Падение москвы

                Юрий Ватутин



         
                ПАДЕНИЕ МОСКВЫ





                Минск 1996




                От автора

         Так как я непрофессиональный писатель и не москвич, то неудачно
         попробовал, но дальше пробивать издание книги не стал.

         Это роман-утопия как боль тех лет от распада великой советской
         империи в начале 90-х годов.

         С тех пор изменились взгляды, многое не сбылось, ушла
         патриотически-романтическая наивность. Может, это и хорошо.
 
         С тех пор книгу я больше не перечитывал.




Детектив-фэнтэзи. Груз проблем придавил Россию. От нее продолжает отделяться одна область за другой. Восстают шахтеры. Особые отношения с нефтяными гигантами Сибири. На окраинах организуются казаки. Зона ислама по Волге разделила страну на две части. Можно ли остановить окончательный развал некогда великой империи?

"Можно", - отвечают неявные правители России, новые структуры госбезопасности и капитан Дмитрий Донсков. И не только остановить, а и вернуть потерянное. Но ценой всему этому - Москва.

"Не упавши - не поднимешься".

Возможное сходство всех фамилий и названий в романе с реальными является чисто случайным.



© Ю.Ватутин, автор, текст. 1996 г.



               

                ЧАСТЬ ПЕРВАЯ


                СМУТА


 
                Глава первая

Полковник Котин  сидел в кабинете и ожидал телефонного звонка.  Начальник Специального комитета был не в духе,  хотя сегодня исполнялось ровно восемь  лет  существования его комитета.  За это время сменилось три президента,  а он неизменно оставался на своем месте.  Вроде  было чем гордиться, но гордиться почему-то не хотелось. Хотя подвести некоторые итоги стоило.

Комитет был секретный и работал лично на Президента,  не подчиняясь ни Федеральному собранию,  ни Администрации президента.  В его ведении находились вопросы   поддержания  целостности  России всеми возможными средствами. Для  обеспечения этого имелось около сотни  оперативников, добывающих информацию,   и две спецгруппы реагирования "Зет" и "Каппа" под командованием его заместителя подполковника Бибисова.

Власть пытались взять все: и те, кто имел на это хоть какие-то права, и те, кто таких прав не имел. Одних уговаривали, с другими договаривались. В крайнем случае - заставляли. Но с каждым годом сделать это становилось все труднее и труднее.  Хорошо еще,  что закон по-прежнему не слишком много значил в стране.

После известного развала Россия ужалась по периферии  и  стала  еще ближе к Ледовитому океану.  Теперь же на полную мощь шло второе ужатие пока все еще обширной шагреневой кожи территории страны.

Практически было потеряно управление Карелией, Чечней, Ингушетией, Осетией. Для предотвращения утраты Каспийского моря введено чрезвычайное положение в Дагестане и Калмыкии. Хакассия, Тува и Бурятия перешли на свой язык и указаний из Центра на русском не воспринимали.  В итоге среднегодовая температура   подчиненных Москве земель упала еще на два градуса.

Даже Беларусь, не говоря уже о Малороссии, больше не стремилась под объединительное крыло старшего славянского брата. Костью в горле России сидела так называемая мусульманская зона из Татарии,  Мордовии, Удмуртии, Чувашии и Башкирии.

Зато удалось справиться с национальными меньшинствами Севера, которых теперь, практически, просто не существовало. Золото с нефтью наконец-то  стало полноправной собственностью русских.  Истинно славянские губернии разворачивались на месте некогда претендовавших на  богатства северных недр ханты-мансийцев,  якутов, ненцев, эвенков и других исчезающих народностей.

Лишь судьба  дальневосточных чукчей вызвала вялую дискуссию в Государственной Думе,  да и то,  в основном,  из-за новой серии  чукотских анекдотов, в    которых  без  прикрас отражалась национальная политика Кремля.

"Анекдоты анекдотами, а до нового Нюрнберга довести могут,- грустно вздохнул Котин, осмысливая деяния своих рук.- Не президент-же, избранник народа,  должен за все отвечать.  Только реальный исполнитель или, как говориться,  стрелочник.  Такова уж сложившаяся практика.  А  ведь это, чувствую,     только начало",- философски продолжал он копаться в ставших привычными за последнее время мыслях.

Размышления прервал  телефонный  звонок.  Юрий Борисович резко снял трубку.

- Димадон,  ты? Ну, наконец. Давай срочно ко мне, жду. Машина будет около тебя через двадцать минут.

Трубка опустилась на место.

                ***

Ровно через  час  молодой  широкоплечий  мужчина чуть выше среднего роста вошел в кабинет полковника. Капитан Дмитрий Донсков или, как его часто называли сокращенно, Димадон, являлся одним из лучших оперативников полковника.  Смелый, решительный, всегда готовый к рукопашному или оружейному бою, он был здесь как нельзя лучше на своем месте.

В команду полковника Димадон попал всего лишь  сержантом-сверхсрочником, всем  разочарованным и по контракту колесящим по горячим точкам России. Правда,  за его плечами имелся еще исторический институт,   но чем и  зачем он там занимался,  Донсков не мог вспомнить даже во время дружеской пирушки.

За пять  лет  он вырос до капитана.  Но это не был аванс,  это была конкретная плата за конкретную работу.  Потеря  друзей,   неустроенная личная жизнь,   шрам за левым ухом,  пулевое ранение - все было частью этой платы. Как и те, что пали, пусть и по приказу, от его руки.

- Садись, докладывай,- полковник сделал приглашающий жест.- Как там Крушин? И как поживает Ласутин Аркадий Семенович?

Первый являлся президентом крупнейшей российской и мировой компании "Сибинега", занимавшейся добычей и экспортом сибирской нефти и газа, а второй - губернатором Тюменской области,   где  располагалась  главная штаб-квартира компании. Задание капитана состояло в проверке тревожных сведений, поступавших в последнее время из этого региона.

- Прекрасно живут, душа в душу, не разольешь водой.

Это было странно.  Раньше они постоянно не ладили,  грызлись  из-за причитающихся им доходов.  То один,  то другой обращались за помощью в правительство, в  Думу,  требуя справедливости и дотаций.  И бюджетные средства непрерывным потоком текли навстречу потокам нефти за Урал.

Но и своих средств у "Сибинеги" хватало.  После поглощения нескольких западных  компаний их объем уже вполне был сравним с бюджетом России. И вот здесь вдруг все затихло и успокоилось. Никаких требований и несогласий с Центром. Зато активизировалась деятельность в других направлениях. И поползли слухи.

- Да не слухи это,  Юрий Борисович,  - сразу решил выложить главное капитан, - а самая настоящая правда.

Этого-то полковник больше всего и боялся. Что-то еще более опасное, чем неповиновение окраин,  вызревало в недрах империи. Грозя ей распадом и  полным  переделом.   Это уже были не Бурятия и даже не Украина. Москва могла потерять сразу все.

Дослушав сообщение до конца,  полковник надолго задумался. Дима хорошо знал эту привычку и не пытался прервать паузу.  Когда будет надо, полковник сам вспомнит о нем.

- Так говоришь, заговор губернаторов? - медленно оторвался от своих мыслей Котин.

Донсков ничего такого не говорил, но неожиданно понял, что весь его рассказ, в  сущности,   был  именно об этом.  Отказ от посещения Думы, встречи губернаторов один на один,  ложные сведения  об  экономической обстановке, прекращение  основных платежей под любыми предлогами и накопление собственных валютных резервов. Полковник, как всегда, попал в точку.

Теперь и многое другое ему самому начало  казаться  подозрительным. Он вспомнил  о  четырех  встречах Ласутина с представителями посольств западных стран и двух делегациях из Ирана и Китая.

- Добрые соседи тут как тут, - покачал головой Котин. - А я уже подумал, что хоть на этот раз без них обойдемся.

- А еще мафия там появилась. Или бандиты. Пока не разобрался.

- Ладно,  о мафии пока не надо,  потом доложишь.  Сейчас нужно  каким-то образом  срочно выходить на Президента.  А как на него выйдешь, если он больной?

Донсков чуть-чуть улыбнулся и неуверенно предложил:

- Ну, как всегда, через Зою...

- Как всегда,  как всегда... Опять на тебя работать приходиться. Ах, Димадон, Димадон.

Капитан, не отвечая, переминался с ноги на ногу. История была старая, но постоянно тревожила обоих. Когда-то Зоя являлась секретаршей и любовницей полковника,  еще до того, как ее пришлось уступить Президенту. С появлением же капитана в их системе, именно он стал новым фаворитом фаворитки. И даже влюбился в нее.

Тем временем полковник безуспешно набирал номер телефона.

- Сколько раз просил, чтобы радиотелефон с собой носила.
- Так это же Зоя.
- Сам знаю.  Не учи.  А,  наконец-то. В машине она... Зоя, это Юрий Борисович. Заедь ко мне на минутку. Есть важный разговор.
- Разговор?
- Ну, просьба... К тому же у меня и Донсков еще сидит.
- Вот не ожидала от тебя.  Сразу две приятных новости. И просьба, и Дима приехал. Скоро буду.

Полковник положил трубку.

- Ну и баба.  Палец в рот не ложи. Впрочем, не только ей. Что мне с этими губернаторами делать?  Депутатская неприкосновенность,  демократия, пресса и все такое.  Так просто не арестуешь и из игры не  выключишь.

Капитан Донсков на все это никак не реагировал,  удобно устроившись в мягком  кожаном кресле.  Он привык к подобным публичным заявлениям о невозможности что-то сделать.  Но если кто-либо и работал в этом государстве на государство, так это полковник. Капитан многое знал. Однако его дело было исполнять, а не вступать в дискуссии.

Снизу позвонили.

- Пропустить, - коротко ответил полковник.

Через несколько  минут  в  кабинет без стука грациозно вошла мягкая высокая блондинка. При входе она улыбнулась и помахала им рукой. Затем подошла и по очереди чмокнула в щеку обоих мужчин.

- Зоя Васильевна,  мы же на работе, - недовольно поморщился полковник.
- Знаю, Юрик, больше не буду.

Затем наклонилась к капитану и шепнула тому на ухо:

- Сегодня в девять у меня.  Нет, скорее в десять. Не забудь, милый, - и пристально глянула на него голубыми невинными глазами.

Этот взгляд сводил капитана с ума.  Впрочем, как и его предшественников. Полная невинность во внешнем облике каким-то непостижимым образом сочеталась в ней с вульгарностью речи и неограниченностью в сексе.
 
Сказав, Зоя как бы нечаянно прислонила свою коленку к ноге  капитана, а  поворачиваясь,  бедром задела за его плечо.  У того перехватило дыхание. Она же, как ни в чем не бывало, вернулась к полковнику и села напротив него.

- Я слушаю, Юрий Борисович.

Полковник тяжело и немного грустно вздохнул.

- Нужно  срочно  встретиться  с Президентом,  - отчетливо по слогам проговорил он.

- Где я его тебе возьму,  Юрик, рожу, что ли? - пожала плечами Зоя. - Он же больной.  То на первой даче, то на четвертой. Может и в реабилитационном центре. Сам позвони.

Полковник неуютно заерзал в кресле.

- Там  же сейчас Шамилев всем заправляет.  А я с Артуром Юсуповичем немного не совместим.

Зоя это  прекрасно знала.  Помощник президента пытался всеми силами ограничить влияние полковника на главу государства.

- Очень надо,  Зоя.  От тебя не скрываю. Речь о судьбе России. Значит, и Президента.  В случае чего ты,  конечно,  не пропадешь,  но все же...

- Не каркай,  Юрик,  не каркай. Знаю, как ты радеешь за нас. Ладно, сделаю. В шесть я должна быть у него.  По-дешь со мной. Обо всем договорюсь, - сама предупредила она готовый  сорваться  с  уст  полковника вопрос.

- Спасибо, Зайка, - не смог скрыть облегчения Котин. - Выручила.

Для всех близких к себе мужчин Зоя Васильевна в конце концов всегда оказывалась Зайкой.

- Тогда я пошла.  Пока,  Юрий Борисович, - Зоя про-тянула полковнику руку, которую тот с видимым удовольствием поцеловал.  - И  тебе  пока, Димочка, - кивнула она капитану, а проходя мимо, шепнула: - Так не забудь, в десять.

Дверь захлопнулась.

- Какова,  а?  - подмигнул полковник капитану.  - Что бы мы без нее делали? И что она там тебе шептала?

- Юрий Борисович, это личное.

- Ладно, знаю. Ты там не очень...

Что "не очень" полковник не стал уточнять.  Донсков не  скрывал  от полковника свою  связь.   Да тот и без этого все узнал бы.  Как-никак, профессионал.

- Можешь  идти,  - полковник встал,  чтобы проводить капитана.  – И будь готов.

- Да я всегда! - капитана, как пружиной, вышвырнуло из кресла.

- Вижу,  что в нормальной форме. Ну, пока. Да, чуть не забыл. Отчет подготовить к вечеру.  Хорошо, хорошо, - заметив гримасу на лице капитана, смягчил свое требование полковник. - Встреча с товарищами, то да се... Но завтра - последний срок!

- Будет исполнено! - с радостной улыбкой Донсков выскочил за дверь.
 
Полковник же  продолжил свои раздумья.  Требовалось подготовиться и так сообщить сведения Президенту,  чтобы тому не стало хуже. И в то же время, что  мог Президент в этом хаосе сделать?  Нарушить Конституцию? Не решится.  Отдать приказ ему? Но на всю Россию его одного не хватит. А если  с  Президентом случится инфаркт?  Собирать манатки и идти к новому хозяину? Если такой быстро найдется. Или же...

"Хватит об этом.  Надо дело делать.  Там будет видно",  - полковник зашелестел бумагами отчетов, готовясь к вечерней беседе.



                Глава вторая


Донсков шел к себе, насвистывая привязавшуюся мелодию из "Крокодила Гены". Его служба размещалась на верхнем этаже небольшого двухэтажного особняка. Первый  этаж занимала фирма без вывески по ремонту телевизоров. Впрочем, вывеска отсутствовала и на их двери.

Чтобы засекретить Комитет,  почти все службы Котина размещались подобным образом.  Иногда это бывало неудобно, если разговоры были нетелефонными и приходилось из-за пяти минут общения целый час колесить по городу. Но в основном так было намного лучше. Все же определенная свобода и подальше от начальства. Особенно учитывая, что в Москве-то и дел у них особенно не имелось. Постоянные разъезды.

Отсвистев "Чебурашку", мысли капитана переметнулись на Зою. Почему-то вспомнилась их первая встреча.  Тогда он только что был был замечен людьми Бибисова и в первый раз попал на прием к полковнику.  Переговорив, Котин  отправил его на склад получить форму. А чтобы он не заблудился, послал  с ним тогда еще свою секретаршу Зою. Там все и произошло.

Примеряя ему китель,  она сзади плотно прижалась к нему своей упругой грудью.  И не отпускала до тех пор,  пока не расстегнула рубашку и ремень. Только потом повернула лицом к себе.

Он попытался что-то сказать, но она прикрыла ему рот рукой, а затем одним движением распахнула кофточку, под которой больше ничего не оказалось, и притянула его голову к набухающему на глазах соску.   Отвыкнувший за  годы скитаний по чужбинам от аромата нежных духов и чистого женского тела, он потерял над собой контроль...

Может быть именно эта несдержанность ей и понравилась, но с тех пор они постоянно встречались. Из-за занятости и Зоиного положения встречи случались довольно редко, но зато доставляли обоим массу удовольствий. Говорить о какой-либо перспективе их отношений Зоя категорически отказывалась, хотя Донсков и начинал пару раз такие разговоры.

Впереди показалось здание офиса.  Интересно,  знают ли ребята о его возвращении? Он немного потоптался перед дверью, раздумывая, то ли нажать замаскированную кнопку звонка, то ли открыть своим ключом.

- Да не колебайся ты там,  не колебайся, - раздалось из встроенного динамика, - просто толкни и заходи. Открыто.

Получалось, что знали. Скорее всего через новую секретаршу шефа Риту. И приготовились.  Стол был застав-лен банками с консервами и бутылками. Половина  бутылок  с  водкой,   а вторая половина с минералкой и "Буратино". На подоконнике лежали апельсины и три батона.

- Ну, здорово, мужики. Со встречей! А это что за беспорядок? - кивнул он на стол. - Или теперь без меня всегда так?

- Привет, Димадон, привет, - трое крепких парней выстроились в очередь, чтобы пожать руку другу. - Это тебя встречаем. Санек тут организовал утечку информации через Риту в процессе ее охмурения.

- Иду по стопам  старшего  товарища,   -  притворно  потупил  глаза стройный высокий красавец Саша Мурашко.

- Зоя замучила нас звонками сюда о тебе,  -  пояснил  намек  Максим Удалов. - Как так моя Сибирь поживает?

Пожатие руки гиганта было нелегко выдержать, особенно человеку, ранее не встречавшемуся с Максимом. Димадон эту клешню знал хорошо и успел достойно подготовиться.

- Тепло как в Москве.  А вот насчет "твоей"...,  - капитан сбился с шутливого настроения и чуть призадумался,  - ...то скоро может  перестать таковой быть.

Сибиряк оказался заброшен в организацию Котина так же случайно, как и сам Донсков. Он даже в армии не служил. Чемпион Европы и вице-чемпион мира по классической борьбе,  профессиональный спортсмен, ясное будущее. Но находясь на сборах в Москве вместе с братом, их пути пересеклись с группой  хулиганов,   оккупировавших  небольшой мост и с детской радостью наблюдавших как беспомощные и слабые людишки через глубокий овраг внизу преодолевают под мостом путепровод.

С наивной деревенской отвагой они вступились  за  людей,   поначалу разметав четырех мордоворотов,  окруженных десятком пацанов. Но уже на втором заходе, захрипев, брат свалился с ног, пытаясь выдернуть из себя торчащий узкий нож.

Разъярившись, Максим бросился на ударившего, но сзади на нем повисли двое.   Отряхнувшись от одного,  второго он попросту выбросил через перила моста на пути. К тому времени Жорик, а он слышал, как того предупреждали "Жорик, назад!", отбежал в сторону, прикрываясь тремя ножами корешей.

И неизвестно,   как бы закончился спор самого чистого вида борьбы с вседозволенностью, если бы на помощь ему не пришел  невысокий  крепыш. Несколькими удара-ми  ног  он выбил ножи и,  сломав одному из хулиганов руку, заставил остальных быстро покинуть поле боя.  Затем  бросился  к раненому. Однако, было уже поздно. Брат не дышал.

После этого Максим долго судился. Оставшиеся члены банды все свалили на скрывшихся Жорика и Светика. Да еще сброшенного на рельсы Алеся, давно находящегося в розыске. А вот тот, кому сломали руку и еще один, шея которого  навсегда осталась повернутой только в од-у сторону после железных объятий   Максима,   оказались  детьми  родителей  с  немалым положением.

Возможно, Максиму и не удалось бы выкрутиться, если бы не его новый знакомый, тот  самый,  что пришел на помощь в трудную минуту. Каратист божьей милостью Толя Чижик,  а это был именно он, свел Максима с Котиным. Таким  образом тот оказался в спецкомитете, закончив на этом свою спортивную карьеру.

Не сосчитать, сколько с тех пор повидал Удалов несправедливости. Но мечта найти убийцу брата осталась до сих пор. Как до сих пор не закончилась их  дружба  с Чижиком.  Большой и маленький,  если была возможность, почти всегда находились вместе. Особенно нравилось им заниматься практической дискуссией на тему, что надежней, сила или ловкость.

В спортивном плане,  к большому удивлению Чижика,  перед которым до сих пор  никто  не  мог устоять,  победа всегда оказывалась на стороне Удалова, на которого не действовали никакие китайские "штучки" и  захваты. Однако,  понимая теперь, что против оружия он беззащитен, Максим многому научился от Толи.  Сам же Чижик получил возможность  отрабатывать такие приемы,  которые для другого партнера в спарринге наверняка оказались бы смертельными.

Все это было в прошлом, о котором давно не вспоминали. Ныне, распечатав на четверых три бутылки "Столичной", они просто отмечали удачное возвращение командира. Консервы закончились, "Боржом" тоже. В ход пошли цитрусовые. Остались батоны, которые никто не тронул, да "Буратино". Его прибрал к рукам Мурашко, собираясь отнести в подарок Рите.

Димадон окончил рассказывать Удалову и другим о перспективах Сибири и досказывал о том,  о чем не успел доложить полковнику. В первую очередь это касалось службы безопасности "Сибинеги".

- 170 человек. Как вам? И это только в одном центральном отделении. Заведует там некий Юлиан Равадский, участник десятка конфликтов. В замах ходит Олег Сукин,  отличившийся при уничтожении хантов, когда расширяли территорию нефтедобычи.

- Неужели убивают?

- Сами,  вроде,  нет. Имеется для этого пару криминальных группировок, на  которые я пока не вышел. Зато остался там один человечек, Вадик Неклювин,  который меня на них вывел.  Частный детектив.  Отличный парень и работает против "Сибинеги". Он там сейчас копает.

- А на него как вышел?

- Как-то сложно. Разные интересы, депутат комитета обороны, полковник, затем я. Ладно. Обо мне хватит. Как у вас?

- У нас все пусто.  Все допили. Требуется где-то продолжить. Может, махнем в ресторан?  У тебя как раз и костюмчик подходящий, видно там в хороших структурах общался.

- А что,  можем и махнуть,  - капитан был не против.  - Продолжим о московских новостях под "Московскую". Машина есть?

- Имеется. Как же без машины. Куда рванем?

- В "Славянский базар". Там меньше внимания, а обслуживание нам все равно какое. Я проставляю.

- Ну,  тогда, кто платит, тот и заказывает музыку, - радостно зашумели, с грохотом отодвигая стулья, остальные.

Когда закрывали дверь,  зазвонил телефон.  Вернувшись с порога, Мурашко поднял трубку и поманил Донскова.

- Тебя.
Звонила Зоя,  которая,  договорившись о встрече полковника с Президентом, на этот вечер оказалась свободной пораньше.

- Зайка,   сейчас  никак  не  могу,   - виновато пробубнил в трубку капитан. - Хотя и хочу.  С ребятами в кабак еду.  Договорились поговорить.

- Тогда я с вами, - Зоя прекрасно знала их работу и всегда реагировала правильно. - Куда?

- Да в "Славянский".  Как всегда на втором этаже.  Сейчас еще рано, места будут.

- Понятно, ждите.

Трубку положили.

- Пошли, что-ли? - позвали от двери.

- Конечно, что нас задерживает?

                ***

За руль "Бьюика" капитан сел сам, в таких случаях не доверяя никому другому. Как-никак  постарше и рюмку держать мог.  А вот Удалова после двух пузырей приходилось уносить на руках.

"Не забыть бы проследить за ним", - мелькнуло в голове капитана.
 
"Бьюик" взвыл и с ходу сделал сто. Местные милиционеры давно не пытались останавливать этого монстра. Машина была класс! Несколько неповоротливая в кривых переулках,  на ровных участках она  могла  достать любого.

Через Савеловский вокзал Димадон вырулил на Новослободскую,  доехал до Садового кольца и по Петровке прошел на площадь Революции. Там припарковались около неизвестно в какой раз реставрируемого здания гостиницы. На всякий случай, чтобы не забрало ГАИ, капитан прикрепил на капот дипломатический флажок одной из африканских стран, и через переход вся компания вышла на Никольскую к "Славянскому базару".

Там, как  всегда,  дым стоял коромыслом.  Из-за этого ярусы второго этажа просматривались сквозь дымку.

- За наш столик? - спросил Толя.

- Конечно.

Официант их знал и с его помощью они быстро договорились с приезжими командировочными освободить привычное место и пересесть  за  столик чуть подальше от балюстрады.  Вел переговоры официант, но трое стоящих за его плечами парней делали просьбу намного доходчивей.

Отсюда картина внизу казалась особенно впечатляющей.  Бегающие официанты, метрдотели,   сотни снующих посетителей. Приятный уху нечеткий гул большого присутственного места.  И дым  -  специфическая  визитная карточка -  плотным маревом висящий от пола до потолка.  Базар,  одним словом. С почетными варяжскими гостями на галереях.

- Поехали!  - раскупорил принесенную бутылку Димадон. - Теперь выкладывайте московские новости. Как-никак два месяца в отлучке.

Все новости, касающиеся их, оказались одного плана. Полнейший беспредел в управлении.  Наступили времена,  о которых более ста лет назад Лев Николаевич Толстой писал, характеризуя ту, дореволюционную Россию, что она держится на беспорядке.  Все держалось на личной власти и связях.

Назначения и снятия высших должностных лиц следовали чуть не каждую неделю. Но даже за столь короткое время пребывания на высших постах каждый руководитель  успевал создать под себя частно-государственную компанию и без большого сожаления покидал Белый дом или Старую площадь.
 
Частную - так как доходы делил узкий круг лиц,  а государственную - так как компания обслуживала или,  как писали газеты, скорее обворовывала государство.  Даже создавалось впечатление, что отдельные кланы и партии только   для этого и пропихивали своих ставленников через Думу. Иначе не объяснить, почему после снятий ни одна из группировок не поднимала шум.  Вместо этого она просто вводила нового человека на быстро освобождающиеся вакантные места. Все по закону.

Пока надежно сидели на своих местах только некоторые силовики.  Это курировавший все  остальные военизированные структуры председатель комитета государственной безопасности,  старый друг Президента,   маршал Стаин. Кстати, единственный маршал во всех вооруженных силах. Еще один единственный - из неснимаемых министров - министр внутренних дел генерал Смолин,  повязанный с Президентом кровью подавленных бунтов регионов.

И два армейских генерала. Командующий ракетно-космическими войсками Ветер и командующий сухопутными силами Громов. Ветра не трогали, так как просто не знали, что с ним делать. Правительству было не до внешней политики.  А на внутренней  зоне  оно  уже обожглось. Тогда  тувинцы похитили ракету с ядерным зарядом и взорвали ее около Барнаула.  Хорощо еще,  что не имея специалистов,  они смогли только подорвать атомный "разогреватель" ее водородной начинки.  Пострадал только один из районов города. После этого  всю ядерную технику вывезли из населенных территорий и разместили в снегах. Где о ней благополучно забыли.

А что касается Громова,  то он, обладая реальной властью, просто не позволял себя снимать. Всеармейское офицерское собрание, им же организованное, следуя  революционным временам, постановило утвердить его на эту должность на пятилетний срок и не подчиняться иным решениям правительства.

Из гражданских же чиновников к таким долгоседам сегодня мог отнести себя только серый кремлевский кардинал, помощник президента Артур Юсупович Шамилев.  Чем хуже становилось Президенту,  тем больше подготовленных Шамилевым документов он подписывал.  Если бы не Зоя,  то скорее всего и комитет Котина попал бы под его опеку.

Сама Зоя приехала после второй распитой бутылки.  Зная, что вечером припарковать машину  в центре Москвы было практически невозможно,  она добиралась сюда на метро, немного недовольная этим.

Не успела она подойти к их столику,  как внизу из общего гула выделился самостоятельный тон.  Она наклонилась к барьеру,  пытаясь сквозь дымку разглядеть источник этого тона.

Ничего интересного не оказалось.  Там назревала обычная драка. Четверо, видно,  перепивших мужчин сцепились с проходящими мимо них к выходу посетителями. Те же, как на грех, оказались крутыми и не пожелали уступить превосходящим силам.  Обычная картина для фешенебельного,  но слишком уж многочисленного заведения.

Отвернувшись от приевшейся сцены,  комитетчики повернулись приветствовать Зою, когда та, быстро глянувши вниз, вдруг неожиданно произнесла:

- Ха,  а вон того русоволосого я,  кажется,  знаю,  - и указала  на толстого, но    крепкого и ярко одетого мужчину внизу.  - За вчерашний день он два раза, как бы случайно, пытался со мной познакомиться.

- Ну-ка,  ну-ка,  посмотрим, что это за Дон-Жуан такой выискался, - привстав и играя ревнивца, с усмешкой еще раз глянул капитан вниз.

И тут же улыбка исчезла,  как и хмель,  который, вроде, начинал уже брать над ними верх.

- Да это же мой знакомый, Сукин, я вам только что о нем рассказывал. Не по моим ли следам он сюда добрался?  Если они уже пронюхали о  нас, то их организация не уступает нашей.

Тут что-то впилось ему в руку с такой силой,  что капитану пришлось обратно сесть. Он попытался выдернуть руку, но ее зажало как в тисках. Только подняв глаза вверх, ему стало понятно в чем дело.

С побледневшим застывшим лицом его держал за плечо Удалов. Да, против такой силы и лом не всегда мог помочь.

- Это он,  - едва слышно с напряжением прошептал Максим,  показывая глазами вниз.

- Кто?!

- Жорик.

Больше ничего не сказав,  он бешено рванулся к лестнице. Забыв выпустить плечо  Димы и потащив его за собой,  Максим по ходу перевернул столик, за которым они сидели. Раздался грохот, не меньший, чем внизу.
 
Вроде увлеченный потасовкой,  Сукин тем не менее бросил  мгновенный взгляд вверх и заметил Зою, чей профиль трудно было не распознать даже на таком растоянии.  Он начал уже кланяться, когда скользнувший дальше взгляд вычислил в подымающемся рядом с ней мужчине Донскова.

Сукин сразу опустил и отвел глаза.  Затем что-то шепнул напарнику и неторопливой походкой стал отходить в сторону.

И в  этот  момент в зал первого этажа с лестничного пролета вылетел Удалов. Не  обращая внимания на встречающиеся препятствия,   он  молча бросился к месту потасовки.  Зое с верха это напомнило торпедный катер на полном ходу, от которого во все стороны расходятся волны. А в кильватере этого катера появился еще один в лице Димадона.

Неизвестно, что подумал на это Сукин,  но,  обернувшись,  он бросил оставшимся "Прикройте!" и,  ускорившись, сменил направление на служебный ход.

Крутые оказались не из робкого десятка.  Считая, что подмогу позвал ушедший Сукин,  они не отступили и на этот раз.  Один из них, брюнет в свитере, даже нанес удар первым по не ожидавшему этого Максиму.

Максим и  хотел бы не ответить на удар,  сосредоточившись только на Жорике. Но  сработала привычка. Отведя удар встречным движением руки и пригнувшись, он  правой ногой подкосил ноги противника. Тот кулем свалился вниз,  как трава стелется после косы. А Максим уже был около Жорика, хватая  того за локоть и не давая вытащить руку, которую тот сунул в карман.

Вторая рука Удалова размахнулась,  но не дошла до цели.  На ней повисли двое вступившихся за брюнета друзей.

- Светик,  сделай его, - прохрипел Жорик, не в силах выдернуть руку из кармана и оторваться от Удалова.

Такой же плотный и побритый,  как сам Жорик, здоровяк вытащил финку и направил ее в живот незащищенного Максима.  Однако удар нунчака, нанесенный подоспевшим Чижиком, выбил нож из повисшей плетью кисти.

- А-а,  сука!  - заревел Светик, всей массой наваливаясь на Чижика.

Тот неуловимым движением выскользнул из-под него и двумя сцепленными в   кулак  руками нанес сокрушительный удар сверху по позвоночнику. Светик грохнулся лицом в пол и захрюкал, как недорезанный боров.

- Молоток, Чиж, - бросил появившийся около стола Донсков, на всякий случай ударом ноги по лицу сумевший прекратить хрюканье.

Толя только кивнул головой, переключаясь на основную схватку. Однако тут применить свое мастерство у него не оказалось возможности из-за густоты сцепившихся тел.

Не желая калечить посторонних,  Саня и Дима пытались оторвать их от Удалова, в свою очередь не выпускавшего из рук Жорика.  Четвертый член банды вцепился в поднявшегося брюнета,  который дрался  с только отмахивающимся   Мурашко,  пытавшимся помочь зажатым в середине друзьям.

Находившиеся вокруг посетители раздвинулись, образовав круг побольше, болея  в основном за Удалова и красавца Саню.  Их ожидания, скорее всего оправдались бы,  не прогреми в этот момент револьверный выстрел, а затем второй.

В ответ раздался женский визг и скрежет сотен отодвигаемых стульев. Всеобщую панику усугубил шуршащий звон осыпающегося зеркального панно, занимавшего полстены около входа. Народ бросился к выходу.
 
Неуправляемый людской  напор разметал дерущихся и поодиночке втянул их в  сбившуюся около выхода толпу.  Среди в основном молчаливого возбуждения раздавались истошные вопли упавших на  пол.   Остальные,   не предлагая никакой помощи, сосредоточенно пытались не оказаться на месте лежащих.

Вдобавок на одном из столов загорелась от брошенной  сигареты  скатерть и  редкие выкрики "Пожар!  Пожар!" никак не способствовали установлению порядка.

Лишь через  полчаса,   после  приезда трех пожарных машин,  четырех "скорой помощи" и более десятка милицейских,  давка рассосалась, оставив за собой разбитое окно,  потеки воды на потолке и стенах,  лужи на полу, опрокинутые столы и поломанные стулья. Те, кто не пострадал, живо обсуждали между собой случившееся бесплатное представление и угощение.

Стрелял Сукин. И стрелял в них. Все это прекрасно видела Зоя. Как и его уход через служебный ход вдвоем с еле  волочившим  ноги  Светиком. Остальных бандитов  в дымном месиве толкучки она не разглядела и куда они делись, не знала.

Но зачем  Сукин стрелял?  На него у них открытого криминала не имелось и навряд ли он мог обладать информацией о личных счетах Удалова с Жориком. Оставалось только одно предположение. Он не хотел "засветиться" перед Донсковым. Это же косвенно подтверждало его требование о прикрытии и поспешное бегство.

Версия была.  Но разбираться с милицией не имело смысла. Больше чем сами, никто  им ничего не сообщит.  А шум вокруг зачинщиков драки  мог получиться немаленький.   Тем более,  что остальные ее участники также решили не выставляться.

Обойдя стороной  гудящую толпу,  Донсков распрощался с товарищами у входа в метро, а сам вместе с Зоей пошел к оставленной машине.

                ***

- Не сейчас,  не сейчас!  Еще не сейчас, Димочка! - шептала возбужденно Зоя, пытаясь выскользнуть из-под Донскова. - Вот сюда поцелуй... А теперь сюда... Я знаю, что тебе хочется, но потерпи немного.

Она освободилась  и  мягко скользнула с дивана на пол.  Дрожащий от желания капитан просто кулем свалился вслед за ней,  пытаясь в  полете скинуть остатки одежды.  Перевернувшись на пушистом ковре,  Зоя сумела выскользнуть и на этот раз.

Лежа на другом конце ковра,  она с восхищением наблюдала, как капитан пытается  высвободиться из запутавшихся штанин.  Именно за это нетерпение она и любила его,  хотя сам процесс  старалась  продлить  как можно дольше, временами доводя любовника до исступления.

Вот и сейчас она лежала на боку,  подвернув под себя левую  ногу  и запрокинув голову. Находящийся на полу Димадон в такой позе не мог видеть ее лица.  Зато отчетливо видел вывалившуюся из кофточки  одну  из высоко стоящих грудей,  которую он только что целовал,  и все то,  что находилось под юбкой.

Сгруппировавшись, он сделал кульбит и ощутил под рукой гладкую дрожащую поверхность полного бедра.  Ладонь до упора двинулась еще  выше, все сильнее вдавливая пальцы в нежную поверхность.

Однако Зое еще было рано. Резко дернувшись, она оказалась на ногах.
 
- Димочка, не хочешь ли ты, чтобы я отдалась тебе в трусиках, - игриво погрозила она пальчиком. - Жалко же одежду. И потом, я еще не была в ванной. Сейчас душ приму.

- Так бы сразу и сказала,  - лениво  подымаясь,   ответил  Димадон, сбрасывая оставшуюся на плечах рубашку. - Давай, только побыстрей.

Убаюканная его смирением,  Зоя направилась по коридору к ванной. Но не успела она даже дотронуться до ручки двери,  как в два прыжка капитан догнал ее и повалил на пол.
- Ой, холодно, Димка! Ты что делаешь?

- Люблю тебя,  вот что я делаю. С трусиками и без, - Дима больше не мог сдерживаться, все сильнее сливаясь с лежащим на полу телом.

- Тогда подложи руки,  а то мне холо-о-о-о! - страстная просьба перешла в стон.  "И как он смог угадать, что мне надо, милый?" - мелькнуло где-то в подсознании счастливой Зои...

Потом они сидели на кухне, курили и говорили ни о чем. Зоя время от времени обмахивалась  халатиком,  при этом открывая все свои прелести. Капитан старался не реагировать на это. Основное у них еще было впереди. Теперь и он мог не торопиться.

- Как мальчик? - затягиваясь, лениво поинтересовался капитан.

Так между собой они называли Президента.  Сначала это  им  казалось очень смешным, после одной из шуток известного юмориста. Но потом привыкли, и прозвище прижилось само собой.

- Слабый стал, если не сказать блаженный. Я с ним месяц уже не спала. Погладишь - ему и достаточно. Слово ласковое скажешь - сразу оттает и об улучшении жизни всего народа начинает говорить. Хороший мужик. Мне б чуть попозже такого мужа - то что надо.

- А я...

- Или тебя. Если станешь президентом. Хотя бы небольшой компании.

Зоя полезла в холодильник за баночкой с черной икрой,  по дороге как бы невзначай зацепившись за капитана. При этом ее пупок оказался прямо у его губ. Открыв дверцу холодильника и прижавшись к Димадону,  Зоя на  минуту замерла. Затем медленно и осторожно потянулась вверх, подставляя капитану абсолютно гладкую поверхность двух выпуклых полосок. Сама же захватила немного икры и так,  вместе с пальцем, полузакрыв глаза, с наслаждением стала ее сосать.

Для нее это был высший кайф.  Не сосредотачиваться на основном процессе, а  заниматься, как бы между прочим, и другими приятными вещами.
 
Помимо его желания,  капитан зажегся опять. Эта ее кажущаяся нетребовательность очень нравилась ему.  В эти моменты он оставался один на один с ее телом.  Сама хозяйка и ее душа расплывались в этом теле,  не мешая своим  присутствием делать с ним что угодно.  В такие моменты он чувствовал себя Гарун-Аль-Рашидом, властелином гарема из покорных беззащитных наложниц.

Руки его  сами собой,  для большего удобства переместились на более округлые, мягкие  и большие части под халатиком. Зоя застонала, не выпуская пальца изо рта...

И в этот момент зазвонил телефон. Не личный,  для друзей и подруг. А правительственный, не очень элегантный, зато красный и с гербом.

- Во,  пля!  - пока еще не раскрывая глаз,  сквозь стон  произнесла Зоя.

Но уже выработавшаяся ответственность государственной женщины  заставила ее поменять приятное на полезное. Чувство долга победило.

- Да,  слушаю, - оторвавшись от капитана и не забыв по дороге прикрыть холодильник, произнесла она в трубку аппарата.

И тут же спокойствие сменилось на неудовольствие.

- У меня, у меня. Не будь сволочью, Юрка, дай хотя бы час. Тебе самому сколько требовалось?

Поняв, что разговор о нем, капитан подошел поближе, протягивая руку к телефону. Без дальнейших слов Зоя передала трубку.

Звонил полковник.

- Димадон,  собирайся и срочно ко мне,  - голос  полковника  звучал серьезно. - Можно было бы отложить на утро, как меня просили. Но чувствую, что  завтра завертится в верхах буча и нормально  поговорить  не удастся. Извини, уж. Машина есть?

- Имеется,  товарищ полковник, - по привычке вытянулся Донсков, обмотанный простыней. - Выезжаю.

- Жду, - голос в трубке сменился короткими гудками.

Оторвавшись от  телефона,  капитан поспешил в комнату.  Одевание не заняло много времени,  и скоро он, в пиджаке и при галстуке, был в коридоре. Там все это время, не произнеся ни слова, его ожидала Зоя.
 
Перехватив и обняв его перед дверью,  она жарко прошептала на ухо:  "Я хочу сейчас, Димочка. Хоть как-нибудь. Хоть в одежде, хоть без. Пять минут ничего не решат. Нагонишь в дороге".

Говоря это,  она нагнула его голову к своей сочной груди.  И опять, не видя ее лица, Дима остался один на один со всем ее великолепием.

- Хотя бы вот здесь, у стеночки, - продолжая уговаривать и вся дрожа, Зоя  тянула его к вешалке,  где, несмотря на теплые дни, почему-то продолжала висеть шуба. - Здесь, сейчас, - ее нога призывно начала обнимать его, требуя того же самого от его рук...

Быстро выполнив свой любовный долг,  капитан выскочил за дверь. Хорощо еще, что с Зоей, ни при каких обстоятельствах, это проблем не вызывало. Звук  хлопнувшей за спиной подъездной двери  почти  совпал  со звуком включаемого стартера.

Все это время наверху в коридоре  прекрасная  женщина  с  закрытыми глазами продолжала стоять около вешалки,  теребя полунаброшенной шубой свою пылающую грудь.



                Глава третья


Президент на  встрече  поддержал все предложенные планы полковника. Умный человек,  он понимал, что законными действиями развал страны уже на остановишь.  Тому примером являлись дела всех его предшественников.
 
И он,  как они,  поначалу пытался соблюдать Закон и Конституцию. Но предложенная общенациональная   объединительная  идея опять не восторжествовала в народных массах.  Опять она погибла  в  стихийных  волнах беспорядка и обмана. А что без нее президент в России? Ягненок на заклание перед массой чиновничества, весьма спаянной, в отличие от массы народной,. Спаянной животным российским инстинктом наесться впрок.

К тому же Президент почти не рисковал. Все делалось неофициально. И прикрывать содеянное должен был сам полковник. Правда, для этого у него имелись,  несмотря на столь незначительное звание,  множественные и почти неограниченные полномочия.

В вопросы полномочий и ответственности Донскова не  посвящали.   Он сам познавал  их на практике,  зная лишь одну до сих пор непоколебимую истину: полковник их вытащит отовсюду. Если они останутся живы.

Вот и  сейчас полковник поручил ему новое задание,  которое явилось бы непосильным и для рядового генерала КГБ.  Правда,  и информацию ему дали соответствующую.

Связав заговор губернаторов с президентскими сведениями, Котин, похоже, нащупал основную цепочку действующих лиц и мотивов. Теперь капитан отсылался в соседнюю с прежней область,  в зону шахтеров и перерабатывающих предприятий.

По версии Котина нефтяники  в  лице  "Сибинеги" обеспечивали заговор деньгами.  Губернаторы же Кемеровской,  Челябинской, Ростовской и других областей "красного пояса" должны были обеспечить всенародный гнев, кулаки и глотки.

Неясной оставалась лишь конечная цель. Вот ее-то и должен был выяснить Донсков. Для прикрытия в техническом отделе ему  срочно  готовили  документы сотрудника инспекции  по  трудовым спорам подкомитета одного из многочисленных комитетов при правительстве.

Все это  Донсков узнал поздним вечером,  сидя в кабинете полковника перед массивным столом.

- Кстати,  - Котин встал, обошел стол и положил руку на плечо капитана, - я тебя за выполненное задание представил к награде. Послезавтра ее  вручит тебе сам Президент.  Так что твоя командировка чуть-чуть откладывается.

- Служу  Советскому Союзу!  - не ожидавший такого поворота событий, капитан вскочил, как подброшенный пружиной.

Он-то думал, что ему опять напомнят о неготовом отчете, а здесь такое. Потому  и сплоховал с этим "Советским Союзом", который не существовал уже сколько лет, но из сознания никак не мог выветриться.

- России,   России,  - мягко поправил его полковник,  сам довольный подобным эффектом.

Это была первая награда Донскова в Комитете. Вообще-то их награждали часто,  но в основном посмертно или после тяжелого ранения. А здесь еще сам президент будет вручать.

В этот момент духовного подъема капитан как-то забыл думать о  президенте, как о своем сопернике. Все же таких как он было много, а Президент имелся всего один. Следующим побуждением  Донскова было лично поблагодарить полковника за оказанную честь, но мысли Котина уже перекочевали на другое.

- По нашему вопросу завтра собирается Государственная Дума, - после такого вступления  полковника значимость награды Донскова как-то сразу уменьшилась. -  Сам понимаешь, выносить такое сразу на Совет Федерации невозможно. Губернаторов надо еще подготовить. Беготни будет много, но и взглянуть на все будет интересно.  Так что завтра меня можете не искать.

Донсков и не собирался этого делать.  День отсрочки - и то  хорошо. Он сам после длительного отсутствия и домой еще не успел заглянуть. Хотя,   какой там дом!  Отдельная комнатуха в общежитии. Вроде и зарплата ничего, а о собственной квартире и думать даже нечего.

Тем временем полковник молча мерил кабинет  шагами.   Десять  шагов вперед, поворот,    десять обратно.  Капитан безмолвно следовал за ним глазами. Пауза затягивалась.

- И вот еще что,  - Котин как бы пришел к какому-то  окончательному решению. -  Есть  тут у меня один иностранец.  Корреспондент из "Уорлд миррор". Некто Роберт Санли.  Независимый обозреватель.  А какой он  к черту независимый,   если  его сюда пустили и разрешили заниматься тем же, чем и мы. Тут лапа нужна еще какая.

Полковник остановился,  тяжело вздохнул и снова продолжил хождение.
 
- Хотя,  возможно,  что и нет. Именно потому просочился, что никому не нужен. Сам ведет расследование. Опять же, доллары. Газета солидная. Вроде собирался туда, куда и ты. Познакомься с ним. Может, пригодится. А может, и отговоришь его. Нам лишняя утечка ни к чему. Своей хватает.
 
- Будет сделано,  Юрий Борисович.  После обеда встречусь.  А с утра дома побуду. Побриться, убраться...

- Нормально. Вот возьми, информация на него.

Полковник протянул Донскову тоненькую папку.  Часы пробили двенадцать.

- А теперь надо бы расслабиться,  - Котин нажал кнопку вызова машины. - Сегодня день был сумасшедшим,  а завтра - еще хуже. Будь другом, Дим, составь компанию. Не пить же мне одному?

- А как жена на это посмотрит?

- Я не дома.

- Неужели ночные клубы посещаете,  Юрий Борисович? - удивился Донсков, ранее не замечавший за начальством такой привычки.

- Ты что?  У меня же там без скандала никак не получится.  А завтра требуется быть в форме. К Рите поедем.

Когда они вышли в приемную, Рита "клевала носом" , сидя за столом у телефона. Капитан  начинал понимать,  почему все секретарши полковника становились его  любовницами.  Просто на такой работе могла удержаться только близкая или любящая женщина. И никак не мужчины, если только не установить им трехсменный режим работы.

- Ритуня,  подымайся, - полковник легонько потряс девушку за плечо. - Отвезем тебя домой и на часок задержимся.  Стресс снять надо. И Диму возьмем для компании.

- Димочку? - Рита, с которой моментально слетел сон, игриво подмигнула капитану.  - Конечно возьмем,  Юрий Борисович, такой мальчик, - и она притворно вздохнула.

- Ну, перестань, - нахмурился полковник. - Мы по-товарищески.

Рита порылась в сумочке и подвела губы.

- Только дома почти ничего нет.  Колбаска,  пачка масла  и  бутылка водки.

- Закуски хватит,  а вот выпить возьми из сейфа.   Бутылки  четыре, чтобы с запасом. Дима, помоги Рите.

Они достали  три  бутылки  водки  и одну коньяка.  На всякий случай прихватили блок сигарет. Курение являлось бичом в Комитете. Курили все и курили много. Полковник даже ввел общественный фонд, в который самолично жертвовал два блока сигарет в неделю.  Однако посетители  приемной, не    ленясь заходить туда почаще,  быстренько растаскивали его с большим энтузиазмом.

Упаковав напитки и сигареты в пластиковый мешок, они вышли во двор. Полковник ждал их в машине.  Рита села на заднее сиденье к нему, а Димадон разместился рядом с водителем.

Ехать по ночной Москве было куда приятней,  чем по забитой машинами дневной. Выскочив из лабиринта старинных домов и обнесенных  каменными заборами складов  и управлений в районе Якиманки,  они плавно покатили по знакомой трассе ночного города.  В зеркале заднего вида появился  и неотступно маячил  за ними хорошо знакомый Димадону силуэт машины сопровождения с автоматчиками.

Оставив за собой Крымский мост,  они вновь углубились в район переулков, на этот раз Пречистенских, и остановились около небольшого трехэтажного дома,   где  жила Рита.  Расстояние оказалось небольшим,  но безмашинная Рита для поездок на работу могла его одолевать  только  на метро, да и то с пересадкой.

Свет, как обычно,  в подъезде не горел. Пришлось применить зажигалку. По обшарпанным пролетам добрались до последнего этажа. Внутри все оказалось довольно мило и аккуратно. Полноценная спальня и диван с четырьмя креслами в гостиной.  Двенадцатиметровая кухня являлась украшением этого жилища. Там и расположились.

- Ну,  хозяюшка,  давай,  что имеешь, - полковник легонько похлопал Риту по вызывающе выступающей под формой попке.

- Юрий Борисович, неудобно, - чуть покраснела девушка.

- Брось ты,  здесь же все свои.  Дима,  наливай,  - и протянул тому стакан.

Пить из стаканов,  кроме поголовного курения,  являлось  еще  одним обычаем Комитета.

Пока Рита готовила закуску, одну бутылку они опустошили. Хотя капитан наливал себе меньше,  его запас прочности кончался быстрее. Все же сказывался недогулянный вечер.

- Ритуня,  хватит бегать.  Садись с нами,  - полковник пододвинул к столу еще одну табуреточку. - И форму можешь скинуть.

Рита направилась в спальню.

- Сейчас, Дима, - полковник приложил палец к губам. - Ты подожди, я ей сейчас помогу. - И, даже не закрыв полностью за собой дверь, скрылся в соседней комнате.

Оттуда сразу  послышался  шум и громкий женский шепот "не сейчас!". Затем шепот перешел в визг и вскрики.  Тяжело скрипнула продавливаемая кровать, и  донесся  басок полковника,  который даже в такой момент не мог говорить тихо:

- Лапочка, дай мне... моя радость... маленькая и хорошенькая...

Дальше Дима немного кемарнул,  откинув голову на подоконник за стулом, и очнулся только от прикосновения полковника, сидящего напротив и наливающего ему коньяк.  Раскрасневшаяся секретарша сидела между ними, одетая в темное домашнее платье.

Было похоже,  что они с полковником уже выпили, пока он находился в небольшом отрубе.

- За нашу службу,  поехали, - и очередной стакан исчез в горле Юрия Борисовича.

"Неужели и я так буду пить,  когда стану полковником?" -  с  легкой тревогой подумал Дима, осушая свою порцию.

Дальше застолье,  особенно для Донскова,  шло какими-то отрывистыми скачками. Громкие речи,  обнаженная коленка, попытки танцевать без музыки. Еще полковник,  предлагающий ему попробовать Риту,  для чего  он обнял ее и просунул руку капитана за вырез ее платья. И совсем уже дурацкая фраза:  "Ты не дрейфь, я ее подержу...".

Так ли было все,  Дима с уверенностью не смог бы ответить и теперь. Но в себя он пришел на Ритиной кровати.  Сама она сидела рядом на тумбочке и загадочно улыбалась. Полковник заканчивал приводить себя в порядок.

- Едем, Дима, едем,  нас давно уже ждут,  - помогая тому подняться, пропел Котин. - Я - внизу, давай за мной.

Дима сквозь  гул в голове уловил этот приказ и медленно потащился к двери, натыкаясь на все встречные косяки.  Потом долго возился с  замком, пытаясь его открыть.  Последнее,  что он запомнил с той ночи, был прощальный долгий поцелуй прижавшейся к нему Риты на фоне  напоминания полковника о неподготовленном отчете.

                ***

На встречу  с  иностранным  журналистом Донсков пошел не один,  а с дочкой полковника Мариной,  чтобы все выглядело менее официально.  Зоя для такого дела была чересчур эффектной,  а Рита на сегодня имела заслуженный отгул.

Марина же подвернулась совершенно случайно.  Так уж получилось, что домой Донскову опять попасть не удалось и он ночевал у шефа.  Чтобы не терять время на лишние поиски, этот вариант подсказал сам полковник.
 
Марина являлась единственной и любимой дочкой полковника.  Впрочем, как и жена.  Всякие посторонние издержки вызывались как спецификой его работы, так и тем,  что он очень мало внимания придавал таким мелочам. Дело и служение государству было превыше всего.

После окончания института Котин устроил дочку в престижный совместный банк,   благо,   связи  имелись  и  с языком проблем не возникало. Как-никак каждый год,  начиная со школьных лет, за границей бывала. Да и дома  для самостоятельности подрабатывала переводчицей при различных делегациях.

Встреча была назначена в ресторане "Пхеньян", ставшем внезапно модным из-за  последних  событий  по вооруженному объединению двух Корей. Они шли на встречу как представители министерства,  выезжающие для решения конфликтной  ситуации в тот же район,  о котором писал и собирал материалы журналист. Так сказать, для обмена опытом.

Миновав Сухаревскую площадь, по Сретенке выехали к ресторану.

- А ключики? - захлопнув свою дверцу, поинтересовался капитан у девушки, только что покинувшей водительское место.

- Ай,  опять забыла, - махнула рукой Марина. - И папа мне постоянно напоминает об этом.

- Смотри,  а то угонят, и не будет у тебя больше "Форда", - намекая на то,  что личной машиной вечно занятого папы Марина пользовалась как своей.

- Придется тогда срочно выходить замуж,  - в тон Донскову  беспечно ответила девушка.

Журналиста еще не было и они минут десять поболтали на разные темы. В отличие  от отца,  Марина политикой ничуть не интересовалась и почти ни одну из громких фамилий не знала. Зато имена парикмахеров, портных, владельцев салонов и ночных дискотек сыпались из нее, как из рога изобилия.

Точно в назначенное время к их столику приблизился элегантно одетый мужчина за тридцать лет.

- Если не ошибаюсь,  - первым начал гость, - то вы Дмитрий Донсков?

Затем выжидательно замолчал. Вопрос был задан на чисто русском языке с чисто английским акцентом.

"Наверно и я также по-английски разговариваю", - подумал капитан, с которым успели уже поработать лучшие преподаватели,  но который еще ни разу в жизни не выезжал за границу.  Не считая азиатских военных регионов, по которым он, в основном, перемещался пешком.

- Да, я - Дмитрий Донсков, а это моя коллега Марина.

- Очень приятно,  Роберт Санли,  - гость поднес руку Марины к своим губам. При этом его серые глаза неотступно глядели на нее.

Марина чуть зарделась.  Но было видно, что такое внимание ей приятно.

Гость сел за столик и Дима сделал заказ подошедшему  официанту.   С учетом небогатого опыта посещения приличных мест,  он его сделал чисто по-русски.

- Что-нибудь национальное,  на ваш вкус.  На троих.  И бутылку шампанского.

Пока он заказывал, быстро освоившийся Роберт обсуждал с Мариной качество ее наручного браслета. Кроме глаз, о чем он не забыл сказать, и браслет нравился ему.  После каждой похвалы как-то  и  сам  иностранец становился все ближе и понятнее ей.  Дима подумал, что пора брать инициативу в свои руки.

- Так о чем, Роберт, вы собираетесь писать? Впрочем, о чем, я знаю. Поэтому мы и встретились. А вот зачем, это мне непонятно. Почему именно этот  рядовой конфликт с безработными рабочими на фоне других событий привлек ваше внимание?

- Ну,  во-первых, он не совсем рядовой, - журналист дружелюбно откликнулся на предложение поговорить о главном,  - раз и министерство им заинтересовалось. Я  уже кое-что смыслю в ваших чиновниках. А, во-вторых, -  он на секунду задумался,   -  "во-вторых"  нет,   есть  только "во-первых". Я думаю, что это очень важно и опасно для вас.

- Опасно?

- Да, именно опасно. У меня ведь сведения не только о Кемерово, куда я лечу.  К тому же уже не одно правительство, и не один раз обжигалось на этом.

- Так вы что,  патриот нашей страны и нашего правительства, которое и свои-то не очень любят?

- О, нет. Информация - это бизнес, а новая информация, политические предсказания - это большой бизнес. Так меня учил отец.

Об отце Дима знал из досье. Тот владел третьей частью акций газеты, где работал Роберт.

- Но  это  получается опасный бизнес.  Вы же знаете условия жизни в нашей стране,  - попытался немного прижать его капитан,  вспомнив  напутствия полковника.

- Это не важно.  Я ведь потомственный журналист.  Важна  честность. Моему имени  люди уже верят.  К тому же честно добывать важные и новые сведения намного интересней с профессиональной точки зрения, чем высасывать их из-под пальца.

Марина засмеялась.  С пылом  произносивший свой монолог журналист удивленно посмотрел на нее.

- Из пальца, - поправил его за нее Дмитрий. - Высасывать из пальца, а не из-под пальца.

- А,  понимаю, - сразу широко улыбнулся Роберт. - Язык я знаю хорошо, а вот ваши пословицы потруднее английских.

"Может быть его завербовать?  - вдруг мелькнула мысль у капитана. - Если он такой честный и открытый".

Но мысль тут же рассеялась после очередной фразы англичанина.

- Я учился русским пословицам у прекрасной девушки. Из КГБ. Они меня хотели купить работать на вас.  Когда не удалось,  то и  пословицам учить перестали,  хотя  еще  полгода  после  этого мы продолжали с ней встречаться.

"А он не простак,  - вздохнул про себя капитан. - Как красиво ответил на незаданный вопрос. Придется следовать версии полковника, что он сможет пригодиться".

- Это у нас бывает, - вслух согласился Донсков. - И не только с вами. А  где  там остановитесь?  - вновь сменил он тему разговора.  - Вы ведь один, а иностранцам у нас непросто.

- Ничего, я привычный. Квартира у меня имеется. Могу даже вам предложить.

- Нет, нет, спасибо. К тому же я лечу один, без Марины, так что мне лучше в гостинице.

- Очень жаль, - было похоже, что любитель русских учительниц немного расстроился. - Очень жаль, - еще раз повторил он, печально поглядев на Марину.

- Не огорчайтесь,  Роберт, - пожалела его Марина, - в следующий раз поеду я.

- Можно просто Роб,  - легко согласился Санли,  наливая себе третий бокал шампанского. - А вы чего не пьете, Мариночка?

- Она за рулем,  ей нельзя, - пояснил Дима, со звоном прикоснувшись своим бокалом к бокалу Роба. - А законы у нас, знаете какие?

- Конечно,  знаю. Разорительные. За каждую ерунду двадцать долларов гаишнику давай.

- Да, у нас все дешево, но разорительно, - вынужден был согласиться с ним Донсков. - С нашим телеграфом вы знакомы?

- Здесь у меня,  слава богу, спутниковый телефон. В Англии же речевой адаптер сразу переводит звук в компьютерный текст.

"Ну, вот, и здесь обошли. Мы же, как всегда, лаптями щи хлебаем", - опять про  себя  вздохнул Донсков,  вспоминая,  как за каждой мелочью, чтобы позвонить в Москву, ему приходилось бегать в государственные органы, постоянно подвергая себя опасности быть раскрытым.

- В этом деле я стрелянный воробей,  - при этих словах Санли вопросительно взглянул  на Марину.  Та ободряюще кивнула головой,  мол,  на этот раз правильно вы-разился. - И машина там у меня будет. И даже оружие, если понадобится.

- А хотите,  - здесь он уже обратился к Донскову, - полетим вместе. Зачем вам на билет тратиться. Меня обещали на военном самолете без пересадки подбросить.

"Вот тебе и честнейший и открытийший человек, - в очередной раз сам с собой согласился капитан.  - Да это же мафиози какой-то.  Все у него есть и все он может. Хотя, опять же, с долларами и честным можно оставаться".

- Нельзя, - отрицательно махнул головой Донсков. - У нас обязательная отчетность.

За разговорами и мыслями деловой обед быстро подошел к концу. Допив чашечку кофе,  Роберт передал Донскову копии своих заметок по шахтерскому движению юга Сибири.

- Только без права на публикацию, - предупредил он.

- Конечно, о чем речь, - заверил его капитан, про себя подумав, что "мы такого и не умеем". Хотя, вот, отчет все же сочинять придется.
 
Внизу Санли  сел в незамеченную ими малолитражку и они разъехались, каждый в свою сторону.



                Глава четвертая


Закрытое заседание  Государственной Думы началось в одиннадцать часов. По основному вопросу повестки дня - "О  территориальном  единстве России" - выступал помощник президента Шамилев.

Все события  последних лет на данную тему подавались им в свете заговора губернаторов.  Правда, как обычно, без указания фамилий. Ставка делалась на имеющее место противостояние между Государственной Думой и Советом Федерации, наполовину состоящим из губернаторов российских областей.

Фамилии народные депутаты должны были назвать сами.   Представитель президента делать   этого  не имел права из-за опасности окончательной потери управляемости страной.

Разоблачив происки  внутренних  врагов,  Шамилев перешел к внешним. Здесь его выступление обрело некоторую конкретику.  Китай,  Иран, Грузия, Япония - в основном азиатский вектор. Запад в настоящий момент не особенно тревожил Россию.  Впрочем, как и Россия Запад, на которую он, похоже, махнул рукой,  не желая иметь с ней ничего общего,  отгородившись от нее биллями и соглашениями, не выполнявшимися Россией.

Зато, как ни странно,  Артур Юсупович не коснулся исламского фактора, по сути разделившего по Волге Россию на две части. Депутатам оставалось только гадать,  сделано ли это было Шамилевым специально (о нем ходили слухи,  как о тайном мусульманине)  из-за слабости Президента и усилении помощника, или же этот вопрос в настоящее время был менее актуален, чем другие.

Просил же Президент устами своего помощника ни много ни мало, а законодательной прямой власти над губернаторами.  Последний  из  крупных демократов, сам в свое время отбывший три срока главой области, именно он тогда добился конституционного закрепления особых прав всенародно избираемых губернаторов.

Поэтому, было опять же не совсем ясно, президентское ли это мнение. Но раз просят,  то они могут дать.  Не свое, не жалко. Демократ-диктатор. Что ж, для Руси это не впервой.

- ...и  мы вернем вам мать-Россию,  - под аплодисменты значительной части зала закончил Шамилев свою речь.

"Мы" надо  было  понимать  как он с Президентом,  а "Вам" - депутатам-избранникам. У них не только не забирали,  а еще  и  давали.   Для болевших неизлечимым  вопросом "Что делать?" слуг народа сразу забрезжил ясный путь к выздоровлению.

Однако другие  неутомимые профессионалы государственного строительства уже потянулись к трибуне. Показывая широкий кругозор и ясное владение ситуацией, они, как всегда, начали не с основного вопроса.

- Прежде чем давать новые полномочия президенту,  - начал  один  из правых демократов,  - мы должны быть уверены, что это решение не останется опять на бумаге и потребовать отчета о выполнении прежних постановлений, и в первую очередь, по Туве, Карелии, Чечне и другим субъектам Федерации. - И он победно оглядел зал, мол, знай наших.

Шамилеву отбить этот удар не составило труда.  Он в нескольких фразах легко доказал, что именно запрошенных сегодня полномочий и не хватило, чтобы реализовать старые решения.

Но теперь уже левый демократ не удовлетворился таким ответом и потребовал заслушать силовые ведомства.

Поднявшийся на  трибуну  министр  внутренних  дел  ни  от  чего  не отказывался и готов был вернуть все на "места своя".  Смолин давно уже переступил красную запретную черту и  никакой  дополнительной  ответственности не боялся.

- Дайте мне еще 300-400 тысяч человек во внутренние войска и  очень скоро вы забудете о расколе.

О расколе депутаты может и забыли бы,  а вот о том, что численность внутренних войск,   где под ружьем уже стояло около полумиллиона человек, почти сравнялась с армией,  они помнили отлично.  И это не считая непосредственно самой милиции.

- Передайте мне части Громова и мы получим двойной эффект.   Усилим порядок в стране и прекратим не-нужное разбазаривание денег на постоянную передислокацию армии с вышедших из-под нашего влияния регионов.

Генерал по  званию одновременно являлся доктором экономических наук по образованию, академиком, и знал, что говорит. Из-за таких перемещений выделяемые  армии средства полностью уходили на обустройство нового жилья, а не на боевую подготовку.

Выполнение требования генерала, по сути, обозначало превращение армии в правоохранительную часть, а государства - в полицейский участок. Экономическое положение страны подсказывало, что на это стоило бы пойти. Но  позиция командующего войсками Громова лишала их  этих  надежд. Совсем недавно он заявил, что армия больше не отдаст ни одного человека.

Поэтому представитель  партии "Сталинский курс" предложил не сокращать, а, наоборот, увеличить силовые министерства, причем намного. Это позволит уменьшить безработицу, заработают военные заводы.

- Заодно решим проблемы внешних границ,  о которых мы забыли  из-за дележки внутренних. А также покончим с политической мафией и религиозными заблуждениями.  Я думаю, что комитет государственной безопасности тоже не откажется от ста-двухсот тысяч дополнительных чекистов.
 
Предложения были сделаны. Дело оставалось за малым: запустить заводы и изыскать деньги. Но это уже были проблемы исполнительной власти. Выступавший в ответ маршал Стаин не только не  отказался,   а  даже поблагодарил высокое  собрание  за  такое признание его невидимых миру дел.

"Славянская община",  православные,  эсеры и монархисты горячо поддержали его тезис о превращении  России в унитарное  славянское  государство и упразднении всяческих федераций и автономных образований.

- Пора опять превращать Россию в Русь,  - потребовал  представитель большевиков от имени своей партии и четырнадцати других коммунистической направленности, не представленных в Государственной Думе.

С задних  скамей поднялись два представителя черносотенцев и начали скандировать: "Бей  жидов! Бей жидов!". Демократы опять попытались перехватить уплывающее  от них влияние и делегировали на трибуну председателя комитета по иностранным делам,  депутата самой центральной ветви, к которой принадлежал и сам Президент.

- Что вы делаете!?  - призвал  он  их  одуматься.   -  Как  на  это посмотрит Запад?

Последнее слово он произнес с особенным любовным придыхом. Кормящиеся от  Запада,   состоящие  в штатах его советников лидеры демократов глубоко уверовали в идеалы свободы.

- Все это может вызвать разрыв дипломатических отношений и даже вообще прекращение всяческих сношений с Западом, - пламенно аргументировал депутат свою позицию.

С центра зала раздался возмущенный возглас независимого анархиста:

- Это только для вас прекратятся сношения.  Мы же можем сношаться и с Востоком.  Или жить вообще без сношений. Мы, русские, народ терпеливый.

Вольные союзники из многочисленного окружения поддержали смелое заявление смехом. Чашу весов в дебатах по данному вопросу склонило заявление с места старейшего по сроку пребывания в Думе депутата. То ли от либералов, то ли от лейбористов. Уже не активный как прежде, он все же сумел подняться до прежних вершин.

- Всем  международным организациям и союзам нашу большую славянскую фигу! - веско и резко произнес он.

Из-за всеобщего  одобрительного шума на такую концепцию новой внешней политики, центральному демократу пришлось срочно покинуть трибуну. А спикеру  вмешаться и своими личными афоризмами успокоить зал,  ни на что другое не реагировавший. Именно по этой при-чине, сначала негласно, а потом уже по традиции,  не в пример чопорной Великобритании и Совету Федерации, на должность думского спикера всегда проходил только остроумно мыслящий человек,  а иногда и просто "юморист",  как его называли демократы, почему-то не обладавшие таким даром.

Утихомирив зал,  спикер с ходу перешел ко второму вопросу,  который звучал следующим образом: "Что делать с рабочим движением Сибири и юга России?". В  качестве основного докладчика выслушали министра добывающей промышленности.  В роли содокладчика ему помогал председатель КГБ. У этого  комитета  следить  за своими всегда получалось лучше,  чем за шпионами.

Но дальше  вялого обсуждения дело опять не пошло.  Говорить о трудностях жизни пролетариата уже надоело,  да и было  откровенно  скучно. Многие просто забыли,  что это такое и как оно выглядит. Денег для помощи в бюджете все равно не имелось.

- Нет денег, значит и взаимопонимания нет, - в который раз подтвердил свою позицию главный начальник над профсоюзами России.

Немного оживило  дискуссию выступление кемеровского губернатора Турина. Он  единственный из приглашенных губернаторов решился прийти  на заседание Думы. Говорить про экономику он не пытался. Все было сказано-пересказано уже не один раз.  Целью выступления являлось предупреждение руководства   страны о массовых фактах неповиновения рабочих в области. Как его, так и соседних.

- Почти везде управляют шахтами и заводами не руководители, а лидеры местных профсоюзов и рабочие комитеты.  Центральная власть не признается.

- Но вы же сами подаете им пример,  не подчиняясь указаниям Москвы, - перебил его выкрик с места.  - Что за сходка губернаторов состоялась у вас в Омске, о которой по стране ходят разнообразные слухи?

Реакция Турина  на  такое  замечание  оказалась несколько странной. Геннадий Гаврилович мгновенно сбился с мысли и пробормотав что-то нечленораздельное в  микрофон о нежелании понять их проблемы,  неожиданно сошел с трибуны и, сделав обиженный вид, демонстративно покинул зал.
 
Не особенно  отреагировав на такое,  видали и покруче,  и в надежде что чуть попозже все решится само собой,  многоповидавший спикер перешел к последнему животрепещещему вопросу, к принятию закона о физической защите депутатов.  Убедить оставшихся на местах депутатов проголосовать "за" ему не составило труда.  Теперь,  с принятием закона, даже рядовой депутат мог пользоваться вооруженной охраной три часа  в  день или круглосуточно, находясь в командировке.

Довольный спикер поблагодарил зал:

- Ведь  можем,  если хотим,  конструктивно и быстро решать вопросы. Увеличив органы внутренних дел,  мы смогли без дополнительных ассигнований решить и вопросы собственной безопасности.  Вопрос может быть и не основной,  но главный.  Вот что значит согласованный и  комплексный подход. Заседание  Думы объявляется на сегодня закрытым. Буфет еще работает.

Зал постепенно опустел.  Лишь на балконе для приглашенных продолжал тихо и незаметно сидеть полковник Котин с записной книжкой в руке.



                Глава пятая


Награждение капитана  должно было состояться в неофициальной обстановке на новой даче Президента. Хотя обустройство пересечения рублевского шоссе   с кольцевой дорогой уже завершилось и прежние заминки при проезде правительственных машин не вызывали нареканий автолюбителей  и профессионалов, старой    резиденцией Президент пользоваться перестал. Езда на большой скорости и расстояние его сильно утомляли.

Новая дача располагалась восточнее гребного канала. Для большей безопасности кроме съезда с Рублевки был проложен запасной путепровод от Кутузовского проспекта через Минскую улицу и филевский парк. Ну, и конечно, дополнительный мост через реку.  Чтобы населению было легче добираться в Нижние Мневники.

Выехали на двух машинах,  служебной полковника и  "Бьюике"  группы, который на этот раз заменил машину сопровождения  автоматчиков. Капитан сидел с полковником, а здоровенный "Бьюик" с ребятами прокладывал им  дорогу  в  потоке транспорта.  К воротам ограды подъехали, когда солнце находилось в самом зените.

Надо отдать должное скромности Президента.  Основное строение резиденции значительно уступало по красоте и пышности многим из видневшихся чуть   вдали дачным особнякам простых москвичей.  Если бы не обширность занимаемой территории,  примыкающей непосредственно к водохранилищу, и    количество  охранников,   неназойливо  маячивших около всех ближайших поворотов дороги, то связать ее с именем главы страны представлялось довольно трудным.

Президент отдыхал после утренних часов работы, поэтому полковника с капитаном провели в комнату ожидания.  Чижика,  Удалова и Мурашко разместили в отдельном доме для гостей,  где они,  чтобы скоротать время, решили расписать   "пульку" по условленной копеечке за очко.  С учетом неоконченного отдыха процедура награждения должна была занять не меньше часа.

Через полчаса, как и предполагал полковник, их принял Президент. По приветствию, которым  он обменялся с Котиным, было видно, что это давным-давно свои люди,  которым нечего скрывать друг от друга. По случаю официальной церемонии на Президенте  сидел  костюм  вместо  привычного многим рабочего свитера.
Поздоровавшись с полковником, Президент подождал, пока к нему приблизится капитан.

- Это герой и есть? - вопросительно глянул он на Котина.

Тот утвердительно кивнул головой.

- Молодец,  что тут скажешь. Дмитрий Донсков. Звучит гордо. Не подводишь фамилию.

Говоря ободряющие фразы,  он продолжал держать Диму за руку.  В его глазах светилась  нескрываемая отеческая ласка.  Ведь перед ним стояло будущее России.  Его любимой России.  В этот момент Донсков забыл и  о своих сомнениях, и о Зое, и даже о стоящем чуть поодаль полковнике.

- Так значит ты проник в их организацию? - полувопросительно, полуутвердительно продолжил Президент.  - Молодец!  Ты не смотри,  что они губернаторы, а ты капитан. Вон твой полковник побольше всех моих генералов стоит. Ну, а то, что звездочки маленькие, так это ничего. Придет время, повесим ему те, которые захочет. И даже заставим нацепить, если откажется.

Здесь Президент по-человечески доброжелательно улыбнулся, дотронувшись до еще меньших звездочек на погонах капитана. К сожалению, только в такой непринужденной обстановке он все еще  напоминал  Того  бывшего президента, кого выдвигала партия и за которого голосовало большинство России.

Как-то так  традиционно  сложилось  в послехрущевские времена,  что жизненная активность всех последующих президентов после вступления  на престол резко  снижалась,  переходя в быстро или долготекущую болезнь. Кремлевская загадка,  которой не помогала никакая "кремлевская таблетка".

- Чем  награждать  будем?  - посоветовался Президент с полковником, как будто это не было решено заранее.  Хотя,  кто знает,  могло  иметь место и такое.

- Ну, с учетом перспектив..., - полковник замолчал, давая Президенту возможность докончить фразу.

- Согласен. И я так думаю. Сначала третьей степени, потом и остальные. Пока  до полного кавалера не дойдет.  Ты-то сам у нас хотя бы все имеешь?

- Все, товарищ Президент, я-то - все.

- Вот, и он, чуть попозже, будет иметь. Хорошую смену растишь.

В этот  момент  открылась  боковая дверь и в комнату вошел помощник президента, неся  в руках коробочку с орденом и наградное свидетельство.

Помощника капитан знал.  Артур Юсупович был весьма популярен  в  их кругах как   основной  конкурент  полковника.  Имея такую же небольшую должность, в  президентских делах он значил побольше  своего  военного визави. Полковнику  приходилось мириться с этим,  по крайней мере,  на людях. Хорошо еще, что за глаза Артур Юсупович пока всегда поддерживал его перед Президентом.

Взяв из  рук  помощника  коробочку  и открыв ее,  Президент передал сверкнувший бриллиантами орден в руки капитана. Затем троекратно поцеловал его и произнес:

- Служи,  сынок,  России.  Если бы ты знал,  как ей нужны честные и преданные люди!

Сказано было от чистого сердца,  и капитан это почувствовал.  А еще говорят, что Президент совсем удалился от дел. Или его удалили. Может, и неправда все это.

- Служу  и  буду  служить России!  - на этот раз капитан не ошибся, вложив в эти слова все, что ощущал.

После Президента его поздравил помощник, а затем и полковник, только на  этот раз без поцелуев.  Получив награду,  капитан отошел чуть в сторону, не  имея понятия, как вести себя дальше. Выход подсказал Президент.

- Обычно для орденоносцев устраивают концерт или торжественный прием с банкетом.  Сам видишь,  ничего такого здесь не предвидится.  Если твой начальник  не  против,   то я бы пригласил тебя на домашний обед. Как, Юрий Борисович,  ты не откажешь в просьбе?  Кстати,   здесь  твои друзья, Шура с Володей, да и с тобой мне нужно переговорить. Кой-какие новые мысли появились.

Полковник не возражал.

- Тогда подождите немного в соседней комнате. Вас позовут.

Президент, сопровождаемый помощником, вышел, неслышно шаркая ногами по мягкому ковру.  Даже такая приятная процедура далась ему с  определенными усилиями.
Через двадцать минут за ними пришли и провели в обеденный зал. Неброский снаружи на вид особняк   внутри представлял из себя весьма приличное собрание залов, комнат и переходов на нескольких этажах.

За большим длинным столом могло поместиться человек сорок.  Поэтому был накрыт только один его край на шесть человек.  Двое за ним уже сидели. Увидев входящего Котина, они тут же вскочили с мест, не дав тому самому подойти к ним.  Это были лучшие друзья полковника: Шура, заместитель главы  администрации  президента,   и Володя,  начальник службы обеспечения тыла армии.  С каждым из них он был знаком не менее десяти лет, отмечая совместно почти все праздники.

- Юрка!  Какими судьбами? Нам только что Президент сообщил. Сказал, что обед по твоему поводу.

- Не совсем по моему,  хотя и замешан,  - полковник энергично пожал протянутые руки. - Молодца привез с собой, будущую смену, как его назвал Сам. Награду отмечаем.

Шумные проявления  радости  от нечаянной встречи прервал приход помощника, за которым вошел Президент,  на этот раз одетый в свитер.  Он сел во главе стола, предложив место справа Шамилеву, а слева - полковнику.

- Капитан,  ты не обидишься,  что сидишь не рядом, - дружески обратился он к Донскову. - Мне с твоим полковником поговорить надо.
 
Капитан не обиделся, а даже оказался рад. Внимание, конечно, приятно, но в меру.  О чем ему было вести  речь  с  президентом  страны  за обедом, он не знал. Сев за полковником, он прикрылся тем, как щитом.

Официантки внесли приготовленные блюда.  Капитан сразу  выделил  из них одну хорошенькую девушку в своем вкусе.  Заметив его взгляд,  полковник наклонился к нему и прошептал:

- Это Катенька, та самая.

Донсков знал о еще одной пассии полковника,  хотя никогда ее раньше не видел.   Говорили еще,  что она была подобрана для Президента самим Стаиным и прошла все проверки.  Однако тому понравилась Зоя. Сердцу не прикажешь. Но и Катю, на всякий случай, оставили при даче.

После первого тоста за нового кавалера последовали второй и третий. К закускам добавился горячий борщ, гордость президентской кухни. Вдобавок к водке открыли белое вино.  Раза четыре за это время другой помощник президента  входил  в зал и передавал какие-то новости хозяину, перебивая беседу того с Котиным и Шамилевым.

После последней из них Президент наклонился к полковнику и сообщил, что приехал маршал Стаин.

- Я бы хотел,  чтобы вы с ним и еще с кем надо обсудили все проблемы. Но  ты уже принял немного, а он по-стариковски совсем не пьет. Так что соберитесь завтра.

Президент отодвинул стул,  поднял наполненную  помощником  рюмку  и произнес:

- Мне хватит.  Да и Артур Юсупович еще две папки документов на подпись приготовил. А вы оставайтесь, посидите. Капитан, похоже, и не пил совсем. Наверно,  стесняется. Вы уж позаботьтесь о нем. Мой же последний тост - за Россию!

Все встали и стоя осушили рюмки.  Президент, сопровождаемый Шамилевым, вышел.

- Ну что,  братцы, наливай! - взял на себя роль тамады Вовочка, как его называл  в  обыденной  жизни полковник.  Так же как и для того они взаимно являлись Юриком и Шуриком.  - Особенно, капитану. Что для него эти рюмашки, даже Президент заметил.

- И издал соответствующий указ,  - добавил весело Шурик,  и, привстав, поднял тост за капитана.

Работы официанткам сразу добавилось.  Общий градус в помещении  заметно вырос.  Полковник уже называл Катю Катюшей и не чурался ущипнуть ее полковничьей рукой за место чуть пониже поясницы.  Не отставали  от него и его друзья.

- Катенька,  а где же твои подружки? - лапая ее за коленку, хмельно интересовался Шурик.

- Вы же знаете,  - смущаясь почему-то самого младшего  в  компании, Донскова, отвечала девушка. - У вас в аппарате.

- У него в аппарате?  - хохотал Вовочка, перетаскивая девушку к себе. - А мой Верунчик где? Тоже у него в аппарате?

- Нет, она в вашем, сегодня повезла документы на 24-ю базу, - отрывая от себя руки Шурика,  но не спеша уходить,  докладывала  послушная Катя. -  И,  вообще, что я, одна вас троих буду обслуживать? Вот когда Верку с Зинкой позовете, тогда другое дело. Правда, капитанчик?

Катя, которая невзначай уже выпила две рюмочки  "Столичной",   сама протиснулась между  полковником и капитаном и уселась на сдвинутые ими колени.

- И что это к тебе,  капитан, так девки льнут? - притворно удивился полковник. - Ведь у меня орденов намного больше, да и звание повыше.

- Юрий Борисович,  дорогой, - капитан, который за последние дни никак не мог войти в форму, похоже опять начинал терять контроль над собой. - Они вас просто больше уважают, вот почему. Каждому свое. Одному - уважение, другому - любовь.

- Ну,   это мы еще посмотрим,  про любовь-то,  - полковник так сжал Катю, что она невольно взвизгнула, отшатнулась и перевалилась на Донскова, обняв того за шею.

А полковник уже с какой-то пьяной злостью пытался  залезть  ей  под трусики, обнажившиеся из-под задрав-шейся юбочки.

-Да ты с ума сошел, Юрка, - охнула, вырываясь, Катя. - Мы же не дома. Вот пускай вас другие обслуживают,  - и,  раскрасневшись, выбежала из дверей.

- Мне,  указывать?  - отшвырнув стул,  полковник грузно поднялся во весь рост. Этой б... Да я ее когда захочу...

Вставшие также  со  своих  мест верные друзья не дали ему закончить фразу, а, перебив, опять усадили за стол.

- Давай лучше за нас, Юрик. Будем мы, будут и девки!

Но полковник уже и сам пришел в себя,   не  зная,   чему  приписать вспышку неуправляемого гнева.  Водке или молодости,  безвозвратно уходившей вместе с прожитыми годами, которую не заменить никакими погонами.

- За нас!  - полковник отошел и опять крепко стоял на ногах. - И за тебя, капитан. Ты ведь тоже наш, нравится тебе это или нет.

Но капитану уже нравилось все. И другие официантки. И большой спецзаказной торт.   Это он любил и уважал.  Торт после водки ему нравился даже больше, чем просто так.

Видя состояние гостей,  второй помощник президента предложил им перейти в домик для гостей и там продолжить переговоры.  Опытные  оргработники намек поняли сразу и,  подхватив капитана под руки, без лишних слов освободили помещение.

Еще позже, в сопровождении Шурика и Вовочки, один из которых по званию являлся генерал-лейтенантом, Донсков появился перед ожидавшими его четвертый час ребятами.

- Наконец-то,  - облегченно вздохнул Удалов, к этому времени проигравший сотню "копеечек", - Я надеюсь, именинник за все заплатит.

Не сопротивляясь,  капитан вынул из карманов две бутылки, непонятно каким образом там оказавшиеся. Еще одну добавил полковник.

- Это в счет доли капитана. Все равно слуги растащили бы недопитое.

Согласившись с таким итогом партии, группа младших офицеров, приняв на себя заботу о капитане,  отправилась к машине. Вовочка и Шурик расположились вместе с полковником.

Проехав Мневники, углубились в парковую зону, где их движение резко затормозилось. Вылетевшие с боковой аллеи  тренирующиеся  велосипедисты втянули их  в свой поток,  нимало не заботясь о безопасности движения. Безрезультатные сигналы идущего впереди "Бьюика" их только забавляли.

Очнувшийся от  этих  сигналов  Донсков  встрепенулся и огляделся по сторонам, высматривая полковника.  Не найдя его рядом, он развернулся, оглядывая дорогу за машиной.  И с удивлением увидел, как позади, разбрасывая велосипедистов по обочинам, их догонял бензовоз.

Еще не понимая почему, но хмель моментально выветрился из капитана. Какое-то внутреннее чувство заставило его сжаться,  как перед прыжком. И только  увидев  на ходу открываемую дверь кабины бензовоза и появившийся из нее силуэт человека с автоматом,  капитан заставил свои мозги заработать в реальном режиме.

- Чижик,   разворачивай!  - совершенно трезвым голосом крикнул он и сам попытался из-за спины того крутануть баранку.

- Но,  товарищ капитан...,  - поддаваясь на твердость голоса, попытался совместить его с обстановкой на дороге Толя.

- Быстро...! - матерная фраза докончила словесный выстрел, - ...нападение на полковника!

Чижик ударил по тормозам и одновременно резко повернул руль.  Широкая и длинная машина развернулась почти на месте,  выбросив всего лишь одного велосипедиста за обочину и приняв на свой радиатор двух других.
 
- Газу, Толя, газу!! - орал, не чувствуя голоса Донсков, уже открыв свое окно и выставив в него руку с пистолетом.

То же проделали,  каждый со своей стороны, Максим и Саня. Проскакивающая в этот момент мимо них машина полковника не смогла увернуться и чуть царапнула их по боку. Чижик лишь успел заметить широко открывшийся рот  полковника,  явно пытавшегося гласно выразить свое отношение к такому маневру.  Но тотчас забыл об этом, услышав быстро улетающие назад хлопки выстрелов.

Две машины шли в лоб одна другой.  Увидев такое изменение ситуации, стрелявший с бензовоза попытался вернуться с подножки опять в  кабину. Однако, задетый чьей-то пулей,  вместо этого повис на дверце, болтаясь с ней в такт движению грузовика.

Оставшись без киллера, водитель тяжеловоза должен был думать только о своем спасении.  Но этому мешал идущий на таран противник.  Если бы встречная машина оказалась поменьше,  он бы принял удар, заодно разобравшись со свидетелями. Только летящий на скорости "Бьюик" едва ли уступал по размеру шасси грузовику, будучи только немного пониже.

Поэтому, спасая  жизнь и избегая столкновения,  он резко отвернул в сторону. Бензовоз  начало заносить. Не вписываясь в габариты улицы, он должен был зацепиться за ближайший бордюр и,  следуя законам физики, перевернуться и закончить свой путь большим костром.

Встречный перекресток подоспел на бандитское счастье.  Бордюр  кончился и, скрипя шинами, поворачивающий бензовоз выровнялся на поперечной улице,  теперь на счастье других водителей вписавшись в оживленное движение по Большой Филевской. Болтающаяся дверь резко дернулась и висящая на ней фигура мешком свалилась на разделительную полосу.

Мчащийся в обе стороны поток внешне никак не прореагировал на такое событие. Не тормозя,  а лишь поворачивая головы,   встречные  водители лишь поминали недобрым словом милицию,  не очищавшую проезжую часть от мусора.

Донсков не стал преследовать грузовик,  а проскочив шоссе на  красный, последовал  по прежнему маршруту, обеспокоенный судьбой полковника. Ведь пару очередей, пусть неприцельных, киллер успел произвести.
 
Ехать далеко не пришлось.  Машина полковника оказалась сразу за перекрестком на обочине. Из радиатора валил пар, а вылезший наружу Шурик постукивал носком ботинка по ободам колес.

- С полковником все в порядке? - выпрыгнув из неуспевшего припарковаться "Бьюика", подскочил к нему Донсков.

- В порядке, с Юриком все в порядке. А вот радиатор пробили.

- Кто это был? - полковник сам вылез из машины.

- Не знаю,  стрелявший лежит на перекрестке, а бензовоз ушел. Вызывать милицию?

- Нет, светиться не будем, вызовут без нас. Вовочка, ты не сбегал бы глянуть на стрелка? А то капитан в форме. Документы там, оружие...

Генерал-лейтенант трусцой направился к перекрестку. Капитан с ребятами занялись   прицепкой поврежденной машины к "Бьюику".  Шурик сел в салон, а полковник о чем-то задумался.

- Поехали! - приказал Котин, увидев возвращающегося генерала и открыл дверцу со своей стороны. - Как там?

- Мертв, лет тридцать, документов нет, оружие забрал, - он протянул полковнику пистолет и автомат, не намного превышавший первый по размерам, но с большим рожком для патронов.

Забрав оружие,  полковник залез внутрь и махнул рукой через стекло. Машины тронулись,  оставляя за собой труп,  несколько сбитых велосипедистов и удаляющийся вой гаишной сирены.

Расцепившись во дворе комитета и прощаясь,   полковник  пожал  руку Донскову и проговорил:

- Быть тебе, капитан, майором. Это лучшее, что ты сделал для страны до сих пор.



                Глава шестая


Командировка Донскова временно откладывалась.   Зато  шли  активные проработки цепочек по "Сибинеге",  общению губернаторов,  деятельности иностранных посольств и представительств.  Определенные сведения "технари" получили и по покушению.

Концов, связанных  с автоматом,  не нашлось.  А вот следы пистолета терялись в арсеналах КГБ. Что ж, могло быть и такое. Узнав результаты, полковник приказал прекратить расследование.  На борьбу с этой организацией лишних сил он не имел.  Да и если бы доказал, то что бы изменилось? К тому же КГБ являлся его основным партнером в работе.

Ничего не  дала в этом направлении и устроенная Президентом встреча с маршалом Стаиным.  Тот готов был во всем помогать полковнику.  Конкретным результатом явилось лишь решение по поддержке Донскова в операции "Профсоюз".

Получив приказ,  капитан первым же рейсом вылетел в Кемерово. Отметившись в администрации   губернатора,    он   получил   необходимые разрешения. А выходя из здания,  Донсков на ступеньках нос к носу неожиданно столкнулся с торопливо подымавшимся наверх Сукиным.

Одного взгляда  на  знакомое лицо оказалось достаточно,  чтобы рука капитана сама дернулась под пиджак к кобуре.  Однако на этот раз Сукин повел себя совсем по-другому.  Как бы не заметив вызывающего жеста, он только мимоходом кивнул головой и продолжил свое движение. Капитан даже опешил.

- Сукин,  вы куда? - продолжая держать руку под полой пиджака, бросил он в спину того.

Спина дернулась, но повернулась.

- Вы меня?

- Вас, вас. Почему вы удрали из ресторана?

- Из какого ресторана? И простите, мы разве знакомы?

- Да совсем недавно за Уралом встречались.  Нас не представляли, но мы присутствовали на одном заседании.

- А-а. То-то мне ваше лицо знакомым показалось, поэтому я и кивнул. Извините, но сейчас я спешу. В ресторане же не был. Вы, наверно, обознались. До свидания.

Сукин кивнул повторно и, не оборачиваясь, продолжил движение.
 
"Самообладание - дай бог!  - восхитился про себя Донсков.  - Но все врет. Даже  фамилией  моей не поинтересовался.  И не уточнил,  о каком ресторане идет речь".

Капитан прямым  ходом  отправился в местное отделение КГБ.  Здесь о его приезде уже знали.  А вот о прибытии Сукина сведений не имели, как не имели и никакой информации на него.

Просмотрев неплохо получившиеся фотороботы  на  Светика  и  Жорика, принимавший его майор отложил их в сторону, покачав головой.

- Нет,  не знаем. Хотя, погоди, - он отобрал карточку Жорика и вызвал дежурного.

- Отнеси Стрельцову, может тот что вспомнит.

Стрельцов не заставил себя долго ждать и скоро докладывал в трубку:
- В прошлом году засветился. В первый раз подбивал шахтеров на "Октябрьской" побросать все руководство под землю.  А второй раз стоял  в пикете у заводоуправления.  Мы попробовали проследить, но он сам вышел на милицию.  Две пьяные драки за три дня.  Проверили  -  неработающий, бомж, болтается по городу. Потому такой смелый. Тогда же вывели из-под наблюдения. А что, опять появился?

- Пока нет,  просто требовалась справка. Спасибо, - и майор повесил трубку.

Затем пересказал услышанное и поинтересовался:

- Удовлетворен? Или нет?

- Чтобы очень, так не очень. Хотя за Сукиным стоило бы последить.

- Сделаем. Оставь фотку. К кому он там заходил, не знаешь?

Капитан отрицательно покачал головой.

- Ладно, сами разберемся. Что еще?

- С документами надо бы помочь. Экономисты требуются.

- Сделаем,  не дрейфь. У нас сейчас экономистов больше, чем специалистов. Найдут даже то, чего не было. Пока по области поездишь, справка будет. Еще?

- Может быть вертолет или самолет,  если потребуется в соседние области слетать?

- И это сделаем. У нас армия на голодном пайке и каждый такой вылет оплачивается отдельно. Поэтому для нас постараются.

- Тогда все, я пошел.

- Удачи, - и майор вызвал дежурного, чтобы проводил капитана.

С утра Донсков на джипе выехал по направлению к шахтам Прокопьевска и Ленинск-Кузнецка.  Дорога,  как ни странно,  оказалась в  прекрасном состоянии. Зато пейзаж... Пейзажа не имелось никакого. Унылая гористая пустыня с заброшенными терриконами.  Кругом пыль и искусственные холмы отходов, вырастающие при приближении к ним и сливающиеся с общим тоном местности по мере удаления.

"Невеселое местечко", - подумал капитан, легким нажатием стопы заставив стрелку спидометра перевалить отметку "сто".

Движение для дороги такого класса не являлось интенсивным, несмотря на проносящиеся изредка навстречу груженные мощные "БелАЗы" и "КраЗы".

"Странно, шахтеры  бастуют,   а руду и уголь везут,  - промелькнула очередная мысль. - Может, для местных котельных?"

Однако, заехав  по  дороге на пару не входивших в его перечень шахт, он убедился,  что масштабы исключения перерастают в  правило.   То  же подтвердили и встречи в Прокопьевске,  куда он добрался через пару часов.

Директор шахты во всем оказался солидарен с губернатором. Нет заказов, нет финансирования,  шахты стоят,  поэтому рабочие почти год  без зарплаты. Во  всем виновато правительство Москвы и чиновники центральных министерств.

Сделав копии  необходимых документов,  Донсков пообещал во всем разобраться.

- Сами понимаете,  - ответил он директору, - в Москве быстро ничего не делается. Вот прислали меня побывать непосредственно на объектах,  а затем должна приехать комиссия в Кемерово.
- Вы что,  с ума там сошли?  - возмутился директор. - Да вы нас комиссиями только и кормите.  Что ни месяц,   то  комиссия.   А  рабочих отчетами и согласованными протоколами не накормишь.

Насчет рабочих Донсков хотел разобраться сам.  Бросив в джип пиджак и оставшись только в рубашке,  он прошел на территорию.  Как и говорил директор, кучки что-то недовольно обсуждавших рабочих встречались повсеместно.

Подойдя к одной из них,  где,  стоя на деревянном ящике, митинговал невысокий кучерявый парень, он остановился послушать.

- Идти надо на Москву! - жестикулировал тот, активно размахивая руками. - Надо самим потребовать. Никакого доверия начальству.

- Во дает Николай,  - примостившись сзади за Донсковым,   шепнул  в спину только что подошедший горняк. - Ничего не боится. Молодой, - непонятно, то ли с одобрением, то ли с осуждением добавил он.

И, не дожидаясь ответа, тут же крикнул оратору:

- Так за что деньги-то требовать,  если ни уголек, ни руда никому в России не нужна. Все с Запада везут.

- Опять то же самое, - еще больше закипятился парень, даже не заметив, кто задал вопрос. - А вот это что? - и указал рукой на видневшийся вдали  самосвал,  медленно ползущий к железнодорожной платформе.  - Кто-то же это принимает от нас в подарок.  Небось,   Москва  для  себя уголька не жалеет.

От внутреннего круга отделился человек в плаще и встал рядом с ящиком, на   котором стоял Николай.  С большим изумлением Донском узнал в нем Сукина.

