О… как мило…
Вольготно… Просторно… Как люди! Как человеки! Как уважаемые персоны!

О! Приехали уже! Быстро и с комфортом. Всегда бы так.
Прелестно! Дивно! Ох, как замечательно! Ах, как удачно получилось…
Чудеса! да и только! Везёт сегодня… как утопленнику… Хи-хи…

А вот и аптечный киоск. Вот он… родимый…

У раздаточного окошка очередь. Огромная. Как обычно. Как всегда.

Варенька проскользнула в боковую узенькую дверку и ласково поманила за собой пальчиком больного Кулькова Василия Никаноровича. Внутри их уже ждали (вероятно, позвонила Ольга Олеговна).

Аптекарша привычным, годами натренированным движением руки, закрыла окно выдачи фанеркой, что стояла на полу у стены, и стала обслуживать вошедших.

За переборкой сначала тихо зашушукали, зароптали, обиду начали выказывать; потом зашумели громче, ещё громче, стали возмущаться, орать, кричать и даже вопить.
Мат тоже проскальзывал меж цивильных слов. Без мата в современном мире ни одно дело не совершается. Это даже не обсуждается. Без мата в настоящее время никак не получается. Спору нет. Без мата теперь, паря, не обходится. Мат – великая сила. Мат – это сейчас законный элемент любого разговора, а уж в перебранке лучше мата нет. Без него невозможно доказать свою правоту. Без него никто ничего не понимает. Вроде как люди немтырями становятся, если что-либо по-матерному не объяснят. Вот поэтому мат-перемат песней голосистой лился с другой стороны «фронта», из-за фанерки.

Затем за линией «фронта» загремели чем-то… похожим на костыль, трость, клюку, посох или лыжную палку, с которыми теперь ходят немощные старики да старухи.

В плотно закрытую листом фанеры амбразуру загремели, застучали, заколотили, затарабанили отчаянно костяшками пальцев, ладонями и кулаками, а может даже и загипсованными по плечи руками забабахали. Кто ж знает, чем они там били-колотили, чем они там лупасили… чем они там дубасили…

Шум, гам и недовольство одичавших людей многократно усилились.

Гул всё нарастал и нарастал. Удваивался и утраивался. Страсти накалялись с каждым ударом, с каждым бухом, с каждой минутой и секундой.

Казалось, что по специально изготовленному для таких нештатных (или наоборот штатных) ситуаций трёхслойному фанерному листу подходящих размеров с лаконичной надписью: «Занято! Не стучать!» колошматят уже не как обычно лбами, локтями или плечами, а какими-то особенными приспособлениями, приборами или устройствами, такими жуткими и грозными; может, сучковатыми палками, узловатыми жердями, а то и вовсе дубовыми дубинами дубасят.

Ой, что же они там делают, черти полосатые… Они же… сломают… они же… разнесут всё к едреней матери… в пух и в прах… в щепки… в осколки…

Через минуту стали бухать чем-то совсем уж тяжёлым – не бревном ли?.. или чуркой… Точно так!! Бревном!! На древнерусский таран похоже… На цепях. На канатах. Или просто на людских руках. С разбегу… Трах-тарарах!!! Трах-тарарах!!!

Ой, с ума сойти можно… Бах-бабах! Бах-бабах!! Бах-бабах!!!

И так без конца и краю. Стра-а-ашно… аж жуть…

Трах-тарарах!!! Трах-тарарах!!! Трах-тарарах!!!

Ох, что там творится… За стенкой-то… Накал страстей. Шум до потолка. Гвалт и ругань. Сплошной мат-перемат… Всё это перемесилось и умножилось. Содом и Гоморра.

Казалось, революция пролетарская начинается. Штурм Зимнего происходит!

Аврора сейчас ка-а-ак жахнет! И будет счастье всем…

Но местная работница от отечественной фармакологии не обращала на это вообще никакого внимания. Абсолютно! Она стояла насмерть, была непреклонна и невозмутима. Она даже рукой в ту сторону не махнула. Не взглянула даже туда. Ей было начхать на то, что происходило там, за окном выдачи, по другую сторону фанерного листа. Пожилая, но молодящаяся и крашеная в ярко рыжий цвет (огненный, как у лисы-огнёвки) труженица местного аптечного киоска, сплошь обвешанная цепочками, бусами и другими разными побрякушками, пришедшего к ней мужчину тоже называла Василём Микандровичем.

