Этнофобии

СОДЕРЖАНИЕ

Введение
1. Франкофобия.
2. Германофобия.
3. Русофобия.

ВВЕДЕНИЕ

Этнофобия (ксенофобия, расизм, шовинизм) существовала всегда во все времена, начиная с античности и до наших дней. Сегодня она приобретает особые формы экспрессизма, доходящего до вооруженного противостояния. Так русофобия западной цивилизации привела ее сначала к незаконному свержению государственной власти на Украине в 2014 г., и милитаристской поддержки киевского режима в противостоянии с русскоязычным населением страны, отказавшегося признавать навязанную стране бандеровскую идеологию украинского фашизма.
С началом спецоперации России на территории непризнанных республик Донбасса в 2022 г., западная цивилизация кратно усилила свою военную помощь киевскому режиму сопровождая её, невиданной ранее по своим масштабам, русофобской истерией в средствах массовой информации.
При этом обращает на себя внимание тот факт, что в речевом обороте русского языка зафиксированы всего две формы этнофобии: русофобия и юдофобия, в то время, как будет показано в настоящем исследовании, исторически существовали и иные формы этнофобий, но которые по тем или иным причинам не закрепились в повседневном речевом обороте. Уже эта речевая избирательность, указывает нам на особую неприязнь западной цивилизации к России и русскоязычной культуре в целом.


1. ФРАНКОФОБИЯ
 
9 ноября 1799 г. командующий французскими войсками Франции в Италии Наполеоне Буонапарте совместно с аббатом Сьейесом организовал, опираясь на преданные ему войска, государственный переворот, в результате которого власть в стране перешла Исполнительной консульской комиссии в составе: Наполеон, Сьейс, Дюко. Начался период становления и распространения Наполеоновской империи, к 1812 г. вобравшей в себя практически всю Европу от Испании до Польша, от Пруссии до Италии, с населением 44 млн. человек.

Впервые франкофобия оформляется в самостоятельное социально-политическое явление после Славной революции в Англии в 1688 г, когда обостряется противостояние между французским католицизмом и англиканством. При этом ситуацию отторжения французской идентичности усугублял революционный террор, и особенно разрушение монархических основ государственного управления во Франции. В это время все французское у англичан ассоциировалось с исчадием ада.
10 августа 1792 г. в саду Тюильри в Париже Наполеон был свидетелем нагромождение трупов швейцарцев, над которыми глумились восставшие. Страшные сцены революционного террора остались в его памяти на всю жизнь. Это повлияло на его отношение к народным массам, он видел в них лишь озверевшую толпу жаждущую бессмысленной крови. «Якобинцы – безумцы, лишенные здравого смысла», - писал он старшему брату [1]
 Наполеон, убежденный франкофоб, их-за жестких действия французской администрации на Корсике, под натиском гонений его семьи на родине, вынужден был бежать во Францию, где закрыв глаза на бесчинства революционных толп перенаправил их агрессию на завоевание Европы, тем самым усилив франкофобские настроения везде, где ступала нога французских солдат.
В 1807 г. воспользовавшись кризисом власти в Португалии и Испании Наполеон заключает с Испанией секретное соглашение о разделе Португалии, которое было закреплено договором во Фонтенбло. В соответствии с этим соглашением в Испанию вошел 20000-й корпус французских войск для вторжения в Португалию, фактически оккупировав испанские провинции. В марте следующего года в Испанию вошел 80000-й корпус под командованием Мюрата.
6 июня 1808 года Наполеон провозгласил королем Испании своего брата Жозефа Бонапарта, это вызвало народное негодование, которое вылилось в активное сопротивление оккупантам, усиливая ненависть ко всему французскому.
Национальные чувства и революционный подъем испанцев были столь велики, что плохо вооруженные и почти необученные ополченцы стали наносить одно поражение за другим наполеоновской армии, покорившей к этому времени почти всю Европу. Недовольный действиями своих генералов, Наполеон лично возглавил войска в Испании. Ему удалось занять столицу. Там он подписал декреты о ликвидации инквизиции, прав помещиков, закрытии многих монастырей. Но народ не принял эти реформы из рук оккупанта и продолжал войну.
После того как французам удалось овладеть крупными городами, война не прекратилась, а лишь изменила свой характер, приняв форму партизанской войны — герильи. Наполеону пришлось направить в Испанию ещё более 300 тыс. солдат, но подавить народное сопротивление они не смогли.

Совсем по-иному складывались отношения поляков и французов во время оккупации Наполеоном Польши.
Еще до вторжения Наполеона в Польшу польские войска служили в его армии, поэтому, когда Наполеон вошел в Польшу французские войска встречались с ликованием как настоящие освободители. В Варшаве и Познани воздвигли триумфальные арки в честь Наполеона Бонапарта.
Снова появились запрещённые прусскими властями польские национальные костюмы, эмблемы и национальные флаги. После тяжелой битвы с русской армией под Пултуском (26 декабря 1806 года), которая завершилась вничью, обозленный Наполеон вернулся в Варшаву. На одной из почтовых станций к нему привели красивую золотоволосую девушку, которая обратилась к Наполеону на чистом французском языке:
«Добро пожаловать! Тысячу раз добро пожаловать в нашу страну! Ничто не может выразить ни чувства восхищения, которое мы к вам питаем, ни радости, которую мы испытываем, видя вас вступившим на землю нашего отечества, ожидающего вас, чтобы подняться».
В результате девятнадцатилетняя жена престарелого графа Валевского стала на несколько лет любовницей Наполеона. Поляки смотрели на Наполеона с большой надеждой возрождения Речи Посполитой в границах до первого раздела 1772 года, поэтому несмотря на то, что вся Европа была охвачена франкофобией, в Польше в это время процветала франкофилия.