- Парень верно говорит, - хорошо поставленным командирским голосом поддержал тот Николая.  - Я тут у вас проездом,  но газеты изредка читаю. Если вы не нужны, то вас надо закрыть и выплатить ликвидационные. Но так же не делают.  Намного выгоднее держать бесплатных рабов, которые к тому же сами себя кормят.

Рабочие одобрительно зашумели.

- А  ты  сам-то  не  москвич?  - снова выкрикнул недоверчивый сосед Донскова.

Человек в плаще повернулся,  чтобы ответить и  тут  же  его  острый взгляд наткнулся на рядом стоящего капитана.

"Ну и наблюдательность, - недовольно огорчился Димадон, желавший на этот раз остаться незамеченным, - в толпе вычислил".

- Да нет,  какая там Москва. Я так, проездом, - неожиданно для поддерживающих его, Сукин сбился и покинул центр круга. Затем, протиснувшись между плотно стоящими телами,  прошел к  другой  группе  рабочих. Постояв там не больше минуты,  он,  не оборачиваясь, направился к проходной.

Дима, сам не двигаясь,  продолжал наблюдать за ним. Что-то здесь не сходилось. Чем объяснить эти случайные встречи?  Кто  за  кем  следил? Вроде, никто  ни  за кем.  Но и многочисленные случайности становились подозрительными.

"Жаль, послать некого за ним, - подумал Донсков, - не идти же самому задерживать, какие у меня основания? Ну, хочет человек меня видеть, и все тут".

Через час разговоры в этой группе закончились и она понемногу перелилась в  другие  аналогичные  группы около производственных корпусов. Дима подошел к Николаю.

- Можно вас на минутку? Вы тут, наверно, всех знаете?

- Конечно, знаю. Семь лет с шахтой связан. А вы кто? - вдруг подозрительно поинтересовался он. - Ходят тут всякие.

- Инспектор из Москвы. Вот мое удостоверение, - спокойно отреагировал Донсков.  - Был у вашего руководства, теперь хочу поговорить с вами и с профсоюзом.

- Я  и есть профсоюз,  - Николай остановился и прислонился к столбу электропередачи, все еще подозрительно разглядывая "столичную штучку".
 
- Может,  куда зайдем? - предложил Донсков. - Посидим, потолкуем. Я хоть из Москвы,  но тоже прекрасно знаю, что есть две правды: их, - он показал в сторону административного корпуса, - и ваша.

После таких слов подозрение в глазах парня растаяло,  но  идти  куда-нибудь он отказался.

- Нет, давай здесь говорить. А хочешь, ребят позовем.

- Нет, так нет, - Дмитрий протянул ему открытую пачку "Мальборо". - Пока не надо,  без чужих ушей поговорим. У меня тут документы по вашей шахте. Не поможешь разобраться?

- Чего ж не помочь,  давай, - парень отошел на пару шагов от столба и присел на большую чугунную штуковину, жестом предлагая Донскову последовать его примеру. Благо таких сидячих мест на дворовой территории было разбросано предостаточно.

Николай быстро пролистал бумажки,  накладные, квитанции и вернул их Донскову.

- Все это туфта, - решительно заявил он.

Такая быстрота работы с документами огорчила капитана.
   
"Еще  один работяга! Как бумажки - так туфта. А нам без этих бумажек - и ни туда, и ни сюда. Доказательства".

Но на этот раз он ошибся.  Николай оказался не совсем серой массой. Как член профкома, многие из этих бумаг он уже видел и даже визировал. По договоренности между профсоюзами и администрацией.

- Тут все без вопросов в этих бумажках,  не придерешься, - закончил он мысль. - А вот куда 500 груженных самосвалов только за неделю ушли? Ты не знаешь?

Донсков не знал.

- Вот и я не знаю.
- Так вы бы разобрались.  Вон вас сколько,  и не работаете,  к тому же.

Николай  только безнадежно махнул рукой.

- Это здесь нас много.  А как начинаем по кабинетам ходить  и  узнавать, так  там и в десять раз больше не хватит.  Все на что-то кивают: постановления, разрешения,  резервы, временные переносы, и никто ни за что не отвечает.

- И в городе?

- И в городе тоже.  Только еще хуже. Здесь хоть ребят с собой можно прихватить. А там на тебя одного пять толстопузых приходится. Все вежливые и только в бумажки смотрят.  Чужая зарплата, условия жизни - это их не интересует.

- Так зачем вы таких выбирали? У нас ведь демократия. Все выборные.

Подозрение опять мелькнуло в глазах Николая.

- Во-во,  и они так говорят.  Мол,  демократия и никто ни за что не отвечает. А что выбираем не тех...

Он задумался на пару секунд и усталым голосом продолжил:

- Так ведь система такая.  Нам дают,  а мы должны только выбрать. А что ни выбери - все дерьмо!  - он сплюнул на землю. - Вот мы тут и решаем. Своих надо ставить.

- Как в семнадцатом? Это вас коммунисты агитируют?

- Да ты что?  - даже удивился Николай.  - Да мы их здесь ни разу не видели. Партийные деятели к нам не ездят.  Они в думах заседают, думают. Нет, старики рассказывают. Да и Витька так считает.

- А это кто? Тоже из стариков?

Николай в ответ беззаботно рассмеялся.

- Какой там старик.  Витька Погодин, мой друг. Он как и я, профсоюзами занимается.  Только на самом верху, в Кемерово. Его туда именно за эти идеи  ребята выдвинули,  хотя старые профсоюзные боссы были и против. Но ничего, мы и их скинем. Вот жратва кончится, и в город пойдем. У нас мужики,  знаешь, какие? Спуску не дадут. А с Витькой я тебя могу познакомить, мы с ним часто встречаемся.

- Хорошо,  - согласился капитан.  - Только попозже. Я заеду сюда за тобой на обратной дороге. Пойдет?

- Пойдет, заезжай, - Николай встал и, пожав протянутую руку, отправился к своим.

Выспрашивать его  о Сукине в такой ситуации не имело смысла.  Зародившееся доверие легко могло смениться опять на подозрительность.

                ***

Две недели поездок по области показали одно и то же.  Для достоверности Донсков  даже воспользовался любезностью КГБ и пару раз слетал в соседние области. Как ни странно,  роль лидера в регионе принадлежала Кемерово. Ни более известный Челябинск, ни полустоличный Новосибирск, ни кто другой на это не претендовали. Зато фамилия до этого им  неизвестного Погодина всплыла пару раз даже там.

О Сукине новых сведений в КГБ не имелось.  Но узнав от Донскова  об их встрече,  комитетчики пообещали заняться им поплотнее. Ведь в свете всего и он,  и Жорик уже становились не просто заезжими бродягами,   а прямыми подстрекателями неповиновения.

Возвращаясь в Кемерово, капитан, как и обещал, заехал к Николаю. На этот раз разговор по душам получился сразу. Выпив же за дружбу бутылку в местной столовой, он даже сообщил ему по секрету, что ближайшие горняки и металлурги - "за".

- За что? - притворился непонимающим Донсков.

- Да  за  то,  чтобы пойти против этих профсоюзников,  что засели в центре. Объединим свои рабочие комитеты и стачкомы и тогда поговорим с властями.

- А я-то думал,  что именно профсоюзы хоть что-то выбивают для вас, - удивился   капитан.   - Ведь они же передали требования и собираются объявить областную забастовку.

- Кто? Эти старики? - ухмыльнулся Николай. - Да они только обещают. Обещают нам,  потом обещают им.  Они даже не знают нашей жизни.  Ты-то сам хоть раз в шахте бывал?

- Нет, не пришлось.

- Так ты посмотри и сразу все станет намного понятнее.

- Да я не против,  - вынужден был согласиться Донсков,  на которого давил недостаток времени. - Нужно разрешение начальства?

- Кого?  Начальства?  - даже удивился Николай.  - Да оно из  своего здания никогда не выходит. Здесь мы распоряжаемся. Пошли, там и переоденешься. После сокращений, спецовок лишних у нас хоть отбавляй.  Такую грязь домой с собой никто даже не берет.

Идя по дороге к забою, Донсков убедился, что авторитет его попутчика за  эти две недели значительно поднялся.  Даже более старые шахтеры первыми здоровались с ним.  Никто не возразил ему и когда он пропускал капитана в кабину для спуска.

- Со мной! - вот все, что от него потребовалось дежурному.

В лифте  их оказалось всего двое.  Это был подходящий момент задать давно его интересовавший вопрос.

- Кстати,  - как бы невзначай,  обронил Димадон, - ты все бузишь, а как поживает твой заступник, что выступал после тебя в день моего приезда?

- Какой?  - здесь, в шахте, Николаю ничего не казалось подозрительным.

- Да тот, проезжий, в светлом плаще.

- Плотный такой?

- Кажется, да.

- Это Олег, он не наш, даже фамилию не знаю. Шофер, возит к нам какое-то начальство, вроде тебя.

- Ну  вот,   опять.   Раз в пиджаке,  значит начальство,  - покачал головой Донсков.  - Да такой как я в этом  самом  министерстве  значит меньше, чем ты здесь. Понял?

- Понял,  понял.  Только зарплатой вы себя там не  обделяете,   что большие, что маленькие. Всю Россию Москва обокрала. Если не можете управлять, то и деньги нечего наши забирать,  - решительно не согласился Николай.

Донсков замолчал.  С этим отношением к Москве он теперь  встречался по всей  стране.  Москва больше не была матерью российских народов,  а скорее являлась злобной мачехой,  не любящей и запугивающей своих родных и неродных детей.

- Так этот Олег москвича возит?  - капитан  попытался  сразу  убить двух зайцев, уйдя от неприятной темы. Ведь он-то Москву любил. Уже любил.

- Нет,  не москвича. Кого-то из областного начальства, вроде директора нефтяной компании. У них, как и у нас, директор здесь, а деньги - в столице.  Он мне кругозор расширяет, все их замыслы передает. Неплохой мужик! Он и сегодня тут был. Когда мы с побой в столовку шли, я даже хотел вас познакомить, он бы тебе пригодился. Сам Олег не против, я ему о тебе рассказывал.  Но он как сквозь землю провалился.  Вместе со своим "рейнджровером".  Машина - класс,  как у тебя, только раза в два больше.

"Учится, Сукин",   - подумал Донсков.  - На этот раз я его не заметил".

Кабина остановилась.

Забой оказался адом.  Уже буквально через двадцать шагов капитан не ориентировался, куда  они идут.  А ведь двигались они пока по главному штреку и в полный рост.  Когда же пошли боковые ответвления и пришлось пригибаться, то    здесь  он стал думать только о сохранности головы и возврате назад.

Не то, чтобы он боялся. Встречался и не с таким. Просто здесь внизу на него все время что-то давило,  отчего даже простые объяснения Николая до него доходили с большим трудом.  Да и смысла никакого это посещение не имело.

Он уже собрался сказать об этом Николаю,  как вдруг  где-то  позади них два раза что-то ухнуло. Вопросительно подняв глаза на Николая, капитан даже при свете фонарей по лицу проводника понял, что это не совсем обычные для этих мест звуки.

Ничего не объясняя,  Николай молча развернулся и быстро зашагал назад. И  тут  в  лицо  им  ударил  напор  воздуха с каким-то неприятным специфическим запахом.

- Похоже,  взрыв! Хотя сегодня внизу никто не работает, - и, не выдержав напряжения, Николай бросился бежать.

Но далеко пробежать не удалось. Выросшая перед ними на месте недавнего прохода гора свежеобрушившейся породы наглухо закупорила выход.

- Вот влипли, - с отчаянием прошептал Николай, опускаясь на корточки от внезапной слабости в ногах.

Капитан еще  не  прочувствовал  всей  ситуации  и  поэтому  пытался активно действовать, чтобы поднять дух напарника.

- Не  рыпайся и сиди!  - неожиданно зло дернул его за руку Николай, усаживая рядом с собой прямо на пол.  - Надо беречь воздух.  Спичек не зажигай и выключи пока фонарь.

Капитан автоматически выполнил приказание,  оказавшись в  кромешной тьме. И мгновенно в висках застучали невидимые молотки,  наполняя разрастающимся шу-мом замкнутое глухое помещение.  "Все,  вот как закончилась моя жизнь. Когда-то еще в первом бою лейтенант учил, мол, не рыпайся и не лезь,  дурак,  под пулю.  Пуля не достала. А куда тут рыпаться?»

- В общем, так, - прервал воспоминания напряженный голос Николая. - Это завал.  Крепежа в боковых отводах мы не ставим - нет из чего. Спасательная служба не действует,  разогнали за неимением  фонда  оплаты. Других выходов  нет  и хватятся нас не раньше,  чем через час.  Какие предложения?

- Сидеть, - угрюмо проговорил все понявший капитан.
- Правильно. И не рыпаться, воздуха где-то на сутки должно хватить. Оба затихли.  Каждый ничего не видел, а только слышал тяжелое дыхание соседа.

- Сколько уже?  - выдавил из себя Донсков, когда молчать стало не в силах и капитан сосчитал про себя до 5400 - обещанный час  с  добавкой половины на раскачку.

Николай на мгновение зажег фонарь и,  взглянув на часы, коротко ответил:

- Мы здесь 22 минуты.

Дальше ход  времени  капитан контролировать не пытался.  В сплошной темноте глаза закрылись сами и через отчаянное спокойствие начал  приходить сон.

Из забытья его вывел толчок в плечо.

- Дима, принюхайся, - почему-то прошептал Николай, - по-моему, газ.
 
Димадон пару раз посильнее втянул  воздух.   Ничего  не  ощущалось, только приятное опъянение от прочищенных легких слегка закружило голову.

- Нет, вроде ничего.
- А меня в сон клонит.
- Так я совсем спал.
- Голова почему-то кружится,  - продолжал монотонно перечислять Николай.
- И у меня, но я думал, что это от отсутствия света.

- Может и так,  дай-то бог! - почему-то вдруг выкрикнул, сорвавшись с голоса, молодой шахтер.  - Сколько раз нас учили, так и не запомнил никаких признаков отравления.

Теперь уже смешок пришел с того места, где должен был располагаться товарищ. Дима включил лампочку.  Николай лениво замахал на нее руками, вращая в такт взмахам головой.

- Выключи,  выключи, - тоненько пропел он. - С этой стороны свет, с той что-то   шуршит.  Спать не дают,  - теперь он перешел на капризный тон.

Капитан прислушался. И точно, где-то далеко из-за завала шел шорох.

- Вы-ы-ключи! - почти проплакал Николай.

И тут капитана осенило. Ну, конечно, газ! Николай не помнил, но он-то гражданскую оборону проходил на практике.  И не только гражданскую. Когда выкуривали   из пещер спецзарядами таджикские отряды,  перешедшие границу для помощи своим единоверцам.

Вспомнив теорию, он выполнил пункт наставления и плотно прижал мокрый платок к лицу Николая. Едкий запах мочи и несколько дополнительных ударов по физиономии довольно быстро протрезвили того.

- Газ!  - при свете включенного фонаря несколько раз повторил Донсков, продолжая удерживать платок у лица Николая,  чтобы тот через него дышал.

Однако Николай уже все понял сам. Он, покачиваясь, привстал, сделал несколько шагов, а затем вообще лег на пол.

- Ложись!  - махнул он приглашающе рукой Донскову. Здесь воздух чище. И выключи фонарь.

Донсков последовал совету. Теперь на ясную голову шорохи за завалом стали слышны более отчетливо.

- Похоже,  спасатели,  - неуверенно, но с надеждой проговорил Николай.

-  Сколько?

Николай не стал переспрашивать и,  щелкнув выключателем, ответил:

- Четыре с половиной часа.

Толщины завала они не знали,  но им казалось, что шорох разгребаемого с той стороны угля быстро приближался.  И вдруг шорох сменился негромкими ударами. За-тем опять возобновился и снова перешел в отчетливый стук. Потом все стихло.

- Что-то произошло, - обеспокоился Николай, - надо и нам им помочь.

Он начал руками отбрасывать куски угля от завала за  спину.   Затем сорвал с головы каску и принялся работать ею,  держась за фонарь,  как за ручку.  Капитан последовал его примеру. Сразу стало труднее дышать. Угольная пыль моментально забила нос и горло.

- Чуть потерпеть,  чуть потерпеть,  - с неистовством работая  самодельной черпалкой, выжимал через зубы Николай.

И тут они услышали звук.  Очень похожий на тот, далекий, только гораздо ближе и отчетливее.

- Что это? - остановился капитан.
Но Николай продолжал грести,  ни на что не обращая внимания.
 
Тогда Донсков, даже не одевая шлема, включил фонарь и направил его вперед. Даже сквозь пылевое облако стало видно, что вместо постоянно осыпающегося склона перед ним  начало вырисовываться ровное гладкое  пятно, начинающееся прямо  от потолка.  В этот же момент Николай в очередной раз махнул каской и Донсков понял, откуда  шел стук.

Он шел от удара о сплошной камень!

- А ну, остановись! - приказал Димадон.

Николай остановился  и тут же  они  услышали ответный стук с другой стороны. Между ними находился огромный валун.  Они могли перестукиваться, но  ничего  не могли больше сделать.  Теперь стало понятна причина возникновения затишья с той стороны.

Взрыв эмоций,   державший  их,  прошел,  и теперь застучали головы. Смесь газа с пылью сделала свое дело. Помогая друг другу, они отползли как можно дальше от завала и без сил растянулись на полу, как бы пытаясь оттуда высосать живительный и чистый воздух.  Потом наступило  облегчение и две бессознательные фигуры замерли на грязном полу.

                ***

Через восемь часов их вынесли на поверхность. Но они остались живы. Даже больше  того,  еще через два часа они смогли говорить.  Сказалось то, что спасателям удалось вовремя пробурить валун и осуществить  вентиляцию помещения, где они оставались лежать,  пока к ним не пробили обходной канал.

Сутки спустя они пожимали руку своему спасителю. Но еще до этого им вкратце пересказали историю их счастливого  освобождения.   Дело  было так.

В то время, как они спускались вниз, на шахте появился журналист из Москвы, исследующий  тему  безопасности подземных работ и попросил отвезти его вниз.  Ему поначалу отказали, но он предоставил столько разрешительных и рекомендательных бумаг, что пришлось согласиться. В конце концов решили,  что даже и неплохо,  если они с профсоюзным  лидером переговорят прямо под землей.

Однако со спуском произошла заминка.  Исчез дежурный,  руководивший этой процедурой.   Потом его нашли пьяным за столовой,  хотя он до сих пор  не мог или не хотел объяснить, как такое произошло.

Одним словом, пока искали замену, и произошел взрыв. Вот тут-то выяснилось, что  добровольцев рискнуть собой вместо спасателей и посмотреть, что  там произошло, не так-то много. Директор сам сидел на телефоне, но конкретно никто ничего не обещал. А если и обещали, то только людьми, но никак не специальным спасательным оборудованием.

За это время журналист с пятью профсоюзными активистами, утверждавшими, что Николая подорвал сам директор,  внизу докопались до валуна. Дальше дело встало.

И вот здесь начались чудеса.  Журналист куда-то уехал,  а еще через четыре часа вернулся с полностью  экипированной  бригадой  спасателей. Она-то и просверлила камень, а затем достала и пострадавших.

Однако удивительное на этом не закончилось. Пожимая утром руку спасителю, Донсков  с  огромным удивлением узнал в нем  Роберта Санли, собственного корреспондента "Уорлд Миррор".

Не менее довольный,  чем сами спасенные, Санли безостановочно сыпал скороговоркой:

- Ведь предлагал же я вам, господин Донсков, лететь со мной. А так, видите, инспекция вам боком вылилась.

- А как же вам...,  - не дослушав и не соблюдая этикета,  поторопились спасенные выяснить самое непонятное для себя в этой истории.
- ...Как же, как же, - также без особой английской чо-порности перебил их,  в свою очередь,  журналист.  - Я же говорил,  что ваши обычаи знаю не хуже вас и не только на московских дорогах. Тысяча долларов за информацию о бригаде, две тысячи - за срочность и доставку, и три - за саму работу, к которой у меня претензий нет. Это готовый очерк.

О причинах взрыва они не спрашивали.  Это мог быть газ,   но  могла иметь место и диверсия. Здесь многое оставалось неясным. Внезапно опьяневший дежурный, спуск и подъем людей без подсчета, исчезновение Сукина, случайное появление Санли.

Однако журналист проявил свою осведомленность и здесь.  Он вынул из кармана и протянул  капитану жестянку с отчетливо различимыми на ней буквами: "Сделано в СССР".

- Это что? - не сразу понял Донсков.

- Кто платит,  тот и заказывает музыку,  - с преамбулу начал журналист. - Это лично  мне  отдал бригадир спасателей.  Найдено на месте взрыва.

Значит, что был не случайный взрыв газа,  и,  значит,  это мог быть только Сукин, которому надоели их случайные встречи.

Или же,  все-таки, сам журналист, для большей правдивости организовавший и спасение,  но не рассчитавший, что они могли остаться целы после взрыва.



                Глава седьмая


Отпраздновав вечером  в  столовой  воскрешение с того света и славно погуляв, на следующий день Донсков с еще бюллетенящим Николаем выехали в Кемерово. Санли же продолжил свой путь в обратную сторону, по следам Донскова. Пришлось  тому в знак благодарности поделиться с ним кой-какой добытой ранее информацией.

- Вот видишь,  Димадон,  - после вчерашнего ужина  они  перешли  на "ты", - и ты начинаешь постигать, что информация - это товар и деньги.
 
- Вижу,  вижу,  - вынужден был буркнуть в ответ Донсков. - Только у тебя почему-то и деньги и информация,  а у меня только информация. Так сказать, в голом виде.

- Информация в голом виде?  - рассмеялся Санли. - Считай, что выражение куплено и мы с тобой квиты.

"А это уже как КГБ и полковник посмотрят",  - мелькнуло у капитана, и он приветливо помахал рукой вслед  отъезжающему  журналисту.   Затем тронулись и они.

Доехав до Кемерово,  Николай и Дима временно разошлись.  Встретится договорились в шесть около Главпочтамта.  К этому времени Николай должен был найти Погодина и поговорить с ним.

Донсков поехал  в КГБ отдать ксерокопии добытых документов.  Заодно его там ждали и сведения по Сукину. По полученным описаниям  гэбэшники вышли на  Реброва Всеволода Львовича - генерального директора "Сибинеги". А его шофер точно подходил под приметы Сукина.  Но за  директором слежки не велось,  поэтому и местонахождение Сукина до сих пор не было установлено.

Из-за пробки на перекрестке,  где троллейбус развернуло попрек улицы, капитан подъехал к зданию Главпочтамта на пять минут позже  назначенного срока. Николай его уже ждал.

- Я подумал,  что не придешь,  - радостно приветствовал он его, садясь в кабину.

 - Забегаешься по начальству и забудешь о простом народе.

- Эх,  Коля,  не все так просто и не все начальники плохие.  Многие пытаются, у немногих, однако, получается. А что с Погодиным?

- Посидеть,  поговорить по душам не удастся. У него сейчас запарка. Завтра состоится областная профсоюзная конференция.  Будут решать вопросы жизни и смерти. Но познакомить - познакомлю. В клуб заедем, у них там сейчас штаб.

В клубе было как когда-то в Смольном. Даже оживленнее, так как танцы на первом этаже никто не отменял. Десятки машин и автобусов стояли вокруг здания и во всех окнах  горел свет.  Заглянув в четыре комнаты,  каждая из которых оказалась наполнена возбужденными мужчинами,  Погодина они отыскали  в  пятой.   Он сидел на краешке стола и яростно накручивал телефон.

- Все время занято,  - указал он на аппарат, увидев входящего Николая. - Со вчерашнего дня к Кокошину дозвониться не могу.

- Познакомься,  Витя, - ответил тот, подходя к столу. - Это Дима, о котором я тебе говорил. Донсков.

- Привет.  Погодин Виктор,  - не отрывая трубки от уха, он протянул руку. - Как сказал Николай, честный чиновник из Москвы.

- Все мы чиновники в нашей жизни,  - не стал оправдываться Донсков, - только чины имеем разные.

- Верно, верно, - закивал головой Погодин. - О!, кажется прозвонился. Послушай,   я  не хочу спорить,  но нам свои люди в Москве еще как нужны.

Заметив удивленный взгляд Донскова, он извиняюще показал на трубку.

- Подымать не хотят,  на "занято" перешло. Ты извини, это я в революционном порыве  о "своих" заговорил.  Просто никто из столицы дальше губернаторской резиденции у нас не бывает.  А любой, кто раз увидел, в каких условиях  мы работаем на пороге третьего тысячелетия,  становится своим. Подожди секунду.

Он прижал  трубку ухом и,  придерживая одной рукой аппарат,  другой опять начал накручивать диск.  Затем, перехватив трубку, поднял голову на Донскова.

- Коля говорит, что ты здесь надолго. Давай вот что сделаем. Завтра у нас  конференция.  Послезавтра - сумасшедший день.  Давай в субботу, приходи ко мне домой. Вечером. И Коля будет. Я его не отпущу, пока все не решится.  А еще лучше..., - он сделал паузу, порылся во внутреннем кармане и протянул Донскову какой-то бланк,  - поприсутствуй завтра на конференции, хоть она и закрытая. Ночевать есть где?

- Центральная гостиница, - уважительно ответил за Донскова Николай.

- Тогда до субботы.  А я останусь сражаться с этим зверем, - указал Погодин на телефон. - Кровь из носа, но нужно дозвониться.

Дима отвез  Николая,  а сам поехал в гостиницу.  Поставив машину на охраняемую стоянку, поднялся в номер. Предвкушая столь долгожданный за две недели отдых, с размаху плюхнулся в кресло.

Гостиница была  очень даже ничего.  Здесь полковник никогда не скупился, компенсируя  хоть этим множество других неудобств их профессии. Полистав справочник  для гостей,  капитан вдруг вспомнил,  что неплохо еще было бы поужинать.

Только он успел принять душ, как в дверь постучали. На пороге стояла вызывающе одетая девица.

- Услуги заказывали?  - нараспев произнесла она,  одновременно поправляя рукой пышную прическу.

"Ничего себе горничные пошли,  - порадовался за  Кемерово  Димадон, пропуская девушку в комнату, - почище чем в столицах".

- Элеонора,  - назвалась горничная и элегантно уселась в кресло,  в котором совсем недавно сидел капитан. - Что будем заказывать?

- А что есть? - в свою очередь поинтересовался тот.

- Массаж интимный,  резинка, без резинки, свободная позиция, - заученно и лениво начала перечислять девица.

Донсков все понял.

- Красавица, - он подошел и, подхватив девушку за локти, легко поднял ее  из  кресла  и поставил перед собой.  - Ты,  наверно,  ошиблась номером. Я ничего не заказывал.

- Может и так, - все также лениво продолжила красотка. - Ну так закажи, если деньги есть.

- Есть,  есть, - обнимая ее за талию и прижимаясь губами к розовому ушку, прошептал страстно Димадон,  - но в другой раз.  Согласна,   моя крошка?

Девушка с просыпающимся интересом глянула на Донскова.

- Ты что, чокнутый? - поинтересовалась она.
- Ага, - радостно кивнул головой капитан.
- Тогда понятно.

Повернувшись и заученно покачивая задом, обслуживающий персонал вышел из комнаты.

"Эх, о цене не спросил,  - пожалел после ее ухода Донсков, - ребята интересоваться будут".

Он спустился в ресторан. Кормили и плохо, и дорого, зато сытно. Отделавшись от еще двух проституток,  пытавшихся составить ему компанию, он поужинал и поднялся обратно к себе.

Все та же яркая особа ошивалась возле его двери.

- Ты что,  малышка, опять заблудилась, обнял ее капитан за обнаженные плечи.

- Да не заблудилась я , - сердито ответила та, впрочем, не стремясь сбрасывать руки  Димадона с плеч.  - Просто народ какой-то безденежный сегодня понаехал. Работяги на конференцию.

- А по дешевке не можешь? - поддел ее капитан, открывая дверь.

- Не,  по дешевке не могу,  - грустно произнесла девушка.  -  Тогда свои доплачивать придется,  - и показала в дальний конец коридора, где маячила неясная фигура. - За мной секут.

Сбросив с себя выражение  вульгарности,   она  показалась  капитану очень даже симпатичной и трогательной.

- Тогда возьми конфетку,  - он протянул ей то, что осталось от ужина. - Я привык по любви.

- Конечно,   - согласилась девушка,  - бесплатно всем хочется,  - и пошла дальше по коридору в поисках подходящей двери.

                ***

Конференция проходила бурно и неорганизованно.  Просидев два  часа, капитан даже не смог понять, какие цели она ставила перед собой. Выступавшие говорили обо всем. Все всех ругали. Но никто ничего реального не предлагал.  Донсков даже подумал, что все так и закончится, но длинный стол президиума придерживался на этот  счет  иного  мнения.

Понемногу организованность стала перебивать беспорядок. Чья-то опытная и крепкая рука гасила невписанные в партитуру мелодии и скоро  оркестр зазвучал согласованно.

Речь шла,  не больше ни меньше,  как об отделении Сибири от России. Профсоюзам предлагалось  поддержать идею местных губернаторов.  За это некие могущественные структуры на первое время обеспечили  бы  рабочим всех отраслей безбедное существование.  А потом, когда отделение будет оформлено, они просто поставят Россию на колени, перекрыв той доступ к основному сырью и диктуя свои цены.

Что крылось за таинственными структурами капитан понял,  когда увидел на трибуне директора "Сибинеги" Реброва, а в проеме боковых дверей появившегося Сукина.  Служба безопасности охраняла своего директора  и его интересы.

Если до выступления директора зал, наконец-то понявший, как и Донсков, о чем ведется речь, загудел как растревоженный улей, то после аргументированной уверенной речи настроение его резко сменилось на  противоположное.

Идея величайшей в мире угольно-нефтяной страны многим  пришлась  по вкусу. Профессиональные профсоюзники, почувствовав крепкую хватку, готовы были полизать руку крепкого хозяина.  Живот перевешивал мозги,  а еда - патриотические призывы.

В такой атмосфере выступление Погодина и нескольких других  молодых лидеров-непрофессионалов не нашло поддержки у президиума. Кокошин даже не поставил их предложения на обсуждение.

- Хватит ходить искать правду в Москву,  - сурово подвел итог Кокошин. - Надо своей головой жить.

Такую существенную  деталь,  как различие между "просить" и "требовать", Иван Сергеевич на этот раз не заметил.

Прошедшая сразу  после такого вывода процедура голосования по зачитанному им решению прошла достаточно спокойно и принесла ожидаемые результаты. Профсоюзы  входили  третьей  силой  в  союз промышленников и местной администрации,  который в ближайшие дни должен  был быть оформлен в независимое государство.

На следующий  день капитан докладывал результаты своей деятельности полковнику по телефону.  Результаты анализа документов показали,   что деньги, переводимые  из  центра,  местной администрацией специально не доводились по назначению.  И даже больше.  То, что зарабатывал регион, шло опять-таки местным властям и директорату,  которые их для каких-то целей накапливали и не пускали в ход.  Рабочие обворовывались сразу  с двух концов, но виновник при этом оставался один - Москва.

Вывод полковнику был ясен:  тонкая политическая  игра,   в  которую включились толстые деньги, переходила на стандартный российский сценарий. Итогом такой игры, если не прервать ее вовремя, могла быть только большая кровь.

- Справимся,  капитан,  не дрейфь,  - подбодрил Донскова полковник, хотя с таким масштабом организованности ему самому приходилось  встречаться первый раз. И если раньше стержнем всех военно-профилактических мероприятий являлось славянское единство, то теперь такой стержень еще требовалось найти, чтобы не допустить сокрушительной гражданской войны между своими.

- Какие мои дальнейшие планы? - поинтересовался капитан.

- Документы,  списки, фамилии, отчет передай через КГБ. Мы поначалу примем стандартные меры:  кого-нибудь снимем или наградим.  Надо бы  и тебе сюда вернуться,  но пока останься и поприсутствуй на главном собрании.

Кстати, Президент одобрил присвоение тебе внеочередного звания. Так что скоро будешь майором. И без всяких там академий.

- Спасибо, Юрий Борисович.

- Ладно, не за пустое же ведь.

                ***

Субботний вечер Донсков проводил в гостях у Погодина.  Кроме  него, из чужих присутствовал только Николай.  Хотя его-то чужим назвать было никак нельзя - старый друг Виктора и молчаливый обожатель  Лены,   его сестры.

Родители Виктора,  как положено, приготовились к приходу гостя. Две бутылки "белой" стояли на столе. А вот закусочка оказалась пожиже московской. В основном салаты да миска маринованных грибов.

- Чем  богаты...,  - проговорил отец,  усаживая Дмитрия на почетное место.

- В основном все свое,  - добавила извиняющимся тоном мать,   -  со своего огородика, да еще вот грибочки с прошлого года остались. Кушаете-ли вы такое там, в Москве?

- Не волнуйтесь, мамаша,  - поцеловал ее в щеку Дима.  - Москва все кушает.

- Только не все отдает, - с ехидцей вмешался Виктор, усаживаясь рядом с гостем.

- Витя, как тебе не стыдно, - шикнула сестра и наступила под столом ему на ногу.

Сама она  только раз при знакомстве посмотрела Донскову в глаза,  а потом только исподлобья бросала на него смущенные  и  заинтересованные взгляды. Чтобы сделать атмосферу посвободней, Донсков попросил посадить Лену около него.

- Леночка, вы не против? А то ваш брат совсем загрызет меня без вашей помощи.

Когда же она сама,  не дожидаясь других разрешений, оказалась рядом с ним, шепнул ей на ушко:

- И на меня будет легче смотреть. С боку. Верно?

Чуть покраснев,   Лена ничего не ответила, выбирая лучшее место для стоящих перед ней рюмки и бокала.

- Коля! - крикнул Донсков в дверь. - Ты из сеточки там все достал?

- Все сделано, - ответил с кухни Николай. - Софья Андреевна уже режет.

Когда к столу дополнительно была подана нарезанная колбаса и  копченая селедка,  сидевшие за столом мужчины заметно оживились.  Такой закуски их домашние столы давно  не видели.

- Ну,  на правах старшего, - когда все уселись, поднял стопку отец, - за гостя! Не часто они сейчас у нас бывают, особенно из Москвы.

- Поехали, - поддержал нетерпеливо Николай.

Дальше пошло проще и вскоре обстановка в квартире опять  стала  домашней. Отец Виктора, только что вышедший на льготную пенсию, оказался мастером выпить. Ополовинив третью бутылку, вышли покурить во двор.

За Донсковым,  как хвостик,  увязалась Лена.  Для окончившей только что школу девчонки приезд столичного гостя стал настоящим  событием  в жизни. Да и сам Донсков,  дурачась, шутливо охмурял провинциалку. Став в дверях неосвещенного подъезда,  он рассказывал ей анекдоты из  своей школьной жизни,  слушая которые,  она счастливо хохотала,  опираясь на галантно подставленную руку.  Остальные,  в том числе и  обиженный  ее невниманием к  себе Николай,  прошли чуть вперед и остановились в тени большого густого куста сирени.

Но не успел Николай угостить всех желающих сигаретой,  как из подъезда дома напротив показалась аналогичная им группа и,  чуть пошатываясь, прямиком направилась к ним.

- Мужик, дай прикурить! - хриплым голосом попросил один из них.

Не замечая грубого тона, Николай радушно протянул пачку незнакомцу.

- Ну и дерьмо ты куришь!  - даже не взглянув на  сигареты,   сказал второй, заходя сбоку.

- Не нравится,  так валите отсюда,  - отец,  знавший всех в районе, своих в них не признал.

- Во,  старый хрен, еще задирается, - с удивлением и угрожающе произнес третий.

- Шли бы вы, ребята, отсюда с миром, - заступился за отца сын. В своем дворе он чувствовал себя уверенно,  да и привык уже к подобным сценам.

- Не  лезь,  сопляк,   -  и мордатый мужик,  ткнув пятерней в лицо, заставил Виктора отступить на несколько шагов к скамейке.

Одновременно с этим пустили в ход кулаки и двое оставшихся. Хлюпнув носом, больше всех выпивший отец сразу свалился с ног. Рядом охнул Николай, получивший удар в живот и упавший, споткнувшись дополнительно о протянутую ногу. В руках первого щелкнул, раскрываясь, нож.

- Этих оставь! - коротко приказал третий. - Сделай того, у скамейки.
 
Пронзительный крик прорезал тишину вечернего двора. Кричала Лена.

- Витю убива-а-ют!

На обладателя хриплого голоса этот крик не подействовал.

- Получай, паскуда, - просипел он и, широко размахнувшись, направил нож в горло парню.

Но тут же был вынужден теперь сам зареветь на полную силу.  Подскочивший Донсков в последний момент перехватил  его  руку  и  с  громким треском сломал ее о поднятое колено.

На крик и вопль начали открываться окна квартир.

- Что вы там возитесь?! - раздался сбоку голос бегущего к ним человека. - Даже такой ерунды вам доверить нельзя.

Огибая куст сирени,  перед подъездом показалась бритая голова запыхавшегося человека с пистолетом в руке.

- Быстро, которого тут, показывай!

Второй показал пальцем на застывшего, как в трансе, Виктора. Отпихнув в сторону продолжавшего выть мордоворота, бритый направил пистолет в сторону Погодина. Между ними было всего метра три расстояния.

"Эх, нет здесь Чижика,  у него это здорово получается. Придется самому", - мелькнула в голове Донскова фраза,  совершенно отвлеченная от действий тела.
Тело же тем временем сгруппировалось и,  сделав кувырок через голову, преодолело  три смертельных метра,  а на подъеме,  ногами,  выбило пистолет из рук бритого, оказавшись с ним лицом к лицу.

Мозг, опять же совершенно независимо от действий тела, выдал информацию на убийцу:  "Жорик.  Тот, кого в "Славянском базаре" хотел взять Удалов".

Одна рука Донскова заученно-рефлекторно  заломила  руку  Жорика  за спину, а вторая, выдирая волосы, оттянула голову назад.

Ошеломленные на секунду нападавшие бросились  выручать  подельника. От удара одного Донсков прикрылся Жориком,  а второго отбил выверенным тычком ноги в пах.

И тут, прорезая темноту сгустившихся сумерек, вспыхнули автомобильные фары. Рык мотора заглушил хлопанье окон. Обляпанные грязью "Жигули", слепя    фарами и визжа тормозами,  остановились около дерущихся, сбив и отбросив Донскова с задержанным в сторону как раз в тот момент, когда он повторно подымал ногу, чтобы ударом в лицо добить скорчившегося противника.

Выскочивший водитель и наименее пострадавший бандит быстро запихнули вовнутрь находившихся в отключке дружков.  Затем  хлопнули  дверцы, фары погасли и машина с максимальной скоростью рванулась с места.  Работавший автономно от подбитого тела мозг Донскова четко  зафиксировал похожесть водителя на портрет Сукина.

Все это произошло настолько быстро, что еще ни один человек из разбуженного дома  не  успел появиться из подъездов.  Только начал разгибаться Николай, а Виктор наконец-то смог оббежать все время прикрывавшего его Донскова. Кряхтя, понемногу подымался отец.

- Витенька! - бросилась на шею, целуя брата, Лена. - Ты живой?

- Живой, живой. Кто это был?

Не отвечая и уверившись,  что с ним все в порядке, она уже помогала подниматься Донскову.

- А вы, Димочка? - из-за волнения она назвала его так, как ей только мечталось.
   -  Спасибо за Витю,  - Лена приподнялась на цыпочки и чмокнула Диму в щеку, но тут же смутилась и обратно вернулась к брату.
 
Донсков окончательно пришел в себя и выбросил из руки зажатую прядь волос.  Поддерживая друг друга,  мужчина начали подниматься по лестнице наверх. Навстречу им уже летела Софья Андреевна, заранее размазывая по щекам слезы.

Но кроме Димы,  у которого оказался запачкан пиджак, да все еще тяжело вздыхающего Николая,  никаких других повреждений она не обнаружила. Мать  с дочкой тут же занялись чисткой, не зная как еще отблагодарить гостя.

- Заявлять будем? - как к старшему обратился к Диме отец Виктора.
 
- Как хотите, - безразлично ответил Донсков, хотя видение уплывающего лица Сукина по-прежнему преследовало его, - но меня там не было.

Отец взглянул  на  сына.  Тот пока молчал,  ясно чувствуя,  что его профсоюзное возвышение и сегодняшнее нападение каким-то образом связаны.

- Тогда выпьем, - не дождавшись ответа, решил за всех старший.

Выпить - выпили, но прежнего праздника уже  не получалось. Незримый страх висел над столом, сдерживаемый лишь присутствием гостя и алкоголя. Для обычной семьи это явилось неординарным событием.

Досидев до полуночи,  Донсков откланялся.  От попытки проводить его он отказался,   предложив  Николаю  эту ночь лучше провести в квартире друга. На всякий случай.

- Если останешься,  то заходи еще, - обняв, проводил гостя за порог отец Виктора.

- А то нам без вас страшно,  - из-за его плеча напомнила на дорожку о себе дочка.
- Цыц, когда старшие разговаривают, - прикрикнул на нее захмелевший отец.

Закрыв за гостем дверь и запирая ее на все засовы,  Софья Андреевна подозрительно поинтересовалась у дочери:

- Ты чего это, Ленка, к гостю все время приставала? Уж не влюбилась ли, чай?

- Ой, мамочка, влюбилась, и еще как! - сама обескураженная этим открытием, призналась Лена.



                Глава восьмая
               
         
Учредительный съезд,  в отличие от профсоюзного форума, прошел тихо и незаметно. Зато и посторонние на него не смогли попасть, в том числе и Донсков. Ребята в камуфляжной форме пропускали делегатов строго по списку. А вот Погодина обойти не удалось. Особенно после получившей широкую огласку попытки покушения на него.

Слухи о  конференции ходили самые гипертрофированные.  Ведь русский человек никогда не попытается вначале осмыслить то,  что произошло,  а сразу притягивает  события за уши к своему внутреннему восприятию происходящего. Так и здесь. Не имея, как всегда, никаких официально опубликованных сведений, в народе откуда-то появилось и крепло мнение, что профбоссы на корню продали всю область мафиозным  структурам  и  новым русским.

Последовавшие   затем опровержения этих  слухов,  в том числе самим Кокошиным,  лишь еще больше убедили людей в обратном. Логика железная: если об этом говорит тот, кого подозревают, значит - лжет.

В этих условиях Погодин,  сам не желая того, вдруг оказался для широких масс  главным  защитником  их  интересов.  За что и пострадал от сильных мира сего.  Не обладая никакой программой,  кроме  бунтарского несогласия со всем происходящим,  Погодин неожиданно выходил в общественные лидеры целого региона.

Решение Учредительного  Съезда  об образовании Сибирской республики афишировалось еще меньше.  Все решено было сделать по-тихому. Пока ничего Москве не объявлять, но все денежные потоки переключить только на местные банки и переподчинить вертикальные административные  связи  на центр новопровозглашенной республики.

Погодин вернулся со съезда в полной растерянности. Для простого рабочего все это являлось чистым предательством.  Сначала они были русскими, потом россиянами, а теперь станут азиатами?

Но, с другой стороны,  и центр такой никому не нужен.  И далеко,  и оббирает, и  не помогает. А здесь будут все свои: Красноярск, Барнаул, Новосибирск, Омск,   Тюмень,  возможно, Челябинск. К тому же за Уралом никто из молодых почти не бывал.

А как понять присутствие на съезде московской делегации?  Это являлось совсем необъяснимым.  Может, предательство уже стало нормой жизни и они в провинции просто не знают об этом?

Такие мысли гуляли в голове Погодина,  когда он делился ими с Донсковым и Николаем. Если он ничего не понимает, то как воспримет все это население рабочих окраин России?

Неизвестно как население,  но Котина информация Донскова об этом не слишком взбудоражила.

- Пока не страшно,  - прокомментировал он,  приняв сообщение.  - От решения до  выполнения  длинная  дорога.   Как и все,  они обязательно столкнутся на разделе должностей. Ты ведь сам сказал, что пока ни столица, ни лидер сепаратистов не выбраны.  В этом все дело на Руси. 

Никогда Омск не согласится подчиняться Новосибирску. А Красноярск не захочет быть отдаленной провинцией Омска.  С единым политическим лидером еще хуже. Так что время есть, пока они будут грызться между собой. Поэтому возвращайся для проработки операции.

Капитан и сам был не против. В гостях хорошо, а дома лучше.

- Да,  еще,  - если была возможность,  полковник любил кончать свои разговоры приятным. - Представление на майора уже почти готово, только нет времени заниматься бумажной бюрократией.  Да и Президент сам хочет тебя поздравить.  После того, как ты в пьяном виде перехватил киллера, он стал лично следить за твоими успехами. Чем-то ты ему понравился.

"Знаю, чем,  - подумал Донсков.  - Сначала сам полковник, а теперь, наверно, Зоя не дают забыть о нем".

- Так что приезжай, и ты - майор.

- Завтра-послезавтра буду, - бодро отрапортовал Дима.

                ***

Но ни с окончанием командировки, ни с майором ничего не вышло. Вмешалась стихия. Людская стихия, что на Руси похуже всего.

Улететь не удалось,  так как через день "встал" весь Кузбасс. А еще через три дня и Магнитка. Началась всеобщая и полная забастовка региона. С жертвами и стычками с милицией.

Стихия не захотела верить ни одним,  ни другим. Ей требовалась еда, а не  закулисные  игры.   Любого лидера в приличном пиджаке на трибуне встречали свистом,  особенно если ему было за сорок, так как молодежь, в своей основе безработная, ощутимо подогревала события.

В такой обстановке вопрос об отделении просто  некому  было  поставить. Вновь  модным стало слово "буржуй",  почти вытеснившее сочетание "новый русский". Это мелкое явление имело большие последствия.

Если раньше  рабочие  просто требовали отставки центрального правительства, не  выплачивающего зарплату и не запускающего заводы, то теперь общее  мнение получило иное направление.  Не правительство в отставку, а самим сменить все управление, чтобы не допустить к власти все скупивших и разворовавших буржуев.
Это уже было не просто отрицающее движение,  оно стало патриотическим. "Власть - трудящемуся народу!"  - вот его лозунг.

В одночасье во многих городах  были  разграблены  продовольственные магазины и  склады.   После нескольких самосудов милиция переоделась в штатское. Директорам запретили подписывать любые документы без  разрешения стачкомов.   Наиболее  активные  добрались до  оружейных запасов близлежащих военных городков.

Такая неожиданная  смена ориентиров благотворно повлияла на Погодина. Он наново ожил. Идти и требовать в Москву - это было совсем другое дело, чем  делиться и разъединяться. Такое уже не единожды происходило в истории государства Российского.

Донсков во  все  эти  дела не вмешивался и,  имея билеты в кармане, мысленно находился в Москве.  Единственное,  о чем он постоянно помнил здесь, так это поиски Сукина.  Именно с таким намерением он целый день болтался по городу, надеясь на случайную встречу.

И все  же  улететь ему не удалось из-за приказа полковника остаться на месте в связи с изменившейся обстановкой.  Еще  полковник  попросил его собрать информацию на некоего Погодина,  который,  по сведениям из КГБ, теперь неявно заправлял всей заварухой.

- Уже сделано,  товарищ полковник,  - удивляясь совпадению, ответил Донсков.

- Что сделано?

- Да познакомился, и даже в гостях побывал.

- Ну, ты карты начальства читаешь наперед. Скоро мной будешь командовать. Так вот, - он опять перешел на приказной тон, - тогда попробуй как-нибудь войти в их организацию. Кстати, она имеет название?

- Пока - движение "Кузбасс". Но все это на словах, никто ничего документально не утверждал.

- Хорошо. Еще высылаю к тебе твою группу.

- Вот это отлично, а то так надоело одному.

После этого Донсков первым делом разыскал Николая, чтобы через того познакомиться с последними пере-менами в Движении. Они оказались не маленькими. Движение начало формировать свой штаб.

- Уж если брать власть,  то по всем законам, - горячился Николай.  - Иначе даже здесь ничего не добьешься.  У нас все будет свое: и комитет управления, и комитет по переговорам, и даже своя служба безопасности. Вот бы тебя туда, тогда бы ни одна сволочь нам не была страшна.

- А что, я, может, и не против.

- Ты что, серьезно? А как твои министерские обязанности?

- Какие там министерские. Чиновник на побегушках. Мне мое начальство не меньше вашего надоело.  Хочется настоящего дела.  К тому же срок своей командировки я определяю сам.

- В крайнем случае ты сможешь сказать,  что просто изучал новое рабочее движение, - сам загорелся своей идеей Николай. - Надо предложить Виктору. Так ты в самом деле согласен?

- А что,  можно попробовать,  тем более враги у Вити точно есть, мы это знаем. В армии я в спецназе был, кой-какой опыт имеется.

- Вот здорово,  - обрадовался Николай.  - Там какой-то Сукин сейчас этим занимается.  Кто он такой, даже Витя не знает. А так свой человек будет, которому можно доверять.

Упоминание о  Сукине мгновенно сняло расслабленное настроение Донскова. Полковник с его нюхом и тут оказался  прав.   Скорей  бы  ребята подъезжали.

Договорившись о встрече с Погодиным на завтра,  Николай ушел. Димадон же пошел перекусить в буфет.  Спускаясь по лестнице, в районе второго этажа он неожиданно нос к носу столкнулся с Санли.

- Роб,   какими  судьбами?  - искренне обрадовался появлению своего спасителя капитан. - Закончил свои очерки?

- Нет, - журналист тоже обрадовался встрече. - Просто самая горячая информация теперь здесь.  Я тут такого накопал,  хочешь, расскажу? Это не ваши "Новости", высосанные из пальца, а купленные за деньги.

- Конечно, хочу. Я как раз иду в буфет. Пиво за мой счет.

- Ну,  если только пиво,  то согласен. Уговор остается в силе? – он подозрительно глянул на Донскова.

- Никакого  коммерческого  использования,   - заученно отрапортовал Дмитрий, - только в государственных целях.

- Тогда сейчас занесу лишь камеру и магнитофон в номер.  И переоденусь, хотя здесь это и не принято.

Перешагивая через  ступеньки,   Роберт исчез за поворотом.  Донсков спустился вниз и зашел в буфет.  Там он взял три бутылки пива и сел за стол поджидать Роба. Что-бы время тянулось быстрее, одну бутылку он открыл и мелкими глотками тянул из фужера пенящуюся жидкость. Ждать пришлось не долго. Через десять минут журналист уже сидел рядом с ним, наполняя свой бокал.

- Самое главное,  - отпив глоток,  с ходу начал Роб, - за всем этим стоят большие деньги.

- Ты хотел сказать, отсутствие денег? - переспросил капитан.

- Э, нет, я русский хорошо знаю. Именно деньги.

Про деньги Донсков думал, но знал он и о провале Учредительного Съезда. А вот журналисту,  похоже,  это было еще не известно,  ведь все произошло в его отсутствии.

Однако Санли, действительно, был классным журналистом. Он знал и об этом.

- Бизнес есть бизнес. На рынке есть заказчик и есть деньги. Не удалось с одним исполнителем, найдется другой.

- Это все слова, а что конкретно? Фамилии, действия.

- С фамилиями в России всегда трудно.  Даже лучшие мои осведомители предпочитают обходиться без них.   Зато  конкретное  доказательство - участие в  тайном  съезде московской делегации из администрации президента.

- Опять без фамилий?

- Опять.  Но уверяю тебя,  что в Москве будут делать вид, что здесь ничего не происходит и никакого вмешательства не требуется.

"Это мы еще посмотрим,  - подумал Донсков.  - Вот появится Бибисов, тогда увидим.  Хотя,  с другой стороны, и полковник почему-то не видит здесь ничего особенно тревожного и о московской делегации не знает".

- Спасибо, Роб, - вслух поблагодарил Донсков, оставив свои сомнения при себе и разливая остатки пива по фужерам.



                Глава девятая


Наутро Донсков отправился в штаб Погодина,  расположившийся там же, где раньше проходила конференция.  Погодина он нашел в кабинете директора, общающегося одновременно сразу с тремя телефонными аппаратами на столе.

- Садись,  - Виктор указал на стул напротив. - А я, видишь, сам бюрократом стал,  хотя, помнишь, при первой встрече с тобой ругался, что не мог дозвониться до Кокошина.

Он виновато указал глазами на телефоны,  один из которых как раз  в этот момент зазвенел.  Виктор тяжело вздохнул,  поднял трубку и что-то коротко ответил.

- Точно, - посочувствовал ему Димадон. - Скоро сам в Кокошина превратишься. Вот только молод немного.

- Да не хотел я этим заниматься и не ожидал,  что меня выдвинут сюда. Я не политик.

- Так зачем соглашался?
- Народ просил, а с народом я пойду до конца.

"Черт знает что, - подумал про себя Донсков. - Пугачевщина какая-то получается. Одним не дают,  а другой из-за народа отказаться не может. Все не на своих местах. И я в том числе".

Но вслух он произнес совсем другое.

- А ты знаешь, что хочет народ?
- Знаю.
- Что же?
- Народ хочет идти на Москву.
- Ну и поехали со мной. Или ты по скромности отказываешься?
- Да не меня посылают, а все вместе хотят идти.

- Так это же билеты, еда, гостиницы..., - Донсков был удивлен такой детской наивностью. - Да и милиция может остановить такую толпу просителей. Москва все же.

- А  мы  не  просителями,  - хмуро перебил его Погодин.  - И деньги есть.

- Откуда?  - изумился Димадон.  - На зарплату нет, а на путешествие имеется? Прямо какая-то загадка руководящих сфер. Но там берут от многих для немногих, а здесь от кого взять?

- Да есть тут один, и не только он. Предлагают.

- За так?

- Говорят, что за так, мол, сочувствуют. - Было видно, что Погодину эта тема не доставляет удовольствия.  - И, вообще, в этом я запутался. Ходят какие-то люди, что-то предлагают. Кто в обмен, кто за последующий расчет.  Вчера солдаты приходили, предложили два гранатомета и десять автоматов.

- Взял?

- Не взял... но обещал подумать. Вот ты и займись этим. Николай говорил, что ты не против.

- Ты предлагаешь мне возглавить вашу службу безопасности? – уточнил Донсков.

Погодин несколько смешался, даже чуть покраснел. Затем выправился и искренне сказал Диме:

- Если по правде, то я ее не организовывал. Она как-то сама организовалась и начальник уже имеется.  Тут же кроме меня в областном стачкоме несколько десятков человек.  И каждый что-то предлагает.  За всем не уследишь.  А что-то отменять и запрещать сейчас - обидишь ребят. Да по мне и без разницы,  кто там заправляет. Ведь одно дело делаем. Если не хочешь,  можешь чем другим заняться. Ты ведь мне друг. Можем комиссию создать по трудовым правам для тебя.

- Да нет,  - как от несущественного отмахнулся Дмитрий.  – Комиссии не надо, надоела канцелярская работа.

- Ну и отлично,  - облегченно вздохнул Погодин. - Николай верно говорит, что своих людей надо везде иметь. Идем, я отведу тебя в их комнату и познакомлю.

В комнате,  в которую они зашли, находился только один человек. Как Донсков уже ожидал,  им оказался Сукин. Он лениво сидел в кресле, забросив ноги на подоконник. Но при виде Погодина встал и подошел к нему, пожимая протянутую руку. После этого,  но как незнакомому,   протянул свою руку Донскову.

Тот на миг заколебался. Что он имел доказательно на Сукина? Ничего. Да и если бы имел,  то навряд  ли  в  нынешних  условиях  ему  удалось что-либо предпринять против  одного из лидеров Движения.  К тому же и сам он здесь находился на не вполне легальных правах.

Чтобы не затягивать становящуюся напряженной паузу,  он пожал поданую руку. Погодин не заметил его колебаний. Зато Сукин с определенным пониманием задержал руку в своей.

- Будет работать с тобой,  - представил Донскова Погодин. - В армии служил в спецчастях, затем работал с людьми. Такой здесь пригодится.

- О чем разговор,  Коля?  - сразу согласился Сукин.  - Ты его лично знаешь, этого вполне достаточно.

- Вот и отлично.  Поговорите,  распределите обязанности. Ну а с тобой, - здесь он обернулся к Диме, - еще попозже поговорим.

Донсков согласно кивнул головой.  Погодин вышел. Сукин опять уселся в кресло, указав Донскову на стул.  Затем спросил,  предоставляя тому инициативу:

- Так с чего начнем?  Как я понимаю, разговор у нас будет не совсем простой.

- Почему не простой? - наиграно удивился капитан. - Вы - начальник, я - новичок.

- Нет, так не пойдет, - видно было, что Сукин решился идти до конца и все прояснить на месте. - Давай сразу расставим все точки над "i".

- Давай,  - Донсков тоже перешел на "ты", чувствуя, что в официальных рамках ему удержаться не удастся, - только не знаю о чем?

- Ладно,  начну я. С себя. Только пусть это останется между нами. Я думаю, что это и в твоих интересах.

Здесь он  многозначительно  посмотрел на Донскова.  Но тот,  ожидая продолжения, молчал.

- Хорошо. Я из службы безопасности "Сибинеги", - медленно выцеживая каждое слово, начал Сукин. - Не буду врать, что не могу жить без этого Движения. Меня  сюда прислало руководство концерна,  чтобы знать о реальном положении   дел.  Сам понимаешь,  у них трубопроводы,  насосные станции и другое имущество по всей территории России.  И оно не должно пропасть. За это я получаю деньги. Но это же выгодно и Движению.
 
Главное Сукин сказал. Дальше у него пошло намного легче.

- Обо мне все. Теперь давай о тебе.

Капитан отрицательно покачал головой.

- Все, да не все.

- А,  ты о наших случайных встречах?  Так на то они и случайные. Но после них мы взяли тебя на заметку. И кое-что нашли.

Сукин выжидающе посмотрел на Донскова. Теперь тот понял причину такой откровенности.  Ну что ж, осталось только узнать, что они откопали о нем.

- И что же?

- Ну,  во-первых, ты не тот, за кого себя выдаешь. Во-вторых, очень странно, что наши пути все время  перекрещиваются  в  горячих  точках. В-третьих, выделение командировочному машины для поездок.

Заметив протестующее движение капитана,  он успокаивающе поднял руку.

- Машина ладно.  Оставим ее.  А вот как насчет вертолета? Не хочешь ли ты мне сказать,  что у нас каждому командировочному выделяют вертолет? Можешь не отвечать. Чтобы прояснить ситуацию, сразу скажу еще кое о чем.

- Есть и еще что-то?  - капитан, скорее по инерции, все еще продолжал игру.

- Обязательно.  Твои контакты с местным КГБ.  Такого ни само Движение, ни твой друг Погодин не потерпят.

Это уже было кое-что. Да, сработали они неплохо. Отрицать очевидные факты перед профессионалом было бессмысленно.  Но и знать  все  он  не мог.

- Ладно, уговорил, - Донсков прямо глянул в глаза Сукину. - Только, сам понимаешь,  ответить тебе прямо я не могу. У каждого своя служба и свой хозяин. Но не говорю тебе и "нет". Оставим все как есть. Я принимаю твои предложения.

Сукин довольно ухмыльнулся.  Затем поднялся и,  подойдя к Донскову, доверительно проговорил:

- Значит,  мир.  Если хочешь, можем поговорить о деньгах, нам такие люди нужны.
 Сколько ты хочешь?

- А сколько есть?  - теперь уже улыбнулся Донсков и тут же, перебивая свой торг, продолжил: - О деньгах пока не будем, хотя, в принципе, - здесь он многозначительно глянул на Сукина, - их значения я не отрицаю. Но кроме денежных, есть и некоторые другие принципы.

- Какие же? - искренне удивился Сукин.

- Ну,   например,   кто-то завалил меня в шахте и мне чудом удалось спастись.

- О  чем это ты?  - теперь пришла очередь удивляться Сукину.  – Что доказано, то возьму, но не больше. И за своих людей отвечаю.

- Ну,  на "нет" и суда нет,  - подымаясь и показывая, что все между ними решено, проговорил капитан. - Мне еще нужно связаться с Москвой и оговорить продолжение командировки.

- Продолжай. И не будем друг другу мутить воду, - поднялся и Сукин.

- Будущее покажет.

                ***

Двух пацанов,  следящих за ним,  капитан заметил почти сразу  после выхода из   клуба.  Для проверки он сел в первый же автобус и поехал в сторону, противоположную его гостинице. На следующей остановке вышел и вернулся назад. "Хвост" неотступно следовал за ним.

Это значительно осложняло его планы.  Ведь он сам собирался следить за Сукиным. Оторваться от неопытных юнцов было нетрудно, но сразу вызвало бы подозрение. Сделать такое следовало максимально естественно.

Поэтому, чуть не доходя до гостиницы, он свернул на охраняемую стоянку и уже через минуту выруливал из ворот на джипе. Проезжая мимо остановившихся на противоположной стороне улицы парней, ему даже захотелось помахать   им  рукой.

Газанув,  еще через пару минут он катил по главной магистрали города. Но при  съезде  на узкую боковую улочку его ждал сюрприз.  Вслед за ним туда же свернули неприметные темно-зеленые "Жигули",   следовавшие за ним и по широкой трассе.
Неужели за ним могло вестись такое плотное наблюдение?  Как профессионал он   знал,  сколько усилий стоит согласовать слежку несколькими группами. Если  на него, рядового капитана, тратилось столько средств, то что было тогда говорить о мощи противостоящей ему организации?

Он повторил  свой  маневр.  Для отвода глаз остановился и,  зайдя в первый попавшийся дом,  выглянул в подъездное окно второго этажа.   Из припарковавшихся чуть  в отдалении "Жигулей" вышел мужчина и попытался повторить его действия.
Однако капитан уже спускался обратно.  Они столкнулись перед входом в подъезд между стоящими с двух боков лавочками. Мужчина тут же сделал вид, что у него развязался ботинок,  и присел на одну из них.  Донсков же скорым шагом прошел обратно к машине и, развернувшись, тронул в обратном направлении, намереваясь еще раз проехаться по проспекту.

Бросив незадачливого пассажира,  зеленые "Жигули" покатили за  ним, пытаясь повторять его перестроения в трехрядном движении. Больше доказательств не требовалось.

Оставив машину на стоянке,  капитан вошел в гостиницу. Зеленые "Жигули" отстаивались метрах в двухстах от него.  Как и те  двое  парней, что начинали следить за ним.

Тут же выйдя через черный ход, капитан обошел здание гостиничного комплекса и дворами прошел к месту стоянки наблюдателей.  Как раз в этот  момент сидящий  за рулем мужчина что-то усиленно объяснял наклонившемуся к окошку парню. Поняв что надо, тот отошел от машины и подозвал к себе напарника. Затем  они оба двинулись к остановке автобуса.  "Жигули" же остались охранять подъезд гостиницы.

Вот здесь капитан впервые пожалел,  что у него слишком заметная машина. От "хвоста" на такой не уйдешь. Оставалось попробовать проследить путь молодой парочки. Благо, людей на улице в это время находилось немало.

Нацепив солнцезащитные очки, скинув и перебросив через руку пиджак, он одновременно  с ними зашел в автобус,  только через переднюю дверь, надеясь, что такие удальцы протискиваться вперед  не пожелают.

Так и получилось. Проехав семь остановок, они с такими же любителями задней площадки гурьбой высыпали из дверей.  Капитан же неторопливо сошел в  компании трех бабулек,  помогая одной из них снести авоську с несколькими пакетами молока.

Постояв на  остановке пока гурьба не рассосется,  он двинулся вслед за парнями.  За всю дорогу те даже ни разу не обернулись.  Капитан же, даже в роли преследователя, теперь постоянно находился начеку.

Пройдя зону  частного сектора с небольшими зелеными участками,  они вышли к какому-то заводскому поселку из одно- и  двухэтажных  каменных бараков. В одно из таких одноэтажных строений и вошли двое. Теперь оставалось только уточнить,  в каком из окон барака появятся знакомые силуэты.  Особого труда это не должно было представить,   так как сумерки сгущались и в большинстве окон зажегся свет.

Капитан отошел к соседнему дому и,  пытаясь не  привлекать  к  себе внимания, начал  осматривать  окна,   одновременно наблюдая за подъездом. Так прошло не менее часа. Ничего обнаружить не удалось,  но и  из подъезда никто  не  выходил.  Тогда он решился осмотреть окна с другой стороны дома.

Только он обошел его справа,  как какая-то тень мелькнула на противоположном боку.  Как в детской игре "жмурки", капитан тотчас вернулся назад, а затем снова прошел вперед.

Никого не было. Удвоив осторожность, он отошел вплотную к тропинке, проходящей вдоль  деревянных  заборчиков  и,  стараясь прикрыться фоном редких деревьев, стал медленно прохаживаться по ней, пристально всматриваясь в  освещенные окна.  Время от времени он отделялся от забора и подходил поближе к ним,  в надежде увидеть через стекла своих недавних преследователей.

Делая очередной такой рейс, он скорее не увидел, а почувствовал как сбоку барака  неслышно  появился  человек.  Тут же изменив направление движения, Донсков попытался укрыться за домом.  Но из-за другого угла, почему-то приближаясь к нему спиной, появился еще один человек.

Идти напролом представлялось рискованным.  Да и светиться не  хотелось, ведь  у  них с Сукиным был заключен пакт о перемирии.  Пользуясь своей отдаленностью от окон, капитан попытался укрыться обратно в тени деревьев.

Но только он ступил на тропинку у забора, как с боковой дорожки появились еще двое.  Эти ему оказались отлично  знакомы  по  предыдущему преследованию. Только теперь они в очередной раз поменялись ролями. Похоже, что  его опять вычислили.  Это не являлось таким уж трудным делом, если гостей принимали в неосвещенной комнате, чтобы сквозь темные стекла контролировать окружающую обстановку.

Он приготовился к драке. Но, как ни странно, стоящие невдалеке парни никак не проявляли своих намерений. Даже было похоже, что они вообще его не видели,  занятые высматриванием какого-то другого объекта. В такой ситуации капитан счел за благо не лезть на рожон,  а еще плотнее прижался к забору и более внимательно осмотрел место своего  отступления.

Тем временем человек у барака все  также спиной вперед продвигался вдоль него. Однако теперь стала понятна причина такого странного поведения. За ним из-за угла выступала еще одна фигура. Не дойдя до середины, человек быстро обернулся и сразу заметил поджидавшую его в этом направлении угрозу.  Как и раньше Донсков, он принял единственно верное на первый взгляд решение и бросился  от  барака прочь в сторону заборов.

"Так вот  кого они поджидали,  - промелькнуло в голове капитана.  - Если это та же тень,  которую спугнул я,  то, похоже, мы с ней занимались одним и тем же делом".

Между тем человек со всех ног мчался кратчайшим путем к  ближайшему переулку. Преследователи,  к которым добавился третий,  молча догоняли его неторопливой трусцой.  Молчал и человек, видимо чувствуя, что заслужил такое положение.
Лишь не добежав шагов пять до забора,  он наконец-то разглядел, что и этот единственный выход ему перекрыт.  Отпрянув на два  шага  назад, человек в нерешительности остановился.

И в этот момент Донсков узнал его.  Решение напасть  первым  пришло немедленно. Он  выбрал слабейшее звено и рванул к затаившейся парочке, явно не ожидавшей такого поворота в развитии событий. Они невольно расступились перед выскочившим прямо на них сбоку  человеком. Но Донсков не просто пробежал мимо.  Резким ударом ноги в живот он заставил правого парня согнуться пополам. Одновременно, оттолкнувшись от  него,   ударом головы в лицо левый так-же оказался на время выключенным из опасной игры.

- Вадим,   сюда!  - с непрошедшим напряжением после ударов негромко выкрикнул он все еще топчущемуся на месте беглецу.

Похоже было,  что тот только и ждал, когда его позовут. Он бросился в образовавшуюся брешь и затопал ногами в двух шагах позади  Донскова. Трущобы частного  сектора  на  бегу мелькали мимо них.  Одна,  вторая, третья развалюха... И тупик.

- Прорываемся обратно, потом направо и по грунтовке к шоссе, - продолжил командовать капитан,  собираясь отступить тем же путем, которым и пришел. И, не ожидая ответа, бросился назад. Но выбежать из тупика им не удалось.  Три крупных фигуры с  другого конца закупорили выход, приближаясь к ним.

- Через них! Сначала растягиваем по краям, а затем по центру!

Получив каждый по паре скользящих ударов, но не отвечая на них, они проскочили хрипло дышащих мужиков.  И быть бы им на свободе,  если  бы Донсков неожиданно  не споткнулся о начавшего только сейчас подыматься одного из парней. Тут же три фигуры нависли над ним.

Вместо того,  чтобы сразу попытаться вскочить, он, наоборот, оперся на плечи и, выбросив одновременно обе ноги вверх, ударил ими ближайшего из склонившихся. Громкий мат подтвердил, что с такого расстояния он не промахнулся.

Вторая фигура отлетела сама,  выдернутая рывком сзади. Ее место занял вернувшийся Вадим,  только что сбросивший с себя одного из поднявшихся парней.

- Уходим? - на удивление спокойным голосом поинтересовался он у капитана, как бы перебирая возможные способы отступления.

- Да, - коротко ответил капитан. - Этих здоровяков мы сделаем в беге. Только вот еще врежем соплякам, чтобы они меня не узнали.

Что они и выполнили.  Поднимающийся парень получил повторный удар в лицо. Вадим же своего просто впечатал в забор.

Теперь погоня уже не молчала.  Мат и угрозы  разносились  по  всему кварталу. Еще две фигуры,  бросившись от барака, попытались перерезать им дорогу. Но не успели. Хриплое дыхание преследователей явно отставало. Потом где-то за их спиной шлепнулся камень и злой  голос  прокричал вдогонку:

- Ну, спортсмены, мы еще встретимся!

Каждое слово  перемежалось отборной бранью,  эхом летающей над безмолвными домами.

- Пить меньше надо,  - расслабляясь, констатировал Донсков, - тогда и вы станете спортсменами.

Перейдя на  трусцу,  они скоро выбрались к асфальтированной дороге. Еще было не очень поздно,  но транспорт,  конечно, не ходил. Заставить водителей после наступления темноты выводить свои автобусы из гаражей не могло никакое начальство. Тем более,  что в шахтерском городе  все равно никто за проезд не платил.

До центра добирались чуть больше часа. Приходилось все же проявлять разумную осторожность и учитывать возможность преследования на машине. Расставаясь, до-говорились встретится завтра днем в гостинице у Донскова и обсудить, чем они могут оказаться полезны друг другу. Неслучайная встреча у затерянного барака явно подтверждала совпадение их интересов.


                ***

С утра Донсков встречался с Сукиным и его командой. То что это была одна команда, догадаться не представляло труда. Обращение друг к другу по именам,  общие воспоминания, непринужденность поведения. И хотя Сукин представил их как местных шахтеров и их друзей, на деле шахтеры из них получались не больше, чем из него инспектор.

Но вот своей новой специальностью они владели неплохо. Никакого балагана, который сопровождал почти все Погодинские митинги.  Пока чужих в Движении не было, перед ними поставили задачу изучить своих,  чтобы выделить различные внутренние группы и их вожаков.

- Такая информация всегда пригодится,  - ставил задачу Сукин,  нисколько не опасаясь, что это может быть неправильно воспринято липовыми друзьями шахтеров.
 - А чтобы облегчить работу на будущее, надо предложить руководству Движения списки людей составлять не по алфавиту, а по шахтам, заводам и другим предприятиям.  Так гораздо легче будет вычислить затесавшихся со стороны.

Что ж, это являлось очень логичным, предложить бастующим самим следить за  собой.  Как друг Погодина он сам не смог бы предложить ничего лучшего.

- Обязательно  постарайтесь  найти  хотя  бы одного осведомителя на группу, - продолжал развивать идею Сукин.   -  Деньги  не  предлагать, здесь это очень заметно.  А вот водку,  консервы - сколько угодно. Это тем более не вызовет подозрений,  так как по официальной легенде  наша служба безопасности  называется ОПП  - отдел поставок продовольствия. Для прикрытия вышеназванный товар всегда будет  находиться  на  нашем складе.

"И это неплохо,  - констатировал Донсков.  - Свобода передвижения - раз, общение с голодным, держа в кармане банку тушенки - два, да и вообще, кто откажется поделиться сведениями со своим благодетелем?"

- Для тех же, к кому надо будет применить жесткие действия, - перешел к новой теме Сукин,  - у нас имеется специальная группа реагирования.

Донсков вопросительно повертел головой,  разыскивая  представителей ударного кулака безопасности.

- Связь с ней только через меня,  - предупредил его вопрос Сукин. - На то она и секретная, а мы всего лишь ОПП.

"И тут как у нас, - вынужден был внутренне похвалить своего противника капитан. - Спецгруппа вместо спецназа Бибисова".

- Теперь о тебе, - неожиданно Сукин обратился к Донскову. - Ничего, что я на "ты"? Просто у нас так принято.

- Ну,  если у вас так принято,  то я не против,  - делая незаметный для других, кроме Сукина, упор на слове "вас", согласился Донсков.

- Вот и ладненько,  - принял его согласие Сукин.  - Остальные  свои конкретные обязанности уже знают,  а ты здесь новенький. Я думаю поручить тебе оперативную связь нашего отдела с руководством Движения,   а также, учитывая твою подготовку, охрану Погодина.

Здесь уже Сукин чуть-чуть выделил слово  "подготовка",   показывая, что и он кое-что знает о нем.

"Неглупо, все неглупо,  - думал, возвращаясь после встречи к себе в гостиницу Донсков.  - Жаль только,  что против нас.  Неужели и я такой был до того,  как попал к полковнику?  А какой замечательный ход с его назначением. Сразу сделать все тайное явным. Зато спецгруппу и осведомителей он замкнул на себе".

Да, служба безопасности у Движения получалась неплохой,  только вот намерения их истинных хозяев до сих пор оставались для него не ясны.



                Глава десятая


Вадим Неклювин уже ждал его в холле гостиницы.

- Извини, что опоздал, - Донсков сошел с ковровой дорожки и подошел к креслу, на котором сидел частный детектив.

- Ничего, ничего, - ответил тот вставая, - все время у меня проплачено вперед. Можно и посидеть немного.

Однако Донсков уже успел понять,  что за кажущейся  флегматичностью детектива скрывается неуемная энергия. Ему даже удавалось одновременно вести дела сразу нескольких клиентов.  Вот и сейчас, что его забросило за сотни верст от своего дома?

В номере Донсков предложил Вадиму кресло и сигареты.

- Бросил, - защищаясь, вытянул руку Неклювин. - Ты ведь знаешь, я в своей фирме всего один. Должен и думать и бегать одновременно. Так что держу форму.

- Молодец,  - искренне восхитился Дима и прикурил от зажигалки.   - Ну, кто первый?

- Давай я,  - с готовностью предложил Вадим.  - Ты ведь мне уже помог, да и человек ты государственный,  сам инициативы проявлять не можешь. Послушай меня, а там при желании и сам чем поделишься.

- Ох, мягко стелешь, - улыбнулся Донсков. - Знаю я вас, негосударственных людей. Вам и соврать ничего не стоит.

- Есть и такое,  - примирительно согласился Неклювин.  - Так вот, я все еще работаю против "Сибинеги" по заданию одного человечка.

- Или фирмы? - не очень дипломатично перебил Донсков.

- Возможно и фирмы,  - как к серьезному замечанию отнесся к вопросу Вадим. -  Но не будем уточнять.  Возможно, даже и страны. Дело приватное, и, не скрою, хорошо оплачиваемое.

- Во-во,  это главное,  - с легким сожалением согласился Димадон. - За идею сейчас мало дураков найдется работать.

- Идеи-то нет, вот в чем дело, - так же серьезно, но на этот раз не согласился Неклювин. - Так вот, первичные сведения мне сообщили, чтобы ориентироваться в обстановке.  Они следующие. "Сибинега" хочет монополизировать основной район нефтедобычи России.  При этом убирая  конкурентов с пути любыми способами,  вплоть до убийства. Для этого у них в услужении имеется специальная банда убийц,  возглавляемая неким  Гогой Арлаури. Который, кроме того, поддерживает самостоятельно связь с Грузией и Азербайджаном, - это я уже выяснил сам.

"Уж не та ли это спецгруппа реагирования,  о которой только сегодня утром упоминал Сукин?" - невольно всплыло в голове Донскова.

- А  с  "Сибинегой"  он работает через Равадского,  - продолжал тем временем Неклювин, - начальником  ее  службы безопасности.  Вот именно из-за них я здесь.

- Что, гордый одиночка объявил войну мафии? И один в поле воин? – с сомнением покачал головой капитан.

- Думай как хочешь,  за это заплачено.  Они уже  убрали  президента конкурирующего концерна  и сорвали миллиардный контракт.  Еще учти,  у них рука в правительстве.  Мое дело только найти и сообщить заказчику. Но объекты   наблюдения  почему-то  все  исчезли из Тюмени и оказались здесь. Во главе с самим Ребровым.

- Где сейчас Гога,  ты знаешь? - перешел к практической части капитан.

- Пока нет, и в этом вся загвоздка. Но одного его человека, чеченца Салмана я выследил. Через него и пытаюсь выйти на шефа. А что касается Реброва, так    он  поселился в коттедже под городом вместе с одним из своих охранников.

- С Сукиным?

- Точно. Смотрю, и ты кое-что раскопал.

- К сожалению только кое-что.  Единственное,  чем могу поделиться с тобой, так  это тем, что они здесь надолго и никуда отсюда не денутся. Даже больше, думаю, что скоро и сам хозяин "Сибинеги" тут объявится.

- Это уже не мало,  - ничуть не огорчился скудности информации Неклювин, привыкший во всем полагаться только на себя. - Меньше забот будет.

В этот момент в дверь постучали.

- Еще ожидаешь кого? - приподнял брови Вадим.

- Вроде нет. Может, горничная или Николай?

Но ни одно из предположений не оправдались.  На  пороге  за  дверью стояла Лена.
Вот уж кого он не предполагал здесь увидеть,  так это ее.   Правда, нельзя сказать,  чтобы он о ней совсем забыл.  Мягкая домашняя улыбка, детская непосредственность,  чувственные губы влюбившейся в него молодой девочки часто вспоминались ему.  Но вспоминались как что-то постороннее и далекое.

Теперь же, увидев ее, он вдруг понял, что очень соскучился по ней и очень рад был ее видеть. Однако его внешнее "я" помимо внутреннего желания уже выплескивало привычный поток пустой болтовни.

- Маленькая девочка пришла к большому дяде? - и Димадон шутливо обнял ее.

Лена, вся раскрывшись,  без оглядки нырнула в его объятия и так замерла там.

- Ты у мамы хоть спросилась или тебя Витя прислал?

- Нет,  я сама,  - почему-то виновато произнесла она,  запрокидывая голову и подымая свои длинные ресницы,  при этом даже не пытаясь оторваться от него.

Шутки-шутками, а тепло от ее горячей груди ударило капитана в самое темечко. Спасаясь  от неосознанного влечения, он сделал вместе с Леной оборот на сто восемьдесят градусов.  Затем за локоточки приподнял ее и поставил перед флегматично наблюдавшим сцену Неклювиным.

- Знакомьтесь гости между собой!  Что-то я сегодня богат на гостей. Лена, Вадим, - представил он их друг другу.

Было видно, что случайная встреча доставляет Вадиму удовольствие. А вот Лена  этого  явно не ожидала.  Она даже как-то сникла,  отвечая на приветствие незнакомого мужчины.  Куда-то за  одну  минуту  пропали  и блеск глаз и яркий румянец на нежных девичьих щечках.

Вадим, который подался в детективы не по  нужде,   а  по  призванию сердца, сразу кое-что разгадал.  И дежурная шутка,  всегда готовая для такого случая, так и не слетела с его губ. Вместо этого он вдруг засуетился, делая вид, что разыскивает свой дипломат. Затем вытащил из него записную книжку, перелистал ее и естественно наигранным голосом сообщил обоим, что ему срочно требуется уйти.

- Клиенты не любят ждать!  - важно поднял он палец вверх,  при этом чуть заметно  подмигнув Лене.  - Я пошел.  Приятно было познакомиться, мадемуазель.

Обострившимся чувством уловив дружелюбное к  ней  отношение  и  все верно поняв, Лена даже не попыталась его отговорить. Тем более не стал делать этого и Донсков,  понимая, что у девушки имелась веская причина для неожиданного прихода.

- Встретимся чуть позже,  - попрощался он с Неклювиным.  - Нам надо будет еще кое-что согласовать.

- Если надо,  то встретимся, - не стал отказываться Вадим. - Как ты сказал, время у нас еще есть.

Он неторопливо развернулся и вышел.  Капитан и девушка остались одни.

- Ну,  что будем пить? - не зная как преодолеть возникшую после ухода Вадима паузу,  бодрящимся голосом привычно предложил капитан.  - Ты не куришь?

Лена, ничего не отвечая,  стояла и наблюдала за ним.  От этого бестолковость его движений только усилилась. Он, большой и опытный, почему-то не находил верного тона,  как вести себя в обществе этой девчонки.

Димадон обратно поставил вынутую из шкафчика бутылку водки,  но затем зачем-то стал доставать из него пустые стаканы.

- Не надо,  Дима,  - нежно глядя на него и не замечая его суетливых движений, проговорила Лена.

Как ни странно,  на этот раз она, в отличие от их прошлой встречи в доме Погодина, вела себя намного увереннее, чем он сам. Никакие мешающие условности не отвлекали ее от чего-то главного, что она собиралась сделать.

- Не надо,  - повторила она и, подойдя поближе, мягко положила свою руку ему на плечо.  - Я люблю тебя, вот что! - решительно добавила она и, привстав на цыпочки, попыталась поцеловать его.

Такого Донсков не ожидал еще больше, чем ее прихода. Дожив почти до тридцати, в  такой ситуации он еще никогда не оказывался. Что ему было делать с ожидавшей неизвестно какого ответа девушкой?  Суровая и простая бродячая жизнь не подготовила его к подобным сантиментам.  У  него всегда сначала была любовь,  а потом,  уже в постели, разговоры о ней. Хотя часто обходилось и без последующих разговоров.

Тех, других женщин, ему никогда не бывало жалко. Они прекрасно знали, чего  хотели.  А вот знает ли чего хочет эта влюбившаяся глупышка, он очень  сильно сомневался.  Но и устоять было трудно.  Он попытался, отстранившись, что-то произнести, прекрасно понимая, что у него в лексиконе просто   нет  подходящих  слов для этой первой и чистой женской любви.

Как бы читая его мысли сердцем и на все решившаяся,  Лена почти без звука шепнула:

- Я все знаю:  и о твоем долге, и о твоих женщинах и о моей глупости. Но пусть тебя это не тревожит.  Я люблю тебя и хочу быть твоей, - она перенесла обе руки ему на затылок,  на этот раз сумев без препятствий добраться своими губами до его губ.

"Ну, раз так,  значит так",  - решил по-военному капитан и,   легко приподняв девушку, перенес ее на диван.

Тоненькая кофточка сама,  еще по дороге, сползла с ее плеч, обнажив ни кем еще не целованную упруго колышущуюся грудь и  твердый  сосочек, больше не защищенный девичьим убранством. Из-за крепко сжатых и согнутых коленок,  коротенькая юбочка опала на  талию,   невольно  притянув мужской взгляд к гладкой и нежной коже на бедрах.

"Только сдержаться,   только  не сделать ей больно",  - как молитву твердил про себя капитан, сам не понимая, откуда у него могли появиться такие  несвойственные ему чувства к этой самой отдающейся ему молодой женщине.

И, в то время,  как голова его была занята подобными мыслями,  руки сами делали привычное для них дело.  Теперь она вся  находилась  перед ним ничем не прикрытая.

- Поцелуй меня и не бойся,  - тихонько вырвалось из ее пухлых  губ.

Не раскрывая  плотно зажмуренных глаз,  она мягко отвела свою ногу под тяжестью его руки...

Потом они долго лежали в постели,  накрывшись тонкой простыней. Любил ли он ее? - Конечно. Хотел ли он ее? - Да. Но слов сказать об этом у него не находилось. Молчала и она. Прерывая эту идиллию,  раздался резкий стук в дверь, не в пример тому, с которым входили Лена.

С немым отчаянием она быстро глянула на него.

- Лежи и не бойся!  - натянув брюки и рубаху,  он босиком вышел  на коридор, прикрыв за собой дверь.

И тут  же раздавшийся за дверью шум заставил Лену вскочить с постели. Успев по дороге только обернуться простыней, она выскочила в коридор. Шум от этого только возрос.

- Смотри,  и здесь он герой!  Опять..., - тут зычный голос внезапно смолк после умоляющего взгляда Донскова и державший его в объятиях богатырь развернулся к Лене.

- Максим Удалов, друг Димы, - с преувеличенной вежливостью представился он девушке, протягивая руку для знакомства.

- Лена Пого..., - начала та, в ответ подавая свою, - ...ой, извините... я боялась за Диму...

И, закрасневшись от кончиков пяток до ушей, она скрылась обратно за дверью, еле успев подхватить свалившуюся с нее при приветствии простыню.

- А ничего!  - оценивающе произнес Саня, большой специалист по этим делам.

- Молода только! - с видом опытного оценщика подвел итог обсуждения голого женского тела Чижик.  - Впрочем, это иногда и неплохо, - тут же добавил он, пытаясь хотя бы на словах не отстать от Мурашко.

Донсков не знал как поступить: то ли бежать за Леной, то ли остаться здесь. Наконец, многолетняя мужская дружба победила.

- Ребята!  Как я рад вас видеть,  заходите. Ой! - теперь уже ойкнул он, - одну минуту, я сейчас.

Лена, стоя около низенького столика, быстро заканчивала свое нехитрое одевание.  Донсков неуверенно подошел к ней, пытаясь обнять и объяснить ей все.

- Это мои лучшие друзья,  Леночка. А что так шутят, так все мужчины такие. Ты не обижайся.

Вопреки ожиданиям, она и не собиралась этого делать.

- Я не обижаюсь, а люблю тебя. Понял, лю-блю, - растягивая последнее слово, решительно ответила она и, торопливо чмокнув его в щеку, выскочила за дверь.

- Леночка,  вы куда? - раздалось из-за двери, где галантный Мурашко собрался продолжить знакомство с девушкой.  Но ее каблучки уже стучали далеко в конце ко-ридора.

Затем пришлось  Донскову,   сочиняя  на  ходу,  оправдываться перед друзьями. Но обычного оправдания не получилось.  Что-то не давало  ему сегодня распространяться  об этом.  Поняв,  что на тему наложено табу, они перешли к деловым разговорам.

Переговорив обо всем и договорившись о связи, друзья скоро оставили Донскова одного. Как о группе реагирования Сукина, о них тоже никто не должен был знать. Как и об их знакомстве с Донсковым. Хватит, что уже один раз засветились с Леной.



                Глава одиннадцатая


На следующий день Сукин собрал их снова.  Кто-то приезжал из Москвы для секретных переговоров с руководством Движения. Поэтому требовалось обеспечить безопаснось и конфиденциальность встречи.

Такое известие несколько удивило капитана. Ни о каких таких планах, согласованных с Президентом, полковник ему не рассказывал. Сообщив обо всем своей группе, он поручил Мурашко наблюдать за Сукиным, а Чижику за Ребровым. Удалов же должен был к вечеру, встреча намечалась ночная, находиться в районе дачи главного инженера шахты,  временно реквизированной забастовщиками  для тайных переговоров с заинтересованными сторонами.

- Только прибудь туда пораньше, - предупредил он Максима. - Сам район дач спокойный, но вот проедешь ли ты в темноте по окраинам города, не знаю.  Потихому пройти еще можно,  а вот чужака, да еще на машине, могут грабануть. Так что не рискуй. Я там буду с охраной и, если надо, сам дам знать.

Начальство из Москвы прилетало какое-то внушительное, раз Сукин отправился встречать его не на обычный,  а на военный аэродром. Донсков, четверо охранников из ОПП и десять дружинников засветло выехали на дачу, чтобы осмотреть и подготовить ее к приезду гостей. Остальные должны были сопровождать руководителей Движения,  отправлявшихся  туда  же несколькими часами позднее.

Переговоры начались ровно в двенадцать часов ночи.  За  пятнадцать минут до  этого  два длинных черных лимузина,  сопровождаемые машинами охраны, мягко при-парковались внутри дачного участка.

Донсков, как охраняющий председателя движения "Кузбасс", ехал с ним в первой машине.  Наличие таких лимузинов у Погодина явилось для  него сюрпризом. Такие навряд ли можно было реквизировать у директоров шахт. Они могли поступить только со стороны или же от губернатора.

"Но ведь  губернатор,  как представитель центральной исполнительной власти, после начала запрещенной декретом президента забастовки официально находился в открытой оппозиции к Движению.  А может, он напрасно считал Погодина простым работягой, волей случая временно заброшенным в высоты управления?  По крайней мере, быть с ним искренним и спрашивать обо всем в лоб больше не стоит".

Эту и  другие версии капитан пытался лихорадочно проработать по дороге к даче.  Но на самой даче его ждал еще больший сюрприз.  Вышедший первым из второй машины Сукин открыл заднюю дверь и из нее появился ни кто иной,  как Шамилев Артур Юсупович собственной персоной. Личный советник Президента  участвует в такой акции,  а полковник Котин даже не поставлен об этом в известность. Здесь было о чем задуматься.

Не допустить контакта с Шамилевым он не мог,  хотя в нынешних условиях это представляло определенную опасность.  Вместе с Сукиным, прикрывая тыл высоких договаривающихся сторон,  он вынужден был  постоянно находиться около него.  Но, к счастью, тот был политиком, а не разведчиком, и мимолетной прежней встречи с капитаном оказалось для него недостаточно, чтобы узнать в охраннике бравого вояку в форме, получающего орден из рук Президента.

В комнату  переговоров  охрану  не допустили и они расположились за закрытыми дверями. Однако, чтобы быть в курсе там происходящего, большого искусства не требовалось - двери неприспособленной для этих целей дачи давали неплохую возможность желающим услышать все, что надо.

Выступавших вначале людей ни по голосу, ни по мимолетной встрече на входе Донсков не знал. Хотя неоднократно бывал в штабе Погодина и проводил там немало времени. Да и по речам они не очень походили на грязных шахтеров и металлургов. Нет, кричали они также громко, но при этом умудрялись обходиться без мата и могли закатить предложение, через запятые, слов этак на двадцать-тридцать.

Затем из  этих голосов стал постоянно выделяться один хорошо знакомый ему голос - голос старого  профбосса  Кокошина  Ивана  Сергеевича. После той  памятной  профсоюзной  конференции он не имел значительного влияния в руководстве Движения, хотя свой профсоюзный пост и сохранил.
 
Считая его  ставленником  "Сибинеги" в борьбе за отделение региона, Донсков был немало удивлен тем,  что здесь Кокошин оказался  в  единственном числе, резко отрицательно настроенным именно против этой организации. Он даже приводил какие-то цифры и раскладки против  концерна, по его словам ограбившего рабочих.

Но здесь многое Донсков упустил из-за Сукина,  своими постоянными проверками не дававшего сосредоточиться на подслушивании. Однако главное он уловил, особенно после выступления московского гостя,  которого здесь объявили как лидера крупнейшей российской партии "Волга-матушка".

- В России нет твердой руки и хозяина, страна постепенно пропадает. Поэтому придите  и  возьмите  то,   что вам надо.  Лучше пусть возьмут власть регионы,  но свои, российские, чем все уплывет в руки иностранцев и финансовых жидов, заправляющих Москвою.

Эти слова Шамилева были встречены общими аплодисментами,  после которых голос Кокошина уже ни разу не достиг Донскова.

Наступило время Погодина.  Капитан не верил своим ушам,  хотя внутренне и  был  готов  к  такому  повороту  событий.  С приобретенным за последние месяцы новым ораторским искусством, почти в экстазе, не проговаривая, а  как-то даже распевно выкрикивая некоторые слова,  Виктор подчинил своим порывом даже последних колеблющихся.

- Мы хотели идти в Москву искать правду и просить помощь. Но теперь мы сами понесем ее туда!  К нам присоединятся трудящиеся всей России и мы мощной   пролетарской  рукой  сметем  всех буржуев и их иностранных прихвостней. Шахтеры - на Москву! Все вместе - на Москву!

"На Москву!  На Москву!" - дружно заскандировали переговорщики, как будто их там в комнате был не десяток, а как минимум десять тысяч.

"Пугачевщина получается",  - повторяя случайно найденный эпитет, не мог отойти от услышанного капитан.

Затем за  дверями  наступило относительное затишье,  сопровождаемое скрипом отодвигаемых стульев и легким шумом  уже  неуправляемой  общей беседы. Опять    открылась одна из двух дверей и через нее люди Сукина внесли в зал ящик коньяка,  запечатанные картонные коробки с  какой-то закуской и два больших таза,  доверху наполненные апельсинами и виноградом.

Еще через  десять минут к легкому шуму из большой комнаты добавился приятный дымок дорогих сигарет,  выбивающийся  в  коридор  даже  через плотно прикрытые двери.

- А это вам, - Сукин обошел всех охранников и вручил каждому наполненный чем-то целлофановый мешок.  - Только употребить после окончания.

Капитан заглянул в свой и обнаружил там бутылку водки,  банку  консервов и пять плиток шоколадок.  "Тридцать сребреников Иуды", - горько вздохнул он, но от подарка не отказался.

Завершение переговоров продолжалось еще час.  Потом через раскрытые обе двери договаривающиеся стороны с раскрасневшимися лицами,   что-то дожевывающие на ходу,  потянулись на выход в ожидающие их машины. Каждого сбоку сопровождал дружинник с повязкой,  помогая не заблудиться в тесных коридорах и не споткнуться на узких ступеньках.

Один Шамилев выглядел прилично,  сам поддерживая под руки идущих по обе стороны от него Погодина и Реброва.

- Виктор Ильич, будь уверен, - продолжал что-то втолковывать он совершенно пьяному Погодину.  - Мы тебя с Всеволодом Львовичем не подведем. Ты только дойди до Москвы, а там уже дело в шляпе.

- Дойду,  - почти вися на руках Шамилева и дружинника, пытался членораздельно ответить ему лидер Движения.  - Меня народ туда  приведет. Всю голодную Русь с собой возьму.

- Ну-ну, - ласково хлопал его по плечу Шамилев, - значит, договорились.

Трезвый Донсков отчетливо уловил иронию в последних словах помощника президента.

Рассадив всех по машинам,  кортеж тронулся в город. На этот раз Сукин выделил для Донскова с Погодиным машину попроще,  а сам с Ребровым на лимузинах отправился на аэродром провожать Шамилева в  Москву.   Не поместившихся дружинников   и охранников должны были забрать следующим рейсом.

Остановившись около дома и передав Погодина в дверях квартиры полусонной матери,  Донсков отправился обратно на дачу.  Говоря по правде, его не столько интересовали оставшиеся дружинники, сколько Максим, с которым ему так и не удалось там встретиться.

Все окна  на  даче  светились ярким светом.  Довольные своей второй очередью, молодые парни в охотку доедали и допивали то,  что не успели их более старшие товарищи.  Поэтому и не спешили в изредка прибывающие для второго рейса машины. В такой обстановке Удалов легко смог незаметно приблизиться к Донскову и сообщить о своем присутствии.

- Все спокойно? - поинтересовался Димадон.

- Да, только сразу после вашего отъезда подъехала еще одна машина и остановилась невдалеке.  Водитель до сих пор из нее не вышел.  Так что осторожно.

