Главврач из Петербурга

Главврач из Петербурга

По мотивам произведения Н.В. Гоголя "Ревизор"

Помните, что есть такая штука - авторские права.

Действующие лица:

ВРИО ГВ – Кашин Роман Романович, 55 лет
Оброськин – продавец албанской сантехники, из Петербурга, щуплый, лысеющий, 42 лет.
Терапевт – Петр Геннадьевич: говорит веско, с расстановкой.
Хирург – Геннадий Петрович: солдафон, косноязычен.
Акушерка - Ариадна Родендроновна: вдова, тучная женщина 40 лет.
Бухгалтер – серая мышь, но внутри Человек.
Сторож – с хитринкой под простоту, почти всегда выпимши.
От автора.


1
ПГТ Нижние Гойнюки. Двухэтажная больница, серая, давно требующая ремонта. Кабинет ГВ.

ВРИО ГВ (резко входит в кабинет, где собрались сотрудники. В руках телеграмма): Я пригласил вас, господа, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие. К нам едет Главный врач!
Акушерка: Как ГВ?!
Терапевт: Как ГВ?
ВРИО: Из Петербурга! Начальник почты телеграмму получил из района!
Хирург: Вот тебе на!
Акушерка: Вот не было заботы, так подай!
ВРИО: И ведь ни имени, ни фамилии. (читает телеграмму) Новый главврач выехал к вам из Петербурга! Всё! (чуть ли не со стоном) Я как будто предчувствовал. Всю ночь мне снились какие-то… Раскольниковы (да-да, господа!), какие-то серые, узкие улицы. Грязные, мрачные дворы - колодцы, одним словом… не Москва!
Хирург: Из Петербурга - это не просто так. Из Петербурга - это нам всем придется, это самое… Из Петербурга, знаете ли, это очень, очень... Ну вы понимаете!
ВРИО: Наша больница не знала такого амбивалентного случая. Последние 20 лет всё было крайне и сугубо однозначно. Все свои. И вот пожалуйста! Человек со стороны! С нашими правилами не знаком, к порядку не приучен! Да ещё из Петербурга!
Хирург: Так точно! Это удар! Надо думать!
Акушерка: Роман Романыч! А когда ж он приезжает?
ВРИО: Да уже может сегодня – завтра! (начинает ходить по кабинету). Я Врио уже 15 лет. Думал дожить спокойно! Да уж, событие. Так, давайте разбираться! (Хирургу) Вы, Геннадий Петрович - хирург! Сколько у нас было операций за прошлый год?
Хирург: Не могу знать!
ВРИО: Как это?
Хирург: Никак не считали! Кто выжил, уходил потихоньку, а из дома уже так сказать... перемещался…
ВРИО: Вы что даже историю болезни не заводили? А больничные листы? Их тоже...
Хирург: Так точно! Вы нашего терапевта спросите.
Терапевт: Да кому они нужны в поселке? Все село на одной свиноферме работает.
А директор сами знаете. Учет своим не ведёт. Он только свиней каждый день считает. А работников - нет. Да и з/п там какие? Сколько копыт уволок - столько и з/п. Так чего на больничные бумагу переводить?
ВРИО (обхватывает голову, раскачивается): Как я буду дела передавать!
Акушерка: Да передадите! Роман Романыч, не унывайте! Не всё так плохо у нас!
ВРИО: Не всё? А что не всё? Вам например известно, что мы должны были закрыть пищеблок еще 10 лет назад из-за аварийного состояния. И все получать по аутсорсингу?
Акушека: Господи помилуй! Роман Романыч, не надо! Мы все расстроены. Но такие
выражения - не надо!
Сторож (как всегда выпивши): Нормальное выражение. А  ты чё так, Арина Родионовна...
Акушерка (в сердцах): Сколько раз Вам повторять! Не Арина Родионовна, а Ариадна Родендроновна! Неужели так трудно запомнить!
Сторож (про себя): Это же какие сволочи… так дитё назвать.
ВРИО (качает головой): Да хватит вам! Тут голова кругом идет! (после короткого раздумья) Значит так. Раз дела наши хуже некуда, надо использовать другое. Хлеб-соль обязательно!
Акушерка: На кухне скажу, сделают. (выходит)
ВРИО: Да! Гостеприимство! Прямо так обогреть, как родного! Ему дом! Есть Ерофеевский. Дом крепкий. Мастеровых туда и всё вычистить. Петр Геннадьевич! У тебя сколько ходячих?
Терапевт: Все. Трое. Бавыкин и Старостин с перепою под капельницами. Один Думов с диареей (грибков с молоком поел), да уже лучше.
ВРИО: Думов! Отлично! Он же плотник! Вот давай его и этих двоих туда! Заартачаться, скажешь: в следующий раз спасать не будем!
Терапевт: Понял. Сделаем! (выходит)
ВРИО (сторожу): Теперь тебе задание! Иди на шлагбаум и бди! Во все глаза смотри! Он на машине поедет. К нам по другому никак. Как приедет, шлагбаум не поднимай, придумай что-нибудь. А сам сюда бегом, доложишь!
Сторож: Всё понял! Дозор обеспечу! (выходит)
ВРИО (вдогонку): И не пей, я тебя прошу! А то опять всё перепутаешь!
Сторож: Ни-ни! Ни капельки!
В кабинете остаются ВРИО и бухгалтер.
ВРИО: Про бухгалтерию имеет смысл спрашивать?
Бухгалтер пожимает плечами.
ВРИО: Понятно! И что мы тут все делали? А ведь делали! Пойду покурю. (выходит)
Бухгалтер: Да жили мы. Просто жили. Ох, Господи! Что же теперь будет! (выходит)