Это дает нам основание полагать, что основной причиной этнофобии является не собственно оккупация одних наций другими, а те ожидания, на которые порабощенная нация возлагает от результатов оккупации. Если эти ожидания противоречат внутреннему укладу порабощенной нации, то рождается этнофобия, как например в Испании и Италии, если совпадают, то рождается этнофилия при прочих равных социально-политических условиях, как, например в Польше.


2. ГЕРМАНОФОБИЯ

Появление на социально-политической арене германофобии стало следствием глубокой трансформации ожиданий немецкого общества постнаполеоновского устройства немецких земель после взятия русскими Парижа.
Немцы восторженно встречали русские войска как освободителей от французской оккупации. В стихотворениях, песнях, газетных сообщениях и народных пьесах немецких авторов русские казаки прославлялись как простые люди, которые обладают культурным превосходством над французами. А император Александр был мифологизирован немецкими публицистами, создавшими из него образ ангела мира и свободы. [2]
15 марта 1813 года в Бреслау состоялся смотр русских и немецких войск. По воспоминаниям одного из участников этого памятного события: «Гром выстрелов, звон колоколов, троекратное войсковое «Ура!» и радостные вздохи колыхающейся толпы, состоявшей из всех сословий, сопровождали монархов».

Но мнение немецкой интеллигенции было далеко не так единодушно с царившей в это время русофилией в немецком обществе. Это противостояние русофилии и русофобии нашло своё отражение в убийстве знаковой фигуры российско-немецких отношений того времени, немецкого драматурга и романиста, надворного советника Российской империи Августа фон Коцебу 23 марта 1819 г. студентом Карлом Зандом.
О росте русофобских настроений на фоне всеобщей признательности русским освободителям уже в 1814 г. Коцебу писал:
«Ни один непредвзятый человек не станет отрицать, что Пруссия, как и вся Германия, своим освобождением обязана России; однако тяжесть этого великого благодеяния очень давит на прусскую национальную гордость <…>.
Это отторжение, я бы даже сказал, ненависть, пруссаки высказывали в отношении русских при каждой возможности; они умаляли совершённые деяния, приписывая самим себе все успехи и оставляя русским разве что роль тех, кто подал к ним повод, охотно кичились большей образованностью, презрительно говорили о характере русских.»

На этом русофобском фоне Занд стал героем. Его поступок превозносили, его считали «… праведником, бросившим вызов угнетению …». 20 мая 1820 г. он был обезглавлен. Дамы считали честью для себя обмакнуть платки в крови мученика, а из помоста, на котором ему отрубили голову, предприимчивый тюремщик соорудил у себя на участке что-то вроде хижины. Она стала местом паломничества для людей «прогрессивных убеждений».
Не только немецкое общество восхищалось студентом-убийцей, но не избежал этого восторга и А.С. Пушкин, написавший эпиграмму на Аракчеева:
В столице он — капрал, в Чугуеве — Нерон:
Кинжала Зандова везде достоин он.
(1819)

Второй раз к этой теме Пушкин возвращается в стихотворении кинжал:
О юный праведник, избранник роковой,
О Занд, твой век угас на плахе;
Но добродетели святой
Остался глас в казненном прахе.
В твоей Германии ты вечной тенью стал,
Грозя бедой преступной силе –
И на торжественной могиле
Горит без надписи кинжал.
(1821)