- А как Чижик?

- Он с Саней поехали за Сукиным. Сам видел их машину.

- Ладно, подожди, я тут еще немного осмотрюсь.

Донсков оставил Максима и вернулся в дом.  Почти  десяток  пацанов, поснимавших свои повязки,  и пара охранников все еще продолжали "переговариваться" за длинным столом в зале.  Правда,  коньяк кончился и  в ход пошли бутылки "белой", вынутые из целлофановых мешков.

Подсаживаясь то к одному,  то к другому,  Донсков пытался  выяснить ход событий за время своего отсутствия. Все было в порядке за исключением того, что здесь забыли одного из участников переговоров.

- Пьяный в стельку, - смеясь, рассказывал ему сам не очень-то трезвый дружинник.

- Кто  такой?   -  для порядка,  чтобы поддержать звание охранника, строго поинтересовался капитан.

- Да самый старый из них,  вот и не выдержал,  в соседней комнатухе лежал на диване. Поэтому, когда всех выводили, его и не заметили.

- А где он сейчас?  - нехорошее предчувствие забралось в сердце капитана.

- Кажется,  во двор вышел,  облегчиться,  - пьяно икая, добавил парень. - Давно уже, и не возвращается. Помочь поискать?

Но капитан уже отсутствовал в комнате.  Самым старым из всех был Кокошин. Неужели  старика решили убрать только за то, что на этот раз не угодил хозяевам?
Подозвав Максима, Димадон начал осматривать участок.

- Не там,  он с кем-то пошел к леску, вон, где машина стоит, - выглянувший из окошка дружинник показал в сторону темнеющего силуэта,   о котором чуть раньше упоминал Удалов.

Только на этот раз дверь со стороны водителя оказалась распахнутой, а в салоне никого не оказалось.

- В лес!  - приказал Донсков, которому померещился огонек в глубине березовой рощи.

Но это в самом деле оказался огонек. Точнее, костер, около которого расположилось несколько мужчин. Удалов только скрипнул зубами, когда в одном из них с ходу узнал Жорика.  Он попытался рвануться туда, но его остановил капитан.

- Хватит, уже один раз поспешили. Надо оглядеться.

- Совершенно верно,  - неожиданно за их спиной раздался голос невидимого им человека.

Мгновенно изменив направление,  Удалов попытался дернуться в противоположную сторону. Но капитан и на этот раз удержал его.

- Вадим! Опять ты? Выходи, я вижу, нам с тобой тут никак не развернуться, - догадавшись по голосу, кто был неизвестный, Донсков спокойно ожидал. - Это Неклювин, я о нем рассказывал, - пояснил он Максиму, пока детектив пробирался к ним.

Одетый в маскировочный костюм, тот оказался даже с близкого расстояния почти неразличимым на фоне колышущихся веток деревьев.

- Кокошин там? - капитан мотнул головой в сторону костра.
- Он самый.

- Будем  брать?  - теперь уже капитан обращался к Максиму,  даже не подсчитав число людей у костра.

- Погодите,  - задержал их Неклювин. - Сейчас Гога с остальными подойдет. Нельзя его оставлять за спиной.

И точно, не прошло и минуты, как на противоположном от них крае поляны появилось еще несколько человек.

- Гога посередине,  подтянутый такой, небольшой, - торопливо объяснял Вадим.  - Тот,  повыше и сухощавый,   с  бакенбардами  и  бородой, чеченец Салман,  правая рука Гоги. А с круглым лицом и застегнутым под ворот кителем, Капрал, эстонец.

Тройка подошла к костру и остановилась перед стоящим на коленях человеком. Гога что-то спросил у него,  но тот,  похоже,  даже не понял, все также безучастно глядя в огонь.

- Предатель! - донеслись до них слова Гоги, и тут же Капрал, выхватив из костра пылающий сук, ударил им старика сзади по голове. Даже не дернувшись, тот,  как мешок,  свалился лицом в костер и неподвижно остался лежать в нем.

- Пошли! - и трое без оглядки бросились на семерых.

- Всем стоять! - закричал Удалов, на бегу вытаскивая пистолет.

К сожалению,  он оказался у них один на троих.  Что-бы  не  вызывать лишних подозрений Сукина,  капиtан свой не носил, а Неклювин принципиально считал, что без оружия работать безопасней.

Приказ Удалова никто у костра выполнять не собирался.  Поэтому бросившегося к ним  наперерез ближайшего мужчину Максим уложил  выстрелом в упор.

- Не стрелять!  Действовать по закону, - запоздало отдал и свою команду Донсков, уже по ходу дела понимая, что поступает неправильно.

Рубанув по воздуху горящим суком,  Капрал уверенным движением выбил оружие из рук Максима. Пришлось также поступить самому Донскову, заметив пистолет в руках Гоги. Отработанный кувырок - и пистолет полетел в ночную тьму.

Не обращая внимания на эстонца, Удалов в два прыжка добрался до Жорика. Неизвестно,  узнал ли тот его перед смертью или нет,  но могучие клешни сомкнулись вокруг горла Жорика,  и с диким рыком мщения  Удалов повалил  того на землю.  Затем приподнял и сунул лицом в огонь.

Теперь уже дикий вопль боли разнесся по безмолвному лесу.  Выгребая руками светящуюся  золу и дергаясь всем телом,  ослепший Жорик пытался вырваться из преисподней.  Но Удалов продолжал держать его там, не обращая внимания на сук, уже дважды прожегший его одежду до кожи.

Затем завертелась каша-мала.  Удары сыпались за ударами.  Если бы у кого и  осталось  оружие,  то стрелять в такой толчее было равносильно попаданию в своего.

Вначале капитану, пока не освободился Максим, приходилось очень тяжело. Главным образом сказывались три месяца  без  тренировок,   да  и питье за  компанию с головорезами Сукина.  Но постепенно он втянулся и годами отработанные рефлексы стали сами управлять телом.

Слабые отсеялись первыми. На той стороне остались Гога с Салманом и Капралом, а с их стороны стонал сбитый кастетом наземь Вадим. Двое против троих.

 "Пожалуй,  не взять",  - капитан уже понял, что каждый из противников не уступал им.  С учетом раненного Неклювина,  требовалось уходить. Но он просто не знал, как остановить Максима, который неуправляемо расчитывался с бандитами за брата.

Ситуацию жестко прояснил Гога Арлаури.  Оставив дерущихся,  он бросился прочь от костра к краю поляны.

"Неужели струсил?  - не поверил своим глазам капитан.  - Такие идут до конца".

Так оно и оказалось.  Краем глаза он уловил отражение лунного света на вынимаемом из рюкзака предмете.  Раздавшийся затем характерный звук металла о металл завершил логическую цепочку  мыслей.

- Автомат!  - коротко бросив об этом Удалову, он, изловчившись, так саданул ногой в плечо Салману, что тому пришлось отступать прямо через костер и на той стороне заняться тушением мгновенно вспыхнувших легких брюк.

Подхватив Вадима, Донсков метнулся к деревьям.

- Застрелю, гады! - услышал он за собой голос, предшествующий автоматной очереди, полоснувшей в их направлении.

Оглянувшись, Донсков  с  облегчением  заметил  за собой невредимого Максима, прикрывавшего их отход.

- К машине Вадима, - выдохнул он через зубы, когда Максим поравнялся с ним и резко свернул в другую сторону.
Это оказалось верным решением. Преследователи бросились за подмогой к даче и туда, где находился оставленный Донсковым автомобиль. Так как их путь оказался длиннее,  то,  выскочив из леса,  они только услышали шум двигателя трогающейся с места машины без включенных габаритных огней.

Последним, что заметили убегавшие, были включенные фары погони, которые, к  их удаче, пропали за первым же поворотом и больше их не настигли. Им удалось уйти.

А в это время в лесу, брошенные с разных сторон в костер, продолжали догорать два трупа.



                Глава двенадцатая


Той же ночью Донсков связался с полковником и обо всем доложил ему. Получалось, что "Сибинега" поменяла свои ориентиры, если они расправились с главным  апологетом своей идеи Кокошиным.  Да еще расправились так жестоко, не по-людски.

Но что стояло за этим?  Отказ от регионального отделения или... или же им этого стало казаться мало,  учитывая связь с Шамилевым? Ни капитан, ни  полковник не знали. Ясно было лишь одно, что они вышли на головку заговора, что косвенно подтверждали и сведения Неклювина.

Полковник оказался  бессильным  и в вопросе предательства Шамилева. При таком уровне вполне могло оказаться замешанным в это и КГБ. Кавардак же в правительстве не позволял выносить этот вопрос на общее обсуждение.

- Сделай вот что,  - приказал Донскову полковник.  - Оставаться там тебе нельзя. Действуй по обстоятельствам и попытайся без "хвостов", уйти сам и вытащить группу. А что касается "Сибинеги", - здесь он немного призадумался,  - будем действовать самостоятельно,  тем более,  что такое разрешение у нас есть. Как только вы уйдете, пробирайтесь в Тюмень и дайте знак.  Я тотчас вышлю туда Бибисова со спецназом.  Дальше будем смотреть по обстановке.

Уходить требовалось немедленно,  это капитан и сам понимал. Кто мог остаться здесь на связи?  Неклювин? Но еще неизвестно, отойдет ли он и не засветился ли в той драке. Роберт Санли? С ним об этом еще требовалось говорить. Лена? Ему в голову неожиданно ударило жаром. Как мог он ее забыть? Но уходить придется.
Первым делом нужно предупредить Чижика с Мурашко.

Проанализировав ситуацию, капитан решил остаться до завтра, надеясь на неожиданность  такого решения и на то,  что Сукину тоже потребуется время, чтобы просчитать, как поступить с ним. Поэтому утром,  как всегда и как ни в чем не бывало,  он появился в ОПП. Единственное отличие заключалось в пистолете,  засунутом сзади за брючный ремень.

Неожиданность сработала.  Расправляться с личным другом лидера Движения в штабе было невозможно.  Но и делать наивный вид, что ничего не произошло, не позволяла гордость профессионалов.

- Между нами кровь,  - спокойно, как бы самому себе, проговорил, не подымаясь из-за стола,  Сукин,  когда они остались одни. - Тебе больше не жить.  И никакое КГБ тебя не будет защищать. Там тоже свои люди. Но как профессионала,  уважаю. Поэтому и предупреждаю, ничего не скрывая. Ликвидировать тебя   - дело чести.  У тебя на все про все - сутки,  не больше.

Капитан только махнул головой и молча вышел из комнаты.  Недомолвки закончились. Начиналась игра в кошки-мышки,  особенно если верным было то, что он услышал о КГБ.

Оно напомнило о себе почти сразу. Но совершенно не с той стороны, с которой он  ожидал.  Человек его возраста,  когда он стоял в очереди у газетного киоска, наклонился к нему сзади и прошептал:

- Не оборачивайтесь. Я из Комитета государственной безопасности. Но мы теперь не друзья. Мне поручено вести вас. Я знаю кто вы и кто заказал слежку.  Все наше начальство продалось фирмачам.  Выезды из города перекрыты. В  наш аэропорт, а также в Красноярск, Новосибирск и Свердловск передано ваше фото. Удачи.

Купив газету и не оглянувшись,  чтобы не подвести неожиданного друга, Донсков  двинулся дальше по улице.  Это могло оказаться и провокацией но совершенно бессмысленной. Все больше походило на правду.

Позвонив из  автомата ребятам,  он приказал им самостоятельно добираться до Тюмени и там ожидать его или сигнала полковника.  Он сам будет выбираться из города кружным путем.

Затем позвонил на квартиру Неклювина,  у которого на эту ночь оставался Удалов. Однако трубку поднял сам детектив, который по роду своей работы научился быстро отходить от побоев. Поговорив с  ним,  он попросил позвать Удалова и повторил свой приказ. Капитан уже собирался вешать трубку, как неожиданно опять услышал в ней голос Вадима.

- Вот что,  Дима, - сказал тот. - У меня может быть возможность помочь тебе. Будь после трех у себя в гостинице. К тебе подойдут от моего имени. Если нет, значит дело совсем плохо и после четырех немедленно уезжай. Выбирать тебе, но эти люди могут многое.

- Спасибо,  Вадим.  Час у меня еще есть на раздумья.  От помощи  не отказываюсь.

Слежку за собой он заметил сразу.  Следящие на этот раз особо и  не старались. Игра шла в открытую. Его просто далеко не отпускали до назначенного часа "Ч".

К трем часам он, как и договорились, уже находился у себя в номере. А в три пятнадцать в дверь постучали и на пороге появился  улыбающийся мистер Санли.

"Что такое не везет и как с ним бороться", - тоскливо подумал капитан, пропуская в комнату своего недавнего спасителя.

Однако, огорчался он преждевременно.

- Времени  мало,   - вместо долгого объяснения неожиданного визита, сразу перешел к делу журналист. - Я от Неклювина.

И выжидательно уставился на Донскова.

"Черт знает что.  Вот жук!  - промелькнуло у капитана. - Наверно, и раньше знал,  что я его водил за нос?  Или и сейчас не знает?  И что у них общего с Вадимом?"

- Мало, - вслух согласился Донсков, решив играть ва-банк. - Собираюсь рвануть в Новокузнецкий аэропорт.

- Он полностью под контролем, - уверенно заявил Роб.

На этот раз капитан не стал привычно уточнять,  откуда у того такие сведения.

- Тогда еще дальше, в Барнаул.
- Так далеко не уедешь, по дороге перехватят.
- А другие варианты имеются?

- Да, - серьезно подтвердил Санли. - Как говорят по-русски, "дальше положишь - ближе возьмешь". Через Туву и Кызыл.

- Но это еще дальше, чем Барнаул.

- Зато совершенно в противоположном от Москвы направлении и  там  у меня свои люди. Кроме того, я имею план.

Обсуждать детали плана времени не имелось,   поэтому  реализовывать его начали немедленно.

Проводив Санли и за пять минут покидав все вещи в чемодан,  капитан осторожно выглянул в окно.  Знакомые преследователи находились на месте. Двое  напротив выхода из гостиницы, двое в машине и, скорей всего, кто-нибудь в вестибюле.

Подождав еще десять минут,  он решительно вышел из  номера.   Этого времени должно было хватить Робу,  чтобы разобраться со слежкой,  если такая за ним велась.  В способности Санли сделать это  Донсков  теперь почти не сомневался.

Сойдя вниз два пролета,  капитан вдруг вспомнил, что не заплатил за последние дни проживания.  Перепрыгивая через ступеньки, он вернулся в номер и оставил на столе деньги вместе с запиской.   Затем  ускоренным шагом повторил только что пройденный путь обратно.

На том же пролете новая мысль пришла ему в голову. "И зачем  я оставлял деньги?  Насмотрелся всяких американских фильмов. Все равно наша горничная не передаст их администратору". Но возвращаться уже не стал.

Таким же скорым шагом он пересек небольшое  открытое  пространство, отделяющее гостиницу от автостоянки.  Внимательно, насколько позволяло время, осмотрел  машину снаружи. Затем осторожно открыл дверь, готовый к любым неожиданностям. Все было в порядке. Поэтому, выезжая из ворот, он протянул банкноту сторожу. Тот принял ее как само собой разумеющееся, даже не поинтересовавшись причиной такой щедрости.

Еще раз осмотревшись,  Донсков газанул на полную мощность. Как выброшенный из  катапульты,   джип  на полной скорости устремился вперед. Почти не проморгав его рывка,  снялась с места и машина преследования. А через пару кварталов к ней присоединилась еще одна.  Нарушая правила движения и не подавая никаких сигналов, три машины повели гонку.

Не пытаясь хитрить,  Димадон вывел джип на самую оживленную трассу. Как и везде в России, все лучшие дороги местные власти пытались сделать еще лучше. Поэтому и эта уже четвертый год находилась в текущем ремонте по вопросу спрямления и расширения.

Половина работ уже была закончена. Реконструированная левая сторона дороги метра на три возвышалась над правой.  Из города машины выезжали по старой   трассе,   а въезжали по новой,  встречаемые монументальной стелой, где  по горизонтали читалось "Кемерово",  а  по  вертикали  - "Кузбасс".

Джип являлся отличной машиной в качестве вездехода  и  на  разбитых дорогах столицы   области  ему без особого труда удалось оторваться от погони. Но  на свежезаасфальтированном загородном отрезке ситуация начала меняться в обратную сторону.  Тут надежды были только на мастерство и отчаянность вождения.  Продержаться требовалось всего километров пять.

И вот,  когда между ними оставалось всего метров сто, капитан наконец-то обнаружил цель. Резко затормозив, он выпрыгнул из машины. Всего через несколько се-унд "Ланча" погони,  почти врезавшись в задний бампер джипа, съехала далеко на обочину, развернувшись поперек трассы.
 
Имея три секунды гандикапа, Донсков за это время успел подняться на откос и выбежать на встречную полосу движения. Здесь, нетерпеливо подвывая двигателем,  его уже ожидал оранжевый "Пежо" с Санли.   И  когда трое преследователей с пистолетами в руках показались на откосе,  беглецов уже отделяло от них порядочное расстояние.

- Английская пунктуальность, - похвалил Роба Донсков.

- И русское "авось",  - согласился Санли,  кивая на зеркало заднего вида, в котором быстро уменьшались размахивающие оружием фигуры.

Проскочив мимо города по объездной дороге,  Роб  свернул  на  южное направление. Еще через пару часов они оставили за собой Новокузнецк. И тут, на спуске с одной из сопок начавшегося абаканского хребта,  когда машина круто пошла вниз,  оглянувшийся Донсков заметил позади невысоко летящий над дорогой вертолет, быстро нагонявший их.

Вертолеты для  сибирских мест не редкость,  но этот сразу чем-то не понравился ему.  Он сообщил об этом Санли.  Тот,  не говоря ни  слова, щелкнул рацией, которую Донсков заметил, еще садясь в машину. Переключив пару раз настройку на фиксированных частотах, они неожиданно чисто услышали:

"...наружил их. Прошел Междуреченск, дорога на Абазу. Импортная машина, ярко-оранжевый кузов".

"Понял, близко не приближайся, перехватим на перевале".

"Жду, отбой".

- Кто? - коротко поинтересовался капитан.
- Нефтяники, "Сибинега". Старые знакомые.
- Тогда это за мной.
- Да уж догадался.
- Что делать будем?

- Имеется и запасной вариант, - сказав это, Санли свернул с трассы. - Пойдем на Темиртау. Там небольшой военный аэродром.

Вертолет преследования отстал от них на километр и поднялся повыше. Но как только они свернули в сторону, его рация опять ожила.

"Уходят к железной дороге на Темиртау".

Невидимый собеседник в ответ выругался.

"Неужели в Барнаул собираются? Я передам ребятам. Смотри, не упусти их, можешь подойти чуть поближе. Хитрит, гад".

Вертолет чуть приблизился и опустился пониже.

- Сейчас, уже недалеко, - Санли крутил баранку, одновременно сверяясь с местностью по разложенной на коленях карте. - Ага, вот тут поворот.

Потеряв их  из  виду,  вертолет немедленно набрал высоту.  А найдя, опять пристроился в отдалении.

Свернув еще раз,  через каких-то полкилометра они уже находились на летном поле, довольно большом пустыре, огороженном проволокой, с невысоким длинным   бараком справа.  Так как у шлагбаума никакой охраны не имелось, то сразу подъехали к строению.

Оставив Донскова в машине,  Санли зашел вовнутрь.  Когда через пять минут он опять появился на пороге,  рядом с ним  находился  человек  в летном комбинезоне.   Санли указал ему на Донскова в машине и вместе с ним приблизился.
Открыв дверцу, Роб будничным тоном попросил капитана:

- Покажи ему удостоверение. Пусть убедится.

Просьба явно  застала  капитана врасплох.  Какое значение здесь мог иметь кусочек картонки с министерским штампом.  Похоже,  Санли имел  в виду другое. Что ж, пока приходилось играть по его нотам.

Не торопясь,  он достал  удостоверение  офицера  госбезопасности  и предписание, обязывающее  другие  госструктуры оказывать ему посильную помощь. Все это давно не действовало и никто ни в чем не помогал.   Но здесь, похоже, эти трудности уже решил Роб.

Просмотрев документы,  летчик вернул их и также без слов направился к стоящему чуть вдали боевому вертолету,  некогда грозной "Черной акуле".

- Надо захватить рацию, - напомнил Донсков журналисту, видя что тот пошел туда же.

- И  то верно,  - сразу согласился Роб,  чуть заметно подмигнув ему глазом.

Это подмигивание о многом сказало капитану. Все говорило за то, что Санли всегда сомневался в истинности его официальной профессии.

На ходу включив рацию,  они сразу попали в бурный диалог врага, обсуждавшего изменившуюся ситуацию. Когда же вертолет поднялся в воздух, то с эфира пришла решительная команда уничтожить их.
Санли показал на рацию летчику.

- Слышал? А ну, покажи им.

Их мощный "Ка" по сравнению  со  стареньким  легким  "Ми"  выглядел просто устрашающе.  Сделав боевой разворот и получив перевес в высоте, они начали сверху наваливаться на малыша,  угрожая стойками колес погнуть винт неприятеля.  Тот с запозданием и очень неуклюже уклонился от этого маневра.

- Салага! Летать не умеет, - коротко бросил военный и собрался повторением маневра отбить у чужака охоту к преследованию.

Но не тут-то было! Еще на дальнем расстоянии, когда они только достигли верхней точки пике,  вдруг прямо в брюхо вертолета ударила пулеметная очередь.

- ...,  -  грубо  матернулся  летчик,   дергая  штурвал  и  пытаясь максимально быстро увеличить дистанцию между машинами. - Да это какой-нибудь "дух" или местный террорист!  А у меня боезапаса нет,  в мирное время не полагается.  Козлы! Какое же оно мирное, если постоянно вот с такими чучмеками встречаться приходится.

Поняв, что на запад не пробиться, Санли решил отрываться в обратном направлении, на Абазу.

- Там,  в случае чего,  на Кызыл пойдем.  Эти нефтяники туда не сунутся. Там чужая вотчина, - объяснил он летчику.

И точно, пролетев Абазу и дойдя до Енисея, радио преследователя возобновило переговоры.

"Они уходят на Туву,  - передавал вертолет.  - Там на границе пулеметные заставы. Да и горючка кончается. Ухожу обратно".

"Понял, -   недовольно   ответил  голос  диспетчера.   -  Сбить  не получилось?"
"Нет, у него броня и скорость чуть выше".

Дав последнюю очередь из пулемета, "Ми" прекратил преследование.

- Теперь давай на Абакан, тронув Санли за руку, предложил Донсков.

- Это же шахтерская зона,  там у них все схвачено,  - не согласился Роб.

- Вот именно,  поэтому и давай. Пока нас ждут на юге, пойдем на север.

Вертолет развернулся и,  пройдя немного вдоль Енисея, устремился на Абакан. Гористость уменьшилась, пошли поросшие  таежным лесом сопки.

- Бензин на нуле,  до Абакана не дотяну, - сообщил летчик. – Сажусь в Шушенском.

Садиться прямо внизу не имело смысла.  Сто километров по бездорожью не предвещали  легкой и быстрой прогулки.  От Шушенского же до Абакана вела отличная автотрасса.

Оглядывая сверху при подлете одноименное водохранилище и знаменитую некогда ГЭС, Санли поинтересовался у Донскова:

- А знаешь ли ты, что здесь когда-то страдал от царя Ленин?

О Ленине Донсков слышал, как слышал и о царе. В школе проходили. Но обе эти проблемы ни тогда,  ни сейчас его как-то не интересовали. Поэтому мельком глянув на святые некогда места, он опять ушел в свои мысли.

Вертолет совершил посадку.  Но дальше ехать по шоссе  было  опасно. Вдруг милиция предупреждена? А по воде?

- Слушай,  Роб,  а не организуешь ли ты моторку до Абакана? - как к волшебнику обратился Димадон к тому, спрыгивая на землю.

- Почему нет,  можно,  пока деньги есть,  -  рассмеялся  журналист, польщенный такой верой в него.

Моторная лодка  нашлась  и  через  пару часов счастливый обладатель пачки иностранных дензнаков высаживал выгодных пассажиров на  берег,   немного  не дойдя до речного вокзала.

Затем еще два дня пароходом добирались до Красноярска, окончательно затерявшись для погони в бескрайних российских глубинах.

Здесь они расстались. Санли прямым авиарейсом возвращался обратно в Кемерово. Путь Донскова лежал в Тюмень. Избегая центральной трассы,  он решил добираться туда через  север, по владениям "Сибинеги",  справедливо полагая, что в своей вотчине его искать не будут.

Из-за все расширяющейся забастовки и присоединившейся к  ней  анархии, местные  линии работали по гибкому графику. То есть когда летчика могли заставить или ему самому оказывалось выгодно лететь. Поэтому две тысячи километров Димадон преодолевал больше недели.  Красноярск - Обь - Нижневартовск - Сургут - Тюмень - вот его маршрут, не учитывая более мелких пунктов и пересадок.

Особенно поразила Донскова Обь.  Десятки,  нет, сотни, а может быть тысячи притоков по обе ее стороны,  густо прорезавшие, как кровеносные сосуды всю Западно-сибирскую равнину,  делали картину с самолета абсолютно нереальной. И бескрайняя тайга. И ни одного города, который можно было  бы назвать городом.  И все это - главная сокровищница нефти и газа России.

Вот на  какую долю пирога замахнулась компания,  хотя и сейчас она являлась здесь царем и богом. Раньше кладовая находилась за крепчайшим замком недоступности и отдаленности. Горы Алтая, Саян и Гималаев; пустыни Такла-Макая и Гоби; дикий Афганистан - все это отрезало ее от широкого мира и позволяло только московским правителям черпать и черпать оттуда миллионами лет накопленные богатства, выпуская их тонкой струйкой через себя в Европу.

Но теперь  великая русская река Иртыш,  породненная веками с именем Ермака и Сибири,  на тысячи километров катила свои воды по  территории уже не   Российского  государства.  Через эту форточку черное золото и могло хлынуть в ненасытный миллиардный Китай в обход Москвы.

Вот с  такими  мыслями Донсков и приземлился в Тюмени,  напевая про себя "на диком бреге Иртыша сидел Ермак,  объятый думой". А еще он думал о том,  что такие названия,  как Шиш,  Оша, Ингалы, Кукарка, Урай, Игрим, Юрибей  и сотни других никогда не определяли Россию. 

Но что же останется от нее,  если они исчезнут?  Может,  сгинувший давно в веках улус Золотой Орды?



                Глава тринадцатая


Чтобы не вызывать подозрений, части спецназа "Каппа" под командованием подполковника Бибисова уже неделю тайно сосредотачивались под Тюменью. Двести пятьдесят офицеров ударного ядра и вспомогательные службы заново обживали казармы,  два года назад покинутые расформированной из-за отсутствия финансирования зенитной бригадой.

Там же  находилась  и группа Донскова.  Вернее сказать дислоцировалась, так как реально основное свое время она проводила в городе, подготавливая силовую операцию против "Сибинеги".  Не в пример московскому, из стекла и ажурной архитектуры, здесь главное здание центрального офиса скорее чем-то напоминало Петропавловскую крепость, если смотреть на нее через Неву.  Сходство еще более усугублялось тем,  что  тыльная сторона здания выходила на глубокую канаву, густо заросшую кустами, по которой протекали воды то ли небольшой речонки, то ли канализации.

Массивное, всего в три этажа,  но с сотней окон по фасаду, оно явно подчеркивало, что  его хозяева не гонятся за показным блеском, а осели здесь надолго,  если не навсегда.  Трехметровый металлический забор из кованной арматуры   опоясывал его по периметру,  ограждая перед входом большую и совершенно пустую площадь,  выложенную красноватым  булыжником.

С трех сторон вдоль забора,  образуя между ним и собой довольно широкую внутреннюю улицу, также примыкавшую в своих обоих концах к канаве, располагался  ряд одноэтажных кирпичных контор различного назначения. А еще перед ними, с выходом на городскую улицу, находилось здание гостиницы, небольшой клуб и красиво оформленная столовая.

Как показало недельное наблюдение,  если работа в конторах к вечеру заканчивалась, то основной офис "трудился" всю ночь напролет, несколько оживляя ярким электрическим светом унылую окраину города. На ночное время во  внутреннем дворике появлялись два охранника с собаками и удваивалось число дежурных у главного входа.  Еще один специальный милицейский пункт располагался непосредственно в гостинице.

Целями операции являлись одновременная изоляция  всего  руководства концерна, арест рабочей и закрытой документации, выявление мест хранения "левых" денег,  как на счетах,  так и в виде налички,  предположительно на сотни миллионов долларов.

Не оставив без внимания информацию Донскова о связях  "Сибинеги"  с местным КГБ,  на этот раз для поддержки операции привлекли милицейские части из-под Воронежа и Курска. Пятьсот человек в форме должны были на время операции  взять  под  свой  контроль  основные  городские улицы, предприятия, вокзал и аэропорт.

Захват был намечен на послеобеденное время.  А  накануне  вечером  в "Каппе" состоялась большая пьянка.  Каким образом спецназовцы узнавали о точном сроке начала засекреченных операций - неизвестно. Может, офицерская солидарность,  может,  выработанное годами чутье. С этим пытались бороться,  даже запирали в казармах на несколько дней.  Но  потом махнули рукой   и ввели мероприятие в неофициальную традицию.  Что еще можно было предложить людям, завтра идущим на смерть?

Скрытно сосредоточиться под Тюменью им удалось. Даже появление полтысячи милиционеров  в  утренние часы на самых оживленных перекрестках прошло без излишнего любопытства.  Подумаешь,  ловят очередного непойманного бандита. Сил на поимку в России никогда не жалели.

А вот незаметно собраться для броска перед административным кварталом "Сибинеги" не получилось.  Двух человек с радиотелефонами в карманах, не побоявшихся ненавязчиво поинтересоваться у не  менее  крепких, чем они сами парней,  куда те направляются,  даже пришлось связать и с кляпами во рту на всякий случай временно затолкать в ближайший подвал.

Однако, даже такая мера предосторожности не помогла. Когда в четырнадцать тридцать они рванули через дорогу к гостинице, цепочка из нескольких десятков  "чужих"  милиционеров ожидала их на противоположной стороне, лениво помахивая дубинками.  Надо отдать им должное.   Увидев катящийся на  них молчаливый вал из сотен фигур,  они не бросились бежать, а лишь сбились в плотную группу, перекрывая основной проезд.

Такая перегруппировка для спецназа осталась незамеченной.   Оставив позади себя десятки стонущих тел,  он даже не замедлил рывок. Телами и оставшимися позади зданиями должны были заняться идущие следом  группы зачистки.

Скорость рывка была велика, но еще большей оказалась скорость распространения радиоволн.  Уже на следующей линии из окон одинаковых, как близнецы, контор их встретили одиночные пистолетные выстрелы. Для одетых в пластиковую броню "рыцарей" пулевые шлепки по ней не явились помехой дальнейшему продвижению. Следуя разработанному плану,  заранее выделенные бойцы, отделившись от основного потока,  уже заскакивали в не успевшие  закрыться  подъезды. Через пару   минут  шлепки  уже не отвлекали накатывающую вторую волну захвата.

Вырвавшись из-за контор, спецназовцы не только рванулись к калитке, но и  с  ходу бросились на забор по всей его протяженности.  И вот тут впервые ситуация значительно осложнилась.  Как по общей команде,   все окна первого  этажа офиса закрылись сползающими металлическими ставнями, а из окон второго ударил пулемет и раздались автоматные очереди.

Несколько человек  из  атакующих,  все также без звука,  сползли на землю, цепляясь руками за прутья решетки.

- Прижиматься к зданию,  в "мертвую" зону! - бросил командир в черном шлеме,  блестя таким же внешне не  прозрачным  забралом.   Бибисов всегда шел вместе со своими бойцами в самых серьезных операциях.  Офицерская честь здесь не делила людей по званиям.

Оставив еще несколько человек на обширном дворе,  обе волны захвата укрылись перед решающим броском под окнами серой громадины. Потеря четырех или  пяти  человек больно кольнула сердце Бибисова.  Ведь каждый его боец стоил десятка, а то и больше обычных солдат. Вот только пулемета, да еще так быстро, они не ожидали.

Зато главное казалось проделанным.  Теперь оставался только  рукопашный бой, в котором его люди не имели себе равных. Без всяких разрядов, в реальной схватке без правил любой из  них  в  считанные  минуты уложил бы на пол не одного чемпиона, годами тренирующегося в специально укомплектованных залах.  Ведь там на  кону  стояли  только  деньги, пусть и большие, здесь же - только жизнь, и всего одна.

Но именно теперь, когда все для Бибисова, осуществившего уже не одну такую операцию,  казалось решенным, наступило самое страшное. Опять заработали пулеметы. На этот раз не один, а сразу два или три. Автоматов он даже не считал.  И заработали не где-нибудь,  а прямо в тылу за спинами. Огонь велся  из только что пройденных одноэтажных бараков!  Которые они уже взяли!
 
Пулеметы продолжали косить спецназовцев, вдруг превратившихся всего лишь в расстрельные мишени на фоне не позволявшей никуда укрыться голой стены, не оживленной даже русскими национальными украшениями в виде водосточных труб.

После первых же очередей они потеряли несколько десятков человек, а расстрел все продолжался.  Учитывая их общее количество,  идти обратно брать бараки не имело уже смысла.

- В окна! - проревел Бибисов.

Тут же из специальных пистолетов к крышам метнулись крючья с  тянувшимися за ними веревками. Даже не продергивая их для страховки, тотчас по ним пошли карабкаться безликие и одинаковые в своих защитных комбинезонах-скафандрах фигуры,  то одна, то другая срываясь вниз после попавшего в них свинца.

Выдвинув складные шесты,  штурмующие полезли прямо по ним,   быстро перебирая ногами   и готовясь телом пробить стекла в окнах.  Задние же толкали шесты вперед, одновременно подымая их вверх и удерживая от бокового падения.  Десяток секунд - и звон разбитых стекол показал,  что домашние тренировки не пропали да-ром.

Тем временем  обычные гранаты и гранаты с газом полетели в открытые окна верхних этажей, откуда, высунувшись по пояс, боевики охраны пытались доделать то, что не успевали пулеметы. Скинутые с плеч две "бузуки" мгновенно разнесли единственную входную дверь,  в которую беспорядочной толпой  бросились осаждавшие,  задние прикрывая передних своими жизнями.

Видя, что всем не успеть,  "бузуки" ударили в стены, вырывая из нее куски и разбрасывая щебень, крупным дождем опадавший на гулко стучащие каски. Отававшиеся на дворе  бросились в новые пробоины.

Скорость, с которой сотни людей растворились,  прошли сквозь глухую стену и закрытые окна оказалась настолько высока, что даже пулеметы не успели доделать свое черное дело.  Они замолчали, не в силах различить в пустых глазницах окон мелькающие тени дерущихся.

Прорвавшиеся внутрь здания спецназовцы озверели.  Взяв всю  ответственность на себя, Бибисов даже не попытался остановить развернувшуюся бойню. Единственно для кого делалось исключение,  так это руководство концерна.

Именно  поэтому  операция  откладывалась  до  прибытия в Тюмень Донскова, хорошо изучившего в лицо основные фигуры управляющего персонала. Всех   более или менее похожих на начальство требовалось показывать ему.  Поэтому,  ворвавшись в здание, дальше он непосредственно не участвовал в   операции,   а оставался с Бибисовым в импровизированном штабе, откуда тот продолжал командовать операцией.

Получив молчаливую  санкцию на команду "Никого не брать!",  спецназовцы рассеялись по этажам. Врываясь по двое-трое в комнату, они действовали как   запрограммированные на убийство роботы:  сначала граната или дымовая шашка (благо, автономное кислородное обеспечение имелось в каждом скафандре), затем несколько автоматных очередей вдоль стен и за дверь и только затем зрительная оценка ситуации.

В таких обстоятельствах посетители невольно,  будь то  старики  или женщины, становились такими же жертвами,  как и бандиты. Но остановить процесс мщения за погибших товарищей уже никто не мог.  Бибисов, правда, призывал по мегафону всех служащих и посетителей выйти в коридоры, но боевики,  для которых те оставались единственным прикрытием, не отпускали своих заложников.

Первый этаж спецназ очистил почти мгновенно. Оставшиеся здесь в живых почти все находились в беспамятстве,  подвергаясь воздействию оседающих вниз волн газа и дыма.  Видя лежащего человека с оружием,   его тут же добивали:  кого штыком, а кого очередью из автомата. Заниматься выносом тел никому даже не приходило в голову.

Довольно быстро спецназ справился и со вторым этажом, так как большинство его оборонявших оказалось уничтожено  в  момент  проникновения вовнутрь.

За все  это  время в штаб Бибисова было доставлено всего четыре или пять человек,  которых тут же за дверью расстреляли после  того,   как Донсков никого из них не опознал.  Очередную тройку задержанных притащили из большого кабинета,  потому что на его двери было написано "Заместитель директора".

- Знаешь? - подталкивая среднего роста импозантного мужчину к Донскову, гулко спросил через закрытое забрало спецназовец.

Димадон того никогда не видел,  в этом он был абсолютно уверен.   

В этот момент подполковник оторвался от окна, где наблюдал за редкой перестрелкой с захваченными боевиками "Сибинеги" конторами. Сами они пока ни-чего не предпринимали, не имея сил работать на два фронта. Те тоже не решались выходить на открытое пространство,  не желая  повторять судьбы спецназовцев,  неподвижно и беспорядочно валявшихся вдоль всего фундамента здания.

- Полковник Синицын? - не смог скрыть своего удивления Бибисов.

- Я  вас  не знаю,  я не Синицын,  а заместитель директора по общим вопросам, - вполне спокойно ответил импозантный,  хотя по глазам  было заметно, что  мысли его скачут со сверхзвуковой скоростью под черепушкой.

- Ну да,  замдиректора,  - иронично согласился Бибисов,  специально изучавший имевшуюся у них картотеку гэбэшников и лично встречавшийся с бывшим полковником на одном из заседаний.  - А это кто? - и он пальцем указал на его компаньонов.

- Охрана, - нехотя выдавил из себя Лжесиницын.

- Увести! - махнул на них рукой Бибисов.

Понимая, что вслед за этим последует, один из оставшихся, с изрытой оспой физиономией, рванулся назад, бессвязно выкрикивая:

- Я скажу! Он полковник! Он начальник...

Однако договорить ему не удалось.  Внешне приличный и  неторопливый замдиректора вдруг преобразился. Сжавшись как пружина, откуда-то из-за брючного ремня он вытащил пружинно распрямляющуюся узкую металлическую пластинку и полоснул ею по воздуху прямо перед собой.

Тут же шея говорившего обагрилась кровью и голова судорожно  отдернулась назад,   все  еще продолжая издавать какие-то клокочущие звуки. Полоснув гибким ножом повторно,  на этот  раз  по  незащищенной  руке спецназовца с  короткоствольным  автоматом,   и ударив головой в живот второго сопровождавшего, замдиректора выскочил в неприкрытую дверь.

Подполковник мгновенно выстрелил прямо через дверь, а затем, толкаясь с Донсковым, они оказались на коридоре. В пяти шагах от них Лжесиницын исчезал в боковой двери,  на ходу вышибая ее плечом с  петель  и закрытого замка. Тут же, обгоняя их, следом бросился спецназовец.

Почти сразу  раздался взрыв гранаты и из выломанной двери  обратно, на этот раз гораздо медленнее,  тяжело вывалился преследователь, пытаясь оторванной рукой удержаться за косяк двери. На бегу выпустив перед собой несколько очередей и не останавливаясь, его место в проеме занял Донсков.

И сразу,  глядя сквозь оседающую пыль, понял, что преследование дальше  невозможно.   Целый пролет лестницы черного хода обвалился вниз и лишь одинокая ступенька вертикально болталась вверху, удерживаемая арматурным прутом
.
- Ушел, гад! - повернулся он к протискивающемуся вслед за ним Бибисову.

Оставив на месте убитого спецназовца,  они быстро вернулись в кабинет. Ударенный  боец  уже перестал беспомощно хватать ртом воздух,  но выпавшее оружие все еще лежало в стороне от него.  И все также  беспомощно и поникнув продолжал стоять рядом третий бандит.

"Во, придурок,  не удрал",  - мелькнуло у Донскова.   Но,   мельком взглянув в потусторонние глаза молодого еще совсем мальчишки, он вдруг вспомнил себя,  точно такого же, стоящего безоружным в кругу бородатых горцев.

- Беги,  - неожиданно для себя произнес он и подтолкнул мальчишку к выходу. - И не лезь больше в такие дела.

- Хорошо,  - загипнотизировано ответил тот и как в трансе поплелся к выходу.

Но на пороге обернулся и довольно внятно произнес:

- Это был Равадский, начальник службы безопасности. А о том, что он полковник, я не знал, - и, продолжая шаркать ногами, медленно вышел из кабинета.

- Ты что?  - отвлеченно удивился Бибисов, занятый другими проблемами.

- Жалко стало,  сам таким был,  - не вполне осознавая, что он проделал, ответил Димадон.

- Ну, ну, - только и отреагировал подполковник, начиная что-то кричать по рации.

"Равадский, вот кто, - еще раз прокрутил события в обратную сторону Донсков. - Теперь понятно,  что меня тогда остановило.  Мне  ведь  его описывал Неклювин, а я не вспомнил. За это и поплатились".

Но раздумывать дальше было некогда.  События только еще  продолжали набирать обороты.  Подполковник кричал, так как получил сообщение, что в город вошли четыре бронетранспортера и две группы вооруженных  людей в штатском.
Людей милиции прикрытия удалось отсечь и сейчас с ними в городе шел бой, а  вот  бронетранспортеры они пропустили и те через десяток минут должны были появиться перед ними.

- Только танков нам не хватало!  - зло бросил Бибисов, отдавая новые команды.

Требовалось переходить от захвата третьего этажа к сражению с внешним врагом.

- Дима,  собери своих ребят и проследи за внешней обстановкой,  мне сейчас будет не до этого. Чтобы никто не ушел и все такое.

Оставив несколько  групп  охранять  и защищать межэтажные переходы, Бибисов перебросил бойцов к фасадным окнам здания.   Пока  не  подошли БТР, хорошо было бы разделаться с боевиками, засевшими в конторах.

Для прямого захвата людей оставалось маловато.  А вот огневая  поддержка имелась неплохая.

- Гранатометы и подствольники к бою!  - приказал он.  - Одна бузука работает с БТРами, а с другой поработаю я.

Разъединив двух коренастых парней с  тяжелыми  трубами  на  плечах, своего он  послал  за  ящиком со снарядами,  брошенным на первом этаже около дверей вместе с лишним снаряжением сразу после прорыва.  Тот ринулся вниз.

И как раз в этот момент четыре бронированные машины,  прижимаясь  к кирпичным стенам контор,  появились в поле зрения.  Тут же крупнокалиберные пулеметы ударили по окнам второго этажа,  гигантским ножом разрезая на части оконные рамы,  сбивая люстры и выбивая куски штукатурки вместе с кирпичами со стен.  Кажется,  там наконец-то разобрались,  на каком из этажей кто находится.

- Всем одновременно,  по команде, огонь, - скомандовал Бибисов по рации.  - Повторяю,  одновременно по команде. Бузушникам - по БТРам.

Тут же сотня стволов заговорила со всех окон. По вооружению они явно превосходили врага.  Не лишним оказалось и то, что два БТРа уже горели после точных попаданий и из них выпрыгивали остатки экипажа,  пытаясь спастись за стенами контор.

- Продолжай,  Леня,  - похвалил Бибисов второго бузушника,  отобрав наконец-то нужные снаряды и беря в свои руки вторую трубу. - Ну, получайте! Видит бог, я не хотел этого!

Он нажал  на спуск.  Небольшая отдача - и вестник смерти рванулся к выбранной цели.  Влетев в окно конторы, снаряд разорвался, и тут же языки пламени рванулись изнутри наружу.  А Бибисов заряжал уже следующую напалмовую гранату.

Вскоре пять зданий пылало так, что можно было подумать, что они сложены из отлично просушенных бревен,  а не из кирпича. Горел и третий БТР. Четвертый, пятясь задом, уползал за огневую завесу.

Тем временем  Донсков  с  Чижиком  вели наблюдение за задней частью двора, а Удалов с Мурашко - за его боковыми сторонами. Здесь все оставалось спокойным.  Даже если внизу кто и остался в живых, то они предпочитали отсиживаться на месте, а не лезть через окна под пули.

По меньшему шуму,  а,  главное,  по переставшим дырявить коридорные двери крупнокалиберным пулям,  Донсков догадался,  что наружная  атака отбита. Но операция еще не была завершена.  Поэтому,  перегруппировавшись, спецназовцы начали штурм третьего этажа.

Это уже  были почти не люди.  Профессиональные убийцы на службе порядка. Порядка, но не закона. Никаких просьб и выкриков о сдаче третьего этажа,  понявшего,  что он обречен,  они не воспринимали. За кровь требовалось заплатить кровью. И намного большей кровью. От ужаса перед наступавшими, многие  боевики  забывали о страхе высоты,  забираясь на крышу и спрыгивая оттуда вниз на асфальт.

И тут  Донсков,   выполняя  приказ и продолжая оставаться на старом месте, вдруг заметил,  как что-то пролетело вниз,  но никакого мягкого хлопка или крика разбившегося самоубийцы вслед за этим не последовало. Он осторожно выглянул в окно. Увиденное поразило его, как током.

Вдоль стены,  по двум веревкам,  сброшенным сверху,  спускались его знакомые: Равадский,  Гога, Капрал и Салман. Причем Равадский зачем-то еще тащил   с собой здоровущую бабу,  так и норовящую вырваться из его рук. Двое последних уже находились на земле, страхуя остальных.

Чтобы действовать наверняка, Донсков быстро передал сведения Удалову и Мурашко, а сам, оставив у окна Чижика, выскочил на коридор, чтобы вызвать подмогу.  Но ситуация там поразила  его еще больше, чем первое видение. Снизу, с первого этажа, вверх подымались боевики!

От мгновенного  напряжения он так заорал об этом в рацию подполковника, что  боевики его сразу засекли. Теперь ему уже не оставалось ничего другого, как следовать тотчас созревшему плану. То есть прыгать в окно и самим преследовать уходящих.

Так они и сделали, благо, второй этаж - не крыша. Подбежавший первым с другого конца здания Мурашко,  не  раздумывая, швырнул гранату  в окно,  откуда только что выпрыгнули Чижик с Донсковым, завидя вслед за ними появившиеся автоматные стволы боевиков.

К этому моменту убегавшие перемахнули через забор и, отстреливаясь, скрылись за кустами в канаве. Потеряв их из виду, Донсков приказал перестать стрелять и они бросились к забору.  Забор преодолели быстро, а вот пробиться через кусты на этой и той стороне канавы с водой  оказалось гораздо  труднее и дольше.

 Поэтому,  когда выскочили на пустырь, пятеро беглецов находились далеко впереди. Только куда-то  исчезла баба,  а вместо нее,  поддерживаемый с двух сторон Салманом и Капралом, бежал переодетый в женское платье самолично Крушин  Петр Андреевич,  президент АО "Сибинега". 

Его Донсков даже издали узнал по благородному профилю лица и не менее благородным седым кудрям. Похоже,  президент действовал по сценарию, разработанному Александром Керенским еще в 1917 году после выстрела "Авроры".

Дальше пришлось окончательно отказаться от погони. Впереди беглецов ждала машина. Подняв тучу пыли, она скрылась из виду прежде, чем Донсков с ребятами добежали до дороги.

"Наверно, Светик за рулем",  - отчаянно хватая ртом воздух, подумал капитан.
На этот раз группа Гоги сумела переиграть их группу.  Более поздние попытки, уже с помощью милиции, отыскать их следы в пригородном поселке, в  направлении которого те скрылись,  ни к чему не привели.  Большинство жителей окраинных халуп просто угрюмо  и  боязливо  отмалчивались, не доверяя временным победителям.

В главном же здании операция завершилась следующим образом. Предупрежденный Донсковым,  подполковник успел развернуть часть своих  людей навстречу наступающим.  Их прорыв, хоть и совершенно неожиданный, оказался маломощным.  Они все до одного были уничтожены.  Скорее всего он явился лишь прикрытием ухода Крушина и банды Гоги из окружения.

Здесь же раскрылась и тайна трагедии,  когда их обстреляли  из  уже захваченных контор. Все дело оказалось в подземном ходе,  соединяющим главное здание со вспомогательными учреждениями.  Именно по нему боевики сумели два раза зайти к ним в тыл,  нанеся спецгруппе "Каппа" урон, от которого та уже могла и не оправиться.

Группы, по существу, не осталось. Из двухсот пятидесяти человек они потеряли больше  ста.  Еще столько же оказалось раненых,  причем часть тяжело.
И это все могло быть только началом. Но чего?

За их спиной осталась поверженная "Сибинега",   десятки  трупов  на этажах, распластанные  тела  на асфальте и автобусы,  увозящие "важных государственных преступников" на допрос в Москву. Часть из них взяли в главном офисе, а часть "плохих начальников" забрали прямо из квартир и других учреждений.

В самой же Тюмени начиналась зачистка территории.



                Глава четырнадцатая


Россия - большая страна. И, как заметил величайший ее классик Лев Николаевич Толстой, устойчивость ее зиждется на беспорядке.  Поэтому через две недели все вернулось на свои места. Нефть и газ по-прежнему шли на запад, а деньги и субсидии, частично оседая в московских банках,  - на Тюмень. Волны разошлись, а вода с пеной осталась.

"Раз вернулось,  значит так и надо, - привычно размышлял Юрий Борисович. Копаться глубоко в причинах он не имел привычки,   поэтому  так долго и  держался  в  околокремлевских кругах.  - Ведь и меня никто не тронул, а это уже хорошо.  Но вот поинтересоваться все же стоит,  хотя бы для ориентировки".

Выходить сразу на Президента, зная о Шамилеве, не стоило. Требовался обходной маневр.  Самое время было посоветоваться с друзьями.  Полковник позвонил Шури-ку:

- Послушай, Шура, нужна информация.
- Информация  всем  нужна  и  она стоит денег,  - ласково отозвался друг.
- Да знаю, сам так всем говорю. Давай сходим в баню.
- Когда?
- Завтра,  и Вовочку возьмем.  После обеда.

После обеда и в рабочее время являлось обязательным условием. Утром - дела, вечером - семья. Все чин-чином. После обеда - в самый раз.

- Посоветоваться  надо,   через  кого,   кроме  Президента,   можно что-нибудь протолкнуть.

- Опять с Артуром Юсуповичем поцапался,  - догадался Шурик. - Хорошо, поговорим.   А пока можешь завтра с утра поприсутствовать на Малом экспортном Совете. Я позвоню.

О таких Советах полковник слышал. Кроме Большого президентского Совета, Совета Безопасности, Совета Министров и Верховного Совета в последнее время появилось множество Малых Советов:  экспортный, кадровый, военный, политический, бюджетный, национальный.

Все они изначально рождались засекреченными из-за наложения внешних демократических обрядов на сугубо авторитарную и бюрократическую страну. Ведь  руководство в ней просто не понимало,  как можно выносить на гласное рассмотрение непроработанные заранее фигуры и дела,  если даже те и  подходили для этого профессионально или по другим параметрам. 

А характер? А  лояльность? А кто заинтересован и стоит за этим? Нет, широкие массы в этом не могли разобраться.  Им требовалось заранее готовое решение.
Полковник все  это хорошо понимал,  поэтому с благодарностью принял приглашение.

- Им все можно рассказывать,  хуже не станет, - на прощание посоветовал Шурик. - Хотя они и так в курсе.

Полковник хотел  было спросить "откуда?",  но смолчал.  Знают,  так знают.
На другой  день ровно в двенадцать он входил в ве-тибюле гостиницы "Космос". Подойдя  к стойке администратора, огляделся. И тут же рядом с ним оказался молодой человек неопределенного возраста.

- Юрий Борисович, если не ошибаюсь? - вежливо поинтересовался он.

- Да, - коротко ответил Котин. - Я на Совет.

- Пожалуйста, ваши документы, - все также вежливо продолжил общение неопределенный. -  Пройдите  за мной,  - просмотрев удостоверение и не забыв сверить фото с оригиналом,  пригласил он полковника и направился к лифту.

В небольшом уютном зале находилось человек десять.  По  сигаретному дыму можно было догадаться, что сидели они так уже не один час. Представив полковника, сам сопровождающий остался за дверью.

Никого из присутствующих Котин не знал. По всей видимости, к официальному правительству они не относидись.  Особенно поразил его возраст некоторых участников, которым было едва за тридцать.

Ответного представления он не дождался.  Что ж, отступать он не собирался. Котин изложил свою проблему и попросил совет.  "Совет у Совета", - мелькнуло в голове и он про себя усмехнулся.

Выслушав доклад,  присутствующие выдержали небольшую паузу. Наконец один из них, хорошо еще, что не самый молодой, зато самый высокий, положил сигарету на пепельницу и произнес:

- Я надеюсь, Юрий Борисович, вы понимаете, что наше мнение не является официальным и на него не следует гласно ссылаться?

Котин собрался слушать. Но и говорящий замолчал, выжидательно глядя на него. Полковник понял, что от него ждут подтверждения.

- Да, мне говорили.

- Тогда хорошо,  - продолжил высокий. - Зато мы можем исследовать и рассмотреть проблему так, как она есть, а не так, как ее представляют. Поэтому и решение наше будет реальным, а не казенным отписным циркуляром, который никто и не подумает выполнять.

Здесь он  со  значением  вновь взглянул на полковника.  На этот раз Юрию Борисовичу разрешили промолчать.  Пока ему требовалось только узнать.
Приняв молчание за согласие,  высокий чуть-чуть ввел  полковника  в курс дела.  То,  что он узнал, не сильно ободрило его. Вернее сказать, несколько шокировало.

Оказалось, что  России,   великой сырьевой и экспортирующей стране, совершенно нечего было продавать за ее пределы.   В  рыночном  понятии этого слова. Если исходить из просчитанной себестоимости и модных бизнес-планов, любой  товар соответственного качества обходился ей  обязательно дороже, чем за рубежом.

Но и не продавать страна не могла. Валюта требовалась для оплаты внешних долгов,  а также для покупки и разработки новых технологий основного звена,  поддерживающего страну на плаву и позволяющего ей прилично выглядеть среди других стран мира.

Стране, но не людям,  живущим в ней.  Космические полеты,   ядерное оружие, научные открытия в новейших областях физики и математики,  гуманитарная помощь слаборазвитым странам - все это поддерживало  реноме России для международного окружения,  особенно для делегаций, посещающих Москву. Но Москва - это не Россия, как очень любят повторять лирики, которым практики уже тысячу лет довольно успешно доказывают обратное.

Имелось два  пути  покончить  с  таким  положением.   Первый  - это прекратить разворовывать страну,  отдавая все Западу за бесценок, умерить свои амбиции как высокоразвитой страны и стать на положенное место в шеренге, все отдавая народу на выживание.

Такой путь не устраивал власть имущих москвичей,  ощущавших на себе его недостатки лишь морально,  но никак не физически, живя по принципу "пир во время чумы".  И все благодаря тому,  что имелось и второе направление, которое  именно и было выбрано страной - все тяготы  переложить на  плечи народа.  Ведь если на всех уровнях не платить зарплату, ограничиваясь лишь обещаниями,  то цены на идущие за границу продукцию можно сделать   сколь угодно низкими и они сразу станут конкурентоспособными.

А  что вы хотите,  если из себестоимости вычесть все,   кроме затрат на пропитание со своего огородика.  Жили ведь так при феодализме. И  при этом государству приходилось решать лишь одну серьезную задачу - повиновения и удержания собственного народа от голодных бунтов.
 
- А теперь давайте рассмотрим ваши проблемы  применительно  к  этой ситуации, -    прервал высокий вольную интерпретацию своего экскурса в политэкономию. - Да, мы могли бы найти управу на губернаторов и директоров бастующих областей и силой поставить "Сибинегу" на место.  Хотя, должен заметить,  что сила требует очень даже немалых денег.   Но  это так, к  слову. Главное же состоит в том, что тогда мы обратно вернемся к диктатуре, чего мы, как демократы, совершенно не желаем.

Тут демократ чуть притормозил свою речь,  с любовью  вслушиваясь  в чарующую музыку слова "демократия". Затем продолжил:

- Хотя, с другой стороны, и диктатура не самый худший вариант. Плохо лишь то,  что мы не имеем на данный момент никакой идеологии, чтобы заставить ее работать так, как при Сталине. Вот почему мы выбрали другой путь,  а именно:  не бороться с теми, кто нарушает закон, а, грубо говоря, забрать или,  если хотите, украсть у них свою долю, которой бы хватило и на атом,  и на армию, и, главное, на чиновников, без которых государство уж точно развалится. 

И не бойся,  что они  нефтяной  кран закроют. Не закроют, им это невыгодно, чтобы там такое они не говорили о Москве. Вот и выбирай, полковник, что лучше и правильней.

Да, ребята они были хоть и молодые, но явно не простые. И не только в своей области, но и в логике.

- Но что же тогда делать? - само собой невольно вырвалось у Котина. - Ведь они планируют развалить и раздробить государство.

Но член Совета был не только экономистом. Похоже, историю России он знал не хуже.

- А видел ли ты, полковник, - как-то незаметно высокий с "вы" перешел на "ты", - чтобы в России выполнялось что-то, что планировалось?

- Скорее, нет.

- Вот  то-то  же.   Так что не бойся с распадом.  Поживем - увидим. Главное в России - не спешить,  иначе все  наоборот  получится.   Хотя проблема и серьезная. Мы посоветуемся.

"Кто это "мы"?  - думал,  покидая Совет,  полковник. - Патриоты или новые русские,  давно подготовившие себе базы для отступления на Западе?"



                ***


За шофера в баню Котин взял с собой Донскова. На другой машине, которой рулил Мурашко,  заехали за девочками: Зиночкой, Верочкой и Катюшей. Парок в  бане  оказался в норме.  Пока женщины раздевались в другой комнате, мужики заскочили в парилку прогреться.

- Хорошо!  - проговорил Шурик, поглубже натягивая фетровую шляпу на лысую голову. - Люблю тепло!

- Как в Сочи,  - благодушно согласился Вовочка,  оттирая первый пот, тут же показавшийся на толстом теле.

- Какие Сочи? - засмеялся Шурик. - Ты ведь, по-моему, только в Ялте отдыхаешь.

- Это точно,   - чуть загрустил Вовочка,  - в Сочи для меня слишком жарко.

- Так чего тогда говоришь?

- Да поговорка такая и города недалеко друг от друга находятся. Это ведь не Канарские острова, на которых ты любишь загорать.

- Эх,  Канары, Канары, - мечтательно протянул Шурик и от удовольствия закрыл глаза. - Люблю их. Это тебе не Сочи.

Так трепаться они могли часами.  В этом и заключалась основная прелесть бани.  Ни о чем не думай, говори ни о чем, тихонько радуйся, что рядом с   тобой отличные товарищи. 

Но полковник,  еще не отошедший от дневного разговора,  решил продолжить дискуссию на  ту  же  тему  и  с друзьями.

- Никого из них не знаю, - поделился он своими сомнениями.

- О чем это ты? - лениво отозвался Вовочка, по которому пот уже бежал целыми струями.

- О Малых Советах, о чем еще.

- Еще можно о многом другом:  о море, о коньячке, о девочках. Кстати, как они сегодня, в форме?

- В форме, - вошел в разговор Шурик. - Я тут по дороге Зиночку ниже спинки погладил, так она чуть не растаяла.

- Да перестаньте вы, ребята, - на этот раз не выдержал трепа Котин. - Дело серьезное, а я никого в этом Совете не знаю.

- А тебе и не положено,  - опять засмеялся Шурик. - Чином не вышел. Вовочка, вон, генерал, и то только кандидатом туда является.

Вовочка недовольно поморщился. То ли от жары, которая все прибывала и прибывала, то ли от того, что выдали его тайну, которой он очень дорожил. Сам он ни о чем таком Котину не рассказывал.

"Эх, политика,  политика,  даже между друзьями ты вечно стоишь",  - приняв это как факт,  пусть ранее и скрываемый, полковник не обиделся. У каждого своя работа.

- Юрик,  а венички ты не забыл?  - вдруг встрепенулся Шурик.  – Без веничка баня - не баня.

- Прихватил парочку,  - поняв, что серьезный разговор пока не получается, полковник решил отложить его на потом, - дубовый для нас и березовый для девочек.

Это сообщение прямо привело в восторг  бывшего  сегодня  в  хорошем настроении Шурика.

- Так ты девочек собираешься веничком, а мы-то думали...

В полном удовлетворении от своего намека,  он так запрокинул голову назад, что шляпа слетела у него с головы. Он тут же схватился рукой за самую чувствительную  к  теплу часть своего тела и поспешно начал слезать с полки.
 
- На первый раз хватит, я выхожу.

Шурик открыл дверь и вышел в предбанник,  испуская с кожи клубы пара. Вслед  за ним поднялся Вовочка.  Последним вышел полковник, плотно прикрывая за собой дверь.

- Девочки,  а вы париться будете или как?  - Шурик игривой походкой направился в их сторону. Три девицы в неглиже со смешком раздвинулись, освобождая тому место между ними на узком диванчике с высокой спинкой.
 
- Мы «как», - захихикали они.

При этом Зиночка забросила свою руку за шею Шурика, отчего ее грудь тяжело качнулась вверх и вниз, плотно прижимаясь к плечу замглавы президентской администрации.

- Нет,  так дело не пойдет,  - Вовочка  приблизился  к  веселящейся группе и легко выхватил с дивана маленькую, но с отличной фигуркой Веру. Затем  поставил ее на пол и со звоном шлепнул по круглому упругому заду, подталкивая  по направлению к парилке. - Сначала париться, а потом шуры-муры. Вас не заставь, так вы даже мыться не будете.

- А чем же мы будем заниматься, Владимир Евдокимович? - невинно потупив глазки и вставая, Зиночка добровольно подставила зад для шлепка.

- Чем,  чем?  Вы отлично знаете,   чем. С Шуриком и Юриком в прятки играть. Катюша, и тебя касается.

Катя поднялась и танцующим шагом, вытянув руки к потолку, поплыла к двери парилки.  Встретив по дороге полковника, она сделала два оборота перед ним, сама напрашиваясь в его руки.

- Вот теперь можно,  Юрий Борисович,  - тихонько пропела она ему на ухо. - Это не у Президента, ай-яй-яй-яй, - и легко впорхнула в дверь.

"Все-таки отличная штука эта баня!" - возбуждаясь,  подумал полковник и пошел успокаиваться на диванчик.

Когда девочки через десять минут с громким смехом выскочили в предбанник, мальчики  уже были готовы ко второму заходу. На этот раз с веничком, который, заранее распаренный, ожидал их в парилке. Обменявшись ритуальными пожиманиями друг друга, обе группы поменялись местами.
 
Потом поменялись еще раз.  И еще раз.  Немного выпили. Раскрепостились. К ритуальным обрядам прибавилось священнодействие.  Для тех, кто хотел. И кого хотел. Между друзьями не было трений на этот счет. Катюша утащила  полковника  прямо в парилку и попросила наедине сделать ей эротический массаж.  Так как полковник о таком раньше не слыхал,  то у него получился обычный,  как всегда. Но чуть захмелевшая девушка удовлетворилась  и таким.

Затем женщины  пошли мыться,  а мужчины приступили к главному этапу баньки. Полковник позвал Мурашко и тот принес из машины  черный  портфель с  бутылками.  Одну тут же открыли,  а остальные поставили охлаждаться под струю холодной воды.

Первую выпили в благоговейном молчании,  не закусывая. После второй Вовочка попросил Донскова сбегать в машину за его портфелем.

- Ты не обижайся,  Юрик,  - он дружески обнял полковника.  - Я вас, особистов, уже не один десяток лет знаю.  Пить вы мастаки.  А  вот  по части покушать, то здесь у вас явные недоработки. Поэтому я свой портфель всегда с собой вожу.

Он принял  из  рук Донскова такой же черный саквояж,  как и первый. Только более пузатый.  Тут же к традиционной колбаске добавился рыбный балычок, икорка и две запеченные курицы.

- Люблю разнообразие в еде,  - приглашая друзей отведать,  что  бог послал, он  отправил  в  рот кусок балыка и тут же заел его оторванной куриной ножкой.  - А вот водочку предпочитаю всему.  Конечно, иногда и коньячок идет, но водка вдобавок ко всему еще и очень полезна.

- Полезна? - удивленно переспросил несколько окосевший Шурик, вслепую нащупывая рядом полотенце, чтобы промокнуть со стола разлитую рюмку. Но вместо полотенца рука его наткнулась на что-то не менее мягкое.
 
- Александр Ксенофонтович,  только аккуратней,  - тут же шепнул ему на ухо приятный голосок.  - Это я, Зина, а вы что ищете?

- Тебя и ищу, - сделал галантный взмах рукой Шурик, не понимая, как он мог не заметить появления женщин.

Их голые тела при полном макияже,  на который ушло не менее получаса, выглядели  очень аппетитно.  Но для мужчин закуска уже  отошла  на второй план,    лишь  предварив собой приятную беседу в раскрепощенном состоянии души и тела.

Приняв удобную позу и обмотавшись простыней, Котин, как сегодняшний организатор бани,  предлагал и тему разговора.  Но так как в голове  у него целый день находилась только одна, то она и попала опять на общее обсуждение.

Однако на этот раз,  подобрев и почувствовав себя где-то небольшими патрициями, собеседники отнеслись к ней более благосклонно, чем вначале. В  таком разговоре можно было и себя показать. Кому нужны все твои ордена, если о них никто не догадывается?

- Так ты спрашиваешь,  могут ли эти Советы что-то решать? - обращаясь к Котину,  важно протянул Вовочка. - Еще как. Там собираются люди, за которыми  стоят дела и реальные деньги.  Большие деньги,  - еще раз повторил он и многозначительно поднял палец вверх. - И, главное, - даже пьяный,  здесь он не забыл понизить голос, - все они имеют выход на Президента.

С этим полковник легко согласился.  Он отлично знал,  что Президент уже давно не решал никаких дел. Но в Государстве Российском дела решались. Значит,  кто-то их все-таки проводил с помощью президентской печати. Но вот кто?

Котин не знал этого.  А вот Вовочка,  похоже, сейчас уже видел себя среди этих счастливчиков.  Держа солененький огурчик всей  пятерней  и забыв про  не тронутую икру,  он откусывал от него маленькие кусочки и запивал их большими глотками пива.

- Прямой  выход,   -  упрямо повторил Вовочка и устало откинулся на спинку дивана, произнеся такую трудную фразу.

Полковник опять про себя согласился с этим. Если бы никто ничего не решал, то и их,  и другие аналогичные многочисленные службы никому  не были бы нужны.  Но ведь им платят, да еще и неплохие деньги, не то что десять лет назад.  Значит,  должен существовать и тот невидимка,   что дергает за все веревочки.

Шурик знал об этом чуть побольше.  Но то ли он умел  лучше  хранить государственные тайны, то ли меньше их сегодня выпил, только ничего по существу добавить не захотел.

- Малые  Советы определяют реальную политику России.  И в этом есть надежда ,  что ее в очередной раз не проспят. Проблема лишь в том, что никто точно не знает числа этих Советов ,  их функций и способов взаимодействия, если  такие существуют,  - вот те несколько полузагадочных фраз, которые он решил доверить друзьям. А закончил уж совсем патетично после короткой паузы:  - Президент хочет, но не может. И вообще, во всем виновата мафия!

"Черт подери!  Похоже что и Шурик с его загадками стоит в этой игре не очень много", - заключил полковник, с трудом подымаясь и подходя  к Донскову, который из дверей сделал ему приглашающий жест.

- Ну,  что тебе? - еще с неостывшей обидой за друга поинтересовался он у Донскова.

- Товарищ полковник,  уж больно вы все к сердцу берете,  - не зная, как высказать главное,  начал капитан. - Девки эти, ну, - он запнулся, - вы же сами говорили,  что все подсадные.  А вы тут речи политические толкаете.
От такого заявления сосунка-капитана полковник вместо благодарности за предупреждение опять разошелся.

- Стаинские проститутки?  Да помню об этом.  И какие у меня секреты от руководства? Я только орудие. Знаю и выполняю то, что они мне поручают. Так что мои секреты им совсем не интересны. Но за заботу, сынок, спасибо. И  если настаиваешь, то можешь забрать девок себе. Нам на сегодня они больше не нужны.

Затем полковник повернул голову к стоящему чуть поодаль  Мурашко  и шепотом сообщил им обоим:

- Пользуйтесь, ребята, пока дают. Им за это заплачено. Хотя, думаю, они и за так не откажутся.

Он обернулся назад в сторону молчащих молодиц, которые, поняв, что разговор у государственных мужей получается чересчур серьезным, заметно загрустили.

- Эй, девки, - поманил он их пальцем, а идите-ка вы, - он чуть запнулся, - к младшему офицерскому составу.  И не отказывать ни в чем.  Я им приказал вас развлечь.

Получив официальное разрешение, те вновь веселой стайкой вспорхнули со своих   мест.   Для  них такое расширение функций было не впервой и воспринималось весьма положительно.

- Мальчики,  побежали париться, пока там не остыло, - потянула Катя за руку Донскова, быстро пытаясь того раздеть.

Как-то так получалось,  что почти все женщины полковника вольно или невольно, как сейчас, переходили по наследству к капитану.

- А если остыло,  то сами нагреем, - окружив Мурашко, Зиночка и Верочка с успехом демонстрировали, как они это будут делать.

Затем все  впятером  скрылись в парилке,  откуда и после этого даже сквозь закрытую дверь продолжали доноситься веселый  смех  и  нарочито громкие стоны.

Тем временем другая теплая компания отреагировала на шалости  молодежи дружным храпом могучих глоток.  Прислонившись друг к другу и этим удерживаясь от падения, три богатыря представляли из себя весьма живописную картину.
Однако через час опыт тех и других взял свое. Пора было расходиться по домам.

- Фу, облегчили душу, - вдыхая полной грудью чистый воздух лесопарка, удовлетворенно произнес Шурик.

- И тело, - тоже довольно щурился Вовочка.

- На недельку-другую запаса хватит,  - соглашался полковник,  так и не поняв, смог ли он за сегодня что-то выяснить для себя.

Они направились к машинам. Длинноногие шалуньи за плечами безотказных спецназовцев уже ожидали в салонах.



                Глава пятнадцатая


Звонок раздался  прямо  в машине,  как только они отъехали он бани.
 
"Неужели из Малого Совета?  - мелькнуло в голове полковника. Уходя оттуда, он имел глупость поинтересоваться, когда ему сообщат о результатах. "Если потребуется, мы вам сообщим, - ответ оказался вполне логичным. - Неужели уже понадобился?"

Однако, звонили от Президента. Сам Шамилев.

- Юрий Борисович,  заедь, пожалуйста ко мне. Есть одно дело для тебя.

-  Не телефонное?

- Сам  понимаешь.  Иначе я бы тебя к вечеру не беспокоил.

Пришлось переносить Шурика и Вовочку в машину Мурашко. Сами они для самостоятельного перехода оказались слабоваты. Плюхнувшись при посадке на заднее сиденье так,  что заскрипели пружины самой импортной машины, оба они тут же снова отключились.
 
"Чуть соснем по дороге, - пробормотал Шурик, - чтобы дома для жены быть в форме".

Сон оказался  крепким.   Донсков с Мурашко осторожно перенесли их с машины в машину. Девочкам осталось только потесниться, принимая к себе бывших кавалеров.

На ближайшем перекрестке машины разъехались и Донсков направил свою в Кремль. Хотя охрана прекрасно знала полковника в лицо,  ему все же пришлось предъявить удостоверение при въезде.

Обычно президентский  дворец к семи часам становился абсолютно безлюдным. Давно ушли в небытие не то что сталинские,   даже  брежневские времена, когда задержка на рабочем месте после работы означала высокую степень ответственности чиновника за порученную работу.  Теперь  же  в моде находился другой лозунг: "хороший работник все должен успевать в рабочее время". Судя по безлюдности, работники в Кремле на сей раз подобрались толковые.

По безлюдному коридору (охрана на каждом повороте за людей на  считалась) полковник подошел к кабинету Шамилева. Тот ожидал только его и разговор начал с ходу.

Речь шла  о  Санли,  иностранном журналисте,  недавно вернувшемся в Москву из поездки по забастовочным районам.  Тема разговора и ее срочность ничуть не удивили Котина.  Он давно привык, что задания по конкретным персоналиям преобладали как в работе его службы,  так и  других силовых ведомств. В Кремле шла постоянная активная борьба за власть на фоне вялых попыток повышения общего жизненного уровня трудящихся.

- Вот смотри,  - Шамилев пододвинул ему несколько газет, в основном на иностранных языках.

Языков Котин не знал,  так как в его работе они являлись совершенно излишними.
 Несколько терминов неофициального русского были вполне достаточным дополнением к официальному.  Он вопросительно взглянул на Шамилева.

- Наш знакомый старается,  Роберт Санли.  У себя эту информацию нам почти удалось  перекрыть,   за исключением нескольких левых газетенок. Зато мировая пресса перепечатывает их вполне усердно.

- И что там такого по моей части?

Полковник пока не понимал цели вызова.  Борьба со словом находилась в ведении  КГБ  и десятка других более мелких структур.  Его же уделом являлись чисто силовые функции.

- Из  статей  получается,   что Президент целенаправленно разрушает Россию, отдавая ее территорию на откуп крупным местным воротилам.
 
"Может и так,  - устало подумал полковник. - Только не Президент, а ты и тебе подобные. И не журналист тебе мешает, а те, кто стоит за ним и хотят отнять у тебя кусок пирога".

Эта мысль стала настолько привычной и обыденной,  что Котин даже не задержал на ней внимания.

- Так вышлите его отсюда, - это уже полковник высказал вслух.

- Нет, здесь дело серьезнее. Разные внутренние обстоятельства, причины..., - Шамилев несколько сбился с тона,  пытаясь подыскать соответствующие убедительные фразы. - Одним словом, его надо убрать.

- Ну, так я...

- Убрать физически,  - перебивая Котина, поставил точки над "i" помощник президента. - Уничтожить. Убить, если тебе так хочется.

"Мне-то не хочется, но, видимо, придется. Но попробовать отмазаться все же стоит".

- Тем более пусть этим Стаин займется, - продолжая играть в непонимание, высказался полковник.

- В КГБ все куплено, - нудно начал растолковывать прописные и хорошо известные истины Шамилев. - Теперь там хвостов не спрячешь.

"Смотря от кого,  - про себя дополнил его речь Котин.  - Но  соглашаться придется. Такая уж у меня работа".

- Президент,  так сказать,  одобрил эту санкцию, - приберег Шамилев козырь на конец.

Полковник непонимающе поднял брови.  Артур Юсупович  как-то  нервно закашлялся и уточняюще добавил:

- Он, так сказать, в курсе. И не возражает.

Это было совсем другое дело. Находиться в курсе и не возражать совсем не то же самое,  что одобрять. Отсюда четко следовало, что инициатива этого  мероприятия полностью принадлежала помощнику,  а не самому Президенту.

- Ладно, сделаю. Но требуется время на подготовку.

- Тут тебе виднее,  - явно обрадовался довольно легкой победе Шамилев. - Однако и не тяни,  ведь каждый день отсрочки позволяет этим газетенкам...

Дальше полковник не вслушивался в пустой поток слов. Почему так получалось, что  каждый,  даже старый друг,  забравшись наверх,  начинал проявлять любовь к проповедям? Может это являлось своеобразным замаливанием грехов?

Полковник устало поднялся.  "Эх, Шамилев, Шамилев, такую баньку загубил".

В машине  он  коротко  приказал Донскову везти себя домой и надолго замолчал. Димадон прекрасно понимал, что может означать такое молчание после беседы с начальством. Однако на этом трудности сегодняшнего дня у полковника не  закончились. Дома ожидал сюрприз не меньший.

- Папа! - радостно встретила его дочка, едва он позвонил в дверь. - А у нас гости!

Давно он не видел ее такой оживленной.  Общительная и занятая днем, вечера она  обыкновенно  безвылазно  проводила дома,  сидя в кресле за книжкой. Даже телевизор почти не смотрела. Вроде и симпатичная, на его отцовский взгляд,  а вот кавалера постоянного до сих пор не имела. Что же ее так обрадовало сегодня? Или кто?

- Знакомься,  - следуя за ним в комнату, сразу представила она гостя. - Это мой новый друг.  Меня Донсков с ним познакомил.  Помнишь,  я тебе говорила?

"Вот только этого мне и не хватало",  - у полковника сделалось совсем тоскливо на душе.

Перед ним стоял ни кто иной, как мистер Санли собственной персоной. Человек, которого ему поручили убить. И которого, как на грех, из миллионов других почему-то его дочь выбрала себе в друзья.

- Его зовут Роб,  Роберт по-нашему, - продолжала щебетать Марина. - Он журналист. Только иностранный, - почему-то виноватым тоном добавила она, глядя на отца откровенно счастливыми глазами.

"Неужели влюбилась?  Вот дуреха! Нашла в кого. Будем надеяться, что хоть обо мне она ничего ему не рассказала. И как теперь с ним за одним столом сидеть?"

К счастью,  на сегодня это не было запланировано. Обменявшись парой фраз и рассказав о цели своего пребывания в Москве, Санли через десять минут откланялся и ушел. Котин вздохнул чуть свободней.

- Ну, как он тебе, папа? - тут же бросилась к нему дочка, как только закрылась дверь.

- Ты так спрашиваешь, как будто жениха в дом на смотрины приводила. Тогда и матери надо его показать,  -  попытался  шуткой  замаскировать свое искреннее отношение к происходящему полковник.

- Мама его видела и давно знает.  Мы уже три раза встречались, - не замечая его трудностей, продолжала радостно делиться дочь.

То, что ее избранник оказался иностранцем,  Котина особенно не смущало. Сейчас  в верхушке московской знати,  наоборот, трудно было сыскать семью,   у которой через детей не появились новые родственники за границей. Это  было модно и выгодно. Да и у него самого на всякий случай там в одном из банков имелся небольшой счет. Не рублевый, конечно.
 
- Так у него,  небось,  в Лондоне жена осталась? - думая одно, полковник продолжал  все в том же добродушно-насмешливом тоне пытать дочь на другую тему.

- Совсем нет,  - не замечая его хитростей, делилась она. - Хотя была. Он сам мне рассказывал.  И еще он говорил,  что русские жены самые лучшие.

Тут Марина вдруг сбилась и, покраснев, замолчала, похоже, выдав какую-то подспудную тайну.

- Уж не влюбилась ли ты?  С первого взгляда? - наконец вслух произнес Юрий Борисович то, о чем подумал с самого начала.

- Он очень ей нравится, - ответила за нее, входя в комнату, жена. - Все уши мне о нем прожужжала.  Готовься к свадьбе,  отец.  Жених-то не простой, а заморский.

От таких новостей полковнику стало совсем плохо. Он даже забыл, что посетил сегодня с друзьями баню и изрядно повеселился.  Домашние  дела простым приказом не решишь, это он отлично знал из собственного опыта.

Ясно, что  Санли  являлся  слишком  мелкой сошкой,  чтобы числиться врагом Президента и России. Тут явная ложь. Все это личные Шамилевские интересы, перенесенные  в большую политику и поэтому ставшие государственными.

Но вот то,  что от этого зависело счастье его единственной и горячо любимой дочери, которой он пока что ни в чем не отказывал, очень походило на правду. Убив Санли, он мог испортить ей всю жизнь, ведь характером она, к несчастью, уродилась в него, а не в мать.

Вот с такими мыслями в третьем часу ночи засыпал полковник, перенеся решение проблемы на более мудрое утро.
               
                ***

Как обычно,  начал Котин со слежки.  Слежка являлась самым  универсальным средством   убедиться в чем-то или отказаться от этого.  Через неделю он уже знал о Санли кое-что более существенное,  чем подозрения Донскова, круто замешанные на личном дружелюбии.

Речь шла о связи Санли с международным  нефтяным  концерном  "Транс Шелл". Конечно,  он мог через него просто передавать информацию в свою газету, раз почувствовал,  что здесь его пытаются тормозить. Но могло быть и второе - непосредственная работа на "Транс Шелл" по сбору интересующих ее данных. А, возможно, здесь имело место и то, и другое.

Концерн "Транс Шелл" являлся официальным партнером российского правительства по разработке казахстанской нефти,  новые месторождения которой по  объему стремительно  догоняли  российские,   а по стоимости добычи скоро  могли  оставить их далеко позади.  Вполне приличная и солидная фирма, ничуть не хуже, а, возможно, во многом лучше "Сибинеги" и ее руководства. С таким партнером приходилось считаться. Вот почему давить открыто на Санли Шамилев не решался.

В других отчетах о слежке полковник нашел  и  кое-что,   касающееся лично него. Вернее, его дочери. Санли два раза днем встречался с ней в ресторане гостиницы, а затем больше часа она проводила с ним в его номере наедине.  Как кратко было сказано в отчете, находилась в любовной связи.

Фамилия партнерши не называлась,  а приводились только приметы.  То ли не успели узнать,  то ли щадили его.  На всякий случай Котин тут же позвонил и приказал прекратить отслеживать эту линию. В этом направлении у него уже имелась полная ясность.

Параллельно со слежкой продолжалась и разработка  террористического акта. Однако  в  первоначальный  план полковник внес одно существенное изменение. Он принял решение оставить журналиста в живых,  а покушение только сымитировать. Именно об этом он и хотел поговорить с Мариной.  Чтобы та уговорила Санли уехать  из России,  так как ему угрожала опасность,  при этом не называя источника такой информации.

Роберт, конечно,  мог ей не поверить, но после попытки покушения он обязательно вернется к предупреждению. В этом полковник был уверен. По крайней мере, хотел в это верить. Марина отнеслась к предупреждению чисто по-женски, слезами.

- Он такой храбрый и никуда не уедет от своей работы, - разревелась она. - Я теперь везде буду с ним. Пусть и меня убьют.

- Ты только посоветуй,  - пришлось полковнику,  как в далеком детстве, посадив дочку на колени,  утешать ее, - а с ним ничего не случится, я обещаю тебе.

- Правда?   - подозрительно и как на последнюю надежду,  глянула на него дочь. - Я люблю его!

- Правда, доченька, - вздохнул полковник, утирая ей слезы и отрезая себе последние пути к отступлению.

Предотвратить покушение,  как и устроить его, не составляло особого труда для профессионала.  Требовалось только точно расписать акцию  по времени. И в том, и в другом случае действовать будут его люди. Вернее две группы людей.  Единственным неучтенным фактором оставался сам Санли, не посвященный в планы ни тех, ни других.

Акция была задумана на вечернее время,  когда журналист,  поужинав, поднялся к себе в номер. Умывшись и переодевшись, Роберт присел в глубокое кресло посмотреть московские новости по телевизору.  На  раздавшийся в  дверь стук он с определенной неохотой поднялся и пошел к двери.

На пороге стояла миловидная горничная с небольшим подносом,  на котором находился  стакан  чая  в  подстаканнике  и  на  блюдечке  лежал порезанный дольками лимон.  Выставив вперед подносик, девушка не очень вежливо затолкала им Санли обратно в номер,  не забыв при этом каблучком туфельки прикрыть за собой дверь. Такое поведение Санли беззаботно приписал привычному русскому сервису.

- Чай заказывали?  - приятным голосом поинтересовалась прислуга, не догадавшаяся сделать это перед входом в комнату.

- Нет, не заказывал. Я только что из ресторана и чай уже пил. С лимоном, - для большей убедительности  добавил Санли.

- А  меня  послали сюда,  - трогательно и чуть не плача растерялась девушка. - В 608-ю. Я здесь новенькая.

Роберту стало обидно за бедную девочку.  Вечно эти русские теряются перед иностранцами. Может их наказывают за плохое обслуживание?

- У меня 708-й.  Вы просто не доехали один этаж. Если поспешите, то чай еще не успеет остыть.

Девушка облегченно вздохнула, благодарно улыбнулась Робу и повернулась, чтобы выйти из номера. Однако небольшой опыт горничной не позволил ей выполнить эту в общем-то простую операцию безошибочно. Поднос в ее руках наклонился и стакан с чаем соскользнул на пол,  откатываясь в сторону и оставляя мокрое пятно на ковре.

- Ай!  - воскликнула девушка,  рефлексивно прижимая к груди руки  с подносом, отчего и блюдцу с лимоном пришлось проделать путь,  чуть ранее пройденный чаем.

Она была  так огорчена и даже испугана этим происшествием,  что Роберт опять пожалел ее. Он первый присел на корточки и принялся складывать разлетевшиеся лимонные дольки на не разбившееся блюдечко.  Следуя его примеру,  быстро нагнулась и горничная, чтобы поднять подстаканник с осколками лопнувшего стакана.

От неловкого и резкого движения у нее оторвалась пуговица с рабочего халатика   и обе его створки распахнулись в обе стороны.  Под ними, видно из-за жары, все остальное отсутствовало.

Глаза Роба  невольно  оказались  прямо перед ее наготой.  Он поднял глаза вверх, хотя посмотреть на что было и внизу, но окончательно растерявшаяся девушка не воспользовалась такой галантностью,  чтобы  уйти от конфуза   и также присела на корточки.  При этом белые и полненькие бедра широко распахнулись в стороны, отчетливо выделяя все между ними.
 
- Ой!  - повторно воскликнула девушка, поняв, что у нее получилось и, следуя интуиции страуса,  спрятала свое лицо на шее Роберта, доверчиво обняв его обеими руками за шею.

Теперь ее лицо находилось у него за спиной,   зато  перед  глазами, бесстыже прекрасные,  прямо на глазах набухали груди, почти касаясь губ Роба. Не  в силах сдержать себя, он высунул язык и его кончиком дотронулся до крупного темного соска.

Раздался тихий стон и голова девушки осторожно начала  скользить  с плеча, задевая по пути мягкими губами его шею, ухо, рот. Санли перестал сопротивляться.  Задержав ее губы своими,  он  нежно положил одну   руку на ее торчащую грудь,  а другую просунул сзади под халатик, придерживая за ягодицы девушку от падения.

И тут же почувствовал,  как омертвление начинает охватывать все его члены. Начиная от сосущих губ до кончиков ступней. Теперь, похоже, уже не он,   а  девушка удерживала его от падения и его рука,  хватаясь за нее, только помогала им обоим.

"И глаза у нее почему-то изменились,  - бессознательно промелькнуло в голове Санли,  - стали не такие приятные, хотя грудь все равно очень возбуждающая".

Неслышно повторяя про себя ее достоинства и не имея сил оторвать от них взгляд,  он каким-то чудом умудрялся удерживать равновесие зацепеневшего тела даже после того,  как легко выскользнув из его рук и поднявшись, девушка перестала составлять ему компанию.

Также безвольно он констатировал, что халатик каким-то чудесным образом застегнулся  на ней,  найдя замену отлетевшим пуговицам.  Его не удивило, что  вслед за этим, больше не интересуясь им, она вытащила из маленького карманчика платочек и тщательно начала стирать со своих губ губную помаду.  Стерев ее начерно, оттуда же достала маленький пузырек с какой-то   жидкостью и продолжила ту же процедуру,  время от времени смачивая жидкостью незапачканные места платочка.

Как какое-то  нормальное  продолжение  этой  нереальной ситуации он воспринял и то,  что вслед за этим,  без  стука  растворилась  входная дверь и двое мужчин в масках появились в комнате. Без слов подхватив Роберта под руки,  они небрежно бросили скрюченное тело  на кресло,  где оно так мирно сидело всего пять минут назад. Сейчас Роб все видел,  даже что-то слышал, но был не в состоянии не то что предпринять какие-то ответные действия, но даже шевельнуть пальцем или заставить мозг наблюдать и думать.

- Можешь идти, - проговорил один из людей в маске девушке, забрав у нее пузырек с платком и осторожно,  стараясь прикасаться лишь к чистым его местам,  засунул в специально заготовленный целлофановый пакет. Затем спрятал пакет в карман и вытащил тускло блеснувший  короткий,   но широкий нож. Девушка послушно вышла, беззвучно прикрыв за собой дверь.
 
Тут событие ускорилось и приобрело еще более  нереальное  продолжение. Вместо  нее на пороге появились еще три фигуры,  точно в таких же масках, как и первые. Но, похоже, из другого лагеря, так как между ними моментально завязалась драка.

Глядя на это как чистый созерцатель,  достигший высшей степени нирваны, Санли уже не удивило и последовавшее за тем, как по взмаху дирижерской палочки,  мгновенное прекращение драки.  Засовывая  в  карманы нунчаки и подхватив с пола оброненный нож, как нападающие, так и нападавшие, словно призраки, растворились за входной дверью. Голова Роба  сделалась  тяжелой и безжизненно поникла на склоненной шее.

Когда же утром, с первыми солнечными лучами, ударившими из-за стекла прямо в глаза,  он очнулся,  то еще долго не  мог  прийти  в  себя, пытаясь сориентироваться в обстановке. Голова болела,  как болело и затекшее скрюченное тело.   "Зачем  он заснул в такой позе или, может, отравился за вчерашним ужином?" - вяло шевелилось в мозгу,  который,  однако, постепенно начинал брать власть над телом под свой контроль.

С трудом и постепенно Санли поднялся на ноги,  все еще ощущая  противную мелкую дрожь в руках и коленях. И тут, все убыстряясь, сознание прокрутило всю вчерашнюю картинку.  От беззащитной девушки с густо намазанными губами и странным вкусом помады до "ниндзей" в масках, подымающих с ковра нож.
Как логическое завершение картинки,  оказались и два трупа, застывшие с оскаленными ртами позади кресла.

На нервный звонок дежурному,  уже через минуту в номер позвонили. С опаской оглядывая горничную,  такую же хорошенькую,  как вчерашняя, но не ту, он попросил ее вызвать милицию.

Дальше события последовали по проверенному сценарию:   следователь, звонок в посольство,  адвокат... И неотступная мысль о том, что Марина его предупреждала о чем-то подобном.



                ***


Авторитет Великобритании, а, главное, адвокаты от "Транс Шелл" сработали четко.  Уже через день компетентные органы,  как говорят в России, перестали его тревожить. Никаких подозрений у Санли это не вызвало. По опыту он знал, что здесь такое является обычным явлением: тихое закрытие дел по убийствам и долгие годы отсидок и вызовов по расследованию взяток на сумму в десять долларов.

Так как слова Марины не оказались пустыми страхами,  то первым делом он решил поговорить с ней.  Откуда простая русская девушка, за что она ему и очень нравилась,  далекая от политики,  могла знать о покушении? Впрочем, точно такая же невинная позавчера сумела отравить его.

Может узнала от отца?  Но обычный полковник, типичный служака с армейским чувством юмора, вряд ли мог оказаться замешан в таком деликатном деле,  как убийство иностранного подданного.  Да и не стал бы он об этом, в противном случае, распространяться в семье.

Убегать он не собирался, не так воспитал отец. Но Мариночка, Маринка? Санли решительно  набрал номер ее рабочего телефона и,  ничего не говоря о происшедшем, договорился  с ней на встречу.

Ровно в шесть ее спортивная фигура показалась из подземного перехода. Обняв Марину и крепко целуя в губы, Роберт попытался по ее глазам прочесть недосказанное. Но та,  как обычно, сразу растаяла в его объятиях и, прикрыв ресницы, вся отдалась текущему процессу.

Нет, такая подвести не могла.  Он чувствовал ее любовь сердцем. Это надо же, здесь,  в дикой России, отыскать такое чудо. Его отцу Марина понравится, в  этом он не сомневался.  У них со стариком почти во всем сходились вкусы.
Марина, как будто уловив исходящее от него беспокойство, вдруг резко оторвалась и с тревогой спросила:

- Что случилось, Роб? Мы ведь на завтра договаривались. И у тебя.

- Ничего, милая, просто захотелось увидеться, - он подвел ее к столику уличного мини-кафе и, выдвинув стульчик, предложил присесть.

Ему очень нравилось ухаживать за ней. Вот так подставлять стул, открывать дверь  подъезда,   подавать руку,  помогая выйти из машины.  И ощущать на себе мягкий взгляд ее преданных глаз.  Такие глаза не могли предать.

Преданность и предательство.  Один корень с совершенно разным смыслом. Как такое могло произойти в русском языке? Может потому, что того, кто беззаветно доверяет, легко предать? Тут, у русских, все возможно. И даже такое происхождение слов.

Санли глубоко вздохнул и понял, что он так поступать не должен.

- Извини, Маринка, все не очень хорошо, - решился он. Думать о совместной жизни и начинать со лжи просто не имело смысла. - Сейчас расскажу.

Он подошел к киоску и купил четыре банки "Спрайта".  И еще взял два миндальных пирожных,   которые так любила Марина.  Усевшись напротив и забрав ее руки в свои,  он рассказал все о позавчерашнем вечере. Кроме инцидента с халатиком горничной,  который к сути события не имел никакого отношения.

- Давай уедем! - было первое, что вырвалось из уст Марины. Иностранцу такого универсального выхода,  желаемого  каждой  второй женщиной этой страны, было не понять. И, похоже, Марина ничего не знала, хотя почему-то предупреждала его. Санли отрицательно покачал головой.

- Каждый делает свое дело. Пока моя работа здесь.

- Но  и  ничего не предпринимать нельзя!  - не замечая,  Марина все сильнее и сильнее сдавливала своими ладонями руку Роба. - Ты все время один находишься. Может к нам переедешь?

Сказав так,  Марина тут же поняла, что, следуя женской логике, ляпнула не то. Домой привести его она не могла. Отец и так что-то там нарушил, предупредив ее.  Правда,  тогда она не догадывалась, во что это может вылиться. Ну и что?  А к кому?

- Подожди,  - она с надеждой глянула в лицо Роба.  - Я знаю  одного человека. Очень  хорошего человека.  У него есть настоящие друзья.  Ты только не подумай ничего.  Мы с ним почти не знакомы, - быстро и бессвязно, внезапно  почему-то вспомнив о Донскове,  попыталась схватиться за единственную, хоть как-то подходящую к такому случаю идею Марина.

И тут  же лицо ее,  начавшее покрываться легкой краской смущения от предложения любимому мужчине в помощь какого-то другого мужчины,  озарилось радостной улыбкой облегчения.

- Да ты же знаешь его! Это Дима. Дима Донсков. Он же нас и познакомил. Помнишь, тогда, в ресторане "Пхеньян"?

- А ты его хорошо знаешь?  - с заметной интонацией возобновившегося подозрения уточнил Санли.

- Хорошо? Нет, не очень, - всплывшая надежда резко ушла из тона Марины. - Иногда была в их компании. Там очень хорошие ребята, - все более и более продолжала она запутываться  в  своих  взаимоотношениях  с Донсковым. К тому же,  кажется, в ту их встречу он представлялся Санли совсем не тем,  кем являлся на самом деле. И опять, она могла подвести отца.

Марина разжала ладони и, опустив глаза, беспомощно уставилась в отполированный пластик стола, тускло отражавший ее поникшую голову.  Но Санли уже не обращал внимания на это.  Идея с Донсковым ему внезапно понравилась.  То,  что Марина что-то не договаривала, было видно невооруженным глазом. Скорее всего из-за отца, у которого в подчинении находился Донсков. Полковник КГБ, занимающийся провинциальными районами России.  И дочь,  ничего не знающая, но  боящаяся  проговориться  об этом.