2
Авторский текст:

  Тем временем, как следовало догадаться, для обозрения местной достопримечательности (музея сосновой игрушки), из Петербурга, на своей машине, ехал Оброськин Яков Тимофеевич, менеджер-продавец отдела эксклюзивной албанской сантехники, ныне разведённый холостяк, 42 лет, потертый, лысоватый, в мешковатых брюках и свитере. В отпуске. Как и должно было случиться, машина заглохла в 3 верстах от Нижних Гойнюков из-за нехватки бензина. Яков Тимофеевич поняв, что на дороге помощи ждать неоткуда, с пустой канистрой отправился на поиски бензина и цивилизации.


3
Лес. Дорога. Шлагбаум.
На пеньке около шлагбаума сидит Сторож. На другом пеньке перед ним бутылка, яйца, лук.

Сторож (выпивает): Ох хорошо! (Приваливается к дереву, закрыват глаза, дремлет).
Оброськин (с канистрой подходит к шлагбауму, интеллигентно стучит костяшкой пальца по шлагбауму, кашляет)
Сторож (открывает глаза, хмурится): Чего?
Оброськин: (выражается очень филигранно - из культурной столицы, все-таки). Доброго дня,
любезный моему сердцу абориген!
Сторож: Чего?
Оброськин: Вы заведуете этим… (показывает на шлагбаум) средством?
Сторож: Ну я. А ты чего тут? А?  Подошёл чего-то, а я знай, значит, что за человек тут шастает с канистрой. Видимо недоброе затеял?
Оброськин: Простите! Вы изволили заподозрить меня в склонности ко злу? Так сказать, в попытке примитивного акта воровства? Должен Вам заявить! Оброськины никогда! Вы слышите, никогда
не протягивали руки к чужому добру. Это ниже достоинства - брать чужое! Мы, между прочим, из рода баронов Оброськиных, которым ещё сам царь Петр…
Сторож (с выпученными глазами, грозно): Отвечай мне прямо: ты откуда тут взялся и что тут шлындаешь, тебя спрашиваю!
Оброськин (мягко): Ну не горячитесь, прошу вас. Я Оброськин. Из Петербурга. Тут такое дело...
Строж: Из Петербурга. Тот самый! Ах ты! Так милости просим к нам! Заждались уж! Как заждались. (открывает шлагбаум, забирает у обалдевшего Оброськина канистру, берет его под локоток и идёт полубоком рядом, кланяясь и заискивающе улыбаясь) Добро пожаловать в Нижнине Гойнюки! (с гордостью) Наш, то есть и ваш, конечно, поселок!