Политические события середины XIX века лишь усилили русофобские настроения в Германии, что уже к 1870 г отразилось на формировании германофобии в русском обществе. Так в «Московских ведомостях» всё чаще звучат предупреждения о немецкой угрозе – исходящей пока еще не от правительства молодой империи, но от витающих в тамошнем обществе настроений: «Германская публика совершенно опьянена мыслью о территориальных приобретениях» [3]
Проблема представлялась тем более серьезной, что в самой России уже имелась, по мнению публициста М.Н. Каткова (1818 – 1887), не только немецкая «пятая колонна» –в лице остзейского дворянства /1/, но и сочувствующей последнему аристократическая оппозиция великим реформам в Российской империи.
Уроженец Лифляндии немецкий писатель Вернер Бергенгрюн (1892-1964), отмечал, что для прибалтийско-немецкого населения было совершенно естественно называть три остзейские провинции своим Отечеством (Vaterland); Германия воспринималась как Родина (Mutterland). Россия была Отечеством только по праздникам. [4, с. 261]
Чаще всего Российскую империю именовали немецким понятием «рейх» (Reich). Императора Всероссийского прибалтийские немцы называли «Kaiser». При этом никто не ставил под сомнение верность остзейцев «кайзеру» и «рейху». Об этой раздвоенности писал И.С. Аксаков:
«Дело в том, что преданные русскому престолу - они, как мы видели, проповедуют бой на смерть русской народности; верные слуги русского государства, они знать не хотят русской земли. Для них существует Россия - только как Российская империя, а не как Русь, не как русская земля, под защитою которой могут находиться области, населенные и другими народностями. Идеал, который немцы проповедуют для России, - это воплощение отвлеченной идеи государства вне народности, такая Россия, в которой ничего бы русского, выдающегося вперед не было» [5, с. 6]
В 60-70-х годах XIX века в Германии идею «воссоединения» рейха с балтийскими провинциями России активно пропагандировал целый ряд эмигрировавших на «историческую Родину» остзейцев.
Так, Георг Сиверс, правнук адмирала петровских времен, остзейский поэт, профессор рижского политехникума, в 1860-х годах выступил в «Baltishe Monatschrift» с рядом критических статей, в которых подчеркивал немецкий характер края. В этом же духе писал лифляндец Юлиус Эккарт, редактор немецкой газеты в Риге, автор вышедшей в 1869 году на немецком языке книги «Балтийская провинция России».
Историк К. Ширрен опубликовал многотомный, крайне тенденциозный труд «Исторические истоки крушения Лифляндской независимости».
Э. Каттнер издал труд «Призвание Пруссии на востоке», в котором доказывались права Пруссии на Прибалтику и живописалась «будущность немецких остзейских провинций под прусским господством». Эмигрировавший в Пруссию бывший заместитель председателя лифляндского высшего суда фон Бокк, по словам И. Аксакова, «организовал в Берлине целую систему агитации общественного мнения против России» [6, с. 688].
Таким образом, полемика вокруг остзейского вопроса приняла международный характер. Катков М.Н. сразу увидел в остзейских книгах и статьях реальную угрозу территориальной целостности России.
Официальный Петербург долгое время не обращал внимания на остзейскую проблему. Генерал-губернатор Прибалтийского края А.А. Суворов откровенно заявлял, что незачем распространять в крае православие, русскую народность и общеимперские законы, если остзейцы верны государю, фактически тем самым лоббируя национальную исключительность остзейцев.
Со второй половины 1870-х годов все же начался постепенный процесс денационализации Прибалтийской губернии. В 1877 году в прибалтийских губерниях начала действовать городская реформа, вводилось общероссийское «Городовое положение» 1870 года, упразднялся сословный магистрат в городах с доминированием немцев в городском самоуправлении.
В 1888 году с общероссийским было уравнено губернской полицейское устройство: старые сословные немецкие полицейские учреждения заменились государственными учреждениями. В 1889 году была введена российская судебная система, ликвидированы сословные суды, начал действовать принцип правового равенства граждан; судебные процессы стали открытыми, была создана адвокатура. Сложившееся административное устройство сохранялось в общих чертах до падения Российской империи в 1917 году.
Преподавание на русском языке в народных школах начали вводить с 1885 года, а с 1890-го и в Дерптском университете. В 1893 году сам город Дерпт переименован в Юрьев. Тогда же город Динабург был пере-именован в Двинск. Рижский политехникум, основанный в 1862 году, стал одним из крупнейших в Европе технических учебных заведений, настоящей кузницей инженерных и научных кадров.
Процесс активной русификации имперских окраин, и Прибалтики в том числе, сопровождался невиданным ростом русофобских настроений, как ответ на политику национального порабощения. Русская интеллигенция незамедлительно ответила на это ростом германофобии в общественном сознании российских патриотов.

Если в конце XIX века германофобия в русской общественной жизни концентрировалась лишь в узких кругах интеллигенции, то с началом Первой мировой войны, она проникла во все слои общества.