А если  попытаться под прикрытием Донскова,  который все же кое-чем ему обязан и на которого в Москве ему самому не выйти,  на время опять укрыться в  Кузбассе?  Да еще захватить с собой Марину,  так сказать, в свадебное путешествие? Тогда и полковник невольно станет ему помогать.

И пока два ведомства,  полковника и тех,  кто собирался его убрать, будут разбираться между собой, он что-нибудь попытается придумать. Или Марину не брать? Да, пожалуй, что лучше не брать.

Решившись, он поднял ее беззащитные пальчики со стола,  нежно поцеловал их и проговорил:

- Давай к Донскову.  Я верю и люблю тебя. О мелочах не думай, потом разберемся. Идет?

- Еще как! - сразу ожила Марина. - Я ему позвоню.

Старый холостяк оказался дома и притом не один.  Когда Марина предварительно позвонила,  то Донсков решил, зная свою слабость, не встречаться с дочерью шефа наедине.  О том, что она приедет не одна, Марина не сообщила.

Пришлось им выкладывать все в присутствии Зои. Сам Донсков и не подумал ее выпроваживать. Во-первых, та могла им самим дать по сто очков вперед по части секретов.  А,  во-вторых, с какой стати? Хоть он и был обязан Санли,  даже, возможно, жизнью, но тот являлся здесь всего лишь иностранцем. Причем временным.

- М-да,  - выслушав все,  только и смог он выдавить из себя.
 
Слезы Марины наталкивали на далеко идущие выводы. "Ну как тут остаться честным в этой столице? Сплошные интриги. Ничего нельзя полностью доложить начальству. Хорошо еще, что он всего лишь капитан".

- М-да,   -  после  некоторой паузы опять повторил капитан.  - Ты и влип, Роб.  Если это так серьезно, то, возможно, в нашей глубинке тебе и в самом деле будет спокойней.  Может, даже спокойней чем в вашем туманном Лондоне.

- Россия - страна загадок,  - улыбнулся Санли.  - Своим новостям не верят, а вот легенде о лондонском смоге и  дождливой  погоде  доверяют безоговорочно. Да у нас о смоге уже лет тридцать не вспоминают.  И погода не в пример лучше вашей. Ты уж мне поверь.

Зоя засмеялась.  Этот англичанин,  оказывается, ничего. С юмором. А вот Марину жалко.  Такие в их болоте не выживают. И как это Юрия Борисовича угораздило заиметь дочку, а не сына?

- Послушайте совета,  Роб,  уезжайте поскорее.  Этот мусульманин на первой неудаче не успокоится, - думая о Шумилеве, дружелюбно посоветовала она.

- Какой мусульманин? - заинтересовался Санли.

- Ну,  это так, к слову, - спокойно парировала Зоя. - И, знаете что еще, заберите с собой Марину.

- Там же может быть опасно? - удивился исходящему от женщины советы Роберт.

- У нас везде опасно.  Пусть будет день,  да ваш,  - думая о чем-то своем, настаивала Зоя. - Может, вместе вы быстрее забудете об этой поганой политике. Скольким хорошим людям она жизнь испортила.

При этих  словах Зоя резко сменила тон,  мгновенно превратившись из доброй и усталой в роковую женщину.

- Давайте хоть выпьем,  раз собрались вместе,  неудачливые влюбленные. Дима, тащи рюмки!

Но общей пьянки,  которой требовала по случаю душа Зои, у них не получилось. Из-за Марины.  Тем не менее, они просидели у Донскова до полуночи. Выпив   всего   лишь  по  паре  рюмок,   компания  сама  собой разделилась. Мужчины ушли курить на кухню, а женщины, оставшись на диванчике, завели свои бесконечные разговоры.

Достав их холодильника пару пива к  сигаретам,   Донсков  извиняюще произнес:

- Сам понимаешь,  Роб, что реально я тебе ничем отплатить не смогу. У меня  даже твоих долларов нет.  Да тут и они вряд ли спасли бы тебя. Не те цены.

- Понимаю, Дима, - наливая бокал, согласился Санли.  -  Это  у  нас как-то спонтанно получилось, из-за Марины. А почему я зашел? - он сделал длинную затяжку и выбил пепел об пепельницу.  - По правде сказать, просто захотелось увидеться. Ты ведь мне ни адреса, ни телефона не оставил. А  мы бы с тобой могли стать друзьями в других обстоятельствах.
 
- Слушай,   - искренне удивился капитан,  - ты заговорил почти как Зоя, когда упомянул обстоятельства. А вот за дружбу, за мужскую, плесни хоть пивка в кружку. Для меня это единственное, во что я пока верю.
 
Они допили пиво и достали еще бутылочку.  Было приятно вот так,  не зажигая света, сидеть за столиком с другом и наблюдать в кухонное окно за проходящими внизу редкими прохожими и нескончаемой вереницей  автомобильных огней.
Ничем реально  Донсков  и в самом деле помочь не мог.  Да и не имел права. Но на всякий случай он сообщил Робу адрес Лены и попросил, чтобы тот передал ей привет, если окажется в Кемерово.

- Скажи, что я ее помню.

- И все?

- Пока да.  Там мне казалось,  что у нас что-то могло получиться. А теперь не знаю. Москва далеко и разделяет. Хотя, может еще и свидимся. На всякий случай,  если не опасаешься, оставь ей свой адрес. И еще, не говори ничего Марине.  Я смотрю,  они с Зоей подружились.  А мне бы не хотелось, ну, ты сам понимаешь...

Санли отлично  это понимал,  как понял бы на его месте любой другой под тридцать и больше мужчина.  Временами их всех очень  даже  тянуло, несмотря ни на какие обстоятельства, к семейному уюту.

Тем временем на диване шли свои разговоры.  Тесно прижавшись,   как две сестрички, Зоя с Мариной поверяли друг другу свои тайны.

- Ты держись его,  Марина,  - обнимая ту, шептала на ушко Зоя, хотя никто и не собирался подслушивать. - Хороший и надежный мужик, мне Димадон рассказывал.

- О чем?  - также шепотом спрашивала Марина, все тело которой в нынешних обстоятельствах требовало, чтобы его обнимали.

- Не  надо тебе об этом знать,  спокойнее спать будешь.  Старайся с таким оставаться просто любящей женщиной. И увози его отсюда.

- Он не хочет.

- Вот в том-то и беда,  что эти мужики вечно не хотят того,  что им предлагают.

- А как же папа, он меня не отпустит?

- Ты хоть и хорошая,  но сколько тебе лет?  - Зоя наклонила головку Марины к себе и осторожно поцеловала ее возле губ,  - небось не 20,  и даже не 25?

- Да, в прошлом году 27 исполнилось, - коротко ответила та, обретая утерянное душевное спокойствие в обществе все понимающей подруги.

- Поэтому пора думать своей головой.  Тебе дальше жить,  а не папе. Они-то за свою жизнь удовольствий наполучались.

- Кто они?

- Это я так,  о себе вспомнила. Давай я тебя на счастье еще раз поцелую.

В этот момент на кухне задвигались табуретки, но Зоя успела подбодрить Марину,  мягко проведя своим язычком по полуоткрытым губам девушки.

- Ну,  что, собираемся? - раздался, приближаясь к двери, голос Санли. - Как говорят в России, пора и честь знать.

- Да,  уже поздно, - подымаясь вместе с Мариной и включая в комнате свет, согласилась Зоя. - Заодно и меня до метро проводите.

- Зоя! - что-то собрался возразить Донсков.

- Нет,  Димочка, нет, - приложив ладошку к его губам, заставила замолчать того Зоя.  - Сегодня побудешь один. Надеюсь, не испугаешься? - и она засмеялась грудным смехом знающей себе цену женщины.

Прекрасно изучив  своенравный  характер подруги,  Донсков больше не делал попыток ее задержать.

- Звони,  чуть что,  - пожав руку Робу и обняв Зою, проводил гостей через порог Димадон.



                Глава шестнадцатая


Заказанную партию Котин провел успешно.  Во всех трех стадиях покушения на Санли участвовали только его люди.

Первая группа с подставной горничной блестяще разыграла  спектакль. В такое он поверил бы и сам,  а не то,  что какой-то журналист. Вторая группа, освобождавшая Санли,  должна была сыграть роль  людей  Стаина, помешавших запланированному убийству.

Третья группа добавила убедительности действиям первых  двух.   Для этого пришлось  пожертвовать несколькими лицами из криминального мира, выдав их за охранников из "Транс шелл", которых пришлось убрать в ходе операции. Там же,  в гостинице, осталось лежать и подброшенное удостоверение одного из сотрудников Стаина, предусмотрительно хранимое Котиным с давних пор.

Все три группы во время операции были завязаны только на него,  так что с этой стороны прокола не ожидалось.  За бандитов министр МВД Смолин только   сказал  бы ему "спасибо",  не имея против них достаточных улик для ареста. А что касается Стаина, то пусть с ним разбирается Шамилев, заваривший всю эту кашу.

Он так  и сказал тому,  что против КГБ у него было слишком мало людей. И что Артур Юсупович должен был  специально  предупредить  его  о заинтересованности ведомства Стаина в жизни журналиста.  Таким образом теперь уже Шамилев оказывался должен ему за то, что он выбрал его сторону в игре против КГБ, неявно поддержав курируемую тем "Сибинегу".

Зато своя партия у полковника,  похоже,  не получилась. Спася  возможного жениха дочери,  он затем потерял их обоих из вида. Спасибо еще Зойке, что по старой дружбе сообщила,  что с ними. И даже передала записку от дочери. Здесь он был искренне благодарен ей. Похоже, настолько искренне,  что Зоя даже предложила ему переспать с ней, если ему от этого станет легче.

К большому сожалению, он был полковником, а не капитаном, чтобы составлять конкуренцию Президенту. Ему такое не полагалось по субординации. Хотя, когда Зоя, играясь, взяла его руку и крепко зажала ее себе между коленок,  при этом  глядя  ему  в  лицо своими бесстыжими и одновременно прекрасными глазами, он чуть не сдался.
 
Продолжая предаваться горьким мыслям, полковник поднял трубку. Звонил Вовочка.

- Привет, Юрик! Я тут договорился, как ты просил, о твоем выступлении на Малом военном Совете.  Только быстрее,  у тебя будет там  минут пятнадцать. Остальное - как понравишься.

- Еду, - положив трубку, полковник сразу вызвал машину.

Как и в первый раз,  никого из присутствующих он не знал.  Хотя это было еще более странно.  Да и по возрасту они  никак  не  походили  на умудренных жизнью и чинами генерал-полковников и генералов армии,  которые, по его мнению, только и могли заседать в таком Совете. Нет, все те же здоровые и гладкие лица уверенных в себе людей.

Какое-то нехорошее  предчувствие  забралось  в сердце Котина при их виде и он дал себе слово,  что этот Совет окажется последним,  куда он пытался обратиться. Если вся правда такая, то лучше ее не знать.

Правда же состояла в том,  что все шло как надо.  Все эти разоружения, недоукомплектация, провалы  в  боевом  и  техническом  уровнях, неуправляемость армии - все так реально и планировалось.  Просто любое другое течение событий оказалось бы еще хуже нынешнего.

Получалось, что  в  недрах власти никто особенно не боялся за будущее, в отличие от простых граждан России.  И не только свое, это сразу читалось по лицам, но и за будущее страны. Развал шел по плану и даже не считался развалом.

- Империя не может по-другому модифицироваться и модернизироваться, - устало учил его коротышка в розовом  галстуке  и  бордовом  пиджаке, только лет десять назад закончивший,  судя по речевым оборотам, скорее философский, чем какой-либо военный факультет университета или  академии. - Главное,  с наименьшими потерями стряхнуть с себя весь наросший балласт, а мышцы,  то есть вооружение, здоровый организм потом сам накачает. Для вас, как военного, скажу проще. Нам именно в таком состоянии самораспада надо продержаться еще лет 10-15.

Ему, как непонятливому военному,  университетский философ  объяснял военную стратегию.  Теперь ясно,  почему и другие в ней никак не могли разобраться. А  возможно, для России, лежащей на разломе стран, наций, интересов, религий и материков так и должно быть?

"Ох, не знаю,  не знаю, - повторял про себя Котин, застряв в пробке из-за аварии при въезде на Садовое кольцо. - И больше заниматься выяснением не буду. Баста! У слона голова большая, пусть он и думает".
 
Только они выскочили на Триумфальную,  как его отыскал в машине Шамилев и попросил опять срочно заехать к Президенту.

"Что за невезучий день такой?  - досадливо поморщился полковник.  - Первые лица  государства  меня сегодня уже прилично достали.  Когда же работать?"

- Один? - спросил, заходя в приемную, Котин у Шамилева.

- Один,  тебя ждет. Проходи. Только не занимай его своими проблемами, что-то ему сегодня неважно.

Котин прошел в рабочий кабинет.  Президент, полузакрыв глаза, сидел в большом кожаном кресле рядом с письменным столом.  Даже в такой умиротворенной позе и то чувствовалась накопленная усталость.   Годами  и властью.

- А,  Юрий Борисович,  проходи,  проходи,  - даже не сделав попытку привстать, пригласил его Президент. - Говорят, ты теперь специализируешься по Малым Советам?

- Да я...

- Не надо, - Президент устало поднял руку и полностью открыл глаза. - Знаю,  что для пользы дела. Но послушай меня, старика. Не лезь ты во все это. Пусть идет как идет. Это не угроза, сам понимаешь.

Понять было не так-то просто. Старик-стариком, отеческая забота. Но старый конь, неизвестно как с бороздой, а лягнуть еще мог крепко. Вон, про Совет сразу узнал. Может, сам и организовал? Тогда еще хорошо.

- Значит,  договорились? - далеко не сонным голосом поинтересовался Президент, требуя подтверждения своим словам.

"Что-что, а настоять на своем он мог, несмотря ни на какие болезни. Почему же все тогда катится под откос?"

- Конечно, договорились, - теперь уже вслух ответил Котин. – Просто Артур Юсупович...

- Будет,  будет, - опять взмахом руки прервал его Прзидент. - Ты же знаешь, всегда в крайнем случае можешь позвонить по красному. И, вообще, Артур о тебе самого лучшего мнения.  Предлагал за последнюю операцию представить тебя к очередной награде. А вот отпуск, сам понимаешь, дать не могу.

За все  годы,  находясь в этой должности,  полковник ни разу не использовал очередной отпуск.  Это стало какой-то особой приметой  внутрикремлевской власти.   Он даже из Москвы почти никуда не выезжал.  По всей стране за него мотался Бибисов. Тоже, кстати, без отпусков.

- И вот еще что,  - подозвал его поближе Президент. - Окажи нам небольшую услугу.  Доведи до конца дело с этим журналистом. Артур что-то не поделил со Стаиным, знаю. Не в службу, а в дружбу. У тебя там этот, майор новый есть, очень мне понравился. Поручи ему.

Закончив такой длинный монолог, Президент устало откинулся на спинку кресла и опять прикрыл глаза.

Такие просьбы для полковника являлись прямым приказом.  На  то  его комитет и  был специальным и оперативным,  чтобы приказания можно было отдавать в форме просьбы, совета или мнения.

"Что ж,  Марининым женихом придется пожертвовать", - просьба Президента окончательно разрешила все сомнения  полковника.   Однако    для подстраховки он сделал еще одну попытку.

- Так майор-то этот, Донсков Дмитрий, у нас все еще в капитанах ходит.

- Почему это? Мы ведь с тобой вопрос обговорили.

- Да бумаги все оформить некогда.

- Вот и оформляй.  А он пусть тем временем к шахтерам съездит, дело свое сделает.

- Почему к шахтерам?

- Шамилев говорил.

- Тогда Донскову туда нельзя, он ведь засвечен у них.

- Пусть нелегально съездит, на то он и разведчик. А за риск мы ему, возможно, и  подполковника заодно присвоим.  Видишь,  какой рост сразу получается? Еще    чуть-чуть и тебя догонит,  - при этих словах мягкая отеческая улыбка, так широко знакомая стране, появилась не лице Президента.

Полковник про себя вздохнул, а вслух согласился с доводами.

                ***

Теперь, вспоминая эту встречу, полковник располагался за своим столом, а Донсков стоял перед ним навытяжку, ожидая распоряжений.

Тема разговора капитану не очень нравилась. Речь шла о Санли, которого ему поручалось убрать. Дело, в общем, нехитрое, если бы он сам не отправил того  в Кузбасс.  Охотиться за человеком в такой ситуации ему очень не хотелось.  Это как убить только что прирученного  голубя  или ежика. О подобных мыслях полковника он не догадывался,  поэтому только молча слушал и уныло ковырял носком ботинка остатки ворса  на  некогда пышном ковре перед столом.

- Поедешь с группой. Ребята подстрахуют, - доканчивал давать указания полковник.
 
- Конечно, посылать тебя туда повторно нелогично. Но о тебе вспомнил сам Президент, так что отказать я не смог. Кстати, он же мне объявил выговор, что ты до сих пор не майор. Приедешь - и это дело мы закроем.

- Ехать куда?  Координаты?  - Донсков задал тот вопрос,  который по складывающейся ситуации должен был задать.

- В Кемерово.  А дальше сам поищешь.  Журналист - не иголка в стоге сена, следы после себя оставляет.  И вот еще что,  - тут полковник замялся, не зная,  как перейти ко второй части задания. Затем решился: - Марина там, ее надо сюда привезти.

- Какая Марина? - фальшиво удивился Димадон.

- Дочка моя. С этим журналистом. Все равно узнаете, поэтому предупреждаю заранее.  Это не должно вас останавливать,  но...  ты же ее сам знаешь. Первая любовь и все такое... Постарайся помягче.

- Слушаюсь,  Юрий Борисович!  - копаться в подробностях Донскову не хотелось, поэтому  он постарался побыстрее  закончить  неприятный  для обоих разговор. - Все сделаем как надо.

Подготовка и отлет много времени не заняли.  И уже через  несколько суток с крыла самолета перед ними расстилалась и подымалась необъятная Сибирь.




               

                Часть вторая


                БУНТ




                Глава семнадцатая


Прилетев в Кемерово,  Донсков застал город пустым.  Основная  масса его жителей   двинулась на Москву вслед за Движением.  Центр Движения, которое вместо "Кузбасс" стало называться "Сибирским",  перемещался  к миллионному Новосибирску.

Идея идти семьями принадлежала Погодину. Боясь, что десятки, а то и сотни тысяч  озлобленных мужиков в Москве могут вызвать обратную задуманному реакцию, он предложил именно этот вариант. И народ поднялся, в минутном порыве даже не задумываясь,  во что может вылиться такое многомесячное шествие, пусть даже и называемое мирным маршем.

Кемерово остался  тылом  и  главной базой Движения.  Задачей города стало обеспечивать Движение едой в дороге,  забирать у него больных  и поставлять новых желающих принять участие в марше.  Здесь остались Комитет по связям с армией,  так как идти по России и при этом не  наткнуться на запретный полигон или зону - явление просто абсурдное; Комитет по связям с госструктурами - по тем же причинам; продовольственные и имущественные  базы,  а также пункты подготовки боевиков и дружинников. Создан был даже пресс-центр Движения.  Правда, в основном он пустовал, так как все сведения и при этом не менее достоверные, легко было получить прямо на улицах города.

Так поступил и Донсков с друзьями, чтобы разузнать побольше о произошедших за последнее время событиях.  Из-за того, что рассказчиков по улицам шаталось гораздо больше,  чем слушателей, проблем со сбором информации не возникло.
Сам Погодин ушел со всей семьей.  Также поступил и Николай.

Секретный отдел поставок продовольствия (ОПП)  Сукина разросся до нескольких сотен человек.   При Движении были созданы специальные заготовительные бригады и охранные дружины.  Дружинники заменили и милицию,  которая в полном составе ушла из города в качестве боевых отрядов. Организаторская рука "Сибинеги" чувствовалась во всем.

Что особенно  поразило  Донскова,  так это увеличившееся количество китайцев и других азиатов, теперь составляющих чуть ли не третью часть оставшегося населения.   Но  в отличие от нашего люда - все при товаре или каком-либо бизнесе. Целыми колониями они занимали опустевшие дома и квартиры,  естественно вливаясь в будничную жизнь города.  Уже через день капитану стало казаться, что здесь так было всегда.

Чтобы не  выглядеть  белыми  воронами в городе стариков и китайцев, Донсков с Удаловым устроились в Центр подготовки дружинников. Никаких документов никто не потребовал, а доказать профессиональное мастерство не составило труда. Шестнадцатилетние  мальчишки-тренеры  из  местной школы каратэ, обучающие желающих присоединиться к Движению, все вместе не смогли одолеть Димадона,  не говоря уже о Максиме.   Что  касается стрельбы, то   тут спецназовцы особенно раскрываться не стали,  продемонстрировав лишь средний уровень.

Мурашко с  удовольствием  приняли в заготовительную бригаду,  где в последнее время остро стал ощущаться недостаток крепких ребят.  Продовольствие и  одежду  с каждым днем становилось все трудней собирать и отбирать. Область и без этого находилась на пределе,  все отдав Движению.

Ну а Чижик завязал торговые дела с китайцами. Благо ростом подходил и постоять  за себя мог в одиночку.  Через две недели он уже руководил бригадой грузчиков на центральном рынке.  Но войти туда  оказалось  не так-то просто.

Сам город в отсутствии  управления  и  централизованного  снабжения превратился в огромный базар, а бывший колхозный рынок стал его ядром. Даже больше, он постепенно принимал на себя функции не только торгового, но делового и даже политического центра области.

Все в бывшей шахтерской столице теперь крутилось вокруг  еды.   Это являлось основной проблемой огромного людского муравейника, оставшегося без средств к существованию.  В этих условиях именно  рынок  явился центром зарождения  новых отношений между брошенным на произвол судьбы населением. Рынок давал  городу  не только одежду и пищу,  он давал еще и цену. При отсутствии денег только тут можно было  определить  сколько  стоит один товар в пересчете на любые другие товары.

В зоне рынка появились меняльные лавки,  где кроме  прямого  обмена можно было  купить или продать информацию.  Ближайшие к базару дворы и большая площадь превратились в места стоянок транспорта и одновременно пункты оптовой торговли.  Дома на прилегающих улицах почти все перешли в разряд гостиниц и общежитий. Здесь же открылась  сеть  закусочных  и увеселительных заведений,  без которых не обходился ни один рынок мира даже в самые тяжелые времена.

И все это без государственного контроля,  каких-либо  разрешений  и защиты властей.  Все решала сила. Вот почему созданная Чижиком бригада в таких условиях явилась не только бригадой грузчиков,  но  и  отрядом порядка. Два  десятка  организованных мужчин во главе с мастером рукопашного боя представляли из себя значительную силу.

К кому еще мог обратиться за помощью обиженный или обманутый торговец? А   как из подъезда чужого дома сделать гостиницу,  если желающих владеть ею сколько угодно,  да вот приживающим там такое положение  не нравится? А сопровождать груз? А охранять его? Все это могли сделать крепкие ребята, постоянно находящиеся на рынке. При отсутствии твердой валюты каждая такая  услуга  оценивалась  в процент от прибыли, в долю участия.

Из двадцати пяти человек бригады двадцать составляли китайцы и лишь пятеро являлись русскими.  С языком проблем не имелось, так как базарные китайцы за неделю умудрялись выучить любой язык торговли.   Самого Чижика и наши, и азиаты уважительно именовали Чи-тяном. В помощниках у него ходили два китайца неопределенного возраста: Дэн и Шин.

Вот и сегодня рабочий день бригады начался с просьбы.  Только Чижик успел расставить людей по местам на автостоянке,  как  к нему  подошел старый благообразный китаец и попросил уделить немного времени для беседы. Привыкший к подобным просьбам, Чижик оставил за себя Дэна, а сам отошел со стариком к ближайшей закусочной.

Взяв графинчик рисовой водки,  две баночки крабов и полную  тарелку чищенных орехов, китаец приступил к беседе на вполне приличном русском языке.

- Вас, уважаемый, зовут Чи-тян?
- Можно так, а можно и Чижик. Анатолий.
- Мне о вас говорили.

Толя уже успел понять, что на такие заявления восточных людей лучше всего реагировать  молчанием.  Иначе можно было очень долго выбираться из лабиринта взаимной вежливости. Так получилось  и  на этот раз.  Видя,  что собеседник намеревается только слушать, китаец приступил к делу.

- Мое имя Ру-Ань и у меня есть к вам предложение.  Я хочу открыть в центре города свое заведение. Толя продолжал молчать.  Центр не входил в его сферу влияния.  Но и предложение старика хотелось выслушать.  Очень уж он отличался от  тех нахрапистых китайцев, с кем ему обычно приходилось сталкиваться.

- Нужна ваша помощь,  - не дождавшись ответа, но все также спокойно продолжил старик.  - Больше всего меня устраивает старая гостиница. Но она заселена. Это сто или двести человек. Их требуется выселить.

- Почему я?  - коротко поинтересовался Чижик, так как дальше отмалчиваться от такого культурного просителя становилось просто невежливо. Да и заказ получался нешуточный.

- Видите ли,  уважаемый Чи-тян,  у меня тонкий бизнес,  я работаю с очень хрупким товаром.  Поэтому мне нужен надежный человек, которому я могу доверять. И я знаю, что это не ваша зона влияния. Но мне хотелось бы поработать с вами.

"А старичок-то оказывается не простой. И про зоны знает, хотя работает с хрупким товаром. Интересно, чем он платить собирается?" - думая что ответить,  Чижик с интересом наблюдал как китаец обеими руками аккуратно разглаживает свою седую бороденку.

Закончив с бородой и предупреждая естественный вопрос, китаец приступил к главному.

- Вы что предпочитаете: доллары, иены, юани или рубли?

Такая постановка вопроса оказалась необычной  для  местного  рынка. Здесь не имелось разнообразия, поэтому брали все.

- Доллары, - с чувством собственного достоинства ответил Толя.

- Можно и доллары, хотя я бы вам порекомендовал юани. Китайская валюта скоро вытеснит доллар с Азии. Но остановимся на долларах. Сто тысяч за гостиницу,  а  потом одиннадцать процентов от прибыли, - теперь выжидательно замолчал старик.
По местным  меркам  бедного  района  сумма являлась фантастической.

"Во, дед,  китайский дед, дает! Да за это стоит взяться хотя бы из любопытства", -  интерес  игрока  проснулся в Чижике.  Но вслух он решил уточнить одну интересную цифру.

- Почему одиннадцать, а не десять или пятнадцать?

- Мы - уважаемая фирма, - со значением ответил старик. – Существуем уже более ста лет во многих странах. И никогда не обманывали партнера. Я владею ею не один.  Одиннадцать - это тот максимум, который мы можем предложить. Меньше, чем стоит услуга, мы не предлагаем.

Еще раз все взвесив,  Чижик решил взяться за дело.  Такой клиент со связями по всему миру всегда мог пригодиться и в их основной работе.

- Согласен,  - ответил он,  разливая остатки водки по стопкам, - но пока не говорю "да".  Дело серьезное и кое-что требуется уточнить. Через три дня встретимся в это же время.

- Здесь залог.  Десять тысяч.  Мы вам доверяем,  - старик достал из обычного целлофанового пакета с цветочком коробочку от конфет, аккуратно перевязанную розовой ленточкой,  и положил ее на столик перед Чижиком.

- Не надо, - твердо ответил Толя, также аккуратно передвигая коробку на сторону старика. - Через три дня.

- Через три,  - подтвердил старик, вставая из-за стола и без лишних слов пряча коробку обратно в пакет.  - Пох-же,  мы с вами будем  долго работать, Чи-тян.

"Слепой сказал увидим",  - про себя проговорил Чижик, также подымаясь и прощаясь с китайцем. Пропустив вперед старика, он высыпал остатки орехов в карман и отправился на рынок собирать сведения.


                ***

Нужная старику гостиница оказалась под более чем приличной защитой. Вообще весь  центр  уже  принадлежал новосибирской группировке некоего Мишутки. А непосредственно гостиница была отдана им на откуп оставшимся в  городе сотрудникам местного отделения комитета госбезопасности в составе пяти человек.
 Тем самым, с которыми когда-то имел дело Донсков и которые  его продали "Сибинеге".  Стоило попытаться использовать это совпадение в попытке договориться с ними мирным путем, а проще говоря, перекупить.

Знакомый майор с определенным недоверием встретил появление Донскова в своем кабинете. Он не рассчитывал, что его участие в той операции окажется тайной для посетителя.  Лично от него ничего тогда не зависело, все  определяли  игроки повыше.  Но определенная неловкость все же ощущалась. Ведь свой против своего - не самая лучшая позиция в жизни.

- Да не смотри так, - прервал затянувшуюся паузу Донсков. - Это я и не с того света.
 
Голос звучал  вполне дружелюбно.  Это несколько сбросило напряжение майора и он ответно пожал протянутую руку. "Черт разберет этих москвичей. То работай на них,  то против них,  а в результате они обратно на коне. Что на этот раз прислала столица?"
 
- Разговор есть, - все также дружелюбно продолжил Донсков.
- Садись, слушаю.
- Как дела с гостиницей?

- С какой?  - автоматически задал вопрос майор, но внутри ему стало нехорошо.

Похоже,   на этот раз погорел он и двадцать лет службы могли пойти коту под хвост. Здесь его действия не имели официального прикрытия. А то,  что не платили зарплату,  аргументом для комиссии не являлось.

- Сам знаешь.  Мне можешь лапшу на уши не вешать. Пока без протокола, давай начистоту.

Майор пожалел,  что   сразу  не  проверил  у  странного  капитана полномочий. Хотя,  теперь тот мог быть уже не капитаном.   Потребовать сейчас, накаляя обстановку,  или попробовать отмазаться, пользуясь явным дружелюбием бывшего партнера?

- Давай! - тяжело вздохнул майор, выбирая последнее.

Говорить особенно было не о чем.  Администратор гостиницы, их осведомитель, когда к нему зашли "качки" из Новосибирска,  просто позвонил в Комитет.  Они быстро подъехали на двух машинах с оружием, еще ничего подобного не планируя.
Вариант подсказали сами качки,  прекрасно осведомленные о положении с невыплачиваемой  более трех месяцев зарплатой.  Вдобавок они обещали держать центральную часть города в порядке,  за что,  кстати,  Комитет тоже нес ответственность.

- Ну, я и согласился, - закончил короткую исповедь майор. - Что еще мне оставалось?  Нас бросили,  милиция ушла, а один я с ними все равно бы не справился.

- Ладно,  забудем, - неожиданно легко согласился с объяснением столичный "капитан". - Отдай гостиницу мне, и никаких проблем не будет.
 
"Хорошо им,   московским штучкам,  - лихорадочно соображал про себя майор. - Для них украсть - раз плюнуть,  свои прикроют сверху. А здесь не рыпнешься, сразу уволят, и хорошо, если еще не по статье".

Однако вслух он произнес совсем другое, оттягивая время окончательного решения.

- Я-то что, бери. Мы и денег-то за это еще ни разу не получали. Ну, пару раз выпили. Только не мне это решать.

- А кому, Мишутке? - как бы между прочим уточнил Донсков.

"Придется отдавать,  все знают,  - отбросил сомнения майор.  - Ну и черт с ним,  спокойней на душе будет. Еще попробуй из них деньги выколотить. Вот только перед ребятами неудобно, наобещал им всякого".

- Мишутка, он. Кстати, в розыске находится. Что бы вы на моем месте сделали?

- Не дрейфь,  майор, - довольный быстрым решением проблемы, поддержал того Донсков,  - с ним я сам разберусь.  Твое дело - сторона. Пока сиди и жди приказа.  А чтобы не так скучно было сидеть,  то  по  плану проведения операции вам всем выделены "подъемные".  - Капитан вынул из кармана две перетянутые резинкой пачки стодолларовых банкнот,  положил их на стол и небрежным движением передвинул майору.  - По концу операции - еще столько же.

Сам он  собирался  отдать  майору  сразу  весь  аванс,   выделенный Ру-Анем. Но Чижик,  успевший накопить опыт в подобных сделках, отсоветовал, говоря, что работать с задатком надежнее.

В очередной раз сбитый с толку майор смотрел на деньги, как если бы они являлись подложенной под его стул бомбой.  Впрочем, они ею могли и оказаться. "Ах,  Москва, Москва... Они без зарплаты, а там, оказывается, доллары некуда девать. А если нечестные? - майор тут же отогнал от себя эту мысль,  убеждая себя, что она к нему не приходила. - От своих ведь. Секретная операция,  требующая местной поддержки. С этим москвичем стоит дружить".

Майор решительно забрал деньги,  сунул их в карман,  но в последний момент спохватился.

- Без расписки?
- Без. Бери и пользуйся до лучших времен.
- Тогда может выпьем за лучшие времена? - майор выжидательно привстал.
- Давай по сто, для закрепления доверия.

Гэбэшник налил по полстакана из бутылки,  как-то очень странно оказавшейся у него под рукой. Они выпили.

- Еще?

- Нет, не могу. Надо идти решать с Мишуткой.

- Чуть что,  звони, - напутствовал, провожая его, майор. - Нас немного, но  мы поможем,  ребята надежные.  Ну, а то, что я с теми связался...

- Я же сказал, забудь, - Донсков хлопнул майора по плечу и вышел за дверь.

                ***

О переуступке прав на гостиницу ходил договариваться к Мишутке  Чижик. Тот о нем слышал, поэтому новость воспринял на первый взгляд спокойно.

- И за сколько эти менты продались? - лениво разглядывая Толю, процедил он.  - Впрочем, согласен, коммерческая тайна.  Ну что ж, владей, раз купил. Только не забудь, что здесь не рынок, а моя территория.

- Знаю и обещаю не вмешиваться.  Но и пугать меня не  надо.   Права куплены без обязательств по выплате тебе "охранных".

- Было так,  - на этот раз Мишутке не удалось скрыть неудовольствие в блеске холодных глаз.  - Так есть, - досадуя на себя, что не удалось удержать эмоций,  повторно подтвердил он.  - Как использовать собираетесь?

- Не знаю,  - честно признался Чижик. - У меня заказ на этот дом от одного коммерсанта.   А  я никогда не интересуюсь подробностями,  если платят вперед. Привычка такая.

- Хорошая привычка,  - кивнул головой Мишутка, - не интересоваться. Хотя иногда может привести и к нехорошим результатам, - подумав, зачем-то добавил он.

- Ладно,  я пошел, - не стал дальше развивать скользкую тему Чижик. - Нам не стоит ссориться.  Я на твое не претендую,  а если нужна какая помощь от меня, заходи, потолкуем.

- Может и потолкуем, - не стал отказываться Мишутка.

Сразу после разговора Чижик принялся за выселение постояльцев  гостиницы. Администрация, похоже, уже была кем-то предупреждена и поэтому лишних вопросов не задавала. К вечеру следующего дня куча составленных в холле тюков и чемоданов заметно рассосалась. Постояльцы убывали оперативно.
А что еще оставалось делать, если с утра дюжие ребята все вещи из комнат,  иногда с цепляющимися за них жильцами, вытащили, а сами комнаты закрыли? И при этом в основном молча, без излишних объяснений. Так, иногда короткий удар в живот или по другому месту, - очень доходчиво.

Часов в  двенадцать,   когда ночь опустила на город свои крылья,  в закрытую к тому времени дверь гостиницы сильно забарабанили снаружи.

- Чемоданы,  отдайте наши чемоданы! - человек пять подвыпивших мужчин, объединившись, пытались выло-мать дверь.

- Накостылять?  - спросил,  подымаясь,  Шин, вопросительно глядя на Чижика. - Пусть утром приходят.

- Ты,  Шин, русских слов уже знаешь больше, чем китайских, - засмеялся Чижик,  - но не вдаешься в их смысл.  "Накостылять" происходит от слова "костыль". Тогда они навряд ли завтра смогут прийти.

- Ну и пусть. Нам-то что?

- Не надо. Открой. Пусть заберут свои манатки.

Что-то ворча по-китайски,  Шин пошел открывать. Компания, беззлобно переругиваясь с китайцем, шумно ввалилась в дверь и направилась в угол разбирать вещи.

- Посмотри за ними,  - приказал Шину Чижик,  вставая с места и направляясь к лестнице. - Я сейчас еще ребят пришлю.

На время выселения людей половина бригады грузчиков ночевала в гостинице. Часть  их уже спала,  расположившись в комнатах второго этажа. Сюда к дежурным, сидевшим у большого телевизора, и подымался Толя.
 
Внезапно звон  разбивающегося  стекла заставил его остановиться,  а последовавшие за тем крики - срочно вернуться назад.  Странно, что голоса Шина  не  было  слышно.  Обычно его пронзительные вопли "Посторонись!" перебивали даже базарный шум.  Это насторожило Чижика, заставив его не выйти, а лишь выглянуть из дверного проема в холл.

От подвыпившей компании не осталось и следа.   Она  превратилась  в группу налетчиков. Три человека стояли у разбитого стеклянного пролета боковой стены зала и что-то кричали в темноту ночи. Причем один из них сжимал в руках пистолет. Похоже, через стену ушел Шин, поняв неравенство сил.

Еще несколько  человек появились в проеме входной двери,  а двое из первой группы бежали к лестнице,  на которой находился Чижик.  В таких ситуациях Толя действовал как автомат.  Он даже не  думал,  что лучше. Натренированный организм сам выбирал оптимальное решение.  Притаившись за полуоткрытой дверью, он пропустил бегущих.

Первый сразу же упал,  споткнувшись о вытянутую Толей ногу.  Второй получил прямой  удар  в  лоб и тут же мешком осел у входа.  Сделав шаг вперед, чтобы прикрыть за ними дверь,  на втором шаге Чижик ребром ботинка нанес резкий удар по первому упавшему,  к этому моменту  даже не успевшему повернуть голову после падения. Выдавив из себя предсмертный хрип, тело осталось неподвижно лежать в прежней позе.

"Предупредить остальных!  Срочно!  - мелькнула мысль.  -  Если  Шин ушел, он приведет подмогу. Хотя и сами должны справиться с бандой грабителей".

Перепрыгивая через  две ступеньки и слыша за собой стук распахиваемой двери, Чижик пулей взлетел на второй этаж и бросился бежать по коридору, крича: "Коля, Леша, Дэн, выходите! На нас напали!"

К этому моменту он как раз  добежал  до  развилки  коридоров,   где находился телевизор. Сидевшие за ним уже вскочили, готовые к отпору.

- Подымай остальных,  - бросил Чижик Дэну, а сам с четверкой помощников развернулся в обратную сторону навстречу нападавшим. 

Тех оказалось человек десять,  занявших всю ширину коридора,  каждый с металлическим прутом в руке. Чижик почувствовал,   что  китайцы  за  его   спиной   нерешительно остановились. Одно дело - драка и совсем другое - смертный бой.

"Нужно начинать самому",  - подумал Толя, бросая взгляд по сторонам в поисках чего-либо железного.

Кроме огнетушителя на стене ничего подходящего на  глаза  не  попалось. Быстро  сорвав  его  и держа за оба конца,  он отразил им первый взмах прута.  Тут же, получив удар между ног, нападающий с глухим стоном опустился на пол. Нажав кран, остальных Чижик хотел остановить потоком пены.

Не тут-то  было!  Огнетушитель не работал.  Пришлось,  отбив им еще один удар, днищем садануть по лицу очередного противника.

- Хватайте прутья и вперед!  - крикнул он за спину, ногой откидывая к товарищам упавшие на пол орудия наступления.

К этому моменту остальные грузчики,  кто в чем,  повыбегали из комнат. Силы  примерно сравнялись. Но тут с другого конца коридора появилась еще одна группа нападавших. И примерно столько же человек показалось снизу на средней лестнице.

- Быстро на третий этаж!  - приказал Чижик, чтобы выиграть время. - Вооружайтесь по дороге кто чем может.

Чуть опередив  среднюю  группу,   они рванулись  по лестнице вверх. Прикрывая отход,  Чижик успел рубануть ладонью  по  глазам  очередного громилу.

- Убейте этого мальца! - заорал из глубины чей-то голос.

"Это как получится", - мелькнуло у Толи, который успел уловить, что первые из группы уже не так активно, как вначале, рвутся  нападать на него. Однако уловил он и другое.  А именно,  что нападавшие разделились и часть их  по  боковым лестницам бросилась наперехват к третьему этажу. Чтобы не дать себя окружить,  пришлось  оставить  удобную  позицию  на лестничном пролете.

Минутной отсрочки грузчикам хватило,  чтобы вооружиться ножками  от разломанных стульев. А Дэн даже держал в руках пожарный топорик, которым без секунды колебаний тюкнул через плечо  Толи  первого  попавшего под руку.  Хлынувший по лицу того поток крови заставил нападавших отпрянуть назад.

- И этого желтого ублюдка убить!  - тут же снова толкнул атаку вперед властный голос. - Их не больше десятка!

Одновременно с приказом крайние группы нападавших ворвались в длинный коридор.  И тут же раздался выстрел. Охнув, рухнул на пол стоявший рядом с Дэном китаец.  После следующего выстрела упал второй. Сплошная куча тел являлась отличной мишенью для стрелявших.

- В комнаты!  По двое! - принял единственно верное решение Чижик. - Забаррикадируйтесь изнутри и не давайте им войти!

Подчиняясь, грузчики  бросились  к  ближайшим  номерам,  из которых только день назад они сами с  хохотом  выселяли  упиравшихся  жильцов. Задвинулись щеколды и шкафы упали перед дверями.  К ним тут же придвинулись и кровати. Больше баррикадироваться было нечем.

Глянув в окно,  Чижик мельком пожалел,  что не догадался так поступить еще на втором этаже.  Сам он и с третьего мог  попытаться  спрыгнуть, но вот остальным такое являлось не под силу. В наступившей тишине через тонкие двери отлично были  слышны  слова из коридора.

- Жаль, газа нет потравить гадов!
- А если плечом?
- И за дверью по голове получишь.
- А-а. Тогда может поджечь?
- Нет, гостиницу приказано не трогать. Только пугнуть этих молодчиков.
- Так может уже пугнули? - надежда прозвучала в голосе спрашивающего.
- А Колька,  Витька как?  - зло ответил другой.  - Один уже на  том свете богу молится.

- Вот как поступим, - теперь раздался голос властного. - Вы, с пистолетами, становитесь напротив дверей.  Если захотят прийти на помощь, стреляйте без вопросов.  Все остальные будут ломать дверь.  И  так  по очереди. Давай-те все вместе.

Минут пять слышались глухие удары, сопровождаемые  матом.   Сильный грохот показал,  что дверь наконец поддалась.  Шум и крики на короткое время усилились. Затем опять послышался знакомый голос:

- Ногами,  ногами поработайте.  Так,  хватит. Переходим к следующей двери.

Чижику оставалось  только бессильно стискивать кулаки,  ожидая продолжение событий.  Он даже выбежать на помощь не мог внезапно, отгороженный от двери своей же баррикадой.

"Где там Шин?  - напряженно пульсировало в голове. - Должен, должен был уйти".

Новый стук в двери,  теперь рядом с ним,  прервал  беспокойный  ход мыслей. Бандиты взялись за соседнюю комнату.

"Бандиты? Нет,  похоже эти не являлись  обычными  налетчиками.   Их больше интересовали  они,  а не гостиничное барахло.  Неужели Мишутка? Скорее всего так. То-то Донскову не понравилась покладистость того".

Дальше Чижик  додумать не успел.  Вой сирены под окнами оборвал ход его мыслей.  Затем еще более внезапный луч прожектора уперся в оконное стекло и, усиленный аппаратурой, раздался голос:

- Вы окружены!  Сопротивление бесполезно!  Всем выходить по одному. Оружие складывать   на крыльце.  Повторяю.  Вы окружены...  Всем выходить...

На Шина это не походило.  Да и никто в этом убогом городишке на такое не был способен. Кроме одного... Неужели Димадон?

А динамик продолжал требовать:

- Если через пять минут не сдадитесь,  начинаю боевую атаку. Отсчет пошел, выходите.

Затем в динамике что-то затрещало. Похоже, говоривший отошел в сторону, так как после треска голос начал звучать приглушенно, как бы издалека:

- ...Васек,  возьми автомат и пальни по окнам.   На  некоторых  это действует лучше слов.

Раздалась автоматная очередь и последовавший за ней звон  разбивающегося стекла. И тут же передача возобновилась с прежней громкостью.

- Выходите, осталось две минуты. Оружие складывать на крыльце. Руки держать за головой.

Тем временем на коридоре среди нападавших началась паника.

- Неужели кэгэбэшники переметнулись?
- Нет, они у шефа на крючке.
- Может с этими, за дверями, договориться?
- Попробуй, но не забудь, что одного из них ты убил.
- Будем прорываться?
- Через автоматы? Я за сдачу. Вон, послушай, минута всего осталась.
- Тогда  быстрей  пошли вниз.  Всем говорить,  что начали те,  а мы просто пришли за вещами. Понятно?

Ответа Чижик  не  расслышал,  так как его заглушил все ускоряющийся топот ног людей,  которым за минуту  предстояло  успеть  спуститься  с третьего этажа на первый.

Не ожидая его окончательного затихания, Толя с напарником освободил дверь и осторожно вылез на коридор. Перепрыгивая через ступеньку, последний из нападавших скрывался внизу за поворотом  лестницы.   Да  еще один, как  заметил  краем  глаза Чижик,  мелькнул в пролете четвертого этажа. Он сказал об этом Дэну и,  взяв двоих русских,  тот помчался следом наверх. Остальные китайцы выносили из  номера  с  выломанными  дверями своих товарищей.

- Берите их и вниз, - помог поднять избитых Чижик. - Приказ касался всех. Выходите медленно и не дергайтесь.

Только лежа под дулом автомата на асфальте перед гостиницей,   Толя сумел расслабиться.   Ведь в подходящем в этот момент к нему командире он по голосу сразу распознал Донскова.  Не подымая лица от земли, Толя тихо прошептал другу:

- Похоже, это посланцы от Мишутки. Внутрь не надо. Там Дэн выясняет подробности.

Донсков без слов отошел. Запихнув захваченных в один большой крытый грузовик, боевики Движения вернулись к себе на базу.  Там людей Чижика сразу отпустили, а остальных повезли куда-то дальше.

                ***

Первым, кто на следующий день появился в гостинице у Чижика,   оказался сам Мишутка. Как он выразился, пришел прояснить ночную ситуацию.

К этому моменту для Чижика с Донсковым ситуация была предельно  ясна. Информацию  доставил Дэн, который в свою очередь получил ее от пытавшегося убежать по лестнице главаря нападавших. Догнав его, Дэн поступил чисто   по-китайски, зажав  голову  того  между  стоек перил и позволив остальному телу болтаться в межлестничном пролете  на  высоте десяти метров. А когда узнал, то, на этот раз предварительно не разжимая стоек, ударом ноги выбил голову из них. Ведь на этом русском лежала кровь двух убитых китайцев.

-Ай-яй-яй, - нагло лгал Мишутка Чижику. - Зря вы отказались от моей помощи. Кто бы это мог быть, ума не приложу. А твои кореша из боевиков неплохо сработали. Обычно они в такие дела не вмешиваются, а тебе почему-то помогли. Говорят, что всех взяли.

Как ни старался Мишутка, но удержать тревогу в глазах не мог. Потеряв половину  людей,  он мог запросто лишиться и всего остального.  Но Донскову невыгодно было осложнять и без того запутанную ситуацию. Поэтому на прямой конфликт с бандитами они не пошли.

- Взяли, всех взяли, - доверительно "открывался" в разговоре Чижик.

- И моих, и чужих. Но потом отпустили.

- Как отпустили?  - не смог скрыть удивления главарь.  - И тех, кто напал?

- И тех,  - притворно вздохнул Чижик. - Боевики сказали, что они не милиционеры, а служат профсоюзам и трудящимся. Поэтому всех отпустили. Только моих,  как пострадавших, здесь, а тех вывезли из области за сто километров и там выпустили.

Чижик только забыл добавить,  что их выбросили в тайгу, причем поодиночке, каждого с интервалом в несколько километров, рассчитывая, что таким образом избавятся от притязаний Мишутки хотя бы на первое время.

- Да,  дела,  - распрощался новосибирец, так и оставшийся в неведении, что  произошло на самом деле.

Чижик же выполнил заказ старика,  о чем и сообщил тому во время  их очередной встречи в закусочной. Китаец дополнительно обещал еще десять тысяч. На пострадавших, как выразился он. Прощаясь, старик добавил:

- А тебе от меня будет личный подарок за все. Не отказывайся. Вечером завезу домой.

Как и обещал, вечером вместе с молоденькой девочкой он навестил Чижика.

"Наверно, внучка",  - подумал Толя,  ища внешнее сходство в гостях.
Но даже для него все китайцы по-прежнему на вид казались родственниками.

- Это Юна,  - коротко представил девочку старик.  -  Моя  любимица. Пусть она пока переоденется, - он легонько подтолкнул ее в другую комнату, - а мы с тобой поговорим.

Первым делом он достал из саквояжа два небольших пузырька с  традиционной рисовой   водкой.  Затем оттуда последовали какие-то маленькие баночки и длинная, отделанная позолотой коробочка. Лишь после    этого Ру-Ань вручил Чижику пачки долларов, все также перевязанные резиночками, и пригласил к угощению.

- Я поздно не ем и уже поужинал,  - простодушно признался Чижик, не понимая, как  китаец  с  его  деньгами мог проставлять за работу такое слабое угощение. Его два пузырька свободно умещались в один стакан, а такую микроскопическую закуску Максим Удалов и не заметил бы вовсе.

- Это ритуал,  традиция, - спокойно пояснил старик, похоже, понимая его чувства.

Затем разлил водку и после того как они  выпили,   протянул  Чижику раскрытую коробочку.   Там  находилось шесть длинных и тонких сигарет, поверхность которых была покрыта узорами из иероглифов.

- Здесь начертаны древние китайские изречения о пользе и умении отдыхать, - пояснил Ру-Ань. - Попробуй и ты сам все поймешь.

Толя, следуя примеру старика,  сделал длинную затяжку.  Дым, как бы сам собою без труда проник и заполнил легкие.  При этом длина сигареты почти не уменьшилась.  Еле видимый огонек все также неярко тлел на  ее конце. Удивительная   легкость курения заворожила даже такого заядлого курца, как он.

Старик приветливо наблюдал за ним,  сам  испытывая  от  курения  не меньшее удовольствие.   Затем  не спеша раскрыл две маленькие баночки, которые на самом деле оказались свечами с торчащими из них фитильками. Ру-Ань зажег их и попросил Чижика выключить верхний свет.

- Этот свет не для отдыха,  - показал он на люстру после того,  как Толя щелкнул выключателем.  - Свет отдыха должен мерцать и колебаться, создавая у человека иллюзию приобщения к вечности.  Ты чувствуешь  ее, Чи-тян?

Толя уже чувствовал. Водка старика проникала, казалось, в сердце, а не желудок. А благовонный дым сделал голову и зрение настолько ясными, что он смог видеть все предметы в комнате даже за своей спиной, причем так ясно, как не позволял ему никакой электрический свет.

- А теперь, когда тебе хорошо, прими мой подарок, - старик два раза хлопнул в ладоши и негромко позвал: "Юна!"

В колышущемся пламени свеч в комнату не вошла,  а вплыла на воздушных потоках  юная попутчица старика.  Чижик с благоговейным изумлением наблюдал за свершившимся перевоплощением.  И вот это божественное  существо каких-то  двадцать  минут назад он мог принимать за тринадцатилетнюю девочку?

Да, она вся и теперь оставалась миниатюрной. Зато груди ее были настолько совершенны,  что глядя на них, остальное исчезало из вида, и они заполняли собой все пространство. Как заполнял все собой и розовый холмик между точеных ножек,  который звал приникнуть к нему. И пухлые губки на манящем и таинственно улыбающемся лице.

Это была  уже не просто нагая девочка,  а женщина-искусительница во всем ее совершенстве.  Ноги сами сделали к ней шаг,  а руки усадили на колени. Однако она,  извиваясь как змея,  ускользнула от него, оставив лишь чувственные ощущения на кончиках пальцев.

- Не  сейчас еще,  Чи-тян,  не сейчас,  - сквозь рокот морских волн бубнил где-то вдалеке старик китаец. - Станцуй нам, Юна.

И Юна танцевала, вызывая нарастающее желание у мужчины. А противный старик все убыстрял и убыстрял темп,  доводя Чижика до исступления. Еще одна сигарета,  еще одна рюмочка, - и вот, наконец-то, они смогли продолжить танец вместе. 

Все также извиваясь,  теперь уже под ним,   она продолжала танцевать в его объятиях.  Лаская ее, он помогал ее искусству. Теперь и голос старика, за которого почему-то говорила прекрасная Юна, больше не мешал ему. 
Они улетали вместе в блаженство: он, Юна и голос...


                ***

Когда на следующий день Чижик очнулся, рядом с ним никого не оказалось. Все происшедшее легко можно было принять за сон, если бы не запах фимиама в комнате, легкое наркотическое  головокружение  и  пачки долларов на столе.

"Как было хорошо вчера...  Юна, Юна... Кто ты?" - повторяя про себя эти сочетания, Чижик отправился в гостиницу.

Там шло большое переселение. Сновали какие-то люди, подъезжали грузовики с мебелью. Толя остался в сторонке присмотреться. Остановившийся рядом зевака спросил у кучки все знающих пацанов:

- Что тут намечается?  То выгоняли, то стреляли, теперь опять въезжают. Прямо Оклахома.

- Не Оклахома,  дядя, - радостно закричали мальчишки и заулюлюкали, приветствуя подъехавший автобус, - не Оклахома, а публичный дом. Китаец открывает. Тот, с бородкой.

Чижик взглянул в указанном направлении.  Там находился знакомый ему Ру-Ань, помогавший выходить из автобуса группе девушек и  женщин  постарше. Напрягшись,  он попытался различить среди них ту, вчерашнюю. Но выделить ее среди стайки тоненьких фигурок не смог. 

"Школьницы на каникулах", -  вдруг подумалось ему и почему-то стало немного стыдно. То ли за вчерашнее, то ли за сегодняшний интерес. Так вот для чего старику была нужна гостиница и стало ясно,  кем являлась его вчерашняя  любовь. Хотя,  говоря по правде,  он не мог ничего конкретно вспомнить. Остались только ощущения и запахи. И ничего земного.

Ру-Ань встретил его как совладельца борделя,  на что явно указывала большая вывеска, пристраиваемая поверху старого названия гостиницы. За свои одиннадцать процентов он должен был обеспечивать здесь порядок.

- Завтра и откроемся.  Все девушки уже на месте.  Только  освещение сделаем повеселее.

Тут он быстро протянул руку к проходящей мимо него веренице  женщин в ярких  китайских национальных одеждах.  Оттуда отделилась одна и подошла к ним,  не-много смешно семеня ногами из-за длинной  узкой  юбки, плотно обтягивающей ее фигуру.

- Юна, - скорее догадался, чем разобрал произнесенное Чижик.

Девушка молча стояла перед ним, прикрывая глаза длинными ресницами. Она и сейчас,  после проведенной с ним ночи,  казалась не старше  подростка и такой же по-детски милой.

- Здравствуй, Юна, - ответил Чижик, нерешительно протягивая ей свою руку. - Меня зовут Толя.

В ответ девушка что-то ответила по-китайски и подняла на него  глаза. Они оказались такими прекрасными,  что Чижик снова как бы окунулся во вчерашнюю ночь и враз забыл свои опасения про ее возраст.

- Она мало говорит по-русски,  - отправляя девушку обратно, прервал его оцепенение Ру-Ань. - Но она - твой подарок. Жить Юна будет в номере 316.   Ты  можешь  забирать ее оттуда когда захочешь и делать с ней все, что тебе вздумается.  Например,  угощать ею своих друзей, которые очень помогли нам.  Но не забывай, что на таких отлучках мы с тобой будем терять деньги. Бизнес есть бизнес.

Чижику внезапно  сразу  захотелось  все  бросить и побежать в номер 316. Однако последнее напоминание старика отрезвило его. Дело есть дело. Они  не за этим оказались здесь.  Происшедшее вчера и раньше на их языке называлось всего лишь легализацией и внедрением. Дальше командовать должен был капитан.



                Глава восемнадцатая


У Донскова  дела тоже пока складывались неплохо.  Ночной инцидент с гостиницей значительно укрепил его авторитет в среде Движения. Провести такую  операцию  и  не  потерять ни одного человека - это что-то да значило!

Их центр разделили на два и теперь он,  как руководитель, занимался только боевиками, а Максим Удалов остался в другом тренировать дружинников. Все это было бы даже хорошо,  если бы не отправленная из Движения в Кемерово по этому поводу инспекционная группа ОПП, проще говоря, службы безопасности Сукина. Тут можно было очень просто погореть.

За Чижика  он  не  опасался.   Тот более чем натурально внедрился в местную жизнь. Неплохо стоял и Саня Мурашко. Как член заготбригады, он в основном  крутился по просторам области,  оббирая натурой крестьян и колхозников, а также собирая деньги с промышленных предприятий.

Лишь с торговцев, как и раньше,  взять ничего было нельзя. Кроме просроченных договоров, кучи справок и долговых векселей те ничем больше не  располагали. Даже  в  офисах их зачастую не хватало стульев, чтобы принять посетителей.

Вся область,  впрочем  как и соседние, примкнувшие к Движению, перешла на карточную систему. Но чтобы получать хотя бы по карточкам товары и продукты первой необходимости,  требовалось что-то производить. Поэтому понемногу начали запускаться стоявшие шахты и заводы.

Теперь губернатор Турин,  уже не скрываясь,  сам решал  кому, что и за сколько продавать.  Впрочем,  новая вывеска над бывшим зданием  губернской администрации "Республика  Кузбасс"  сама обязывала к этому. Область переходила на самообеспечение. Кто хотел есть - шел работать.
 
Как рассказывал  Мурашко,  работа была дерьмовая.  Приходилось даже стрелять, чтобы  выполнить поставленные нормы по снабжению движущегося ядра Движения. Многие уже сами были не рады, что его породили, но ничего вернуть  назад уже не могли. "Это вам не Иван Грозный,  - горько шутили местные жители, - который мог убить порожденного им сына. Здесь все наоборот".

На удачу Донскова,  прибывшую инспекцию ОПП возглавляла женщина,  а не знакомые ему сподручные Сукина.  Она  не  очень  ориентировалась  в предназначении боевиков, так как пока сил заготовительных бригад, дружинников и самого ОПП вполне хватало,  чтобы контролировать  ситуацию. Поэтому она только приняла к сведению сообщение об инциденте и выделении отряда боевиков в отдельное формирование,  а основное время посвятила изучению более близких ей проблем.  В частности, обучению дружинников.

Новый инструктор, Максим, ей сразу понравился. Впрочем, как и Лариса ему. Оба высокие, крупные, они идеально подходили друг другу. Баба-комиссар, как ее сразу окрестили пацаны-дружинники, соответствуя роли, даже не   подумала  скрывать свое отношение к Удалову и уже на третий день знакомства предложила ему жить вместе.

Максим давно подумывал о женитьбе. У них в деревнях по обычаю женились рано, лет в двадцать.  Из-за Москвы он и так превысил этот порог на пять лет. С такой работой как у него на ухаживание времени не оставалось. А  то, что Лариса предложилась сама, так столичная холостяцкая жизнь и не к такому могла приучить. Вот только ее работа...

- Послушай, Лариса, я не против женитьбы, - на следующий день после предложения ответил ей он.  - Только зачем тебе это комиссарство.  Мои пацаны смеются.  Скажут,  что приказала. Брось это дело, а потом уедем куда-нибудь в тайгу.

- Эх,  Максимочка, да никакая я не комиссарша, - сразу сникла после этих слов Лариса. - И к гадостям вокруг тоже никак привыкнуть не могу. Но у меня брата бандиты убили, московские, вот почему я иду на Москву. А как все закончится, давай уедем в глушь. Я деревенской работы не боюсь.

- Тогда и поженимся, - обрадовался уступчивости женщины  в  кожанке Максим. - Я тебя с родителями познакомлю.

- Дурачок ты,  дурачок, - ласково провела ладонью по его лицу Лариса. - Я ведь к тебе не в жены набиваюсь,  а просто так.  Надоело одной находиться среди  этих кобелей,  - тут она бессильно поникла и весь ее геройский чапаевский вид моментально исчез,  уступив место слабой растерянной женщине.

Максим осторожно обнял ее за плечи.

- Ладно,  Лариса.  Я подумаю. Но так как-то сразу, не ухаживая... я не привык.

- И даже не поцелуешь меня? - совсем растаяла в его руках комиссарша, смущенно улыбаясь и мечтательно закрыв глаза.

- Я...  Я..., - Максим запутался в простых словах. - Я потом. Давай пока дружить. Согласна?

- Конечно, согласна, - немного разочарованно и уныло протянула, отрываясь от него,  Лариса. - У нас ведь одно дело и мы еще будем встречаться. Ты ведь останешься здесь?

- Останусь!

- А я тогда поезжу пока по району,  посмотрю как  так  с  порядком. Нельзя, чтобы бандиты волю почувствовали.  Хорошо еще, что здесь Дмитрий Донской появился. Ты его знаешь?

- Нет, не знаю, - вынужден был ради дела соврать Максим любимой девушке. - Но встречался. Только фамилия его не Донской, а Донсков.

- Может  быть.  Решительный мужчина,  - с легкой грустью произнесла она, о чем-то подумав про себя.

- Наверно, - осторожно согласился он с ней. - Значит, друзья?

- Друзья, Максимка, друзья. "Раз ты не хочешь большего", - про себя докончила девушка.

Еще неделю Лариса провела в области и очень пожалела, что там больше не нашлось таких как Донсков и Удалов организаторов. С многочисленными предложениями по улучшению криминогенной обстановки в проверенных районах она и отбыла в Центр,  который к этому времени уже оставил Новосибирск и тронулся к Омску.  На прощание,  не выдержав,  Лариса сама обняла Максима и крепко поцеловала в губы.

- Чтобы помнил меня и ни с кем здесь не путался.  Вон сколько девок кругом без мужиков осталось. Обещаешь?

Дождавшись положительного ответа,  она села в конфискованный Движением вездеход,  резко закрыв за собой дверь. Следом тронулась и вторая машина.

                ***

После убытия  комиссии  Донсков мог вздохнуть спокойно.  Непосредственная опасность миновала и можно было приступать к выполнению других дел. На  очереди  стояла "Транс Шелл",  первой из иностранных компаний зарегистрировавшаяся в новой республике Кузбасс.

Постоянное наблюдение  за офисом компании результатов не дало.  Все связи вели только в Движение и обратно.  Похоже,   основной  конкурент "Сибинеги" занял выжидательную позицию в надежде на ее ошибку.

Пока та фактически руководила Движением,  она оставалась для "Транс Шелл"  неуязвимой. Но финансировать такое мероприятие даже для суперкомпании со временем могло оказаться не по карману, поэтому выжидание являлось не самым плохим вариантом.

Кое-что им удалось все же выловить.  Этой самой рыбкой оказался Вадим Неклювин. Работая на "Транс Шелл", он по-прежнему должен был оставаться их естественным партнером.  Поэтому Донсков решился опять пойти с ним на контакт.

Единственным препятствием являлось  то,   что  Неклювина  постоянно "пасли" несколько дружинников,  которых когда-то тренировал Донсков, а теперь Удалов. Но "пасли" не плотно, что говорило скорее о профилактическом мероприятии, чем о конкретной заинтересованности.

Обойти такую  слежку проблем не представляло,  поэтому ранним утром Донсков постучался в номер Вадима в самой лучшей гостинице города, губернаторской, где когда-то останавливался сам в свой первый приезд в Кемерово. Нынче  она являлась единственно безопасным местом в  городе. Все говорило за то, что услуги Вадима высоко котировались в "Шелл".

- Дима!  - даже не удивившись,  искренне обрадовался Вадим,  открыв дверь. - Гора с горой не сходится,...

- ...а Дима с Вадимом обязательно сойдутся, - закончил за него вторую часть поговорки Донсков.  - Я здесь по делу, а чего так рано..., - тут он запнулся и бросил выразительный взгляд в окно.

- Знаю,  следят.  Следят, салаги. Они за всеми из "Шелл" следят. Но мне это безразлично,  так как здесь я только получаю зарплату.  А  вот тебе, к слову, это может быть опасно.

- Почему?

- Это те же дружинники, что участвовали в охране Учредительного съезда. Ну,  тогда,  когда Кокошина убили. Хоть и салаги, а могли запомнить. Так что лучше к ним на глаза не попадайся. А Санли ты помнишь? - неожиданно развеселившись,  перешел к другой теме Вадим. - Из Москвы с женщиной вернулся.  Я думал,  шлюха,  а оказалась невеста. Ну, не кино ли? Он в Казахстане сейчас.

- А что там? - как-то отвлеченно и не очень заинтересованно поинтересовался Димадон.

- Да "Сибинега" хочет себе его оттяпать.  Ты что,  не в курсе? Разведчик, называется.

"Ага-а, - вторым планом прошло в голове Донскова.  - И  этим  Санли поделился".

- Какую-то бузу там затевают. Казаков подымать собираются.

"Так, казаков.  Это может пригодится", - автоматически отпечаталось у Донскова.  К этому моменту основная мысль уже оформилась и он  решительно перебил Вадима.

- Постой немного. Об этом потом. Давай вернемся к слежке.

- Что,  дружинник не в масть?  - сразу понял Неклювин. - Думай сам. Чем смогу - помогу.

- Его надо убрать! - решился Донсков.

Он вспомнил, что уже раньше не раз замечал за собой в разных местах любопытные взгляды тех, кто сейчас вел Неклювина. Но тогда он приписал все мальчишескому восхищению. Восхищению им, суперспортсменом и боевиком, прошедшим  горнило не одной войны и ставшим у них инструктором. С этим же,  возможно,  оказалась связана и инспекция из ОПП Ларисы.   Но тогда Удалов взял ее на себя. Ее одну, а остальных?

- Он один или и второй?

- Один, я проверял. Второй только недавно из поселка сюда перебрался.

- Ладно,  я позвоню. Завтра этим займемся. Ты извини, Вадим, что не могу остаться. Может потом?

- Чего там,  понимаю, - Неклювин уже не улыбался. - Интересы родины и все такое. Платят только у вас мало, а так я бы к вам пошел. Надоело против своих работать.

- Не прибедняйся, - утешил его Димадон. - Ты и так нам помогаешь.

- Причем, бесплатно, - повеселел Вадим.

Договорившись обо всем с ребятами, назавтра Донсков днем созвонился с Вадимом. Поэтому вечером тот не пошел, как обычно, в свою гостиницу, а отправился в гостиницу "Бордель",  как она стала называться в народе после смены вывески.

Довольно часто  этой гостиницей теперь пользовались и Донсков с Мурашко. Вот только Удалов, после встречи с Ларисой, перестал сюда заходить. Чижик  оказался  своим  парнем и не позволил друзьям выбрасывать деньги на ветер, когда то же самое можно было получить и за бесплатно.
 
И не то, чтобы Юна ему разонравилась. Нет, прелестное дитя все так-же вызывало у него непреодолимое желание.  Но,  во первых,  она все же являлась профессиональной проституткой,  пусть и не по своему первоначальному желанию. А, во-вторых, она, даже в постели, оставалась только куклой, пусть прекрасной и желанной, но все же куклой.

Как правило,  они проводили ночь все вместе, заставляя ее отрабатывать полную нагрузку,  положенную  ей  стариком-владельцем.   Если  бы кто-то из   них  отказался,  китаец все равно заставил бы ее выполнить норму. Относилась  ли она к ним лучше, чем к другим только из-за того, что они  проводили с ней больше ночей,  им до сих пор было неизвестно. Сами они ее любили, это точно.

Доведя Неклювина до "Борделя", дальше "хвост" идти не решился и остался снаружи.
Неожиданно  двери гостиницы распахнулись и оттуда под звуки русской гитары и китайского рожка  появилась  группа  несильно одетых женщин в сопровождении двух китайчонков,  на русском языке объявлявших "день открытых дверей" для популяризации заведения.

Хвост, возможно,  и не решился бы откликнуться даже на такое приглашение, но тут инициативу взяли в свои руки женщины. Подхватив с двух сторон дружинника под руки, они почти что поволокли его в веселый дом, выгодно выделявшийся среди других серых коробок  своими  разноцветными огнями на фасаде.

Вышедшие женщины оказались не очень молодыми,  но их большие отвисшие груди как магнитом притягивали к себе юношу. А запах крепких духов и пудры окончательно вскружил голову.  Ноги  сами  начали  отсчитывать входные ступеньки.
Войдя внутрь,  он уже и думать забыл о слежке и не заметил, как исчезла вторая сопровождающая и прекратилась музыка за дверями.  Тяжелый запах мягкой мебели, ковров и обнаженных женщин в приглушенном  свете ламп окончательно подавили его волю.

Тут не требовалось напрягаться. С него сняли брюки и рубашку, а сорочка женщины свалилась сама от первого же прикосновения его руки, которую она сама туда положила.  Женщина оказалась вблизи еще и некрасивой, но жар голого тела, трущегося о него,  и вседоступность  сделали это несущественным.

В этот момент неожиданно в маленькой комнате отворилась дверь и туда зашли два китайца. Они что-то сказали на своем языке женщине, после чего та,  даже не одевшись,  быстро вышла из комнаты, лишь прихватив с собою тонкую сорочку.

- Ты за кем следил? - китаец пониже сел на кровать рядом со стоящим около нее раздетым дружинником. Другой, повыше, остался у дверей. Такая метаморфоза оказалась как гром средь ясного неба для молодого чело-века. И страшно,  и стыдно, хотя страх заметно преобладал над стыдом.

- А в чем,  собственно, дело? - попытался хорохориться он, но сидящий китаец достал откуда-то длинный тонкий нож и молча приставил его к голому животу дружинника.

Тот упал  на  колени  и слова полились из него бесконечным потоком. Неожиданно горько он осознал,  что веселая детская  игра  кончилась  и пришла расплата.
Все оказалось так, как и предполагал Неклювин. Про то, что он узнал Донскова, дружинник сразу  сообщил в местное отделение ОПП.

Китаец отнял  от  живота нож,  а второй подошел к столику и налил в стакан до половины водки,  предварительно бросив туда маленькую желтую таблетку, которая, зашипев, тут же растворилась в "Московской". Он без слов протянул стакан к размазывающему слезы по лицу дружиннику. Давясь и кашляя, тот выпил все до капли.

- А теперь пусть придет к тебе истинная свобода,  - произнес, вставая, китаец с ножом.

Они медленно вышли из комнаты,  и тут же туда опять проскочила женщина. Повторно  скинув сорочку,  она помогла безвольному мужскому телу улечься на  кровать и накрыла его своим живым телом.  Блаженная улыбка появилась из-под закрытых глаз юноши. Бессознательным движением он еще успел обнять  рукой мягкую плоть женщины до того,  как сам начал остывать, покрываясь мертвенной синевой.

Женщина снова  оделась  и без слез вышла.  Чуть позже те же китайцы завернули тело в большую простыню и куда-то унесли. Увеселительное заведение не хотело привлекать к себе лишнего внимания.

В эту ночь Юна принадлежала только Неклювину.  За большую дружескую услугу и плата должна была быть не менее щедрой.



                Глава девятнадцатая


Донсков ехал по бескрайней казахской степи за рулем вездехода. Сзади, метрах в ста,  пылил грузовик,  заполненный боевиками.  С собой  в путь он отобрал двадцать лучших учеников, а из друзей взял Саню Мурашко. Кемерово  пришлось покинуть,  так как через неделю после  убийства дружинника в городе объявился Светик.  В этом деле им невольно помогла Лариса, которая  и привезла его с собой как бы для повторной проверки.
 
Ответная реакция   "Сибинеги" для профессионалов оказалась шита белыми нитками.  Ясно было, что на этот раз Лариса являлась лишь прикрытием. Что убедительно подтверждалось тем, что после приезда Светик как в воду канул. А ведь по рангу в ОПП он стоял значительно выше девушки.
 
Для отвлечения  внимания  и  для  пользы дела Удалову было поручено крутить любовь с Ларисой.  Крутил ли он или любил по-настоящему, Донскова в этот момент не интересовало. Используя информацию Неклювина, он готовил отход в Казахстан,  где "Сибинега" под прикрытием Движения начинала какие-то военные действия.  В такой ситуации никто не мог помешать добровольцам из Кемерово отправиться на помощь в горячую точку.

Уведомив о своем раскрытии Котина, Донсков сообщил, что Санли обнаружился в Казахстане,  где начинается крупная игра.  Получив одобрение на свои   действия и необходимые для дальнейшего документы,  он срочно начал готовить бросок на юго-запад,  чтобы опередить Светика.  Там,  в бескрайних просторах, где стреляют, тот один был ему не опасен.

Первой длительной стоянкой отряда оказался Новокузнецк. Дело в том, что миновав Прокопьевск и шахтерские поселки,  отряд разросся почти до тысячи человек. Не имея работы и еды голодные люди как магнитом притягивались к любому мероприятию,  могущему их дать. 

Донсков же имел все полномочия от Движения  и главы  Кузбасской республики для обеспечения своего отряда в целях выполнения поставленной ему задачи. О самой  задаче  в бумагах не говорилось,  но это и не требовалось. Само собой подразумевалось,  что это продолжение все того же Движения, только нацеленное на юг, а не на запад. Почему на юг - вопросом не являлось. В любую сторону, лишь бы не оставаться голодными и покинутыми.

Сам Донсков пока не придавал этому особого значения. Его больше интересовал ответ на другой вопрос. Как люди вообще узнали о его отряде? Ведь основной  целью задуманного  являлась только его личная безопасность. Все остальное относилось к прикрытию.

Для этого, кроме основных, у него имелись и дополнительные документы из Москвы.  Из них следовало, что Донсков Д.Д. является днепровским казаком и  приписан к одному из казачьих округов.  Цель командировки - установление связи с угнетенными казаками Казахстана и выяснение  возможностей по оказанию им необходимой помощи.

Присоединение к отряду новых людей ставило и новые проблемы. Теперь они не могли быстро передвигаться, имея за спиной пешую толпу. В такой массе людей легко мог  затеряться и подосланный Сукиным убийца.  Наконец, абсурдной становилась сама первоначальная идея - скрыться в чужой стране.

Чем больше  Донсков вдумывался в сложившуюся ситуацию,  тем чаще он вспоминал Погодина.  Тогда ему казалось,  что тот все делает не так  и является только  слепой пешкой в чужой игре.  Теперь на месте Погодина оказался он сам и понял,  что все не так просто.  Он тоже не  мог  бросить этих людей,  уже хотя бы потому,  что они доверились ему и им требовалась помощь.  И,  возможно, поэтому он пойдет с ними не туда, куда ему хочется, а туда, куда придется.

То, что события смогут развиваться по сценарию "Куда придется",  он уже чувствовал.  Идти требовалось теперь по людным местам,  где  можно было раздобывать пищу.  Оставалось одно - организовываться, а дальше - как бог пошлет. 

Поэтому, собрав на одной из площадей города людей, он представил им  новых командиров - всех боевиков своего первоначального отряда. Его  заместителем становился Мурашко,  а дисциплина  вводилась армейская: с   распорядком дня и тренировками.  Вот только оружием они оказались не обеспечены.

Сразу после окончания собрания к Донскову подошли два новых паренька и рассказали,  что неподалеку от города имеется воинская часть, охраняющая армейские склады.  Там служили их товарищи по заводу.  С ними можно было попробовать договориться.

- Ребята надежные,  мы ручаемся,  - заверили они. - Только их бы не подвести.

Однако на деле незаметно переговорить не получилось.  Когда Донсков с Мурашко  и  двумя  сопровождающими пролезли под проволокой на обычно никем не охраняемую территорию,  их неожиданно остановил голос за спиной:
- Стой! Стрелять буду!

Как из-под  земли  около  часового,  почему-то одетого в офицерскую форму, появилось еще несколько фигур с автоматами наизготовку. Старшим среди них являлся генерал с одной большой звездочкой на тусклом защитном погоне и усталым изможденным лицом.

"Генерал в такой глуши?  - мелькнуло у Димадона.  - Наверно, нарвались на какую-то инспекционную проверку. Ну, повезло..."

Генерал что-то тихо сказал часовому.

- Оружие есть? - громко продублировал тот.

Донсков кивнул Мурашко и они без слов протянули свои пистолеты. Вообще-то справиться с пятеркой тыловых охранников,  да еще во  главе  с генералом, проблем не представляло.  Но пока не имело смысла. На такой случай у него в кармане имелся третий набор  документов.   Вот  только пришедшим с ними ребятам не позавидуешь.  Их-то точно не отпустят.  По неписанному армейскому уставу кто-то обязательно должен был за все ответить: виновный или нет.

- Кто старший? - на шаг подступил к ним генерал.

- Я, - также сделал шаг навстречу Донсков.

- Назад!  - тут же резко выкрикнул часовой,  делая  недвусмысленное движение автоматом.

"Молодец, наблюдательный, - порадовался в душе за него Димадон, делая шаг назад, - только любое предупреждение всегда запаздывает против решительного нападения".

- Нет, не вы, - уточнил генерал, обращаясь к шеренге. - А вы пройдите со мной в караульное помещение.

Оставив троих  на  охране,   сам  генерал с автоматчиком последовал вслед за Донсковым.

"Ну, а  при  таком  раскладе убежать совсем не трудно,  - почему-то развеселился про себя Донсков,  - пока автоматчик будет выяснять,  бежать ли за ним или охранять генерала".

Вопреки всяким наставлениям внутри караулки генерал поставил  автоматчика за дверью, а сам остался с Донсковым один на один.

- Итак,... - начал он.

- Итак,  за оружием мы пришли,  - не очень вежливо перебил его капитан, готовясь доставать нужные документы.

Однако такое начало нисколько не обескуражило странного генерала.

- И сколько вам его нужно?

- Тысячу стволов,  да еще столько же про запас,  - теперь,   уже  к удивлению Донскова,  ему даже не предъявили обвинения и никто не поинтересовался его происхождением.

Генерал на минуту задумался,  затем проговорил,  как  бы  продолжая приятельскую беседу за чашкой чая двух друзей:

- Хорошо,  оружие мы вам дадим.  Несколько тысяч автоматов,  тысячу пистолетов, по  паре пулеметов и гранатометов.  И еще десяток ящиков с боеприпасами и гранатами. Водители у вас есть? - закончил он неожиданный монолог.

Донсков перестал контролировать ситуацию,  но странный диалог  продолжил:

- Есть, человек двадцать наберется.

- Ну,   столько не надо,  - впервые едва заметно улыбнулся генерал, этим неявно  подчеркивая вдруг отступившую с лица усталость.  - Мы вам дадим три грузовика.  Но нужны опытные водители, так как гранаты с запалами.

- А ..., - как-то по-глупому вырвалось у Димадона.

- А вот спрашивать ни о чем не надо,  - теперь уже генерал  перебил капитана, в отличие от того,  правда, имея на это гораздо больше оснований. - Сейчас мы пройдем к складам.

Они вышли  из караулки и направились в сторону близстоящих ангаров. Теперь автоматчик больше не упирал дуло в спину Донскова, а просто шагал на небольшом отдалении за ними.

При приближении генерала ворота одного из ангаров открылись и оттуда выехали  три тентованных грузовика с маскировочными пятнами на брезенте.

- Садись  в  любой и давай к своим,  - генерал подпихнул вперед все еще находящегося в растерянности Донскова.  - Только постарайся оружие до границы не раздавать.

Он отошел в сторону и остановился рядом с автоматчиком.

- Ну что ж,  - пробормотал в никуда Донсков. - Раз так, значит так. Пусть думают те, у кого головы побольше моей. Наше дело - работа.

И без разбора он вскочил в первый из грузовиков.

- Остальные ваши ждут тебя у выхода, - сквозь гул моторов донеслись до него последние слова генерала.

Хотя нет, они были не последние, но других он уже не услышал.
 
- Удачи тебе,  капитан, - вот что прошептал на дорожку усталый человек с защитными погонами.

                ***

Из Новокузнецка еще раз за это время удвоившийся отряд выступил  на Барнаул. На этот раз в сам город не заходили, а расположились на берегу Оби.  Наслышанные про поход жители близлежащих сел  сами  подвозили провиант, надеясь хоть этим сохранить остатки выращенного урожая.  Десяток грузовиков с продуктами прислал в счет выкупа и город  вместе  с новой партией людей.

Теперь у Донскова просто не оставалось другого выхода, как по совету генерала идти на Казахстан.  Правда,  еще можно было попытаться повернуть на Новосибирск,  но с такой массой людей вторично по пути Движения он  бы  уже  не  прошел  по опустошенным местам.  А вот выйти на Челябинск через Казахстан вдоль его границ и там соединиться с  основной ветвью можно было попробовать.

В Рубцовске, последнем крупном городе на территории России, Донскова поджидала  неожиданная  встреча  с Санли.  Вездесущий журналист каким-то образом добрался и сюда,  используя свои механизмы передвижения по чужим территориям.

- На ловца и зверь бежит, - приветствовал его Димадон, крепко пожимая дружескую руку.

- И я подготовил то же приветствие,  - удивился совпадению хода  их мыслей журналист. - Тогда кто же из нас ловец?

- Ловец - я,  - сбросил шутливый тон Донсков,  - и это  однозначно. Мне поручено тебя убрать, то есть убить по-вашему. Кому-то в верхах ты здорово насолил своими публикациями.

После такого заявления веселость пропала и у Санли. О беспощадности русской контрразведки и органов госбезопасности он был достаточно  наслышан. Не  имея  ни  средств,  не умения вести публичные процессы,  те опять вернулись к не очень давним временам тихого уничтожения  противников.

- Я верю, что это серьезно, - попытался держать себя в руках Санли, про себя десять раз пожалевший,  что забрался сюда.  Может,  русские и были в   основном продажными людьми,  но зато на таких вот,  как этот, держалась вся Россия.  Такие не покупались, в этом он имел возможность убедиться. Только вера да дружба могли заставить их не исполнить порученное задание.

- Но ты мне друг,  - как бы читая чужие мысли, продолжил Донсков, - и я  этого  не  сделаю.  Но видеться мы не должны.  Согласно легенде я только и делаю,  что гоняюсь здесь за тобой,  как некогда Ермак за сибирским ханом. Так что поговорим - и дуй отсюда. Я ничего не забыл.

- Спасибо,  Дима,  - Роберт облегченно вздохнул.  - В роли ловца  я чувствовал себя  намного уверенней,  чем в роли пойманного зверя.  Что тебя интересует? Я в долгу не останусь.

- Давай не будем дружбу мерять услугами, - предложил Димадон, который, приняв  решение,  повел себя гораздо раскрепощеннее.  - Расскажи, что хочешь.  Я бы сам рассказал  тебе  последние  московские  новости, но... чего не знаю, того не знаю.

- Зато мне они прекрасно известны,  - Санли опять  вошел  в  амплуа удачливого охотника  за информацией.  - Все та же бодяга у вас там.  О Движении ничего не пишут - нельзя.  Зато четыре иностранных корреспондента пропали в Сибири. Как чуть было не пропал я.

- Все,  об этом забыли,  - перебил Донсков. - Это ведь уже не Сибирь...

- ...  а Казахстан,  - попытался подхватить нить разговора Санли. - Так о чем это я?

- Ты хотел рассказать, что за разногласия возникли у Движения с Казахстаном, - подсказал Димадон и чтобы вопрос в лоб не походил на допрос, добавил: - И как там у вас дела с Мариной?

Тут Санли счастливо улыбнулся, дойдя, наконец, до приятной для него темы.

- С Мариной у нас все окей!  Ты даже не поверишь, но мы с ней поженились. В Омске.  И в церкви православной повенчались. Хотя она некрещенная, а я протестант. Но Мариночка так захотела. Россия - удивительная страна, в ней душа как бы открывается неведомым порывам...

Донсков тихонько тронул за плечо размечтавшегося журналиста.

- Роб, вернись на землю. Я рад за вас, а что с Казахстаном?

- Здесь все запутано,  как со мной, - мгновенно переключился Санли. - И не у Движения конфликт,  а у Омска, вернее его губернатора. Он перестал получать уголь с Казахстанского Экибастуза, вот и договорился с Движением, что  те уладят этот вопрос в обмен на дружественный  проход по его территории.

- И Погодин согласился?

- Не знаю, кто там согласился, но Движение пошло на это. Прокормить полмиллиона человек - проблема не из простых. А заодно можно будет себя обеспечить после Урала, когда Сибирь кончится.

- Как это? - не понял капитан.

- В Экибастузе полно золота и цветных металлов.  Если все складские запасы продать за границу, то как раз до Москвы хватит.

- И кто этим заправляет?
- По сведениям Неклювина, это Крушин и Равадский.
- То есть все та же "Сибинега"?
- Она самая.
- А Неклювинская "Транс Шелл"?

- Об этом он мне не рассказывал,  - чуть смутился журналист. - Там, как я понимаю, все очень тонко или, напротив, чересчур толсто.

- Толсто, это как? - опять не понял капитан.

- Это  когда все куплено крест накрест и не поймешь,  кому что принадлежит. Вот и все, что я знаю. Встретимся еще, расскажу больше.

- Лучше попозже, - не удержался Донсков. - Тебе же выгоднее.

- Как сказали нам в церкви,  человек полагает, а бог располагает, - парировал Санли.

- Это только для тех, кто в бога верит, - серьезно ответил Донсков, - а госбезопасность у нас неверующая.

Проводив журналиста до машины, Донсков тут же собрал, как принято у казаков, Малый круг на совет для решения вопроса предстоящего перехода государственной границы.



                Глава двадцатая


Перед переходом  границы  капитан раздал людям оружие,  на что ушло ровно половина из возимого арсенала.  Похоже,  генерал передал им чуть больше, чем обещал.

Однако никакого сопротивления при переходе им оказано не было.  Как не оказалось ни границы, ни пограничников,  ни вообще кого-нибудь.  Выслав разведку  и выставив посты,  устроили постоянный лагерь прямо в поле,  недалеко от железной дороги, по которой постоянные поезда больше года не ходили.
 
Через несколько суток начали прибывать разведчики.  Как свои, так и чужие. Первыми  пожаловали  казаки  из Семипалатинска с приглашением в свой город.

- Батька,   -  почтительно обратился седой казак с бритой головой и большим чубом к вдвое моложе его Дон-скову,  - не откажи,  приди нам на помощь. Власть совсем заела русских и казаков. Работы нет, землю отнимают, жить не на что.

- Так  чего сами отпор не дадите?  - удивился Димадон.  - Я слышал, что у вас там целый казачий округ организован.

- Э-хе-хех, - печально покачал головой казак. - Извини, но молод ты еще, атаман. У нас в Казахстане даже целых четыре округа.

- Тогда в чем дело?

- А ты погляди вокруг себя,  а потом к нам загляни.  За  тобой  кто стоит? Могучие парни с винтовками.  А за нами?  Дети малые и жены.  Да еще скарб кой-какой имеется,  хаты, постройки, а у кого и корова с конем. Куда все это денешь?  Пока Советская власть была,  хорошо, богато жили, а ушла - все неверные забрали.

- Вот это да, - не переставал удивляться Донсков, ничего не знавший о жизни оставшихся русских за границей.  -  Так  казаки  же  Советскую власть не любили.

- Не любили,  это точно, - подтвердил седой посол. - Моего деда самого выслали из Ростова сюда,  начинал все сначала. Но пришел Хрущев и мы опять зажили.  Хлеб сеяли, целине помогали. А вот Горбачев все продал. И нас, и Россию. Еще хуже стало. Теперь не то что казаком, вообще русским считаться опасно.

- И много вас здесь таких?
- Да по Иртышу, почитай, половина наберется.
- И вас эти чурки мордуют?

- Что поделаешь, за ними власть, - бессильно развел руками казак. - Вот почему  к вам за подмогой пришли.  Помогите опять к России-матушке вернуться. Или хотя бы создать свою вольную республику. А затем, когда понадобится, мы матушке подмогнем. Как, атаман, надеяться или нет? Подымать Иртыш или все останется по-старому?

Что ответить  на  эту праведную боль,  Донсков не знал.  Не знали и другие, совсем далекие от московской государственной политики.   Но  и одному брать  на душу грех войны,  а без этого не обойтись в борьбе за свободу, он не хотел. Да и не мог по причине личной ничтожности.

- Скоро мы соберем Большой круг, там все и решим, - мягко обратился он к казаку.
  - Пока располагайся здесь, отец. Для вас поставят палатку. А там  разведчики подойдут, может кто еще из ваших подъедет.

- Подъедут,  - уверенно кивнул головой чубатый. - Вы когда из Новокузнецка выходили, мы уже этот вопрос у себя обсуждали. Подъедут, долго ждать не придется.

И точно.   Уже  на  следующий  день представители и других казачьих округов приехали в лагерь. И не только представители. По двое-трое чубатые парни  и  парни без чубов день за днем непрерывным потоком тянулись в лагерь с просьбой записать их в войско.

Никому не отказывали,  да и записей никаких пока не вели.  Отсутствовала бумага,  не  имелось  ручек,   да  и  некому  всем  этим  было заниматься. Поэтому  каждый,   присевший у походной кухни или висящего над костром котелка, считался автоматически принятым. Ко времени Большого круга таких накопилось не одна сотня.

Круг открыл Донсков.  Показав своим людям на пришедших и приехавших делегатов и рассказав об их страданиях, он попросил совета.

- Пускай сами выступят,  - зазвучали нестройные голоса. - Пусть все услышат из первых уст. Да и на них поглядим, чай перед народом не соврут.

Два дня шел Большой круг.  Всех, кто хотел и имел что сказать, выслушали. Обсудили и назначили новых командиров.  А перед заходом солнца объявили волю Круга.

- Идем на Семипалатинск, - произнес Донсков в полной тишине, наступившей среди тысяч людей.

- На Семипалатинск!  - тут же заорала сначала одна,  а затем и множество молодых глоток.  - На Семипалатинск, выручать русских!... Долой казахов!... Слава атаману!...

Через день отряд выступил на Семипалатинск, бывшую главную базу Советского Союза для испытаний ядерного оружия.  Еще пять дней потратили на дорогу. Но город брать не понадобилось. Вся администрация в срочном порядке сама его покинула.  Местные казаки за день до подхода Донскова после небольшого штурма захватили милицейские участки,  убив и потеряв при этом всего не-сколько человек.

Зато за последовавшие затем вечер и ночь, празднуя победу и разграбив все виноводочные магазины города, число умерших победителей значительно превысило число побежденных врагов.  Но это никого не остановило. Набрав  с  бездействующих  заводов,   фабрик и контор добровольных помощников, победители разъехались по пригороду и  району  справедливо переделивать землю.

Поэтому, когда  передовые наблюдатели Донскова появились у стен города, они  столкнулись только с беженцами-казахами, целыми семьями покидающими Семипалатинск.

- Да здравствует казачье войско! Да здравствует атаман! – встретили их хлебом-солью и возгласами местные казаки.

Казачьим войско можно было назвать только с очень большой натяжкой. В основном отряде шахтеров казаком числился только сам  атаман,   а  в присоединившейся части  -  только некоторые из тех,  кто влился туда в последние дни.  Но народную молву было трудно опровергнуть, да и некому.

В полдень к Донскову подошел Мурашко и сообщил, что в разных местах города идет  активная  запись и прием добровольцев в войско.  Кто этим занимался  и по чьему приказу, он не знал.

- Народная инициатива, - не задумываясь, ответил Димадон, прекрасно понимая, что  без карательных и специальных служб с этим не разобраться. -  А вводить свой собственный КГБ, это, извини, Саня, я не собираюсь. Пусть само все идет как идет.

Из-за такой  анархистской политики следующие несколько дней и ночей "гулял" весь город,  празднуя победу русского оружия. Перепившиеся мужики насиловали  ка-зашек прямо на улицах,  а другие вылавливали бывших начальников. Беженцы,  особенно в темное время,  нескончаемым  потоком потянулись на юг в степи, подальше от грозной русской рати.

Через три дня только самые смелые или отчаявшиеся из казахов не покинули область.  А еще через день, опять на Большом кругу, было объявлено о создании Казачьей Иртышской республики в составе трех областей. Столицей объявлялся Семипалатинск, а ее главными городами - Павлодар и Усть-Каменогорск.

Наиболее ретивые или пьяные,  здесь уже трудно  было разобрать, требовали  даже двинуться на Китай,  чтобы забрать у того и Черный Иртыш,  продолжающийся за исконно русским казачьим озером  Зайсан.

Затем прошли выборы президента страны. Казачий круг единогласно избрал им Донскова.  Не ожидавший такого стремительного  роста  карьеры, тот оказался в затруднительном положении.

Не мастер выступать,  он и сейчас готов был многое  отдать  за  то, чтобы кто-нибудь  объяснился перед народом вместо него.  Чтобы сказал, что он всего этого не хотел и не собирался делать.  Что ни о какой казачьей республике даже слыхом не слыхивал.

Но отступать было поздно.  Его обычное молчание по аналогичным вопросам принесло совершенно неожиданные результаты.  В людской молве  он лишь прослыл   твердым и немногословным атаманом,  не бросающим лишних слов на ветер. Даже самые старые казаки за такое достойное и уверенное поведение в упор не замечали его молодости.

- Что делать,  Саня? - в который раз дергал Донсков друга за рукав, готовясь подняться на пьедестал памятника для ответного слова.

- Не знаю, - также в который раз отвечал верный товарищ. - Ты старший по званию,  сам решай.  Скажи,  что нам еще много дел предстоит по освобождению Иртыша  и  что казаков и русских людей угнетают не только здесь, но и в других областях Казахстана.

Ухватившись за последнюю идею,  как за соломинку, Донсков с тяжелым сердцем подошел к пьедесталу.  Десятки благодарных рук помогли  ему  и через секунду он окидывал взглядом бушующее внизу людское море.

- Ура атаману! Ура президенту! - неслось со всех сторон. - Защитнику казачьих свобод, ура!

- Ур-а-а! - подхватывала площадь.

Донсков медленно поднял руку вверх,  понимая,  что только краткость может помочь ему.  Толпа постепенно стихла. Отчетливо выговаривая каждое слово, он произнес:

- Спасибо за доверие,  люди,  - и поклонился толпе.  - Я уважаю ваш выбор и должен был бы подчиниться ему, - тут по толпе среди заметивших это "бы" прошел небольшой ропот. - Но посмотрите, сколько вас здесь, - с легким недоумением многие завертели головами,  - а  теперь  мысленно представьте, сколько еще русских оторвано от родины-России. Моя миссия еще не закончена.

Тут до собравшихся начал доходить смысл выступления атамана и  площадь замерла в затаившемся ожидании.

- Я отказываюсь от президентства, но остаюсь атаманом. Я обещаю вам освободить весь  Иртыш  и освободить ваших братьев во всем Казахстане. Вот тогда можете звать меня обратно.  Казачьи обычаи не запрещают этого.

А сейчас я предлагаю вместо меня  выбрать  президентом  республики Степана Георгиевича, - он показал рукой вниз на стоящего около пьедестала седого казака, первым прибывшего к нему с посольством. - Я знаю и доверяю ему. Он и будет вам родным отцом. Я все сказал, вам решать.
 
Донсков протянул руку вниз,  предлагая старому казаку подняться  на пьедестал. Тот отрицательно покачал головой, но Донсков, не убирая руки, продолжал молча и твердо глядеть ему прямо в глаза, пока не добился своего и не поставил казака рядом с собой. Затем еще раз поклонился народу и легко спрыгнул в протянутые руки, оставив за собой неимоверно тяжелый груз выступления.

