Просто собака

Ни одна проживающая в частном секторе семья не может обойтись без домашних животных, то бишь кошек и собак. Без них банально скучно и страшно некомфортно. Никто их не стерилизует и не чипирует, и потому они предоставлены сами себе, и своим хозяевам в услужение. Кошки ловят мышей, а собаки стерегут дом от воров. А когда вдруг у какой семьи случится «пополнение», то полуслепыми котятами и щенками, соседи делятся как яблоками или кабачками. Вот и у семейства Сидоровых случилось такое «знаменательное» событие: в ночь на Ивана Купала, их ещё сравнительно молодая немецкая овчарка Альбина родила аж пятерых смешных, разного пола и цвета, щенят. Двоих чёрненьких и двоих рыженьких Евдокия Лукьяновна кое-как пристроила у родственников и знакомых, а вот двухцветного, худосочного, с грустной мордочкой пёсика, никто не брал. Решили было уже утопить, но на счастье кутёнка, мимо их усадьбы проходил местный шахтёр-регрессник Владимир Николаевич Комов. Он только-только раскурил «козью ножку» с самосадом собственного производства, но табак оказался сырым, и самокрутка погасла. И как на грех, в карманах его рабочего комбинезона не оказалось ни спичинки.
- Что за дьявол? - выругался он про себя, по второму кругу обшаривая джинсовые пустоты.
Завидев соседа Петра Тихоновича с ведром в руке, Комов взмахнул рукой в знак приветствия.
- Привет сосед! Спичек не одолжишь? А то моя цигарка что-то погасла!
- Привет, коль не шутишь! Да ты не боись, зайди в ограду! Собака в бане - не укусит!
Владимир Николаевич, не выпуская затухшей «козьей ножки» изо-рта, вошёл на залитый бетоном двор, и краем глаза покосился на пустую собачью будку.
Сидоров-старший был в штопаных трикушках и жилетке-рыболовке поверх голого торса. Его плешивую голову украшала шляпа «А-ля Боярский». Он флегматично достал из одного из боковых кармашков коробок спичек, с практически ободранной этикеткой, и со словами: - На! Дарю! – протянул их Комову. Владимир Николаевич промямлил что-то вроде «спасибо», и хотел было уже уходить, как к нему обратился Пётр Тихонович.
- Слушай сосед, а тебе собака часом не нужна. А то моя Альбина разродилась аж на пять щенячьих морд. Четверых, с Божьей помощью, раздали, а этот поскрёбыш остался. Топить – больно уж жалко. Две недели прошло - скоро прозреет. Бери, не пожалеешь! И сверху ещё упаковку спичек даю!
Комов слегка опешил, почесал затылок, а затем ударил по ладони Сидорова, в знак согласия. Оставив ведро с водой в сенках они вошли в баню, где на ворохе соломы и тряпок, возлежала большая исхудалая собака, с печальными карими глазами, а возле, как вьюн, катался по полу и делал смешные ужимки её двухцветный малыш. Глазёнки его были от удивления расширены, как у героев японских аниме, было очевидно, что он уже начал впитывать в себя окружающий мир как поролоновая губка. И тут же в бане его нарекли Гансом, в честь его немецкой породы, никакой связи с Гансом Христианом Андерсоном. Так, черно-рыжий пёсик стал полноправным членом семьи Комовых. На тот момент, сын Надежды Марковны и Владимира Николаевича, Юрий, скоропостижно женился и переехал с молодой женой в другой город. По слухам, они ждали первенца. Единственной живой душой в доме, кроме них самих, была кошка Нюрка, поэтому семья Комовых была несказанно рада появлению в их доме нового питомца. До осени он жил в сенях, а как только стали падать первые листья, Владимир Николаевич соорудил для него во дворе конуру из обрезков досок и половинки листа шифера. Чтоб не холодно было спать доски застелили брезентом и закидали соломой. Ганс сначала скептически обнюхал новое жилище, но потом всё же залез внутрь, и зарылся по уши в ещё пахнущее летом, сено. До весны его никто не привязывал, по причине малолетства и отсутствия агрессии. Но как-то в мае, один пьянчужка перепутал калитки и вошёл во двор Комовых с початой бутылкой водки в руке, матерясь и ругаясь. Поковырявшись в замке своим ключом и не попав в дом, он начал стучаться в двери и кричать:
- Клавдия, отворяй! Это я Микола!
