Ученый-медиевист А. А. Шайкин- путь к христианству

«Писатель должен не только знать и понимать
свой предмет, но и чувствовать, живо чувствовать»
 (Святитель Иннокентий Московский)


Важнейшим средством и самой основой благовествования является слово. Не случайно, что явление Бога, Святой Троицы в мире происходит в Слове и через Слово. Опора на ветхозаветную словесную культуру и словесную культуру античности было одной из предпосылок успешности христианской проповеди, стало важнейшим средством православной миссии. В  рамках филологической традиции христианства были выработаны язык богословия, развиты методы экзегезы, герменевтики, проповеди. Вся христианская культура представляет собой прежде всего культуру слова и письменности [1, с.]
Возникновение филологии как науки о слове происходит в недрах Александрийской школы, которая ставила своей задачей выработку методов толкования текстов Священного Писания. У истоков данной научной традиции стоит Филон Александрийский, представитель эллинистического иудаизма. В соответствии с античным учением о Логосе, он рассматривает слово не только в качестве носителя знания, определенной информации, вкладываемой а него из¬вне, но и в качестве самостоятельного источник знания и, более того, - Откровения. В творчестве отцов церкви, святителей Климента и Кирилла Александрийского, Афанасия Великого филология античности становится орудием разработки основ тринитарного богословия, создания инструментария православной миссии. Так, главным предметом мысли святителя Кирилла Александрийского является соединение актуальности вневременной Божественной жизни с реальностью исторического существования человека в событии Воплощения Сына Божия. Великие капподакийцы, развивавшие идеи александрийской школы, рассматривали историческую реальность как «свет ведения», но «свет преобразовательный и соразмерный с силами воспринимающих... прикрывающий Истину и тайну великого Света» [17, с.546].
Существенный вклад в становление филологической герменевтики внес блаженный Аврелий Августин. Основополагающим принцип толкования, сформулированный им:  «верую, чтобы понимать». Но у этой формулы есть и другая сторона. Она может быть прочитана как: «понимаю, чтобы верить». Именно эта последняя редакция принципа Августина лежит в основе «миссионерской филологии», целью которой является приведение к вере людей, наших соотечественников, оказавшихся отторгнутыми от Церкви в результате почти столетнего богоборческого эксперимента. «Миссионерская филология» возникает в нашей стране в условиях жесткой атеистической цензуры, когда из всех доступных источников информации изымались всякие упоминания об определяющей роли Церкви в истории Руси, русского языка и культуры и в крайне искаженном виде подавалась суть евангельского учения Иисуса Христа, содержание православной веры. К представителям миссионерской филологии можно отнести А.Ф. Лосева, его ученика С.С. Аверинцева, Д.С. Лихачева, В.В. Виноградова, А.И. Горшкова, Ю. В. Рождественского, Б.А. Успенского, А.М. Панченко, В.Ю. Троицкого и др.
В ряде случаев мы наблюдаем примечательную динамику в позиции филологов-исследователей, занимающихся изучением материалов, проникнутых христианскими интенциями. Обращаясь первоначально к произведениям словесности, отражающим духовные традиции, идеалы русского народа с целью анализа их художественной ценности, жанра, поэтики, языка, исследователи, которые стоят на строгих академических объективных позициях, не могут не касаться фундаментальных основ мировидения авторов данных произведений, которые, в конечном счете предопределяют и сам способ литературного изображения, его язык, композицию, используемые выразительные приемы. Подобный анализ оказывает в ряде случаев глубокое преобразующее влияние на методологию исследования, приобретающей целостный, разумно-жизненный, проникнутый «светом ведения» характер. Тем самым мы наблюдаем классическое проявление «принципа дополнительности», открытого Нильсом Бором: «Все обусловленные квантом взаимодействия между приборами и атомными объектами неотделимы от явления» [Бор, 1971; с.510]. Отталкиваясь от сформулированных им условий истинности физического эксперимента, Н.Бор приходит к очень важному в методологическом отношении выводу о принципиальном единстве субъекта и объекта, относительности и подвижности линии их разграничения [Бобылев, 2012, с.11].
Методологический переход на позиции христианства  в процессе объективных филологических исследований, в конечном счете, может стать фактом жизни ученого, началом пути к обретению веры. Приходя к Христу   через науку, ученый сам становится носителем и провозвестником «миссионерской филологии». Характерный пример в данном отношении являет нам  биография и труды известного российского ученого-медиевиста профессора Александра Александровича Шайкина (1944-2021).