Молчавшая все это время площадь внезапно взорвалась криками:

- Любо!  Любо! Слава атаману! Быть Степану Георгиевичу президентом! Знаем его! Любо!



                Глава двадцать первая


Избрание первого  казачьего  президента  первой казачьей республики город отмечал еще три дня повальными пьянками.  Теперь уже и казаки не выпускали своих женщин и детей на улицу, пока не утихло веселье.

Лишь после этого жизнь понемногу начала входить в свою повседневную колею, не неся ничего хорошего ее обладателям.  Ее требовалось строить заново.

Но для Донскова с Мурашко все это было уже позади.  Оставив Семипалатинск, они с увеличившимся отрядом направились  вверх  по  Иртышу  к Усть-Каменогорску. Дополнительно  их  войско пополнилось десятком танков и бронетранспортеров,  а также четырьмя пушками. Все это принадлежало присоединившемуся к ним российскому гарнизону,  неизвестно по каким договорам до сих пор остававшемуся в бывшей братской республике.
 
Под Усть-Каменогорском они столкнулись с первым организованным сопротивлением казахов. Примерно две роты, засевшие в полуоткрытых окопах, встретили их автоматным огнем,  даже не вступая ни в какие переговоры. Потеряв несколько человек убитыми и получив десяток  раненых,   войско остановило марш.

Силой гнать под пули необстрелянных бойцов Донсков не хотел.  Но  и отступать было никак нельзя. Тогда все их войско сразу бы превратилось в огромную банду,  грабящую беззащитные города и удирающую от регулярных сил.

Правда, влившиеся в отряд казаки, которые составляли теперь процентов двадцать  от  всего  войска,  принесли с собой четкую организацию, разбив всех людей на взводы,  сотни и батальоны, соответственно по десять, сто   и тысячу человек.  Взводом командовал лейтенант,  сотней - сотник, батальоном - есаул.

Штабные старые казаки имели звания полковников, которое  присвоили также Мурашко. Это же звание получил и майор Карпин, командир  перешедшего на их сторону гарнизона. Сам Донсков остался атаманом.

Такая пестрая смесь казачье-советского построения объяснялась очень просто. Старые казаки, знающие обычаи, никогда не воевали, а если воевали, то очень уж давно. Молодые же служили только в российской армии. Поэтому сошлись на компромиссе.  Дополнительно создали спецназ из тех, кто успел хоть где-нибудь повоевать или служил на границе.  Таких набралось около ста человек. Их командиром назначили Мурашко.

И хотя у них имелось явное преимущество в людях,  Донсков  приказал перейти к обороне.

- Пусть постреляют немного,  - передал он в сотни,  а сам уединился со штабом для выработки диспозиции.

Казаки тут же начали учиться окапываться.  На той стороне,  похоже, находились точно такие же вояки, как и они, а судя по частоте неприцельной стрельбы, так еще и необеспеченные патронами.

Работа в штабе шла быстро.  Четыре казачьих полковника,  никогда не державшие в руках оперативных карт и считавшие шашку  лучшим  наступательным оружием всех времен,  во всем соглашались с Донсковым, Мурашко и Карпиным.

Первым делом  требовалось  отсечь возможность быстрого подхода сюда подкреплений из Алма-Аты,  продолжавшей оставаться  реальной  столицей Казахстана в   глазах  его жителей.  Для этого машины со взрывниками и спецназовцами были высланы вдоль железной дороги до самого  Талды-Кургана. То,  на что белорусские партизаны во время Великой Отечественной тратили месяцы, здесь оказалось выполненным всего за четыре дня. В десяти местах   железнодорожный  путь оказался взорван,  причем половина пришлась на мосты через реки.

После успешного завершения этой операции казачьи полковники  срочно направились в Усть-Каменогорск подымать область.  По примеру Семипалатинска можно было не сомневаться,  что им это удастся.  Ведь  основной контингент алтайских шахтеров составляли русские, впрочем, также как и бездействующих ныне плавильных печей в городе.

К этому  моменту  противоположная сторона почти перестала стрелять. Как признался "язык",  которого взяли ночью разведчики, они давно мечтали об отступлении, имея перед собой превосходящие силы. Только полная пассивность казаков не позволяла осуществить желаемое.

- Не волнуйся, браток, скоро побежите, - утешил его есаул.
- А что будет со мной? - упал на колени маленький запуганный казах.
- Не знаю, как решат господа казаки, ты у нас первый.

Господа казаки на Кругу решили пленных не брать,  чтобы не  таскать за собой обузу. Но и убивать безоружных людей было не по-божески.

- Вот если бы у тебя поручитель какой нашелся,  что больше  воевать против русских не будешь, - вздохнул при повторном допросе есаул.

- Есть! Есть поручитель! - радостно встрепенулся маленький казах.

- И кто это? - подозрительно нахмурил брови есаул.

- Наш бай, он здесь недалеко живет. Очень почтенный человек.

С местными баями,  которые по совместительству здесь являлись,  как правило, и представителями власти, контакт у них имелся. И неплохой. Во-первых, почти все они знали Мурашко. Приобретенный им опыт в заготовительных бригадах Движения тут просто оказался неоценим.  По четкому плану,   не мародерствуя бессистемно,  он обложил все близлежащие села и городки разумной данью.

А иногда даже расплачивался и деньгами: российскими, которые  им  передал  генерал и которые имелись у Карпина, или долларами Ру-Аня.  Последний вариант обычно применялся при захвате чьего-нибудь стада на пастбище для выплаты приблизительной компенсации безутешному хозяину за отобранный скот.

Во-вторых, местная  администрация  и знать сами тянулись к ним нескончаемым потоком присягать на верность России.  Объективной  причиной этого являлось желание сохранить привилегии. А вот субъективная причина была гораздо интереснее. Оказалось, что раньше под далекой Москвой многим из них жилось намного лучше, чем под близкой Алма-Атой со своими местными  кланами или еще более близким начальством из новоиспеченной столицы страны.

- Лучше  считаться советским и жить достойно,  чем зависеть от безродных выскочек,  - слащавым голосом заговорил вызванный толстый  бай, со скрытым значением поглядывая на членов штаба сквозь заплывшие жиром узенькие глазки.  - Можно и в казачьей республике жить,  лишь  бы  она уважала наши   старинные законы. А мы ее пожелания будем доводить остальному нашему народу.

Такая покладистость полковникам нравилась.  Разве русские когда-нибудь плохо относились к другим народам?  Ну, может только к евреям, да и то  лишь в тяжелые времена своей истории.  Главное,  чтобы другие их признавали великим народом, а там пусть живут как хотят по своим законам.

- Так поручишься ты за этого солдата? - полковник указал баю на маленького казаха.

Тот о  чем-то  быстро залапотал с пленным на своем птичьем степном языке. Потом в разговоре бай начал размахивать руками и надувать щеки. Чем   больше он размахивал руками,  тем ниже склонялась голова маленького казаха, пока совсем не упала на грудь.

- Ну что?  - повторил полковник,  видя что в их разговоре наступила длительная пауза.

- Я согласен, - переключился на слащавый тон бай. - Обещаю, что два года буду прятать его от любых властей, чтобы он больше не взял в руки автомат.

- Зачем такой большой срок? - удивился полковник. - Достаточно полгода, в крайнем случае год.

- Год он не будет воевать,  а еще год - это  наказание  по  местным обычаям за то, что выступил против наших русских братьев.

- Раз такие обычаи,  я не возражаю, - согласился полковник. - Ну, а ты, -  он повернулся к пленному.

Тот в ответ только утвердительно кивнул два раза головой, все также не отрывая ее далеко от груди и не подымая глаз.

- Отпустите его,  - довольный миролюбивым разрешением вопроса, приказал полковник. - И впредь также поступать с остальными пленными, если они у нас случайно окажутся.

Бай вежливо попрощался со всеми,  усадил пленника в запряженную конем повозку и,  довольный собой,  тронулся в путь. Поручительное слово являлось не слишком большой ценой за бесплатного батрака, который должен был два года отрабатывать в его хозяйстве.

"Если дело так пойдет и дальше, то под этими новыми русскими очень даже неплохо будет жить", - думал бай,  поглядывая на кряжистую фигуру привыкшего к тяжелой работе маленького казаха с поникшей головой.

                ***

Получив подтверждение из Усть-Каменогорска, Донсков отдал приказ на наступление. Поставив  в первые линии казаков и спецназ,  он двинул их вперед. За ними длинными цепями поднялось остальное войско и с криками "Ура!" бросилось  на  траншеи казахов.

Конечно, можно было обойтись и без всеобщей атаки и понести  меньшие потери,  ударив, к примеру, ночью или пустив сразу в ход имеющиеся танки. Но другой такой благоприятной возможности,  когда победа  являлась гарантированной,  могло больше и не представиться,  чтобы обстрелять в бою сразу весь молодняк.

После поднятия  первых цепей огонь противника сразу достиг максимума. Вот где пригодились те несколько десятков  бронежилетов,   которые Донсков предусмотрительно  вез  с собой еще с Кемерово.  Моральный дух нападающих всегда повышается,  когда они видят перед собой  неуязвимую гвардию, принимающую на себя первые удары.  И, наоборот, противник паникует, не попадая, как ему кажется, в стопроцентно доступные мишени.

Получив тупой удар в живот и два раза с трудом вздохнув, восстанавливая сбитое дыхание после пулевого попадания, Донсков одним из первых добрался до чужих траншей.  Застрелив в упор узкоглазого офицерика, он призывно махнул рукой своим. Рядом тяжело спрыгнул вниз здоровенный шахтер из Прокопьевска, своей массой на лету сбив с ног казаха.  Остановившись над  ним,   шахтер застыл в недоумении, не зная, что предпринять дальше.

- Стреляй! - заорал Донсков, одновременно указывая на автомат.

Тот громко,   как  отбойный молоток,  застучал и задергался в руках здоровяка, посылая даже с такого расстояния каждую  вторую  пулю  мимо цели. Опустошив  весь магазин,  он вопросительно уставился на атамана, как бы спрашивая "что же я наделал?"

Не давая до конца рассмотреть неприглядную картину,  Донсков указал вперед. Тяжело выбравшись из окопа, дальше шахтер понесся семимильными шагами, прикрывая собой атамана. Пересекая их движение, чья-то нерусская спина оказалась перед ним. Мельком взглянув в обе стороны, теперь шахтер сам без подсказки надавил курок.  Но пустой автомат не ответил.
 
- Штыком! - донесся из-за спины голос учителя.

Вдвинутый могучей рукой штык насквозь прошел  худенькое  тело.   На этот раз уже не глядя на результаты своего труда, шахтер резко сбросил труп со штыка и что-то крича, помчался дальше вперед, больше ни на кого  не оборачиваясь.

Боя не  получилось,  получилась резня.  Допустив казаков до окопов, казахи побросали оружие и бросились сломя головы бежать прочь. Но убежать, тем   более спрятаться,  в степи нет возможности.  Большая толпа продолжала бить маленькую и никакие отдаваемые в надрыв команды не могли остановить этот процесс. Пока последний солдат врага не оказался на земле, штык и курок продолжали работать.

Добивать и проверять лежащих не стали.  Как не стали помогать и чужим раненым.  Подобрав только своих и положив их на машины,  отряд, не останавливаясь, проследовал дальше к Усть-Каменогорску.

Здесь повторилась та же картина, что и в Семипалатинске. Даже с еще большим размахом,  так как близкое к Китаю русское население  казачьего Иртыша хотело оставаться только российским.

Город по казачьему обычаю пришлось отдать для грабежа парням,  не получающим за свои ратные труды ни копейки. И опять понеслись над степями и горами беспомощные крики   насилуемых женщин,  и опять пролились невидимые миру слезы детей, потерявших  родителей,  и опять потянулись беженцы, десятками и сотнями тысяч запруживая  ведущие на юг и юго-запад дороги.

Один раз среди толпы мелькнуло,  как показалось Донскову, лицо Санли. Но он не стал на этом задерживаться. Если и так, то тот просто выполнял свою работу, в то же время точно соблюдая их уговор.

Несмотря на вхождение Усть-Каменогорска в Иртышскую республику,   о чем торжественно  объявил  ее президент Степан Георгиевич,  прибывший в город раньше Донскова,  настоящую победу отмечать было  рано.   Только сплошная вереница беженцев не давала пока возможности подойти сюда основным правительственным силам Восточного округа,  сосредоточившимся в районе озера Зайсан.

Это было около двадцати тысяч человек с тяжелым вооружением,  что в три-четыре раза превышало их нынешний состав.  Правда,  теперь Донсков мог ставить под ружье любого жителя Иртыша,  но,  к сожалению,  только теоретически. Между "иметь возможность" и "сделать" - дистанция огромного размера.

Пока к реальному усилению можно было только отнести присоединение к ним пограничной заставы,  охранявшей южные рубежи республики и почему-то состоящей из российских солдат. Но ей еще требовалось время, чтобы преодолеть разделявшие их триста километров гор и холмов.
 
До решающего сражения бросать Степана Георгиевича Донсков не  собирался. Он прекрасно понимал, что дело зашло настолько далеко, что другим его решением могли быть точно такие толпы беженцев, только на этот раз из   русского  населения.  А ушли бы отсюда вообще русские женщины после того,  что казаки делали с казашками, даже трудно было предположить. Поэтому он просто стоял под городом, ожидая прихода врага.

Прошла неделя, другая. Густой поток беженцев давно иссяк, но дороги оставались пустыми, как будто правительство и не думало возвращать потерянное и защищать своих жителей.  Хотя могло быть и такое.  Но тогда какой-нибудь местный князь давно должен был вести с ним переговоры  об образовании еще одной новой племенной страны.

На исходе третьей недели Донскову доложили,  что его желают  видеть какие-то два  человека  в  неизвестной военной форме по очень срочному делу.

- Русские хоть или китайцы? - для находившегося в постоянном напряжении атамана это явилось маленькой разрядкой.

- Говорят на русском, но, похоже, китайцы.

- Ну, Саня, ты и разъяснил. Еще непонятней стало. Давай их сюда.

В комнату вошли два офицера в белоказачьей форме.

- Ротмистр Зубацкий Андрей Викторович.

- Поручик Антонов Вениамин Арсеньевич.

Они представились.  Донсков удивленно поднял брови,  услышав  новые звания, которых  не  имелось даже в их смешанной армии.  Тем не менее, пораженный безукоризненной формой и манерами,  поднялся и представился ответно:

- Донсков Дмитрий Денисович.

Двое чуть удивленно переглянулись между собой и тот,  что постарше, ротмистр, произнес:

- У нас вас называют атаман Дон.

- У кого это у нас?

- Извините, атаман. Вы о нас слышали как о белогвардейцах. Мы правнуки тех,  кто был в России с Деникиным и Колчаком, а потом оказался в Китае. Там на севере в районе Харбина и других городов сейчас проживает несколько миллионов русских и выходцев из них. Все эти годы мы поддерживали веру на воссоединение с родиной. Поэтому, услышав о создании Казачьей республики,  через весь Китай прибыли прямиком сюда,   чтобы служить под вашими знаменами.

Удивление Донскова не имело границ. О нем не знали ничего в Москве, похоже не особенно  слышали в Алма-Ате,  а вот в каком-то краесветном Харбине он оказался настолько популярным, что к нему приехали за тысячи и тысячи километров.

- И кто же обо мне вам рассказал? - не смог удержаться он от личного вопроса.

- Роберт Санли о вас пишет постоянно.  Наши  газеты  перепечатывают все его статьи о Сибирском Движении и Иртышской республике.

Донсков внутренне улыбнулся. "Ах, Санли, Санли, не зря, похоже, тебя решили убить, раз ты стал таким знаменитым".

Но когда он услышал,  какую подмогу привела  к  нему  бывшая  белая гвардия, то с него мгновенно сошла даже внутренняя улыбка.

- Четыре тысячи человек под  командованием  полковника  Сканевского Сергея Игоревича.

- И что, все такие молодцы, как вы? - попытался пошутить Донсков.

- Ребята неплохие, по всему Дальнему Востоку собирали. Мы через Иртыш к вам спускались. На Зайсане столкнулись с казахскими частями.

- Ну и что? - тревожно вырвалось у Донскова.

- Ничего, разбили их наголову. Поздно вечером напали и всех порубили. У нас ведь тысяча человек на конях.  Хотели с собой все танки забрать, но нашли только десять водителей. Шестую сотню оставили охранять еще столько же вместе с артиллерией.

Донсков ошарашенно мысленно пережевывал услышанное.

- Основные наши силы в двух днях пути отсюда,  - закончил ротмистр. - Мы   посланы  вперед,  чтобы проинформировать вас и поступить в ваше распоряжение.
Донсков медленно поднялся.

- Дай обнять тебя,  ротмистр,  - не смог сдержать он чувств,  может быть впервые почувствовав себя настоящим русским атаманом.

Похоже, случайно  созданная им казачья республика могла закрепиться на берегах Иртыша.  Он столько лет боролся за единство России, даже не задумываясь, зачем  это делает,  просто выполняя приказания.  А оказалось, для многих людей это составляет смысл жизни.

- А потом что делать собираетесь? - осторожно поинтересовался капитан, чуть переварив услышанное.

- Здесь останемся,  соединимся с Россией, хлеб посеем, родных вызовем, - как само собой разумеющееся,  ответил Зубацкий.  - Мы ведь не служивые. Но если надо, то и послужить сможем, и служивых заведем.

Через два дня первые белые казаки показались  под  Усть-Каменогорском. На высоких конях, сотня за сотней, они молодцевато проезжали мимо приветствующего их атамана, запевая сочиненную в пути песню: "Дон пришел на Иртыш и сказал казахам "кыш".  Вы,  казахи, не казаки, и не вам учить нас драке.  Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить, с нашим атаманом не приходится тужить ...".



                Глава двадцать вторая


По случаю победы под Зайсаном и соединения двух казачьих армий, гуляния в Усть-Каменогорске продолжили.   Спасаясь от духоты и палящего солнца, командиры собрались для обсуждения дальнейших планов во  внутреннем дворике выделенной атаману резиденции,  где в тени старых абрикосовых деревьев стояли накрытые столы.

Месяца пребывания  под южным солнцем Донскову хватило,  чтобы почти отказаться от употребления водки и перейти на местные вина.  Хотя водка, и "Московская", и "Столичная" непонятно какими путями бесперебойно продолжала поступать в войско. Однако сочетание вина, винограда, халвы и орехов постепенно перевешивали старую привычку.

Поэтому и теперь стол для гостей ломился от изобилия фруктов и разнообразных сортов вин. Ни одного из них Димадон прежде не знал, а сейчас, говоря  по правде,  даже не пытался запомнить,  четко уяснив, что все они отлично утоляли жажду и приводили голову в этом пекле в состояние легкой ясности.

Усадив рядом с собой полковника Сканевского, он интересовался историей его отряда.

- Сергей Игоревич, никак не пойму, - в который раз повторялся Донсков, - как все же вас пропустили китайцы? Ведь это же несколько железнодорожных составов людей, да еще кони, политика, то да се. А там диктатура, Центральный комитет партии, вождь.

- Дмитрий Денисович,  дорогой, вы не знаете Китая, - отвечал, находясь в приподнятом расположении духа наследный  российский  князь  китайской закваски.
- Китай - это десять Россий  по населению.

- Китая не знаю,  а вот про численность слышал, - не очень упирался атаман.

- Нет,  батенька,  - засмеялся полковник, - здесь не слышать, а видеть надо,   только тогда такое можно вообразить.  Никакой Центральный комитет за всеми уследить не может.  Всем заправляют власти провинций, а ЦК компартии только меняет их состав. Поэтому там не то что мой корпус, а десять таких корпусов при желании можно  незаметно  перебросить куда угодно.

- А у кого могло возникнуть такое желание? - искренне удивился атаман. - Что Китаю до Казахстана?  Ведь между ними пустыня Такла-Макан и горы Тянь-Шаня.

- Вот здесь, Дмитрий Денисович, вы попали в самую точку, - с уважением глянул на народного атамана потомственный дворянин, не подозревая под личиной того специалиста по геополитике. - Здесь самая большая загадка и для меня. Вроде и не надо, но, похоже, кто-то в этом очень заинтересован. И не только там,  а и здесь.  Но какое мне до этого дело? Обещаний с меня никаких не требовали, расписок тоже не давал.

- А было за что? - скорее по укоренившейся привычке, чем по необходимости продолжал беседу разомлевший от тепла и вина атаман.

- Бесплатная  перевозка литерными поездами,  проход через границу с оружием. А еще деньги, переведенные из России.

- Много?

- Не знаю, как у вас это оценивается. Десять миллионов долларов.

- Хм-м,  у нас это много,  а здесь - так вообще неисчислимо.  И кто этот казацкий меценат?

- Не доводилось раньше видеть или слышать.  Какой-то Ребров. Завтра мы с ним здесь встречаемся.  Если интересует,  буду рад пригласить вас на встречу.  Еще даст денег - возьму,  а потребует что - так шашкой по шее. Я теперь у себя на Родине.

- Уж не Всеволод ли Львович это? - как бы невзначай поинтересовался Донсков, опьянение которого резко пошло на убыль при  звуках  знакомой фамилии.

- Он самый,  - теперь уже удивленно ответил Сканевский.  - Что, известная личность?

- Больше чем, - тяжело вздохнул Донсков.

- Значит,  опять политика. А я-то думал, патриот. Тогда, прошу вас, Дмитрий Денисович, взять переговоры под свой контроль. Мне до чертиков надоело общаться с хитрыми китайцами, которые ни одного слова прямо не скажут. А тут свои такие же.

Застолье продолжалось до поздней ночи. Так как хмель после услышанного под вино больше не возвращался,  пришлось прибегнуть к испытанной водке. Она сработала безотказно и заключительное выступление танцовщиц, едва  прикрытых тончайшей кисеей,  по случаю победы  воспринялось Донсковым как сцена из сказочной "Тысячи и одной ночи".

- Откуда здесь эти юные казашки? - еле ворочая языком от выпитого и съеденного, обратился он еще к одному полковнику, на этот раз Мурашко, когда гибкая танцовщица уселась "батьке" на колени,  прижавшись  своим дрожащим телом к его мускулистой фигуре.

- Это походный гарем,  - ответил не меньше выпивший Саня.  - Ребята отлавливают их  из беженцев и тайно перевозят повсюду за собой,  чтобы потом совместно пользоваться.

- Но это же варварство, - пьяно возмутился атаман, поглаживая гладкую коленку переставшей дрожать девушки. - И кто этим заправляет?

- Да никто.  Они вскладчину наняли каких-то двух китайцев, вот те и присматривают за ними.

- Чувствуется опытная рука Чижика, - пошутил размягченно атаман, не догадываясь, как близко его слова находились к истине.


                ***

Ребров Всеволод  Львович  оказался  именно тем Ребровым,  о котором вспомнил Донсков. 

В очередной раз мысль о том, что он - пешка, а всем правят деньги или насилие,  посетила его голову.  Ведь на что казались человечными ленинские идеи, и те в конце-концов оказались живучи только благодаря сталинскому прикрытию.

Присутствие на конфиденциальной встрече третьего  лица  Реброва  не удивило. Похоже,  он был готов к тому,  что раньше или позже  они  все равно встретятся, до этого зная друг о друге только понаслышке.

Ребров сразу повел себя как старый знакомый.  И ни слова, ни даже попытки намекнуть, что  он-то знает,  кем на самом деле является знаменитый атаман. Так  когда-то поступил и Сукин, когда они оба внедрялись в Движение.

По странному совпадению, именно с Сукина Ребров и начал беседу.

- Олег Викторович кланяется вам и приносит свои извинения  за  все, что было между вами.  Он человек на службе, сами понимаете. Теперь ситуация изменилась, поменялся и он. Так что все старое забыто.

- Ладно,  - удивляясь самому себе за такие слова,  согласился Димадон, начинающий смотреть на отдельные поступки с высоты своего  нового положения. - Это ему приказ?

- Считайте, что приказ, - не стал скрывать Ребров. - Я думаю, у нас найдутся общие интересы.

- Будем надеяться,  - опять согласился Донсков. - А теперь, что вас привело сюда?  Сергей Игоревич рассказал мне о вашем участии в его истории.

При этих  словах полковник Сканевский поднялся со стула и обратился к Реброву:

- Я позволил себе это сделать, так как теперь нахожусь в подчинении атамана и являюсь гражданином Казачьей республики.

- Ну что вы,  Сергей Игоревич,  - успокоил щепетильность полковника Ребров. - Все верно и никаких претензий у меня к вам нет.

- Тогда давайте перейдем к делу, - предложил Донсков. - Итак?

- Сначала о деньгах.  Это безвозмездная помощь тысячам русских патриотов, волей  судьбы  оказавшимся  на чужбине и желающим вернуться на родину.

- С оружием в руках, - уточнил Донсков.

- С оружием в руках, - автоматически повторил Ребров.

Однако тут  до  него  дошел истинный смысл этих слов и он попытался исправиться. Но Донсков не дал ему этой попытки.

- Ну,  Всеволод Львович,  мы же договорились,  начистоту.  И Сергей Игоревич ждет этого,  чтобы принять свое решение:  выразить вам благодарность или ..., - тут Донсков сделал выжидательную паузу.

- Что или ...? - моментально отреагировал на нее Ребров.

- Мы еще не решили, - несколько смягчил положение Сканевский, понимая, что нельзя вот так с ходу бить по протянутой руке с помощью.

- Да,  мы еще не решили,  - поддержал его чуть не сорвавшийся Донсков.

Ребров  призадумался, решая в уме свои какие-то проблемы.

- Можно и начистоту.  Я - член российского патриотического союза. Наша цель - вернуть обратно все российские земли,  преступно розданные Горбачевым. А его самого ...

Здесь Ребров на секунду запнулся,  то ли выбирая,  то ли перебирая, что бы сделать с предателем. Однако тонко почувствовав, что личное будущее экс-президента СССР не особенно волнует собеседников,  продолжил об основ-ном.

- ... О нем не будем. И чужого нам не надо. Ни Бухары, ни Самарканда, ни  даже  пика  Коммунизма - самой высокой горы Советского Союза в Таджикистане. Но исконно русские земли - пожалуйста,  отдайте.

 А  как переводится слово  "Казахстан",   вы  знаете?  - глядя на Сканевского, спросил Ребров и, не дожидаясь ответа, сам же и закончил: - "Казак стан" или стан казаков, то есть место, где отстаивались и кормились казацкие дружины древней Руси. Вот эти земли мы хотим забрать у косых.

- Каких косых? - не понял Сканевский.

- Ну этих,  узкоглазых,  казахов.  К тому же они присвоили себе  не принадлежащее им слово "казак",  переде-ав его в "казах",  чтобы запутать древнюю историю и скрыть правду об исконно русских землях. Поэтому мы помогаем вам.  Чтобы вы помогли нам,  патриотам. Теперь вы удовлетворены?

Это могло  походить  на правду.  Чего-чего,  а всяких союзов за что угодно в России хватало. И деньги все они откуда-то имели немалые. Могло походить.  Однако Донскова настораживало то, что до сих пор в разговоре ни разу не было упомянуто имя "Сибинега". А как он прекрасно помнил, именно с нее началась вся эта заварушка.

Но Ребров и здесь не стал отпираться.

- "Сибинега"  - часть России.  И ей нужны новые рынки сбыта нефти и газа. Так лучше мы через своих протянем трубопроводы в Китай и Иртышская республика будет получать за это деньги,  а не какие-то косые. А в случае чего,  она же и защитит здесь интересы России. Я уже говорил об этом с вашим президентом. 

Степан Георгиевич понимает важность  такого сотрудничества и одобряет его. Мы собираемся открыть свой банк в Семипалатинске. Чтобы  не было никаких подозрений, вы все войдете в наблюдательный совет.

Интересы России  в  этом  монологе  упоминались много раз,  поэтому Донскову возразить оказалось нечего. На фоне таких глобальных проектов подозрительное поведение  "Сибинеги"  в Кузбассе начинало казаться и в самом деле чьими-то наговорами.

- Хорошо,  допустим что так,  - вслух согласился Донсков. - А с чем сейчас пожаловали, Всеволод Львович?

По новому тону вопроса Ребров понял, что ему удалось убедить атамана. Проведя больше недели в казачьей республике,  он уже лучше  самого Донскова понимал силу этого звания,  с которым приходилось считаться и откупаться.

- Вопрос в следующем.  Вы, наверно, знаете, что по поручению губернатора Омска вооруженные силы Движения заняли Экибастуз, который казахи, к слову говоря,  незаконно считают своим. Теперь этот город неожиданно оказался  и в сфере интересов вашей новой республики.  Мы готовы уступить этот город вам,  но за это просим помочь  нам  отстоять  свои права на другие исконно русские территории Казахстана.

- Соглашайтесь,   атаман, - не выдержал заманчивого предложения Сканевский. - Весь Иртыш будет наш.  Кликнем затем клич днепровским и кубанским казакам. Земли здесь благодатные.

- Конечно,  - поддержал его энтузиазм Ребров. - А еще казаки Ишыма, Тобола.

- Это Северный Казахстан?

- Точно.   Мы поможем вам здесь отстоять свою казачью страну,  а вы нам там - создать Омско-Тюменскую республику. Казаки будут охранять ее границы и сеять хлеб, как в старые добрые времена.

"Ага, вот оно, - подумал про себя Донсков, - Наконец-то прозвучало. Вот куда нацелился президент "Сибинеги" Крушин.  Петр Андреевич понял, что одному ему в Китай не пробиться и решил объединить  свой  север  с миллионным Омском.   И повести дружбу с вольными казаками...  Впрочем, это не мое дело. А вот русские города освободить надо".

Вслух же он произнес следующее:

- Сказать по правде, не ожидал, Всеволод Львович, что мы союзниками станем.

- Все бывает, Дмитрий Денисович, - довольный устно заключенным соглашением, ответил Ребров. - Даст бог, может и друзьями станем.

"Даст бог,  даст бог",  - рефреном стучало в голове у Донскова  всю обратную дорогу до резиденции.



                ***


Оставив для  обороны южных рубежей новой республики полковника Сканевского с половиной его людей,  Донсков с основными силами вернулся в Семипалатинск. Здесь он решил дожидаться окончания похода на Павлодар части своей армии,  параллельно занимаясь сбором сил для броска на запад, как у них было договорено с Ребровым.

Имелась и еще одна причина не двигаться сразу на Караганду.  Следовало пропустить вниз, к югу, новый поток беженцев-казахов с Павлодарской области. Масштаб миграции на юг возрос сразу в несколько раз, когда среди населения распространился слух,  что вместе с армией  атамана Дона идут и белогвардейские казаки ротмистра Зубацкого.

Здесь надо отдать должное работе Реброва и его людей во главе с Равадским. Слухи и панику сеяли они.  Поджоги деревень и массовые убийства также являлись их рук делом.  Все списывалось на  зверства  белых, которых когда-то  отсюда  выбили большевики Ленина и которые вернулись отомстить. Поэтому,  когда конница Зубацкого и в самом деле появилась под Павлодаром, фанатический ужас объял мирных жителей.

Лишь сотая часть боеспособного населения  откликнулась  на  призывы местных властей организовать отпор захватчикам.  Полтора десятка тысяч человек захотели получить оружие с бывших складов советской армии, которые теперь охраняли национальные гвардейцы.  На создание полноценной армии у   Казахстана до сих пор не находилось ни средств,  ни желающих там служить.

Выйдя навстречу казачьей армии,  нестройные колонны решившихся  отдать жизнь за  родину  и свободу людей встретились с ней в нескольких десятках километров южнее Павлодара у поселка с многозначительным названием Ермак.

С криками  "Да здравствует свобода и независимость" и "Смерть убийцам" колонны растянулись в цепи и,  беспорядочно стреляя, бросились на видневшихся вдалеке на сопках казаков.  От неумения и испуга атаку они начали больше, чем за километр. Не пробежав и половины разделявшего их расстояния, нападавшие  почти выбились из сил. Поэтому последний бросок на длинный пологий холм они совершали на издыхании, стреляя из автоматов в основном себе под ноги.

Казаки, не двигаясь, все такой же редкой цепью рисовались по вершине холма. Лишь изредка кто-либо из них падал,  получив пулю  сам  или разделив ее  с лошадью.  Когда расстояние между цепями уменьшилось до ста метров,  конница перестроилась в три отряда, образовав между собой широкие коридоры.

И ту же столбы дыма, грохот и рев раздались позади них за невидимой стороной холма.  Потом дым немного спал, но грохот и рев усилились еще больше. И под такой аккомпанемент на вершине показались  бронированные чудовища. Танки  майора Карпина, набирая скорость, устремились вниз на еле бредущих людей с бесполезными против них автоматами.  Они  с  ходу врезались в  живые цепи, оставляя после себя на пересохшей траве кровавые сгустки мяса, смешанного с землей и одеждой.

Все, на  что  оказались  способны в такой ситуации нападавшие,  это развернуться на сто восемьдесят градусов и медленно  начать  бежать  в обратную сторону.
Обогнав бегущую толпу и проделав в ней широкие проходы,  танки, все также не стреляя,  а лишь газуя и выбрасывая гарь,  развернулись внизу холма и поползли наверх, на этот раз чуть сместившись в сторону.

Новые проходы появились во все еще густой толпе.  Неторопливо,  как бы не реагируя на происходящее,  только совершенно перестав  стрелять, оставшаяся человеческая масса скатилась с холма. Но танки, проделав это же гораздо быстрее, уже опять шли на них.

Толпа продолжала молча бежать, в каком-то смертном инстинкте сбивая плотнее свои ряды,  что позволяло гусеницам за один проход давить  десятки человек.  Бараны и те блеют, когда их гонят на убой. Эти же даже не кричали,  пока их не осталось всего несколько сотен. Лишь тогда они догадались броситься врассыпную во все стороны.

Их никто не преследовал и не стрелял в спину. Казаки, так те вообще не произвели ни одного выстрела.  Если за двадцать  недолгих  минут  и раздалось несколько  очередей,  так это были танковые пулеметы,  когда экипаж больше не мог глядеть близко в спины ложащихся под гусеницы людей.

Так закончилась  ермаковская битва.  Она оказалась еще более беспощадной по своим результатам чем та, где знаменитый казак Ермак Тимофеевич бил  из  своих  огнебойных  ружей  экипированных  луками и пиками дикарей хана Кучума.



                Глава двадцать третья


Ребров не обманул. Пятьдесят миллионов долларов оказались переведены в Иртышскую  республику.  И не куда-нибудь,  а на ее счет во вновь созданном банке "Ирсибин",   открытом  "Сибинегой"  в  Семипалатинске. Единственным формальным условием  получения денег являлось подписание обеими сторонами договора.  Именно с этим и приехал к Донскову  старый казак Степан Георгиевич Береговой, президент республики.

- Здорово,  атаман, - приветствовал он Донскова, вылезая из черного блестящего "Кадиллака"  несколько  устаревшей  модели,  но от этого не ставшего менее большим и солидным.

- Здравствуй,  Степан Георгиевич, откуда у тебя это чудо? - поинтересовался Донсков, указывая на машину.

- Всеволод Львович подарил, - с гордостью окидывая взглядом двойной длины машину,  ответил старый наездник. - В знак дружбы от "Сибинеги". Нашей молодой республике такие люди сейчас очень нужны. На них вся надежда, что помогут выстоять. Сам знаешь,  завоевать легко,   отстоять трудно.

- Да слышал,  - вынужден был согласиться с мудростью слов атаман. - Пойдем поговорим?

- Конечно, для этого к тебе и приехал.

Еще раз  с  любовью  взглянув на железного коня,  Степан Георгиевич чинно направился к входу.  Наверху, усевшись в предложенное кресло, он продолжил разговор.
- Ох,  и т
рудная это штука,  управлять государством.  Ты  правильно сделал, что отказался. Управлять трудно, а уж управлять и одновременно воевать - точно невозможно.

- И что за проблемы? - удивился Донсков, не сильно до сих пор сопереживавший за президентские трудности как этого,  так и того,  другого президента. - Вон сколько помощников вокруг,  целый город. Неужели кто мешает?

Степан Георгиевич понуро покрутил ус.

- Никто не мешает,  в том-то и дело. Но и помочь не может. Ведь, по большому счету,  проблема только одна - деньги.  Всем нужны деньги.  В том числе и помощникам. А где их взять? - он беспомощно развел руками.
 
Вот это  уж  Донскова  не интересовало и вовсе.  До сих пор он знал лишь одно такое место - кассу своего Комитета.  Да еще наличные в конверте, вручаемом  время от времени секретаршей Ритой,  за которые даже расписываться не полагалось. Однако тех денег на всю страну вряд ли бы хватило. Поэтому в знак согласия ему оставалось тоже лишь развести руками.

Найдя единомышленника  в  данном  вопросе,   старый казак несколько ожил.

- Вот тут на выручку появляется эта самая "Сибинега",  - наконец-то президент смог перейти к основному,  - и предлагает нам деньги на  эти самые, как его, экзерсисции.

- Зкзерсисции?

В экономике Донсков не считал себя профессором,  но кое в чем,  вынужденно изучая бухгалтерские документы, сумел натаскаться. Однако такого выражения он не знал.

- Ну да,  или что-то в этом роде.  Они как бы дают деньги под  наши новые рабочие места. Строим мы, а платят они.

- И в чем здесь выгода?  Раз они платят,  значит им будут принадлежать и результаты.

Казак задумался. Затем почесал затылок.

- Как-то Ребров понятно рассказывал,  похоже не врал.  А если врал, так мы обратно все заберем.  Я думаю,  что раз дают,  то  надо  брать. А-а!, вспомнил,  - вдруг радостно оживился он, - так они потом еще дадут этих экзерсисций и мест станет еще больше.

- Каких мест?

- Этих самых, рабочих.

Тут только Донсков  понял,   о чем все время пытался рассказать ему президент.

- Степан Георгиевич, ты, наверно, имеешь в виду инвестиции?

- Ну да! Вот черт, опять забыл это слово, - ничуть не смущаясь, казак полез в карманы шаровар и,  вытащив оттуда  бумажку,   сверился  с текстом. - Точно,  инвестиции.  Я даже специально записал.  Это именно то, что в первую очередь надо развивающимся странам. Они будут  у  нас строить,  а наши люди за это получать зарплату.  Где еще взять деньги, я не знаю. Раньше мы отнимали у казахов, но у своих же отнимать не годится. Им, наоборот, платить надо. Верно, атаман?

Все было верно.  И как ни пытался Донсков настроить себя по  старой привычке против "Сибинеги", но придраться было не к чему. За эти самые инвестиции даже Москва почти всю Россию продала иностранцам.

- И что же предложил Ребров? - поинтересовался он.

Видя, что после рассуждений о заумных инвестициях желание спорить у атамана заметно  упало,  как в свое время и у него в разговоре с генеральным директором "Сибинеги",  настроение Степана Георгиевичя  поднялось.

- Как и в России, строить газопроводы и нефтепроводы. Вот, попросил под это кусок земли вдоль Иртыша, с севера на юг. Я не отказал. Пускай строит, земли у нас на всех хватит.  Денег не хватает, вот в чем проблема.

- И что же вы с ним такое подписали?  - чисто ради вежливости уточнил капитан, которому уже изрядно надоели эти экономические выкладки.

- Да пока ничего такого серьезного, какое-то приложение об условиях выделения земли,  строительства и эксплуатации. Какие-то льготы на налоги ..., - тут президент снова заглянул в свою бумажку,  - ... процентные ставки кредитования и какая-то еще муть на десяти страницах.

- А что с основным договором? - не понял Донсков.

- С  этим  я к тебе и приехал,  атаман,  - вынимая коротенькое,  на страничку, соглашение об условиях  выделения  50  миллионов  долларов, проговорил президент.  - Тут все понятно и внизу ссылка на приложение, что я подписал.

- При чем здесь я?  - переспросил Донсков, думая, что Степану Георгиевичу просто неловко решать этот вопрос без него,  честно выбранного на казачьем  кругу первым президентом и лишь по скромности затем уступившему место более старшему.

- Я даже в правительстве у вас не  состою. Так сказать, вольный сокол.

- Сокол-то ты сокол,  - согласился казак, - а вот без твоей подписи никак нельзя.

- Это что,  требование народа? - попытался прояснить вопрос все еще недоумевающий Димадон.

- Может и народа тоже,  хотя я у него и не спрашивал,  -  несколько растерялся президент при упоминании о народе, - Но Ребров говорил, что здесь достаточно моих полномочий.  Нет,  это требование не народа,   а этих, как его, - он опять заглянул в шпаргалку, - ваших акционеров.

- Моих?! - тут Донсков не то что удивился, а прямо-таки изумился.

- Ну да, банк-то акционерный, а ты - его президент.

- Я???

- Вот,  смотри, - Степен Георгиевич протянул капитану соглашение. - Одна подпись, здесь, справа, моя: Береговой С.Г. А слева, вон, написано: "Президент  АКБ "Ирсибин" Донсков Д.Д.",  а в скобочках - "Атаман Дон". Всеволод Львович сказал, что акционеры тебя выбрали президентом банка единогласно.  Как гаранта надежности и справедливости,  так сказать.

Изумление Донскова неожиданно сменилось резкой усталостью. "Черт бы побрал всех этих политиков.  Так дело запутают - и с поллитрой не разберешься. Это же надо - гарант надежности. Но и деньги без моей подписи банк не отдаст". Он тяжело вздохнул.

- Ладно, раз так, чего тут обратно вертеть. Давай подписывать.

Донсков неаккуратно чирканул роспись.  Степан Георгиевич, наоборот, тщательно выводил всякую закорючку.

- Готово!  - помахав бумажкой в воздухе и убедившись,  что  чернила высохли, проговорил президент.  - Деньги можно получать.  Теперь, атаман, нужно сделать этот, как его, ... торжественный фуршет.

- Фуршет  так  фуршет,   - покорно согласился Димадон,  подымаясь с кресла и направляясь в обеденный зал, где столовались его полковники.

В самый разгар фуршета к ним присоединился и директор нового банка, очень наглый и очень молодой человек,  но уже с лысиной и  в  очках.
Однако подвыпившим президентам эти мелочи не бросились в глаза.  Посадив его между собой, они с удовольствием слушали о замечательных перспективах банковского дела в стране,  особенно при поддержке таких людей, как они.

Здесь, к  слову,   Донсков  узнал,  что ему,  как президенту банка, полагается твердый оклад.  Правда, пока небольшой, пять тысяч долларов в месяц.  Но зато в Европе на его имя открыли несколько других счетов, уже как одному из учредителей банка,  владеющего семью процентами  акций, выделенных ему общим собранием акционеров за выдающиеся организаторские способности.  На них шли проценты от прибыли и премиальные гонорары по итогам работы банка.

При этих  словах лысый и в очках протянул Донскову пару пластиковых карточек, которые  тот,  даже не глянув, небрежно сунул в боковой карман.
Небольшой оклад  в тысячу долларов полагался и Степану Георгиевичу, как члену банковского совета, ответственному за размещение новых филиалов банка. Вот только акций за интеллект акционеры ему не предложили. Но находящийся в благодушном состоянии после выпитых в дружеской  компании чарок, он остался рад и долларам.

- Жене,  сынам отдам. Пусть дочь обнову справит. Да и я о деревообрабатывающем станочке давно мечтал. А там    и  минитрактором, смотри, обзаведусь.

Расчувствовавшись, Степан  Георгиевич  даже  и  не  заметил,    как выполнив свою  миссию,  исполнительный директор банка тихонько оставил их компанию.  Не обратил на это внимания и Донсков, к тому времени переключившийся на  беседу  с ротмистром Зубацким и поручиком Антоновым, которым вскоре предстояло начать реализовывать вторую часть договора с Ребровым - освободительный марш на запад по направлению к Караганде.

- Я хочу доверить это направление вам,  Андрей Викторович,  - обратился Донсков к ротмистру.  - А в качестве комиссара,  - пошутил он, - послать с вами моего друга Мурашко. Он хоть и выше вас по званию, но в оперативной обстановке,  надо признать,  разбирается много хуже. Вы не будете возражать?

- Нет,  господин атаман. Наоборот, почту за честь ваше доверие. Что же касается комиссара,  то,  как говорили наши деды,  это были  первые бойцы в армии красных.

- Ну и отлично.  А как у вас, Вениамин Арсеньевич, - Донсков повернулся к Антонову, - с организацией контрразведки?

- Люди отобраны, идет обучение.

- Обязательно  посоветуйтесь с полковником Мурашко.  Да и я сам ему напомню. Вот в этих делах он специалист высочайшего класса.

Выпив за славу русского оружия,  Донсков поинтересовался у ротмистра, когда тот сможет выступить в поход.

- Хоть завтра, господин атаман.

- Ну,  завтра не надо,  а через неделю - с богом. Кстати, в бюджете у  господина президента появились деньги. Я думаю, что по крайней мере офицерам можно выдать какие-нибудь подъемные.  Как, Степан Георгиевич, белым орлам что-нибудь сможешь выделить?

- Миллион дам на все, - плохо слыша, но крепко держась обеими руками за  бутылку и пытаясь не пролить драгоценную жидкость,  пьяно отозвался президент.

- Миллион чего? - обращаясь к Донскову как к переводчику, попытался уточнить Зубацкий.

- Долларов, Андрей Викторович, как я понимаю.

- Это будет очень к месту.  А то все пообносились,  а грабить своим людям я запрещаю. Да и женщин в Китае мы привыкли покупать, а не насиловать.

- Вот  и  займитесь  этим  с Антоновым,  - Донсков понял о чем идет речь, но не захотел дальше конкретизировать тему. - Я вам даю все полномочия. А деньги завтра получите у президента.

- Сначала - деньги,  потом - стулья,  - уступчиво согласился президент, роняя голову на скатерть.



                Глава двадцать четвертая


Ровно через неделю Зубацкий десятитысячным корпусом выступил на Караганду. Матерь городов русских в Казахстане их  уже  позвала.   Центр угольного царства, такого же разоренного, как и российские, ждал своих кемеровских братьев-шахтеров.

В самой Караганде,  Шахтинске, Темиртау создавались русские рабочие дружины помощи наступавшим казакам. Такие же сведения поступали из Целинограда, объявленного новой столицей казахов, но до сих пор не желающего отзываться ни на имя Акмола, ни на Астана, не принятых большинством русского населения.

Продвигаясь вперед по мелкосопочнику,  казаки почти нигде не встречали открытого сопротивления.  Довольно многочисленное казахское население почему-то никак не могло организоваться и оказать достойный  отпор конникам   и  пехоте  ротмистра.   А  может  и не желало ни за что воевать, не  познавшее ничего хорошего от своей национальной власти  и задавленное предыдущей беспросветной жизнью.

Пятьсот километров до Караганды части Зубацкого преодолели меньше, чем за десять дней, правда, растянувшись при этом километров на сто,  а то и двести, учитывая различную технику передвижения.

И хотя боев не велось,  поток беженцев-казахов с севера не  ослабевал. У поселка  Сегай  Зубацкому  доложили,  что с ним хотят говорить местные жители.

- Что  за  жители?  - удивился ротмистр,  до сих пор не наблюдавший особой охоты казахов общаться с ними.

- Женщины, много женщин с детьми.

- Десять, двадцать, сколько, можешь точно доложить?

- Не знаю,  - растерялся посыльной, - может тысяча, а может и больше. И все плачут.

Это было что-то новенькое.  С таким он пока не встречался. Или провокация?
Сообщив об этом Мурашко,  они вдвоем подъехали к огромной толпе голосящих женщин.

Увидев командиров, те сначала бросились к ним вперед, но, не доходя шагов тридцать до машины,  дружно повалились на землю.  Сначала первые ряды, затем и остальные.

Недоумевающий Мурашко приказал поднять несколько женщин и  привести их для объяснения. Поняв, что их не собираются прогонять, толпа постепенно замолчала,  а три фигуры в темных косынках отделились от  нее  и направились к машине. Подойдя, они сначала остановились, а затем снова упали на колени.

- Встаньте, женщины, - попросил Мурашко, - и расскажите в чем дело.

- Только понятнее и не все вместе, - быстро добавил Зубацкий, видя, что они собираются это делать одновременно.

Переговорив о чем-то между собой, они выдвинули вперед одну из них, еще молодую и очень красивую,  но с огромным кровоподтеком  под  левым глазом.

- По-русски говорите?  - громко спросил Мурашко, не понимая продолжающегося молчания.

- Говорим, говорим, все почти говорим, - напряженно ответила женщина, глядя им прямо в глаза.  - Мы в основном с Целинограда и Экибастуза. Там  все по-русски говорят.

- Тогда успокойтесь и расскажите,  в чем дело.   Ротмистр  Зубацкий никогда не причиняет вреда мирным жителям.

- Красивый,  - тихо проговорила женщина,  пристально вглядываясь  в того. - Тогда зачем наших мужчин и детей поубивали?! - вдруг сорвалась она на крик. - Мы просто уходили от войны, - уже тише и безнадежно добавила она, вытерев рукавом скатившуюся с глаза одинокую слезу.

- Где поубивали? - встрепенулся Зубацкий, очень неуютно чувствовавший себя  под этим взглядом.  - Я приказов на боевые действия не отдавал. Может кто случай-но?

- Столько  людей  и  случайно?   -  тихо ответила и склонила голову женщина.

- Показать сможешь?

- Смогу, - все так же негромко согласилась она.

- Позвать сюда Антонова,  - приказал Зубацкий. - Он поедет с ними и разберется на месте.

Посадив женщин  с  собой  в газик,  поручик и Мурашко отправились в указанном ею направлении. Сзади на грузовике за ними следовало еще человек двадцать из контрразведки Антонова. Они проехали километра четыре по степной дороге, пока женщина тихонько не тронула за плечо Мурашко.

- Там, смотрите.

Чуть вдали  от  дороги,  где шла линия электропередач,  на ровном и выжженном солнцем поле выделялось какое-то большое и неровное пятно.

- Туда, - еще раз повторила женщина.

Они съехали с дороги,  но, не доезжая до пятна, шофер сам, без приказа, остановил машину, не в силах ехать дальше.

Перед ними лежало поле мертвых.  Все, что издали можно было принять за чужеродные  нагромождения  поверхности,   вблизи оказалось трупами. Беспорядочно разбросанными и порубленными. Мужчины и дети. Дети и мужчины.

- И еще туда,  - показала женщина вверх ненормально спокойным голосом.

Подняв голову,  мурашки прошли по коже даже много повидавшего Сани. Как виноградные  гроздья,   на пролетах электропроводов висели мертвые люди, подвешенные крючьями за ноги головами вниз.

Шофера стошнило. То же произошло и с некоторыми молодыми казаками в грузовике.

- Кто это сделал?!  - с надрывом, наливаясь краской, тонким фальцетом выкрикнул поручик.

- Вы  меня спрашиваете?  - проговорила женщина и новая слеза стекла по ее щеке.
  - Такие же как вы, на машинах и с ружьями. Кричали, чтобы все немедленно   убирались к себе домой в Казахстан.  А это ведь и был наш дом, другого мы не имели.

- Это не мы,  нас здесь не было,  честное слово,  - вдруг сбивчиво, как ученик перед учительницей неожиданно начал  оправдываться  поручик перед женщиной.

- А меня вот тут изнасиловали,  прямо на глазах мужа и детей, - совершенно не  стыдясь,  она распахнула разорванное и державшееся на булавке платье,  показывая все в синяках и царапинах прекрасное  молодое тело. - Сразу трое или четверо, уже не помню.

Повинуясь какому-то внутреннему приказу,  Мурашко бросился помогать застегивать ей платье. Остальные, потупив глаза, старались не смотреть в их сторону.

- Я  найду  этих негодяев!  - взяв женщину за руку,  как на присяге торжественно и тихо произнес поручик. - Клянусь вам!

- Найди,  красавец, очень тебя прошу, - безучастно и обреченно произнесла женщина, направляясь обратно к машине.



                ***


Неделю без отдыха рыскал после этого по степи и сопкам Антонов, пытаясь напасть на след неизвестной банды. Или даже нескольких банд, судя по  результатам  их  кровавой деятельности.  Как правило,  зверства совершались в крупных населенных пунктах и на самых  оживленных  путях перемещения беженцев, чтобы запугать как можно больше людей.

На восьмой день Антонов напал на горячий след. Обгоняя беженцев, он вдруг заметил  громадный  разрыв в их жиденькой,  но сплошной цепочке, растянувшейся на десятки километров по бескрайним целинным полям.   И тотчас направил машину прямо в эту пустоту.

Предчувствие не обмануло его.  Десятки убитых в самых разнообразных позах валялись вдоль дороги.

- Попытайтесь найти живых или раненых!  - на ходу выпрыгивая из кабины и бросаясь к ближайшим телам, прокричал поручик.

И тут же из-под его ног поднялся мальчишка лет двенадцати,  до  сих пор неподвижно лежавший на земле лицом вниз.

- Дядя, я живой.
- Кто это сделал? Кто? - не обращая внимания на возраст, не мог остановить крик Антонов.

Тогда мальчик показал рукой вдаль по направлению к заходящему солнцу, длинные лучи которого упрямо пробивались сквозь  завесу  оседающей пыли.

- Туда уехали.  Минут десять назад.  На таком грузовике,  как  ваш. Пять человек.

И растерянно заплакал,  оставшись совершенно один  и  только  глядя вслед умчавшимся машинам с контрразведчиками.

Ехать через пыль на открытых машинах было неприятно,  но  зато  она являлась отличной  путеводной ниточкой в надвигающемся закате.  Скорее даже по запаху пыли,  чем по ее виду,  водители выбирали  единственное направление в бескрайних просторах целины.

Минут через двадцать,  когда солнце коснулось своим краем земли, их терпение не пропало даром.

- Грузовик! - закричали сразу несколько человек из кузова, где было повыше и лучше видно.

- Гнать на полную!  - крикнул поручик. - И крепче держаться за борта.

Моторы ревели из последних сил,  начиная настигать беглеца,  который, поняв, что за ним организовалась погоня, выдавливал из себя также все возможное.

На незаметной в сумерках кочке преследуемый грузовик резко тряхнуло  и  один  из пятерки бандитов, не удержавшись, вылетел за борт. Ударив его радиатором, а  затем и переехав, машина преследования, не тормозя, продолжила погоню. Никто  не стрелял ни с той, ни с другой стороны, так как оторвать вцепившиеся в борта руки при такой тряске было равносильно самоубийству.

Видимо поняв,  что уйти в  темноте  не  удастся, преследуемая машина  вдруг резко затормозила и четыре фигуры бросились от нее в разные стороны. Не ожидавшая такого машина преследования, пища тормозами, уже юзом врезалась в пустой кузов.

- Брать живыми,  только живыми!  - командовал в наступающей темноте Антонов, сам  бросаясь за одним из четверых.  - В крайнем случае стрелять по ногам. Но только в крайнем случае.

Темноту ночи  пропорола пистолетная вспышка.  Затем с разных сторон ударило несколько автоматных очередей.
- Только живьем! - захлебываясь криком, не останавливался Антонов.

Какой-то более быстрый казак обогнал его и, догнав убегавшего, свалился вместе с ним на землю. Тут же сверху упал и поручик.

Сухой пистолетный выстрел среди тяжелого дыхания дерущихся  щелкнул совсем тихо.   Но тело казака под Антоновым мгновенно обмякло.  Тогда, больше не раздумывая,  он тюкнул стрелявшего изо всех сил рукояткой по лбу. Негромко охнув, обмяк и тот.

- Сюда,   - позвал поручик,  слыша приближающийся топот подмоги. - Взять его и отнести в машину. Руки и ноги свяжите, а то у меня уже нет сил на это.

Еле ковыляя  на ватных ногах,  он наклонился к телу прикрывшего его казака. Тот не дышал.

- Эх, Андрей, Андрей, - прошептал Антонов, только скрипнув зубами.

                ***

Один бандит ушел, одного убили, но двух удалось захватить живьем.

- Увести,  - приказал Мурашко,  кончая допрос и указывая на бритого верзилу с огромной ссадиной на лбу, которого вчера взял Антонов. К основному ранению те-перь у того добавилось еще несколько,  полученных во время допроса и хорошо заметных при дневном свете.

Во время  допроса,   не очень охотно,  но всплыло имя Гоги Арлаури, тайного исполнителя спецпоручений начальника службы безопасности  "Сибинеги" Равадского. Под кличкой "атаман Гога" он терроризировал местных казахов, заставляя  их покидать свои дома и уходить на  юг,   расчищая место для будущих русских переселенцев. Основной точкой его базирования пока являлся город Шахтинск под Карагандой.

- Поступим так, - решил Мурашко, когда за пленным закрылась дверь. - Пока сбежавший не донес Гоге о том, что их ищут, надо срочно провести операцию в Шахтинске и обезвредить всех бандитов прямо в логове.

- Да навряд ли он после всего случившегося куда-то пойдет,  - заметил Зубацкий.
 - Заляжет где-нибудь в канаве и будет неделю отлеживаться.

- Заляжет,  не заляжет,  рассчитывать будем на худший вариант, - не согласился Мурашко.  - Отсюда до Шахтинска езды часа три-четыре.  Всем вместе, чтобы не спугнуть,  заявляться туда не надо. Первым поедет поручик Антонов, чтобы ...

- Извините, господин полковник, - перебил поручик, нервно подымаясь со стула. - Мы с вами сегодня утром говорили ...

- Ах,  да,  - кивнул головой Мурашко, - забыл, Вениамин Арсеньевич. Тогда первым  поеду  я  и все там подготовлю для работы.  Вы со своими людьми приезжайте попозже вечером.  А сейчас можете  отправляться,   я предупредил охрану.

Поручик вышел во двор. Затем, взяв сопровождение, направился в комнату, где сидели задержанные.

- Выходить по одному на улицу.

- А если не пойдем? - со злобой процедил верзила.

- Еще раз по лбу получишь, тебе, видно, понравилось.

Нехотя тот поднялся. Щелкнули наручники. Увидев во дворе машину, он опять остановился, отказываясь идти дальше.

- На расстрел?  - уже не так воинственно, но также цедя слова, поинтересовался он.
- Расстреливать не уполномочен, - ответил Антонов. - Суд разберется.

- А-а, суд, - облегченно вздохнул задержанный. - Суд - это правильно, по закону. На суд мы согласны.

- Иди, гнида, в машину,- толкнул сзади его автоматом в спину охранник. - Твоего согласия никто не спрашивает.
Злобно огрызаясь, бандиты направились к машине.

На прежнем   месте   женщин  не  оказалось.   Но,   зная,  куда  они направлялись, найти их не составило труда. За неделю те не ушли вперед и на сто километров.  Увидев догонявшую их машину, женщины, как и тогда, сбились в одну большую кучу, прикрывая собой нескольких оставшихся детей.

Лишь узнав молоденького офицерика, они немного успокоились. И опять от них отделилась и вышла навстречу Та, его женщина. Зачем-то сняв фуражку и вытянувшись перед ней,  дрожащим от волнения  голосом  Антонов произнес:

- Я выполнил, что обещал и привез бандитов. Всех, кто остался в живых. Они - ваши. Делайте с ними, что хотите.

Очень женственно  и  достойно богиня подошла и поцеловала поручика. Прямо в губы.  Заглянув своими прекрасными глазами ему в сердце,   она печально произнесла:

- Спасибо, полковник, хоть за это. Но зачем вы с нами так? Это ведь не семнадцатый год.

Затем повернулась к толпе и крикнула несколько фраз на своем языке. Мгновенно зашумев и заголосив, толпа бросилась к машине, откуда охранники выпихивали дико орущих бандитов.

Вскочив на подножку,  поручик приказал тотчас трогать. Лишь отъехав с полкилометра, Веня обернулся, что-бы в последний раз взглянуть на кипящее людское море,  уже не слыша его голосов. 

"Зачем? Зачем? - мучительно повторял про себя он последние слова Женщины.  -  Да,   это  не 17-й, но это - гражданская война. А зачем - я не знаю".

                ***

В Шахтинск они прибыли,  как и договаривались, вместе с темнотой. К этому времени Мурашко все разузнал и подготовил.

Начал Саня  с  того,  что сначала объехал ближайшие к городу шахты. Специально отобрав себе в помощники кемеровских шахтеров, общий язык с местными горняками  он находил моментально.  Шахтерские проблемы везде оказывались одинаковыми. Поэтому рассказ о зверствах банды Гоги, пусть не над русскими, но над такими же шахтерами и их детьми из Экибастуза, нашел именно тот отклик, на какой и рассчитывал Мурашко.

Да, об атамане Гоге здесь знали. Некоторые даже сумели попасть в его отряд, хотя принимал людей он очень выборочно.  И почему бы не идти  к нему, если  Гога объявлял себя ближайшим другом и сподвижником атамана Дона - народного героя и единственного защитника русских в Казахстане, которому удалось  создать  независимое русское государство на востоке, куда многие уже собрались переселяться семьями, зная, что и там имеются шахтерские края в Экибастузе и Усть-Каменогорске.

В такой обстановке времени у Мурашко оказывалось в обрез. Он не мог незаметно тянуть  несколько дней,  разоблачая лживого атамана.  Тот бы просто ушел. Но и дополнительные люди Сане требовались, так как бандитов неожиданно оказалось очень много,  более двух сотен,  и перекрыть все выходы из города только со своими людьми он бы не  смог.   Потому, соединив тех,  с которыми успели переговорить, с отрядом  и выделив им кой-какое оружие, штурм наметили на рассвете.

Расчет мог быть только на внезапность,  потому что никакими другими преимуществами они не располагали.  "Это вам не "Каппа" или "Зет",   - вспомнил Мурашко.  Хотя справедливости ради надо было бы отметить, что в контрразведку Антонова им удалось подобрать неплохих ребят.

С первыми лучами восходящего солнца они окружили общежитие техникума, где расположились бандиты.  Затем Мурашко отдал команду.  Со  всех сторон в окна полетели сначала гранаты, а затем раздались и автоматные очереди. Ставка на неожиданность себя оправдала. Вокруг здания не были выставлены даже часовые.

Выбив выстрелами замки основного и  запасного  выходов,   атакующие ворвались внутрь.   Здесь царил полнейший хаос.  Перевернутые взрывной волной кровати,  битое стекло на полу,  стонущие фигуры.  Кому было обороняться, если  по коридорам бегали такие же пацаны,  как и они,  в той же одежде и с самым разнообразным оружием?

Нападавшим в этом смысле было много  легче.   Они  получили  приказ стрелять во всех неодетых. Поэтому по любой мелькнувшей майке или трусам, не  говоря уже о голой спине,  сразу открывался прицельный огонь. "Где атаман?  Где атаман?"  - неслось с верхних этажей,  куда оказались оттеснены остатки бандитов. Победа казалась полной.

Тут внутри гаражей,  что располагались напротив общежития, одновременно взревело несколько мощных моторов.  Те,  кто находился на первых этажах и свою работу уже закончил,  с удивлением потянулись к окнам. А из гаражей, проламывая двери, выкатывались два бронетранспортера и набитый вооруженными людьми грузовик.  Резанув по выставленным лицам пулеметами, машины рванулись прочь.

Так ушел Гога с костяком своей банды. Отдав большинство своих людей на заклание,  он выждал, пока бой полностью переместился вовнутрь здания, и  лишь затем бросился убегать.  Привычка никому не доверять, тем более непроверенным новичкам, и всегда быть готовым к отходу, выручила его и на этот раз.

Пост на выезде из города попытался было  его  задержать.   Но  БТРы просто отбросили в сторону перегородившую улицу легковушку,  прочистив дорогу грузовику и расстреляв всех десятерых человек охранения.

В итоге было убито около ста бандитов. Но все это являлось каплей в море по сравнению с тем,  сколько еще их могла выставить Россия.

Часть оставшихся в живых пленных из местных передали матерям, которые с утра собрались перед  общежитием и молили казаков вернуть их неразумных сыночков. Остальных расстреляли за городом,  больше не придумав,  как их можно изолировать.

Уходя из города,  они уводили с собой еще полтысячи  новых  бойцов, пожелавших лучше  умереть с Россией,  чем унижаться перед каждым азиатом.

А за плечами их оставался Шахтинск,  такой же замызганный,  полуразрушенный и заброшенный,  как Караганда, Кемерово, Прокопьевск и десятки других шахтерских городов.
 
Всюду - одно и то же. Конечно же, это могла быть только Россия.



                Глава двадцать пятая


На одном "Ирсибине" банковская эпопея не закончилась.  Вскоре в Семипалатинске открылись еще два банка:   российский  "Востокфинбанк"  и иностранный "Трансбанк". Председателем правления первого избрали Берегового, а председателем совета директоров второго - Донскова.

Теперь Донсков полностью убедился в правоте слов наглого  директора "Ирсибины", который  говорил,  что банк может делать хорошие деньги из ничего даже в бедной стране. Неожиданно нашлись средства и для поворота казачьего войска на Джезказган,  богатый медью, марганцем и полиметаллами. Какие-то  российские патриоты перечислили  их  в  "Востокфинбанк".

Теперь уже  Донскову  пришлось ехать за ними к главе банка.  Степен Георгиевич, который все меньше начинал походить на казака и даже помолодел, без  раздумий  подписал  документы на выдачу и устроил ответный фуршет. Сидя в мягком кресле и затягиваясь сигарой,   он  размышлял  о грядущем процветании возглавляемой им республики.

- Вот к чему нам надо стремиться,  - обводя свой кабинет рукой, доверительно делился он с атаманом. - Такая обстановка должна быть у каждого казака в хате.  Я даже подумываю основной упор в  государственной политике сделать на финансы, а не на выращивание пшеницы. Из казаков и банкиры должны неплохие получиться. Вот смог же я, а молодые так и подавно сумеют.

Донсков, который только чувствовал, что во всем этом что-то не так, возразить ничего не мог. Банки давали деньги стране.

- Ну, а эти патриоты что попросили взамен? - поинтересовался он.

- Ничего,  только расписку,  что от таких-то и таких получено и использовано на строительство нового государства и его вооруженных сил.
 
- А мне в "Сибинегу" перевели два миллиона долларов,  чтобы  купить контрольные пакеты акций угольных месторождений в Кендырлике.

- Знаю,  я им акции уже отдал.  Пусть покупают, полезные ископаемые все равно у нас остаются. К тому же этот Кендырлик находится за Зайсаном и я даже не знаю,  наш он или казахский.  На всякий случай я издал указ, чтобы у всех предприятий имелись наготове акции для продажи. Все равно все они не работают и если находятся дураки покупать пустые  бумажки, - то, пожалуйста.

Начав подписывать  днем,   они,   довольные друг другом,  разошлись только поздно вечером.

Затем последовали заявки и переводы на другие месторождения и заводы. Правительство Омска выкупило уголь Экибастуза, а у нищего Кузбасса откуда-то нашлись средства на карагандинские шахты. Новосибирску зачем-то понадобилось Соколово-Сарбайское месторождение,  хотя чуть восточнее своего железа некуда было девать. Челябинск, сам сидевший на бурых углях, выкупил  еще и Кушмурунские залежи. Все предприятия Джезказгана на корню скупил какой-то московский концерн.

- Что они там,  с ума сошли? - удивлялся казачий президент, продолжая без устали ставить с каждым разом все более  заковыристую  подпись на многочисленные бумаги. - Покупают у нас казахские заводы. И даже не их, так как те Казахстаном давно проданы другим.

- Так ты бы объяснил, - посоветовал другой казачий банкир.

- Я пробовал,  но мне сказали,  чтобы я не лез не в свое дело. Мол, получить, это уже их проблемы. Ну, как хотят. Полученные деньги я раздаю людям для посевной, так что забрать обратно никто ничего не  сможет.

А еще  через три дня в город прибыла первая правительственная делегация России.   Возглавлял ее лысый чиновник,  в котором Донсков сразу узнал лучшего друга полковника Котина, Шурика. Речь шла, ни больше, ни меньше, как  о покупке семипалатинского ядерного полигона и возможного возобновления там испытаний ядерного оружия.

Вот тут Степан Георгиевич,  наконец-то, показал себя настоящим президентом. Сам хлебороб, ни на какие экологические загрязнения он категорически не согласился. А вот Байконур продал сразу.  По бартеру,  в обмен на вооружение. Не совсем довольный, чиновник тем не менее пообещал начать поставки прямо со следующей недели.

Донсков, участвовавший в торжественном приеме  -  как-никак  первая делегация такого уровня - надеялся на какую-нибудь информацию от Котина. Но  заместитель главы администрации президента его даже не  узнал, хотя аппетит сохранил прежний, да и выпить остался на промах.

Потом российские делегации участились.  Прилетали представители министерств, общественных  организаций  и  союзов,   депутаты  и  просто частные лица. Переговоры шли по многим направлениям, но все обычно заканчивались или покупкой акций или вложением денег в выбранный  проект под государственные гарантии. Наличные деньги, причем в самой разнообразной валюте, привозились целыми чемоданами.

Как-то среди ночи Донскова разбудил телефон. Звонил Степан Георгиевич.

- Извини,  атаман, - почему-то шепотом проговорил он в трубку. – Ты спишь?
- Конечно, нет, - буркнул Димадон, - уже. Что случилось?
- Даже и не знаю как сказать.
- Да говори как-нибудь, спать охота.
- Меня поздравил президент.

- Какой?  - без всякого интереса уточнил Донсков,  теперь постоянно только с ними и общающийся.

- Российский.
- Что? Президент России?
- Ну да. В два часа ночи. Он наверно забыл о разнице в часовых поясах.
- Конечно, страна-то большая, всем днем позвонить не удается. И что сказал?

- Поздравил,  во-первых.  Правда,  как он выразился,  неофициально. Мол, официальное время еще придет.

- А во-вторых?

- Вот тут-то самая и заковыка. Он сказал, что к нам завтра прилетит его доверенный представитель с личной просьбой. И поинтересовался банком посолидней. Вот я и порекомендовал твой "Транс". Иностранное у нас всегда посолидней выглядит.  Когда прилетит,  не знаю, поэтому и решил предупредить. Профессиональная банковская солидарность, так сказать.

- Ну, спасибо, Степан Георгиевич, не забуду.

- Чего там, свои люди.

Обратно укладываясь  спать,  Донсков лениво подумал,  что вот уже и президенты других стран узнали о его банке.  Неужели наверху не  могут обходиться без банков?  Вот он, к примеру, вообще никогда деньги в них не держал, только за квартиру ходил туда платить.

Из-за предстоящего  визита  атаман  с самого утра находился в своем офисе. В одиннадцать часов доложили,  что его лично  спрашивает  внизу какая-то дама. И тут же позвонил Береговой, предупреждая о прилете доверенного представителя.

- Баба!  Разрази меня гром! Да еще молодая. И грудастая. Ты там повежливей с ней, я обещал.

Донсков попросил  провести посетительницу к нему.  Через пять минут открылась дверь и на пороге показалась ...Зоя.

- Зоя?!  - не веря своим глазам и не пробуя сдержаться,  воскликнул капитан, выскакивая из-за стола.

- Дима? - не менее его казалась ошарашенной Зоя.

- Зайка,  милая,  это ты и есть доверенное лицо президента?   -  он толчком ноги прикрыл дверь,  заметив за ней удивленное лицо служащего, не слишком торопящегося уходить.

- А ты президент?

Засмеявшись и больше не раздумывая, Зоя бросилась в его объятия. За отсутствием дивана, любовью пришлось заниматься на креслах.

О!, как он соскучился по этому наэлектризованному чувствами опытному телу.  Разве могли случайные жалкие казашки заменить его? Разве могли они также открыто первыми протянуть руку для интимных ласк?  Разве могли  они  так угадывать позу,  позицию,  расслабленность или напряженность,  как это удавалось Зое? Нет, конечно же нет, тысячу раз нет ...

Затем, совершенно  нагие,  они подписывали друг на друге документы, находя в этом дополнительный источник возбуждения.  Каждая бумажка  не просто передавалась из рук в руки.  Предварительно ее губами требовалось стянуть с разных частей тела, а после таким же образом  положить обратно. Оформление документов продолжалось никак не менее двух часов. Наконец, насытившись друг другом,  они подвели результаты проделанного.

В  общей  сложности родственники Президента,  Зоя и родственники Шамилева вкладывали пятнадцать миллионов долларов, получая контрольные пакеты акций над бухтарминскими приисками полиметаллов, совсем недалеко от южных границ России и в пятидесяти километрах  от  Новокузнецка. Сам Президент становился собственником золотоносных приисков Экибастуза, а Шамилеву, там же, доставались запасы молибденовых руд.

- И мне здесь кое-что перепало.  Медный рудник,  - подымая с себя и показывая Донскову толстую пачку документов,  под которой открылись не менее лакомые ку-сочки тела, проговорила Зоя. - Я теперь - Хозяйка Медной горя, - засмеялась она.

- А Даниле-мастеру что?  - поинтересовался Донсков,  опять покрывая эти кусочки   поцелуями и ставя печать на целованное место,  предварительно прикрыв его обратно документом.

- Тебе это не по рангу. О тебе должен полковник заботиться.

- Хорошо хоть о тебе позаботились,  - удовлетворился Донсков, вставая и натягивая брюки.  К этому его давно призывали многочисленные телефонные звонки и вызовы по внутренней связи. - Я надеюсь, ты отблагодарила за это?

- Фу,  Димочка, не будь хамом, - разнежено потянулась Зоя, подымаясь и занимая обычную позицию в кресле.  - Мы ведь с тобой друзья, хорошие друзья, но не больше. Усек?

- Усек, Зайка, давно усек. Это у меня от жары вырвалось.

- Тогда выпей минералочки и все забудется.

Зоя достала  из  холодильника  бутылочку  "Швепса"  и наполнила два бокала.

- В  Москве я бы сейчас в бассейне сидела,  - потягивая пузырящийся напиток, мечтательно проговорила она. - Или на юг полетела, если бы не это поручение. Хотя, - тут она внезапно ожила, - я ведь уже завтра там буду и покупаюсь в океане.

- В океане?

- А ты разве не прочел,  откуда будут переводиться  деньги  в  твой банк? За первый проект они должны поступить из Бирмы, а за второй - из Сингапура. Они там все на мое имя положены.  Послезавтра их  получишь. Ну, я пошла,  - встала и начала одеваться Зоя.  - Ведь мне еще с одним президентом надо пообщаться. Этим, как его, Степаном ...

- Степаном Георгиевичем Береговым.

- Точно,  с Георгиевичем.  Говорят, неплохой мужик. И вообще, как я заметила на личном опыте, все президенты - неплохие ребята. Вот их помощники - дело совершенно другое.  Почти все - большие сволочи. Ладно, до встречи. Прилетай в Москву. Не задерживайся надолго в этой дыре.

Со Степаном Георгиевичем проблем никаких не возникло.  Все оформили за полчаса.  Обаяние Зои сыграло не последнюю роль в этом процессе. Но главным, конечно, явилось приглашение президента России посетить Москву.

И небольшое извещение о том, что ему, как верному другу и защитнику интересов Российской Федерации, в престижном районе столицы выделена четырехкомнатная  квартира  в личное  владение  и  что его фамилия внесена в реестр номер четырнадцать, дающий право на пожизненную правительственную пенсию.

Теперь Степану Георгиевичу не страшной становилась  даже  Алма-Ата, вздумай и сумей она отнять отторгнутые земли.  А пока,  еще больше укрепляя тыл, можно было послать туда учиться внучку, благо жилплощадь и деньги на обучение имелись.

Поблагодарив друг друга за любезность,  они расстались. Зоя поехала на аэродром,  лететь к Индийскому океану, а Степан Георгиевич поспешил к атаману, чтобы отметить очередным фуршетом такое событие, как признание его Россией.

                ***

В республику шла и чисто гуманитарная помощь.  Почти каждый день  в столицу прибывало несколько машин с грузом от старшей сестры, не забывавшей своих русских детей. Случались и самолеты.

Везли муку, печенье, масло, тушенку,   крупу, макароны, конфеты, одежду. Кое-кто из прежней власти, правда,  уверял, что все продукты с просроченным сроком реализации, а  одежда бракованная. И, мол, выделенные денежки в Москве прикарманили, а гниль не выбросили, а им свезли. Но такие подробности никого не   интересовали.   Поэтому  даренному коню в зубы не смотрели и принимали все подряд с радостью.

В основном гуманитарной помощью занимались депутаты и президентская администрация. Одни пробивали для этого квоты и деньги, а другие организовывали доставку.   Да и не смог бы кто иной организовать такие акции. Ведь как-никак между Семипалатинском и Москвой, откуда в основном шел поток, лежало почти три тысячи километров.

Иногда, правда,  те, кто давал помощь, просили. Так, сущую безделицу. Да и не для себя, а за других. Организовать бесплатную рекламу каких-то там памперсов, прокладок и резинок, пересмотреть перечень аптечных наименований и нормативных требований, порекомендовать госорганам Иртышской республики делать закупки у определенной российской фирмы.

Степен Георгиевич и его службы на все соглашались.

- Я  -  крестьянин,   -  любил  повторять  в  этом  случае  казачий президент, - поэтому пусть рекламируют что хотят,  пишут любые нормы и везут товары откуда угодно.  У каждого своя голова на плечах и плохого он не купит. А свое я никому не отдаю.

Много просьб вообще республики не касалось и соглашаться на них было даже приятно, оказывая ответную услугу за бескорыстную помощь. Речь чаще всего шла о транзитном проезде через страну в Китай и обратно.

- Что тут такого? - не понимал предостережений Сте-ан Георгиевич. - Если моя кобыла прошла по дороге,  то пусть ей пользуются и другие, от дорог не убудет.

Россия даже  помогла  заново создать таможенную службу, заодно объединив ее с пограничной.  По такому поводу Донскова  уговорили  отдать половину русских  пограничников,   чуть  ранее влившихся в его войско, компенсировав людей более качественным вооружением,  особенно техникой и военными инструкторами.

Возглавил новую службу тоже россиянин,  случайно знакомый с Донсковым. Им  оказался  тот самый усталый генерал,  безвозмездно подаривший шахтерам оружие еще перед их вступлением в Казахстан. Организовав пару складов и стоянок вдоль Иртыша,  тентованные тяжеловозы часто забегали по предоставленным бесплатным дорогам.

                ***

Так как  военный поход пока складывался удачно,  а в столице Казахстана никак не хотели или не могли показать свое несогласие с  переделом  территории, Донсков продолжал оставаться в Семипалатинске,  лишь поддерживая телефонную связь с полковником Сканевским в Усть-Каменогорске  и  письменную, не доверяя рации и радио, с Мурашко и Зубацким.

Однажды, просматривая списки очередных претендентов на акции, главный экспортный товар республики,  ему бросилась в глаза своя собственная фамилия. Сверившись повнимательнее,  он убедился,  что не ошибся. Донсков Дмитрий Денисович. И паспортные данные его.

Тогда он решил тщательнее изучить и другие фамилии в  этом  списке. Часть из них ему оказалась незнакомой,  но зато первая же знакомая фамилия сразу осветила весь список. Котин Юрий Борисович! Затем глаз автоматически начал искать фамилию Бибисова. Так и есть. Заместитель его шефа стоял точно там,  где ему и полагалось в соответствии с гражданским алфавитом,  где буква "Б" всегда стоит впереди буквы "К".  А вот в зарплатных ведомостях их Комитета фамилия полковника всегда  почему-то шла первой.

Под обычным именем Владимира Евдокимовича капитан,  порывшись в памяти, припомнил фамилию друга полковника,  генерал-лейтенанта от тыла. А вот фамилия другого друга,  Шурика, отсутствовала. Как, впрочем, отсутствовали и фамилии его друзей из группы.

Все это очень походило на централизованный список от  военизированных ведомств.  Хотя ни фамилии маршала Стаина, ни Громова, ни Ветра он там не обнаружил. Зато фамилия некоего Смолина нашлась, вполне возможно имеющая непосредственное отношение к министру внутренних дел.

Сам Донсков,  похоже, попал в него по протекции, как спаситель полковника при попытке  покушения.  На эту мысль его настойчиво наводили два женских имени, каким-то чудом просочившиеся в такую солидную мужскую компанию:  Вера и Зинаида,  очень напоминавшие имена подружек полковника. Свою  Катеньку ему по-видимому не удалось туда включить.  Или же именно  Донсков вместо нее оказался в этом списке на выделенной для каждого из друзей дополнительной единице.

Впрочем, все их акции на троих не перевешивали и десятой доли того, что доставалось Вовочке. Хотя, по-видимому, для своих подружек он сделал все возможное, так как каждая из них получила больше, чем капитан.
 
Такой большой список Донсков видел впервые. Впрочем, Джезказганские запасы ему не уступали. Там имелось все: и никель, и вольфрам, и медь, и марганец. И многое другое, что ценится на мировом рынке.

Начиналась же заявка с заверения, что именно этот состав акционеров сумеет обеспечить защиту такого  важного  для  России  стратегического сырья от  происков любых других претендентов,  даже включая их прежних иностранных владельцев.  К тому же подчеркивалось, что почти рядом находится Байконур,  гордость русской космонавтики, которому не помешает опека и спонсорство со стороны заинтересованных в росте мощи государства акционеров.

Заканчивалась заявка припиской, что для окончательного решения вопросов и уточнения  финансовых обязательств следует ожидать приезда их представителя.
Не успел  Донсков  даже подумать,  кто бы мог им оказаться,  как по правительственной связи доложили о прилете новой, на этот раз военной, делегации из Москвы.

- С весьма широкими полномочиями,  - сухо добавил секретарь,   явно зачитывая какой-то  официальный  текст.  - Сначала у них запланированы переговоры с вами, а затем с президентом.

Всего через час после сообщения о посадке, делегация находилась перед окнами его резиденции.  Первое,  что Донскову бросилось в глаза  - это большое  число людей в военной форме.  Однако в кабинет к нему наверх вошел только один - толстый генерал-лейтенант.

"Вот он,  Вовочка",  - мелькнуло у Донскова,  почти уверенного, что тот, как до этого Шурик и Шамилев,  не узнает его. 

Однако  первые  же слова генерала показали, что на этот раз он ошибся.

- Ба!  То-то мне сразу фамилия показалась знакомой, - генерал оглянулся, плотно ли закрыли за ним дверь.  - Ну, здравствуй, капитан, или как ты там теперь называешься, атаман.

- Здравствуйте,  Владимир Евдокимович,  - почему-то робея,  ответил Донсков, подходя и пожимая руку.

- Нет,  так дело не пойдет! Брось ты "выкать", раз в такие люди вылез, - шумно запротестовал Вовочка. - Знаешь что, давай для начала где-нибудь хорошо  посидим  и поговорим по душам.  Тут можно такое?  - он вопросительно поднял брови.

- Это,  конечно, не Москва, - пытаясь справиться со все еще не прошедшей боязливостью перед начальством и одновременно напоминая генералу о не слишком достойном поведении того там,  промямлил Димадон, - но думаю, что можно.

Генерал, однако,  даже не заметил его колебаний, бесспорно полагая, что наверху все можно.

- Вот и отлично, позвони!

Донсков позвонил в штаб войска и полковник, отвечающий за моральное состояние и патриотическое воспитание казаков, тут же начал перезвон и согласование по другим номерам. Не прошло и десяти минут, как все оказалось решено.   В  пригороде для этого выделялся небольшой фермерский домик бежавшего казаха,  приспособленный, как выразился полковник, для удовлетворения духовных потребностей казачества.

- Ну,  оркестрик там небольшой,  зато народный, - начал перечислять казачий комиссар, - уют, обслуживание, имеется библиотека на сто книг, комната для настольных игр. Пока вы приедете, там все подготовят.

Еще через полчаса Донсков и Вовочка оказались перенесены в рай.  По сравнению с пыльным и продуваемым Семипалатинском это место по-другому назвать было  невозможно.  Большой тенистый сад с плодовыми деревьями, журчащий чуть поодаль ручей и добротный, метров двести квадратных, одноэтажный дом со множеством пристроек.

Уже в саду их встретила музыка трех скрипок,  бубна и двух дударей. Все в национальной казачьей одежде, молодые и красивые.

- Ох, и люблю это, - сразу растаял Вовочка, приостанавливаясь, чтобы дослушать до конца песню.

Зайдя внутрь,  первое, что бросилось в глаза, это большой массивный стол, уже наполовину заставленный бутылками и едой. Официанты - парубки в расшитых сорочках - привычно и ловко продолжали  лишь  на  минуту прерванное появлением высоких гостей дело.

- А вот это люблю еще больше, - тут Вовочка совсем расчувствовался, рефлексивно поглаживая высокую литровую бутылку явно местного напитка, возвышающуюся посреди привычных "Столичных". - Сразу видно, фирменная. Ишь ты,  "Ермак Тимофеевич на Иртыше",  - восхитился он.  - забористое название, никогда  такого не встречал.

Надо бы в Москве такое чудо показать. Эй,   человек,  - тут же обратился он,  ловя пробегавшего мимо официанта с еще одной такой же бутылкой в руках,  - парочку вот  таких нам в машину отнеси.

Казак с длинными кудрями только кивнул и,  сменив направление, отправился во двор.

Под тонкую мелодию скрипки,  не дожидаясь окончательной  сервировки стола, начали  трапезу.  Выпив для начала подряд пять рюмок "Ермака на Иртыше", Вовочка вошел в прекрасное расположение духа  и  приступил  к официальным переговорам.

- Дима, не стану от тебя скрывать, в этой заявке на акции все военные. Так  сказать,  генералитет.  И Джезказган нам отдали не случайно, потому что только мы,  военные,  - тут он несколько раз ударил себя  в грудь рукой,   -  сможем в случае чего отстоять пограничный город и не отдать обратно.

- Как отдать?  - немного не понял Димадон.  - Ведь его еще никто не брал. И даже не планировал. С Караганды мое войско идет прямо на Актюбинск, выполняя ранее принятые на себя обязательства.

- Это какие?  С "Сибинегой",  что ли? - несмотря на выпитое, генерал продолжал соображать быстро,  одновременно показывая и глубокое знание вопроса, весьма удивившее Донскова.

Было странно, что в Москве о "Сибинеге" и заговоре губернаторов никто и слушать не хотел, а здесь какой-то тыловой генерал посвящен в планы, которые до этого, как считал Донсков,  являются договором только между ним и Ребровым. Может этот непростой Вовочка знает и о его дальнейших планах, в которых он и сам пока был не очень уверен? А именно, о соединении с Погодиным и его Движением где-нибудь на Волге?

Но генерала  Россия  пока не интересовала.  Подняв тост за дружбу и взаимопонимание между своими, он продолжил дальше:

- На "Сибинегу" пока плюнь.  Это мелко, хотя замыслили они и круто. Заверни на Джезказган, возьми Байконур, а дальше дуй на Актюбинск, как и собирался. Пятьсот километров туда, пятьсот километров сюда для тебя роли не играют.  Мы же поможем сейчас и поможем потом,  если возникнут какие осложнения. В Малых советах все просчитали.

Тут он понял, хоть и был достаточно навеселе, что сболтнул лишнее и мгновенно поменял тему,  внимательно между тем вглядываясь в Донскова, заметил тот его оплошность или нет.

Капитан, однако,  ничего заметить и не мог,  так как ни о каких Малых, да и о Больших советах, кроме Верховного, ему до этого слышать не приходилось. Поэтому, также находясь под градусом, он легко согласился с Вовочкой, что музыку стоило бы сменить на более веселую.

- Если возможно, - повторил он распорядителю приема последние слова генерала.
- Сделаем, все имеется, но только в записи, - доложил тот.

- Хоть в записи,  хоть в штанах,  лишь бы было что  закусывать,   - сострил в военном стиле генерал, приканчивая с атаманом "Ермака на Иртыше". - А неплохая штучка, - уже обращаясь к Донскову и щелкая ногтем по бутылке, отметил он, - и по голове бьет и чувствуешь себя отлично.

Под звуки включенного магнитофона и что-то  при-тно-иностранное  он откупорил второго "Ермака Тимофеевича".

- То,  что мы там себе кое-что выписали,  ты не смотри,  -  Вовочка кивнул на  портфель с бумагами,  очередь подписания которых еще не подошла. - Все заграница забирает,  все.  Надо своим хоть кое-что  оставить.

- А как же Шурик, то есть, извини, Володя, Александр Ксенофонтович? - вставил свои три копейки Димадон, в пьяной голове которого уже давно вертелась и требовала ответа именно эта мысль.

- Шурик? - не заметил перехода с ним на "ты" генерал. - Не знаю. Но хитрый, я тебе скажу,  до ужаса.  И умный. Умнее меня, - Вовочка находился уже в таком состоянии,  что мог говорить о себе чистую правду. - Так он или по другой линии,  или еще что.  Этот не пропадет.  Он уже и сейчас самому Шамилеву на пятки наступает. 

Постой!  - вдруг прервал он себя и какая-то яркая мысль озарила его чело.  - Так ты, может, обижаешься, что  мы  тебе  в  этом  списке  мало  дали,  меньше моей Зинки? Ай-яй-яй, - горестно закивал он головой.  - Так мы же не знали. Но допишем, сколько надо,  столько и допишем.  А то, что обижаешься - молодец. Если дают меньше, чем стоишь, обижаться надо.

Икнув и  с удовольствием прожевав вяленое мясо местного приготовления, генерал-лейтенант откинулся назад,  предварительно  подложив  под себя маленькую пухлую подушечку. Но это не была поза пьяного человека. Нет, наоборот, так и казалось, что этот человек только достиг середины подъема к  полному удовольствию и временным расслаблением готовил себя к новому рывку.

- Да, - начал он после трех минут отдыха с закрытыми глазами, неизвестно к чему относя это "да". - Да, - мечтательно повторил он, - Зинка. А какие у нее сиськи,  ты же видел.  А может и пробовал,  что-то я уже не помню. Мне не жалко, у нее такие, что на всех хватит.

Услышав последние  фразы  и вздохи почетного гостя,  находившийся в этот момент у стола распорядитель приема прямо-таки обиделся. До такой степени, что не выдержал и,  противореча этикету, наклонился и прошептал генералу на ухо:

- Мы, конечно, не Москва. Но если изволите, то и у нас интим имеется. Все же не деревня какая.
- Ах ты, лапушк
а, - умилился генерал, чуть не пуская слезу и обнимая распорядителя за шею, - так давай сюда свой интим.

Донсков хотел возразить, но, похоже, все уже решили без него.

Еле вырвавшись из захвата, распорядитель пригладил растрепанные волосы, а  затем  поправил сбившийся на шее галстук-бабочку.  Лишь после этого, опять настроившись на  торжественность  официальной  церемонии, хорошо поставленным голосом четко произнес:

- Тогда, пожалуйста, прошу вас в комнату отдыха.

Поддерживая еле передвигающихся почетных гостей под руки, их отвели в зал с плотно зашторенными окнами,  который лишь тускло освещался четырьмя горевшими свечами.  Такой комнаты отдыха Донсков еще никогда не видел. Половину ее, идя вдоль всей длинной стены, занимал очень низкий диван, на который они скорее упали,  чем сели.

Тут же откуда-то появились две большие подушки,  повалившись на которые они скорее оказались в полулежачем состоянии,  чем в сидячем. Под тихую, без слов, музыку в комнату вошли две абсолютно голые молодые казашки и,  наклонившись над ними, подали  каждому на маленьком черном подносе по длинной зеленоватой сигарете. Во второй руке обе женщины держали наготове зажигалки.

- А вот это я люблю больше всего, - потянулся всем своим жирным телом генерал  к  худенькой  красавице  с острыми и торчащими маленькими грудками. - Только, - здесь он доверительно, как к другу, повернулся к Донскову, - придется ее лапать за задницу, так как при моей комплекции у нее и груди-то не отыщешь.

Женщины продолжали стоять,  ожидая. Донсков просто ничего не предпринимал, а еле двигающийся генерал,  столь охочий до  противоположного пола, никак не мог оторвать спину от мягкого пружинистого дивана.

- Сначала это, - тут опять в комнате появился распорядитель и показал пальцем на сигареты.

- Опиум?  - попытался сделать тревожное лицо Вовочка,  но ему  даже это не удалось.

- Нет,  чуть-чуть гашиша,  для расслабления. Никаких последствий, - успокоил его распорядитель. - Проверено на других.

- Ну,  если проверено,  то, значит, мин нет,  - согласился Вовочка  и протянул к подносу руку.

Тут же щелкнула зажигалка и ее пламя чуть более отчетливо  осветило улыбающиеся, но  бесстрастные  лица  женщин.  То же вслед за генералом повторил и капитан.  Распорядитель взмахнул рукой и,   чуть  покачивая бедрами, женщины бесшумно удалились из комнаты.

- А как же...,  - даже через неизвестно какое  количество  водки  и наркотический дым обидчиво расстроился генерал.

- Все идет точно по плану,  - торжественно и заговорщицки прошептал распорядитель.

Его слова каким-то гипнотизирующим свойством опять подействовали на генерала и он расслабился в предвкушении будущих удовольствий.

- Ни о чем не беспокойтесь, ваше высокопревосходительство, - шепотом продолжил распорядитель, подходя к одной из свечей и туша ее.  - Будет все,  что хотите. Но в свое время. Сейчас вы участвуете в специальной театрализованной сцене "Буря ночью на Иртыше" и поэтому требуется абсолютная темнота.  - Он потушил все свечи и, прикрывая дверь, произнес еще три слова: - А теперь ждите...

Дверь мягко и плотно захлопнулась.  Полнейшая темнота  сгустилась  в комнате. Лишь две искорки от сигарет,  то раздуваясь, то опадая, пытались осветить комнату. Но их силы хватало только на то, чтобы сделать видимыми подносившие сигареты ко рту пальцы.

Дым, алкоголь и темнота постепенно делали свое дело.  Неясные  тени начали высвечиваться на стенах,  а с последней затяжкой потухающих сигарет им показалось, что на противоположной стене открылась невидимая дверь в такую же  темную, как у них, комнату.

И тотчас легкий шум наполнил помещение. Это был даже не шум, а скорее шорох. Шорох движений, звуки дивана и запах. Запах женщин. Вот невидимые мягкие руки скользнули к их телам, легко снимая одежды и поворачивая с боку на бок. Сколько их было? Две? Четыре? Десять? Разобрать невозможно.

Вот   эти руки трепетно прошлись по всему телу,  заставляя каждую его клеточку забывать об опьянении и вспоминать о чувствах. Вот еще что-то более нежное коснулось губ,  здесь, наоборот,  усиливая опьянение мозга. Затем ласки пошли волнами и все вместе.

Донсков не понимал, на которое из тел или одно многорукое и многоногое теле надо реагировать. Все доставляли удовольствие и с которым из них он сливался в следующий момент,  различать не брался.  Было до слез, пусть и пьяных, хорошо. И  звуки.  Звуки незнакомого языка,  скорее как пение  птиц  в райском саду, чем ночная буря на Иртыше.

Лишь одно нарушало его благолепие. Это  возбужденное сопение рядом ворочающегося генерала,  похоже, испытывающего, как  и он,  все прелести рая.  Это продолжалось, пока у них оставались силы.  Но когда на смену ей пришло  чистое  блаженство, невидимые гурии постепенно и неслышно начали покидать их, запечатлевая свои прощальные поцелуи на их пресыщенных телах...

Лишь через час зажегся свет и слегка отдохнувшие и пришедшие в себя после "бури"  гости опять появились в обеденном зале.  Быстро подписав подготовленные бумаги и договорившись устно об остальном,  они приступили к десерту.