4
(Сцена в аллегро)
Вечер. Кабинет ГВ.
ВРИО, Бухгалтер, Терапевт, Хирург, Акушерка с хлебом-солью. Сидят в молчании, поглядывают друг на друга и в окно.
Обростькин со сторожем подходят к дверям. Сторож несет канистру.

ВРИО (видит их поднимающихся на крыльцо, вскакивает, сердито): Да что тебя! (всем) Здесь! Приехал! Не успели на крыльце встретить! (все вскакивают)
Сторож (входя и пропуская Оброськина вперёд): Яков Тимофеевич! Из Петербурга!
ВРИО (подбегает, пожимает руку): Дорогой Яков Тимофеевич! Мы рады вас приветствовать в нашем маленьком раю! На пороге нашей-вашей, вверенной нам-вам больницы! Добро пожаловать! (Все кивают, расцветают улыбками). (Сторожу, сквозь зубы): Скройся с глаз моих! (Сторож выскальзывает вон)
Оброськин ( в крайнем удивлении). Спасибо, господа! Я... праздник какой-то?
Акушерка: А как же! Отведайте хлеб-соль, уважаемый Яков Тимофеевич!
Оброськин (про себя) Видно праздник! Господа! И дамы! (отламывая хлеб) Вы гостеприимны! Удивительно!
ВРИО: Садитесь пожалуйста! (всё делают пригласительные жесты, улыбаются).
Оброськин (удивлен, тронут. Проходит.): Гостеприимство! Поражён!

Оброськина сажают в кресло. Все полукругом остаются стоять. Ждут его слов.

Оброськин (вскакивает) Уважаемая дама, садитесь!
Акушерка: (ахает, краснеет) Какой мужчина!
ВРИО: Нет-нет, Яков Тимофеевич, это место ваше, так сказать предназначено для вас. Но если позволите... (повелительно всем) Садитесь!

Все рассаживаются. Хирург с терапевтом отходят в сторону, прислоняются к подоконнику, остаются стоять.
Молчание.

Оброськин: Места тут красивые! В Питере такой природы нет! Камень. Сплошной камень!
ВРИО: Как вы верно отметили! Здесь красота! Какие места! Озеро! Лес грибной! Церковь старинная.. Правда состояние, конечно… Музей! Единственный на всю Россию! Свиноферма!
Оброськи (нащупал почву под ногами). Да! Ваш музей хочу посетить! Я вообще, очень ценю искусную работу. Везде, особенно на работе!
Хирург (терапевту): Видать хирург искусный! Не чета мне!
Терапевт (кивает): Угу!
Оброськин (продолжает): Албанцы просто молодцы! Как умеют! Всегда восторгаюсь!
Терапевт (хирургу): Не знал, что албанцы в медицине преуспели.
Хирург пожимает плечами.
ВРИО (горячо): Да, европейская наука много дала! А албанцы, конечно, как вы говорите! Мы все ценим их вклад в мировую, так сказать, сокровищницу!
Оброськин: Как! И сюда дошли эти инновации? Албанский стиль? Лихая роспись, формирование контуров, блеск и стерильность!
Терапевт (хирургу): Видно по пластической хирургии специализируется.
ВРИО: Да! Мы стараемся не отставать! Европейский стиль - это чудо! Диагностика шагает! Исследования!
Оброськин (восхищенно): Вы правы! Знаете, ведь это албанские исследования выяснили, что большинство людей, как правило, отдает предпочтение ручной работе!
Хирург: Профессионал!
Оброськин (продолжает). Ручная работа. Это же что? Берется болванка, заготовка, сырой материал, глина. Тщательно исследуется, проверяется. Выявляются изъяны. Потом мастер раз! И вырезал, убрал, выкинул всё лишнее!
(Акушерка аплодирует).
Оброськин (максимум эмоций, жестикулирует): Сваял! Всё руками! И вот оно! Загляденье! Работа сделана! Лежит, молчит, можно сказать, любуется собой!
Акушерка: Какой мастер!
ВРИО: Образно! Образно! Яков Тимофеевич, виден глаз и рука, опыт так сказать! У нас тут конечно, попроще. Знаете, мужчины и женщины местные, они не привыкли к такому тонкому и изящному. У нас больше: то на гвоздь кто наступит, то роды, то головы, то животы. Наш ассортимент средств ограничен.
Оброськин: А кафель есть?
ВРИО: Конечно! В операционной!
Оброськин: Албанский?
ВРИО: Нет, советский. Но чистый! Моем, так сказать.
Все не знают, что сказать. Замолкают.
ВРИО: Да! Позвольте представить штат сотрудников. Я Кашин Роман Романович! Временно исполняю обязанности ГВ! Наш хирург: Гусев Геннадий Петрович! Акушерка: Ариадна Родендроновна… (перебивают).