Первые научные работы А.А. Шайкина выходят в начале 70-х годов прошлого столетия. Они посвящены исследованию жанра, поэтики и стиля русской народной сказки и древнерусской повести []. В 80-х годах внимание исследователя, в основном, сосредоточивается на изучении поэтики древнерусских летописей []. В 1991 году в МГУ им. М.В. Ломоносова он защищает диссертацию на соискание ученой степени доктора филологических наук на тему: «Повесть временных лет»: изображение человека и проблема литературной целостности текста». В 1993 году, в возрасте 48 лет, Александр Александрович принимает крещение. Последующие два десятилетия в научной биографии ученого знаменованы значительно возросшим интересом к исследованию духовных, благодатных  основ поэтики древнерусских текстов []. Важнейшим этапом творчества медиевиста становятся 2010-е годы, которые  характеризуются выходом на качественно новый методологический уровень исследования поэтики летописей и других связанных с ними произведений, глубоким и разносторонним анализом ключевых христианских концептов, определяющих мировидение авторов, а также всю систему образов и смыслов единого «древнерусского текста». Отметим такие работы, как «Дух, душа, сердце, ум в древнерусских текстах XI – XII веков»; «Сердце» в древнерусских текстах XI – XII веков»; «Концепт "сердце" в древнерусских текстах  XI-XII вв. и в повести ХХ века (Джан А. Платонова)»; «Духовное и телесное как элементы повествования в «Сказании о Борисе и Глебе» и других борисоглебских текстах» и др.  Подлинной вершиной научного и духовного восхождения профессора Александра Александровича Шайкина стала его итоговая монография «Древнерусская словесность XI–XII вв.», выпущенная в 2019 году издательством «Центр гуманитарных инициатив» (Москва – Санкт-Петербург»).
Следует заметить, что одно из центральных мест в кругу научных интересов научных интересов А.А. Шайкина занимают «борисоглебские тексты». Сопоставление подходов ученого к их анализу, характерных для различных периодов его научной биографии, позволяет продемонстрировать динамику его научных исследований, поэтапное углубление, возрастание «объясняющей силы» филологического анализа – по мере усвоения христианской методологии, церковного, православного взгляда на содержание и поэтику древнерусских текстов, что позволяет, в итоге, оценить труды выдающегося отечественного профессора-медиевиста как явления миссионерской филологии.
Первой работой профессора Шайкина, посвященной «борисоглебской теме» является статья «Святополк, Борис и Глеб» [], опубликованная в 1986 году и вошедшая целиком в книгу «Се пов;сти времяньных л;т…» (1989 г.). В данной статье ученого привлекает прежде всего острый сюжет истории страстотерпцев, поэтика повествования, выразительные средства, а также «изобразительный пафос летописи», заключающийся в противопоставлении зла, олицетворением которого выступает «Святополк окаянный», и добра, явленного в образах  «небесных жителей» Бориса и Глеба. При этом сочувственно цитируется замечание исследователя И.П. Еремина о том. что Борис и Глеб – это «люди, для которых нормы поведения, обязательные для рядового человека, отнюдь не обязательны»[]. Более того, А.А. Шайкин усиливает данный мотив, выражая сомнение в том. что сам летописец верит в истинность рассказанного, и подчеркивая политическую подоплеку истории князей как идеала, целью которого является установление «мира между князьями, спокойствия своей Родины» [].
Существенное изменение позиции ученого, являющееся следствием его стремительной мировоззренческой и методологической эволюции в 90-е годы,
проявляется в его самой значительной по объему работе, посвященной анализу «борисоглебских текстов» -  «Оставим все как есть», помещенной в состав книги «Поэтика и история»(2005). Профессор А.А. Шайкин здесь выступает в защиту вековой православной традиции, связанной с прославлением и почитанием князей-мучеников, и весьма доказательно опровергает псевдонаучные сенсационные «открытия» нацеленные на развенчание подвига страстотерпцев. При этом он, резко противопоставляет «Повесть временных лет» и «Сказание о Борисе и Глебе»  скандинавской саге об Эдмунде, которую любители исторических сенсаций пытаются выставить в качестве основы для ревизии истории святых князей. Опираясь на анализ поэтики текстов и достоверные источники, привлекая многочисленные сопоставления и комментарии (в том числе – комментарии к книгам Священного Писания),  ученый убедительно показывает, что, если скандинавская сага является  прежде всего «занимательным», построенном на вымысле литературным произведением,  то русские летописи представляют собой  свидетельство о реальности, где истина фактов сочетается с Истиной высшего, духовного плана. А.А. Шайкин критически оценивает мнение советского исследователя Н.И. Ильина о том, что  история Бориса и Глеба, на основе которой «складывается религиозная легенда»  является  всего лишь «случайным эпизодом, не оказавшим влияния на ход последующих крупных событий» [] и  полемически подчеркивает: «По нашему мнению, этот «случайный эпизод» не только впечатан в русскую историю, но стал одним из тех, которые формируют менталитет нации» [c. 386]. Идею и пафос статьи «Оставим все как есть» определяет взгляд верующего человека, который видит в истории не просто конгломерат случайных, спонтанных, зачастую плохо связанных между собой событий, но разумно-жизненную целостность, проникнутую  единым смыслом и целью.