И хоть этот десерт никоим образом не мог сравниться с  предшествующим ему в зашторенной сцене,  он также очень понравился генералу. Да и атаману тоже.



                Глава двадцать шестая


Получив приказ идти на Джезказган,  ротмистр Зубацкий тотчас повернул казачье войско на юг.  Голодная Караганда дала им более десяти тысяч человек, что легко компенсировало отданных пограничников.
 
Предстоящий почти  пятисоткилометровый переход проблем не предвещал благодаря стараниям новых акционеров  Джезказгана.   Армию  не  только обеспечили деньгами, но также транспортом, горючим и продовольствием.

Первые сто километров до истоков реки Самысу прошли быстро,   всего за два дня.  Правда, для обеспечения такой скорости было принято решение идти дальше без тяжелой техники.  Танковые моторы не выдерживали и глохли от везде проникающей степной пыли.  На слаботравянистых просторах конь чувствовал себя куда лучше, чем железо.

Главное, что бросалось  в глаза во время перехода, кроме привычного потока беженцев на юг,  это обратный поток на север неизвестно  откуда здесь взявшихся китайцев.  Тысячи и тысячи их, в современных и старинных грузовиках, на легковых машинах и полуразваленных автобусах двигались через Казахстан на Челябинск.

- Большой движение там начинается,  - объясняли они Мурашко, - люди кушать хотят,  много товар нужно.  Торговать,  однако, едем. Китайский одежда, тушенка,  рис туда везем.  Русский много денег имей, но совсем не работай, у них ничего нет. Мы помогай русским.

И точно,  все свободное пространство машин оказывалось забито тюками, ящиками  и коробками. Везли все, от мыла до переносных телевизоров и стиральных машин. Почти каждый десятый китаец, не таясь, мог продать изготовленный по  западной технологии наркотик или местную дурман-траву.

- Хороший товар,  - уважительно отзывались о наркотиках китайцы, -  белый люди сразу валит с ног,  им очень нравится.  Лучше,  чем русский водка. И почти бесплатно,  доллар порция.  Очень вкусна,  пробуйте, не пожалеете.

Через неделю пути перед ними показался Каражал - место,  где планировалось сделать последний большой привал перед Джезказганом.   Однако не получилось.
Каражал встретил их ружейным и пулеметным огнем.  Несколько грузовиков оказалось подбито выстрелами из бузук.

Зубацкий тут  же  отошел  на несколько километров назад и остановил колонну. По всем направлениям выслали разведку,  о которой,  говоря по правде, почти забыли в этом походе, не встречая нигде противодействия. Это принесло свои плоды и вскоре обстановка  понемногу  начала  проясняться.

Оказалось, почти параллельно им, но только чуть южнее, продвигалась на запад еще одна большая военная группировка.  И похоже,  конечной ее целью также являлся Джезказган,  что,  впрочем, было   весьма логично. Казахи стремились  прикрыть  свой  главный  город  в центральной части страны.

Собрав сотников и комбатов, Зубацкий устроил совещание. Большинство сходилось на том, что надо немедленно брать Каражал, пока на их стороне имелось преимущество в численности войск. Заслонившись тем же Каражалом, затем гораздо легче будет удерживать  напор  и  на  Джезказган. Ведь крупный  населенный  пункт в степи прежде всего представлял собой ценность для армии как источник питьевой воды. Без воды долго в степи, а тем более в пустыне, не повоюешь.  Кому-кому,  а казакам это было отлично известно.

Действовать решили следующим образом.  Сам ротмистр с основными силами должен был брать город с востока,  одновременно  отрезая  его  от подходящего подкрепления. Пять батальонов выделялось Мурашко для атаки со стороны Джезказгана.

На север,  откуда они пришли,  казахи вряд ли стали бы пробиваться. Им оставался только один путь отступления, который они сознательно не перерезали,  давая возможность казахам уйти  на юг.

Особая роль отводилась поручику Антонову.  Еще до начала  основного боя его  люди  должны  были  попытаться незаметно проникнуть в город и сосредоточиться в центральной части,  где, скорее всего, располагалось командование противника. А с началом атаки, смотря по обстоятельствам, попытаться захватить вражеский штаб, лишив тем самым противника управления.

На следующий день,  дождавшись, когда солнце подымется чуть повыше и станет слепить защитников в глаза, Зубацкий начал атаку. Похоже, такого количества наступающих в городе не ожидали,  успокоенные предыдущей победой, когда враг отступил после первых же выстрелов.

Поэтому, постреляв всего минут сорок,  пока расстояние между цепями сблизилось до ста метров, защитники начали поспешно покидать окраины и отходить к центру города. Почти то же происходило и на западной окраине Каражала.

Тем временем Антонов,  уже находясь в городе, взял "языка" из местных и попытался у него выяснить расположение штаба вооруженной группировки. К большому удивлению и этот, и следующий "язык" не только сразу признались, где  находится штаб, но даже сами вызвались проводить их к нему. Приписывая все страху и не имея времени разбираться - за городом начали раздаваться  первые автоматные очереди - он без раздумий отправился за проводниками.

Те не обманули и скоро перед ними открылся дом с колоннами,  из которого то выбегали,  то вбегали туда вооруженные люди.  Никакой охраны не имелось и в помине. Воспользовавшись этим и дождавшись, когда поток гонцов на какую-то минуту иссяк,  поручик совершил быстрый рывок из-за соседней лачуги к дому. Все двадцать бойцов его группы немедленно повторили маневр командира.

Пропустив их в дверях вперед, Антонов последним заскочил в дом, зачем-то защелкнув за собой дверь от взглядов оставшихся на прежнем месте проводников.

- В сопротивляющихся стрелять, остальных - на второй этаж! - громко крикнул он,  сам врываясь в первую комнату, из которой показался выходящий человек.

Участившийся топот ног за спиной показал, что и другие комнаты не остались без внимания. Затолкав человека дулом автомата вовнутрь,  поручик следом  за  ним ввалился в комнату. Большой зал, куда он попал, несмотря на давно наступивший день, почему-то оказался полностью зашторен, а с середины потолка свисала горящая люстра.

Быстро глянув под ноги,  куда упал после точка  человек,   Антонову вдруг инстинктивно  стало  стыдно  за совершенный только что поступок. Глубокий старик, извиваясь всем телом, корчился на полу у его ног. Пятеро таких же стариков стояли около большого стола, на кото-ом находилась развернутая карта.  И еще один,  явно помоложе,   располагался  в дальнем конце комнаты, сидя ко всем спиной за телефонным аппаратом.

- Руки вверх!  - переступив через старика, заученно скомандовал поручик, усиленно  соображая,  что  делать,  если эти старцы не сумеют их поднять.

Не так быстро,  но у них это получилось.  Запоздавший же телефонист получил прикладом по голове от влетевшего следом за Антоновым в комнату казака. Не разбираясь как начальник в тонкостях воспитания и выполняя ранее отданную команду, он весьма  красноречивым  жестом  показал старикам, чтобы они выходили из комнаты.

Гуськом, один за одним,  старцы с поднятыми руками потянулись в коридор, каждый перешагивая на пороге все еще продолжавшего корчиться их шестого товарища. Вслед за ними вышел и поручик, чтобы прояснить обстановку с другими помещениями здания.  Оставшись один в комнате, молодой казак с недоумением посмотрел на стонущего старика,  не зная как с ним поступить.    Затем мельком глянул на лежащего тихо телефониста и, видимо приняв решение,  стукнул старика автоматом по голове и выскочил из комнаты,   на этот раз даже не убедившись в результативности удара.

Кроме этой,  остальные комнаты оказались пустыми.  Поэтому,  отведя пленных на второй этаж и расставив людей у окон,  поручик приготовился отбивать атаку казахов до подхода своих.

Вот внизу показался очередной гонец. В отличие от своих командиров, этот был совсем юным солдатом,  можно сказать мальчишкой.  Непрошенное чувство жалости опять помимо воли прокралось в сердце поручика. Поэтому, не  выстрелив первым, он не дал команду и другим на открытие огня.
 
Подбежав к  двери,  гонец дернул ее.  Закрытая Антоновым,  та не поддалась. Мальчишка дернул еще раз,  на этот раз посильнее. Результат оказался тот же.  Тогда, отступив на шаг, он в растерянности оглянулся кругом. Подойдя снова к двери,  на этот раз он постучал в нее.  Затем, прислонив ухо, долго вслушивался во внутреннюю тишину.

Замерли и казаки на втором этаже. Опять потоптавшись, мальчишка попытался заглянуть  внутрь  через замочную скважину.  И вдруг с громким криком отскочил от двери и побежал назад,  продолжая что-то кричать по дороге на  своем  непонятном языке.  Не успел он добежать до поворота, как навстречу ему попался еще один гонец,  на этот раз постарше,   со смешной азиатской бородкой.

Не пытаясь даже остановиться и продолжая кричать,  мальчишка  хотел проскочить мимо, но гонец с бородкой схватил его за руку и что-то требовательно спросил.  Мальчишка ответил, но как и прежде, криком. Тогда второй потянул его за руку к зданию. Замолчав, но продолжая упираться, тот нехотя последовал за ним.

У дверей предыдущая картина повторилась.  С той лишь разницей,  что перед дверью  теперь  находились трое, считая еще одного подбежавшего. Первый опять начал что-то выкрикивать, показывая то на дом, то куда-то в сторону, откуда доносилась стрельба.

В этот момент на площади перед домом появились и  первые  отступающие. По  живописной  картине на крыльце и по крикам они быстро поняли, что командиры их оставили и,  развернувшись, бросились наутек, оставив на площади  два пулемета и несколько коробок с боеприпасами.

Волна за волной продолжали отступающие прибывать к штабу  и  такими же волнами,  без промедления,  откатываться назад, оставляя после себя брошенное оружие.  Наконец, поняв, что они могут оказаться последними, удрали и  невольные  виновники  этой  паники.  Однако закрытая дверь и разбросанное по площади оружие уже могли не менее  красноречиво,   чем они, рассказывать вновь прибывающим о случившейся катастрофе.

Но еще только через час,  причем очень осторожно,  не понимая,  что происходит и  видя  в  этом ловушку,  на площадь вступили казаки.  Вот только здесь дверь вновь открылась и все странности прояснились.

- И пленных еще взял, весь штаб целиком, - с гордостью закончил Антонов свой доклад ротмистру.

Прихватив на  всякий случай казаха-переводчика,  Зубацкий с Мурашко поднялись наверх. И только тут узнали, какую шутку с ними сыграло неумение белых различать желтых между собой.  Оказывается,  все это время они воевали не с казахами, защищавшими свой город, а с пришлыми китайцами.

Вот  почему  захваченные "языки" с такой готовностью чуть ранее показали Антонову место нахождения штаба.

                ***

Захваченных китайских начальников звали Чин-Тань и Ю-Ань. Они возглавляли примерно такую же доморощенную армию, как и войско атамана Дона. Когда рухнул Казахстан и началась смута в Сибири,  десятки тысяч китайцев поднялись со своих  мест  и  пошли  через  казахские  степи  на Россию.

"Где война,  там и жизнь",  - говорит очень древняя китайская поговорка, подчеркивая,   что  только жизнь может питать войну и наоборот, войны без повседневных источников существования не бывает. Любая война должна обеспечиваться хлебом,  кашей, сапогами, чаем, сигаретами и еще много-много чем.

Китайцы же  в  такой  торговле являются непревзойденными мастерами. Это всемирно известный факт,  о чем свидетельствуют десятки  миллионов китайцем, разбросанных по всем странам планеты.  Только Россия, многие годы наглухо отгороженная железным занавесом диктатуры пролетариата от всего на свете,  не имела понятия о таком феномене китайского пролетариата, таким  путем  выживающего в миллиардной тесноте перенаселенного Китая.

Для защиты этого торгового движения были созданы КОСы  -  Китайские Отряды Самообороны,   как их называл Чин-Тань,  главный идеолог всего движения. Но раз имелось движение, то все могло быть и наоборот. Жесткая воля и вековое желание расширить свою территорию, захватив и заселив чужие земли, заставила для прикрытия такого замысла десятки и сотни тысяч людей броситься на север.

В данный момент КОСы,  выполняя приказ главного  командира,  Ю-Аня, двигались строго с востока на запад Казахстана, от озера Зайсан к Каспийскому морю. Кара-жал и Джезказган оказались точно на этой линии.

Спорить с  политиком Чин-Танем ротмистр Зубацкий не мог.  Зачем казачья армия оказалась здесь,  а казачья республика далеко на  востоке, он не знал. И не его дело было защищать земли Казахстана.

- У меня приказ,  - так коротко и ответил он Чин-Таню вместо долгой дискуссии на эту тему.  - Я должен взять Джезказган. И я его возьму, - быстро и твердо добавил он, заметив вопросительный жест китайца, - без всяких объяснений и доказательств, что кому принадлежит.

Такая твердая позиция несколько смутила Чин-Таня.  С  этими  белыми офицерами он уже имел дело. Когда-то, лет сорок назад в самом Шанхае и совсем недавно около Зайсана,  где полковник Сканевский  заставил  его КОСы уйти за Черный Иртыш к Чугучану и Урджару.  А до того белые генералы разбили на Зайсане и армию Казахстана. 

Его люди, правда, тоже ее разбили у Карагайлы и затем отбросили к озеру Балхаш. Но от этого сила Большого Белого генерала,  как по-китайски звучали начальные буквы фамилии Зубацкого, нисколько не уменьшалась.

- Что будет с нами?  - наконец задал конкретный вопрос Ю-Ань, как и ротмистр не будучи политиком.

Для русских оба китайца отличались только цветом волос.   Чин-Тань, несмотря на преклонные годы, имел абсолютно черную голову, без единого седого волоска в ней. Напротив, Ю-Ань был бел, как лунь.

- Вас освободят, - вынужден был признать ротмистр. - Так мне приказано. Мы приняли вас  за казахов и поэтому атаковали.

- Остальных тоже?

- Да,  и солдат.  А теперь я хотел бы поинтересоваться  дальнейшими планами вашей армии, - обратился ротмистр к Ю-Аню.

Тот, однако,  молчал, в свою очередь уступая ответ Чин-Таню. Черноволосый китаец чуть задумался, а затем философски произнес:

- Мы будем думать,  Китайская мудрость учит:  чем говорить сгоряча, лучше ничего не говорить.

- А если мы вас не отпустим и оставим в плену?

Черноголовый задумался еще на одну минуту.

- И на это в Китае имеется ответ.  Если у  дерева  обрезать  старые ветви, молодые только станут быстрее расти.

С китайской  философией  Зубацкий  был  достаточно знаком и поэтому вполне доверял ей. Что ж, ответы оказались разумны. На крыльце, провожая освобожденных  и  подозвав сопровождающего,  он в последний момент поинтересовался до сих пор занимающим его вопросом:

- Скажите,  а почему у вас в штабе при дневном свете оказались зашторены все окна?

На этот раз и без раздумий ответил белоголовый старик.

- Командир  не должен видеть,  как бегут его солдаты и должен полагаться не на глаза, а на разум.

Черноголовый только одобрительно кивнул головой на это.

                ***

Отпустив пленных  и дав день отдохнуть войску,  Зубацкий возобновил движение на Джезказган.

Теперь стало понятно, почему столица не реагировала ни  на провозглашение новой республики на ее территории,  ни на отторжение северных земель.  Опасность,  куда большая чем эта, нависла над Казахстаном. 

С русскими казахи жили долго и за это время не так уж много белых людей пожелали поселиться в песчаных степях.   Миллионы  и миллионы китайцев,  для которых такая среда обитания являлась обычной, могли просто поглотить и растворить в себе все казахское племя.  В такой ситуации можно было думать только о том, как перекрыть именно этот про-рвавшийся поток.

Казачьи разъезды без устали рыскали впереди и на  флангах  основных сил, постоянно  уточняя  обстановку.   Назвать простой ее было нельзя. Обычно пустая степь здесь оказалась многолюдной.  Если за одним холмом никого не оказывалось, то поднявшись на другой, обязательно можно было заметить вблизи или вдали то группу конников,  то пару автомобилей,  а то и сотню людей на привале.

В таких случаях разъезд наскакивал на толпу или перегораживал дорогу машине.  Затем оттуда наугад вытаскивали любого и задавали два вопроса: "Ты казах?" и "Ду ю чайниз?".  Если ответ оказывался на русском, - значит казах.  Если же отвечал на английском "чайниз",  - то китаец. Тех, кто    не  мог ответить,  автоматически записывали в "чайники", то есть в китайцев.

Джезказган оказался не в пример больше Каражала. Прямая атака в лоб здесь не проходила. Разведка показала, что город наполнен вооруженными людьми. Пройдясь  по окрестностям, конница с ходу взяла товарную станцию с двумя составами, доверху забитыми каким-то тряпьем. Китайцы выслали на   помощь свою конницу,  но казаки в пять минут нарубили наземь две сотни «чайников».  Ни один китаец на скаку не смог  послать  пулю  в цель, не говоря уже о сабле.

Однако на этом все и закончилось. Отдав окрестности, китайцы заперлись в городе,  где каждый дом мог служить крепостью стрелку. Тогда, предрассветным маршем,  Зубацкий стремительно ввел свои сотни в город, направив основной удар в центр.  Пока  город  просыпался,   телефонная станция, почтамт и комплекс административных зданий в центре оказались в руках нападавших.

Но этим самым они только загнали себя в ловушку.  Попытки расширить плацдарм ни к чему не привели. Противник оказался намного многочисленнее, чем доносила разведка. Китайцы так и лезли со всех щелей, из каждого окна или подворотни стреляло какое-нибудь старое ружье или дробовик.

Сами китайцы не стремились нападать на  гораздо  лучше  вооруженных казаков. Это стало окончательно понятно, когда из-за угла замахали белым флагом, предлагая прекратить огонь и начать переговоры. Затем появился и обладатель флага,  издалека очень похожий на того мальчишку из Каражала. Но вблизи он оказался довольно пожилым китайцем.

Вызвав Зубацкого,  он объяснил,  что с ним желает говорить их самый большой начальник,  товарищ Чин-Тань. Ничего не теряя, ротмистр согласился и  уже через десять минут разговаривал с черноголовым в комнате. Любивший сначала подумать, а потом сказать, предводитель и на этот раз не изменил своей привычке.

- Вы не подумайте, - обратился он к Зубацкому, - что мне жалко гибнущих людей  и поэтому я не наступаю.  Нет,  мы в Азии вообще людей не ценим. Просто народная мудрость говорит,  что плохой мир лучше хорошей войны.

- Русская, - уточнил Зубацкий.

- Что русская? - не понял Чин-Тань.

- Русская мудрость так говорит, - повторил ротмистр.

- А я и не сказал,  что китайская, - согласился предводитель. - Это выражение приписывают одному римскому императору.  Хотя к тому моменту китайская культура насчитывала уже две тысячи лет.

Глядя на старика, в это вполне можно было поверить.

- И что хочет Чин-Тань?  - послушав про культуру, ротмистр невольно выразился о парламентере в третьем лице.

- Я предлагаю вам то,  что чуть раньше вы сделали для нас,  на этот раз точно следуя китайской поговорке "если ты взял в долг миску  риса, то не забудь отдать и то, что из него могло вырасти".

Поговорка являлась точным аналогом русской,  гораздо более короткой пословицы "долг платежом красен".  Но Андрей Викторович уже понял, что в этом вопросе китаец оказался посильнее его и потому промолчал.  Требовалось выигрывать в главном вопросе.

- А условия?

- Вы  уходите отсюда,  а мы продолжаем путь к Каспийскому морю.  На ваш север мы не претендуем.

Возможно, это являлось и не худшим решением. К чему губить людей из-за чужого города? Но у ротмистра имелся приказ и делом чести являлось его выполнить. Он отказался.

- Спасибо за предложение, господин Чин-Тань. Вы сами выбираете свой путь, а я человек подначальный. Еще дед меня учил, что "чести дворянин не кинет, хоть головушку скинет".

- Ваш дед был большой мудрец,  - чуть подумав и переварив,  одобрительно закивал старик.  - Однако,  как говорят у вас на Руси, вольному воля. Вы сделали свой выбор.

Черноголовый поклонился и с достоинством вышел из комнаты.

Да, вольному  воля.   Но  это была только первая,  широко известная часть пословицы. Вторая же гласила, что "спасенному - рай".

Для выхода из окружения решили применить предложенный Мурашко "сталинградский метод". То есть не двигаться открыто по улицам и быть превосходной мишенью,  а занимать по одному дом за домом,  пока не выйдут на окраину. Расчистив себе такой "радиус", его можно было попробовать затем наново расширить и до "сектора".  В случае успеха под их контролем тогда пол-остью оказалась бы одна из частей города, причем без угрозы окружения.

Прорыв продолжался двое суток.  Днем и ночью,  метр за  метром  они прогрызались наружу.  Китайцы отчаянно,  не жалея людей,  цеплялись за каждый дом.  Но оружие КОСов не могло создать  достаточно  эффективной плотности огня, и им приходилось отдавать квартал за кварталом.

А на третий день у казаков обнаружился союзник в лице  национальной армии Казахстана. Только не той, что была разбита под Зайсаном и Карагайлы и сейчас отстаивалась в Балхаше,  а из Кзыл-Орды -  центра  Сырдарьинской области.  Всего один полк, зато полностью отмобилизованный, с пушками и несколькими танками.
Больше не  надеясь  на  далекую  Алма-Ату, Кзыл-Орда решилась на такое,  чтобы заключить сепаратный мир и союз с русскими против китайского нашествия.

Парламентер в форме подполковника, еще один гражданский и Зубацкий, как полномочный представитель атамана Дона, быстро договорились о совместных действиях и одновременно с двух сторон ударили по КОСам. Потеряв управляемость,  те мгновенно рассыпались,  как будто никогда и  не являлись армией.  Еще через день половина Джезказгана уже находилась в руках союзников.

Однако Чин-Тань не зря утверждал,  что люди в Китае значат ноль. Он тут же перекрыл поток мелких торговцев на север и всех мужчин направил к Джезказгану. Одновременно  туда же стали подтягиваться и остальные КОСы. Меньше чем через неделю союзники оказались зажаты внутри города более чем стотысячной вооруженной группировкой.  Плохо вооруженной - да, но это ведь не был бой в открытой степи. И даже хороший автомат не мог пробить стену плохонького дома.  К тому же войско  Зубацкого  к  этому времени почти  не имело продовольствия,  что делало дальнейшую оборону нереальной.

Только тут,  наконец-то,  центр откликнулся на их призывы о помощи. Правда, как-то странно.  В течение предстоящей  ночи  им  предлагалось срочно покинуть город, причем в любом удобном направлении. Все попытки ротмистра прояснить стратегический баланс сил ни к  чему  не  привели. Было похоже,  что там,  в Семипалатинске,  сам Донсков говорил чьим-то чужим языком.

- Да не телефонный это разговор,  - вяло отбивался атаман. - Здесь, Андрей Викторович, такая петрушка заваривается, что я сам не знаю, чего от нее  ожидать. Акционеры очень стараются.

Причем здесь акционеры,  ротмистр не понял и не  стал  отвлекаться. Проблема не в них.

- А что делать с Кзыл-Ордой?

Атаман на том конце провода задумался.

- Союзников жаль, конечно, - ответил он после паузы. - Но ни в коем случае ничего им не говорить!  Завтра все прояснится.  Тогда и начнете новые переговоры. Только вот с кем,  не знаю,  - почему-то неуверенно добавил он. - Одним словом, действуй, ротмистр. Время не ждет.

Как только стемнело, Зубацкий тут же начал потихоньку выводить своих людей в степь на условленное место.

А утром на город налетели самолеты.  Немного, шесть или семь. Точно трудно было подсчитать, так как они то появлялись, то исчезали. Но что это были за самолеты! Один стоил сотни тех, времен второй мировой.

Подходили они к городу совершенно бесшумно. После прохода сверхзвуковиков над городом мощный рокот начинал накатывать  сверху,   постепенно заполняя собой все пространство.  И лишь затем,  когда самолеты совсем скрывались из   вида,   начинала  лопаться земля от взрывов сброшенных бомб.

Летчики применяли ковровое бомбометание,  изобретенное американцами еще во Вьетнаме,  но тогда не достигшее таких мощностей.  Сразу  целая полоса однотонного месива, так сказать ковровая дорожка, простиралась через город,  раскатанная давно улетевшими самолетами.  И в зоне этой, теперь уже безжизненной просеки,  не оставалось ни метра уцелевшего от воздействия осколков, огня или взрывной волны участка.

На следующем заходе самолетов новая бомбовая дорожка ложилась аккуратно рядом с предыдущей,  стык в стык. Очень удобная и наглядная система. Летчику  не требовалось гадать, отбомбились ли здесь уже его товарищи или нет. Да и внизу никому не обидно, так как все оказывались в равном положении.

Глядя на такую виртуозную работу и на свою конницу,  Зубацкий впервые ясно ощутил,  каким все же гуманным оружием по своей природе является казацкая сабля.  И в чем состоит разница между  индивидуальным  и массовым убийством.

Налет продолжался  ровно тридцать минут.  За это время самолеты раз пятнадцать пролетели туда и обратно. Затем также внезапно исчезли, как исчез и город. А на смену монстрам третьего тысячелетия на бреющем полете приближалась более привычная армада железных стрекоз,  перекрывая с воздуха  возможные пути отступления из ада тем,  кому все же удалось не попасть в рай.

Два десантных вертолета приземлились и в лагере казаков.  Из первого, весь  в защитной форме, легко спрыгнул генерал с двумя звездочками на погонах.  Вот только выражение его лица  никак  не  соответствовало бодрости движений.  Изможденное и очень усталое, особенно по сравнению с румяными лицами десантников.  Если бы своего  случайного  знакомого сейчас увидел   Донсков,  то он бы подтвердил,  что новые генеральские звездочки на оперативной работе легко не достаются.

Поздоровавшись и представившись,  генерал зачитал Зубацкому решение Малого военного совета и Офицерского собрания об оказании  помощи  казачьему войску атамана Дона по защите частных российских вкладов в акционерные предприятия, входящие в зону стратегических интересов  России. После этого документ сложил и спрятал обратно в карман.

- Я попрошу вас, ротмистр, выделить несколько человек на вертолеты, - теперь уже без бумажки обратился усталый генерал к Зубацкому.  - Как мне сказали,  здесь имеется подразделение казахов,  помогавшее вам. Но мы сами их от китайцев не отличим.

- Имелось,  генерал,  имелось,  - поправил того ротмистр,  окидывая взглядом горящий город. - Я сам полечу с вами. А полковник Мурашко отправится на второй машине.

Однако выискивать с воздуха противоборствующие отряды в городе,  да еще различать их между собой, оказалось делом безнадежным. Кто и был с винтовкой, тот давно ее бросил и затерялся среди в одночасье ставших бездомными остатках мирного населения города.

Только на одной,  самой большой площади, центральной, царил относительный порядок.  Ее занимали две небольшие,  но организованные группы людей, не подпуская к себе мечущихся в поисках помощи горожан,  сами оставаясь на безопасном расстоянии от горящих домов.

- Садимся между ними,  - приказал генерал и вертолеты пошли на снижение.

В двух разделенных группах оказались остатки подразделений китайцев и казахов,  отыскавших здесь самое теперь безопасное место  в  городе. Неожиданная для  тех и других трагедия,  до прояснения обстановки,  на время примирила между собой вооруженные группы.  Появление  вертолетов было именно тем, что они ожидали.

По два представителя от каждой группы отделились и  приблизились  к летательным машинам.

- Командир отрядов самообороны...  Командир полка национальной  армии..., -  начали представляться уцелевшие начальники усталому генералу, первому покинувшему борт вертолета.

Спрыгнувший на землю Зубацкий узнал всех четверых. С китайской стороны это оказались большие долгожители Чин-Тань и Ю-Ань, а с казахской - знакомые под-полковник и чиновник в штатском, являвшийся заместителем главы Сырдарьинской области.

Теперь окончательно поняв,  кому досталась победа,  Ю-Ань объявил о капитуляции подчинявшихся ему КО-Сов.

- Это они?  - недоверчиво показал генерал на 50 или 60 человек, аккуратно сложивших свое оружие на земле и дисциплинированно отступивших от него на десять шагов.

- Нас было двести тысяч,  - с достоинством ответил седой старец.  - Остальные уже на небе, - философски пояснил он.

- Да примут боги их бессмертные души,  - скрестив руки на  груди  и созерцательно глядя на небо,  добавил негромко Чин-Тань. - Они были не очень умелыми, зато послушными солдатами.

В отличие  от  китайцев для кзылординцев гибель двух тысяч человек явилась куда более невосполнимой потерей,  хотя потеряли они в сто раз меньше.

- Это все, чем мы располагали, - грустно произнес штатский.

- На  вооружение  других  у нас просто нет средств,  - подполковник давно уже научился все переводить на деньги.  - Алма-Ата не даст. И не захочет, и не до нас ей теперь.

Да, волна распада докатилась и до них.  Советский Союз, Россия, Афганистан, таджики,  узбеки... Хоть и не желая ее, внутренне к ней были готовы и казахи.  Поэтому трезвый политик из Кзыл-Орды не пытался выставлять всеказахских  требований ни к российской армии,  ни к атаману, ни к командиру КОСов.  Отстоять мир для людей и суверенитет своей  области - вот был его предел.

На это согласился и русский генерал,  к тому же уже имеющий подпись Донскова под заранее подготовленным проектом договора.

- А что будет с нами? - задал  не однажды звучавший вопрос Ю-Ань.

- Отпустим, мы с вами не в войне, - повторил  свой ответ Зубацкий.

- Но только, если подпишите соглашение, - добавил усталый генерал.
 
Трехстороннее соглашение  между  лидером  освободительного движения Казахстана Донсковым,  полномочным представителем китайского меньшинства в  данном регионе Чин-Танем и срочно прилетевшим в Джезказган главой Сырдарьинской области предусматривало следующее.

Стороны обещали соблюдать полный суверинетет области.  Та,  в  свою очередь, признавала  законными все изменения, произошедшие в Казахстане, в  том числе и Иркутскую казачью республику.  Китайскому  нацменьшинству, как    некоренным жителям страны,  выделялся торговый коридор между областью и линией Зайсан - Караганда - Каражал  -  Джезказган  - Байконур и   дальше  по направлению к Актюбинску в обход только неделю назад образованной еще одной казачьей республики на  древних  казачьих реках Тобол и Ишим со столицей в Кустанае.

Гарантом этого соглашения становился Омск - теперь столица огромной нефтяной страны, раскинувшейся до самого Ледовитого океана. В качестве компенсации за  выполнение  функций  гаранта и чтобы иметь возможность своим непосредственным присутствием поддерживать мир между ранее  противоборствующими группами, а также по многочисленным просьбам проживающего там населения,  новый территориальный гигант включил в себя  все земли бывшего северного Казахстана, расположенные ныне между двумя казачьим республиками.

За гаранта расписался усталый генерал, хотя в Джезказганском Соглашении никакие военные структуры не присутствовали, за исключением упоминания о  поставках  Гарантом  небольшой  партии  оружия Кзыл-Орде за понесенные ранее потери и для дальнейшего укрепления мира между  двумя братскими народами.

Чин-Тань и Ю-Ань хотели в договоре поднять вопрос о  принадлежности Каспийского моря, но его не с кем оказалось решать. Гарантии Омска так далеко не распространялись, а Кзыл-Орда не имела на это никаких полномочий.

- То  есть  вы не претендуете на Каспийское море?  - решил уточнить Чин-Тань, поняв,  что их, как пленных, явно обделили в этом Соглашении и надеясь на лучшее будущее.

- Нет, - спокойно ответил генерал из вертолета, - нам чужого не надо. Мы только свое берем назад.

- Весьма мудрые и достойные слова, - закивали согласно головами оба старца, предполагая,  что две тысячи лет назад китайские боевые  слоны трубили на берегах именно этого моря.

И все же,  уже без протокола,  для поддержания доб-рых  отношений  и прокорма многомиллионных  друзей  из  Китая,  Кзыл-Орда вынуждена была разрешить по-следним заниматься рыбным промыслом  на  северных  берегах своего Аральского моря.
- Дружба не знает границ,  - одобрил это решение Чин-Тань, довольно поглаживая бороду.


                Глава двадцать седьмая


Костяк формирований Гоги Арлаури,  его личную банды или как  он  ее называл, дружины,   составляли двадцать один снайпер.  Именно их ему с трудом удалось спасти из Шахтинска,  когда на  них  напал  этот  белый контрик Антонов.

В число элиты входили еще двадцать один человек прикрытия и двадцать один разведчик, готовившие почву для террористических актов. Остальные сотни,  а при необходимости и тысячи бандитов он временно нанимал для проведения операций.

Сам Гога только недавно прибыл в Шевченко из Астрахани,  где сейчас находилось место его постоянной дислокации.  Прибытие было  связано  с неожиданно обострившейся ситуацией вокруг Каспийского моря.

До этого времени там все шло четко по плану.  Получив деньги и инструкции от  Равадского,  он разослал людей по прибрежным городам и поселкам казахстанской части моря.  Накопленный  в  северном  Казахстане опыт запугивания очень пригодился и здесь.

После взрыва двух электростанций, четырех базаров, десятка крупнейших магазинов паника очень скоро охватила весь заказанный регион.  Еще пара сотен убитых и сожженных жилых домов - и поток беженцев  потек  в нужную сторону.  Чтобы его поддерживать,  достаточно было всего одного терракта в день.

И, конечно же,  распускание слухов. О несметных полчищах бандитов и китайцев, о продажности и бессилии милиции. Последнее, впрочем, вполне соответсвовало истине. В данный момент в самых крупных городах его люди весьма усердно занимались именно этим вопросом.

То, что  заставило  его срочно приехать в нефтяной центр Шевченко,  было связано с казачьей армией ротмистра Зубацкого или,  как называли его местные жители, Белого  генерала.  Вместо того, чтобы продолжить свой запланированный путь на Актюбинск,  о чем заранее его предупредил  Равадский  и что поначалу казаки начали выполнять,  миновав Байконур  и  Тургайскую низину, ротмистр вдруг в Мугоджарских горах разделил войско и с частью его направился к Каспийскому морю на Шевченко для наведения тут порядка.

Во всем виноваты оказались эти беженцы-доносчики, которых он не догадался вовремя  перехватить,   понадеявшись  на  заверения начальника службы безопасности "Сибинеги". Непрерывным потоком с Алги, Актюбинска и даже с Орска, находящегося на российской территории, они начали пробираться к своему Белому генералу, слух о честности которого разошелся по всему Казахстану.

Народ приписывал ему победу над бандитами под Карагандой и   остановку китайского нашествия в Джезказгане.  Кроме того этот генерал,  в отличие от грозного атамана Дона,  не забирал земли у казахов, а защищал их, как в случае с Кзыл-Ордой.

Все это  было очень опасно.  Ведь главным заданием,  за которое ему платили деньги,  причем немаленькие - счет шел на миллионы -  являлось не просто посеять панику в районе,  подобную той, что он устроил казахам на севере. Нет, главным было направить сюда, на вновь освободившиеся места,   людской  поток с России.

 Поток этот почему-то должен был быть сугубо мусульманским:  татары,  башкиры,  удмурты, мордва и много других, о которых он, Гога, даже не слышал.
Впрочем, выбирать вероисповедание для приходящих было не его делом. Но их толпы,  которых зачем-то насильственно гнали сюда из России, ничем особенно не отличались от толп беженцев, которые создавал он - такие же запуганные,  безвольные и трусливые. 

Именно поэтому приход Зубацкого мог легко перерезать этот приходящий   поток верующих в Аллаха. И уж  тем более нечего говорить,  что к Белому генералу бежали сами жители каспийского побережья:  русские с Гурьева и Шевченко,  казахи с Тенге и Каратона, даже туркмены с нефтяных промыслов и Кара-Богаз-Гола слали к нему своих гонцов.

Хорошо еще  что  Зубацкий,   по сведениям лазутчиков,  взял с собой только десять сотен казаков на лошадях, всех остальных доверив молодому поручику Антонову для продолжения похода на Актюбинск.  Впрочем,  и молодой Антонов сильно погонял его бандитов. Поэтому ввязываться в открытую драку, тем более с ротмистром, он не собирался.

- Позови Капрала, - попросил Гога одного из подручных.

Сегодня требовалось  направить на операцию надежного человека,  так как вероятность встречи с казаками постоянно возрастала.

- Возьми  с  собой четырех снайперов,  - приказал он,  когда Капрал плюхнулся  на стул рядом с ним.

Это было довольно необычно,  посылать золотой фонд дружины на простейшую карательную экспедицию - городок едва насчитывал пять тысяч жителей.

- Каждому дашь по машине с водителем и охраннику, - продолжил Гога. - Работать только по плану "Б", поэтому заставь своих одеть бронежилеты.

Эстонец всегда отличался серьезным отношением к делу. Тем более Гоге он верил безоговорочно.  Сколько раз они вместе уходили от казалось бы неминуемой смерти и сосчитать трудно.

- "Пикап" с саперами брать? - уточнил Капрал.

- Бесполезно. У Зубацкого конница, ему дороги не нужны.

- Тогда возьму еще один пулемет.

- Пулемет можешь, - согласился Гога.

Обсудив детали,  Капрал заехал за снайперами. Затем, захватив десяток своих людей и проверив лично на каждом наличие бронежилета,  поехали в банду.

В отличие от дружины, этих людей даже Гога со своими ближайшими помощниками называл  бандитами.   Собранные со всего бывшего Союза,  они только таковыми и являлись. Жрать, пить и насиловать - вот все, на что они были  способны за 100 долларов в месяц,  не считая харчей.  Или за 300, если речь шла об убийствах.  Это бы-о дешевле, чем даже в лежащем через море  Баку,   где жизнь человека всегда не ценилась в преступном мире.

Начали они стандартно.  Стреляя сперва в воздух, чтобы наделать побольше шума,  пьяная банда из сорока человек заняла центральную  улицу городка и пошла по ней, решеча пулями оконные проемы домов. Пройдя всю ее за полчаса, банда занялась так называемым свободным поиском.

Здесь уже  бандитам  разрешалось все.  Главным являлось нагнать как можно больше страха на жителей.  Любимой забавой было раздеть всех догола и гонять от дома к дому, время от времени постреливая из пистолета или автомата. Если слушались, то в землю возле ног, если же нет, то одиночная попытка  бунта против десятка вооруженных человек всегда заканчивалась для одиночки печально.

Как норма,  случались и изнасилования,  причем почти всегда групповые. Трудно понять философию бандита, выбирающего себе в жертву только что пострадавшую женщину. Официально изнасилования Гогой были запрещены и наказывались штрафом на каждого в сто долларов.   Но  приходилось считаться и с контингентом исполнителей, иногда закрывая глаза на нарушения.

Вот и сейчас,  возбужденный винными парами,  один из бандитов после своей же команды всем раздеться,  выхватил из шеренги и поволок за волосы в  дом чем-то приглянувшуюся ему женщину,  как минимум лет на десять старше его самого. Та, вначале подчинившись, безропотно пошла туда, куда  ей  приказали.  Но в дверях неожиданно толкнула насильника, после чего тот,  сломав перила крыльца,  с громким воплем свалился на землю. Соскочив  вслед  за ним и зачем-то ударив нападавшего босой ногой, она бросилась за угол в надежде удрать огородами.

Эта ситуация случалась не часто,  поэтому очень ценилась бандитами. Три человека,  не считая подымавшегося потерпевшего, немедленно бросились в  погоню.  Теперь они защищались и имели полное право убить противника. При этом предварительное его изнасилование уже  за  такое  не считалось бы.

Проскочив огороды,  женщина выбежала в поле.  Только степь  и  есть степь. Может быть за холм,  а там в балку?  Но, не добежав до вершины, ее настигли.  Один схватил  за ногу,  а другой ударил  по  красивому кричащему лицу.   Остальные  подоспевшие  действовали расторопно и без лишних слов. Тут же вторая нога оказалась в тисках, а два чужих колена прижали руки, запрокинутые за голову.

Совершенно неприкрытая,  с широко разведенными ногами,  она  лежала между трех шумно сопящих мужиков, а четвертый, быстро раздеваясь, снял ремень и,  видимо наслаждаясь этим, повел пряжкой от ее бурно вздымаю¬щихся грудей вниз, задержавшись чуть на мягком животе.

И тут раздался свист. Но какой-то необыкновенный. Такой, от которого голова  стоящего  вдруг  легко отделилась от тела и вяло шлепнулась как раз между женских ног.  До сих пор глядящие только на женщину, насильники пока с удивлением, как по команде, свои головы задрали вверх. Последнее, что они увидели,  были длинные блестящие бритвы, непостижимым образом  вылезающие из огромных надвигающихся на них теней и тянущиеся к их шеям.  Храпа коней и команды "стой!" их обезглавленные тела уже не услышали.

Бородатый казак,  стянув через голову свою рубаху,  натягивал ее на женщину, которая,  мешая, пыталась его обнять и наконец-то начала плакать. Быстро расспросив о случившемся,  сотня Зубацкого,  а это оказалась именно она,  растянувшись в лаву, пошла на поселок, пытаясь обогнуть его с обоих концов.

Вот здесь и сработал план "Б".  По этому плану до начала операции четыре снайпера подготовили себе скрытые позиции за городом,  на  разных его концах. А между ними расположили по пулемету. Таким образом Капрал страховал себя от внезапного нападения с любой из сторон.  Совет  Гоги пригодился.

Невидимые нападавшим, снайперы выбивали казаков, начиная с флангов. Это исключило окружение. Затем заработал пулемет. Звук его явился сигналом для снайперов,  тут же скрытно покинувших огневые точки и начавших быстро пробираться к замаскированным машинам. Подождав, пока казаки, смяв пулемет,  углубятся в поселок,  машины  двинулись  к  главной дороге. Там на большаке их уже ждал Капрал со своими бойцами.

Держа на крышах два ручных пулемета повернутыми в сторону  городка, машины на  максимальной скорости устремились в Шевченко.  За спиной их раздался и смолк хриплый лай еще одного пулемета,  а затем послышались одиночные выстрелы внутри поселка.

Своего они добились. Население было запугано. А найти замену порубленным труда не составит. Своих же людей Гога сохранил всех.

                ***

Однако Капралу только казалось,  что у них все в порядке.  На самом деле его случайно задела своим крылом лишь последняя арьергардная сотня Зубацкого. Остальные находились уже в Шевченко и занимались  ликвидацией остальных банд Гоги.

Так получилось из-за того,  что не только местные жители обращались за помощью к Белому генералу. Их примеру на этот раз последовало и оставшееся руководство Мангышлакской области.  Отобрав верных милиционеров и офицеров КГБ и заручившись поддержкой подходящего Зубацкого, они в течение нескольких суток выслеживали явочные точки,  связи и уголовников Гоги.  Поэтому казаки не просто ворвались в город, а сразу приступили к ликвидации по адресам.

В сопровождении  местной милиции и организовавшихся военизированных рабочих дружин с нефтяных промыслов,  казачьи сотни первым делом окружили, а затем штурмом взяли две центральные гостиницы, где размещались основные силы Гоги из второго эшелона.  Параллельно с этим были  расстреляны бандиты в трех любимых закусочных и ресторане,  а также в пригороде, где на стадионе завода железобетонных конструкций они  квартировали в подсобных помещениях.

Понеся  такой урон,  остальные тут же бросились из города,  не заботясь о том, что подумают о них оставшиеся. Из-за этого жители сразу лишились почти половины своего парка легковых авто.  Разбивая выстрелами гаражные замки,  вытаскивая владельцев прямо из салонов, машины конфисковывались без всяких условий.  Массовый побег продолжался  весь день и последующую ночь.

Сам Зубацкий на следующий день загнал не сумевшего уйти Гогу с  его дружинниками и  остатками банды в порт.  И хотя преимущество их теперь оказалось очевидным,  сделать больше они пока не могли.   Всему  виной явились снайперы. Десятки  неубранных тел нападавших валялись перед пакгаузами, контейнерами и штабелями складированного товара.

Но и Гога понимал,  что нападающие не разойдутся. Маневрируя в проходах, он отступил  к  причалу,   где  стоял  пришвартованный  большой сухогруз. Положив  своих людей за бортами и получив преимущество в высоте, он не подпускал никого ближе ста метров к воде.

Вспомнив про аналогичное задержание в Новороссийской бухте, Мурашко тотчас попросил отыскать портовый буксир. Загруженный полусотней, буксир от дальнего пирса начал приближаться к сухогрузу,  до поры до времени скрываясь за высокими кормами других стоящих у причалов судов.
 
Выйдя из-под  прикрытия последнего судна,  казаки открыли ураганный огонь, чтобы помешать осажденным перебраться на корму для отпора. Забросив на палубу веревки с крюками, они через пятнадцать минут все оказались на сухогрузе, укрываясь от пуль за разложенным по палубе  грузом. Затем, отдышавшись,  короткими перебежками  начали продвигаться к носу, где расположились бандиты.

Автоматный и  ружейный огонь достиг максимальной силы.  В ход пошли даже гранаты, которые казаки начали забрасывать в помещения надстройки. За этой  канонадой  остались совершенно не услышаны вновь заработавшие на полную мощь машины буксира.

Опять сработал план "Б".  Пробравшись по трюму под палубой на корму и оставив на произвол судьбы остальную банду, ядро дружины Гоги выскочило из люков и бросилось к веревкам, ведущим вниз на буксир. Все произошло так стремительно,  что матросы буксира поначалу даже не распознали новый состав пассажиров,  спустившихся к ним сверху. Да если бы и распознали, не имея оружия, ничего сделать не смогли бы.

Только когда буксир отошел от кормы,  Мурашко понял, что произошло. Бросившись назад, он тут же попал под беспорядочный обстрел с надстроек. Хорошо еще,  что это были не снайперы, иначе не сносить бы ему головы. Пришлось снова продвигаться короткими перебежками к корме, укрываясь за штабелями.
Пару посланных вдогонку очередей ничем не помогли. Для древнего работяги, склепанного  из  толстых  стальных  листов,  выстрелы с такого расстояния оказались как горох о стену.

Находящийся на берегу начальник порта предложил Зубацкому воспользоваться для погони имевшимися у него моторными катерами.   Приняв  на борт по десять человек вместо положенных по норме шести, все три катера, оставляя  за кормой пенный след, понеслись вдогонку за  буксиром. Тот уже прошел половину расстояния,  отделявшего его от выхода из порта.

Однако  скорость по сравнению с катерами буксир  имел несравненно меньшую. Дистанция  неумолимо сокращалась. Вот уже с катеров застучали автоматы, не давая бандитам вести ответный огонь. И в этот момент первый катер неожиданно вспыхнул, все еще продолжая по инерции катиться вперед. Не успел на берегу смолкнуть вскрик ужаса, как точно также неожиданно вспыхнул и второй катер.  Неизвестно,  что подумал капитан последнего, но он повернул руль и попытался по большой дуге обойти два горящих факела с выпрыгивающими из него людьми,  чтобы не протаранить их.

На минуту показалось,  что трагедия на этом закончится. Но нет,  на месте третьего катера уже вырастал не менее яркий столб огня,   громко шипящий от соприкосновения с поглощяющей его водой.  Находящиеся поодаль рыбаки и моряки бросились к лодкам, чтобы помочь вытащить хотя бы оставшихся в  живых.
   
Но Зубацкий не мог позволить себе отвлечься от главного.

- Пограничники у вас имеются? - коротко бросил он начальнику порта.
- Пограничники-то имеются, только вот солярка у них отсутствует.
- Соедините меня срочно!

Пока невидимые пограничники сливали остатки топлива,  чтобы  снарядить хотя бы один корабль,  сам буксир понемногу начал уходить из поля зрения. Только  черный шлейф дыма от трубы старичка позволял еще определять его местонахождение.

- На Астрахань пошли,  - уверенно заявил начальник порта,  одновременно наблюдая за спасательными работами и уходом буксира. - Там затеряться - плевое дело.

Тут заработала рация. Пограничники спрашивали курс. Начальник порта примерно объяснил его и порекомендовал ориентироваться больше по дыму.
 
- Вас понял, выхожу, - дали отбой с базы.

Повторная связь возобновилась минут через сорок.  К  этому  времени спасательные лодки уже вовсю сновали на месте трагедии,  подбирая уцелевших. Командир пограничников доложил:

- Нашел. Нахожусь в пятистах метрах позади. Делаю предупредительный выстрел.

И опять  замолчал.  Через паузу,  показавшуюся на берегу вечностью, так как на их запросы пограничники не отвечали,  рация  снова  включилась.

- ... черт возьми, катастрофа, - раздалось из нее прямо на середине фразы. - Вызываю порт.

- Мы слушаем, - хором ответили Зубацкий с начальником.

- У меня ситуация.  Буксир взял на абордаж теплоход, на который перебрались бандиты. Буксир бросили.

- Догнать по скорости теплоход сможете?

- Смогу,  но не в этом дело. Теплоход с детьми. Прогулочная экскурсия. Мне ультимативно  приказано прекратить преследование,  иначе они каждые пять минут начнут выбрасывать за борт по одному  ребенку.   Что делать?

Ситуации с заложниками никогда просто не решались. Это быстро разъяснил Мурашко,  к этому моменту завершивший свою часть задания. Операции же освобождения в море,  где объект все время находится в движении и к нему нельзя незаметно подобраться,  вообще относятся к самым трудноосуществимым. А здесь еще дети, шестьдесят человек, два класса.

- Что отвечать будем? - обратился Зубацкий к Мурашко.

- Пусть начальник решает,  - перенесясь в воспоминаниях  в  далекие дни, по привычке ответил Саня.

Но заметив непонимающий взгляд ротмистра, тут же вспомнил о своем настоящем положении и поправился:

- Рисковать детьми - это последнее дело, хотя потом эти бандиты смогут погубить их намного больше.  Это мировая практика. Я такой ответственности на себя взять не могу.

Не пытался взять ее на себя и никто другой.

- Отбой!  - скомандовал в рацию Зубацкий командиру пограничников. - Пусть уходят, прекратите преследование.

- Слушаюсь! Ну, сволочь, я ..., - оборванная связь замолчала.

Не проронив больше ни слова, повернулись и Зубац-ий с Мурашко, направляясь к собирающейся невдалеке толпе людей,  желающих поговорить с ними.

Также без  слов с отдаленного здания порта выскользнули пять фигур, каждая с небольшим чемоданчиком в руках.  Это были те, кто прикрыл отход Гоги: Капрал и четыре снайпера.

                ***


Направляясь в Шевченко,  Зубацкий полагал,  что речь шла о прорвавшихся к Каспию  китайцах.   Однако китайцев здесь не оказалось.  Зато вместо них с матушки-Волги сюда зачем-то прибывали и прибывали переселенцы. На этот раз татары. Или башкиры с удмуртами.

Последующее продвижение Зубацкого от Шевченко к Гурьеву  было  почти  таким же триумфальным, как  некогда Донскова по Иртышу.  Громя где возможно остатки банд Гоги,  ротмистр приближался к Гурьеву. 

 Особенное  усердие бандиты проявляли на нефтяных месторождениях, заставляя русских специалистов покидать прииски.  Так было на Мангышлакском плато, с этим они столкнулись и здесь,  под Прорвой и Каратоном. Поэтому остатки русских семей, чтобы не лишиться неожиданного прикрытия,  длинным обозом тянулись в хвосте колонны казаков ротмистра.

Перейдя пересохшее по этой поре русло Эмбы и не доходя восьмидесяти километров до  Гурьева,  Зубацкий получил оттуда очень странное известие.

То, что работающий люд мог поднять мятеж против власти, не желающей его защищать и против бандитов,  по следам которых шли казаки, это он еще мог предположить. Даже можно было предположить, что они решатся на отделение от Казахстана и создание собственной республики. Это оказалось бы даже логично, учитывая, что того Казахстана, советского или независимого, уже по сути не существовало.

Но вот то, что областные депутаты Гурьева единогласно, поддержанные депутатами Мангышлакской области и толпами народа на площадях выдвинут его президентом вновь провозглашенной Каспийской республики,   явилось для ротмистра полнейшей неожиданностью.

- Вас не только выдвинули, но уже и выбрали, - продолжал разъяснять огорошенному таким известием Зубацкому глава встречавшей его делегации из представителей города. - По единодушному желанию и требованию народа.

Затем была торжественная встреча в Гурьеве,  как оказалось, исконно казацком городе,   где  в Каспийское море впадала древняя русская река Урал. Были встречи, собрания, какие-то речи и обещания. Раскрутить колесо в обратную сторону ротмистр уже не смог.

Поэтому было и обещание вернуться,  как только он доведет своих людей до Актюбинска,  как обещал атаману.  Были и торжественные  проводы вновь сформированным правительством,  куда в основном вошли представители связанных с нефтью производств, а также руководители рабочих дружин.

Был и Актюбинск,  который хотя и не определил еще своего мнения, но оказался заранее  зачислен  Гурьевым в Каспийскую республику.  А какой еще стране мог принадлежать город, где располагалась армия президента?

В Актюбинске  Зубацкого уже несколько недель поджидал Антонов,  сам не меньше ротмистра пораженный доходящими до них сведениями. Теперь им обоим только оставалось ждать прилета Донскова,  чтобы на месте вместе с атаманом на Большом казачьем кругу решить, как поступить дальше.

Великий казацкий поход, принесший столько перемен странам и народам, был завершен.

И еще были выстрелы.  Всего четыре. По два на каждого. Один в сердце, а другой,  контрольный, в голову. Так отплатил Гога Арлаури за нанесенное ему бесчестье.

Когда Зубацкий упал после первой пули, стоящий рядом Мурашко бросился прикрыть своим телом боевого товарища и командира, но также получил пулю в сердце. А потом и вторую.

Убийц так и не нашли.  Все что осталось от их присутствия,  это две снайперские винтовки, сиротливо брошенные на крыше обшарпанного каменного дома.

После смерти Большого Белого генерала поток мусульман с Волги и Белой вновь хлынул через границу,  только на этот раз через Медногорск и Оренбург, на всякий случай обходя пока еще грозный Актюбинск.

Но навстречу ему,  и пока еще не ведая друг о друге,  уже подымалась к северу через Орск и Новотроицк неисчислимая китайская орда.

Туда, к Волге, на Русь.



                Глава двадцать восьмая


Вот ведь как интересно устроен человек. Он ко всему с трудом привыкает, и к плохому,  и к хорошему.  Но привыкнув,  ему уже кажется, что все так всегда и было.

Донсков, развалясь,  привычно сидел в своем  президентском  кресле, просматривая последние  сводки,   переданные ему директором банка.  По спросу и росту цен на те или иные акции он уже мог судить о политическом или военном положении в том или ином районе.

Постоянно росли акции Экибастуза,  что говорили  об  уверенном  его входе в российскую экономику.  Две недели стремительно падали вниз акции каспийских нефтяников - там шел передел власти и хозяев. На десять пунктов упал Джезказган - это значит, что в международный суд поступила заявка от голландских и английских бывших владельцев месторождений. Опять поднялся Талды-Курган.

После того как китайские КОСы в очередной раз разбили армию Алма-Аты,  им больше никто не мешал двигаться оговоренными в  Джезказганском  Соглашении  путями и они перестали пытаться торить себе новые дороги в других частях границы.  И  из-за  этого  же Кендырликское месторождение, откуда начинались китайские тропы, совсем перестало котироваться,  хотя "Сибинега" все еще не выбросила на рынок ни одной их акции.

Степан Георгиевич почти перестал заезжать к  атаману.   Проблемы  в республике нарастали  лавиной  и ему уже не хватало времени,  чтобы за кружкой пива или бутылью "Ермака на Иртыше" проводить дружеские фуршеты. И  из Москвы перестали приезжать крупные люди.  По проторенным ими дорожкам деньги сами теперь приходили и уходили по  устоявшимся  адресам.

Было сытно,  но скучно.  Всю черновую работу выполняли директора, а представительской оставалось все меньше и меньше. От нечего делать Димадон занялся изучением  списков  учредителей доверенных ему банков и сопоставлением их крупнейших вкладчиков.  Здесь он сразу заметил  одну интересную особенность,  на которую раньше не обращал внимания. Список учредителей постоянно обновлялся,  а он даже не подозревал этого, считая, что именно здесь решающее слово принадлежит президенту.

Обложившись списками и выписками, атаман занялся подробным изучением этого процесса,  благо опыт подобной работы у него имелся.  Занятие так увлекло Донскова, что он целых три дня безвылазно просидел в своем кабинете. Хорошо  еще,  что за это время его никто ни разу не потревожил, уважительно относясь к занятиям почетного шефа.

Самая интересная закономерность обнаружилась в том, что все учредители и акционеры перепутались, и сказать теперь кто чем владеет, стало очень затруднительно. Шамилев,  например,  имел счета и долю во всех трех банках. Вовочка продал часть своих акций,  но зато оказался частичным хозяином  трех  других рудников.  Так и остальные.  К тому же и банки, ставшие за это время сами крупнейшими  собственниками  недвижимости, вложили часть своих средств в уставные капиталы друг друга.

Получалось, что враги в высказываниях и на бумаге, на деле и "Сибинега", и "Транс  Шелл",  и Шамилев со своей командой,  даже Президент проводили единую согласованную политику,  направленную на максимальное получение общей прибыли. Удивительны,  господи,  поступки людские!

В составе членов правления "Транс", где атаман являлся председателем совета директоров, он неожиданно обнаружил фамилию Гоги, хотя официально тот,   находясь на службе у "Сибинеги",  являлся прямым врагом "Транс Шелл".  В то же время фамилию Санли он ни в одном из списков не обнаружил, хотя Вадима Неклювина, как владельца ста акций, нашел.
 
Атаман печально вздохнул. Нет, не его это дело. Весь интерес разбираться в новых хитросплетениях финансовых интриг у него пропал.

"Вот, Степан Георгиевич предлагает жениться, - мысли Донскова переметнулись на другую тему.  - И невесту даже подобрал.  Прав старый казак, что  без  корней жизнь настоящей не бывает.  Может и в самом деле жениться?"

Но тут почему-то вспомнились московские друзья, Зоя, Лена. "Ах, Лена, маленькая Леночка...",  - пронеслось где-то далеко в его подсознании.

                ***

Сообщение о смерти Сани Мурашко потрясло Донскова. Почему-то первым делом вспомнился Вовочка,  рассказавший, когда они отмечали его приезд сюда, о   том,  что в российском генералитете делали ставки на деньги, гадая о результатах действий его казаков.  И даже серьезно обсуждались вопросы военной помощи или,  наоборот, помех, когда на кону собиралась очень большая сумма.

"Вот и разменяли твою жизнь,  Санька, на рулетку, - бешено стучало у него в голове. - Ни Рита, ни другая женщина, а сколько у тебя их было, даже не поплачут над тобой.  И кому ты теперь нужен? И твои акции, которые я  через  Вовочку с большим трудом выбил для тебя и других ребят? К черту все это, надо улетать!"

Донсков решительно  протянул руку к телефону и заказал правительственный самолет.  Затем позвонил и передал печальную новость полковнику Сканевскому в Усть-Каменогорск.  Он хотел приказать  ему  прилететь  в столицу, чтобы    вместе лететь в Актюбинск.  Но,  внезапно передумав, только тепло попрощался, как будто чувствуя, что улетает навсегда.

- Береги друзей,  Сергей Игоревич,  - сказал он и положил трубку, в первый раз назвав полковника на "ты".

Степан Георгиевич  хотел устроить ему полагающиеся главному атаману всех казачьих войск проводы,  но Донсков категорически отказался. Заскочив на минуту к президенту республики,  он только расцеловался с ним на прощание и тут же поспешил к машине.

Вскоре старенький Ан-24 поднялся с аэродрома и взял курс  на  Актюбинск. Через пять часов он приземлился на местном аэродроме.  Каким-то образом узнав о его прилете,  русское население и обширная  украинская диаспора встречали Донскова как народного героя.  Волей-неволей он вынужден был задержаться, чтобы оказать ответное уважение людям.

После стихийного митинга на высланной за ним машине он сразу отправился на кладбище, где в двух совершенно одинаковых простых гробах лежали его товарищи: старый и новый.

Сначала тело  Зубацкого,   как  президента  Каспийской  республики, хотели отослать в Гурьев.  Но там к этому времени начались неясные события, связанные с татарским движением к Каспию.  А затем в Актюбинске появилась казачья  делегация из Кустаная,  попросившая отдать им тело для торжественных похорон у себя в столице.

- Чем отдавать неверным, мы лучше похороним его на православном казацком кладбище,  где и положено лежать казаку, - говорили делегаты. - Мы новая  страна  и у нас нет своих реликвий,  но старинные обряды мы соблюдаем свято. Если бы не вы, атаман, и не Белый генерал, не быть бы казакам свободными. Поверьте, мы сохраним о нем память навечно.

После таких заверений не выполнить просьбу  оказалось  невозможно  и Донсков разрешил им забрать тело Зубацкого, которое делегированные казаки тут же погрузили на заранее подготовленную машину.

Затем похоронили Саню. Со всеми полагавшимися ему, как высшему офицеру казачьего войска,  почестями. С речами, стягами, ружейными залпами. Только после этого тронулась к месту последнего обитания Зубацкого машина с его телом.

Все большее расстояние разделяло двух недавних товарищей и траурные столбики с табличками, одновременно изготовленными для каждого из них. На одной было написано:  "Ротмистр Зубацкий - Белый генерал  и  первый Президент Каспийской республики", на другой - "Старший лейтенант С.Мурашко - полковник казачьего войска".

                ***

На следующий день после похорон состоялся Большой казачий круг.  Не нарушая ритуала,  первым делом помянули тех,  кого с ними уже не было, кто остался лежать в соленых степях и зыбучих песках длинного  перехода. Почтили  молчанием и своих военачальников, Зубацкого и Мурашко, которые сами погибли, но выполнили все, что обещали и довели людей до конечной цели пути.

Затем состоялось  принятие и посвящение в казаки новых бойцов войска, пополнившегося шахтерами  Караганды  и  Джезказгана,   нефтяниками Каспия и  многими другими,  нашедшими защиту и уважение в новом братстве. Ведь казак - это тот,  кто желает жить по справедливым человеческим законам. И главное - тот, кто готов за все это бороться и защищать лучшую долю своих жен и детей.

- Тихо,  тихо,  - раздалось в толпе казаков, - когда после торжественной церемонии в центр Круга вышел Донсков.

Он подождал,  пока все утихло, потом сделал над собой усилие и, как твердо решенное, произнес:

- Ухожу я от вас, братья казаки...

Дальше голос его утонул в общем гуле удивления.  Поворачиваясь друг к другу,  казаки переспрашивали один одного об услышанном. Атаман поднял руку вверх и на этот раз тишина наступила мгновенно.

- Ухожу не потому, что сделал здесь все, что смог. Как верно сказал один старый казак,  человек должен жить там,  где остались его  корни. Все мои близкие нынче там, в России.

- Не отпустим! - зашумел, заволновался Круг. - Оставайся, атаман, с нами. Люб ты нам!

Донсков опять поднял руку, призывая к тишине.

- Спасибо за добрые слова,  казаки.  Но не забывайте, что не только вам я был отцом, но и тем шахтерам и рабочим, которых привел с Кузбасса. Теперь их я должен довести до конца, как и обещал, до Москвы. А за меня не волнуйтесь, и там казаки есть.

Толпа опять загудела, обмениваясь впечатлениями.

- Слышали? - говорили одни. - Атаман дает нам вольную здесь жить, а тех, кто хочет жить в России, у кого там семьи, берет с собой.

- Знаем,  слышали,  - отвечали другие.  - Батька идет Москву брать. Там наших, казаков, тоже много.

Опять успокоил атаман народ и попросил разделиться на тех,  кто остается здесь,  и тех, кто продолжит поход с ним. Разбившись на две неравные части, казаки стали ждать последнего решения атамана.

Окинув взглядом свою, меньшую, часть, Донсков обратился к большей:
 
- За себя оставляю вам Антонова.  Он хоть молод и не так мудр,  как мои старые советники-полковники,  но зато проверен в боях и,  главное, честен и справедлив к другим. А еще - это лучший ученик Белого генерала, его правая рука. Если люб вам,  выберите его атаманом после моего ухода, чтобы потом не было кривотолков.  Если же  найдется  среди  вас другой, более достойный,  я заранее поддерживаю его, так как полностью доверяю вашему решению. Круг всегда прав.

- Любо,  атаман,  любо... Одобряем... Верное решение..., - полетело со всех сторон.

- А теперь,  - своим авторитетом атаман остановил бурление,  - прощайтесь друг с другом.  Гуляйте,  пейте.  Полковники выделили  на  это деньги из казны. Кто уходит со мной, выступаем завтра с утра.

Остаток дня и всю ночь гуляли казаки.  Гуляли так, как они это умели, стараясь  не посрамить в этом деле своих отцов и прадедов, которые являлись непревзойденными мастерами таких затей.

А утром Донсков в последний раз попрощался с поручиком и прослезившимися полковниками.  Затем хмельные,  но не печальные, ведь возвращались в Россию, шахтеры тронулись в путь.

Перейдя границу, под Новотроицком они встретились с группой военных в защитной форме,  которые специально поджидали их здесь.  С одним  из них, усталым генералом, Донсков не раз встречался. Другого тоже узнал сразу, хотя до этого никогда с ним не общался. Перед ним находился сам командующий сухопутными силами России генерал Громов.

- Вот,  приехал, чтобы на тебя посмотреть, - крепко по-мужски пожал генерал руку Донскову, без улыбки глядя в его лицо. - Слышал много, но встретиться не довелось.  Большое дело ты сделал,  Дмитрий Денисович, для России. Спасибо тебе от русского народа.

- Служу России,  - с волнением ответил Димадон,  опять,  как раньше, почувствовавший себя капитаном.

После неожиданной  встречи  движение продолжилось.  Они уходили все дальше вглубь России,  хотя и не по русской теперь,  а  по  башкирской земле. А за спиной капитана,  но уже без него, продолжали рушиться Казахская и другие империи, созданные русскими правителями на советской идеологии. Не стало идеологии, стали пропадать и империи.

Как рассказал Громов, Алма-Ата, которая опять приняла статус официальной столицы Казахстана,  попросила о помощи Узбекистан,  чтобы вернуть себе Сырдарьинскую республику с вышедшей из повиновения Кзыл-Ордой. Но   итогом  явилось то,   что  теперь  уже  Узбекистан  потерял отделившуюся от  него Каракалпакию, чему способствовали населявшие ее многочисленные казахи,  а также казахи, вытесненные туда с новой Каспийской республики. Находившиеся за тысячи километров, у противоположных границ, Алма-Ата и Ташкент могли только наблюдать это.

Что же касается Каспийской республики,  то над ней постепенно нависало татаро-башкирское иго.  Об этом же говорила и смена правительства в Гурьеве, произошедшая сразу после гибели Зубацкого. Кто за этим стоял, ни Громов, ни Донсков не знали. То ли "Транс Шелл", у которой имелись международные  договора  и  права на разработку там всех мирового значения месторождений нефти; то ли "Сибинега" в лице Крушина, как основной конкурент "Транс Шелл"; то ли Шамилев, лидер поволжских мусульман, или же Всеволод Львович Ребров,  играющий какую-то свою, пока одному ему известную партитуру.

Начиналась новая эпоха.  Шла сила,  большая,  чем сила власти.  Это была сила денег. И где-то далеко-далеко в Семипалатинске Советы банков переизбирали своих президентов.



                Глава двадцать девятая


Движение постепенно  подтягивалось,  втягивалось и обходило Казань. Позади остались две с половиной тысячи километров тайги,  гор,  лесов, полей и рек. Осталась позади и новая Сибирская республика. То, что не удалось на съезде в Кемерово,  получилось в Новосибирске.  Шахтерскому губернатору Турину  пришлось  в ней  довольствоваться  только  постом премьер-министра вместо президентского, на который он не без оснований рассчитывал.

Как объясняли когда-то полковнику умные люди из Малого Совета, Омск не захотел   подчиниться Новосибирску и создал собственную республику. Называться она стало Нефтерус. Название не очень красивое, но, к сожалению, слово "Сибирь" уже оказалось занятым, а Тюмень требовала, чтобы в нем обязательно упоминалось о ее нефти.

Вторым условием  вхождения Тюмени в общую республику и признания ею столицей Омска, явилось избрание президентом страны бывшего губернатора Тюмени Ласутина Аркадия  Семеновича,  на что пришлось согласиться, учитывая размеры присоединяемого района. 

О существовании в республике бывших когда-то  автономных Ханты-мансийском и Ненецком округах решено было больше нигде не упоминать.  С учетом  последующего присоединения североказахстанских земель,   Омск выходил в ряд самых крупных мировых государств. А "Сибинега" получала прямой путь транспортировки нефти  в Китай через  дружественную  Иртышскую  республику,  где более половины всех финансов страны принадлежали ей же. Альянс получился сложный,  но взаимовыгодный.

Позади осталась и вновь созданная Уральская республика со  столицей в Свердловске,   которая  и без влияния Движения уже больше десяти лет боролась с Москвой за ее признание. Здесь Движение только чуть ускорило давно начавшийся процесс.

И совсем недавно объявила о своей полной самостоятельности и юридическом отделении от Москвы Татарская республика.  Находящаяся в сердце Руси матушка-Волга навсегда вычленялась из ее территорий. Новым президентом Татарии единогласно был избран Шамилев, пообещавший не только в ближайшем будущем расширить страну,  но и вернуть татарам то  величие, которое у них незаконно отобрали.

Вот на фоне таких событий Донсков и возвращался обратно в Движение. Через насквозь пропитанные нефтью земли подымались они на север: Ишимбай, Юкаповск, Бугуруслан,  Туймазы, Альметьевск. И красавица Казань, венчающая собой главный водный узел европейской части России из Волги, Камы, Вятки и Белой.

Первым делом капитану требовалось восстановить потерянные за месяцы пребывания в казахских степях связи,  необходимые для получения информации. Нужно было разыскать Санли, Неклювина, как-то выйти на Погодина, Николая, определить местонахождения Сукина, Гоги и их подручных.

Улицы прекрасной Казани бурлили народом.  Такого столпотворения город не знал со времен Золотой Орды.  Сотни тысяч участников Движения и не меньшее количество китайских торговцев мощной струей влились  в  ее дорожные артерии. И всех этих людей надо было накормить, напоить, приютить и занять.  Хлеба и зрелищ требовал народ, которому не давали работы.

Бродя по центру Казани,  Донсков без труда обнаружил комплекс  зданий, отданных   Движению.    Им   оказался   институтский   городок  с общежитиями. Потом он обнаружил еще три таких городка.  Сколько же  их находилось под Казанью и в других местах,  он судить не брался. По такому поводу пришлось даже сдвинуть начало студенческих учебных семестров.

А вот откуда появлялись в городе китайцы,  он не  смог  определить. Однако они находились повсюду,  превратив в импровизированные базары и столовые под открытым небом практически все площади,  скверы  и  центральные улицы города.

Походив еще немного,  Донсков остановился у блока из  трех  длинных двухэтажных домов,   соединенных  между собой одноэтажными переходами. Его внимание привлекла не архитектура,   а  скорее  необычное  внешнее оформление домов  и большое оживление перед ними. 

Несмотря на дневное еще время,  весь дом подсвечивался  десятками  трубок  люминесцентного света, причем самых разнообразных цветов.  Мелодичные колокольчики над дверями невольно заставляли замедлить шаг, чтобы присмотреться к  вывеске, находящейся прямо над ними.

"Гостиница "Бордель",  - с величайшим изумлением прочел Димадон, не веря своим глазам.  Такого совпадения не могло быть, учитывая необъятность России. Да еще в мусульманской стране, чтущей законы шариата. Не раздумывая,   он  свернул  с  тротуара  и  направился  к дверям. "Динь-динь", - раздалось над головой при входе.

- У господина имеются  деньги?  - тут же поспешил к нему узкоглазый китаец.
"Чайник", -  невольно вспомнилась кличка таких же узкоглазых,  но в далеком Казахстане.

- Имеются,  - ответил Донсков, вынимая из кармана и показывая пачку американских долларов.

- Тогда  гостю надо пройти вон в тот коридор,  - и услужливый слуга повел его через переход в левое здание.

Здесь обстановка отличалась особенной изысканностью,  выдержанной в стиле китайских национальных традиций.  Лишь у дальней  стены  длинный ряд однообразных стеклянных кабин, зашторенных изнутри шелковыми занавесками, выпадал из общего стиля.

- Чем гость больше увлекается,  лицами или остальной частью тела? - услужливость и навязчивость китайца не знали предела.

- Лицами, - машинально ответил Димадон, продолжая думать о своем.

- О!,  господин понимает в Востоке?  - обрадовался китаец.   -  Это очень редкое  явление.  Так поступают только иногда посещающие нас мусульмане. Русские же на лицо почти не обращают внимания. Чень! - крикнул он куда-то вглубь помещения. - Пришел гость. Давай лица!

Тут же во всех кабинах вспыхнул яркий  электрический  свет.   Затем внутри как  бы  прошелся  ветерок,  распространяясь от одного конца до другого. Китаец хлопнул в ладоши. Верхние части  шторок  во всех кабинках отодвинулись в сторону и на Донскова разом глянул из-за них десяток девичьих лиц.

- Если господин захочет,  мы потом и нижние шторки отодвинем,  - не забыл напомнить китаец.

Конечно, это был притон, точно такой же, как в Кемерово. Там, правда, до такого отбора еще не додумались.   Неужели  Ру-Ань  так  быстро распространил свое дело по России?

Так думал Донсков, по очереди всматриваясь в сложные прически, подрумяненные щеки,   подсурьмленные глаза и ярко накрашенные губы совсем еще юных, на первый взгляд, девочек. В отличие от Кемерово, здесь оказались не только китаянки. "Вон та,  кажется, казашка, - за два месяца степей умение различать азиатские лица понемногу  начало  приходить  к Димадону, - а вот эта, с полными губами, явно наша, русская".

- Тебя как зовут? - спросил он через перегородку девушку.

- Маша, - неожиданно низким, но приятным голосом ответила та, изображая на своем лице улыбку.

"А вот улыбаться натурально, как китайцы, наши не умеют", - Димадон подмигнул девушке и прошел дальше через несколько кабинок.

И тут  что-то как потянуло его к пропущенной кабине,  расположенной около Маши.

- Юна, ты? - не спросил, а скорее прошептал неуверенно Донсков.

В ответ девушка только чуть заметно кивнула и дважды взмахнула ресницами.

- Вот эту, - теперь уже уверенно указал Димадон.

- У  господина превосходный вкус,  - уважительно отозвался китаец и опять хлопнул в ладоши.

Тут же во всех кабинках шторки задернулись и свет в них погас. Легкое шуршание показало,  что и девушки их покинули.  После этого китаец легонько толкнул перед собой дверцу отмеченной кабинки.  Поворачиваясь на петлях,  она без звука раскрылась.  Внутри,  только чуть освещенная приглушенным светом, попадающим из внутреннего коридора, идущего сразу за кабинами, стояла абсолютно нагая Юна.

- Пожалуйста,  господин, - предупредительно пропустил его перед собой китаец и осторожно закрыл за ним дверь.

По коридору Донсков  прошел за девушкой в ее комнату.  Там, взяв за плечи и развернув к себе, он только спросил:

- Ты помнишь меня, Юна?

На этот раз она не захлопала ресницами,  как в первом  случае.   Да разве могла  она  запомнить все те тысячи лиц и тел,  что прошли через нее? Это было просто нереально, особенно что касалось лиц.

- Я друг Чижика, - чуть сильнее сжал ее плечи Димадон.

Несмотря на хрупкий детский вид под руками его  чувствовалось  явно женское тело.  Мягкая упругая кожа, отзывающаяся на его прикосновение, исходящее от тела излучение женского тепла и запах желания.

Плечи под  руками дрогнули и обычно прищуренные глаза широко открылись, с удивлением вглядываясь в красивое мужское лицо.   Сколько  она помнила, Чижик  в  ее присутствии друзьями называл всего трех человек. Двое давно куда-то исчезли,  а вот с большим,  Максимом,  она виделась довольно часто,  хотя переспал с ней он все-о раз, в самом начале. Почему, она не понимала, и это иногда даже задевало ее гордость.

Она еще минуту подумала, пытаясь припомнить тех, остальных.

- Дима? - не очень уверенно произнесла она.

- Ну конечно я,  - только тут Димадон наконец-то позволил себе  обнять и поцеловать ее, как он когда-то делал неоднократно.

Юна мягко отдалась ему. Ей нравился Чижик и нравились его друзья. С ними было хорошо и спокойно. И всегда не больно. Расслабившись, она подождала, пока он кончит. Кажется, у него давно не было женщины.  Она это чувствовала.  Чтобы доставить удовольствие, она сама поцеловала его,  легко лаская руками напрягшееся  мускулистое тело...

Только  завершив то,  что получилось само собой, Донсков сообразил, что  он забыл даже поинтересоваться  судьбой  оставшихся  друзей. Близость Юны,    которую раньше он только жалел,  на этот раз прожгла насквозь, заставив забыть обо всех. Из-за этого недовольный собой,  он быстро оделся. Что-то почувствовав, без слов повторила эту процедуру и Юна.

Теперь, видя ее одетой и спокойно сидящей на расстоянии,   он  смог поинтересоваться друзьями.  Оказалось,  что с ними все в порядке и они здесь, в Казани. А это не филиал, а основной бордель Ру-Аня, с которым он переехал из Кемерово.

Обрадованный такими известиями, Донсков подхватился и быстро направился к выходу. За ним последовала и Юна.

- Оставайся, я сам найду дорогу, - желая хоть как-то оказать внимание девушке, он сделал протестующий жест.

- У нас такие правила,  - улыбнулась в ответ Юна. - Я должна проводить клиента до выхода.  - Потом чуть помолчала и, осторожно дотронувшись до рукава Димадона,  добавила: - Ты хороший мужчина, тебя, наверно, много женщин любит.

Эти простые слова,  которые он к тому же слышал уже много раз, сейчас остро кольнули в сердце.  По крайней мере одна такая теперь у него есть. И, возможно, где-то здесь недалеко.

Ничего не ответив,  он открыл дверь и пошел по коридорчику,  сопровождаемый Юной.  За стеклянной перегородкой его терпеливо ждал  слуга. Однако первой к нему подошла Юна и быстро произнесла несколько фраз по-китайски, из которых Донсков лишь уловил дважды повторенное "Чи-тян". Поклонившись гостю, Юна грациозной походкой вернулась за перегородку.

Почтительность слуги после этих слов, точно как и его назойливость, возросли сразу раза в два.

- Друг Чи-тяна - это праздник в нашем доме радости,  - чуть не пропел он  тоненьким голосом.  - Сам хозяин Ру-Ань рад будет вас видеть и убедиться, что его указание о бесплатном  предоставлении  удовольствий друзьям Чи-тяна строго выполняется.

- А где сам Чи-тян? - желая побыстрее встретиться с другом, поинтересовался Донсков,   осторожно выдергивая рукав из прилипчивых рук китайца.

- О!,   господин Чи-тян большой человек,  он сейчас на работе.  Ему принадлежит половина китайского базара Казани.

- Ну,  тогда я и с хозяином пока встречаться не буду. Зайду попозже вечером. Что касается денег,  то их у меня сейчас сколько угодно и для Юны не жалко. Платье ей купите какое-нибудь, что ли.

Донсков вытащил и передал несколько бумажек китайцу.  Тот попытался еще увеличить степень своей почтительности на лице, но на этот раз ничего не вышло. Выше определенного предела   она подыматься не могла.
 
- Господин такой щедрый и добрый к маленькой Юне,  - пряча деньги в карман, заливался китаец.  - Все сделаем как вы сказали. Только платье ей не нужно.  Чем меньше на девушках платьев, тем больше их любят мужчины, - и он засмеялся по-старчески коротким отрывистым смехом.

В этот  момент  за зашторенными окнами раздался рокот автомобильных моторов и почти одновременно хлопнуло  несколько  открываемых  дверей. Припомнив подобный интерьер дома в степях Казахстана,  Димадон оттянул край портьеры и выглянул в окно.  То же,  но с другой стороны,  быстро повторил слуга.

- Приехал еще один большой господин,  - на этот раз почему-то с дополнительной ноткой испуга проговорил он, возвращая портьеру на место. - Я побежал его встречать.  Очень важный господин.  А вы можете  здесь отдохнуть, у нас имеется ресторан, бильярд, курительная комната.

И, пятясь задом и кланяясь,  слуга удалился. Донсков же, следуя совету, отыскал  в самом углу глубокое кресло и приятно устроился в нем, провалившись вниз на мягких подушках.  Затем вновь послышавшийся голос китайца показал, что прибывшие выбрали также это крыло борделя.

Господ оказалось двое: Погодин и сопровождавший его Сукин. Хотя китаец почему-то заглядывал в рот именно Сукину.  Сукин же,  в свою очередь, негромко уговаривал Погодина.

- Приличное место, поверь мне, Витя. Не хочешь наших девок, так тут тебя никто не знает.  Что ты все о политике думаешь? Мужчине, особенно молодому, без женщин нельзя. Или женись, в крайнем случае.

- Некогда,  Олег. Даже поухаживать некогда. Все время дела. Я спать раньше двенадцати не ложусь.  Но и это как-то неудобно. Как будто я их покупаю. А где же любовь? Как я им в глаза буду смотреть?

- А  вы  и не смотрите,  господин,  - услужливый китаец был тут как тут. Господин, что с вами, это отлично знает. А что касается любви...
 
- Пошел вон,  - грубо оттолкнул старика Сукин,  не дав тому договорить о стоимости любви.  - Ну и занудливый старый хрен,  - это он  уже обратился к Погодину. - И не смотри ты на это, как на любовь, а только как на физиологию.  Мол,  полезно организму и все тут.  Ладно, выберем тебе узкоглазую,   те о любви никогда не слышали.  А личико ей платком накроем - китайские традиции утверждают,  что в этом случае даже женатый мужчина не считается изменившим своей супруге. Вот даже где проявляется древность и мудрость нации.

Не дожидаясь старика,  Сукин сам два раза хлопнул в ладоши. В кабинах опять зажегся свет.  Послышавшийся шелест показал, что девушки заняли свои  места.   Что-то негромко приказал китаец и шторки раздвинулись, на этот раз  нижние,   открывая  только  женские  тела,   но  не показывая лиц.

Димадон невольно обратил свой взгляд на ту кабину,  где должна была находиться Юна. Так оно и оказалось. Он сразу узнал ее по особому расположению грудей и по едва заметной родинке чуть пониже, откуда он начинал ее целовать.  В остальном же все как у других голых тел, за исключением размеров и цвета.  Китайская мудрость и в самом  деле   могла оказаться мудростью, особенно при добавлении платочка.

"Глаза - основа души женщины",  - думал Донсков,  постоянно видя их там, где тело Юны продолжало оставаться закрыто шторкой.

К увиденной картине Димадон отнесся вполне спокойно.  Она его  даже несколько позабавила.   Чего нельзя было сказать о Погодине,  который, хотя и не мог ото-рваться от женских тел,  но глядел на них как-то  исподлобья, не решаясь подойти поближе.

Сукин же,  наоборот,  спокойно приблизился к крайней кабине.  Затем начал щупать и гладить тела,  переходя от одной женщины к другой.

- Возьми вот эту, - наконец, на шестой он остановился и обратился к Погодину.

Неловко себя чувствуя даже в присутствии чужого китайца,  тот в это время нервным взглядом осматривал убранство холла. Дойдя до конца стены, его лицо вдруг стало пунцово-красным,  что оказалось заметным даже в приглушенном свете зашторенного зала.

- Дима? - не веря самому себе и растягивая последнее "а", удивленно проговорил Виктор.

- Он самый,  - несколько насмешливо ответил Димадон, вставая и подходя к давнему знакомому.  - Ну что, будешь брать? - кивнул он головой в направлении Сукина, который застыл в выжидательной позе, засунув одну руку в карман,  где у него вероятно находился пистолет,   а  другой продолжая цепляться за женское бедро, которое он перед этим внимательно исследовал.

- Точно, Дима! - мгновенно забыв о ярмарке-распродаже тел, бросился к другу Погодин.  - Вот здорово! Тут о тебе столько легенд ходило, что я даже не знал,  верить или нет.  Идем ко мне,  расскажешь. У нас тоже новостей дай бог!

Он подхватил Донскова под руку и потащил обратно к выходу, заодно с облегчением решив для себя и первую проблему.

- Как-нибудь в другой раз,  - бросил он Сукину,  который поняв, что Донсков здесь стрелять не станет,  руку из кармана вытащил, но женскую ногу продолжал удерживать. - Сейчас мне надо поговорить с товарищем.

- Ты,  Олежка, оставайся, - теперь уже откровенно насмешливо высказался Донсков,  на всякий случай оставляя Погодина для прикрытия между собой и Сукиным. - И выпусти ногу, женщина никуда от тебя не убежит.

- Да, оставайся, Олег, - не вникая в их взаимоотношения, подтвердил Погодин. - Я с Димой поеду.

Но Сукин уже шел за ними, бормоча себе под нос, что без него охрана на улице Донскову голову оторвет.

- Зайди ко мне,  - бросил Сукин Диме, когда тот садился за руль Погодинской машины.  - Старый приказ отменен.  Не знаю кем,  но теперь у нас тебя кто-то прикрывает.

- И ты,  браток,  захаживай к нам сюда,  - Донсков указал рукой  на бордель, - тебя здесь, похоже, хорошо знают.

Сукин только зло сплюнул и с силой захлопнул за капитаном дверцу.



                Глава тридцатая


В ставке Движения как всегда было многолюдно.  Пройдя по  многочисленным коридорам  выделенного  под нее одного из лучших зданий Казани, они очутились в кабинете Погодина.

Да, начинал Погодин не с такого.  Тогда не было ни мягкой импортной мебели, ни столов под орех, ни хрустальной люстры над головой. И это у лидера запрещенной  шахтерской забастовки и несанкционированного Движения.

Поняв немой вопрос, Погодин, чуть раздражаясь, буркнул:

- Все помню.  Но в отличие от прошлого,  теперь ответ я знаю.  Знаю кто обеспечивает, помогает и даже больше, пытается направлять.

- И кто же? - поинтересовался Донсков, так далеко и не думавший копать своим взглядом.

- Большая политика, вот кто, - серьезно ответил Погодин. - Меня хотят использовать, каждый в своих интересах.  Ну что ж,  главное - дойти до Москвы. Поэтому я все принимаю.

- Кто они?

- Раньше - "Сибинега", это я теперь понял. Они же, наверно, и Кокошина убили, только до сих пор не пойму за что.

- Сам не боишься?

- Нет, я просто об этом не думаю. Все идет само со-бой. И если верна хоть десятая часть того, что рассказы-ают об атамане Доне, то тебе это должно быть понятно.

Донсков лишь согласно кивнул,  не собираясь ни возражать,  ни опровергать.

- А теперь - Шамилев,  - переждав паузу, продолжил Погодин. - Новый президент свободного Татарстана.  За моей спиной осталось столько президентов, что я уже не знаю,  к тому ли я иду правду искать и  поможет ли он мне? - как-то обреченно закончил мысль Виктор.

То же мог сказать о себе и Донсков.  Но он, перейдя границу России, твердо решил  к  таким вопросам не возвращаться и больше в себе не копаться. Хотя прошлое и продолжало крепко держать его за лацканы.  "Так вот кто оказался той силой, что заставила сотни тысяч мусульман брести к Каспию и с которой он столкнулся в том  далеком  прошлом",   -  лишь мелькнуло у него в голове.

- Президент? - переспросил Димадон. - Он же у российского президента в помощниках ходил.

- Может и сейчас ходит, тут ничего не поймешь. Когда слушаешь депутатов из  Москвы,   то понять совершенно невозможно,  чьи интересы они представляют. Единственно ясно - не Москвы и не России.  В их интригах и наше  Движение  запуталось.  На последнем Совете было решено сделать Казань столицей Движения. Хотя зачем, я и сам не знаю.

- Мусульманская Казань - столица шахтеров из Сибири?

- Получается,  что так.  Но, с другой стороны, Шамилев довольно разумно говорит,  что мы не знаем Москвы и та нас может  просто  проглотить. А отсюда мы сможем постоянно ей грозить.

- Или Шамилев.

- Или Шамилев,  согласен. Хотя неясно, зачем ему это. Не собирается ведь он отсюда Золотую Орду расширить на Россию.

"Другой бы не собрался,  а Шамилев - трудно сказать", - подумал Димадон, опять вспоминая Каспий.

Они чуть помолчали, каждый размышляя о своем.

- А как Николай?  - решительно поменял тему Донсков,  больше не желавший, как когда-то его начальник, полковник Котин, слышать о Шамилеве.

- Николай?  Нормально, - оживился и Погодин. - Его Сукин, как и меня, тоже пытался в этот бордель засунуть.

- И что?
- Не вышло,  - чуть смутился Виктор.  - Он ведь Ленку мою любит.  А та, дуреха, тебя.

- Почему дуреха? - само вырвалось из Донскова.

- Подумай и посмотри на себя, а потом спрашивай. Ты ее хоть раз видел после встречи у нас? А Николай сколько лет ее обхаживает.

"Ну, один раз,  скажем,  видел",  - вспомнилось Донскову и приятное чувство чуть защемило сердце.

- А она как?

- Да никак. Сидит сиднем и никуда не ходит. Все о милом вспоминает.

- Если зайду, не прогонит?

- Попробуй. Я в таких делах лицо постороннее. Девка хорошая, но дуреха.

Погодин удрученно покачал головой,  как бы давая понять,  что  дела сердечные являются еще более запутанными, чем дела политические.

- К нам вернешься,  - поинтересовался Виктор,  - или после казачьих подвигов это для тебя уже не служба?

- Я раз тебе на это ответил, - слегка рассердился Димадон. - Я там, где надо, а остальное - дело второе.

- Тогда приступай.  Тебе я всегда рад. Наш ОПП теперь по штату чуть не дивизию составляет,  столько туда народа Сукин набрал. Похоже, верный человек. За нас до конца пойдет.

"Верный-то верный,  да не нам",  - подумалось Дима-дону, но разубеждать Погодина он не стал.



                ***


Первый, кого заметил во дворе Донсков,  выйдя от Погодина, оказался Вадим Неклювин, как к себе входящий в подъезд особняка, где размещался отдел Сукина. Это неприятно поразило капитана.  Неужели лучший агент "Транс Шелл",  неустрашимый борец против  "Сибинеги"  переметнулся  на сторону победителя?   Мысли о поиске гостиницы или ночлега моментально вылетели из головы капитана.  Выбрав закуток поукромней,  он присел на бордюр и продолжил наблюдение за подъездом.

Через двадцать минут Неклювин показался из подъезда.  И не один,  а вместе с Салманом, основным помощником Гоги. Это уже становилось интересно. Получалось, что теперь уже бандиты Арлаури или, как когда-то их назвал Сукин,  группа реагирования, стали действовать открыто, никого не опасаясь.

Два непримиримых  врага,  тогда ночью у костра чуть не убившие друг друга, мирно,   хотя и молча остались у подъезда,  явно кого-то ожидая или высматривая  в толпе постоянно снующих в резиденцию Движения и обратно людей.

Тут Вадим встрепенулся и что-то сказал Салману. Затем протянул руку и показал  куда-то  за  решетку ограды,  где в этот момент остановился грузовик. Туда  же посмотрел и Донсков.  Из кузова выпрыгивали парни с повязками на руках.  А в кабине,  рядом с водителем, сидел Максим Удалов.

"А ему что здесь понадобилось?" - голова Димадона настроилась только на подозрения.  Но второе из них он тотчас прогнал прочь, вспомнив, как сам  вместе с Удаловым внедрялся в Кемерово к боевикам.  Пацаны из машины явно были дружинниками и подопечными Максима.

В третий раз подозрение или, если хотите, шестое чувство, заставило Димадона перевести взгляд на второй этаж дома недалеко от того  места, где он  сидел.  Несколько человек,  прикрываясь колышущейся в открытом окне занавеской, смотрели точно туда же, что и он.

И эти  лица он узнал.  В окружении трех человек за занавеской скрывался Гога. Указав своим людям на машину,  он затем показал рукой  на Салмана, который продолжал неподвижно стоять около  Неклювина, как бы чего ожидая.  Вот Вадим поднял руку и в ответ высунул свою  из  окошка грузовика Максим.

"Что он,  с ума сошел? Не узнает рядом бандита?" - метались мысли в голове Донскова,  боявшегося привлечь внимание и к себе, и к тому, что он обнаружил Гогу.

После поданного знака,  сам заняв место водителя,  Максим сразу уехал. Исчезла из окна и фигура Гоги с подчиненными.  Салман же с Неклювиным направились за угол здания.

Даже человеку без его опыта сразу стало бы ясно,   какая  опасность угрожает Максиму  из-за  предательства  Вадима.  Вадима,  с которым он столько раз стоял плечом к плечу перед противником.  Что  ж,   большие деньги всегда меняют тех,  кто их имеет, хотя сами они этого почти никогда не замечают.

Но за кем надо было следить сейчас?  За Салманом или Гогой? Донсков выбрал Салмана, так как именно с ним находился Неклювин. Встав и переместившись под прикрытие цоколя здания, он быстро двинулся вдоль стены в том направлении, где скрылся Вадим с бандитом.

Через какую-то  минуту заворачивая за угол,  он еще успел заметить, как они вдвоем вошли в небольшую постройку, одной из своих стен вписывающуюся в забор, окружавший особняк Движения. Донсков метнулся от дома к одной из каменных стоек, которые поддерживали старинное  кованое тело забора и,  прислонившись к ней, попытался слиться с решеткой, одновременно наблюдая за одиноким строением.

Так прошло десять минут,  двадцать,  полчаса.  Что-то здесь было не то. Крадучись вдоль забора,  он осторожно приблизился к дверям сторожки. Врезанное в нее зарешеченное окошко зияло пустой глазницей выбитого стекла.  Внутри у двери, спиной к ней за столом сидел  Неклювин  и внимательно слушал какой-то диалог, раздававшийся из лежащих перед ним двух передатчиков.

- Это я, Максим, добрался до кинотеатра "Победа". За ним на стройке никого нет. Все чисто, - раздавалось из первого передатчика.

- Выхожу к стройке со стороны мечети,  - доносился со второго голос Салмана. - Здесь до крыши лезть да лезть.

Еще одна дверь в сторожке, на этот раз наружная, за забор, мгновенно подсказала Донскову, как такое могло произойти. Времени, чтобы разбираться, почему с каждым из них Вадим был связан на отдельной  частоте, у него совсем не оставалось. К тому же из-за резиденции показалось несколько человек, направляющихся в их сторону.

Не теряя ни секунды на дополнительные размышления,   Донсков  вышиб вовнутрь дверь, которая, впрочем, не особенно сильно сопротивлялась, и сразу же ударом кулака в висок свалил Вадима со стула, на лету подхватывая его, чтобы он не наделал лишнего шума при падении.

С Вадимом все получилось, но вот с передатчиками не повезло. Громко ударившись, они упали с обратной стороны стола. Поднять их Донсков уже не успевал, чувствуя в дверном проеме тени входящих. Выбив плечом вторую дверь, он сразу оказался на улице.

Затем был сумасшедший бег, когда сердце вырывалось из груди; по-видимому не  очень вежливые вопросы к прохожим о нахождении кинотеатра и мечети; подъем на пятнадцатиэтажный столбик  нового  строящегося  дома между ними.