5
Сторож: Афанасий Иванович срочно требует к себе Ариадну (да как же её!) Родонтовну и Геннадия Петровича! Гертруда Афанасьевна рожать изволила!
Акушерка: Ах, батюшки! Бегом, бегом, Геннадий Петрович! А то ж сами знаете. Афанасий Иванович будет ой-ой-ой!
Хирург: Знаю, так точно! За инструментом, и догоню!

Акушерка и Хирург бочком выскакивают за дверь. Оставшиеся смущенно смотрят на Оброськина.

ВРИО: Да, дела…
Оброськин: Я спросить хотел. Мне бы позвонить надо! Мамочке. В Питер. Да только сигнала на телефоне нет.
ВРИО (с облегчением от перемены темы): Связь! Так связи нет. Год назад, в 20 километрах поставили ретранслятор. Год назад. А через месяц в него молния ударила! И все, конец. А все уж телефоны купили. Да что теперь... Связи нет!
Оброськин: А почта есть? Может там по обычному?
ВРИО: Никак не получится! Болота кругом, леса! То столбы падают, то деревья на провода. Каждый год сто раз чинили. Ну а финансирования мало, надо же машину гонять. Дороги какие... Да и бросили! Радиотелеграф есть! Так что морзянку отстучать можно!
Оброськин: Морзянку? Не знаю, даже. Ну может позже. А места тут и правда замечательные!


6
Монолог Бухгалтера.
Важное место. Переход от легкости к реальности.
Бухгалтер - скромная, незаметная, без имени-отчества, раскрывается сама и раскрывает трагедию села и жителей, говорит правильно. В монологе две личности: бывшего директора краеведческого музея и живого, ранимого человека.