В июле 1914 года было разгромлено немецкое посольство, по пути досталось издательству немецкой газеты «Цейтунг» и немецкому магазинчику под ней. В те же дни была разгромлена немецкая кофейня под предлогом того, что из неё за русскими наблюдают немецкие шпионы. Нападкам подвергались австрийцы и германцы, проживавшие в России.
Немецкая слобода в Москве «Лефортово», существовавшая ещё со времен Петра, и другие места по всей стране громились, так как их жителей считали сплошь шпионами. Людей, с признаками немецкого происхождения, ссылали на восток страны. Только по официальным данным в результате беспорядков на фоне германофобии в одной только Москве пострадало 475 торговых площадей, 207 домов и квартир, 113 немецких граждан и 489 российских подданных с немецкими фамилиями.
Если раньше лифляндки всячески выдавали себя за коренных берлинок, то теперь они куда-то исчезли. Мода на всё немецкое резко ушла, люди отказывались носить украшения из янтаря, потому что это немецкий камень.
Был объявлен бойкот немецким медицинским препаратам, докторов призывали не прописывать германские лекарства и заменять их отечественными аналогами или аналогами из других стран. Была объявлена война немецкому капиталу, немецкому засилью на бирже и среди чиновников.
Немецкие слова также пытались заменить аналогами. Например, вместо звания «фельдшер» стали использовать «лекарный помощник» и «санитар». Немцев и австрийцев стали массово исключать из всевозможных кружков и сообществ (литературных, архитектурных, парусных, художественных и других). Были введены штрафы за немецкий язык, его преподавание в школах практически прекратилось.
В России в это время антигерманские настроения были столь агрессивными, что все вывески с намеком на германское происхождения менялись или закрашивались. Досталось даже американской компании Исаака Меррита Зингера, занимавшейся пошивом формы для российской армии. Жителям столицы фамилия «Зингер» показалась слишком немецкой. Как и имя главной героини в балете «Щелкунчик»: 22 года Клара (имя римского происхождения) не вызывало ни у кого претензий, но с началом Первой мировой войны гнев народа заставил переименовать её в Машу, так как Клара в это время было очень популярным именем в Германии. /2/
В феврале 1915 года настал черед сельского хозяйства. Опубликованные 2 февраля три закона запустили процесс конфискации не только земель «вражеских подданных», но и так называемых вражеских поселенцев - то есть тех, чьи семьи жили в России многие десятилетия, а то и столетия. К началу лета 1916 года подсчитали площади принадлежавших представителям последней категории земель, предназначенных к экспроприации, — их оказалось более 3,2 млн га. К концу второго месяца 1917 года по меньшей мере 6,4 млн «немецких» гектаров было объявлено подлежащими конфискации.
Начались массовые погромы на почве германофобии. 29 мая 1915 г. в Москве озверевшая толпа захватила улицы города и принялась крушить магазины, принадлежащие немцам или просто названные на немецкий манер. Поощряемые явным бездействием полиции, погромщики перешли от швыряния камней в витрины к грабежам, поджогам и физическому насилию. Когда после двух дней этого жуткого антинемецкого погрома пыль рассеялась, 475 магазинов, контор и заводов оказалось разгромлено, 207 квартир ограблено и почти 700 человек избито, некоторые до смерти. Фабриканта по фамилии Шредер беснующаяся толпа выволокла из конторы, раздела донага и сбросила в канаву, где он утонул [7]. Поскольку среди объектов нападения обнаружилось несколько оружейных заводов, нашлись те, кто, как британский посол Джордж Бьюкенен, поверили, что эти беспорядки на самом деле были организованы самими «немцами» с целью навредить военному производству. Более проницательные наблюдатели поняли, что имело место нечто обратное: отметив вялую реакцию полиции на эти акты насилия, они заподозрили, что первоначально местные власти собирались смотреть на погром сквозь пальцы, но в результате оказались бессильны перед его мощью. Московский градоначальник и московский генерал-губернатор были вследствие этих беспорядков уволены.
Параноидальная атмосфера, в которой политические силы слева, справа и из центра обрушивались на высших представителей государства и друг на друга с обвинениями в измене, не слишком способствовала стабильности режима и военным успехам. Так в марте 1915 г. по ложному обвинению в шпионаже в пользу Германии был казнен контрразведчик, бывший жандармский офицер подполковник Сергей Николаевич Мясоедов (1865 – 1915). История его дела изучена досконально. Исследователи доказали невиновность Мясоедова, и рассматривают его обвинение как часть спланированной кампании политической оппозиции в лице лидера партии октябристов А.И. Гучкова против непопулярного военного министра В.А. Сухомлинова, который покровительствовал Мясоедову.
Поскольку в такой атмосфере обычное знакомство воспринималось как доказательство виновности, следующего акта трагедии было не избежать. Кто первым назначил Мясоедова в Военное министерство? По чьей рекомендации он попал во фронтовую разведку? В конце апреля 1915 года петроградская полиция переслала в штаб Северо-Западного фронта анонимное письмо с доносом на российского военного министра. Автор этой записки, которым был либо князь М. Андроников /3/, который перед войной рассорился с четой Сухомлинова, либо Червинская /4/, утверждал, что генерал Сухомлинов торгует Россией «оптом и в розницу», и требовал расследования деятельности как его, так и его супруги, для выяснения их связей с полковником Мясоедовым, позорнейшим изменником в российской истории.

Германофобия не ограничивалась границами Российской империи. Антигерманские настроения ходили во всех странах Антанты.
Французы переименовали Германскую улицу в улицу Жореса.
Канадский Берлин стал называться Китченер.
Британская королевская династия сменила название: были Саксен-Кобург-Готами, стали Виндзорами. Даже американский «сухой закон», который безуспешно проталкивали долгие годы, приняли только под лозунгом «Германцы спаивают Америку!», хотя в действительности это не имело никакого отношения к реальности.
Британцы отказывались от любых услуг немцев, старались не иметь с ними дела, подозревая всех в шпионаже. С началом Первой мировой войны в Британии участились случаи нападения на людей на улицах чисто из-за подозрений в том, что они имели германские корни: говорили с немецким акцентом или имели немецкую фамилию.
То же самое происходило в США. Причем там за немцем часто принимали и голландцев, скандинавов, швейцарцев и даже поляков. Многие улицы Чикаго, Мичигана, Нового Орлеана и других городов, имевшие германские названия, переименовывались. Менялись названия станций метро, кафе, ресторанов, блюд в меню, кулинарных рецептов; закрывались немецкие издательства и школы, из библиотек выносили и сжигали немецкоязычную литературу. Доходило до самосудов над людьми немецкого происхождения. Американцы с немецкими фамилиями массово меняли фамилии на английские.
Весь мир буквально объявил войну всему германскому. Годы Первой мировой войны он жил под девизом: «Долой всё немецкое!». Запрещалось немецкое искусство, язык, культура.
Немцам было просто страшно быть немцами.