Вот и последний жилой этаж,  дальше шел только технический и крыша. Со сбитым  дыханием Донсков по приваренной к стене металлической лестнице поднялся еще выше и толкнул люк над собой. Тот со скрипом открыл¬я и  тут же перед ним оказались четыре темные фигуры с ломиками в руках, видно, как и он, не ожидавшие такой встречи.

Все решали доли секунды,  реакция и решительность.  Не пытаясь даже выяснить кто они и что здесь делают,  Димадон тут же  рванул  на  себя ближайшего и бросил его головой вниз в проем люка, на лету подхватывая из рук того вываливающийся толстый металлический прут. Этим прутом без раздумий он тут же раскроил голову второму.

Только к этому моменту чуть пришедшие в себя от неожиданного  нападения третий  и четвертый начали поднимать вверх свои ломики.  Но было поздно. Успев выхватить пистолет,  Димадон в упор  успел  сделать  два почти бесшумных выстрела, ткнув каждому ствол прямо в живот.

Оттолкнув ногой один из трупов,  он бросился к следующей  лестнице, которая вела уже непосредственно на крышу через такой же люк,   только на этот раз открытый. Но не успел сделать и двух шагов, как сверху перед ним шлепнулось еще одно тело.
Это оказался Салман,  весь окровавленный,  но еще пытающийся встать на ноги.
 Мгновенно вытащив брючный ремень, Донсков набросил его на шею бандита, пытаясь пока только придушить его.

- Не  трогай!  - внезапно хрипло дышащим голосом Удалова произнесла сверху тень, заслонившая люк. - Не убивай его!

Димадон чуть  ослабил наброс,  поджидая пока Максим спустится вниз. Смотрящийся не лучше Салмана,  тот почти мешком плюхнулся на пол рядом с капитаном.

- Не трогай его,  - еще раз раз попросил Удалов,  на этот раз  чуть более спокойным голосом. - Все было по-честному.

- По-честному?   -  не  веря своим ушам,  переспросил Димадон.  – А эти...

Но новая тень,  появившаяся с нижнего люка, не дала ему договорить. Освободив ремень с горла Салмана и оставив того на Максима,  сам Донсков бросился  к появляющейся фигуре и набросил ремень теперь уже на ее горло.

- Макси-и..., - начав нормально, но почему-то высоким женским голосом, фигура не смогла договорить и слова, беззвучно свалившись на руки изумленного Димадона.

- Лариса?? - теперь уже еле выговорил ее имя до конца капитан. – Не может быть!

- Может,  - хмуро пробасил за спиной гигант-сибиряк.  -  Это  из-за нее.

В этот  момент Лариса,  которой повезло больше чем другим,  открыла глаза и в полусумраке ничего не видя,  обняла Донскова и громко произнесла:

- Я люблю тебя, Максим, милый! Только тебя и больше никого другого!

- Тут наново  пришел в себя и Салман.  Что-то резко произнеся сначала на своем языке,  он обратился дальше на русском к  Максиму,   стоящему между двумя лежащими фигурами и не знающему, что с ними делать.

- А знаешь ли ты,  Удалов, что женщина, которую ты любишь и которую отбираешь у меня,  сестра Жорика?  Да-да, того самого Жорика, что убил твоего брата.

Мертвая тишина повисла под крышей.  Только скрип зубов Максима,  да сдерживаемый стон Салмана показывали ее напряжение.  Максим первый нарушил эту тишину.

-Да, знаю. Мы с Ларисой все выяснили. И не надо больше об этом. Никогда. А теперь - уходи.

Салман медленно поднялся и, пошатываясь, двинулся к люку, от которого Донсков поспешно оттащил все еще обнимавшую его Ларису. Когда в проеме осталась видна только одна его голова, Салман опять обратился к Максиму:

- Мы,  чеченцы,  гордый народ. Но здесь все было честно. Я не держу зла на тебя и мстить не буду.

- Честно?  - наклонившись над ним и наконец-то передав девушку Максиму, переспросил Донсков.  - А это что?  - и указал на три  трупа  по другую сторону люка. - Вот что ждало бы победителя, если бы им оказался не ты и не подоспей я.

Бешено зыркнув  вправо глазами,  Салман полез вниз,  лишь негромко бормоча что-то похожее на "нехороший человек Гога,  нечестный... Здесь было дело чести..."

- Это ты? - указывая на трупы, уточнил Максим.

- Я, кто же еще, - коротко ответил Дима. - Может то же и с Неклювиным сейчас. За то, что вывел бандитов на тебя.

- Вадим?   - вдруг кое-что понял Удалов.  - Да он здесь ни при чем. Даже больше.
  Это я попросил его организовать нам честную дуэль за Ларису. Он  был здесь,  ну,  как это, как судья, следил по передатчикам, чтобы все было честно, как заранее спланировали.

Донсков непонимающе  глядел  на  Максима и на нежно обнимающую того Ларису. В каком веке тот жил? Или же все сибиряки такие?

- А откуда вообще Вадим этих бандитов знает? Ведь они были злейшими врагами?

- Не знаю,  не задумывался, - простодушно ответил богатырь, любуясь своей Ларисой.

- Ладно, полезли вниз, дуэлянты хреновы, - проговорил Донсков, перед этим два раза глубоко вздохнув, чтобы успокоиться.  - Надо  Вадима проведать.




                Глава тридцать первая


На счастье, Неклювин остался жив. Опять сработало важнейшее качество частного детектива - отличная выживаемость. Но когда Донсков неумело извинился перед ним, то в ответ Вадим только промолчал,  так и  не ответив на   интересовавший  Димадона вопрос,  как он вошел в дружбу с бандитами.

В  первый раз они расстались неудовлетворенные друг другом. Сославшись на срочную работу, не явился он и на встречу старых друзей, которую  организовал  Донсков на квартире Санли,  так как другого места в переполненном городе просто не нашлось. Начиная от  Кемерово, Санли вместе с Мариной постоянно находился рядом с Движением,  если не сказать в его рядах, зная характер Роба.

Однако все тосты в основном получались за Мурашко.  Смерть близкого товарища вдали от дома воспринялась особенно тяжело. А тут еще попытка убийства Удалова и присутствие в городе, как вестника смерти, Гоги Арлаури.

- Уверен, что именно его люди это сделали, - в третий раз рассказывал Чижику и Удалову о трагическом событии Димадон. - Его почерк и его снайперы. Но работает чисто. Кроме того случая с Кокошиным, больше сам нигде не засветился.

Из-за этой  больной  темы дружеская встреча никак не могла дойти до кофе со сладким, на которое так обильны мусульманские города. Рюмка за рюмкой подымались, отмечая горечь утраты. Маринины эклеры и арахисовая халва продолжали без движения лежать на кухне.

Ближе к вечеру в дверь позвонили.  Но хозяин даже ухом не повел. Не спешила открывать гостям и хозяйка. Недоуменно глянув на хозяев, Толя, как самый легкий на подъем, привстал, чтобы выйти из-за стола.

- Сиди, - неожиданно остановил его Роберт, - пусть Дима откроет.

- Могу  и  я,  - даже не думая спорить,  отодвинул стул Димадон,  - только это уже никогда не будет Саня.

Не зажигая в коридоре света,  а довольствуясь тем, что долетал сюда из кухни, он на ощупь открыл замок.

- Проходите, - начал привычно Донсков, но сразу осекся и неподвижно застыл, узнав дорогое лицо, хотя и виденное всего дважды в жизни.

Перед ним,   держа в руках какой-то сверток,  стояла Лена. Для нее встреча явилась еще более неожиданной чем для него. Но чувства, не дожидаясь разума,   не допустили никакой задержки.  Руки помимо сознания сами потянулись вверх на шею любимому,  одновременно выпустив сверток, который с мягким звуком тихо шлепнулся о пол.

- Димочка,  - только и произнесла она,  давая  остальное  досказать слезам.

- Леночка, - приняв ее в объятия, больше ничего не произнес и Дима.
 
Так, довольно долго,  они стояли в дверях, только обнимая друг друга, но  не начиная разговора.  Им было на удивление хорошо. И незавершенность положения с раскрытыми дверями их нисколько не смущала.   Истинная любовь   не требует слов.  Но и наоборот тоже верно,  где слова являются проводником любви.

- Димочка,  дорогой, как я рада, что ты вернулся ко мне, - принимая давно желаемое за действительное,  шептала,  по-прежнему  не  разжимая сцепленных за головой Донскова рук,  Лена, как бы боясь, что тот снова надолго исчезнет.

- Я вернулся к тебе, - как загипнотизированный, повторил Дима.
 
- И никуда больше не уйдешь?

- Никуда-никуда,  - плывя на поводу ее чувств,  Донсков в этот  миг забыл и о долге, и о присяге, и о неотомщенном друге.

- Тогда пойдем погуляем,  - попросила Лена,  уже не раз совершавшая такие прогулки в своих мечтах. - Пока не очень поздно.

Переступив через так и оставшийся лежать на полу в бумажке рулет  с кремом и даже не закрыв дверь,  они вышли на улицу.  Только здесь,  на свежем воздухе,  Лена немножко пришла в себя и смогла рассказать,  как она жила эти месяцы на том привете, который ей привез из Москвы Роберт от Димы.

Может быть поэтому она и подружилась затем с Мариной, отношения которой с Робом были столь же ненормальными, как и у них.

- И сегодня они пригласили меня,  противные, ничего заранее не сказав о тебе.

О!, сколько людей в мире пожелали бы,  чтобы о них сказали "противные" таким тоном, как сделала это Лена.

Незаметно они  дошли  до  временного  жилища  Лены.   Но  ей  этого показалось мало и она пошла провожать Диму домой.  Он был  не  против. Сегодня, на удивление,  ему во всем хотелось слушаться ее, как послушному сыну свою любящую мать.  И только когда  за  их  спиной  раздался громкий удивленный голос:  "Во,  ты погляди, уже девки своих женихов в публичные дома водят!", он сообразил, куда привел ее.

Потом, провожая Лену обратно,  Дима долго оправдывался, что не смог найти свободных мест в гостиницах и поэтому  пришлось  остановиться  у Чижика, который сам, в свою очередь, являлся другом хозяина борделя.

- Мы еще увидимся?  - доверчиво спросила при расставании  Лена,   к этому моменту забывшая о всех прежних разлуках.

- Обязательно!  - в этот момент искренне веря в свои слова  ответил Дима, целуя Лену как в первый раз, как будто до этого она уже не являлась его женщиной.

                ***

На следующий день, впервые после долгого перерыва, Донсков разговаривал по телефону с полковником Котиным.  Насколько же это было приятней, чем вольная самостоятельность казачества или сидение в роскошном, но чуждом для себя кабинете. Тут тебя поругают или по-хвалят,  не  это важно. Главное - этим ты скидываешь с себя всю тяжесть ответственности и перекладываешь ее на другого.

Уже одним фактом звонка  Донсков  зачеркнул и напрочь отбросил как ушедший сон и развал Казахстана, и выдачу концессий на использование природных ресурсов, и тысячи загубленных под его руководством душ,  и самого атамана Дона.  Теперь обо всем будет думать и решать тот другой, далекий и невидимый.

Полковник, как обычно, оказался на месте.

- Димадон, что-то тебя долго не было слышно, - с привычного выговора начал Котин.  - Тут такие дела происходят, а ты молчишь. Наши шесть раз   на спецмероприятия летали, Бибисова ранило, но он уже в строю.

- А вот Саню Мурашко убили.

- Да? Жаль, жаль, красивый был парень. Девки реветь будут, даже моя Ритка, думаю, всплакнет. Ну ничего, когда приедешь, я тебе кого-нибудь не хуже в группу подброшу. Сейчас ребята быстро растут, ведь все время в деле.

- Спасибо, товарищ полковник.

- И Шамилев ушел, знаешь?

- Знаю, я в одном его доме работаю, а в другом сплю.

- Так ты из Казани? Ну, молодец, - теперь уже похвалил полковник. - Контактов не потерял?

- Ребята хорошо сидят,  а сам только позавчера с Погодиным разговаривал.

- Так, так, нормально. А как с Санли? - задал, судя по изменившемуся тону, основной вопрос Котин.

- Пока живой,  - вдруг поняв,  что не выполнил порученного задания, почувствовал себя виноватым капитан. - Я завтра же...

- Фу, слава богу! Отставить! - прервал его полковник. - После Шамилева в этом деле все поменялось.  Теперь его ни в коем  случае  нельзя убивать, а наоборот, требуется организовать защиту.

- Но как же...

- Вот и я об этом Президенту,  ведь уже пошла команда.  Так знаешь, что он мне ответил?

- Не догадываюсь, Юрий Борисович.

- И в жизнь не догадаешься.  Опять о тебе вспомнил. У этого майора, говорит,...
- Капитана,  - скорее по привычке к точности,  поправил  полковника капитан.
- ...ну да,  капитана, хотя мы тебя тут давно называем майором. Так вот, у этого майора, говорит, есть какое-то внутреннее чувство все делать на  пользу родине.  Если у него и сейчас так получится,  то есть сможет обезопасить жизнь журналиста, то делай его подполковником. Вот что сказал Президент. Понял?

- Понял и служу трудовому отечеству!

- То-то же, так что береги его. А как там..., - полковник почему-то замолчал, но капитан все понял.

- Кланяется вам и в добром здравии.

- Кто,  журналист? - несколько оторопел от быстрого ответа на незаданный вопрос Котин.

- Да нет, Марина, вчера виделись.

- И как она?
- Счастлива,  только очень по дому скучает. Просила вам поцелуй передать.

- Это как?

- Не знаю, давайте вместе подумаем.

- Ну ладно, разошелся, подполковник, хватит об этом, - и хоть Котин прервал тему,  по голосу было ясно,  что он немного успокоился и очень доволен. - И вообще, не задерживай сообщения. Пока. Привет группе.

И ни одного слова о казахских степях.

Это был или очень умелый психолог и руководитель, или всё так где-то наверху задумывалось. То есть все шло нормально, как и положено.

От этого чувство приятной легкости охватило Донскова. С прошлым было навсегда покончено.



                Глава тридцать вторая


Спустя всего  день  после  встречи,   Лена сама подбегала к борделю Ру-Аня.

- Смотри-ка,  теперь и девки в публичный дом стали ходить! - голос, похоже все того же завсегдатая,  проводил ее через калитку во двор. - Эй, курочка, подожди своего петушка!...

Так как вся прислуга хорошо знала друга Чи-тяна,  то ее  немедленно провели к Донскову.

- Леночка, что случилось? - не на шутку встревоженный Донсков вскочил с кресла и немедленно начал одеваться. - Что-нибудь с Витей?

- С Витей,  тьфу,  тьфу,  слава богу, нет, - говоря, Лена не знала, где остановить свой взгляд в холостяцком жилище с разбросанными повсюду деталями мужского одеяния.  - Но я подслушала, как к нему приходили и убеждали, что нужно убить Роберта, мол, он выдает все их планы через свою газету и что-то такое знает о банке в Семипалатинске. И что именно он  когда-то в Кемерово укрыл предателя из службы безопасности Движения. Ой, Дима, что же делать?

- Это был я, - хмуро отозвался Дима. - А что Погодин?

- Ты же знаешь Виктора.  Мировая известность  журналиста,   поэтому убивать нельзя,  но если требуется для общего дела, то делайте все необходимое. Я так боюсь за Марину.

- Ладно,   что-нибудь придумаем,  - уже одетый капитан взял Лену за руку и повел ее к выходу.

- Дима, еще, - чуть упираясь, задержала та его.

- Что?
- Поцелуй меня, пожалуйста, так хочется.

Капитан с чувством поцеловал девушку и она,  успокоенная,  ушла домой, оставив мужчин самих заниматься своими глупыми и опасными мужскими забавами. Донсков же незамедлительно отправился к Санли.

Зайдя к нему в квартиру, он застал того за странным занятием. С лупой в руках,  Роберт изучал конверт,   раскрытое  письмо  из  которого лежало прямо перед ним.

- Что, конверт интересней письма? - поинтересовался Донсков.

- Не интересней, но все же интересно. Старого выпуска и с рисунком, посвященным дню конституции.

- Ну и что?

- После которой было еще две. То есть конверт пятнадцатилетней давности. И не подписан к тому же.

- Это уже интересней. Что внутри?

- Предложение купить информацию.  Довольно обычная  вещь.   Но  кто здесь может меня знать, идущего среди сотен тысяч участников Движения? И не только меня, а и мой адрес,  чтобы самолично  бросить  письмо  в ящик?

- Грубая работа, - сразу сообразил Донсков, сопоставив эту информацию с полученной от Лены.

- Грубая, не грубая, а само предложение очень ценное. Как говориться, конфиденциальные сведения.  И ехать мне за ними нужно за город,  в гравийный карьер.

- И поедешь?
- Конечно,  хоть это и грубая работа,  как ты говоришь. Сразу рыбка не ловится, для этого невод надо закинуть много раз.

Пришлось Донсковы пересказать сообщение Лены,  чтобы охладить энтузиазм Роберта.

- Все сходится,  - немного подумав,  согласился Роб.  - И в  письме речь идет о банковских счетах.  У меня идей нет, только предположения. А у тебя?

- И у меня только предположения. Поэтому сделаем вот что.

Капитан предложил журналисту план,  с которым тот сразу согласился, так как не имел лучшего в запасе.

- Марину только нужно на это время куда-нибудь укрыть. Может, пусть у Лены и поживет пару дней? - предложил Санли.

- Нет, не годится, - отказался Донсков. - Раз эти люди имеют доступ к Погодину, и будем считать, что неглупые люди, то рисковать не стоит. Я отвезу ее к Ларисе.

- Кто это?
- Раньше была активным деятелем Движения,  а теперь временно в этом не участвует. На сколько назначена встреча?

- Завтра на двенадцать.

- Отлично, время еще есть. А ты до этого сиди дома и без предупреждения никуда один не выходи.

- Слушаюсь, товарищ капитан, будет исполнено.

- Какой капитан?  - мгновенно насторожился Донсков,  не зная,  насколько Марина вела себя откровенно с Робом.

- Да тот, с удостоверением, что ты вертолетчику показывал.
- А,   то,  - вздохнул свободней Димадон.  - Да у меня таких знаешь сколько?

- Догадываюсь.

- Десяток. И давай об этом не будем. Я ведь, как обещал, не использовал твоих данных для публикаций.  И ты, пожалуйста, не копай под меня.

- Копать под тебя?  Отличное выражение,  наконец-то до меня  дошло, что оно обозначает.  Как и ты, я обязываюсь ради нашей дружбы никогда и нигде не копать под тебя, - серьезно отреагировал на замечание Роберт.

После этого Донсков, завезя Марину и обратно при-ватив для компании Удалова, направился к карьеру. Место оказалось подобрано неплохо. Имея основное подозрение на  Гогу,  Донсков сразу начал искать подходящую точку для возможного снайпера.  И нашел. Как раз напротив той площадки, на   которой была назначена встреча.  На всякий случай они с Максимом еще присмотрели неподалеку местечко, где могла укрыться машина для возможного преследования.

С тем и отправились обратно. А по утренней зорьке, прихватив еще Чижика с его помощником по бригаде Дэном, они снова оказались в карьере. И еле  успели,   так как  неведомый пока враг прислал убийцу на место предполагаемой казни за четыре часа до ее начала.

Им действительно оказался снайпер.  Почти целый час он осматривался и примерялся на верхней кромке карьера.  Не поленился проверить устойчивость большого валуна под руку,  для маскировки притащил пару выкорчеванных пней,  утоптал площадку под ногами. И лишь после этого достал и собрал снайперскую винтовку. Затем почти час  отрабатывал  выстрел, глядя на солнце,  проверяя силу ветра,  осматривая направление отхода. Лишь проделав все эти процедуры,  аккуратно пристроил винтовку на  валун, а сам присел в его тени и неподвижно застыл.

Снайпера они  могли  взять хоть сейчас.  Но не зная всего сценария, торопиться не следовало. Основное действие начиналось в полдень. За пятнадцать минут до установленного срока прибыл журналист. Оставив машину наверху,  он по наезженной дороге спустился в карьер и  там остановился на указанной площадке.  Поджидавший его снайпер поднялся, взглянул на часы и подошел к валуну, но к винтовке не притронулся.

Находящиеся за  его  спиной  Донсков  с Удаловым облегченно передохнули, снимая напряжение с пальцев, держащих оружие. Для такого случая на стволы обоих пистолетов были навернуты длинные глушители.

Ровно в  двенадцать  наверху у въезда в карьер остановился еще один автомобиль, из которого сразу вышел водитель и,  оставив дверцу открытой, отправился по дороге вниз. Однако спрятавшийся перед въездом глазастый Чижик сумел разглядеть внутри еще одного наклонившегося на  переднем сиденье человека. Возможно, кто-то мог прятаться и сзади.

Карьер давно не работал и  место  оказалось  совершенно  пустынным. Лишь метрах в пятистах к карьеру по проселку плелся какой-то дед, гоня перед собой козу.

Как только водитель появился на спуске и как бы мимоходом глянул на противоположный край карьера, снайпер сразу взялся за винтовку, удобно устроившись для выстрела.  Значит, стрелять должен был именно он,  а не человек на спуске. Положение Санли от этого несколько облегчалось, но там внизу оно все равно зависело только от него одного.

Когда началась беседа,  снайпер перестал ерзать и застыл,  медленно подводя палец к спусковому крючку.

- Давай!  - еле слышно шепнул Донсков Удалову и чуть слышный хлопок раздался за плечами снайпера.

Еще не осознав боль, тот успел расслышать этот хлопок и начал поворачивать в  том направлении голову.  Но так и не довернув ее до конца, остался лежать, распластавшись на валуне, перед этим ударившись лбом о камень.

- Во! - поднял большой палец вверх капитан, оценивая выстрел Удалова. - А теперь давай вниз, Роберт уже повел своего к выходу.

Все шло пока строго по плану.  Узнав что требовалось  и  дождавшись момента, когда продавец информации начал нервно дергаться,  не понимая причин с задержкой выстрела,  Роб без слов вынул  пистолет  и  показал глазами бандиту на подъем. Для того причина задержки сразу прояснилась и, понурив голову, он медленно поплелся наверх.

Увидев поднимавшихся к машине почему-то двух, а не одного человека, прятавшаяся фигура на переднем сиденье нервно заерзала,  явно не  зная как поступить: то ли открываться, то ли продолжать маскировку. И только когда Санли поставил водителя перед радиатором,  страхуясь от  возможного старта машины, прятавшийся понял, почему в этой мирно подымавшейся парочке журналист все время находился на  шаг  сзади  за  спиной водителя.

Не заботясь о товарище,  он еще в согнутом состоянии повернул рукой ключ зажигания и,  распрямляясь, рванулся на место водителя, вытягивая ногу к педали газа. Еще один бандит вырастал на заднем сиденье.
 
Взревев мотором,  машина дернулась, подмяв под себя бывшего водителя, но тут же остановилась. Как раз к этому моменту сгорбленный китаец с козой оказался у раскрытой двери и, ухватившись за воротник рубашки, выволок нового водителя из кабины. Тут же появившийся около Дэна Чижик рванув заднюю дверцу,  направив оружие на последнего оставшегося в машине. Еще двое, Донсков и Удалов, быстро приближались к месту схватки.
 
Помощь их оказалась как раз кстати. Если бандит на заднем сиденье и не собирался двигаться,  то лежавший на камнях каким-то образом  умудрился скинуть с себя каратиста Дэна. Однако придавленный дополнительно всей массой Удалова, затих, одновременно ощутив у своего носа глушитель пистолета Донскова.

Быстро нацепив на него наручники и связав ремнем ноги, они вытащили из-под машины первого водителя.  Но с раздавленной грудной клеткой тот был уже не жилец на этом свете.  Что-то прохрипев и не открывая  глаз, он перестал   дышать.   Только тут наступило время разбираться с тихим бандитом.

И сразу стало понятно такое его поведение. В роли четвертого бандита на этот раз выступал Вадим Неклювин!

- Вот и доигрался,  Вадим, вылазь, - приказал капитан и ткнул ногой мешавший выходу куль в наручниках на земле.

Человек со стоном перевернулся.  У Димадона руки затряслись от волнения.

- Капрал! - только выдохнул он. - Пусть не Гога, но хоть эта падаль заплатит за смерть Сани!

Отвернувшись от Вадима,  он навел ствол в лоб связанному бандиту. С такой же ненавистью глядя в ответ, тот не проронил ни слова.

- Не убивай его, Дима! - вдруг закричал Неклювин, делая попытку задержать руку капитана. Но получив рукояткой по голове от Чижика, начал медленно сползать по машине на землю.  - Не убивай его, я молю тебя, я все расска...,  - тут он не докончил и с закрытыми  глазами  шлепнулся рядом с Капралом.

- Что дальше?  - поинтересовался Чижик,  обтирая кровь  с  рукоятки пистолета.

Моментальный порыв ярости у Донскова прошел.

- Подождем,  пока Вадим в себя придет.  У него это много времени не занимает. Смочите ему голову.

И точно, минут через пятнадцать Неклювин раскрыл глаза. Первыми его словами были все те же "не убивай!".

- Тут надо разобраться, - поддержал Донскова Санли. - Выдал ведь он только меня,  хотя до этого мы с ним находились в  одной  команде.   Я всегда полагался на него.

- К сожалению, и я, - с досадой подтвердил капитан.

- Что случилось, Вадим, - без злости обратился журналист к детективу. - Ты сам или тебя заставили? Или мало заплатили?

Тяжело вздохнув,   Вадим на минуту закрыл глаза,  все еще приходя в себя. Затем открыл их и без выражения какой-либо вины прямо  посмотрел в глаза Донскову и Санли.

- Я сделал все сознательно и заслуживаю смерти.  Такова, видно, моя судьба, умереть  как предатель.  Но дослушайте меня до конца,  и может быть вы отпустите этого бандита. Да, бандита, так уж сложилось.

Одни непонимающе,  другие заинтригованно сгрудились вокруг Неклювина, настолько необычным являлось его поведение.

- Я люблю одну девушку,  очень люблю. Но она находится в руках этих бандитов, которые постоянно измываются над ней,  а я ничем не могу  ей помочь. Тогда  я решил выкупить ее у них.  На это ушли все мои деньги, которых оказалось недостаточно. Ради нее я пожертвовал Робертом. Я сам не понимаю, как это получилось.

- Почему же ты ко мне не обратился, Вадим? - смягчаясь, спросил капитан.

- Или ко мне? - как эхо, повторил Роберт.

Неклювин только беспомощно махнул рукой.

- Тебя,  Дима,  здесь к сожалению не было. Это моя первая встреча с тобой, она же и последняя. И здесь храбрость не поможет, их очень много. Здесь нужны только деньги.  А что касается вас, - тут Вадим повернулся к журналисту, - то на Западе не принято просить деньги, их можно только зарабатывать.  Это я четко уяснил.  И за дружбу Запад ничего не делает.

А за бандита прошу потому, - он перевел взгляд на злобно ухмыляющегося Капрала,  - что у него сейчас находятся мои деньги  за  нее. Если он не вернется и не принесет их, то ей не жить. Или жить так, что лучше умереть.

Санли задумался.   Молчал и Донсков.  Пока лишь один Удалов с самых первых фраз находился на стороне Вадима. Но в присутствии пострадавшего журналиста высказать свои мысли вслух не решался. Поэтому он только спросил:

- А кто она? И где ее держат?

До этого все рассказывавший как на духу,  детектив запнулся.  Потом снова махнул рукой.

- Говорить, так говорить все. Это девушка из борделя Ру-Аня.

- Как  ее  зовут?  - как бы что-то предчувствуя,  впервые вступил в разговор Чижик.

- Ее зовут Юна. Она китаянка.

Это известие как громом ударило по всем присутствующим,  кроме Санли, который  не понял,  но почувствовал,  как вдруг резко изменилось у всех отношение к Вадиму и его истории.

Человек шел на предательство,  погибал из-за любви.  А они? Как они себя вели с ней?  Да,  нравилась,  да, не обижали. Но при этом для них она оставалась маленькой шлюшкой,  всегда готовой к использованию. 

И вдруг такую полюбили. Перед настоящей любовью отступили все условности общества и их  отношение к ним. Донсков первым отреагировал на это. Он подошел к Капралу, развязал ремень на ногах и снял наручники.

- А теперь дуй отсюда,  бери машину и дуй, пока мы не передумали, - без всякого выражения,  как к пустому месту,  обратился он к тому. - И не дай бог вы не выполните своего обещания.

Он ногой защелкнул за поднявшимся бандитом дверь машины и сплюнул в поднятую колесами пыль. Затем обратился к Санли:

- Извини,  Роб, это теперь и наша проблема. С тобой мы квиты и если надо, то опять поможем. Но сейчас Вадим - наш. А ты поезжай домой.

Поняв, что что-то случилось,  Санли только утвердительно кивнул головой. Потом без слов отъехал, оставив позади себя пятерых мужчин, любивших одну женщину. Но любивших каждый по-своему.

                ***

Усадив ничего не понимающего Вадима в машину рядом с собой, Донсков направил ее прямо к обители Ру-Аня. Единственную остановку они сделали перед рынком, где Чижик пропустил на выход Дэна, приказав тому собрать всех грузчиков, которых он найдет и срочно вести их к борделю.

Подъехав к среднему из трех домов, все вместе вошли в здание. Чижик попросил их подождать пару минут  в  вестибюле,   а  сам  поднялся   к Ру-Аню. Быстро переговорив о чем-то с содержателем борделя, он вернулся вниз.

- Идите  за мной и будьте наготове, предупредил он остальных.  - Их там много.

Войдя в холл,  Чижик по дороге задал пару вопросов слуге и повел всех через стеклянную стойку во внутренний коридорчик. Перед комнатой Юны три амбала сидели на полу и играли в кости.

- Эй,  вы куда? - вскочил один из них, завидев при-лижающуюся группу. - Сейчас наша очередь.

Не ответив ни слова,  маленький Чижик тут же вырубил говорящего,  а потом ударом ноги в пах так и на дал разогнуться второму,  который попытался подняться на защиту первого.  Позади Удалов додавливал  третьего, предварительно проверив крепость его головы о стену.

Не замедляясь и выбив тонкую дверь,  они оказались в  комнате  Юны. Маленькая девушка лежала поперек кровати, а ее одновременно насиловали трое. Тут повторилась картина,  полностью аналогичная предыдущей,   за тем лишь исключением,  что выброшенные за дверь бандиты оказались неодетыми.

- Подлецы, - проговорил Вадим и бросился к Юне.

За все время стычки девушка так и не открыла глаза,  терпеливо ожидая окончания экзекуции и отключившись от постороннего шума.  Но услышав знакомый голос, приоткрыла ресницы и  тут  же  села,   сжавшись  в калачик и стараясь занять в пространстве как можно меньше места. 

Ведь до этого ни Вадим,  ни остальные ее знакомые так с ней никогда не поступали. Не давая осмыслить случившееся,  Чижик протянул Юне легкий халат, а Вадима попросил на минутку выйти за дверь.  Тот непонимающе уставился на Толю.

- Выйди,  Вадим,  - подтвердил Донсков,  - так надо. Для тебя и для нее худшее уже позади.

Все еще колеблющийся Неклювин с усилием над собой выполнил просьбу. Она, несомненно,  была странной,  но и не верить этим людям он не мог. Когда за ним закрылась дверь, Чижик обратился к Юне:

- Этот человек говорит,  что любит тебя. Отвечай нам правду. Он наш товарищ.

До сих  пор Юна не говорила откровенно даже со своим хозяином,  как бы хорошо он к ней не относился. Он был хозяин, и этим все сказано. Но на этот раз никем не познанным женским сердцем она почувствовала,  что такой момент наступил.

- Да,  он любит меня и хотел забрать отсюда, - твердо ответила она, обводя каждого из них доверчивым взглядом.

- А ты его?

Все также открыто глядя, Юна чуть заметно покачала головой, а затем печально произнесла:

- Я не знаю,  я не умею любить по-настоящему, как он. Но я полюблю, вот увидите, я полюблю его. Только помогите Вадиму.

Даже в таком положении все ее мысли были о нем, а не о себе.

- Хорошо,  мы поможем,  - ответил Чижик. - Тебя мне подарил Ру-Ань, хотя сам я никогда не считал себя твоим хозяином. Но я уже изучил много китайских обычаев и поэтому постараюсь не нарушать их.  Так вот,  я отдаю тебя Вадиму и с этой минуты ты свободна и можешь делать все, что захочешь.

- И даже уйти отсюда? - недоверчиво переспросила девушка.

- И даже уйти.  У Ру-Аня получишь все заработанное тобой, я договорился. И еще подарок от меня.  Но только не говори о нем Вадиму,   так будет лучше.

- Как же я смогу не рассказать всего своему будущему мужу? - удивилась маленькая китаянка. - Тогда любви и счастья не получится.

- Это в Китае не получится,  - доверительно подсел к  ней  Димадон, обняв Юну за хрупкие плечи.  - Здесь Россия и люди здесь русские. Поэтому послушай его.  И еще не говори о том, что мы... ну, что мы... любили тебя. Вадим наш друг и именно поэтому ему может быть тяжело из-за такого знания. А в остальном - веди себя как в Китае.

Юна доверчиво провела ладонью по щеке Донскова.

- Ты большой и тебя женщины любят. Я верю тебе. Пусть это будет маленькая женская тайна,  - чуть игриво улыбнулась она. - Мне Толя говорил, что во Франции женщин без тайн не бывает.

- Ну,  у них много тайн и не таких,  - сразу согласился Дима, - а у тебя пусть будет всего одна. Договорились?

- Договорились,   -  счастливая  и никогда до этого ими не виденная улыбка появилась на ее детском лице. - Позовите Вадима, я все поняла.

Когда Вадим зашел,  Юна тут же нырнула в его объятия, чтобы он спокойно мог выслушать все остальное.

- Она твоя,  - повторил, на этот раз Неклювину, Чижик. - Юна теперь свободна по обязательствам, по китайским, конечно, перед Ру-Анем и перед другими людьми. Она свободна и потому, что находится здесь, в России, и  ты ее любишь. Даже по бандитским законам она свободна, так как ты отдал за нее выкуп, хотя это тема совсем другого разговора. Забирай ее.

Вадим хотел  что-то сказать в ответ,  но тут на первом этаже послышался звон разбитых стекол и какие-то крики.  Выглянув в окно,   Чижик увидел во дворе толпу вооруженных кто чем парней, пытающихся прорваться внутрь здания.

- Все на этом, Вадим, - не дал Толя договорить тому. - Здесь, похоже, начинаются дела посерьезней. Побудь пока с Юной и защищай ее, чтобы она не боялась, а мы пойдем.

Оставив Вадима,  они быстро побежали  вниз  к  месту  начинающегося конфликта. Человек  пять  из  молодчиков  уже  находились в вестибюле, громко крича, что китайская власть закончилась и пусть косые убираются отсюда подобру-поздорову.

- А девочки пусть остаются, - заорал другой и бросил железный прут, которым все  время  размахивал перед работниками заведения,  в большое зеркало напротив входа. С громким звоном куски его посыпались на пол.

- Хозяин - я,  - выскочив в это время с лестницы,  встал перед парнем Чижик. - Что вы хотите?

- Хозяин китаец,  а ты белый.  Пошел вон отсюда, - не стал его слушать парень.   Затем обернулся назад и позвал остальных: - Пошли, покажем косоглазым, где их место в России.

Но Чижик опять оказался перед ним. Тот хотел отпихнуть его, но здоровая фигура  Удалова позади несколько охладила пыл.  К тому же ему не понравилось движение Донскова рукой под куртку,  где у того висел пистолет.

Поэтому он ограничился словесной перепалкой,  выжидая, пока остальные его дружки пройдут через дверь.  Когда их оказалось внутри человек пятнадцать, он вновь повернулся к тройке русских, защищавших бордель.

- Ну что, теперь ты понял, что этим желтолицым здесь не удержаться? А тебе лучше спрятаться за того большого,  что стоит позади.  Нас  вон сколько.

Удалов приготовился к тому,  что Чиж сейчас взорвется. Но тот то ли чего-то выжидал, то ли, как хозяин на паях, жалел и так уже пострадавшую обстановку помещения.  Он только поднял руку и  показал  парню  за спину.

- Ты назад обернись и хорошенько пересчитай,  если умеешь, конечно, сколько вас и сколько нас.

Тот обернулся,  чуть обескураженный непонятной уверенностью в  себе малыша. За их спинами Дэн и его грузчики,  похлопывая дубинками по рукам, окружили крыльцо, отрезая единственный путь к отступлению.

- Вот теперь ты можешь поговорить с желтым,  а не белым,  - издевательски предложил Чижик парню.  - Эй,  Дэн,  тут с тобой хотят поговорить.

Распихивая не очень вежливо плечами парней,  Дэн прошел через них и стал рядом с Чижиком. Парни недовольно заругались, но теперь численное преимущество явно находилось не на их стороне.

- Ну что,  и дальше будем выступать или очистим помещение? - произнес басом известную милицейскую фразу Удалов.

Парень перед ним заколебался и тут,  как бы помогая ему решить  эту задачу, коренастые  грузчики начали подниматься на крыльцо,  запихивая внутрь и последних из притихших молодчиков.

Парень воспринял это как чистую угрозу, но Дэн и Чижик, такого приказания не отдававшие,  сразу почувствовали неладное.  И только  потом их уши  выделили  среди шума людей визг тормозов многочисленных машин, останавливающихся перед оградой борделя. Через проем двери было отлично видно,  как из них выскакивают люди и вбегают во двор. Впереди, выделяясь круглым лицом и застегнутым кителем, находился Капрал.

- Быстрее все внутрь,  - тут же скомандовал Чижик грузчикам. - Закрывайте двери и становитесь к окнам.  А вы,  - громко крикнул он сразу повеселевшим парням, - ложитесь на пол. Ну, кому говорю, быстро!

Те, недослушав,  попытались броситься на него, ободренные многочисленной подмогой, но откуда-то появившийся в руках того пистолет, мгновенно выправил ситуацию. Вынули свои и Удалов с Димадоном. Вышедший из бокового коридора китаец-слуга  быстро раздавал оружие грузчикам.

Угрожая и матерясь,  парни,  тем не менее, довольно скоро оказались на полу. Приказав,  чтобы было слышно всем, троим наблюдать за ними и чуть что - стрелять, сам Чижик подошел к открытому окну около двери. У окна с другой стороны стали Максим с Димой.

Попытавшись войти в дверь и поняв,  что она закрыта, Капрал крикнул в окно Чижику:

- Всем выйти во двор!  Здание  реквизировано  службой  безопасности Движения. А  с тобой и твоими дружками разговор у нас будет особый.  И если хотите, то мои люди  могут немного пострелять.

Чижик отрицательно покачал головой,  выставляя на подоконник руку с пистолетом. Тогда Капрал отдал команду и его  отряд  растянулся  вдоль всех трех зданий, направив кто автомат, кто пистолет, а кто и обрез на окна борделя.

- Там же только женщины, - попытался урезонить его Чижик.

- Вот они-то нам и нужны.  А вы можете выметаться  отсюда.   Так  и быть, выпустим, если уйдете мирно.

- А компенсация?
- Какая компенсация?
- За тех же женщин и здание.

- В  революционной ситуации не может быть никаких переговоров о выкупе. Выметайтесь и все, - начал терять спокойствие Капрал.

- А доллары за Юну?

- Так эта сучка еще здесь? - обрадовался Капрал. - Ну, мы с ней позабавимся. И смотри,  если  что-то случилось с теми ребятами, что были у нее.

- И все же ты не ответил,  что с выкупом за нее?  - ничуть не заводясь, повторил Толя.

Донсков ничего не понимал, слушая эти бредовые переговоры товарища. О каком выкупе шла речь?  Стоило открыть огонь первыми,  раз их оказалось меньше.  Он послал Удалова сказать это Чижику, раз тот взялся сам вести переговоры.  Но Толя только сделал знак,  что все  в  порядке  и опять перенес свое внимание на Капрала.
Для того вопрос оказался не простым.  Что делать с теми,  кто находился перед ним,   было ясно.  Но и у бандитов существует свой кодекс чести. Деньги оказались выплачены и даже совершено  предательство.   И при этом нашлись свидетели сделки.

- Денег уже нет, - хмуро ответил Капрал. - Поэтому пусть выметается с ней куда хочет. Мы их не тронем.

- Тогда дай десять минут, пока они выйдут и мы проследим.
- Ладно,  - неохотно согласился Капрал, которому некуда было отступать после данного слова. - Засекаю время.

Оставив за себя в окне Дэна,  Чижик отошел вглубь комнаты и приказал слугам собрать всех женщин в задней части дома.  Отобрав  половину людей Дэна,  он послал их на прикрытие второго этажа. Затем вернулся к окну и став так,  чтобы его не увидели со двора,  начал контролировать остаток времени по часам, изредка незаметно бросая взгляды во двор.
 
После одного из таких взглядов,  когда  до  срока  оставалось  чуть больше минуты, он опять появился в окне.

- Ну? - только и спросил Капрал.

- Вадим и Юна передумали и решили остаться с нами. Они говорят, что так безопаснее, раз нас больше.

- Ты что,  издеваешься?  - проревел Капрал, мгновенно наливаясь бешенством. - Да мы вас...

- Обернись и смотри!  - сменив мирный тон на жесткий, Чижик показал рукой за спину бандита.

Там, за  оградой,  где те оставили свои машины,  теперь в несколько рядов выстроились сотни китайцев.   Причем  не  тех,   в  разноцветном тряпье, что   со своими лотками и неразлучными корзинами приставали ко всем в городе. Нет, эти были одеты в одинаковые серые полотняные брюки и рубашки,   а на головах  имели такие же одинаковые серые парусиновые шляпы. И что самое главное, каждый из них держал в руках черный короткоствольный автомат.

- Кого больше?  - как учитель ученику, задал Чижик последнюю задачу Капралу.

Тот обернулся и его круглое лицо тотчас  так  наполнилось  краской, что казалось, вот-вот лопнет.

- Ну хорошо, любитель узкоглазых, - вернув голову в прежнее положение, процедил он.  - На этот раз твоя взяла. Неплохо сработано. Но договор наш с тобой, твоими корешами и той,  что под всеми нами лежала, отменяется. До встречи.

Капрал повернулся и стараясь уверенно чеканить шаг,  пошел от двери к выходу из двора.  Пройдя цепь своих людей, он сделал знак и те потянулись за ним,  только несколько поспешней и не так уверенно,  как он.

Китайцы, конечно,  были слизью, грязью под их ногами, но от этого оружие в тоненьких худых руках не становилось менее опасным.



                Глава тридцать третья


После того  как бандиты прошли через ряды расступившихся китайцев и уехали, от последних отделились два человека  и  неспешной  старческой походкой направились к борделю.  Тут же в глубине вестибюля отворилась дверь и оттуда показался главный хозяин, Ру-Ань.

- Это что за мерзость?  - указал он полусогнутым пальцем на продолжавших все еще лежать на полу парней. - Вон отсюда и побыстрей.

Их главарь, приподняв голову, вопросительно взглянул на Чижика, как бы ожидая подтверждения приказания. Тот с усмешкой кивнул головой. Ничего не сказав и вскочив, парень бросился к дверям. Остальным подсказки не требовалось.  Побросав прутья, они последовали за ним. Пересекая двор, толпа молодчиков аккуратно и далеко оббежала двух приближающихся к дому стариков и еще быстрее устремилась к калитке.

Ру-Ань вышел  на крыльцо встречать почетных гостей.  Поздоровавшись по китайскому обычаю, он ввел их в дом и что-то проговорил. После чего бригада грузчиков вместе с Дэном,  почтительно кланяясь старцам, также покинула дом. Ру-Ань подозвал к себе Чижика, Донскова и Удалова.

- Чин-Тань, Ю-Ань, - представил он вошедших.

С непроницаемыми лицами старички глядели на подходящих русских.  Но вот их лица непроизвольно дернулись,   выражая  этим  крайнюю  степень удивления, возможную в их возрасте.

- Атаман  Дон?   -  не  веря своим глазам и протирая их скрюченными пальцами, одновременно произнесли Чин-Тань и Ю-Ань.

На этот раз Донсков с удовольствием несильно пожал руки стариков.

- Гора с горой не сходятся, а человек с человеком всегда сойдутся - говорит русская пословица.  Наверно,  имеется подобная и китайская?  - обратился он к Чин-Таню.

- Да,  - согласился знаток китайских мудростей.  - У нас это звучит так: "Если две реки впадают в одно озеро, то воды их обязательно перемешаются".

- Красиво, - не мог отказать в поэтичности произнесенных слов Донсков. - И спасибо за помощь.

- Для нас только честь оказать небольшую услугу великому атаману, - сложил руки на груди Ю-Ань.

Остальные присутствующие с удивлением смотрели на встречу трех полководцев. Ведь  Донсков о прошедших месяцах предпочитал не распространяться, а в хилых стариках мало кто мог угадать неутоленные души.

После приветствий их провели в личные апартаменты Ру-Аня, где слуги быстро оканчивали накрывать стол для дорогих гостей.  Рассадив всех по местам,  Ру-Ань приказал задернуть шторы и зажечь свечи.  Подождав, пока наполнят бокалы,  он первым произнес речь. Она сводилась... Впрочем, к чему она сводилась,  не китайцы понять не смогли.  Зато в ней в изобилии имелись красочные эпитеты, всевозможные восхваления, благодарения богам и присутствующим.

Димадону речь понравилась.  Особенно когда он понял, что в бокалы у них налито не шампанское или сухое вино,  а нечто гораздо более приятное и крепкое. Заметив его удовлетворение, к нему наклонился Ру-Ань и прошептал:

- У нас и у вас в бокалах разные напитки.  Чи-тян меня научил,  что то, что китаец пьет из маленьких стопочек, у русских должно наливаться в бокалы.

- Чи-тян был мудрым человеком, - не поняв о ком шла речь, но поняв, что у него в бокале, согласился Донсков.

Затем говорил Чин-Тань. Здесь капитан прямо заслушался. Каждый оборот представлял собой образец ораторского искусства и знание глубинных мудростей Востока.  Из-за этого он отвлекся лишь дважды,  когда  Чижик подливал ему  напиток из другого графинчика.

Чуть слабее в этом плане получилась часть, касающаяся вековой и нерушимой дружбы  двух  народов.   Там шло не о возвышенном,  а о чем-то очень уж современном.  О совместном использовании богатств Волги и Сибири, о  постройке китайских  районов в Москве,  о помощи в заселении Дальнего Востока.

А вот  взгляд со стороны на его действия в Казахстане Донскову пришелся по душе.  До этого он и не догадывался,  сколько много полезного сделал для сближения двух народов, раньше разделенных степями и дикими кочевниками. Такие слова трогали до слез.

Похоже, речи понравились не ему одному. Когда он уже собирался подняться с ответным словом,  предварительно загрузив бокал с помощью Чижика очередной сменой,  на этот раз китайским коньяком,  о котором  до этого ни разу не слыхал, неожиданно вне очереди поднялся обычно молчаливый Удалов, которого на этот раз проняло.

- Когда послушаешь умную и воспитанную речь,  -  чуть  покачиваясь, начал Максим,   - а не какой-нибудь мат-перемат,  то просто забываешь, кто перед тобой: китаец,  уругваец,  поляк или эфиоп; желтый, красный или черный. Все они начинают казаться белыми.

Сказал коротко,  но от души. Лучше трудно, да, пожалуй что и невозможно было выразить значение образования.  Взаимопроникновение культур всегда сближало народы, даже если внешне они являлись совершенно разными. Поэтому  Донсков решил никакой речи не говорить,  раз лучшее уже сказали.

Вместо этого он наполнил бокалы всем,  в том числе и китайцам, последним из напитков,  который ему показался покрепче остальных. Раз равенство -  так равенство во всем.  Подойдя к Чин-Таню и поцеловав его, он предложил выпить за его здоровье и долголетие,  а также за здоровье и долголетие всех членов его семьи.

Затем, подождав пока чуть сопротивлявшиеся китайцы осушат бокалы до дна, вновь наполнил их тем же напитком и, на этот раз поцеловав Ю-Аня, поднял такой   же тост за него и его семью.  Чин-Таню,  которому такую честь уже оказали,  не оставалось ничего другого, как поддержать пожелания.

Здесь до дна у них получилось само собой.  А Донсков уже наново наливал бокалы  и целовал Ру-Аня,  давшего ему приют в этом городе,  желая долгих лет всем его родственникам.  Третья у китайцев пошла даже лучше первых двух.

- А за меня два раза выпили, - хихикая, произнес все еще держащийся старичок, лишь чуть, видимо, сдав в памяти.

Капитан призвал свидетелей. Удалов в судьи уже не годился, зато Чижик грудью стал на сторону Донскова. Тогда, хитренько улыбаясь, хозяин призвал в свои свидетели Ю-Аня,  который без тени колебаний принял его сторону.

Капитан осторожно протер глаза. Или у него двоилось, или же Ру-Аней в самом деле стало два?

- Да мы же братья, - хором воскликнули Ани и теперь захихикали оба.

Чуть удивленный, так как в его состоянии удивляться было практически невозможно,  Донсков на секунду задумался, как исправить допущенную промашку. И в следующий момент опять наливал всем по полной.

- Справедливость должна быть во всем,  - глядя на Ру и Ю Аней, торжественно провозгласил  он.  - Чтобы выровнять ситуацию,  надо еще раз выпить за Чин-Таня.

- Математика - великая наука!  - к месту вспомнил Удалов,  поднимая голову со стола, выпивая и опять роняя ее обратно.

Выпив за себя второй раз,  идеолог китайской мудрости как бы наново ожил.

- А  где  же  непосредственная  виновница всех сегоднешних событий? Что-то я ее не вижу,  а,  братья?  - обратился он к  мирно  обнявшимся двойняшкам, только что закрывшим глаза.

Ру-Ань встрепенулся и тотчас хлопнул в ладоши.

- Позвать сюда Юну, - приказал он. - Только без этого ее кавалера.

Через пять минут Юна появилась в дверях и почтительно опустила  голову, ожидая дальнейших приказаний.

- А почему одета? - удивился Чин-Тань. - Раздевайся и иди сюда.

Не дожидаясь повторения приказа Ру-Анем,  девушка сбросила халатик, лишь недавно накинутый на нее Чижиком,  и грациозной походкой направилась к Чин-Таню, на ходу легко покачивая своими небольшими,  но очень изящными бедрами.  Но старик не обращал внимания на бедра, он весь казался устремлен   только на то,  что весьма отчетливо выделялось между ними.

Посадив Юну рядом с собой и Ю-Анем, он тут же накрыл дрожащей рукой то, что так притягивало его внимание.

- Юные побеги продлевают жизнь старому дереву, - назидательно обратился он к Димадону,  для убедительности подымая вверх свободную руку. - Не забудь об этом, когда тебе станет столько, сколько нам. А ты, Ру, - он перевел взгляд на хозяина, - вдобавок к усладе сердца принеси нам и пищу для мозга.

Раздались знакомые хлопки,  слуги внесли сигареты и трубки, и скоро вся комната начала превращаться в одно колышущееся невесомое марево, с которым когда-то впервые в Кемерово познакомил Чижика Ру-Ань.

- Теперь можно погасить свечи,  - сквозь пелену наркотического дыма пробился голос Чин-Таня. - И не забудь, Ру, о других своих гостях.

Последнее, что увидел капитан перед тем, как потухла последняя свеча, это гибкие тени женских фигур, возникшие из ничего и приближающиеся к ним, а также неподвижную голую Юну, сидящую на диване между двумя продлевающими жизнь стариками,  одновременно наклонившимися к ее коленям.



                ***


Когда на следующий день Донсков очнулся,  то обнаружил себя в своей комнате. Чуть поодаль,  на раскладном кресле тяжело похрапывал Максим. У изголовья на тумбочке откуда-то появилась прекрасной работы серебряная шкатулка,  доверху наполненная сигаретами, которые они курили вчера, и лежащая на них записка от Чин-Таня:  "Атаману  Дону  на  память. Лучше, чем женщины, и сильнее, чем вино".

Рядом со шкатулкой лежала и другая записка.  "Спасибо,  друг, может быть еще и свидимся. Вадим, Юна", - был короткий ее текст.

Растолкав Максима,  Дима зашел за Чижиком.  Тот вовсю уже занимался зарядкой, выполняя основные позы китайской гимнастики.

- Вадим уехал, - сообщил капитан.
- Знаю, - ко мне Юна забегала.
- Юна?

- С пониманием женщина оказалась, хоть и молодая. Сказала, чтобы мы не переживали за вчерашнее.  Вадим об этом тоже не узнает.   Кланялась тебе.

- Мне?
- Чем-то ты ей, видно, понравился.
- Спасибо, коли так. Дай ей бог удачи. Что еще?
- Чин-Тань людей моих забрал вместе с Дэном.
- И ты отдал?

- Пришлось.   Он для них,  оказывается,  как для наших когда-то был Сталин. К тому же, по его словам, сегодня-завтра Движение выступает на Москву. А китайцам там делать нечего. Им надо закрепляться здесь, поэтому он всех покрепче забирает под ружье.

Эти сведения  и все,  что произошло до этого,  требовалось передать Котину. И решить, как поступить дальше. Начинать ли работу в ОПП, имея за спиной Гогу или действовать через других,  самому оставаясь в тени?

Приказав Чижику с Удаловым пока никуда не выходить и  соблюдать  осторожность, сам капитан отправился в город.

Похоже, китаец был прав.  Город гудел,  как растревоженный улей. На станции стояло столпотворение,  по центральным улицам ползали грузовики, во  всех магазинах хвосты очередей заканчивались под открытым  небом, а на рынке барахло сегодня шло за бесценок, зато резко подскочили цены на консервы.

Связавшись с Москвой, капитан подробно обрисовал положение. То, что Движение выступает,  Котин знал еще день назад,  хотя до  сих  пор  ни центральная пресса, ни телевидение особого значения ему не придавали.

- Очень похоже,  что информацию зажимают на всех уровнях,  но скоро это кончится. И еще, тебе лучше вернуться в Москву, - посоветовал полковник. - Иметь свои уши в центре заговора,  конечно,  хорошо,  но мне поступили сведения,  что лично против тебя работает целая группировка. Я даже не могу представить,  чем ты мог вызвать такое противодействие, только недавно появившись в городе.  Так что смотри,  я предупредил. А как с журналистом?

- Нормально.  Тоже невелика фигура,  но если посчитать, то мы из-за него тут десяток человек уложили.

- Может оттуда и идет дорожка на тебя?

- И оттуда тоже.  Гога и те,  что за ним,  похоже, начали самостоятельную игру, а у меня с ним отношения особые.

- Ладно, подполковник, возвращайся. Ты и так уже сделал больше, чем мог. И то же передай Марине. Если надо, я за ними вышлю самолет.

После разговора с полковником лезть в пасть тигру было не  с  руки, но капитан почему-то пошел.  Увидев его у себя в кабинете, Сукин прямо охнул.

- Ты что? Я ведь предупреждал.

- Ты о чем,  Олежка? Мы ведь договаривались встретиться, - небрежно ответил капитан, нарочито разваливаясь в кресле перед столом.

- Ну, и за это поквитаемся потом, - зло выдавил из себя Сукин. - За издевательства - по отдельному счету. Я ведь говорил, что не могу тебя тронуть. Но время придет. 

А пока тебе оставаться здесь нельзя.   Тебя ищут. Так что не в дружбу,  а только службы ради я прошу тебя уйти.  И немедленно. Вот сюда,  через черный ход. - Сукин встал и быстро открыл вторую дверь. - Я тебя не видел.

Все сходилось, хотя загадочность только усилилась. То, что ему нельзя было здесь оставаться,  он уже понял. Но вот кто прикрывал его?  Не Сукин ведь со своим хвостом преступлений и взаимной  неприязнью  между ними?

Больше не раздумывая и даже не попрощавшись,  не то что поблагодарив, капитан быстро вышел  на  запасную лестницу. В  дверь  кабинета громко застучали.

Выскочив на улицу, Донсков сразу отправился обратно к себе. Решение он принял. Пока они с Удаловым уезжают, так как личный враг того в лице Салмана навряд ли оставит Максима в покое,  особенно с учетом новых трупов в  карьере  и борделе. А вот Чижика надо попробовать оставить. Ведь во всем этом он выступал лишь как предприниматель, как новый буржуй, защищающий свое дело. К тому же и связка Ру-Ань - Ю-Ань еще могла когда-нибудь сработать.

Капитан шел  по тротуару,  а рядом с ним человеческий рой понемногу организовывался и начинал принимать конкретные формы. Ядро его еще находилось на Волге, а вот острие уже было направлено на Запад.
 
Глубинная Россия выступала на Москву.





                Часть третья


                ПАДЕНИЕ


                Глава тридцать четвертая


День и ночь звенели, как встарь, колокола Подмосковья. Так Коломна, Раменское, Павловский и Сергиев Посад, а дальше Балашиха, Люберцы, Мытищи отмечали приход Сибирского Движения, обложившего Москву и осевшего в местных гостиницах, общежитиях,  дачах - во всем, хоть чуть пригодном для жилья вдоль железных дорог и автострад. Стояла осень.

В самой  Москве  шло непрерывное объединенное заседание обеих палат Федерального собрания с  привлечением  членов  Правительства.   Кворум имелся, но странный.

 Если судить по численности, то собравшиеся делегаты представляли большинство россиян.  А вот если по территории,   то данный Верховный  Совет не объединял здесь даже одно трети русских земель. Сибирь,  Дальний Восток, половина Урала на этот раз игнорировали заседание. Ведь  повестка его была чересчур конкретной - не что делать в России, а какие меры предпринять по отношению к Движению.

Мнения имелись самые разные.  От "разбомбить,  что-бы остановить" до "заселить в лучшие гостиницы,  продержать до зимы и отпустить". Только неделя ушла на то, чтобы выработать хоть какую повестку собрания.

Но уже первый выступавший по повестке ее и сорвал, начав, как обычно, с обвинений.  Маленький человечек в широком красном галстуке с яркими горошинами неожиданно мощным голосом задал залу каверзный вопрос:

- Откуда оно взялось, это Движение? Еще вчера его не было, а сегодня, нате вам,  оно около Москвы.  Что,  у нас мало колхозных полей, на которых нужно работать?  Или мало шахт,  чтобы всех туда посадить?  Да полно у нас этого. Все дело в неразумной политике правительства и диктующего нам   выбор молчаливого большинства парламента.  Вот и докатились.

Председательствующий позвенел в колокольчик, напомнив, что говорить требуется по  существу вопроса.  Говорящий повернулся к председателю и возразил. И хотя теперь он говорил без микрофона, слышимость в зале от этого нисколько не уменьшилась.

- Аркадий Семенович, я по существу и говорю, что вы, как представитель этого самого большинства,  все и погубили, а нам только рот затыкаете.

- Ну, вам заткнешь, прохожие на улице, наверно, слышат.

- Прохожие-то слышат, а вот вы как оглохли.

- Давайте  без оскорблений,  вы хоть и меньшинство,  но ведете себя чересчур активно.

- В каком это смысле меньшинство?  - обиделся депутат. - И что значит "ведете активно"? Вы не забывайтесь, у нас не те времена.

- Вы  все не так понимаете,  я просто попросил быть ближе к повестке...

- Громче!  Громче!  - перебили председателя голоса из зала,  хорошо слышащие только одну часть диалога, когда говорил маленький депутат.
 
Отозвавшись на  выкрики,  председатель повернулся к микрофону и докончил через него:

- ... и, вообще, регламент.

- Как регламент?  - прямо-таки взревел человечек.  - Я все время на разбирательство с вами потратил, а вы мне регламент? Опять рты затыкаете? Я попрошу поставить на голосование вопрос о замене председателя.
 
- Не буду я ставить такой вопрос.  Мы уже десять раз договаривались по нему, - председатель отвернулся от микрофона в сторону трибуны. - И давайте заканчивать, даю вам еще одну минуту.

- Не нужна мне ваша минута,  - фраза в  микрофон  повернувшегося  и обидевшегося, но забывшего переключить силу голоса депутата прозвучала так громко, что половина зала вздрогнула. - Такое поведение и приводит к тому, что сейчас происходит. Я сам пойду и присоединюсь к Движению.

Маленький человечек,  прямо неся голову, сошел и сел на свое место, никуда уходить не собираясь. Пока председатель соображал, как отреагировать на это, место у микрофона вне списка захватили сразу два представителя коммунистов.  Тоже позабыв повестку,  первый из них заговорил "о разном" от имени партии.

- Мы полностью согласны с предыдущим оратором, что все правительство нужно в отставку. И не только его, но и президента. Я не буду говорить о том,  что президент больной,  здесь это не совсем этично.  Я не буду говорить о том,  что он старый,  ведь можно найти сколько  угодно примеров, когда и старые хорошо соображают в таком возрасте.

Я не буду говорить, что   сам он давно ничего не решает,  позволив окружить себя шайке политических проходимцев, здесь могут иметь место и нюансы. Я не буду рассказывать,   что он нарушил свои обещания и изменился в худшую сторону, так  сказать,  поправел, все это не предвыборные дебаты. Я не буду...

- Прекратите ваши инсинуации против главы государства,  - перебивая докладчика, выполнил необходимую процедуру председатель,  сам в другой обстановке часто  грешивший этим.  - И прошу не забывать о регламенте, раз уж вы силой захватили трибуну.

Отреагировав на справедливое замечание,  второй по списку выступающий выбежал из прохода и попытался занять по праву  причитавшуюся  ему трибуну. Но большевики не только захватили ее, но и заранее подготовились к удержанию плацдарма.

 Стоявший радом с докладчиком второй человек сделал  три шага по направлению к ступенькам и,  пользуясь преимуществом позиции, не пропустил туда стремящегося.

- На   помощь!    -   закричал  "номер  два",   которому  защитник, отпихиваясь, случайно задел голову и этим сорвал с того плохо прикрепленный к абсолютно лысой голове парик.

Но вместо помощи в зале поднялся хохот.  Шутка даже в самые тяжелые минуты на  фронте помогала нашим бойцам.  Не оставила она и депутатов, предвещая, нет,  не перемирие, а как и тогда, диспут не на жизнь, а на смерть.

- Долой коммунистов!  - закричал "второй".
 
Однако, не обладая голосом "первого",   в  зале услышан не был.  Поэтому выступающий спокойно смог закончить свою речь, без учета десятиминутной свары точно уложившись в регламент:

- Впустить трудящийся пролетариат в Москву, чтобы разбавить окопавшуюся здесь буржуазию. Пусть правительство выделит рабочие места и решит вопрос с компенсацией.  Здесь и проверим, как они могут управлять. А что касается президента, то мы готовы предложить вам нашего кандидата. Здорового и решительного, который разметет эту шайку прихлебателей в Кремле.  А затем вместе с товарищами станет прислушиваться к чаяниям большинства. Пролетарии  всех стран,  соединяйтесь!  - так закончил он речь, вскинув вверх руку с зажатым кулаком.

"Рот фронт!",  "Но пассаран!",  "Патрия а муэртэ!",  -  послышалась скандированная поддержка  с  левых скамей.  В экстазе отдельные голоса даже почему-то кричали "Хинди - Русси, пхай, пхай!".

- Даешь  власть народу!  - поддержали их с центра анархисты,  но не были услышаны из-за своей молочисленности и  того,   что  председатель предусмотрительно приказал  отключить  все микрофоны на местах.

Видя, что с конструктивными предложениями ничего не получается  и  пользуясь своим положением манипулятора,  он оставил включенным только свой микрофон и предложил выслушать представителя вооруженных сил,  на которые в России всегда была последняя надежда. Напрасно прорвавшийся к трибуне "второй" что-то беззвучно кричал в черный шарик на изогнутой  ножке и усиленно  щелкал  по нему пальцем. 

Вместо него председатель включил ложу для приглашенных, где находился генерал Громов. Но генерал  слова не просил и к докладу не готовился.  Поэтому речь получилась очень краткой. По сути, она свелась к следующему заявлению:

- Мы придем в Москву. Команда уже отдана. Но армия еще не определилась.

Не став спорить,  председатель с ловкостью факира переключил микрофон на противоположную сторону зала и  попросил  представителя  министерства по чрезвычайным ситуациям поучаствовать в мероприятии.  На что МЧС пообещало разбить палатки в лесопарковых зонах Москвы и этим  частично снять нагрузку на жилье.

После этих слов Громов сам поднял руку,  чтобы сообщить,  что армия готова выделить  походные  кухни,  если мэр города снабдит их крупой и тушенкой. Как председатель сумел в общем беспорядке уловить жест  руки генерала на противоположной от выступления стороне, уму непостижимо.

При такой микрофонной политике самостоятельных шансов у партий  обнародовать свое мнение получалось немного. В знак протеста немногочисленная, но очень говорливая фракция поднялась с места и демонстративно покинула зал, многословно разъясняя свою позицию желающим выслушать из числа тех, мимо кого она проходили.

Видя такое положение и опасаясь, как бы тенденция не превратилась в обвал, а такое уже случалось в их практике депутатских споров, председатель вынужден был вернуться к первоначально запланированному способу выступления.

Наконец-то настойчивый "второй",  все это время расхаживавший внизу около сцены,  смог получить слово.  Но,  к сожалению,  не смог им полноценно воспользоваться.
За время хождения он где-то потерял общепартийные призывы и тезисы для выступления,  и все,  чем сумел поделиться с залом,  позабыв о первоначально задуманном, так это своим личным мнением о рационе питания бастующих, предложив МЧС к каше с тушенкой обязательно добавить первое и компот, так как человеческому организму в экстремальных ситуациях в первую очередь требуется жидкость.
 
После такого явно не удавшегося выступления председатель сам попросил подняться из зала всеми уважаемого господина Вилинского  -  лидера движения ВИШня. Вернее, одного из трех ее лидеров, включая господ Илтырева и Шугина.

Вилинский на  российской политической сцене являлся выдающимся теоретиком-отказником. Вот уже второе десятилетие он со всяческих трибун, в большинстве своем зарубежных, громил все предлагаемые разными правительствами и другими партиями программы,  ставя им в  противовес  свою единственную, названную  очень   эффектно   "1.000 дней",  этим как бы подчеркивая, что уж если движение ВИШня с  этой  программой  придет  к власти, то пробудет там никак не меньше, чем три полных срока.

Странная особенность отмечалась в поведении выдающегося  теоретика, никогда из  принципиальных научных соображений не принимавшего участия ни в одном практическом проекте. Как только дело доходило до предложений о  сотрудничестве в правительстве,  он тотчас отказывался,  требуя только самых больших полномочий для реализации рожденных в муках творчества замыслов.   К сожалению,  широкие массы до сих пор не смогли по достоинству оценить тысячный проект,  так как на президентских выборах никак не удавалось провести ученого дальше первого тура.

И на этот раз господин Вилинский привязал свое предложение, впрочем как и остальные, чисто к экономике.

- Пусть все отделяются от России,  - здесь он  смотрел  значительно шире, так сказать,  глобальнее предыдущих ораторов, - и Движение тоже. Отдадим шахтерам, что они хотят.  И Кузбасс, и Донбасс, и Карабасс, - в последнем примере  он  мягко, в свойственном ему академическом стиле, пошутил, при этом из-за многочисленности фактов позабыв, что Донбасс и многое другое  он  уже отдал раньше.

 - Чем нас останется меньше,  тем больше возрастет экономическая управляемость  из оставшегося  в  лице Москвы центра.  И мы экономически, да, именно экономически задавим все отколовшиеся регионы,   поставив их на колени и получая за это многократные выгоды,  при этом не неся никакого социального бремени за отделившихся. Маленькая,  но богатая Русь - вот наш идеал. Именно в ней мы видим наше постоянное и достойное место.

С этим заявлением трудно было спорить,  впрочем,  как и с  другими, ведь они же никогда не реализовывались на практике.  Теоретик мог оказаться и прав. Поэтому только старейший депутат от либерало-лейбористов посмел возразить в  привычном  для него тоне,  по давней традиции позволяемом лишь ему одному:

- Лучше сядь, достойнейший. Твое постоянное место в буфете. Там богатство чувствуется кругом и в очень маленьком пространстве.

На такое замечание "вишняки" хотели вступиться  за  своего  лидера, особенно две  другие большие "вишни",  давшие своими именами название партии, но тут поднялся председатель, снова отключив другие микрофоны.

- Ко мне только что поступило очень важное сообщение, - объявил он, переждав очередной шум обид.  - К нам пожаловало посольство от Сибирского Движения. Что будем делать, примем или откажем?

- Послушаем!
- Гнать их отсюда!
- Дадим слово!
- Нечего с предателями разговаривать!
- Посольства только независимыми бывают, а они всего лишь губернии!
- Вот балда, до сих пор ничего не понял!

Пользуясь микрофонным правом, председатель собрания все решил сам.

- Сейчас они подымутся сюда и я предоставлю им слово.

Из боковой  двери сцены появилась делегация в составе четырех человек, которая сразу проследовала к столу президиума.  Шум в зале моментально возрос, так как депутаты узнали хорошо им знакомые личности. Не обращая внимания на выкрики и даже свисты,  председатель призвал депутатов к  порядку, жестом показав одному из вошедших на трибуну.  Затем обратился к собранию:

- Слово имеет Крушин Петр Андреевич, президент акционерного общества "Сибинега", член Сибирского Движения.

Крушин поднялся и с определенной осторожностью приблизился к трибуне. Стоя на этом самом месте, он неоднократно раньше выслушивал от депутатов обвинения  в монополизме и разбазаривании народных средств,  а также многочисленные предложения о снятии его с должности.  Собравшись с духом,  он без всяких вступлений сразу перешел к основным политическим требованиям Движения.

- Мы  требуем  превращения  России  в конфедеративное государство с полностью суверенными республиками, имеющими право в любой момент входить и выходить из него. Начало такой конфедерации нами положено. Урал и половина Сибири уже получили независимость.  Пусть европейская часть России теперь разберется со своей государственностью.  План построения Конфедерации у нас имеется. Губернаторы не против. Иначе стране грозят полнейший хаос и развал.

Услышав подтверждение о  сепаратистских  переговорах  губернаторов, думские депутаты  разошлись не на шутку.  Одни тут же потребовали назвать фамилии раскольников,  другие считали необходимым вызвать милицию и арестовать подозреваемых, в том числе посольство Движения.

- А управлять кто будет Конфедерацией?  - послышалось громко с места.

- На  переходный период это мог бы быть коллективный орган,  но небольшой, чтобы быстро на все реагировать. Например, один представитель от всенародного Движения,  один от Парламента и я. Мною уже разработан Устав Конфедерации и основные положения ее Конституции.  Затем, следуя принятым законам, сами республики выберут единого президента.

Так как микрофоны все еще продолжали бездействовать,   то  депутаты повскакивали с мест и выстроились в очередь к трибуне,  собираясь высказать свое мнение. Но председатель его заранее не разделил.

- Товарищи и господа!  Давайте выслушаем и остальных представителей посольства. Оказывается,   у них, как и у нас, нет полного единства во взглядах. Может  быть другие предложения вам понравятся больше или  мы сможем найти  компромисс.  Слово имеет Шамилев Артур Юсупович,  бывший помощник президента России.

Тут чуть успокоившийся и начавший организовываться зал опять застучал и засвистел, выражая недовольство новому выступающему. Опытный политический боец стойко перенес такое отношение к себе и без особых потерь для самоуверенности приступил к выступлению.

- Во-первых,  не бывший, - начал Артур Юсупович с короткой справки, - так как такого указа,  насколько я знаю, пока не имеется. Во-вторых, я теперь сам президент полностью независимого Татарстана, о чем в нашу Конституцию внесены все необходимые поправки.  И в-третьих,  именно на основании этого я предлагаю вам и нам объединиться.

Вот что значит быть хорошим оратором.  Зал, пока недоуменно, но замолчал. Этот ничего не требовал,  а предлагал. К тому же человек с самых верхов власти.

- Посмотрите, на западе России уже нет, - продолжил Шамилев в относительной тишине.   -  Католики  и  возглавляемый  ими  НАТО  стоят  в двух-трех часах езды от Москвы.  Нет России на юге.  Католицизм наполз на Украину и отнял ее у нас.  Так не дайте пропасть России и в центре. Волга - вот истинное сердце России.

Теперь зал  слушал  его в полнейшей тишине.  Так пламенно и с такой болью о России давно никто не говорил.

- Но чтобы принять мое предложение,  каждый из вас должен ради России забыть о собственном благополучии, квартире, даче и удобствах.

Вот это многим депутатам явно не понравилось. Однако опытный оратор знал все тайные устремления народных избранников.

- Потерпите год, три, максимум пять и мы все вам вернем с лихвой. А предлагаю я следующее. Перенести столицу России в Казань.

Зал ахнул,  но продолжал без вопросов напряженно слушать дальше.
 
- Здесь,  на Волге,  в своей колыбели, Россия вновь возродится, как сказочная птица Феникс. Среди своих исконных народов, среди своей природы, отгородившись  от пагубного влияния разлагающей культуры Запада. А в качестве всеобъемлющей защиты, нового света веры в лучшее будущее, ей послужит ислам, истинная религия на все времена.

Конечно, на первое время мы сохраним и православие, Россия всегда была страной веротерпения. Но  только ислам сможет поставить действенную преграду тлетворным учениям Запада.  Вот тогда нам не станут страшны никакие разговоры  об отделении Сибири   или Урала.  Вернувшись в свое лоно и истинную веру, Россия опять, как прежде, невидимым магнитом притянет всех к себе. Так уже получилось с Каспием,  вернувшимся под крыло Казани. Слава аллаху, господа! Думайте и вы не пожалеете.

С этими словами Шамилев покинул трибуну.  Но зал продолжал молчать, переваривая услышанное.  Да,  здесь оказалось закручено покруче, чем в первом выступлении. Ислам, но зато и единство. Вот и выбирай, что лучше.

Воспользовавшись замедленной реакцией, председатель собрания выпустил на трибуну третьего и последнего выступающего из посольства.  Четвертым являлся личный охранник Крушина Равадский.

В отличие от первых двух ораторов Николай,  а именно он представлял здесь мнение Погодина,  которого шахтеры просто не отпустили  в  пасть медведю, краснобайством не отличался и сказал по-простому:

- Про деления-отделения, о чем тут до меня велась речь, я ничего не знаю, Погодин  меня  на это не уполномочивал.  А вот от имени шахтеров скажу: нужно выплатить все деньги, что у нас украли свои начальники и их начальники из Москвы.

Раньше работали,  а денег не платили.  Теперь полгода к Москве добирались, не работаем и не зарабатываем. Что же получается? Хоть работай, хоть  не работай,  все равно никто ничего не платит.  Разве это справедливо?

Поэтому наше решение такое.  Снять  все Правительство  и поставить свое, рабочее. И президента из рабочих. Не обязательно шахтера, но такого,  чтобы от станка,  чтобы свой был и чтобы к нему  можно было обратиться со своими рабочими нуждами. Вот и все. Если чем можете посодействовать, не откажемся.  Если же нет,  то и без вас обойдемся и потом заменим рабочими. Спасибо, что выслушали.

Сказав это,  Николай, не дожидаясь возможных вопросов, сошел с трибуны и направился к столу. Хорошо хоть правильно прочитал с бумажки, а уж спорить с политиками он не собирался.  Еще бы с рабочими, а с депутатами - упаси бог!

- Мы даем вам два дня на размышление и входим в Москву, - успел добавить, пока Николай подходил, Крушин.

Выступать больше не требовалось. Зал получил пищу для ума и привычно загудел, устно ее пережевывая. Все выступления и предложения оказались разными, их, депутатов, никто не трогал, а вот президента, похоже, надо  будет менять.  Вместе с Правительством.  Что ж, к этому, как они и предвидели, все и шло.



                Глава тридцать пятая


До глубокой ночи не спал в этот день Президент,  несколько суток не покидавший Кремль. Он уже знал, что Государственная Дума в первом чтении приняла скороспелый закон от отстранении его от власти.   И  знал, почему она это сделала. Но также знал и другое, что заменой одного человека, какой бы пост тот не занимал, здесь ничего нельзя было решить.
 
Ситуация в стране не первый год выходила из-под контроля.  Но надеялись, что еще чуть-чуть и все образуется.  Ан нет, не вышло. Надо было раньше коренным образом менять политику, и особенно внутреннюю. Только решиться на такую ломку в огромной стране казалось страшновато. Совсем недавно на  этом обожглись.  А теперь время упущено.  Да и годы не те, чтобы начинать заново.

Да, многие обвиняют его,  что в последнее время он ничем не занимается. Мол,  стал президентом и забыл о стране.  Все  о  себе  печется. Дважды в   год ездит в Сочи,  часто ложится на обследование в клинику, много времени проводит на даче. Эх, если бы они оказались правы, какая отличная жизнь была бы у него!

К сожалению, такого о себе он уже сказать не мог. Все закончилось в первые две недели,  когда он из кандидатов перешел в президенты. Затем пресс психологической нагрузки и  ответственности  оказался  настолько велик, что он просто сломался.  И сломался физически.  Так что все эти санатории и дачи не от хорошей жизни. 

Десяток зачеркнутых от  верхней планки лет  - минимальная цена за несколько лет на Олимпе.  В нынешнем своем состоянии он это знал точно.

- Вызвать Стаина, - приказал он, - срочно!

Обзорный доклад преданного соратника ничего нового не принес.   КГБ уже был не тем, старым КГБ. Хоть полки стеллажей и ломились от компромата на депутатов, министров, других ответственных чиновников и предпринимателей. Но как-то все это не работало согласовано с законом.  Выдернуть без закона,  уничтожить  и  сейчас можно было.   Вот  только отладить как тогда, но по закону, не получалось.

- Что делать будем, маршал? - безнадежно спросил Президент. – Может самому в отставку подать?

- К сожалению, не поможет,  сам знаешь, - как на духу ответил тот. - Будет еще  хуже и крови прольется много больше.  И все равно это ляжет на тебя, уйдешь ты сейчас или нет.

Что точно, то точно. При нем случилось, ему и отвечать. Хоть с отставкой все ясно. Значит, надо распускать парламент и с  правительством готовить чрезвычайные меры. Не поздно ли? И против кого?

- Смолин не подведет, за него ручаюсь,- читая мысли Президента, заверил маршал.  - А вот как его люди,  да и мои тоже, это совсем другое дело. Громова можешь не трогать,  раньше надо было. От хоть и подтягивает части к Москве, но в народ стрелять не будет. У меня на этот счет точные сведения из Генштаба.

- Тогда мне,  что ли, в народ стрелять? - совсем обреченно проговорил Президент.  - Нет,  я тоже на это не пойду.  Как же развязать этот узел без крови?

- К сожалению, это уже не узел, а нарыв, - не утешил старый маршал. - И без хирургической операции здесь не обойтись.  А операции,  как ты знаешь, всегда с кровью бывают.

- Спасибо,  старый товарищ,  хоть за понимание, - устало поднялся и начал нервно ходить от окна к окну Президент. - Можешь идти, я еще подумаю.

Потом он говорил с руководителями своей администрации.   Те  только подтвердили, что действующий Парламент чрезвычайного положения не примет, помня о силовых решениях предыдущего  президента.   Все  что  они смогли, это  договорились о создании объединенной комиссии под его руководством с участием всех заинтересованных сторон,  в том числе и любых представителей от Движения.

И говорил же ему Котин,  говорил об этом,  давно говорил.  Но Шамилев... Ладно, нечего валить на него, главное, что самому не хотелось в эту мерзость влазить,  разбираться с выполнением  решений  на  местах. Иметь бы нормальные решения, так никакой бы Артур Юсупович не помешал.

- Котина ко мне, срочно!

Через пятнадцать  минут  полковник,  готовый заранее к вызову,  уже входил в кабинет.

- Юрий  Борисович,   на  тебя одного надежда,  что делать будем?  - встретил и его вопросом Президент.

- Что в моих силах,  то и сделаем,  - ответил полковник. – Бибисова вам в Кремль отдам, а вертолеты к утру смогу вызвать.

- Вертолеты отставить,  - замахал рукой Президент,  никуда я бежать не собираюсь.  - А вызвал для порядка.  Так говоришь  "Сибинега"  всем этим крутит?

- Раньше крутила только она,  а теперь все, кому не лень: и депутаты, и министры, и ваши помощники. И мафия, конечно, не остается в стороне. Этому Движению деньги рекой плывут от разных пожертвователей. Их бы тогда, весной раздать, так ничего этого не было бы. Но ведь нет денег в стране, и все тут.

- Чего нет,  того нет, - невпопад ответил Президент и опять остался в одиночестве.

Объявить чрезвычайное  положение  не  позволял  его  личный мировой престиж, фигура борца за демократию.  Как легко он себя чувствовал  на всяких мировых  саммитах,  весь цивилизованный мир ему помогал.  А вот найти хоть одного конкретного недемократа в своей стране никак не удавалось. Неужели он все время боролся с ветряными мельницами?

Или чрезвычайное положение все же ввести?  Если против шахтеров, то их требования  абсолютно справедливы и точнее чем в Москве им никто не ответит. Если же против мафии, то она, как и недемократы, в этой стране в  конкретных персоналиях отсутствовала. И тут мельницы.  А он как Дон-Кихот.

Номер телефона Зои Президент набирал сам.

- Приезжай,  Зайка, побудь со мной. Если бы ты знала, как мне тяжело. Все бы отдал, чтобы вернуться в те времена, когда не был президентом. И там встретить тебя.  Мы бы улетели  куда-нибудь  далеко-далеко, где вечное лето. Приезжай.

Далеко за полночь продолжал рассказывать Президент незаметно зевающей в кулак девушке о своей молодости и своей жизни.  А когда засыпал, держа ее руку в своей,  то почему-то думал не о ней, а о том, что удирать из страны ему никак нельзя.

Пока еще ни одному российскому президенту такого не удавалось. И не ему быть в этом первым.



                Глава тридцать шестая


Однако уже на следующий день, не дожидаясь официального ответа парламента и решения президента, сотни тысяч людей из окрестностей двинулись к центру Москвы. По Волгоградскому и Рязанскому проспектам,  Каширскому, Ярославскому и Щелковскому шоссе, а также по шоссе Энтузиастов. Полностью заблокировав проезд на восток, лился и  лился  людской поток.

Один Измайловский парк дал тысяч двести,  а то и больше.  Всю ночь, чтобы согреться, там жгли костры и рубили деревья. Случайный небольшой пожар перекинулся на находившуюся в лесопарке пасеку.  Выдержавший поход через  половину  России, перед пчелиной атакой народ не устоял и напрямую рванулся из парка, подымая за собой всех, попадавшихся на пути.

Возможно, это и послужило первым толчком к началу выступления. Можно предположить, что если бы, спасаясь от пчел, люди случайно побежали в другую сторону,  то вместо наступления в это утро случился бы отход. Но, как бы там ни было, случилось то, что случилось.

Милицейские заставы перед лесопарком на Окружном проезде, Соколиных горах, Черкизовской  улице  и самом шоссе волны выбегавших,  а затем и просто выходящих людей, преодолели незаметно.  Не  получив  конкретных указаний, оружия  милиция не применяла, а дубинки давно были отменены. Через жиденькую цепь из сомкнутых рук люди просочились, как вода сквозь решето.

Единственный инцидент случился у Лефортовской  тюрьмы.   Специально выпущенные с  сибирских  поселений уголовники попытались штурмом взять знаменитое ненавистное строение.  Но для этого их оказалось мало,  так как основная компактная группа бандитов шла по Волгоградскому проспекту и с комфортом расположилась на ночлег в Текстильщиках,  выбросив из находящейся там  пары гостиниц всех постояльцев и оккупировав все рестораны и закусочные для бесплатного времяпровождения.

Поэтому парой выстрелов по стенам и воротам из самодельных пистолетов и обрезов все и ограничилось.  Остальная масса мероприятие не поддержала, находясь в благодушном состоянии и пока не задумываясь над тем, чем  же может улучшить их жизнь достижение конечной цели  долгого пути. Тем   не менее на этот день все прогулки в тюрьме были отменены, так же как и плановые допросы.

Следующим этапом,  где была предпринята попытка задержать Движение, явилась Яуза.  Однако расположенные чуть ли не через  каждый  километр мосты через  реку не позволили это выполнить.  Все те же человеческие цепи в форме оказались и здесь бессильны перед потоком.

Лишь на  Матросском  мосту по Преображенке милиционеры проявили характер и решили не уступать.  Поставив поперек моста "воронки", они на слабом газу  мед-ленно начали  выдавливать людей назад.  Но напирающая сзади толпа,  ничего не видя впереди, сама затолкала несколько человек под колеса машин.

Первые жертвы всегда как взрыв пороха.  Они приводят или в  ярость, или в абсолютную покорность. Толпа на секунду замерла. И в этот момент максимального сжатия,  как искра в  двигатель  влетело  на  мост  слово "бей!".   Скинув оцепенение,  люди тут же с озлоблением перевернули нетяжелые для такого количества рук "газики".

Теперь пострадали милиционеры и попытались в отместку столкнуть пару человек через перила в воду.  На несчастье,  им это удалось и уже в следующую минуту они все сами оказались за мостом, как и десяток человек из первых рядов дерущихся.  Новые жертвы  тут  же  были  приписаны властям, отдавшим  команду "шахтеров в Москву не пускать и хлеб их детям не давать".

Поэтому, когда бывшие зэки, к которым подключились и московские наводчики из уголовников,  предложили новую цель средоточия несправедливой власти,   толпа откликнулась  куда  охотнее,   чем  в первый раз. Освободить невинно потерпевших из тюремного изолятора "Матросская  тишина" стало делом чести.

Действуя по подсказке местных,  были найдены наиболее уязвимые точки. В  окна полетели камни,  люди полезли через заборы. К тому же уголовники привели захваченных на мосту заложников и под угрозой расправы над ними заставили таких же молодых парней открыть главный вход. Однако внутри тюрьмы разгорелась нешуточная драка,  так как караульные отказались отдавать ключи от камер.

Только вмешательство вызванных священников из Преображенской старообрядческой церкви  Успения  Пресвятой  Богородицы  с  большим  трудом прекратило взаимное избиение друг друга.  Взяв на себя ответственность перед властями,  отец Павел договорился,  что выпустят всех тех,  кого потребуют ворвавшиеся. 

После этого,  встав впереди колонны со  святой иконой в руках, священники возглавили шествие, чтобы не допустить других кровавых столкновений. Втянув освобожденных в свои ряды и  весело гогоча, уголовники последовали за церковнослужителями, надеясь отвести душу в многочисленных ресторанах,  лежащих прямо по ходу движения  Ленинградского, Казанского и Ярославского вокзалов.

Южная ветвь Движения входила в центр Москвы более спокойно.   После соединения четырех потоков с разных улиц на Таганской площади, их оказалось так много, что дальше шествие, уже не помещаясь на улице, продвигалось вперед переулками и дворами.  Многочисленные таганские церкви делегировали своих представителей,  а впереди большим  черным  прямоугольником выступали  братья  из близлежащего Новоспасского монастыря. Яузские ворота через реку шествие  проходило часов  шесть  -  столько здесь собралось людей.

Транспорт Движения,  не имея возможности пробиться к центру столицы через свои же ряды,  устремился туда окружными путями, забив кольцевую автостраду и создавая постоянные пробки на всех радиальных улицах.
 
Наряду с людьми, машинами и уголовниками всех мастей в город входили автоматы, пулеметы, другое мелкое оружие, проституция, насилие, болезни, страх,   а также килограммы и тонны наркотиков,  впитавшихся в Движение за время его прохождения через Россию.

Но пока они входили мирно. Относительно мирно. И пока.


                ***

Однако наступившая ночь принесла ужасные результаты.  Таких зверств и погромов Москва не видела давно,  а может и никогда не видела.  Потребности пришедших устроиться на ночлег и поесть не совпали с желаниями проживавших москвичей и нормами порядка.  Десятки тысяч убитых, неисчислимое число раненных, сожженные дома,   разграбленные  магазины, выбитые окна  и сорванные с петель двери - вот ночной итог.  Не считая разбитых машин везде, где наступала или оборонялась толпа.

Первые серьезные стычки начались к вечеру, когда достигнув центра и ничего не получив взамен, толпа вдруг осознала, что ее кто-то обманул: то ли свои, то ли живущие в дворцах москвичи.

Расположившийся на отстой транспорт Движения в зеленой зоне  вокруг Белого дома  правительства и Департамента мэра столицы какой-то усердный чиновник приказал убрать. Итогом стала горящая площадь автомобилей и подорванное левое крыло здания. С чем-чем,  а с взрывчаткой шахтеры обращаться умели.

Спасаясь, машины с людьми начали выруливать в обе стороны близлежащей большой  дороги:   кто на Кутозовский проспект,  а кто по Арбату к Волхонке. Однако правительственная магистраль М1 также  оказалась  под особым запретом и расстрелянные грузовики с нее неизвестно откуда появившимися бульдозерами начали сталкиваться и опрокидываться на тротуары.

Заодно кемеровских бомжей убрали из Александровского сада, половину пристрелив и покидав в закрытые машины.  Какой-то мужчина  с  женщиной попытались укрыться у Могилы Неизвестного солдата, но, будучи одновременно прошиты одной автоматной очередью,  упали в огонь,   впервые  за много десятилетий затушив его своим телами.

Больше всего пострадавших оказалось перед  кинотеатром  "Россия"  у памятника Пушкину,   как бы подчеркивая гений и вечное значение поэта, который все предвидел еще тогда и "милость к падшим призывал". 

Ночная пиррова победа довершилась на глазах каменного маршала Жукова, со времен войны не видевшего таких батальных сцен.  Только около Мавзолея  и на Красной площади никого не тронули.

В ответ  бастующие забросали гранатами ни в чем не повинных пенсионеров, населявших первые невысокие этажи многочисленных московских переулков центра города.  И еще атакой взяли гостиницу "Россия", изнутри прикрывшись тысячами приехавших  полюбоваться  гостеприимством  Москвы туристов. Тела убитых и раненых милиционеров выбрасывали на улицу прямо через окна.

                ***

- Я этого не хотел!  - кричал Погодин на  срочно  собранном  Совете Движения в переполненном зале театра Сатиры. - Надо все отменить, вернуть обратно и действовать только переговорами,  как мы и  договаривались. Кто  раньше времени повел людей в центр Москвы?  Я такой команды не отдавал.

- Ее никто не отдавал,  раздалась реплика из президиума. - Люди захотели есть, вот сами и пошли.

- Но нам же были обещаны на сегодня палатки и кухни, это должны были довести до народа.

- Ах,  Виктор Ильич,  Виктор Ильич, - теперь к микрофону наклонился Крушин. - Вы ведь знаете наших людей,  захотелось - и пошли. К тому же провокации со стороны милиции.  Они первыми начали стрелять.  Мой начальник службы безопасности может это подтвердить.

С первого ряда поднялся Равадский и уточнил, что милиционеры первыми открыли огонь по занятым дачам Лосиного Острова, а также начали выгонять людей из парков "Сокольники" и "Измайлово". Людям ничего больше не оставалось, как двигаться вперед, не дожидаясь обещанных кухонь.

- А  вот  наша служба безопасности,  - тут Погодин кивнул в сторону стоящего у боковой стены Сукина,  - утверждает, что все начали уголовники, которых кто-то привез сюда из самой Сибири. Вот это явная провокация, причем с нашей стороны. Я  требую  немедленно  заняться  этим вопросом и найти виновных.  Иначе будет поздно.  Рабочий не может быть провокатором и я уверен,  что это дело рук кого-то из нас,  - он обернулся к  сидящим  за ним членам исполкома Движения и обвел их подозрительным и в то же время беспомощным взглядом, как бы прося помощи.

Но помощи ждать было неоткуда.  За время марша из первоначального состава там остались только он,  Николай, да еще двое известных на всю страну шахтеров. Остальные лица представляли собой или регионы, по которым они прошли,  или же спонсоров типа Крушина, без которых Движение оказывалось совершенно беспомощным. Точно как сейчас беспомощным оказался сам Погодин перед их единым строем.

Тут слово попросил Шамилев.  Он напомнил собравшимся историю Движения и о своих первых переговорах с Погодиным.

- Говорил я тогда тебе,  Виктор Ильич,  что твое дело довести людей до Москвы, а здесь этим займутся люди более опытные?

- Говорили,   - вынужден был признать сейчас несущественную подробность Виктор.

- Вот видите, у Виктора Ильича просто нет опыта, это еще совсем молодой политик. Он может общаться с рабочими, но с Москвой так разговаривать нельзя. Здесь убеждения  не помогут,  здесь требуется только сила. Поэтому я предлагаю на этом этапе отстранить  товарища  Погодина от руководства Движением. 

Ну, не совсем, - поправился сразу он, уловив недоуменный гул в зале, - членом исполкома мы его оставим. А вот в лидеры я предлагаю выдвинуть более решительного человека.

- Это как? - наливаясь кровью и пошатываясь, Погодин опять подходил к трибуне, плечом вытесняя оттуда Шамилева.

В таком состоянии ему, конечно, было не вспомнить,  что когда-то также оказался одиноким  среди непонимания старый  профсоюзный лидер Кокошин. 

- Это как?  Москвичи и здесь управляют нами?  Куда делись все рабочие из исполкома?  Я сейчас же пойду в народ, к шахтерам, но не позволю вам решать свои дела ценою их жизней. Это предательство! Я...

- Возьмите его! - жестко скомандовал с места Крушин. - Он отказывается подчиняться большинству.  Его Москва подкупила,  раз он не  хочет отомстить за убитых товарищей.  Он сам предатель.  А новым лидером мы выдвигаем тоже рабочего, бывшего его друга и заместителя Николая.

- Ах ты, иуда!  - бросился к расположенному позади столу президиума Погодин.

Крушин отшатнулся,   успев однако еще раз бросить в микрофон приказ Равадскому. Тому дважды повторять не требовалось.  Он и так уже  находился на сцене,   быстро  приближаясь к Погодину и имея за спиной еще двух помощников.

Теперь уже  затравленно попятился Погодин на фоне молчаливого одобрения президиума.  Лишь один Николай, растерянно поднявшись с дальнего конца стола, колебался в выборе решения.  Казалось, все быстро завершится. Но только казалось. Одновременно с Николаем, но только от стены, к сцене метнулась еще одна, куда более тренированная и решительная фигура, успевшая прикрыть собой Погодина.

- Стоять!  - громко крикнул Сукин, а это оказался он, направив пистолет в сторону Равадского. - Погодин пока еще глава Движения, а службой безопасности в нем руковожу я. Назад, а то стреляю!

- Ты что, Олежка? - на миг опешил Равадский.

Но только на миг.  Уже в следующий момент он выверенным ударом отправил Сукина на пол. Тот упал, все еще не выпуская пистолета из рук.

- Это  заговор!   -  закричал  Крушин,   пытаясь достать оружие.  - Погодина купили московские спецслужбы.

Равадский потянулся  к  горлу Погодина.  А Николай все никак не мог вылезть из-за стола, натыкаясь на свой же стул.

- Сукин, ты уволен! - продолжал кричать Крушин, от нервного стресса даже не соображая, что выдает сам себя. - Уволен! Уволен! Уволен!

- Заткнитесь, Петр Андреевич! - не очень вежливо выкрикнул в ответ, подымаясь, Сукин. - Меня нанимал Ребров и ОПП и у меня приказ охранять Погодина. И  я это сделаю любой ценой. Я, в отличие от вас, всегда получаю деньги только от одного хозяина.