На его беду раньше хозяев проснулся Ганс. Видно водочный запах пришёлся ему не по вкусу. Завидев силуэт чужака, машущего руками, пёс издал предупредительный рык. А когда понял, что тот его игнорирует, залился звонким лаем. Хозяева всполошились и стали выглядывать из окон. Но свет не зажигали, побаивались. А тем временем ночной гость не унимался, с ударов кулаками, перешёл на пинки. Можно было подумать, что старая, крашенная половой краской дверь была виновата во всех его несчастьях. Ганс решил за неё заступиться и кубарем выкатился из будки. В два прыжка он подлетел к крыльцу и цапнул пьяного хулигана за лодыжку. Тот заорал дурниной, рухнул с крыльца, и пополз к калитке, выронив бутылку. Но молодому вошедшему в раж псу этого показалось мало, и он для острастки укусил «отступающего врага» в так не вовремя откляченную часть тела. Всю улицу огласил трёхэтажный мат и вой. Пьяный мужик на несколько секунд протрезвел и как акробат в цирке, перемахнул через забор. Вышедший с охотничьим ружьём хозяин дома кое-как оттащил лающую, ставшую на задние лапы собаку, от калитки. После этого случая Ганса конечно похвалили и накормили куриным супом. Но между собой Владимир Николаевич и Надежда Марковна сговорились посадить пса на цепь, от греха подальше. Таким макаром, молодой, жизнерадостный пёс, в одночасье, стал простым хозяйским «цербером». Он исправно нёс свою собачью службу в конуре около десятка лет. За это время, некогда лоснящаяся рыжая шерсть его, на боках, свалялась, зубы, с острыми клыками, пожелтели, и прежде горящий взгляд его карих глаз, стал взглядом исподлобья. Но как ни странно Ганс никогда ничем не болел. Его хозяева даже и не задумывались о существовании ветеринарки. Вдруг, годами налаженный быт, и размеренный образ жизни семьи Комовых, да и не только их одних, был взбудоражен новостью, о строительстве на месте их улицы нового торгово-развлекательного комплекса. Всем жильцам улицы Моторной, чьи дома попадали под ковшы бульдозеров, от мэрии города К, выделялись квартиры в многоэтажной новостройке. Люди спешно продавали куриц и картошку, ведь в новых кварталах, ни огородов, ни сараев, иметь не полагалось. Ещё тяжелее приходилось решать с дворовыми собаками. К примеру, взять в квартиру лайку, болонку, или пинчера не составляло труда. А уже более крупные породы, начиная с дворняг, и заканчивая Сенбернарами, были не совсем уместны на 50-ти квадратах жилплощади. И вот весь вечер на Моторной горели окна, будущие новосёлы, совещались, дискутировали, и спорили о судьбах своих четвероногих подопечных. Больше всего, в этих «думских дебатах» повезло кошкам, так как, они вмещались в обычную хозяйственную сумку. Другое дело большая дворовая собака, типа овчарки, её же на балконе на цепь не посадишь, да и выводить её придётся всякий раз по нужде, раза три, четыре. В итоге, Владимир Николаевич и Надежда Марковна решили взять с собой только кошку Нюрку, а бедолагу Ганса, оставить.
- Авось, кто и подберёт, -  рассуждали они, - Ведь это – просто собака.
И они, мысленно успокоившись, стали собирать и упаковывать вещи, без которых, на их взгляд, не может обойтись семья переселенцев. Посуда, книги, и детские игрушки вязались в узлы, и ставились по углам. Дедовский, ещё работающий на углях, самовар и керосиновую лампу с треснутым плафоном, естественно пришлось оставить в чулане. Где-то через неделю семье Комовых вручили ордер на новую квартиру. А ещё через неделю их разбудил надсадный лай Ганса. Это приехал автофургон для грузоперевозок, с ярко намалёванным номером телефона на тёмно-синем тенте. И Владимир Николаевич, слегка охнув вышел во двор, по привычке затянувшись цигаркой с самосадом. Пса пришлось запереть в будке, чтоб не путался под ногами. И вот, «великое переселение народов», началось. Владимир Николаевич и Надежда Марковна таскали в кузов только мелочёвку: баулы, коробки, мешки. А крупногабаритную мебель помогали грузить им соседи из дома напротив, братья близнецы Олег и Костя Стародумовы, недавно вернувшиеся из армии. Оба плечистые и накаченные, с татуировками трёх парашютов на плечах, в тельняшках и голубых беретах набекрень. Начавшую было мяучить Нюрку схватили за шкварник и засунули в старый туристический рюкзак. Когда с погрузкой было покончено, Владимир Николаевич убрал от собачьей будки совсем теперь ненужную чердачную дверку, придавленную чурбачком, и выпустил Ганса. В довершение, он присел на корточки, и резким движением отстегнул карабин на его ошейнике, и цепь, с которой тот буквально сроднился, как узник с кандалами, со звоном упала на землю. Пёс по привычке лизнул руку хозяина в знак благодарности. Владимир Николаевич со вздохом посмотрел в глаза верному другу, который верой и правдой служил ему столько лет, потрепал его по чёрно-рыжему загривку, и молвил: - Прости, Ганс! Но мы не можем тебя взять! Оставайся с Богом! Ты здесь теперь один за хозяина! И с этими словами, кинул в одну из его мисок буханку белого хлеба, а в другую плеснул воды из ведра.