ВРИО: Вы правы! Я то сам человек приезжий. Давно, это было, конечно! А наш бухгалтер. Местный. То есть местная! Бывший директор краеведческого музея, кстати!
Оброськин: Вы не расскажите?
Бухгалтер: Ну, давайте. Селу нашему, Нижние Гойнюки, более 250 лет. Нынешнее название получило в 1936 году в честь видного революционера Ивана Моисеевича Гойнюкина. Несмотря на то, что Якова Моисеевича в 1937 году расстреляли, переименовывать не стали. (Так что все мы гойнюкинцы). До 36 года название села - Воскресенское. Село было по тем меркам очень крупное: почти 600 дворов. Храм Воскресения Господня самый большой в округе. Мой прадед был настоятелем. После разорения, храм 73 года стоял в запустении. Вынесли, конечно, из него всё. Но люди оградили забором, чтобы не оскверняли и забор каждый год мы подправляли. Дед с бабкой мои и родители. Село было богатое. Лес, сахарный и винокуренный заводы стояли. В Питер возили, торговали. Жили хорошо. До революции. В 40м году стали разрабатывать карьер. Построили цементный завод. Много дворов снесли. Построили бараки. Больницу тогда же. Завод 55 лет работал. Хоть и загадил природу, но рабочие места были. Мама моя там в санчасти работала. Отец на заводе. Муж тоже. В 95м карьер закрыли. Нерентабельный. Завод тоже. Слава Богу, в 97м Рылов приехал. Предприниматель. Построил свиноферму. Люди хоть работать стали. А то, когда карьер и завод закрыли, кто уехал, кто запил. И муж мой тоже. Хоть не злой был человек, а как напьется… вот Господь его и прибрал. Уже 15 лет как. Что ещё. В храм наш настоятеля назначили. Отец Дионисий. Монах. Молодой, лет 30, наверное. Пытается уже два года как восстанавливать! Глава никак не помогает. А Рылов денег дал. Крышу сделали. Службы уже не под дождем. Сыночки мои помогали. Паша и Митенька. Близнецы. До армии. Потом на срочную ушли. А как срочную отслужили, в армии остались по контракту. Боевые они у меня. Сейчас там (кивает вдаль головой). Молюсь, переживаю. (Замолкает. Все молчат).
Оброськин слушает внимательно. Сердце у него доброе.
ВРИО (смущенно глядя на Оброськина): Да, дела тут такие…


7
Входят Сторож, Хирург, Акушерка.