Как уже указывалось, важнейшим этапом «методологического восхождения» ученого явились статьи, предметом которых становится концептуальная сторона древнерусских летописных текстов. Одной из ключевых в данном отношении выступает статья «Духовное и телесное как элементы повествования в «Сказании о Борисе и Глебе» и других борисоглебских текстах» (2015). На первый план здесь  выдвигаются слова «Сказания», передающих внутреннюю борьбу святого князя Бориса, ведающего об участи, которую ему приготовил Святополк, и принимающего, в конце концов, решение покориться воле старшего брата: «Бориса-христианина беспокоит, куда попадет он, если будет отягощен виной изгнания брата, по «по ошьствии … отсюду» (Сказ. С. 330). Борис вновь обращает взор на любимого отца и его братьев и вынужден усомниться в их деяниях: что приобрели они, преследуя «славу мира сего»? Где теперь «и багряница и брячины, сребро и золото, вина и медове, брашьна чьстьная, и быстрии кони, и домове красьнии и велиции, и им;ния многа, и дани, и чьсти бещисльны, и гърд;ния, яже о боляр;хъ своихъ»? Всё это теперь «ищезоша, и н;сть помощи ни отъ когоже сихъ — ни отъ им;ния, ни отъ множьства рабъ, ни отъ славы мира сего» [ c.131].
В ходе рассмотрения текста  «Сказания» исследователь, как и в предыдущих статьях, посвященных «борисоглебской теме», по-прежнему, демонстрирует виртуозное владение техникой филологического анализа, что. в частности проявляется в выделении сигналов  акториального повествования, организуемого точкой зрения героя: «Описывая нападение посланных Святополком убийц автор «видит» «блистание оружия и мечьное оц;щение…» [c.134]. Крупным планом подается выразительная деталь: пронзенный копьями Борис «искочи и-шатьтра въ отороп;». Но в данном случае, в отличие от более ранних статей, внимание филолога привлекает не столько экспрессивная сторонасловесного образа, сколько его духовная функция, его значение для благодатного влияния на читателя. «Отсрочка смерти, видимо, потребовалась для того, чтобы дать Борису возможность произнести еще одну, последнюю молитву Богу… Борис славит Господа за возможность скорой смерти: «съподобилъ мя еси уб;жати отъ прельсти жития сего льстьнааго», благодарит за то, что «сподоби мя труда святыихъ мученикъ» и тем самым «направи на правый путь мирьны ногы моя тещи къ тебе бесъблазна». И, хотя Борис просит Господа «суди межю мною и межю братъмь моимь», но здесь же он просит и за своих убийц: «и не постави имъ, Господи, гр;ха сего»[c.134]
Развивая духовные аспекты филологического анализа древнерусских текстов, посвященных прославлению  святых страстотерпцев Бориса и Глеба в своей итоговой монографии «Древнерусская словесность XI–XII вв.» (2019), профессор А.А. Шайкин вплотную приближается к предмету православной миссиологии. Его описание  особенностей проявления авторской позиции в текстах о Борисе и Глебе отличается исключительно высоким духовным уровнем. Характерная для ранних работ медиевиста ученая снисходительность по отношению к древнерусским авторам летописи полностью исчезает. Так, в начале раздела, посвященного «Чтению о Борисе и Глебе» Нестора мы наблюдаем солидаризацию, симфонию взглядов исследователя и летописца как членов Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви на смысл и цель истории, на роль и место в ней подвига угодников Божьих: «Акт рассказа о святых братьях (даже только намерение рассказа) Нестор уподобляет творческому акту Господа — творению неба и земли, и всего, что есть на ней: «Владыко Господи Вседержителю, створивый небо, и земьлю, и вься, яже на неи, Ты и нын; сы, Владыко, призри на смирение мое и подаи же разумъ сердцю моему, да съпов;дь оканьныи азъ вс;мъ послушающимъ жития и мучения святу страстотерпцю Бориса и Гл;ба». Рассказывание — манифестация той же творческой силы, что сотворила мир.» [c.362].