3. РУСОФОБИЯ

Первые признаки русофобии появляются на исторической арене Европы во время Дунайского похода Киевского князя Святослава в Болгарию в 967 г. Болгария в это время лишилась статуса сборщика византийской дани, и стала вассалом Византии, сама превратившись в её даньщика. Святослав предпринимает в этой ситуации попытку переподчинить Болгарию своему влиянию.
Уже в 968 году влияние Святослава распространяется на 80 болгарских городов Подунавья, разделив болгарское общество практически пополам, одна часть которого, сохраняла верность Византии в этом противостоянии, другая поддерживала Святослава, как этнически близкородственного представителя славянских племён. Эта часть болгарского общества рассматривала Святослава, как законного наследника Болгарского престола по материнской линии, как внука царя Симеона.
Не имя возможности противостоять успехам Святослава на Дунае, Византия провоцирует осаду Киева печенегами, ставя под угрозу жизнь великокняжеской семьи, что вынуждает Святослава покинуть Болгарию и вернутся в Киев. В 969 году, после смерти Ольги, он смог вернуться на Дунай, где к этому времени византийцам удалось организовать крупномасштабное антирусское восстание, в результате которого болгары захватили новую болгарскую столицу Святослава Переяславец-Волынский (Малый Преслав).
Освободив свою новую столицу, Святослав направляет византийскому императору Цимисхию ультиматум об осаде Константинополя, и учиняет массовую расправу с болгарскими предателями: приказывает казнить 300 знатных болгар и около 20 тысяч болгар заключает в темницы.
Чтобы остановить Святослава, византийцы встретили его войска в Аркадиполе на границе с Болгарией. Силы были неравные, превосходство византийцев было кратным. Напутствуя своих воинов на победу, Святослав сказал: «Мертвые сраму неймут». И победа осталась за ними. Чтобы остановить русов византийцы вынуждены были выплатить Святославу запрошенную им дать. С победой русы вернулись в свою болгарскую столицу Малый Преслав.
Тем временем, византийцы вели сепаратные переговоры с болгарами о переориентации болгарской политики с Киевской Руси на Византию, что слало основой русофобии в болгарском обществе, на фоне карательных акций Святослава.
Потеря поддержки Святослава со стороны болгарского общества, и мощный натиск византийских войск, в конце концов вынудили его покинуть Болгарию, потеряв в этом походе более 40-тысяч своего войска.
Вплоть до падения Византии и начала турецкого ига в 15 веке, русофобия процветала на южных границах Европы. Лишь колониальная политика Турции во многом изменила отношение южных славян и кавказских народов к русским.

Следующая волна русофобии сформировалась в результате падения Киевской Руси в 1240 г. под натиском татаро-монгольского ига, когда киевские земли перешли под контроль Великого княжества литовского.

К татаро-монгольскому нашествию русская великокняжеская власть утратила интерес к киевским землям и во время нашествия не сочла нужным сохранять на них свое влияние, в результате чего, Бытый передал их во владение Литовского княжества. Начался период противостояния традиционного уклада русских общин и новых латинских хозяев этих земель, которые рассматривали местное население исключительно как своих рабов. Любое сопротивление угнетению новым владельцам рассматривалось через призму русофобии.

Дальнейшее усиление русофобских настроений на этих территориях было связано с их пограничной ролью, и формированием нового этнического образования – вольного казачества, которое не признавало влияние русского царизма на подконтрольные им территории.

Острая фаза этого противостояния была связана с успехами русской армии в противостоянии со шведами и разгромом Запорожской сечи в 1709 г. Казаки не смерились с поражением, и вплоть до 1775 г пытались восстановить свою независимость, когда Екатерина II издала указ о полном уничтожении Сечи, и передачи всех её земель в состав вновь образованной Новороссии. В дальнейшем русофобские настроения то разгорались, то утихали, отражая господство тех или иных политических взглядов в обществе на этих территориях.

Особое место на исторической арене Европы занимает польская русофобия, начало которой связано с возникновением Речи Посполитой в 1569 г., унаследовавшей черты литовской русофобии. Новое польское государство рассматривало русский мир, как крайне враждебный, устремлениям польской шляхты, амбиции которой распространялись до Москвы. Запертые в Кремле в 1612 году, польское воинство, чтобы не умереть с голоду ело мороженных москвичей, давая натуральный выход своей русофобии. Очевидцы польского каннибализма отмечали: «Человечье мясо солили в кадках и продавали: голова стоила 3 злотых. В палатах Московского кремля весели на крюках тела москвичей, которых употребляли в пищу».
Потерпев поражение от Московского царства Польша в конце 18 века испытала мощнейшее национальное унижение в ходе трех польских разделов 1772, 1793 и 1795 годов. Ситуация обострилась в 20 веке в ходе последнего раздела Польши в 1939 г. между Германией и СССР.

Таким образом, начиная с Великого княжества литовского в 13 веке, в польско-ливонской среде постоянно подпитываются русофобские идеи уничтожения русского мира, как крайне враждебной для них формы социально-политического устройства на территориях их экономических интересов.

Но наиболее сильное влияние на развитие русофобии в Европе оказала Ливонская война 1558 – 1583 годов при Иване Грозном, при этом основным локомотивом русофобии выступало зарождающееся книгопечатание. Тиражирование листовок в которых красочно изображался злобный характер московитов, формировал устойчивый образ северных дикарей, наследников татаро-монгольских кочевников, память о разрушительной силе которых сотрясала Европу и спустя триста лет, после их появления на берегах Адриатики. В исторической картине мира Европы, азиатские кочевники и североевропейские славяне представляли собой единый дикий этнос чуждого им и далекого Востока.