Сторож: Гертруда Афанасьевна чувствует себя превосходно!
Оброськин: Слава Богу! Родила! Мальчик, девочка?
Сторож: Да кто ж там разберет? 14 штук.
Оброськин: 14? Да как же это?
Сторож: Как с конвейера сошли. Дело-то обычное!
Оброськин: Обычное! Да за такое ей медаль нужно дать!
Сторож: Так у неё их три! А у Афродиты Афанасьевны, у Венеры Афанасьевны и Мегеры Афанасьевны аж по четыре!
Оброськин (ко всем): Это же так удивительно, господа! Поразительная демография! А вот имена мне показались необычными. Это же все греческие! В такой-то глубинке.
Сторож: Так это Афанасий Иванович придумывает. Хочу, говорит, в своих владениях чувствовать себя как в древней Греции! Хотя запах, конечно, не греческий!
Оброськин: Господа! Да о чем это он? Какой Афанасий Иванович? Какой запах?
ВРИО: Так видите ли, уважаемый Яков Тимофеевич! Афанасий Иванович Рылов - директор свинофермы нашей. Гордость всего района. Ну а Венера Афанасьевна, Муза Афанасьевна, Парсенона Афанасьевна и другие - племенные свиньи!
Оброськин: Неожиданно! Свиньи! И с отчествами?!
ВРИО: Так Афанасий Иванович велит всем так их величать. Говорит, свинью если по имени--отчеству, она (из уважения) здорова будет и приплод... Он им ещё и классическую музыку на ферме ставит и книжки читает. Энтузиаст!
Оброськин: Да! А я, главное, понять не могу! Смешно, господа! Очень смешно! А зачем Акушерка с Хирургом ходили?
ВРИО: Так ветврача уже лет 15 как нет. Тот, что был последний, приехал, походил тут денек и все. Больше его не видели. Вот мы сами и управляемся.
Оброськин (как бы разочаровано): Ах вот оно как…
ВРИО: Вы нас извините, уважаемый Яков Тимофеевич! Так у нас заведено. Оно, конечно, не правильно…
Оброськин: Да мне то что! Но вот рассказать кому! Это же надо!
ВРИО: Очень вас просим. Не рассказывайте пожалуйста! Ну зачем, чтобы в столицах знали. Мы люди маленькие и село маленькое, привыкли всё сами! А как там в Петербурге? Расскажите!
Оброськин: Прекрасно! Весна! Красота! Люди просыпаются! И к нам весной прям поток!
Акушерка: Больные?
Оброськин: Ну не все, не все. Хотя, знаете ли всякие расстройства нам немалую выгоду приносят!
Терапевт: А у нас наоборот. В прошлом году полселу животы прихватило. Ну после капустки квашеной на Масленицу. Все как  начали... всю неделю бегали к нам. Запас угля под чистую смели!
ВРИО: Яков Тимофеевич! Хотели вас спросить. Вам может налить что-нибудь? Чайку или чего ещё?
Оброськин: Какие вы господа любезные! Не ожидал вдали от торных путей такие милые души повстречать!
Акушерка: Милые мы, милые. Узнаете нас поближе, так убедитесь!
Оброськин: Машина у меня заглохла. Бензин кончился. Не найдется...
ВРИО: Никаких проблем! Машину вашу уже нашли и дотолкали. Вот, извольте в окно посмотреть: стоит ласточка - жигули ваши. А бензин мы вам тоже зальём, у нас есть. А как насчет квартиры, Яков Тимофеевич? Есть один дом, тут рядом, в двух километрах. Исправный. Хозяева давно в область уехали. Так мы ремонт, значит, сделали. Всё вымыли больные клинические. ой! Хотел сказать, клининг, клининг, конечно!
Оброськин: Хорошо бы отдохнуть! А потом уж в музей игрушки и домой, в Питер!
Все: Как в Питер?
ВРИО: Подождите, Яков Тимофеевич! А дела? Надо же вам передать! (Оброськин смотрит удивленно, ВРИО продолжает) Как же Вы так быстро?
Оброськин расстерян, молчит.
Терапевт: Прямо как ветеринар наш. Быстрый какой, как молния! Порх-Порх! Заглянул туда-сюда. В сельпо забежал, в клуб заскочил, на свиноферме понюхал – и в машину. Вжик и всё!
Оброськин (слабым голосом): Не понимаю…
ВРИО (делает паузу, грустно смотрит на Оброськина. Со вздохом, серьезно): Понимаю вас. Хорошо понимаю. Из Питера и сюда. (устало садится) А я ведь из Москвы. Детдомовец. Медучилище закончил. В армии отслужил. Потом второй мед. В ординатуре женился. Жена моя, Ольга, отсюда, и Гойнюков. Очень она хотела, чтобы мы на её родине жили. Любил я её очень. Всё бросил. Приехали. Два года жили здесь. Бедно очень. Я фельдшером в этой самой больнице, других ставок не было. А потом, на юбилей села районное начальство концерт решило для сельчан сделать. Артисты приехали. Ну и певец один мою Ольгу то и увел. Я как пришибленный ходил. Поверить не мог. Потом очнулся, поехал искать. Нашёл, в областном центре. Уговаривал, умолял. Нет. Не вернулась. А я вернулся. Пил сначала, жалел себя. Люди здесь хорошие, простые. Добрые. Привык, вообщем. С тех пор (это когда было-то?), да почти тридцать лет прошло.
Оброськин: Сочувствую вам, Роман Романович!
ВРИО: Да! Какой из меня ГВ? Мы же тут не живем. Выживаем! Документацию не веду, всё в запустении. Стена, вон, вспучилась, того гляди рухнет! А что я могу? Денег нет! Думал, если не  закроют нас, хоть до пенсии дотянуть! Вот дела вам передам, сам в фельдшеры пойду. Какой из меня руководитель!
Все подавлены, кивают.
Акушерка (встает, горячо): Не так Вы, Роман Романыч, говорите! Не так! Вы ведь много делали все время! Да, много! Как умели. С утра уже здесь! Люди к вам идут. Любят вас! А когда ваша с этим певцом смылась, вы же двадцать лет свою тещу, Марью Антоновну лечили, помогали. До самой кончины её. Упокой, Господи, её душу! А больница! Деньги два года выбивали на крышу! Сколько ходили, сколько главу нашего уламывали! Выбили! Отопление тоже. А то зимой в палатах холод то какой стоял! (обращается к Оброськину) Вы, Яков Тимофеевич, никуда не уезжайте! Назначили Вас, вот и работайте! Только примите дела у Роман Романыча по доброму! Не докладывайте начальству там, в Петербурге! И живите тут! Правильно Вы заметили, Яков Тимофеевич, места наши замечательные. Как цементный завод закрыли, природа расцвела! Озеро какое чистое, грибов – море. Я же сама тоже отсюда!
Оброськин (серьезно): Вы не понимаете! Я здесь случайно! Какие дела принимать?
Терапевт: Так Главного врача дела! Вас же назначили к нам?
Оброськин: Да нет! Я Оброськин. Менеджер. Магазин эксклюзивной албанской сантехники на Пискаревском проспекте. (слабым голосом) Не слыхали?