Выстраивается иерархия «участников дискурса»: выше всего. над всем – Господь, вблизи от Него герои повествования – святые мученики князья Борис и Глеб, под ними – автор. Подразумевается еще один участник этого «дискурса» - читатели-братья, к которым обращен рассказ Нестора («братие, не зазьрите грубости моеи»). По умолчанию, данная иерархия, о которой пишет А.А. Шайкин может быть   развита и детализирована. В нее включается и сам филолог, читатель-исследователь и мы, читатели монографии.
Как филолог автор монографии, по-прежнему, не может оставаться равнодушным к словесному мастерству рассказчиков. Например, он обращает наше внимание на то, что  повествование «Сказания» о последних часах страстотерпца Бориса вводится внешний взгляд второстепенных участников повествования. Внутренне Борис «духовно возвышен, преодолевая страх: «Боязни въ любъви н;сть — съвьршеная бо любы вънъ отъмещеть боязнь», но священнику и отроку, находящимся в шатре, видно иное: «вид;въша господина своего дряхла и печалию облияна суща з;ло» [с.351]. В этом несовпадении внутреннего и внешнего плана медиевист усматривает художественное новаторство «раннесредневекого автора». Косвенно здесь профессор обращается и к нам, современным читателям, как бы уравнивая наши «герменевтические горизонты», преодолевая  временные и пространственные различия, включая нас в диалог с текстом «Сказания», а также во вневременной и внепространственный диалог с «Заслуженным Собеседником» (академик А.А.Ухтомский, в монашстве Алипий), происходящим в контексте «исходных и вечных ситуций, лежащих в основе мироздания» (с.363).
 Цитируя описания убийства страстотерпца Глеба в летописи Нестора и «Сказании» А. А, Шайкин проводит сопоставление используемых выразительных средств, однако данное сопоставление далеко выходит за пределы чисто риторических задач. Перед нами возникают образы глубоко верующих рассказчиков, оценивающих злодеяние с позиции евангельского идеала. Подразумевается параллель с убиением, жертвой Спасителя. Сам акт убийства обозначатся как «заклание», детали которого подаются Нестором крупным планом: «став на колено», «запрокинув голову», «перерезав гортань». Библейский сравнительный оборот «акы агня непорочно», с помощью которого Нестором оценивается убиение в летописи, дополняется в «Сказании» оценочными эпитатами: «яко агня непорочьно и безлобиво».. Перед закланием Глеб произносит молитву, в которой упоминает библейского пророка Захария, заколотым в «сии дни».[с.368].
Особо распространенным характером евангельские аллюзии отличаются при воссоздании подвига князя Бориса. Святой страстотерпец с одной стороны славит Всевышнего за кончину, с другой же стороны  не скрывает и «бол;зни сьрдьца», ибо смерть «прияхъ от съродника моего». [ c.351]. Здесь присутствует скрытая параллель с Гефсиманской молитвой Христа: «Отче Мой! пронеси чашу сию мимо Меня. Впрочем, не как Я хочу, но как Ты» (Мф. 26: 39). Еще одна параллель возникает в связи с молитвой Бориса за убийц: «не постави имъ, Господи, гр;ха сего, нъ приими въ миръ душю мою Аминь» [c.352].  В данном случае мы вспоминаем молитву Спасителя: «Отче! прости им, ибо не знают, что делают» (Лк 23:34).
При анализе внутреннего монолога Святополка из «Сказания о Борисе и Глебе» профессор Шайкин использует его сопоставление с 68 псалмом Давида, раскрывая парадоксальное изменение оценочных акцентов в древнрусском тексте: «хулящие Господа, по просьбе героя псалма, «да изгладятся они из книги живых и с праведниками да не напишутся» (29) — Святополк сам записывает себя в неправедные: «съ правьдьныими не напишюся, нъ да потреблюся отъ книгъ живущиихъ», да еще и грех матери присовокупляет к своим грехам: «и матере моея гр;хъ да не оц;ститься»[353].
Описываемые события и герои помещаются в контекст Священной истории, широко используются библейские параллели; постоянная фиксация внимания исследователя на данных параллелях, настойчивое подчеркивание их в ходе анализа можно рассматривать как средство православной миссии, воздействия на мировидение, оценочную позицию читателей монографии.