 – Вот тебе на первое время! Как освоимся на новом месте, горяченького привезу! Бывай друг!
И Комов, привстав с корточек, направился к открытой настежь калитке. Пёс по привычке последовал за хозяином. Но перед самым его носом калитка вдруг громко щёлкнула. Ганс даже не успел гавкнуть от удивления. Он привстал на задние лапы, а передние положил на забор. Стоял золотой сентябрь. Яблони и вишни в соседских садах уже начинали осыпаться мелкими «монетками» корявых листьев. Напротив дома стояла незнакомая машина, пахнущая бензином, резиной, и чем-то ему незнакомым. Через открытую дверь кабины он увидел своих хозяев с какими-то узелками на руках. Ганс вопросительно гавкнул (А, как же я?) Но те видать не понимали простой собачий язык, и даже не оглянулись в его сторону. Более того, из-за угла фургона вышел какой-то чужой человек в кожаной куртке с сигареткой в зубах. Бросив бычок под колёса, тот залез в кабину, и закрыл собою вид на хозяев. Пёс ещё раз в замешательстве гавкнул (Возьмите меня с собой!) Но вместо ответа, мужик в кожанке хлопнул дверью, и машина, взревев двигателем, мягко покатилась вниз по улице, увозя с собой все его радости, надежды, и чаяния. Ганс с лая перешёл на вой. Он царапал и грыз забор, пока пара штакетин, придя в негодность, не отвалились напрочь, и выскочив на улицу бросился вслед уезжающему автомобилю. Улица Моторная не самая длинная улица города, недалеко от автобусной остановки пересекала улицу Бакунинскую, и в месте их пересечения был светофор. Отчаявшийся пёс нагнал машину с хозяевами и громко залаял. (Ура! Догнал!) Но пассажиры «ГАЗели» казалось совсем не замечали его присутствия. И тогда Ганс залился непереводимой собачьей тирадой, в которой сплелись воедино, тоска, боль, и гнев. Владимир Иванович увидев в зеркале заднего вида своего питомца, командирским голосом гаркнул: - Ганс! А, ну марш домой! Я приеду на выходных, и тебя покормлю! Он хотел сказать что-то ещё, но загорелся красный, и автомобиль резко рванул с места. Уже кончилась Моторная, пёс задыхаясь бежал, что есть сил, по какой-то незнакомой улице. Боковым зрением он заметил несколько людей на остановочном павильоне. Сделав безумный рывок, как спринтер, в надежде на следующий светофор, Ганс сократил отставание от тёмно-синего фургона… Но вдруг, в груди резануло, в лёгких запершило, и лапы заскользили по асфальту, словно по льду. Он нелепо завалился на бок, но боли уже не чувствовал. Перед его глазами была его прежняя собачья семья, мама и братья, те, с кем его разлучили в детстве. Альбина, поджарая, с матово блестевшей шерстью, весело лизала своего сына в морду, будто он и впрямь ещё щенок. А на автобусной остановке, какой-то малыш, выпучив глазёнки, вытянул вперёд ручку и невнятно произнёс: - Бабака!
Его мать, молодая женщина, средних лет, в джинсовой куртке и кожаных брюках, закрыла ему лицо ладонью, со словами:
- Не надо, Алёша, не смотри! Это плохая бабака! Мёртвая!
Вскорости подошёл долгожданный автобус, в него нервно оборачиваясь и села молодая женщина с ребёнком, но прежде, из его салона вышло два школьника, с ранцами, лет восьми-девяти. Один рыжый, курносый, а другой брюнет в очках. Увидев лежащую на боку немецкую овчарку, они с боязливым любопытством подошли к ней на расстояние метра. Но увидев оскаленную пасть и остекленевшие, смотрящие в вечность глаза, смекнули что к чему. Они какое-то время совещались, как грамотно её убрать с дороги и похоронить. И тут из-за автобусного павильона вышел человек в оранжевой жилетке, с коробкой из-под офисного кондиционера. На его загорелом, от Душанбинского солнца лице, читалось спокойствие и решимость.
- Вы извините меня, молодые люди, но я местный дворник. И посему, предлагаю «мусор» с дороги убрать, пока большегрузы в блин не раскатали.
- А нельзя ли её похоронить по-человечески, в ямке? – спросил мальчик в роговых очках. -  Всё-таки животина, как-никак…
- Вот ещё! - Огрызнулся дворник. – Я что, похоронный агент? - В пакет и в мусорный бак! Это же просто собака…