Занавес.

8
От автора:
Прояснились обстоятельства. Было и изумление, и смех. Оброськин смеялся больше всех и хлопая себя по коленкам восклицал: Главный врач! Я Главный врач!
Тем временем, над Воскресенским уже мерцали звезды. Наступила удивительно теплая для ранней весны ночь. И Роман Романович, и Петр с Геннадием, и Ариадна покинули душный кабинет и вышли на крыльцо больницы.

9
Ночь. Из дверей больницы выходят все (кроме сторожа). Всё выяснилось. Все примирились. Идут по дороге под звездами.

Оброськин: Останусь тут у вас. Решено!
Акушерка (смущенно, с надеждой): Оставайтесь, Яша.
Оброськин: Ещё когда ехал, прям налюбоваться не мог. Леса, луга, речушки, природа первозданная. Поэтом стать захотелось!
Акушерка: Станешь, Яша. И поэтом тоже.
Оброськин (мечтательно, беря Акушерку за руку): Открою магазин сантехники. Албанская сантехника всем нужна! (все смеются). Или даже лучше! Мастерскую или цех! Ведь я всю технологию знаю.
ВРИО: И правда, Яков. Оставайся! Мужик ты хороший! Найдём тебе дом. Будешь жить как у Христа за пазухой!

Навстречу идёт сторож.

Сторож: Смею доложить, что новый Главный врач из Петербурга прибыл. Вон, у шлагбаума ждет.
Немая сцена.
Сторож. Да шучу я. Шучу. (Подмигивает) Мы ведь тоже в школах учились. Классику уважаем!
Все смеются.
ВРИО. Да, шутки у него… А я вот думаю. А чего мы нового так боимся? Ну да, порядка мало. Привыкли жить сами. Из района и области никогда ничего не давали. А приедет. Может человек хороший. Порядок в больнице наведет. Гладишь, с больницы начнется а там и весь поселок поднимется.
Бухгалтер (про себя) С храма началось.
Тереапевт: Хорошо бы.
Хирург: Да,  точно так было бы хорошо!

Колокольный звон (начинается громко, потом затихает и фоном продолжается до конца).

Оброськин: Где это звонят?
ВРИО: Так храм Воскресенский. Два километра.
Акушерка: Батюшки! А сегодня ведь Пасха! Как же забыла то? Господи помилуй!
Терапевт. Да что Вы. Надо интеллигентней быть.
Хирург. Вот именно. Новый приедет, опозоритесь.

Опять подходит сторож.

ВРИО. Опять шутить будешь?
Сторож: Никак нет! На этот раз правда прибыл! Вон у шлагбаума. Поп на мотоцикле привез. Они в церкви молились. А потом привез. Пасха.
Все (с выдыхом): Пасха!
ВРИО (делает паузу, как бы решаясь, смотрит на небо, бросает окурок): Ну и хорошо! Пойдемте встречать! И батюшку надо пригласить. Русские же мы люди!

Замерли.
Колокольный звон нарастает.
Занавес.