Вместе с тем миссионерский потенциал трудов Александра Александровича Шайкина определяется не только и не столько предметом исследования – текстами древнерусских литературных памятников, насыщенными библейскими аллюзиями, имеющими просветительский христианский характер, но прежде всего, позицией самого ученого, которая проявляется и в отборе текстов для  анализа и в особом ракурсе рассмотрения, не оставляющем сомнения в православном мировидении автора, в исповедании христианства через филологию, в личном свидетельстве о Христе.
Путь  профессора А.А. Шайкина к Спасителю был непростым. Формирование его как ученого происходило в условиях атеистического, богоборческого государства. И, конечно, сначала обращение его к филологии, к изучению древнерусской словесности не связывалось с возможным преображением мировидения и самой жизни.  Первые работы ученого носят отпечаток влияния формальной школы отечественного литературоведения, в них достаточно сильно проявляется воздействие морфологических схем Проппа  на способы презентации и интерпретации материала, что порою вступало в противоречие с характером самого материала, не давая проникнуть в его подлинный смысл, духовную суть.
«Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною» (Откр. 30:20). Этот стук  был услышан Александром Александровичем. Не случайным было его обращение в качестве одного из главных предметов филологического исследования к текстам, отражающим христианский подвиг первых русских святых – страстотерпцев Бориса и Глеба, текстам, которые, по позднейшей оценке ученого, отражают менталитет нации, «духовный код» народа. Через историю Бориса и Глеба профессор-медиевист приходит к пониманию смысла христианства. «Жизнь свою за други своя», - эти  слова Христа выражают суть подвига страстотерпцев, суть русской истории, помогая и нам сегодня обрести краеугольный камень для своего существования, диалога друг с другом, соборного творчества.
Александр Александрович Шайкин ушел от нас 14 (1) мая 2021 года в канун праздника Перенесения мощей благоверных князей российских Бориса и Глеба, во святом крещении Романа и Давида, когда во всех православных храмах началось вечернее богослужение, посвященное памяти святых страстотерпцев и звучал тропарь в их честь : Днесь церко;вная расширя;ются не;дра, / прие;млющи бога;тство Бо;жия благода;ти, / веселя;тся ру;сстии собо;ри, / ви;дяще пресла;вная чудеса;, / я;же твори;те приходя;щим к вам ве;рою, / святи;и чудотво;рцы Бори;се и Гле;бе, // моли;те Христа; Бо;га, да спасе;т ду;ши на;ша.
Уповаем на то, что благоверные князья  Борис и Глеб не оставят своими молитвами и небесным покровительством  раба Божия Александра, немало потрудившегося на поприще отечественного просвещения, медиевистики и миссионерской филологии, и Господь Бог упокоит его душу в месте злачне, в месте покойне, идеже несть болезнь ни печаль, ни воздыхание, но жизнь бесконечная.
 
Литература
1. Бобылев, Б.Г.  Филологический анализ художественного текста: герменевтический подход: монография / Б.Г. Бобылев. – Орел: ФГБОУ ВПО «Госуниверситет - УНПК», 2012.
2. Бор Нильс. Избранные научные труды. Т.2.– М.: Наука, 1971. – 583 с.
3. Шайкин А.А. Сказка и новелла (на материале русского фольклора и древнерусских повестей XV – XVI вв.). Автореф. дис. … канд. филол. наук / Казахский педагогический институт. – Алма-Ата, 1974. – 14 с.
4. Шайкин А.А. Повесть о Дмитрии Басарге и о сыне его Борзосмысле» и народная сказка // Труды Отдела древнерусской литературы. Институт русской литературы АН СССР (Пушкинский дом). Л., 1974. Т. 29. С. 214 – 222 (1 п.л.).
5. Шайкин А.А. К вопросу о жанре «Сказания о Вавилоне граде» // Русская литература. Тематический сборник научных трудов. Вып. 6. Алма-Ата, 1975. С. 87 –95 (0.7).
6. Шайкин А.А. О принципах изображения человека в «Повести временных лет» // Анализ художественного произведения/Тезисы докладов научной конференции 14 – 15 мая 1979. Алма-Ата, 1979. (0.2 п.л.).
7. Шайкин А.А. Княгиня Ольга (анализ художественной структуры летописных фрагментов) // Анализ художественного произведения/Тематический сборник научных трудов. Алма-Ата, 1981 С. 9 – 16 (0.7 п.л.).