Прямо или косвенно, в пасквильных листовках периода Ливонской войны, русских представляли через образы Ветхого Завета.
Спасение Ливонии сравнивалось с избавлением Израиля от фараона. Утверждалось, что русские — это и есть легендарный библейский народ Мосох, с нашествием которого связывались предсказания о Конце Света. Говорилось, что московиты есть искаженное слово мосох: «Потому что Мосох или москвитянин означает, не больше ни меньше, как человек, который ведет страшную жизнь, напрягает, протягивает свой лук и хочет стрелять; то же делают и москвитяне».
Или, у другого автора: «Нечему удивляться, так как сам народ дик. Ведь моски названы от Месха, что означает: люди, натягивающие луки». /5/
Другая тема — «азиатская» природа русских. При изображении зверств московитов использовались те же эпитеты и метафоры, как и при описании турок.
Особо надо сказать о черном мифе об Иване Грозном, который создавался с ХVI в. Фигура Ивана IV должна была символизировать российское государство вообще, на все времена. Его устойчиво определяли как тирана, так что слово «тиран» стало нарицательным для определения всех правителей России в принципе. Масштаб этого мифа и его идеологического применения таковы, что, по выражению немецкого историка, он с ХVI в. по наши дни составляет «нерв русской истории». [8]
Вот несколько мотивов этого мифа.
Первый — патологическая жестокость, невиданная на Западе. Масштабы казней при Грозном преувеличены в десятки и сотни раз. С самого начала была дана и качественная оценка — царь Московитской державы «превосходит своей жестокостью Нерона, Калигулу, ... и, наконец, всех тиранов, которые описаны и ославлены историками, а также поэтами».
Большая литература посвящена красочным деталям зверств царя. В первой биографии Грозного, изданной на Западе (1585), говорится, что он любил играть в шахматы и проигравшим отрезал уши, нос и губы. Тех, кто отказывался играть, убивали сразу.
В Ливонии царь «сжигал и убивал все, что имело жизнь и могло гореть, скот, собак и кошек, лишал рыб воды в прудах, и все, что имело дыхание, должно было умереть и перестать существовать».
Особый жанр разоблачений «Тирана Васильевича» называется «Тиранство над женщинами». Тут рассказы об изнасилованиях и похищениях женщин. Когда они царю надоедали, их возвращали мужьям, подвешивали над обеденным столом и заставляли бедного мужа кушать за этим столом. На улице знатные женщины при проезде царя должны были задирать подол и стоять так, пока не проедет вся свита.
Третий важный раздел — антихристианский и «азиатский» характер Грозного. Он обычно изображался на Западе в костюме турецкого султана, часто с пикой в руке, на которую насажена отрубленная голова. Писали о его гареме из 50 жен, причем надоевших он убивал самыми изощренными способами.
Многие и в России поверили, что по сравнению с Европой Россия была чуть ли не людоедской страной. Если им сказать, что за 37 лет царствования Грозного было казнено около 3–4 тысяч человек — гораздо меньше, чем за одну только Варфоломеевскую ночь в Париже тех же лет, их вера не поколеблется. Да и если напомнить, что в тот же период в Нидерландах было казнено около 100 тысяч человек. Такова сила черных мифов.
На Западе изложение «мифа Грозного» часто завершалось планами военной интервенции в Московию — чтобы «освободить народ, ставший жертвой тирана». Эти планы замечательны и местами остроумны. В одном из них предусмотрен такой ход: в России повсюду должны строиться каменные немецкие церкви, а для московитов — только деревянные. Они быстро сгниют, московитам придется ходить в каменные немецкие, и так они незаметно для себя сменят религию.

Русофобские клише оказались настолько живучими, что не исчезли с окончанием Ливонской войны.
С 1647 г. в Европе пользовался широкой популярностью труд немецкого путешественника Адама Олеария (1603 – 1673), который многократно переиздавался почти на всех европейских языках, где он, в частности, отмечал:
«Наблюдая дух, нравы и образ жизни русских, вы непременно причислите их к варварам».
Затем он осуждал русских за недостаток «хороших манер» — за «плотскую похоть и прелюбодеяния», а также за «отвратительную развращенность, которую мы именуем содомией», совершаемую даже с лошадьми. Он также предупреждал будущих инвесторов, что русские «годятся только для рабства» и их надо «гнать на работу плетьми и дубинами».
Вольтер, желавший написать историю царствования Петра Великого, получил этот заказ от Елизаветы. Работа началась в 1757 г., из России Вольтеру доставлялись исторические материалы. Ломоносов готовил часть этих материалов и писал критические замечания. В смягченной форме Вольтер следовал той установке, которую он выразил раньше в своей «Истории Карла XII, короля Швеции»:
«Московия, или Россия … оставалась почти неизвестной в Европе, пока на ее престоле не оказался царь Петр. Московиты были менее цивилизованы, чем обитатели Мексики при открытии ее Кортесом. Прирожденные рабы таких же варварских, как и сами они, властителей, влачились они в невежестве, не ведая ни искусств, ни ремесел и не разумея пользы оных». [9]
Дипломаты, именитые путешественники и писатели 18 века продолжали сообщать о России самые нелепые сведения.
В «Записках о России» (1754), хранящихся в архиве французского МИДа, дипломат говорит о русских:
«Поскольку они по натуре своей воры и убийцы, то не колеблясь совершают одно или другое из этих преступлений, если случай представится, и это в ту пору, когда они постятся и даже водки себя лишают. Именно в это время напускной набожности особенно опасно находиться на улице в двух городах, в Москве и Санкт-Петербурге; большой риск, что ограбят и даже убьют. В обычае русских убивать тех, кого грабят; в объяснение они говорят, что мертвые не болтают».
Авантюрист Казанова в своих мемуарах описывает фантастическое зрелище: в праздник Богоявления на льду Невы перед Зимним дворцом строят Иордань, где пьяный поп крестит детей, окуная их в прорубь. Уронив случайно младенца в воду, он говорит родителям: «Другого!» [10]
Как пишет Казанова, «палку настолько почитают, что она может творить чудеса», воскрешать заезженных лошадей. Бьют солдат и мужиков, жен и детей, слуг и скотину; это — абсолютно необходимая и единственно понятная форма коммуникации. Это — выражение любви и заботы (бьет — значит любит); не желающий бить слугу и русскую любовницу Казанова едва не погибает от их руки.
«Человек здесь важен только своим рангом: ранг — единственное мерило уважения и заслуг, он подразумевает все, он заменяет все [...] Российский парвеню уверен, что никто не может оспорить его достоинств», пишет француз своему другу из России. /6/
Даже достоинства русских объяснялись их предосудительными отличиями от цивилизованного западного человека.
Д. Дидро написал для большой книги аббата Рейналя «История двух Индий» (1780) раздел о России. Он таким образом объясняет, почему русский солдат столь отважен:
«Рабство, внушившее ему презрение к жизни, соединено с суеверием, внушившим ему презрение к смерти».
Поразительно, но эта формула ХVIII в. почти без вариаций действовала двести лет, да и сегодня, может быть не так явно, передаёт современную суть русофобии.