Тот сначала поправлял её, глазами знаки подавал, пальчиком грозился, морщился, ухмылялся, ругался, обзывался, матом даже крыл; мол, не так меня, гражданка аптекарша, звать-позвать… дескать, не Микандрыч я… а Никанорович! Ни-ка-но-ро-вич! Вот, мол, какое моё отчество. И не Василь, а Вася… Василий… Ва-си-лий! Василёк!!!

Но потом махнул рукой, плюнул в угол и смирился. Ладно, чего уж… пусть…

Рыжеволосая женщина с необыкновенной скрупулёзностью откладывала лекарства согласно выписанным рецептам в большую белую коробку с красным крестом на крышке и чёрной рюмкой со змеёй на боках. Вскоре картонка оказалась полной, и аптекарша дала мужчине свою хозяйственную сумку («С возвратом», – сказала она), в которую положила оставшиеся медикаменты. А их было тоже весьма и весьма немало, великое множество.

«А это вам, многоуважаемый Василь Микандрыч, лично от меня!» – на прощание произнесла запыхавшаяся яркая дама, поправляя свои непослушные огненные локоны и с трудом заталкивая в сумку две здоровенные упаковки белой медицинской ваты.

Когда нагруженный до ушей и заваленный по полной программе лекарственными препаратами и изделиями Кульков со словами благодарности и признательности пролезал (кое-как он протискивался) в тесную узковатую дверцу, пышная аптекарша помахала ему своими чудными пухленькими пальчиками, с ярким маникюром и многочисленными сверкающими на них колечками, и кокетливо захлопала мохнатыми ресничками, смачно удобренными махровой лиловой тушью. Ещё и воздушный поцелуй она послала своими чудными густо крашеными милыми губками. Даже подмигнула, стерва, своим левым лиловым глазом с неким интимным намёком. Да так, что искры даже посыпались. Так и брызгали они, так и брызгали… искорки женские…

Вот же какая строптивая эта бестия…

Ох… как же она была довольна и счастлива…

Сдобные груди её седьмого или восьмого размера, так аппетитно выпиравшие из-под синего с голубой оторочкой вискозного фирменного казённого фартука, при этом ласково, приветливо и заманчиво колыхались.

Но больной человек (обладатель огромного количества льготных лекарств) этих жарких аппетитных прелестей уже не видел.

Ему было не до этого. Кульков был другим делом занят.

Он с громадным (даже с весьма колоссальным) усилием и неимоверным отчаянием, с взаимной руганью и бранью продирался сквозь громко воющий, стонущий, вопящий, хрипящий, непослушный и плотный строй вредных, цепляющихся словами, языками, руками, ногами и даже рогами… бедных и обозлённых очередников.

Ох, как же они орали!! Те очередники… обычные… простые пациенты…
Ох, как же они бесновались…
Ох, как же они страдали… Они стонали… Выли, ныли и пищали.
Милицию-полицию впору вызывать.

Долго ещё был слышен стон людской. Во всех помещениях. Во всём пространстве.

И в длинном-предлинном коридоре.
И на лестничной площадке.
И в лифте.
И на первом этаже.
И у регистратуры.
И в фойе.
И даже у раздевалки.
И на выходе… у поста местной охраны… у наряда службы безопасности…

Варенька проводила Василия Никаноровича до гардероба, подержала коробку и сумку, пока тот одевался и прихорашивался. Затем поправила больному Кулькову шарф («Чтобы не простудился», – пояснила она) и придержала входную дверь, когда тот на полном выдохе пропихивался сквозь неё с полученными медикаментами.

Вой тех обиженных и обделённых очередников продолжался и далее…
И на крыльце тот вой истошный был слышен…
И на ступеньках…
И во дворе…
И у калитки…
И за калиткой…

И далее… по дороге… по которой топал Кульков Василий Никанорович со своими бесплатными лекарствами, которые наконец-то получил…



Продолжение: http://proza.ru/2023/03/02/766

Предыдущее: http://proza.ru/2023/02/28/402

Начало: http://proza.ru/2022/09/02/1023