8. Шайкин А.А. Эпические герои и персонажи «Повести временных лет» и способы их изображения // Русская литература. Институт русской литературы АН СССР. 1986, № 3 С. 89 - 108(1.2 п.л.).
9. Шайкин А.А. Функции времени в «Повести временных лет» // Эволюция художественных форм и творчество писателя / Тематический сборник научных трудов. Алма-Ата, 1989. С. 3-14/
10. Шайкин А. А. «Се пов;сти времяньных л;т…». От Кия до Мономаха. М., «Современник», 1989 – 253 с. (14,5 п.л.).
11. Шайкин А.А.  «Повесть временных лет»: изображение человека и проблема литературной целостности текста. Автореф. дис. … док. филол. наук. МГУ им. М.В. Ломоносова. – Москва, 1991. – 31 с.
12. Шайкин А.А. Имею сердце – как лицо без глаз // Проблемы поэтики и стиховедения / Тезисы межвузовской научной конференции. Алматы, 1993 С. 86 – 88 (0.2 п.л.).
13. Шайкин А.А. Тьма, свет, иной мир в «Слове о полку Игореве» // Текст: грани и границы. Сборник научных статей. Орёл. 1995. С. 3 – 12 (0.5 п.л.).
14. Шайкин А.А. Обитель христианства, колыбель литературы // Литература и христианство (К 2000-летию христианства). Белгород: Изд-во БелГУ. 2000. С. 3-5.
15. Шайкин А.А. Духовная живопись словом: Епифаний Премудрый о Сергии Радонежском // Духовные основы русского искусства: Сборник научных статей / Сост. А.В. Моторин. – Великий Новгород: НовГУ им. Ярослава Мудрого, 2001. С. 9-10 (0.1. п.л.)
16. Шайкин А.А. Святой исполин (образ Александра Невского в одноименном житии) // Вестник Алматинского Государственного университета им. Абая / Серия «Филологические науки». – Алматы, 2002. № 3 (3). С. 3-10. (0.7).
17. Шайкин А. А. Христианизация фольклорных сюжетов в недатированной части «Повести временных лет» // Славянская традиционная культура и современный мир. М., 2003. Вып. 5. С. 199 – 206.
18. Шайкин А.А. Сказание отца нашего Агапия»: «иной мир» в народном сознании и древнерусском апокрифе XII века // Духовные начала русской словесности. Великий Новгород, 2006. С. 12 – 17. (0.5)
19. Шайкин А.А. . Концепт "сердце" в древнерусских текстах  XI-XII вв. и в повести ХХ века (Джан А. Платонова) // ";ycie serca" Duch-dusza-cia;o i relacja Ja-Ty w literaturze i kulturze rosyjskiej XX-XXI wieku, Lublin 2012, С. 141-151. (0.
20. Шайкин А.А. Дух, душа, сердце, ум в древнерусских текстах XI – XII веков // Древняя Русь: пространство книжного слова. Историко-филологические исследования. ИМЛИ им. Горького РАН. - М.: Языки славянской культуры, 2015. С. 108 – 131. (1.4 п.л.).
21. Aleksander Szajkin. «Сердце» в древнерусских текстах XI – XII веков // XVII Musica Antiqua Europae Orientalis. Acta Slavica: Sacrum ;wiata wschodniego i zachodniego w kulturze S;owianszczyzny. Konferencja pod honorowym patronatem Komitetu S;owianoznawstwa Polskiej Akademii Nauk, Bydgoszcz, 18-20 wrze;nia 2014, Bydgoszcz 2014, S. 81- 92.
22. Шайкин А.А. Духовное и телесное как элементы повествования в «Сказании о Борисе и Глебе» и других борисоглебских текстах // Вестник славянских культур. 2015. № 3. С. 129 – 143. (0.8 п. л.)
23. Шайкин А.А. Древнерусская словесность XI–XII вв. – М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2019. — 464 с. — (серия "Сиринъ: голоса древнерусской цивилизации
24. Святополк, Борис и Глеб // Литература Древней Руси / Межвузовский сборник научных трудов. М., 1986 С. 41 – 48 (0,5 п.л.).
25. Шайкин А. А. «Се пов;сти времяньных л;т…». От Кия до Мономаха. М., «Современник», 1989 – 253 с. (14,5 п.л.).
26. Шайкин А. А. Поэтика и история: На материале памятников русской литературы XI – XVI веков: учеб. Пособие. М.: Флинта : Наука, 2005. 456 с. (27.9 усл. печат. лист.)