Разгром Наполеона временно снижает накал европейской русофобии, но уже в 14 году в кулуарах вновь зазвучали нотки ещё не забытой русофобии.
В европейских столицах стали шептать, что Россия планирует создать всемирную монархию и что царь опаснее Наполеона.
Анализируя причины европейской русофобии XIX века французский политолог А. Безансон (1932 г. р) отмечает:
«Усомнившись в легитимности российского государственного строя, европейцы внезапно осознали, что Россия принадлежит к иной цивилизации. В Европе либеральное мнение почти повсеместно одерживает победу, во Франции свершается революция 1830 г., в Англии происходит реформа избирательной системы, а Россия в это время самым безжалостным образом подавляет восстание в Польше.
В сравнении с XVІІІ столетием европейцы решительно меняют свое отношение к России. Кюстин, Мишле, Уркхарт, Маркс рисуют Россию самыми черными красками». [11]
После 1815 г. русофобия стала раскручиваться и реакционерами, и революционными силами Европы.
Если в ХVIII в. о России говорили, как о стране просвещенного деспотизма, то теперь она слывет страной «деспотизма восточного».
Революционеры проклинали Россию за то, что она мало помогает монархам, которых они сами пытались свергать.
Монархи — за то, что не торопится помочь им подавить революцию.
В 1849 г. царь по настойчивым просьбам Австрии послал, согласно договору, войска на подавление революции в Венгрии.
Эта акция ничего уже не решала, но возмущение было всеобщим. Как отмечает А. Безансон, «после 1848 года Европа начинает относиться к России с особым ожесточением».
Ключевой идеей русофобии этого периода становится концепция, согласно которой Россия стремится покорить Европу и увековечить свое «монгольское господство над современным обществом». В развитие этой концепции существенный вклад внес Маркс. Свою неоконченную работу «Разоблачения дипломатической истории XVIII века» (она написана в 1856–1857 гг.) он завершает так:
«Московия была воспитана и выросла в ужасной и гнусной школе монгольского рабства. Она усилилась только благодаря тому, что стала virtuoso в искусстве рабства. Даже после своего освобождения Московия продолжала играть свою традиционную роль раба, ставшего господином. Впоследствии Петр Великий сочетал политическое искусство монгольского раба с гордыми стремлениями монгольского властелина, которому Чингисхан завещал осуществить свой план завоевания мира. … Так же как она поступила с Золотой Ордой, Россия теперь ведет дело с Западом. Чтобы стать господином над монголами, Московия должна была татаризоваться. Чтобы стать господином над Западом, она должна цивилизоваться... оставаясь Рабом, то есть, придав русским тот внешний налет цивилизации, который подготовил бы их к восприятию техники западных народов, не заражая их идеями последних». [12]

Бацилла русофобии рожденная в период расцвета Византийской империи в 10 веке, спустя десять веков не только не исчезла с исторической арены, а стала своеобразным генетическим фондом европейской цивилизации.
Черчилль в октябре 1942 г. писал:
«Все мои помыслы обращены прежде всего к Европе как прародительнице современных наций и цивилизации.
Произошла бы страшная катастрофа, если бы русское варварство уничтожило культуру и независимость древних европейских государств.
Хотя и трудно говорить об этом сейчас, я верю, что европейская семья наций сможет действовать единым фронтом, как единое целое под руководством европейского совета». (Меморандум Черчилля) [13]

Современные наследники европейской русофобии продолжают жить по калькам тысячелетней давности. В их умах все еще жива Византийская империя и современная Россия для них ничем не отличается от диких кочевников средневековья.
Современные русофобы глубоко неизлечимы, и по сути своей являются нравственно увечными людьми, живущими в своём виртуальном мире. И все попытки достучаться до их несуществующего разума, обречены на неудачу разговора со стеной.



Литература

1. Блуменау С.Ф. Корсиканский период в карьере Наполеона Бонапарта // Вестник Брянского государственного университета имени акад. И.Г. Петровского. 2020 (1)
2. Хаазер Р. От братства по оружию к идеологической вражде: Политизация университетской жизни в Германии и образ России в национальном движении 1813 – 1819 годов. / Гиссенский университет. 2012.
3. «Московские ведомости», 1870, № 198.
4.  Bergengruen W. Schnaps und Sakuska. Baltisches Lesebuch. Hrsg. N. Luise Hackelsberger. Munchen, 1992.
5. Аксаков И.С. Прибалтийский вопрос / И.С. Аксаков И Поли. собр. соч. Т. 6. М., 1887.
6. Аксаков И.С. По поводу «Окраин» Ю.Ф. Самарина / И.С. Аксаков И Отчего так нелегко живется в России? М.: РОССПЭН, 2002.
7. Фуллер У. Внутренний враг: Шпиономания и закат императорской России. 2009.
8. Филюшкин А. Когда Россия стала считаться угрозой Западу? Ливонская война глазами европейцев // Россия-ХХI. 2004. № 3.
9. Вольтер. История Карла XII, короля Швеции, и Петра Великого, императора России. СПб: Лимбус Пресс, 1999.
10. Строев А. Россия глазами французов ХVIII — начала XIX века // Логос # 8 1999 (18). С. 8 – 41.
11. Безансон А. Россия — европейская страна? Спор с Мартином Малиа. // Отечественные записки, № 5, 2004.
12. Кожинов В.В. Победы и беды России. Русская культура как порождение истории. - М.: Алгоритм. 2002.
13. Хрестоматия по новейшей истории стран Европы и Америки. Первый период (1918 – 1945). Ч. 2. Сост.: к.и.н., доц. Л.М. Макарова, ВГПУ, 2000.

Примечания

/1/ Остзейским краем именовались три прибалтийские губернии - Эстляндская, Курляндская и Лифляндская (ныне это территория Эстонии и Латвии). Присоединенные к России в XVIII веке, эти губернии сохранили многие особенности местного управления - так называемый особый остзейский порядок. Современный британский исследователь, сам потомок остзейской аристократии, Доминик Ливен, отмечал, что привилегии остзейцев были гораздо шире, чем собственно русского дворянства.

/2/ В конце XIX в. – первой трети XX в. имя Clara/Klara входило в число наиболее частых имён немцев Берлина.
Клара Шуман (1819 - 1896) - немецкая пианистка, композитор и педагог, с 1840 года жена немецкого композитора и музыкального критика Роберта Шумана.
Клара Цеткин (1857 - 1933) - немецкий политический деятель, участница немецкого и международного коммунистического движения, одна из основательниц Коммунистической партии Германии, активистка борьбы за права женщин. В 1910 году Цеткин предложила идею международного женского дня. 8 марта Цеткин и Люксембург вывели на немецкие улицы сотни проституток, которые требовали создания собственного профсоюза. 

/3/ Андроников Михаил Михайлович (1875 - 1919)
С 1916 года издавал казённо-патриотическую газету «Голос России», которая субсидировалась из секретного фонда МВД.
По подозрению в шпионаже в пользу Германии приказом командующего войсками Петроградского военного округа генерал-лейтенанта С.С. Хабалова от 9 января 1917 года ему запрещено жительство в обеих столицах и в местностях, объявленных на военном положении. Андроникову была предоставлена возможность выбора нового места проживания и он остановил выбор на Рязани.
После революции князь сумел получить должность начальника Кронштадтской ЧК (для организации денежного потока для желающих откупиться и выехать из Советской России). Был пойман с поличным на крупных взятках (о взятке в 2 000 000 рублей золотом от великого князя Александра и его жены Ксении узнал заместитель председателя ВЧК Глеб Бокий) и расстрелян по обвинению «в шпионаже в пользу Германии». Само обвинение ни в одном случае доказано не было.

/4/ Червинская Наталья Илларионовна (1863 - 1926), в девичестве Бутович.
В период с октября 1914-го по декабрь 1916 встречалась с Григорием Распутиным. В. Пикуль писал о ней:
Начнем с того, что она была двоюродной сестрой первого мужа Екатерины Викторовны Сухомлиновой. В бракоразводном процессе она сначала поддерживала своего брата Бутовича, но затем, оценив преимущества дружбы с министром, переменила фронт - стала на сторону Сухомлиновых. По документам Червинская представляется мне дамой хитрой, желающей взять от жизни побольше и послаще, что характерно для мещанской натуры. Захудалая барынька из провинции, она была кривлякой и, подобно смолянке, яйца стыдливо именовала «куриными фруктами».
Женщина уже в летах, много любившая (но мало любимая), она сохранила неутолимый, волчий аппетит к удовольствиям молодых лет...
На широком пиру разгильдяйства военного министерства ей не повезло, ибо Сухомлинов не нашел дамской должности, и Червинскую пристроил в свою контору Альтшуллер. Но этого, конечно, мало для стареющей женщины, жившей как на иголках, в тайном предчувствии, что где-то еще томится по ней сказочный принц, который падет к ее ногам и будет умолять о ночи любви.

/5/ Миф о происхождении славян от Мосоха культивировался даже в конце ХVIII века в Императорской академии наук, где большое влияние имели немецкие историки.

/6/ Письма француза, проживающего в России (возможно, Шарля Теодора Удана, сотрудника Канцелярии опекунства иностранных колонистов) к врачу Дюшмену де л'Этану, 1772-1773, списки которых хранились в архиве французского дипломата.