Сукин поднял  пистолет  повыше и выстрелил в Равадского,  который в этот момент собирался отправить на тот свет Погодина.  Пуля,   чиркнув его по виску, ушла дальше в стену. Оглушенный Равадский со стуком свалился на пол.

Выстрел заставил весь зал дружно вскочить на ноги. Сидевшие в креслах бросились к выходам.  Туда же вначале устремился и президиум,   но поняв, что  в таком случае он сможет покинуть помещение только последним, опять забрался на сцену, разбиваясь на два потока к боковым выходам.

Стащив Равадского с рампы,  пятеро  его  людей  перестреливались  с Сукиным в  образовавшемся свободном промежутке между двумя паникующими толпами. Тот укрылся за массивным столом,  в основном наблюдая за тем, чтобы его не обошли.  Убегать было некуда, так как выходы наглухо оказались заполнены вырывающимися наружу телами.

Лишь один человек в зале двигался в противотоке всем остальным. Это был Максим Удалов,  не отпустивший Ларису,  которая все еще  формально оставалась членом исполкома Движения.  Логично рассудив,  что друг его друга - его друг, он сразу бросился на помощь Сукину.

Здесь Максим очень рисковал. Расстреляв на бегу обойму, он оказался безоружным перед бандитом,  переключившим свое внимание на более близкого противника. Но тут его взаимно выручил Сукин, дважды выстреливший в того из-за своего прикрытия. 

Затем,  благодарно кивнув головой временному союзнику, сам, не мешкая, выскочил в опустевшую к тому времени дверь. Его маневр, только в противоположную дверь, повторил Максим.
 
Сделали они это очень вовремя, так как в зал уже врывалась наружная охрана, наконец-то  пробившаяся  через неуправляемую толпу.  Однако ни Сукина, ни Уда-лова, ни Погодина в помещении театра она уже не  нашла. Даже очухавшийся от контузии Равадский ничем не смог помочь.

Когда после полудня представители Парламента с миссией доброй  воли прибыли в Движение,  то вместо неизвестного им Погодина они имели дело с вполне предсказуемыми Шамилевым и Крушиным.   

Сначала  парламентарии зачитали свой закон, принятый обеими палатами,  об отстранении Президента от власти.  Он объявлялся виновником всех произошедших  событий, повлекших большие  человеческие жертвы и поставивших завоевания демократии под полное уничтожение.  Такой политический нюанс, как встречный закон Президента о роспуске Парламента,  по причине спешки при этом не рассматривался.

Затем совместно  с новыми лидерами Движения они подписали договор о признании претензий, по которому все требования бастующих удовлетворялись, а  на переходный двухлетний период нового президента страны выдвигало Движение на утверждение Думы. 

На этот же период,   как  гарант согласия, оставался  работать без переизбрания и старый парламент.  На тот же срок все области России признавались независимыми и равными. На бумаге  мирное решение конфликта было зафиксировано. 

Но процесс пошел, как когда-то выразился один очень недальновидный политик. Остановить стихию уже никто не мог,  да по правде сказать, по-настоящему и не пытался.

- Вызывай своих,  - обратился Крушин к Шамилеву после окончания переговоров. - Их надо дожать.



                Глава тридцать седьмая


Как Стаин и обещал Президенту,  Смолин не подвел,  оставшись  верен ему, а не Госдуме.  Он занял и удерживал пункты жизнеобеспечения города, такие как электро-,  водонасосные и телефонные станции, мэрию и Дом правительства, комплекс своих зданий по Петровке и Огарева. Вошедшая в город дивизия КГБ разместилась в Кремле.

Не бездействовал  и комитет Котина.  Получив полную независимость в действиях, его главной задачей стало обеспечение Президента обобщающей информацией о происходящих событиях.

Действовать против таких масс людей,  да еще открыто, спецгруппы не годились, а вот разведчики выходили на первый план. Получив в распоряжение вертолет,  группа Донскова должна была дать объективную картинку происходящего.

Размеренно жужжа мотором, вертолет пролетал над московской застройкой. Принцип "большое видится издалека" сработал и на этот раз.  Людской муравейник оказался  распределен  по  городу  очень  неравномерно. Больше в  центре,  меньше по окраинам.  В основном это было Движение и уезжающие гости столицы,  так как сами москвичи старались в эти дни из своих квартир не выходить.

Кроме пятен застроек,  занятых МВД,  еще одно пустое от людей пятно привлекло внимание   Донскова на ранее оживленном перекрестке столицы. Пустота расходилась от здания Министерства обороны на Арбатской площади. Чтобы  получше разглядеть, они пониже зависли над пятном, и тут же трассирующие очереди снизу и недвусмысленные  знаки  руками  показали, что им предлагается вынужденная посадка. Дополнительный жест в сторону компактной зенитной установки лишь подчеркнул гостеприимное  приглашение.

Садясь, причину пустоты они поняли. В обе сторону вдоль Бульварного кольца, на Знаменку, да и на сам Арбат уставились своими головками ракеты, размещенные то ли на "Градах", то ли на "Смерчах", одним словом, на "Катюшах". С десяток обгорелых остовов машин являлись понятным знаком для остальных водителей, что проезд временно закрыт.

Бумага с личным предписанием Президента о содействии свое дело сделала и через пять минут Донскову сообщили,  что с ним будет разговаривать командующий российской армией Громов.  Затем его провели к лифту, а там и к кабинету.

Генерал сразу узнал капитана,  несмотря на прошедшее время,  другую обстановку и мимолетность встречи на границе.  Для него представлялось вполне естественным,  что такой человек, как атаман Дон, оказался личным представителем Президента.

Выяснив, что Донсков интересуется общей обстановкой, он с готовностью предложил свои сведения, которыми располагала армия.

- Окажи и мне услугу, раз все равно над Москвою летаешь, - обратился к капитану Громов.  - Мне      надо своих проинспектировать.  Моего генерала не подбросишь?

- О чем речь, конечно.

- Тогда тебя сейчас к нему отведут и вместе полетите.

Новый генерал встретил капитана еще радушнее, совсем уж по-братски.

- Дмитрий Денисович,  какими судьбами? - вскочил из-за стола и бросился к нему навстречу толстый генерал-лейтенант.  - Двадцать минут  у нас есть?

- Пока не на войне,  Владимир Евдокимович, время имеется, - ответил капитан.

- Тогда вместе и перекусим,  пошли вниз,  а то уже час,  как во рту маковой росинки не было.

Они спустились в спортивный зал, заполненный наполовину стандартными солдатскими койками. Вторую половину занимали уставленные едой обеденные столы, к которым постоянно подходили и уходили полковники и генералы. Бравая музыка разносилась из стоящей в углу стереосистемы.

- На военное положение  перешли,   -  указал  на  койки  Вовочка  и радостно засмеялся. - Зато поесть можно в любое время и что захочется.

 Капитан присмотрелся. И точно. Как только стол освобождался, официантки тут же его облагораживали,  убирая грязную посуду и ставя новую, одновременно подкладывая фрукты и пачки печенья.

- Ну,  что закажем? - с предвкушением удовольствия потер руки генерал.

- На ваш вкус,  - скромно отозвался капитан, даже не вспоминая, что они были когда-то с генералом на "ты".

Главного интенданта  армии  хорошо  здесь знали и поэтому сразу две официантки сделали по нескольку заходов, чтобы удовлетворить его минимальные запросы.

- Коньячок  или водочку?- с застывшей рукой над бутылками поинтересовался генерал. - Вина и сухача у нас не употребляют, надо специально заказывать.

- Что нальете.

Спортзал, похоже, являлся излюбленным местом препровождения осажденных на время ими же введенного военного положения.  Ни музыка, ни еда, ни взрывы громкого смеха вокруг не прекращались ни на минуту.

- И что,  все время так?  - поинтересовался капитан,  через полчаса вставая из-за стола.

- Всегда, - ответил Вовочка, запихивая в карманы пачки с вафлями. - У нас у всех хобби такое - пожрать и выпить.

Разобравшись с хобби,  они вылетели в загородные лагеря  армии.   И здесь, похоже,  главной проблемой армии,  на которую никто не нападал, но которую никто и не снабжал,  являлось обеспечение себя пищей.

С высоты хорошо были заметны цепочки солдат,  бредущих с колхозных полей с мешками картошки за плечами, с большими корзинами обходящих дворы, облепивших там и сям деревья с яблоками.

- Вот, посмотри, - подтвердил его догадку Вовочка, - называется самообеспечение вооруженных  сил.   Никто  добровольно не хочет кормить, приходится забирать.

- Солдат посылаете?

- Ты об этом?  - глянул вниз генерал.  - Нет,  это по мелочам,  так сказать частная инициатива.  Людей нанимаем, специалистов в этом деле. Солдаты там только для охраны. К слову, вон как раз обоз пришел.
 
Вертолет опустился на большую площадку, вторую часть которой сейчас занимали пять грузовиков, с которых солдаты споро разгружали провиант, в том числе и в натуральном виде: свиней, гусей, кур.

Генерал вышел из вертолета и подошел переговорить к начальнику обоза. Когда он вернулся, Донсков тотчас отвел его за машину и недоуменно спросил:

- Вы с кем сейчас разговаривали?

- Это и есть наши кормильцы, о которых я только что рассказывал.

- А вы знаете, что это известный бандит по кличке Капрал, с которым мне неоднократно приходилось встречаться?

Вовочка даже не поперхнулся.

- Э-э,  дорогой, а вот этого я знать не желаю. За такую работу, ясное дело, честный человек не возьмется.  Но и армии выживать надо.  В другом месте - он твой, заступаться не будем, а здесь он наш человек, солдаты не поймут.  Ты вот что, залети за мной через час,  а  я  пока здесь разберусь, да и груз заодно приму.

Стараясь, чтобы Капрал его не обнаружил, Донсков запрыгнул в вертолет.

                ***

Пожар над Москвой-рекой они заметили сразу,  пролетая  к  Киевскому вокзалу и  намереваясь облететь все вокзалы по очереди.  Горел недавно отстроенный храм Христа Спасителя.  Рядом с ним большая  группа  людей вместо того,   чтобы тушить пожар,  сидела на земле и воздевала к небу руки. Чуть  подальше метались старухи, боясь приблизиться к огню и почему-то не решаясь оказаться около сидящих.

- Пошли на посадку.  К старухам, - в последний момент изменил место приземления капитан, заметив, что рядом с каждым сидевшим  отсвечивало на солнце оружие.

Старухи отдернулись в сторону и от этого  исчадия  ада,   но  когда Донсков вылез,   то за неимением другой власти,  вынуждены были все же подойти к нему.

- Идет конец света!  - голосили бабки. - Неверные пришли на Москву, опять монголы,  шапки свои остроносые понадевали.  Бог нас спасает,  а вот самому богу некому помочь. Куда власти смотрят?

Разобраться было непросто, но Димадон разобрался. Это оказалось делом рук вооруженных мусульман.  Он тут же вызвал Бибисова и скоро еще два вертолета,  на этот раз длинных и больших,  опустились рядом с его машиной.

- Разберемся,  Дима, разберемся, - успокоил его подполковник, выстраивая отряд для атаки.  - Ты давай вверх, а эту "Алла!" мы тут сейчас прекратим.

Донсков взлетел  и в тот же момент из-за горящего храма две блестящих шеренги спецрыцарей открыли огонь на поражение. Хотя около святого места и  не  принято  стрелять,  но кто-то же должен был помочь нашему господу.

                ***

Пожар оказался  не  единственным.   Летя с Киевского на Белорусский вокзал, они обнаружили горящую церковь Рождества  Иоанна  Предтечи  на Пресне, а еще позже, подлетая к Ленинградскому вокзалу,  горящую церковь в районе Самотечной площади.

В отличие от других районов Москвы,  жизнь на вокзалах била ключом. Удивил человеческий табор, расположившийся перед Белорусским вокзалом. Большинство оказалось со Смоленска,  хотя некоторые прибыли на поездах и из Минска.

- Говорят,  татаро-монголы у вас появились,  - обратился к Донскову старый дед явно с партизанской берданкой в руках.  - Вот,  пришли Русь оборонять. Но куда идти и против кого,  не поймем. Слишком большой город.

Дав в  проводники  Удалова, Донсков предложил им взять под охрану близлежащие церкви, а также выделить людей на тушение пожаров.

- Там, дед, и с татарами, и с монголами встретишься, - пообещал ему капитан. - Вот только оружие у них получше твоего ружьишка.

- Ничего, сынок, не бойся. Мы по-партизански, из-за угла, - серьезно отреагировал дед.

Весь Ленинградский вокзал и окрестности забили матросы в  бескозырках, срочно  прибывшие сюда с Балтики. Почему-то вооруженные карабинами, молодые  парни толкались по площади, в основном вступая в стычки с уголовниками, которым понемногу приходилось отступать из этого облюбованного ими места.

Матросы тоже приехали из-за слухов, правда других, чем у деда с Белорусского вокзала, но также не могли сориентироваться. Колыбель революции послала  их  защищать  Мавзолей  Ленина,   который,   вроде  бы, собирались взрывать.  Так как метро не работало, то теперь они организовывали колонну на Красную площадь и искали провожатых посмелее.

- А еще,  говорят,  казаки с Сибири вместе с белогвардейцами вернулись, чтобы царя ставить. Верно это?

Успокоив революционеров насчет Мавзолея и белоказаков, Донсков связал их с Бибисовым.  Узнав, что тот представляет спецчасти президента, они с охотой согласились ему помочь.

- Вам и идти далеко не надо,  - предложил Бибисов.  - Главная опасность сейчас не в белых,  а в желтых.  Мне сообщили,  что на Казанский вокзал вне расписания каждый час прибывают поезда с вооруженными людьми. Пока возьмите под свой контроль,  а по команде,  если потребуется, вступите в бой.

Заняв на всякий случай сначала Ярославский вокзал,  матросы в обход площади потихоньку начали пробираться и к Казанскому.  Команда истреблять своих  никого не смутила.  На то он и революционный порыв,  подвластный только молодым.

                ***

Лагери Движения  отличить сверху легче легкого было по особому беспорядку и суете в их  районе.   Забыв  недавний  разгром,   они  опять занимали все маломальски зеленые площадки центра.

Вот от одного из лагерей отделился десяток машин  и  направился  на выезд из города.  Набрав высоту побольше, Донсков начал следить за ними, что при пустых улицах делать было не столь уж сложно. Затем совершенно случайно,  пролетая над другим лагерем,  он заметил еще одну колонну, следующую тем  же  курсом.

Заинтересованный,   капитан  решил отследить это до логического конца.
Чем дольше он сопровождал машины,  тем большее количество таких ручейков попадало в поле его зрения.  Неужели Движение уходит? Но почему тогда все направлялись на север?  Вот и еще одна колонна,  на этот раз явно татар с зелеными флажками на радиаторах. И тоже на север.

Впереди показались Сокольники и сразу кое-что прояснилось.  Все потоки сливались здесь в один,  какого он не видел даже в те дни,  когда футболисты "Спартака" находились на вершине подъема и славы.

Тут Донсков вдруг вспомнил о Вовочке и данном тому обещании. Быстро поменяв курс, он прихватил уже бывшего наготове Владимира Евдокимовича и направился опять к Сокольникам.

Их вертолет оказался не одинок. Еще с десяток таких же машин отстаивались на травянистых лужайках парка. Кроме вертолетов, в районе стадиона обнаружились бронетранспортеры и даже танки.  Может здесь располагалась армейская база? Но Вовочка такое категорически отверг.

Оставив генерала в вертолете, Донсков вышел на од-у из аллей, радиусом отходивших от центрального ядра.  В основном по ней куда-то торопились солдаты.

"Все же обманул, Вовочка", - мелькнуло у капитана. Завидев невдалеке что-то оживленно обсуждавшую  группу,   он  подошел  и расспросил ребят.

К его огромному удивлению весь парк оказался одним большим публичным домом,  а уже только затем торговой ярмаркой и местом отдыха. Реабилитированный Вовочка очень заинтересовался этой новостью.  Мечтательно припомнив время, проведенное с атаманом в другом доме отдыха, он решительно направился к спорткомплексу.

Увидев входящего офицера в таком чине,  главный распорядитель сразу же поспешил навстречу. Оказалось, что место, где они находились, являлось лишь частью недавно открытого большого  заведения.   Чуть  дальше другой спорткомплекс, "Шахтер",   был облюбован для себя мужчинами из Движения, "Спартак" оккупировали мусульмане,  а непосредственно здесь, в "Сокольниках", развлекалась армия.

- Очень интересно, - произнес Вовочка. - А вооруженные столкновения бывают?

- Ну что вы! - махнул рукой распорядитель. - У нас постоянное перемирие, как в Древней Греции на время Олимпиад.

- Мы пройдем посмотрим,  - благодарно пожав руку за объяснение, генерал потащил Донскова вглубь сооружения.

На всех дверях этажа, куда они поднялись, висели таблички "Для полковников" и  "Для  майоров".   Внутри  каждой  комнаты имелась большая широкая тахта,  четыре стула, на которых располагалась скинутая одежда и зеркало на противоположной стороне.  Почти все комнаты оказались заняты, но служащий не препятствовал им заглядывать вовнутрь, справедливо полагая,   что  звание  генерала давало определенные преимущества и стоило больше, чем полковничье.

Женщины везде были не то что молодые, но и не старые, с подтянутыми животиками и приличными грудями.  В узеньких черных комплектах они сидели на краях тахты, ожидая очередных посетителей.

- Трудно приходится,  милая?  - поинтересовался генерал у одной  из приглянувшихся ему женщин, которая при виде входящих мужчин сразу растянулась во всю длину на тахте, кокетливо раскинув ноги.

- В четыре смены работаем, - честно призналась та. - Но у полковников терпимо, только уж больно они все тяжелые.

- Терпи,  милая,  терпи, - понимающе согласился Вовочка, - генералы еще тяжелее.

Протянув служащему банкноту за экскурсионный осмотр, они спустились этажом ниже. Этот и следующий этаж полностью были отданы лейтенантам и капитанам. Как призналась прислуга,  здесь же довольствовались прапорщики и старшины,  так как по деньгам они, как правило, оказывались богаче своих офицеров. 

В каждой комнате стояло по две кровати  с  одним стулом в изголовье, разделенных между собой невысокой ситцевой занавесочкой по пояс. Младшие офицеры трудились много усерднее старших. Свободных номеров не оказалось и желающим требовалось подождать.

В солдатских номерах, расположившихся в самом низу, царил форменный бардак. Их имелось всего три.  Один гимнастический зал и два  борцовских, полностью устланных небольшими матами, на каждом из которых лежала женщина и тут же к ней стояла  небольшая  очередь  из  трех-четырех жаждущих солдат. В этой вони, вскриках, напряженном сопении разглядеть качество предлагаемого товара оказалось невозможным,  хотя электрический свет вовсю освещал помещение.

- Отвратительно!  - бросил Вовочка,  со стуком  закрывая  за  собой дверь зала.
 - Но очень возбуждающе! - уже потише поделился он с капитаном.

Везде, где они проходили,  чувствовался запах наркотической травки. Тут и там валялись надорванные маленькие целлофановые пакетики  с  использованным содержимым.

- А для генералов где?  - поинтересовался Вовочка у  распорядителя, когда они вновь оказались у главного входа.

Распорядитель несколько смутился.

- Для генералов не имеем. - Они не любят находиться в одном обществе с солдатами.  Нерентабельно получается.  А убытков, сами понимаете, здесь не должно быть. Но выход имеется.

- Да? - оживился Вовочка.

- Сейчас я позову одного из наших руководителей, он вам все расскажет и покажет, если потребуется. Михаил Петрович! Здесь люди интересуются.

Михаил Петрович оказался не кем иным,  как знаменитым новосибирским Мишуткой, уже имевшим дело с Донсковым в Кемерово.  Он и поведал,  что девочки для генералов имеются у их духовного наставника,   содержателя публичного дома высшего ранга.

- Да вы его должны знать, тот самый, китаец.

"Ага, - подумал капитан, - вполне возможно, что и Чижик уже в Москве. Это хорошо".

Заодно, питая к Димадону понятное уважение,  Мишутка рассказал им и все последние московские новости,  даже более полные чем те,   которые они получили за день напряженной работы в воздухе.

- А наркотики откуда? - спросил капитан у Мишутки.

- Опять же у китайского деда берем, - ответил тот, - у него сильные связи с родиной.

                ***

Дом высшего  ранга  в самом деле оказался борделем Ру-Аня.  Там они застали и Чижика, который вкратце поведал им историю русских конкурентов. Кликнув клич по безработной Москве и окрестным деревням, те всего лишь за день собрали нужный состав. И еще за день подписали договор на аренду "Сокольников",  находящихся в упадке по причине отличного и без физкультуры здоровья рядом проживающих жителей Москвы.

Он же подтвердил сообщенные Мишуткой сведения, от себя добавив, что Казань сейчас на три четверти опустела, так как всех оттуда разогнали, кого на Каспий, кого в Москву.

Пока Донсков общался с Чижиком,  Вовочка сходил по своим  генеральским делам  пообщаться  с молоденькой представительницей дружественной великой страны.

- Еле  нашли поплотнее,  - полностью удовлетворенный,  делился он с Димадоном, без сил плюхаясь в стоящее рядом кресло.  - Сходи и ты, еще не очень поздно. Деньги, если надо, у меня имеются.

- Ну и ненасытный же вы, Владимир Евдокимович, - отшутился капитан, - я так не могу.

- Молод потому что еще,  - назидательно поднял палец генерал. - Молод и неопытен.

После этого им пришлось обратно залететь в "Сокольники",   так  как Вовочке понадобились две девочки для оставшихся товарищей в Министерстве обороны,  а Ру-Ань своих, следуя традиционным обычаям, отдавать не захотел.

С Мишуткой договорились быстро.  Он готов был отдать их генералу за так, и даже сам завезти по указанному адресу.  Но Вовочка,  боясь попасть в зависимость от мафии,  отказался и расплатился гораздо  меньше стоящими российскими рублями. Женщин отбирал сам и, конечно, на верхнем этаже.  Одной из них оказалась та самая, которой было тяжело,  но которая готова была все терпеть.



                Глава тридцать восьмая


Завезя Вовочку  и его подарки,  Донсков оставил вертолет,  разыскал Удалова и втроем вместе с Чижиком они проехались по некоторым  пунктам скопления Движения. Благодаря тесным знакомствам Толи здесь на самом верху, они получили полную свободу передвижения.

Народу попроще вышеперечисленные утехи были явно не по карману.  Но ничем не занятые, они, в сущности, занимались тем же. В основном пили, так как  с  едой была напряженка,  а напившись,  любили и уважали друг друга, а также не возражавших москвичек, которые специально добирались сюда, чтобы  ознакомиться на месте с таким огромным скоплением мужчин. Сначала посмотреть, а потом как получится.

Здесь и  застал  их вызов Котина.  Срочно требовалось отбить дом на Старой площади.

- А Бибисов? - удивился Донсков.

- Весь в церкви ушел,  - коротко отетил полковник.

Но почувствовав недоумение капитана, тут же пояснил.

- Это для него отличный предлог и возможность столкнуться с исламскими группами поодиночке.  Такое может больше не представиться. Ты там среди армейцев крутился,  нельзя ли у них хотя бы человек сорок раздобыть?

- Нет,  - ответил,  подумав Дима.  - Но здесь есть моряки!  - вдруг вспомнил он о Ленинградском вокзале.

- Вот бери их и действуй!  На площади тебя будет ждать человек.  Он все подробней объяснит.  Реквизируй любые машины,  слышишь,  любые,  и срочно туда!

Когда Донсков с моряками появился на Старой площади,  там  его  уже ждал усталый генерал, только на  этот раз не в форме.

- Здесь расположена государственная спецсвязь.  Для охраны я оставлял внутри десять человек.  Дом заперли и окна зашторили. Но кто-то об этом разузнал и здание захватил.  Я не думаю, чтобы сибирским шахтерам оказались нужны  государственные  шифры  и  коды.  Тут явный шпионаж в пользу иностранного государства.  Поэтому вражеских  прихвостней  надо выбить, а секретные помещения взорвать. Взрывчатка у меня есть.

С криком "Ура!" моряки бросились к дому. Захлопали ответные выстрелы с окон.   Оставляя на тротуаре убитых и раненых,  они прорвались к двери, но та оказалась забаррикадированной изнутри. Потеряв перед дверями еще десяток человек, им пришлось отступить.

Бессильно оглядываясь по сторонам, Донскову вдруг бросилась в глаза громада близкого  Политехнического  музея.  Свет надежды зажегся в его глазах. Прихватив с собой несколько матросов,  он бегом  направился  к музею. Остальным приказал пока укрыться и вести огонь по окнам, не давая никому оттуда выглядывать.

Кажется, вход был с Новой площади.  Вбежав на низенькое крыльцо, он попытался с ходу выломать дверь плечом.  Однако  та  оказалась  старой постройки и  поэтому  даже не шелохнулась.  Пришлось стрелять в замок. Выбив сердцевину, они распахнули створки и проникли внутрь.

- Где-то на первом этаже раньше находилась выставка старинных автомобилей, - торопясь, объяснил капитан матросам. - Разбежались по коридорам, кто первым найдет, позовет остальных.

Много времени это не заняло.  "Как хорошо, что экспозиции наших музеев не меняются десятилетиями",  - подумалось Димадону. Он бросился в самый дальний отсек. Так и есть! Слава богу, память не подвела. Теперь еще бы не подвели пионеры или как они теперь там называются,  ремонтирующие все эти экспонаты, и полдела будет сделано.

- Быстрее бензин несите!  - бросил он морякам, с удивлением глазеющих на старинный броневик ленинских времен. - Найдите ведро и слейте с любой машины на улице.

Те бестолково засуетились,  не зная чем заменить отсутствующее ведро.

- Да снимите хоть с той пожарки,  заодно и багор прихватите,  может понадобиться.

Со столетнего "дедушки" быстро отодрали кованые ведра заодно с  еще какой-то штукой.  Затем багром случайно разбили стекло у "Форда" постройки 1914 года.

- Осторожнее! - не выдержал капитан. - Это ведь музейные экспонаты.
 
Не услышав его,  матросы уже находились на улице.  Зато через  пять минут два полнехоньких ведра бензина плескались у ног Донскова.

- Ну, пионеры, не подведите, - шептал он, заливая бензин в горловину бака броневика.

На удачу,  как и большинство других моделей музея,   эта  оказалась действующей. Двигатель взревел и машина дернулась,  продвинувшись вперед сантиметров на двадцать, после чего мотор заглох.

Теперь требовалось срочно научиться управлять этим монстриком,  так как капитан даже не запомнил, что он там нажимал в первый раз. На всякий случай приказав всем отойти, он опять завел двигатель. На этот раз броневик почему-то поехал назад,  докончив то,  что парой минут раньше не сумел багор. Но суть капитан уже уловил.

Раздвинув тупым носом две хромированные легковушки,   на  этот  раз вполне сознательно, Донсков выкатился в коридор, а чуть позже и за ворота Политехнического.  На таком небольшом отрезке мотор глох еще  два раза. Оставалось надеяться,  что в критические минуты он их не подведет.

Посадив матросов внутрь,  капитан тронулся с горки к зданию на Старой площади.

- Стреляйте через щели, все равно куда, лишь бы побольше шума.

Тарахтя и пытаясь заглохнуть на каждых десяти метрах, броневик подкатил к дому. Завидев подкрепление, моряки с новым "ура!" бросились на штурм. На этот раз жертв оказалось гораздо меньше,  так  как  внимание оборонявшихся сосредоточилось на бронированной машине, которая в окружении создаваемой ею же густой дымовой завесы медленно,  но  неуклонно приближалась к ним.

Пули, как горох, стучали по металлу, но закаленная броня Балтийского Путиловского завода пока выдерживала их укусы. Докатившись с уклона до дальнего угла дома, где размещался вход, Димадон попробовал развернуть машину,  но не сумел этого сделать. Бросившись на помощь, матросы помогли броневику, не считаясь с новыми потерями.

Натужно гудя,  так как все действия выполнялись на первой передаче, машина поползла по новому маршруту.  Достигнув дома,  она точно, как в аптеке, вписалась во входной пролет и вместе с выдавленной дверью вкатилась вовнутрь. Моряки ворвались следом, разбегаясь по этажам и коридорам.

Все кабинеты оказались сплошь завалены бумажками. Они находились на полках, в столах, на столах и даже под ними. Удалов с матросами бросились на верхние этажи, откуда боевики пытались пробиться на выход. Чижик же с Донсковым свернули в подвальный этаж,  куда только перед этим юркнули трое бандитов посмекалистее.  Не дожидаясь окончания  схватки, генерал начал переносить коробки с динамитом из своей машины.

На удивление, подвальный коридор оказался очень длинным. Диме показалось, что он пробежал не менее пятисот метров, прежде чем тот уперся в стену. Дальше шла развилка: вверх и еще раз вниз. Сначала они бросились наверх. Мимоходом глянув в появившееся окно, Донсков увидел в нем только торец противоположного дома со сложным, как ему показалось, орнаментом, испорченным чем-то вроде чернильного пятна с грязными  потеками.

В это время снизу донесся приглушенный звон металла о металл. Крикнув Чижику,  чтобы он досмотрел небольшой коридорчик, сам капитан развернулся и, перепрыгивая ступеньки,  кинулся на звук. Там почти сразу он наткнулся  на раскрытый люк со скобами по стенкам,  ведущий куда-то уж очень глубоко в преисподнюю.

Дав пару очередей в зияющий мраком провал, капитан протиснул следом и свое тело.  Быстро просчитав все скобы от одного до сорока, он вновь оказался в длинном-предлинном коридоре,  только значительно более узком, чем верхний, с чуть заметным в самом дальнем конце пятном света.
 
Пробежав и  его,   ежесекундно  подвергаясь угрозе разбить голову о низкий потолок,  Димадон неожиданно выскочил в хорошо освещенный большой туннель. С темноты плохо различая предметы, он веером выпустил две автоматные очереди.  Справа пули с плотными шлепками ударились в высокую железную  перегородку,   перекрывавшую все пространство от пола до потолка. А вот слева характерный свист показал, что они унеслись куда-то очень далеко. И там же в этот миг возобновился топот убегающих ног.

Первое, что сумел четко определить  привыкнувший  к  свету  взгляд, оказался вагон  метро,  одиноко примостившийся на уходящих вдаль рельсах. И асфальтированная дорога вдоль них, по которой убегали три человека.

Капитан рванул за ними,  ни на секунду не задумавшись, что в данной ситуации он  представляет меньшинство. И вдруг его как что-то ударило, когда боковое зрение выхватило откуда-то неясно  промелькнувший  предмет. Машина?  Не раздумывая, он впрыгнул в кабину, дверца которой оказалась предупредительно открытой. Устаревшая модель безотказного "Мерседеса" тут же послушно тронулась с места.

Того, кто   обернулся,    Донсков   снял   с   первого    выстрела, предварительно автоматом  разбив лобовое стекло и поменяв тот на более привычный за последнее время пистолет. Остальные продолжали без оглядки бежать, как можно плотнее прижимаясь к левой гладкой стороне туннеля.

Почти поравнявшись с беглецами,  капитан приготовился  снова  стрелять, но те одновременно,  как по неслышимой команде, вдруг отпрыгнули от стены,  пытаясь перебежать к другой стороне туннеля. Шоферский инстинкт сработал помимо воли. Нога сама надавила тормоз. Но короткие затихающие крики показали, что все же он опоздал. Тяжелый "Мерседес" задавил их насмерть.

Разбираться времени не имелось.  Требовалось еще  проехать  вперед, чтобы уточнить, что эти двое являлись последними. Так оно и оказалось. Больше людей Донсков не встретил,  а метров через восемьсот  уперся  в точно такую же перегородку, которую оставил за собой.

Выйдя из машины,  капитан исследовал стену.  Нет,  никакой дверью в ней и не пахло.  Зато такая обнаружилась в боковой стене,  примерно на том же месте, где располагался аналогичный ход на противоположном конце туннеля. Пройдя полутемный и низкий коридор, только на это раз чуть короче, Донсков опять оказался в тесном люке со скобами. В этом их было уже шестьдесят.

Малость поднапрягшись из-за неудобного положения, Димадон сдвинул в сторону верхнюю крышку люка.  И в этот момент яркий солнечный свет широким потоком ударил в глаза,  освещая небольшую пристройку верандного типа, в которой он очутился.

То, что это была пристройка,  сомнений не вызывало. Небольшие размеры, невысокий потолок, тонкая кирпичная кладка и одинарная дверь наружу. Стряхивая с себя пыль,  капитан выбрался наверх. Он находился в каком-то дворе,  со всех сторон окруженном домами.  Дома явно были очень старыми, что подчеркивала аккуратная брусчатка мостовой, зато уютными и ухоженными. Вот в дальнем конце показалась фигура милиционера, затем еще один пересек пустынный двор.

Пока Донсков раздумывал, выходить или нет, во двор вкатился "Мерседес". Причем не такой, какой он оставил внизу, а новый и шикарный. Появившийся первым высокий плотный человек открыл заднюю дверь и из  нее вышел Президент,  которого капитан сразу узнал. И тут же послышавшийся недалекий бой всем известных курантов подсказал Димадону место,  в котором он очутился. Он находился во дворе президентского дворца Кремля!

Так вот зачем был нужен штурм здания на Старой площади.   Котин  не сказал, а  усталый  генерал солгал ему о настоящей причине.  Больше не задерживаясь на наблюдении,  капитан нырнул обратно в колодец,  плотно прикрыв за собой крышку люка.

Буквально через пять минут он уже ставил машину на  прежнее  место. Пройдя вперед,   капитан заметил,  что на этот раз перегородка в конце туннеля отсутствовала,  задвинутая в боковую стену,  открывая за собой не очень большое помещение, куда выходило несколько лифтов.

Из одного вышел генерал,  неся в руках коробку с динамитом.  Направившись к перегородке,   он  вдруг  сообразил,  что там находится еще кто-то кроме него. Сделав неловкое движение за оружием,  он чуть было не выронил  коробку,  которую капитан в последний момент успел подхватить и теперь держал, не зная что с ней делать дальше.

- Поставь, - сказал генерал, как минуту назад с коробкой, теперь не зная что делать с пистолетом. - Все же ты все узнал сам. В других обстоятельствах я тебя за  раскрытие  этой  тайны должен был немедленно застрелить. Так гласит устная инструкция.  Но ты, хотя и непонятно почему, знаешь  этих тайн даже больше меня. Поэтому тебя я здесь не видел. А сейчас относи коробки к перегородке,  а  я  буду их  привозить сверху на лифте.

Генерал повернулся и пошел к кабине,  так и забыв засунуть пистолет в кобуру. Капитан же, подняв коробку, понес ее к перегородке. Когда он наклонился, чтобы ее поставить, то теперь уже сам скорее почувствовал, чем увидел приближающуюся опасность. Находясь спиной к туннелю, он попытался медленно повернуть туда голову.

- Спокойно,  не рыпайся,  - раздался знакомый голос. - Как я понял, ты все время хотел со мной встретиться.

- И со мной, - добавил другой, знакомый еще больше. - Прикокнем его или позабавимся? - обратился тот к первому.

- Тут не до забав, - ответил невидимый Равадский  такому же невидимому Гоге. - Надо дело делать и убрать этих двоих. Те морячки наверху, похоже, об этом переходе не знают. А значит, можно будет повторить это еще раз.

Донсков, все также стоя к ним спиной,  лихорадочно соображал,   что предпринять. Пистолет он не мог выхватить, так как обе руки были заняты ящиком, который, в свою очередь, требовал предельно вежливого обращения.

Делая вид, что ему тяжело, он еще больше согнулся над коробкой, при этом ее  крышкой  пытаясь  как можно выше вытолкнуть засунутую за пояс гранату. Сделав над собой неимоверное усилие, так что даже в спине что-то треснуло,  он максимально согнул голову и зубами ухватился за чеку приподнятой гранаты.

- Эй, не дергаться! - приказал Гога, направляясь в его сторону.

Капитан осторожно разогнулся, при этом выдергивая из гранаты чеку и теперь прижимая предохранитель на гранате одним пальцем руки,  которой одновременно продолжал удерживать и угол коробки. Затем также осторожно развернулся и сквозь зубы произнес:

- А теперь, ребята, не дергайтесь сами.

Картина получилась больше чем живописной. Застывшие как в трансе на полпути бандиты и оскаленный человек перед ними, зачем-то продолжающий сжимать в  зубах железку  чеки и посиневшим от напряжения пальцем еле дотягивающийся до предохранителя на рукоятке гранаты.

- Если  я  упаду,  - продолжил сквозь зубы пояснения капитан,  - то здесь от вас ничего не останется. И давайте быстрее отсюда, а то у меня уже занемела рука и в любой момент может сама отпустить гранату.  А если будет надо, то и я ей помогу.

Посерев лицом, Гога тут же начал отходить, время от времени взмахивая перед лицом рукой,  как бы отгоняя мираж.  Опустил пистолет и  Равадский, чтобы  не выстрелить случайно.  Так пятясь,  оба они дошли до знакомой Донкову двери.  Только там они чуть  расслабились.   Уходящий последним, Гога выматерился и угрожающе выкрикнул срывающимся от только что пережитого ужаса голосом:

- Не будь я Гога Арлаури,  если я тебя,  начальник, не достану. Еще посмотрим, чья возьмет.

Тут из прохода донесся призыв "быстрей!" и Гога прекратил свои объяснения в чувствах, на прощание погрозив Димадону пистолетом.

Как только они скрылись,  капитан,  не мешкая, почти бросил коробку на пол, чуть не потеряв всю с таким риском добытую победу, и, продолжая мертвой   хваткой держаться за рукоять гранаты,  вскочил в другой лифт.

Наверху, столкнувшись  с подходящим генералом,  он только пробурчал нечто нечленораздельное и бросился со всех ног в  подвальный  коридор, а затем к колодцу. У него имелось заметное преимущество в свободе передвижения, зато и времени на подъем  оказалось  потеряно  достаточно. Прибавив сколько можно,  он все же успел к люку первым. Гога с Равадским, цепляясь за скобы, только преодолели половину подъема.

Последовавшая за  этим  сцена  явилась для них не меньшим кошмаром, чем только что закончившаяся предыдущая.  Все тот же мужик и с той  же железкой в оскаленных зубах нависал над ними,  продолжая сжимать в руках снятую с предохранителя гранату.  Только положение их коренным образом поменялось.  Там они стрелять не могли,  впрочем, как и здесь. А вот призрак в любой момент мог теперь добровольно выпустить гранату  из  рук, отделавшись при этом лишь шумом в ушах.

Гога что-то забормотал,  похожее на грузинскую молитву.  Но прислушавшись повнимательнее, кроме матерных слов Димадон в ней ничего больше не уловил.

- Бросайте оружие! - приказал он. - Ну, живее.

Раздавшиеся через некоторое время отдаленные звуки снизу  показали, что приказание было исполнено.

- А теперь по очереди наверх!

Наполовину высунувшегося Равадского Донсков дополнительно ощупал, а затем отправил стоять лицом к ближайшей стене.  То же повторил и с Гогой, при  этом обнаружив в кармане того второй пистолет и нож в носке, засунутый за ботинок.
При досмотре  Гога сипел и стонал от злости,  но ничего поделать не мог. Чека в зубах капитана красноречиво напоминала о взведенной гранате.

К этому моменту около люка появился Чижик,   наконец-то  отыскавший внезапно исчезнувшего  капитана.  Увидев того с бандитами,  стоящими с поднятыми руками у стены, он только ахнул.

- Да я же здесь три раза был. Где ты их откопал?

Коротко ответив,  что они сами на него нарвались,  капитан попросил Толю проследить за пленными,  и толь-ко тут занялся процедурой обратной заправки чеки в гранату. Затем засунул ее снова за пояс и присоединился к Чижику, уже развернувшему бандитов и приказавшему им идти к коридору. На полпути Равадский неожиданно остановился.

- Дело есть,  - обернувшись,  обратился он к Донскову. - Но этот не должен слышать, - и указал на Толю.

- Да ладно тебе в секреты играть,  - толкнул его в  спину  капитан, предполагая продолжить движение.

Экс-полковник КГБ не двинулся с места.

- Хорошо, пусть при нем. Сначала послушай, а потом решай.

Что мог предложить ему чужой полковник,  все время находившийся  во врагах, для  торга?  Но что-то в голосе того все же заставило Донскова сделать остановку.

- Ну, говори.

Равадский на приблатненный манер сощурил один глаз и несколько иронично произнес:

- А у нас в гостях Лена.

Простые слова  ударили тем сильнее,  что оказались полностью неожиданными. Но Донсков все же уточнил:

- Какая Лена?

- Та самая, Погодина. А братцу ее - каюк.

- И что ты предлагаешь? - вырвалось само из капитана.

- Как говорят англичане,  чейндж, то есть обмен. Ты отпускаешь нас, а мы освобождаем твою подружку.

"Вот почему он не хотел говорить при Чижике.  Если я соглашусь, это будет преступление. Но и оставить ее у них я не могу". Почему-то думая о Лене, он в этот момент совершенно не отреагировал на сообщение о Погодине.
Толя сам пришел на выручку.

- Отпусти их,  Димадон,  не мучайся. Мы их чуть позже еще раз возьмем, вот увидишь. Хоть город и большой, да интересы наши пересекаются.
 
- Ладно, - решился капитан. - Предложения?

- Там где людей поменьше.  Вознесенский переулок, в центре, за Моссоветом. Ты  нас  отпускаешь,   а  завтра в одиннадцать мы тебе отдаем Лену. Идет?

- Идет,  - чуть подумав, согласился капитан. - Толя, отведи товарища из КГБ на выход, чтобы никто его не тронул.

- А я? - как-то дернулся Гога.

- Ты пока побудешь в заложниках у меня. Все как и договаривались. В одиннадцать у третьего дома,  - напомнил он уходящему Равадскому. - Вы от Никитской, а мы от Тверской подходим.

Гога начал было возражать,  но Чижик стукнул его автоматом,  а  Равадский почему-то   стал успокаивать того напоминаниями о люке,  после чего Гога замолчал.

Для верности нацепив Гоге наручники,  его вывели и заперли временно в броневичке. Закончивший минирование генерал молча наблюдал за странными манипуляциями котинцев.
- Вы закончили?  - только поинтересовался он, когда Донсков захлопнул крышку и поставил охрану из моряков.

- Да.

- Тогда я взрываю.

Он вошел в дверь и поджег шнур.  Затем быстро вышел на улицу.   Еще через минуту  здание глухо ухнуло и все как-то перекосилось,  просев в центральной части, хотя и не упало.

Усталый генерал свое задание выполнил.



                Глава тридцать девятая


В пять часов утра Диму по телефону разбудил Котин.

- Подъедь к Третьяковке. Там, вроде, американского посла захватили. Что делать послу ночью в музее, ума не приложу. Разберись и доложи.
 
Чижик в  эту  ночь  ночевал у капитана,  поэтому оставалось заехать только за Максимом. Для этого пришлось подымать Ларису, потому что никакие звонки,  ни телефонные, ни в дверь не могли разбудить Удалова во время сна.  Из-за этого дверные ключи он всегда заказывал  с  запасом, часть которого раздавал друзьям.
Теперь же,  с появлением Ларисы, эта проблема отпала.

К самой  Третьяковке они подъехать не смогли.  Уже при съезде с Ордынки их остановил матросский патруль.

- Сколько  же  вас сюда приехало?  - удивился Чижик,  который после встречи с капитаном имел дела исключительно с моряками. - Как в Питере в семнадцатом году.

- Братва с каждой новой "Стрелой" подъезжает.  Уже тысяч пять наберется. А вы кто такие будете?

Узнав по какому делу тут оказались особисты,  их немедленно пропустили, дав с собой провожатого,  который направил машину сразу к началу Лаврушинского переулка у Кадашевской набережной.

- Ну,  хоть кто-нибудь,  - встретил их командир моряков,  всем своим видом показывая большое облегчение.  - А то господин  посол  постоянно ругается, то на русском, то на своем родном.

Увидев пришедших,  которых сопровождал командир, задержанный тут же поднялся со своего места.

- Я секретарь американского посольства.  Требую присутствия адвоката, представителя посольства и вашего МИДа.

- Может тебе еще и девочку?  - лениво поинтересовал-я  охранявший его матрос в сдвинутой набекрень бескозырке,  которому,  видимо, давно надоели требования иностранного гостя.

- Зачем мне девочка, вызовите лучше посла.

- Вот видишь,  я тебе говорил,  у них в Америке все  "голубые",   - толкнул моряк плечом своего напарника.

- Так посол ведь должен быть старым? - не поверил сосед.

- Зато этот молодой. Потому ему и не нужна девочка, он сам ею является, - пояснил знаток.

- А на вид приличный мужик.

- Это все от богатства и чтобы выделиться.

- Вот козлы.  Лучше уж с нашими желтыми дело иметь, чем с их голубыми.

В это обсуждение своей персоны дипломат старался  не  вслушиваться, явно показывая,   что  он  стоит много выше такой болтовни.  Обращаясь только к Донскову, как старшему, он сделал официальное заявление.

- Я уже два года работаю в Москве и очень люблю прогуливаться по ее улочкам. И насколько я знаю,  раньше в столице не было моря.  Но меня почему-то задержали именно матросы.  Или это теперь новый вид московской милиции? Они мне не дали даже позвонить в посольство.

- И правильно сделали,  - пробасил из-за плеча Удалов. - Кто же так поздно звонит. Вот меня разбудили посреди ночи, так я не обрадовался.

На реплику  Максима дипломат также не отреагировал,  вместо этого в манере Санли предложив Донскову деньги для оплаты такси, чтобы довести его до дома.

- А на вашей нельзя?

- Нет,  я гулял пешком, - быстро ответил американец, продолжая держать в вытянутой руке несколько долларовых бумажек.

Увидев деньги, второй из охранников толкнул первого:

- Ты говорил голубой, а он, оказывается, весь зеленый.

Цветной американец  попробовал сам запихнуть доллары в карман Донскова. Но тот отошел в сторону,  чтобы переговорить с морским офицером. Оказалось, однако, что и он находился не полностью в курсе событий, в свою очередь только выполняя приказ, полученный от решительного мужчины с ручным пулеметом.

- А где он сам?

- Музей охраняет.

Как говорил офицер, человека с ручным пулеметом они нашли возле музея за его решеткой, как раз напротив входа.

- Ёлы-палы, неужели Олег? - не смог скрыть удивления Донсков, рассмотрев в наступившем рассвете пулеметчика. - И как это понимать? Ты за кого сейчас?

- Сейчас  за  художников,  - коротко ответил Сукин и рывком за руку быстро уложил капитана рядом с собой, настоятельно предложив и остальным укрыться за основанием забора.

Предложение оказалось сделано вовремя.  Тут же  автоматная  очередь гулко пронеслась над головами. Стреляли от входа в галерею.

- Нужны пояснения? - по интонации было понятно, что Сукин усмехнулся. -  А  я было подумал,  что народное достояние уже никому не нужно. Вас сколько прибыло?

- Трое.

- Трое?  Все эти же?  - мельком глянул Сукин на Толю с Максимом. - Может для  разведки  они и ничего,  но чтобы заставить сдаться тех,  в здании, явно маловато.

Донсков вынужден был признать правоту Олега.

- Да мы и в самом деле не за этим приехали. Нам поручили американца освободить.

- Что у вас, что у нас - одинаково, - только вздохнул Сукин на это. - Пойдем  покажу.   Оставь  только  своих здесь и прикажи в галерею не стрелять, чтобы не повредить.  Если оттуда попробуют прорваться,  надо будет немного их пропустить.

Скрытно отойдя с капитаном через дорогу, Сукин продолжил, прикрываясь газетным киоском.

- Я бывший художник,  чему ты,  вероятно, не поверишь. А уголовники захватили Третьяковку.  Возможно даже и Гогины, по крайней мере одного его человека я узнал.  Зачем им музей, как ты думаешь? Картины перерисовывать? Вот я и не сдержался.

- А моряки?

- Матросики? Болтаются по городу, вот и решил использовать. Они все прогулочные катера захватили и ночуют прямо на воде. Те, что я поднял, здесь рядом на канале располагаются. А музей даже сторож не охранял.
 
Рассказывая свою историю,  Сукин шагал туда, откуда только что пришел капитан.  Однако в сам дом он не зашел, а вышел на Кадашевскую набережную. Чуть дальше на ней виднелся темный "пикап",  возле которого маячили два человека в бескозырках.

- Когда они начали выносить картины,  - продолжил Сукин,  - я пошел за ними и наткнулся на этот "пикапчик",  где сидел то ли заказчик,  то ли покупатель, точь-в-точь совпадающий с виденным тобой американцем. А каждая картина не меньше лимона зеленых стоит,  хотя они и не продаются. Пока. Варвары, холсты из рам ножами вырезали. Твой американец сейчас начнет петь песню, что ему их подбросили.

Так и получилось.  С усилием признав, что машина все же у него имелась, дипломат слово в слово повторил предсказание Сукина.  Но  теперь Димадон ему не верил, пытаясь догадаться, как все же тому удалось дать знать о себе во властные структуры города.

Заодно Димадон припомнил и их встречу с Сукиным, когда тот пожалел, что они не находятся вместе по одну сторону баррикад.  Теперь, похоже, об этом  же начинал сожалеть и он сам.  Если бы не одна маленькая загвоздка.

- Послушай,   Олег,   а  ты  всегда приходишь любоваться на картины ночью?

В ответ Сукин неожиданно раскрепощенно рассмеялся.

- Так и подумал, что ты не клюнешь на эту завязку. Но другой просто не смог сразу сочинить,  не ожидая вновь встретиться с тобой. Следил я здесь за одним "другом". Хотел через него на другого выйти.

- На кого же?

- Тебе это ни к чему. Со своими проблемами разберись. А что касается художника и отношения к картинам,  то здесь чист,  как на духу. Это для меня святое.

В этот момент со стороны галереи послышались звуки  стрельбы.   Еще только подбегая к месту,  Сукин уже кричал "не стрелять!". Сам же, подождав пока прорывающиеся выйдут из створа здания,  уложил  нескольких на землю, стреляя из пистолета двумя руками. Затем перебежками бросился к оставленному пулемету.  Дав длинную очередь в дверной проем,   он буквально затолкал обратно начавших вываливаться оттуда уголовников.
 
Как потом пояснил Сукин,  нового входа ему жалко не было,  Тот,  кто это недавно реставрировал,  починит еще раз.  За прицельность же своей стрельбы он ручался.
Отбив атаку, он вернулся к прерванному разговору.

- Американца отпущу,  тут нет проблемы,  - решил Сукин. - А вот что дальше, не знаю.  Вовнутрь, говоря по правде, нам не войти. И с картинами неясно: их же надо куда-нибудь на реставрацию сдать. Но официально не могу, так как в розыске и у ваших, и у наших.

Сукин чуть задумался, затем опять оживился.

- А, вот! Тебе сдам, уже вижу, на кого работаешь. Как у нас говорят - падла! Но посмотрел на этих, так неизвестно, кто из вас хуже.

Имелся только  один реальный выход, о котором капитан подумал почти сразу, постоянно пытаясь отогнать эту мысль подальше.  Конечно же, Бибисов. Однако жертва людьми из-за картин ему тогда показалось чрезмерной. Поведение Сукина изменило это мнение.

- Раз  ты знаешь кто я,  то и скрываться не буду.  Попробую вызвать спецназ.

Димадон прозвонился к Котину,  который в эту ночь, впрочем, как и в предыдущие, не покидал своего кабинета.  По словам полковника, Бибисов только два часа назад вернулся домой с очередной,  неизвестно какой по счету за день операции.

- Жди,  будет сейчас у тебя. Человек десять еще найдем, но не больше. Люди смертельно устали, их просто физически не поднять.

- Жаль, - впервые в жизни огорчился Сукин малочисленности спецназа.

- Что они смогут?

- Подожди,   еще не вечер,  - успокоил его Димадон.  - Пока надо из матросов найти добровольцев, согласящихся не стрелять внутри.

Здесь сравнение  Сукина Третьяковки с Эрмитажем пришлось как нельзя кстати. Ведь по тому тоже "Аврора" стреляла лишь раз,  да и то  холостым.

Добровольцами вызвались идти все. Чтобы не было соблазна, карабины сложили в пирамиды, вооружившись лишь штыками. Прибывшим на  двух машинах по срочной тревоге спецназовцам пришлось экипироваться прямо на месте.  Раздевшись,  они быстро,  помогая  друг другу, повязали  на  себя пуленепробиваемую амуницию,  накинув поверху кто что успел. Затем достали из кабин три больших щита, каждый из которых взяли двое, и, построившись классической "свиньей", молча бросились через дорогу к калитке, а дальше и к входу в галерею.

Именно решительность  маневра  дает главное преимущество спецназовцам. И здесь первые пули застучали по ним только на полдороге. Не имея потерь и сметая за-слон,  они ворвались в Третьяковку.  За ними в брешь обороны вошли и матросы,  докалывая по приказу Сукина тех, кого не добили спецы.

Учитывая небольшие размеры помещений и скорость прорыва, пули нападавшие, как правило, получали в упор, прикрывая таким способом бесценные полотна от повреждений. Но и матросы не отступали. Наоборот, с какой-то отчаянной лихостью они пытались первыми броситься под пули, как будто дома их не ждали родители и невесты.

Единственным их  прикрытием стали шиты,  брошенные за ненадобностью спецназовцами после прорыва.  Сукин, как профессиональный убийца, швырял без промаха ножи в бандитов.  Потом также поступать начали и другие. Кто когда-нибудь держал в своих руках штык-нож знает,  что сильно брошенный, он  обязательно нанесет увечье,  не обязательно перерезая лезвием глотку.

Спецназ в рукопашном бою больше полагался на свою реакцию.  За долю секунды до нажатия курка, боец уже телом чувствовал, куда должна пойти пуля и старался по мере мастерства избежать с ней смертельного контакта. Но выстрелы сзади отражать было тяжело, поэтому то один, то другой боец падал на паркетный пол.

Чижик действовал в паре с Удаловым,  имея один щит на двоих и десяток матросов сопровождения.  Вбегая в очередной зал,  они сразу бросались в гущу уголовников, этим сужая сектор обстрела до минимума и даже ограничивая его только щитом.

Вот Максим, разогнавшись, впечатал щитом сразу пять человек в стену. Те пытались сдержать напор, но ноги только беспомощно скользили по натертому полу. После того как Удалов отодвинулся от стены,  стоящих уголовников оказалось только трое. Теперь самое время было вступать Толе.  Несколько невидимых  быстрых  ударов и оружие отделилось от их обладателей.  Имея численное большинство,  остальное докончили моряки.

Такую же группу составляли и Бибисов с Донсковым,   где  на  острие удара постоянно находился подполковник.  Тесня перед собой шесть человек, они гнали их из зала в зал,  не давая тем обернуться и  прицельно выстрелить.

Бросившись из очередного зала дальше, бандиты вдруг оказались в тупике, где путь им перегородила огромная во всю стену знаменитая картина Иванова "Явление Христа народу". Ни разу не слышав о таком художнике, убегавшие  тем  не  менее  уже сообразили,  что преследователи не жалеют их, а вот с картинами обходятся гораздо бережнее.

Поэтому, не  сбиваясь,   как обычно,  в кучу,  они рассредоточились вдоль всего  огромного  полотна.  И когда Бибисов бросился вперед,  то выстрелы ударили в него практически со всех сторон.  Но  даже  раненый, дойдя до картины,  он вновь отступил от шедевра, боясь за его безопасность. И  здесь в него,  уже лежащего на полу без малейшей возможности поменять позицию, вошло сразу шесть пуль.

Эти же выстрелы оказались последними и для бандитов. Еще раз нажать курки они не успели.  Метнувшись к подполковнику, Димадон успел только услышать последние его слова.

- ... в бога никогда не верил, много грешил, а вот как пришлось...

Когда матросы докалывали последнего ножами,  в зале появился Сукин, узнавший в нем того,  за кем он следил и пожалевший, что чуть опоздал. Однако обменяться  мыслями  с  капитаном ему не удалось.  Зов о помощи позвал того дальше.
 
Убегая, Донсков еще раз обернулся. Глядя с высоты своего положения на растерзанные и разбросанные перед ним тела, всепонимающий и всепрощающий Спаситель печальным взглядом давал ему отпущение грехов. 

Потом на его месте вдруг откуда-то возникло лицо Ленина и строго произнесло:  "А все же искусство,  товарищ,  принадлежит народу...".

Мотнув головой и отгоняя наваждение, Донсков спешно покинул зал.

                ***

Узнав о случившемся с Бибисовым, через десять минут Котин, которому отсюда до комитета было рукой подать, уже находился на месте. Вслед за ним начали прибывать и другие оповещенные спецназовцы.

Молча бросая  в  кучу около матросского арсенала оружие,  они также молча устремлялись в галерею, где с каждой минутой становилось все тише и тише.

Самая большая задержка получилась с иконным залом. Отступившие туда бандиты грозились взорвать самые древние русские реликвии тринадцатого и более поздних веков,  если им не пообещают сохранить жизнь. Пришлось согласиться. Разоружив, их поодиночке вывели во двор и оставили там под надежной охраной.

Когда через  час  злой Котин впереди процессии,  выносящей тело его заместителя, появился из галереи, бандиты, все также не двигаясь, продолжали стоять у ограды.

- Это кто? - кивнул на них Котин, проходя мимо моряков.

- Да ваши привели, - охотно объяснил балтиец. - Говорят, в обмен на спасенные иконы.

- Расстрелять!  - отвлеченно отдал приказ полковник,  а чуть отойдя дальше и не поворачиваясь, добавил, - всех.

Этого Донсков уже не видел и не знал.  Срочно вызвав Котина и сообщив о случившемся,  он вдруг вспомнил о Лене. Затем взглянул на часы и побледнел. До назначенного времени оставалось всего пятнадцать минут.
 
Тут же случившийся опять рядом Сукин даже не поинтересовался причиной бледности, а лишь попросил уточнить время. Узнав, он мгновенно сообщил, что уходит.

- Ты не подумай, что я чего-то боюсь, ну, приезда вашего полковника и так далее, просто обстоятельства вынуждают.

Больше ничего не добавив, он направился к выходу.

Не стал ждать полковника и Донсков,  захватив лишь  попавшегося  по дороге Чижика.   Времени  не оставалось,  да и объясняться с Котиным и просить у него людей в такой ситуации он не мог.

На встречу Димадон явился на пять минут позже. Ведь еще требовалось забрать Гогу. Однако его все еще ждали. На асфальте, перегораживая дорогу поперек,  стояло восемь человек. Сбоку виднелось несколько машин, на которых приехал Равадский.

"Бьюик" Донскова  затормозил,   как  и  было оговорено,  со стороны Тверской метров за сто.  Увидев машину, от группы Равадского отделился человек и пошел в их сторону.

- Парламентер, - определил Чижик. - Хорошо, что у нас в машине окна тонированные и через них он не увидит сколько нас.

- Неплохо,  - согласился капитан, перенервничавший из-за опоздания. - Но было бы лучше наоборот.

- То есть, чтобы окна просветленные, а людей побольше? - уточнил Чижик.

- Ага.

- Но так у нас никогда не бывает, - не согласился Толя.

- Вот и я об этом говорю,  - подвел итог продуктивному спору  капитан, вылезая из машины навстречу парламентеру.

Уточнив детали и сверив часы, тот вернулся обратно. Ровно через четыре минуты Донсков вытолкнул из кабины Гогу, подвел к невидимой черте и сам встал за его спиной. В это же время на противоположной стороне в шеренге мужчин появилась девушка.

Даже с такого расстояния было видно,  что она сильно  испугана.   В легком платьице на холодном ветру, она судорожно прижимала к груди небольшую черную сумочку,  похоже,  ничего не видя,  что творится вокруг нее из-за опущенных в землю глаз.

По взмаху руки Равадского девушку подтолкнули и она робко двинулась вперед. В этот же момент Димадон отпустил   Гогу,  предупредив,  чтобы тот шел точно с такой скоростью, как и она, если не хочет получить пулю в затылок.  Гога,  который этого не очень желал, на такое замечание даже не огрызнулся.

Они медленно сходились друг к другу. Вот Лена впервые подняла глаза и, увидев Диму, собралась было рвануться к нему. Но он предостерегающе поднял руку, предлагая ей не торопиться.  Теперь уже не опуская глаз, она вновь возобновила свое неторопливое шествие. Неторопливо и спокойно продолжал продвигаться и Гога,  лишь время от времени бросая короткие взгляды по сторонам.

- Что-то не нравится мне его спокойствие,  - раздался из машины голос Чижика.

Донсков на замечание не отреагировал, продолжая держать спину врага под прицелом. То же выполнял в кабине Чижик, только контролируя не Гогу, а всю группу Равадского.

Когда заложники почти поравнялись, так что в прицеле автомата Димадон краем  глаза  уже смог четко выделить Лену,  Гога вдруг бросился в сторону и неожиданно на ровном месте скрылся из вида, спрыгнув в заранее для этого подготовленный и открытый водопроводный колодец.

"Так вот о каком люке напоминал ему Равадский, а совсем не о том, в подвале", -  молнией  метнулась перед капитаном сцена ухода начальника службы безопасности "Сибинеги" из дома на Старой площади.

Донсков застыл со своим автоматом,  нацеленным теперь в пустоту.  Замерла и Лена, поняв, что произошло непоправимое.

- Не двигайся,  не двигайся! - громко крикнул с той стороны Равадский, предупреждая естественное желание капитана самому броситься к девушке на помощь.
 - Одно движение и ее нет.

Стоящие рядом с ним парни весело загоготали, довольные успешно проведенной операцией.    Ошибка  капитана  оказалась  очевидной,   но  и естественной. В других обстоятельствах он обычно всегда прибывал  первым на место подобных свиданий.

Сделав пару шагов вперед,  но так, чтобы между ним и капитаном постоянно находилась на прямой Лена, Равадский продолжил свой разговор.

- Я вот что предлагаю тебе, атаман. И учти, что это не самое плохое из всего, что сейчас может произойти. Ты меня хорошо слышишь?

- Слышу, - прошептал Димадон, перед дулом которого постоянно маячила только одна цель - его Лена.

- Не слышу,  - переспросил Равадский, уловив, однако, что рот капитан открывал.

- Слышу! Говори! - выкрикнул Донсков.

Ничем не мог  помочь ему и Чижик,  перед которым,  как и перед ним, защитным экраном для бандитов являлась хрупкая девичья фигурка.

- Вот наше условие, - сделав еще шаг, четко проговорил шеф безопасности. - Если ты,  конечно,  хочешь получить ее живой. - Не дождавшись ответа на последнее предложение, он продолжил: - Или ты отдаешь девочку нам на время,  чтобы мои мальчики с ней чуть-чуть поиграли,  или мы сейчас ее убьем.  Выбирай.  Нам ведь терять нечего, да и она не сильно потеряет. Надеюсь,  такой мужчина как ты уже сделал ее женщиной?   Целостность всего остального я тебе гарантирую.

Охрана за его спиной заржала, предвкушая начало забавы. Сам капитан только скрипел зубами, но пока сделать выбора не мог.

- Что ты мучаешься? - заботливо убеждал его Равадский. - Ведь выбор очевиден.

Он кивнул одному из помощников и тот, подойдя к Лене, обнял ее сзади, плотно  обхватив своими ладонями груди. Девушка дернулась, выронив сумочку, но больше ничего поделать не смогла.

Когда же  шаг  вперед совершил капитан,  то на том конце немедленно дали предупредительную очередь поверху,  как бы подсказывая,  что  так поступать с его стороны нельзя.

- Вот видишь,  - продолжал издеваться бывший полковник. - От нее не убыло. Если хочешь,  на продолжение можешь просто не смотреть. Ну как, выбрал?

- Пусть он отойдет,  - с отчаянием закричал Димадон. - Иначе мы начнем стрелять. Я еще думаю.

На всякий случай еще раз проверив прямую линию между собой, Леной и капитаном, Равадский  отдал команду.  Ерничая и покачивая бедрами, парень отошел обратно от девушки в строй.

- Даю минуту на размышление, - предупредил Равадский.

И тут раздался голос Лены.

- Димочка! Стреляй! Пусть меня убьют. Я не хочу к ним.

Но этот  милый и родной голос вызвал совсем обратный эффект.  Потерять свою любовь?  Никогда.  Не думая о последствиях и собрав все  мужество в кулак, Дима безвольно опустил автомат и произнес, даже не дожидаясь окончания выделенной минуты:

- Берите. Только верните, ради всего святого.

Чижик в кабине от злости стукнул прикладом об пол.  Однако  решение командира у них в группе не было принято обсуждать. Смелой походкой Равадский сам двинулся за девушкой.  Впрочем, место возле нее являлось и самым безопасным. Лена вся сжалась, но с места не тронулась, никак не прореагировав на слова любимого.

И тут, как черт из печки, из подворотни дома, между ней и приближающимся Равадским,  выскочил какой-то человек и с размаху плюхнулся  на асфальт, еще в полете срывая с плеча ручной пулемет и устанавливая его на подпорку. Для всех окружающих длинная очередь рубанула, похоже, еще раньше, чем появился сам человек, настолько все произошло неожиданно. Получив не менее десяти пуль в грудь, изрешеченный Равадский,  отброшенный силой ударов свинцовых мух, некрасиво упал на землю.

Потеряв командира и опасаясь новых неожиданностей,  бандиты без отпора бросились врассыпную к машинам.  Пулемет моментально замолчал, но зато теперь пришла очередь автомата Чижика,  работающего за обоих, так как Донсков свой выронил,  бросившись поддержать Лену, моральный запас сил у которой давно закончился.

Тем временем  пулеметчик  поднялся,   перебросил оружие за спину и, стоя на месте,  несколько минут наблюдал за происходящим. Затем направился обратно к подворотне.

- Подожди,  Олег, - негромко окликнул его Донсков, оставляя Лену на попечение Чижика.

Сукин, как будто этого ожидая, тут же повернулся и снова остановился. Подошедший капитан крепко пожал ему руку, не умея словами выразить свои чувства.

- За  что  ты их так?  - кивая на трупы,  он задал профессиональный вопрос. - Из-за нее?

- Их я не хотел,  само получилось. Мне нужен был только один. А что касается ее, - Сукин указал на Лену, - то она только женщина и не стоит мужской крови.

- А его за что? - спросил Чижик, указывая на тело со сквозной дырой на месте сердца.

- У нас свои разборки,  - тоже немногословно ответил Сукин и ему. - Он предал меня.  А что касается тебя, - здесь Олег остановил взгляд на Диме, -   то наши с тобой отношения еще не закончилось.  Я теперь не в "Сибинеге" и больше ничто меня не  сдерживает.   Следующая  очередь - твоя, за тобой кровь моих людей. Таковы правила.

- Какие правила? - неожиданно бросилась к нему Лена, хватая за руку и боясь за Диму.  - Сейчас вся жизнь не по правилам,  а вы о  каких-то бандитских законах говорите. Помиритесь, пожалуйста.

- Что ж делать,  я бандит и есть, - спокойно ответил Сукин, вынимая свою руку из Лениной.

Повернувшись, он продолжил дальше свой прерванный путь.

- Да,  в этой жизни ничего не поймешь, - запоздало согласился с ним капитан и,  что-то переломив в себе,  опять задержал Сукина. - Куда ты теперь, Олег? Где будешь ночевать?

- Найду, хоть меня и ловят. Но и ты помни о законе.

Донсков сделал шаг к нему и дружески положил  руку тому на плечо.

- Послушай,  Олег. Я столько всяких законов слышал и видел, что выполняю только один. Это закон дружбы. Ты спас самого дорогого для меня человека. Я теперь тебя убить не смогу, ты мне друг. Но на тебя это не накладывает никаких обязательств.

 Когда сможешь - убей меня.  А пока поехали ко мне,  нечего тебе одному по враждебному городу шляться.   Я прошу. Сегодня. А завтра будет твоя воля.

Сукин задумался,  затем как-то криво усмехнулся и неожиданно согласился.

                ***

Втроем до глубокой ночи они просидели у Димы на кухне, разговаривая обо всем.  Света не зажигали, хватало того, что с улицы. Недопитая бутылка шампанского так сиротливо и простояла всю встречу на  подоконнике. Много курили.
Говорили в никуда,  и в основном мужчины.  Лена служила для них как бы громоотводом,  сближая и не давая напоминать, что формально они все еще остаются врагами.

Да, Сукин убивал.  Кого?  Кого прикажут.  Он сам не разбирался и по убитым не горевал.  А вот Третьяковку увидел, как по сердцу полоснуло. Жалел ли о чем?  Все, о чем жалел, давно отжалелось и такой вопрос перед ним не стоял.
Как не стоял он и перед капитаном. Что есть, то есть и здесь ничего не поделать.  И ему приходилось воевать. Только оказались они в разных лагерях. И не по какому-то убеждению, а просто так, случайно, как сложилось.

Олег в  это  время  думал о Лене.  Когда-то и он мечтал найти такую простую и преданную девушку.  Мечтал там,  где стреляют. Но девушка не нашлась, а  стрельба продолжилась.  Постепенно привык и ни о чем таком больше не думал.  Все время находился при деле: задания, погони, уходы от милиции и слежки,  мужское братство, где о женщинах,  как о женах, даже не вспоминали.

Потом Лена мыла кофейные чашки,  стаканы, а Дима с Олегом опять курили, на этот раз в коридоре. Затем Сукину выделили раскладушку, которую установили здесь же на кухне.  С одеялом проблем не было,   а  вот вторую подушку так и не нашли, заменив ее каким-то старым свитером.
 
Лена с Димой перешли в комнату,  где из мебели имелась старая  кровать капитана, пара книжных полок, да не так давно по случаю купленный цветной телевизор на ветхой тумбочке. Это оказалась их первая совместная ночь  дома,  а если хорошо посчитать,  так вообще вторая близость, хотя сейчас им обоим казалось, что за плечами у них не один год долгого знакомства.
 
Взяв все что было можно с только одному ему предназначенного тела, вымотавшийся капитан тут же уснул, удобно устроив ладонь между грудей  подруги, даже ни разу не вспомнив,  что всего несколько часов назад их бесстыже обнимали и мяли другие, совсем чужие руки.
 
Утром Донсков  срочно  собрался в Комитет объясняться с полковником из-за вчерашнего ухода.  Сукина же попросил найти и перевезти  к  нему родителей Лены, потерявших сына, а теперь еще и не знающих, куда пропала дочь.

- Только,  пожалуйста,  сделай это без лишнего шума,  - предупредил Димадон Олега,  - хотя не мне тебя учить.  А я подумаю о  какой-нибудь временной подруге для Ле-ы,  чтобы с ней посидела,  пока здесь все не закончится.

- В ту или иную сторону,  - философски добавил Сукин. - Для меня так без разницы, кто победит.

Донсков, как и обещал,  немного подумал, но ни о ком не вспомнил. С приличными семьями он не дружил,  да и вообще,  кроме Котинской,  ни с одной семьей знаком не был. Точно как у Олега: ресторанные девочки, да продавщицы из местных магазинов.

Он еще раз пролистал свой блокнот с номерами телефонов.  Может быть Катя? Характер проверенный,  для самого Президента готовили. Да и Лене ничего лишнего не расскажет.  Только вот захочет ли поиметь в подруги, хоть и временные, провинциалку? Но другого выхода не имелось и он позвонил.

- Капитанчик? - сразу припомнила Катя. - Наконец-то вспомнил. Посидеть с твоей девушкой?  Ну,  ты даешь, такого мне еще никто не предлагал. Впрочем согласна,  все же лучше,  чем сидеть одной. Дача закрыта, все куда-то попрятались. Даже Зинка с Веркой исчезли. Если новые победят, пойдем с ними на панель, - Катя легко рассмеялась, по-видимому не очень опасаясь такой перспективы.  - А если серьезно, то помочь можно, не трудно.

- Значит, я заезжаю.

- Давай, в любое время.

Вместе с Сукиным капитан вышел из дома. Небольшой проблемой явилось отсутствие второй машины.  Но Олег пообещал раздобыть ее  в  Движении, снимая этим  лишнюю заботу с Донскова,  совсем не располагавшего своим временем.

Сначала они заехали к Кате и еще раз обо всем переговорили. На этот раз ее должен был чуть попозже отвезти Сукин, после того как разберется с родителями Лены. Кате это оказалось только на руку. Вытащив чемоданчик, она начала укладывать в него вещи, прекрасно зная, что в таких домах, куда она собиралась, всегда все отсутствовало.

Выйдя от нее и попросив Сукина еще раз не рисковать, Дима отправился к полковнику.

                ***

Вместо упреков, Котин встретил его фразой облегчения.

- Ну, хоть живой, и то хорошо. Куда вчера исчез?

Узнав в чем дело, Котин пришел даже в хорошее расположение духа.

- Значит, опять женщины. Но тебе повезло. Пьянство и распутство - это те два порока, которые в нашей армии никогда не наказывались. И не нам нарушать традицию. А с послом что?

- Не знаю, там вчера и оставил, - чистосердечно признался капитан.

На такие мелочи в нынешней ситуации полковник уже перестал реагировать.

- Ладно, езжай и освобождай его. Можешь сильно не извиняться, все же картины он крал. Но немного покайся, международная дипломатия - тонкая вещь. - И тут же Ко-тин резко перешел на другой тон. - В семнадцать часов Бибисова хороним, приходи, если успеешь. А нет, тогда к нему домой заезжай попозже. Ребята, думаю, там надолго задержатся.

- А семья как? - только тут вспомнил о родных Дима.

- Двое детей, жена ушла, жил один. В общем, обычная картина для нашего брата. И еще вот что. Можешь захватить того, Сукина, все же в последнем бою плечо в плечо дрались. Да и ему, видно, не сладко, раз от тех ушел.

Пообещав, Донсков отправился за американцем.  К удивлению,  матросы все еще выполняли  приказ и держали того под замком.  Только сменили прописку и перевели на катер, где размещались сами.

Донсков подоспел как раз к обеду. Покончив с флотским борщом и перейдя ко второй бутылке неизвестно откуда добытого в центре столицы самогона, матросы вели душевную беседу с дипломатом. Тот оказался неплохим парнем и даже не такой уж большой шишкой в посольстве: третий или четвертый секретарь, отвечающий за вопросы культуры и еще чего-то.
 
Выпив "рашэн виски", он согласен был брататься уже и с капитаном, хотя из-за забывчивости того больше суток находился под арестом, так и не получив возможности позвонить в посольство.

- Да, может я и крал, - уже через час пьяно соглашался он со все еще трезвым капитаном. - Но ведь все равно пропадет. И притом ваши же люди предложили. Причем не в первый раз. Мне показали человека, солидного господина,  с устоявшейся репутацией в мире бизнеса, вот я и согласился. Для Америки, не для себя. Только это не для протокола, - шепнул нежно дипломат на ухо Диме, - но тебе все расскажу.

- И какое же имя у этого солидного господина? - поинтересовался Донсков, которому нравилось вести допрос в такой обстановке. - Уж не Гога ли Арлаури?

Американец удивленно вытаращил на него глаза.

- Конечно, Гога Арлаури. Я ведь говорил, что известная личность, вот даже и вы его знаете. Большой специалист в области живописи.

- И не только живописи, - вынужден был согласиться Донсков.

Тут к дипломату подошли два моряка и, обняв того, запели "Катюшу". Причем, как оказалось, третий куплет этой песни знал только американец, за что моряки зауважали его еще больше и все по очереди с ним выпили.

- Хорошие вы люди, русские, - не смог удержаться после этого от признания в любви задержанный. - Только вот мусульман зря в Россию пустили. Может нарушиться европейский и даже мировой баланс сил.

- Никакого балласта мы не нарушали, - не согласились раскрепостившиеся матросы, - а то, что татаро-монголы в Москву пришли, так это не в первый раз. Ничего, выгоним.

- Давайте,  ребята,  не подкачайте,  вы же белые,  как и мы, а этих черных надо давить...,  - далее не совсем дипломатично он начал объяснять русским  морякам про американские национальные проблемы.  - Вы за Америку держитесь, Америка своих никогда не бросит.

Предложив гостю держаться за него, капитан хотел поднять дипломата, чтобы отвести того к машине.  Но четвертый советник позволил себя поднять только   после того,  как обменялся адресами и телефонами со всей командой, приглашая каждого ответно в гости.

Попрощавшись с моряками,  Донсков отвез дипломата на  своей  машине домой, также  получив от того визитную карточку на память.  Затем вернулся за картинами, попросив моряков еще немного приглядеть за "пикапом" американца,  на что те с удовольствием согласились,  ожидая новой встречи.

                ***

На кладбище Донсков не попал, так как забыл поинтересоваться у полковника, где оно располагается. Поэтому пришлось ехать прямо на поминки, забрав с собой и Сукина с Катей. Катя напросилась сама, зная Бибисова не хуже капитана.

Ожидая прихода всех находившихся в Москве офицеров спецгрупп, Котин заранее договорился с ближайшей столовой об ее аренде и небольшом обслуживании на вечер. Имея возможность хорошо подзаработать, директрисса столовой с удовольствием согласилась, уверив полковника, что нет ничего приятнее, чем обслуживать чисто мужской коллектив.

Часам у  десяти не меньше ста пятидесяти человек собралось в столовой. Как правило, все приезжали со своей водкой, зная, что официальные поминки не планировались. И женщин в этой компании, не считая официанток, оказалось  всего четверо: Рита, офицер из спецназа, Катя и бывшая жена Бибисова. Из высшего руководства присутствовал только усталый генерал, который на этот раз, впрочем, выглядел вполне сносно.

Все речи были короткими, как и водится в мужском обществе. Больше всех сказал о покойном Котин, что, мол, погиб человек за искусство, хотя в жизни ни разу ни один музей не посетил, даже на телевизор времени не хватало. От этого и семья распалась, и жена ушла.

Тут эта самая жена и заплакала, во всем соглашаясь с полковником.
 
- Хороший был человек Бибисов, - тихо, только для окружающих произнесла она,   - и дети мои остались Бибисовыми.  Но так, как вы живете, жить нельзя. Пусть земля ему будет пухом. Мы с детьми его не забудем.
 
Всплакнула и Катюша,  сидя между Донсковым и Сукиным,  но ничего не добавила, тоже со всем соглашаясь. Да и Сукин угрюмо молчал, лишь время от времени кладя свою руку на белую ручку Кати.

Потом пошли тяжелые молчаливые перекуры.  Но понемногу водка,  этот универсальный российский врачеватель, раскрепостила офицеров. Начались воспоминания и тосты не только за подполковника,  но и за  жизнь,   за службу. А за полночь пили уже просто так.  О чем-то разговаривал Сукин с полковником и генералом.  Катя приглушенно смеялась в компании  двух усатых здоровяков. Незаметно ушла жена Бибисова.

Разошлись и разъехались только под утро всего с одним небольшим инцидентом. Напившийся молодой лейтенант, не сдержавшись, изнасиловал на кухне официантку.  Но ребята сбросились кто поскольку смог и при  содействии директриссы происшествие было полюбовно улажено.

Все, что не допили и не доели, официантки унесли с собой, в том числе и пострадавшая.  Ее долю подвез на машине к дому командир провинившегося лейтенанта. И, кажется, остался там до утра.

А Донсков  с  Сукиным  проводили  Катю к Диминому дому,  где теперь располагались Погодины, зачем-то на прощание расцеловавшись с девушкой по очереди. Отсыпаться же поехали на ее квартиру, на время обменявшись домами.



                Глава сороковая


Поставить на колени Москву, даже когда она не защищалась, оказалось не так-то просто.  Даже втянув в себя миллион участников Движения, она лишь увеличила свою плотность в центре.  Присутствие этих людей  можно было сравнить   с  количеством туристов и командировочных в ее лучшие дни, когда всем находилось и место, и занятие по душе.

Однако такое наблюдалось в лучшие дни.  Теперь же, хоть и постепенно, все же на колени ей опускаться приходилось. Дело, как всегда, оказалось не в количестве - недостатке или избытке - а  в  организации  и организованности. Если  таковые и имелись раньше,  то вошедший контингент не оставил от них и следа. 

В Москве создалась ситуация,  обычная для промышленных районов, зеркалом которых явился Кузбасс. Городу, как и всем остальным в России,  живущим от зарплаты до зарплаты,  требовалось кормиться. Голод заставлял его обитателей покидать насиженные норы, смешиваться с вновь пришедшими как с ненужным, но обязательным довеском, по-новому организовываться и приспосабливаться.

И закипел базар московский!  Новые сотни тысяч людей потянулись  из города и в город. Среди этого движения уже совершенно невозможно стало выделить постепенное   накатывание  мусульманских  волн,   вздыбленных где-то посреди океана умелой и могучей рукой.  Рукой и словом из Корана. Истинно   верующие направлялись осваивать,  а заодно и завоевывать свою будущую столицу.

Центр православия постепенно сжимался к своим истокам. Потеряв поддержку сначала от власти, а затем от бога, люди начали жить по законам толпы и по принципу "большинство всегда право",  лишь за одно то,  что оно сильнее,  невзирая на образованность, культуру, реальную правоту и веру.

Лишь два государственных образования еще позволяли сказать, что эти кошмарные события  происходят  в  столице  пока существующей и даже не слишком всколыхнутой ими страны.  Это последний оплот власти  президентский Кремль  и находящаяся вне политики и религии одна из сильнейших в мире армий, не сказавшая своего слова и с высоты своего положения, на    которое  ее  забросила  сила, безучастно наблюдавшая за конвульсиями некогда грозного и нелюбимого тирана.

В этих  волнах  от падения,  Думу за островок государственности уже можно было не принимать.  Подыгравшая толпе, а затем раздавленная ею и отсеченная от других ветвей власти,  она в одиночестве потеряла свое значение как законодательный орган. Народ, создавая дружины самообороны, сам находил свои законы.

Играя в футбол,  мальчишка разбил мячом окно. Разгневанный владелец квартиры поймал мальчишку и надавал тому подзатыльников.  Это было справедливо. Отец мальчишки в отместку так избил соседа, что тот остался инвалидом, а семья потеряла кормильца. И это справедливо! На то он и отец, чтобы защищать ребенка.

Брат  пострадавшего ночью раскурёжил машину отца мальчишки, а заодно поджег и квартиру, заставив семью с другим пятимесячным малышом несколько суток жить на улице. Тоже справедливо! Око за око, глаз за глаз. Нельзя калечить людей из-за пары воспитательных оплеух шалопаю.  Нигде не нашедший другого жилища отец, позвав на помощь друзей, убил брата-инвалида, а его выгнал на двор, заняв чужую квартиру и  обеспечив  крышу  над головой своей семье.  Еще как справедливо! Ведь будущее принадлежит детям,  пусть пока  еще  и  очень  маленьким.

Главное же, после этого в доме опять установилось спокойствие, так как противоположная сторона не нашла больше сил для продолжения борьбы  и вынуждена была переселиться в выгоревшую квартиру. Таким образом через саморегулирование восстановился мир. А то, что окно разбили нарочно, а хозяин ошибочно поймал не того мальчишку, уже определяющей роли не играло на фоне воцарившегося спокойствия. Справедливей не бывает!

Итак, все остатки сопротивления оказались оттесненными в Кремль как всегда правым народом.  Даже моряки, и те перешли на сторону Движения, по-прежнему не признавая  лишь  главную  его военную силу - татарские формирования.

Заблокировав Никольские, Троицкие и Боровицкие ворота, все сношения Кремля с внешним миром оставили только через Спасские. Любые перевозки в Кремль и обратно досматривались и их требовалось согласовывать заранее. Дополнительно для острастки с крыши ГУМа  иногда  постреливали  в сторону кремлевской стены.

Зато на Котинском комитете все это никак не отразилось.  Разбросанный по городу и располагающийся в самых разных помещениях, он по-прежнему продолжал действовать вне Кремля.  Так как целостность России теперь сосредоточилась  в фигуре  президента  страны,   то  главной для Комитета на ближайшее время становилась задача безопасного его  вывода из окруженной крепости.

- В любой момент может начаться штурм,  - сообщил Котин Донскову. - Президента надо немедленно спасать.

- А военные?

- Не говорят ни да, ни нет.

- Тогда на своем вертолете вывезем. Ближе к ночи. Слава богу, татары еще зениток вокруг Кремля не расставили.

- Это не получится.

- Почему?

- Здесь его новое окружение нам не позволит.  Там завелся  какой-то новый «Шамилев».  Теперь даже я не могу связаться с Президентом по красному телефону.

- А Зоя?

- И Зою держат, не выпускают. Они боятся, что если Президент уйдет, то им всем шахтеры головы поотрывают.

- Может и правильно сделают.

- Может,  я не спорю.  Но наша с тобой задача совсем другая. Президента требуется вывезти. Вот помозгуй и доложи.

Собравшись в их комнате на втором этаже, группа Донскова сутки мозговала вместе. Все предложения разбивались о то, что Президент в Кремле находился  в  роли заложника,  причем такого,  жизнью которого ни в коем случае нельзя было рисковать. Для  риска  отводились  только  их собственные головы.

- Жаль,  что рванули то здание на Старой площади,  - уже под вечер, ничего не придумав, занялся прожектами Чижик. - Тогда хотя бы незаметно в Кремль можно было пробраться.  А там уже отбить как-нибудь сумели бы.

- Подожди,  - начал дальше прорабатывать идею Димадон, - надо съездить туда и посмотреть на месте.

- Так ведь ход завалило, что мы увидим?

- Есть одна зацепка,  - сам не очень-то веря,  Донсков называл свою версию только зацепкой. - Помнишь, мы с тобой по подвалу бежали?

- Еще бы, длинный такой.

- Вот в этой его длине зацепка и состоит. Если он отходит далеко от места взрыва...

- ...То мог и не пострадать,  - закончил за капитана Чижик.  - Ну и что? Ведь сам ход... Постой, ты ведь рассказывал и о другом туннеле...

- Вот именно, его-то мы и должны проверить.

Слушавший, но не вмешивавшийся Максим, которого тогда с ними не было, смог задать только один вопрос,  впрочем, сразу поставивший всех в тупик.

- Если главный вход завален,  то должен быть завален и вход  в  ваш коридор. Как вы найдете без него колодец с люком?

- Лучше бы ты,  Максим, молчал, - в сердцах ругнулся Чижик. – Такую идею загубил.

- Я что, - не захотел огорчать друзей Удалов, - я не против. Давайте все же съездим и посмотрим.

Верный "Бьюик" быстро доставил их на требуемое место.  Один вид перекосившегося входа сразу развеял их надежды.  Но они все равно добросовестно отработали этот вариант, попытавшись забраться вовнутрь через окна и даже через крышу.  Все оказалось безрезультатно. Генерал не пожалел взрывчатки, да и дом был не молодой. Здесь и меньшего количества хватило бы, чтобы его плотно осадить на землю.

Глядя на унылого Чижика, Максиму стало жалко друга.

- Так  может вы хоть шаги там свои считали и точное расстояние помните? - попытался он помочь друзьям.  - Тогда обошли бы в этом радиусе весь дом, глядишь, что-нибудь подходящее и нашли бы.

- Кто же там считал, - только махнул рукой Чижик. - Плюс-минус сто-двести метров, если прикинуть. А здесь надо знать именно точку, пятно, чтобы...

- Подожди,  - прервал монолог Чижика капитан.  - Вы оба мне кое-что напомнили. Дайте-ка  я соберусь с мыслями и вспомню... Ага, вот. Когда мы с тобой достигли конца коридора,  то сначала побежали наверх.  Помнишь?

- Помню. А потом наверху расстались и потерялись.

- Нет,  не это.  Когда мы подымались, там окошко было на лестничной площадке.

- Было. Так они на всех лестницах имеются.

- Вот если бы ты из него посмотрел и запомнил...

- ...И  запомнил  ориентиры,  - опять досообразил То-ля.  - Нет,  не только не запомнил, но даже и не посмотрел.

- Очень жаль. Я-то глянул, но мельком.

- И что? - с надеждой хором воскликнули друзья.

- Ничего. Ни улицы не заметил, ни дома. Хотя нет, именно дом напротив заметил.  Точно,  прямо напротив этого окна находился дом.  Я даже еще обратил внимание на чернильное пятно на штукатурке.  Вы-то как раз своим упоминанием о точке и о пятне мне об этом напомнили.  Но что  за дом, даже не удосужился посмотреть. А что стоило? Всего один взгляд.

Да, дело было швах по какому-то пятну размером в ладонь найти  точное место в каменном лабиринте. Удрученные, они потопали к машине. Уже садясь, Максим задержался на улице и неожиданно предложил:

- Послушайте, нам же все время твердит начальство, что ни одной мелочью нельзя пренебрегать.  Давайте все же отработаем эту версию.  Ну, потратим день, два. В крайнем случае можно искать и что-то еще придумывать. Все равно у нас больше ничего нет.

Это было  не так и глупо,  а главное,  давало определенную надежду. Чуть подумав, Димадон тоже вылез из машины и захлопнул за собой дверь. Чижик, так тот давно уже находился рядом с Удаловым.

Когда они еще раз серьезно обсудили все то,  что имели,  оказалось, что это не так-то и мало.  Во-первых,  должен быть дом.  Во-вторых, не просто побеленный, а с каким-то узором. В-третьих, пятно, как и узор, должно было располагаться где-то на высоте двух-трех метров и напротив пятна находиться окно лестничного пролета.

Сама площадь отпадала, на ней не имелось строений. Скорее всего отпадала и сторона по направлению к Варварке.  Находившиеся там  древние церквушки отвергали мысль  о  каком-то  неглубоком ходе под ними.  По расстоянию подходила Ильинка, да еще два-три близлежа-щих переулка.

Сначала все вместе обошли предполагаемый район, что заняло не более получаса. Затем, выбрав каждый по участку, уже внимательно просмотрели здания, обращая  внимание  только на район второго этажа.  И с первого раза нашли два подозрительных места. Правда, пятна оказались не такими уж и грязными,  однако Донскову могло так показаться именно из-за чистоты самих стен домов,  недавно то ли капитально отремонтированных, то ли капитально закрашенных.

В первый дом,  оказавшийся каким-то учреждением,  притом  закрытым, они проникли без труда.  Двадцати минут хватило, чтобы убедиться в отрицательном результате. Второй дом тоже являлся госучреждением, только временно занятым под нужды Движения.  Здесь, чтобы не рисковать, пришлось действовать одному Чижику. Через те же двадцать минут он сообщил, что точно сказать невозможно, так как с этажа хода в нужную секцию дома не имелось,  проверить все кабинеты он не смог, а подвалы оказались запертыми.

Однако эти затруднения только добавили уверенности,  что они  находятся на  верном пути.  Взломав невдалеке дверь в неработающее домоуправление, еще через час в форме и с инструментами водопроводчиков  они входили в нужное здание.
Сантехнику у нас всегда рады. Поэтому, в отличие от первого посещения Чижика,  на этот раз помощников показать и рассказать нашлось достаточно. Так как ключи отсутствовали и у хозяев,  дверь в подвал пришлось открывать силой.

Одного взгляда со знакомой  точки  оказалось  достаточно  Донскову, чтобы идентифицировать позицию.  Сомнений не оставалось, место было то самое. Но еще не меньше часа пришлось общаться с гостеприимными хозяевами, пока  интерес  к  ним не упал до нуля.  Повесив снаружи табличку "Аварийные работы" и оставив на всякий случай Удалова  перед  дверями, Чижик с Донсковым отправились к знакомому люку.

После них здесь никого больше не было,  о чем можно было судить  по открытой крышке, валявшейся в том же положении, в котором они ее оставили. Спустившись  вниз,  они осторожно начали продвигаться по  тесной подземной галерее, тщательно освещая стены и особенно потолок предусмотрительно захваченными фонариками.

Старый ход оказался сделан на славу.  Лишь в  самом  конце  по  его поверхности пошли трещины,  да непосредственно выход завалило толстыми плитами. К счастью, таких плит было немного. Они упали с потолка большого туннеля,  поперечная перегородка которого из обломков камней  теперь находилась почти рядом с боковым ходом.  На удачу, не пострадал и старый "Мерседес", хотя чуть позади него валялась раскрошившаяся плита обшивки потолка.

Дорулив до тупика и отсчитав 60 скоб подъема,  они вскоре открывали люк в пристройке резиденции президента. И здесь все осталось без изменений. Похоже, этим местом никогда не пользовались.

Остаток дня до ночи посвятили наблюдению, сделав несколько интересных открытий. Это касалось руководителя администрации президента и его заместителя, Шурика,   которые довольно часто покидали здание.  Причем Шурик постоянно пользовался машиной, то ли ленясь, то ли принципиально не желая передвигаться пешком по территории Кремля.  Сам Президент никуда не выезжал,  зато вечером полчаса гулял  по  внутреннему  дворику вместе с Зоей.

Присутствие Зои подсказало новый план операции. Если раньше они собирались силой прорываться вовнутрь и без объяснений,  чтобы не терять времени, выкрасть Президента из дворца, то теперь все можно было устроить гораздо элегантнее, поручив Зое переговоры и убеждение главы государства. Вот только предварительно требовалось как-то переговорить с ней самой.

Сделать это было не просто, так как время от времени дворик обходила охрана, которая к тому же постоянно дежурила у ворот, пропуская через них представителей Администрации и Правительства.  Такой  шанс  им представился лишь  днем,  когда после обеда Президент с Зоей под ручку опять вышли подышать свежим воздухом.

Не видя иного выхода, капитан, с подсказки Чижика, решился рискнуть. В тот момент,  когда Президент, беседуя с Зоей, оказался к ним спиной, он отщелкнул  накладной  замок двери,  сделал шаг на брусчатку и подал ей знак. Убедившись, что тот достиг цели, Димадон приложил палец к губам, призывая Зою молчать, и быстро вернулся назад, защелкнув дверь.

Зоя, широко раскрыв от удивления глаза,  так изменилась в лице, что стоящий напротив  Президент  схватил  ее за руку и с испугом обернулся назад, ожидая  чего-то неприятного.  Однако все оставалось спокойным и он сосредоточил  свое внимание на девушке,  в чем-то негромко ее убеждая.

В ответ Зоя отрицательно покачала головой,  не соглашаясь с главным человеком страны.   Теперь  она сама перехватила Президента под руку и неторопливо продолжила обходить дворик. Подойдя поближе к пристройке и показывая на небо,  она проговорила, что ночь будет теплая. Затем приостановившись, мимолетно глянула в сторону разведчиков и опять  повторила про ночь.

Донсков с Чижиком ее отлично поняли.  Теперь следовало ждать  ночи. Поэтому, когда  Зоя появилась во дворике на традиционной вечерней прогулке, они больше не рисковали.

Пока все  складывалось  удачно.  Вот только очень хотелось есть,  а особенно пить.  Ведь никто заранее не планировал,  что предварительная разведка так плавно перейдет в основную операцию.
 
Зоя пришла,  как и обещала,  ночью. Тихонько выскользнув из дверей, она также  бесшумно проскользнула через дворик в пристройку.  Увидев в углу открытый люк,  она сразу все поняла. Протянув Чижику какой-то матерчатый узелок,  Зоя без слов потянула капитана к колодцу.

- Сначала ты, - показала она вниз и последовала за ним.

Когда то же попробовал повторить за ними Чижик,  Зоя остановила его жестом, указывая на узелок и показывая, что за ними идти не надо. Спускаясь первым и подсвечивая путь,  капитан поднял голову вверх и тут же сладкая дрожь охватила все его тело.  Луч фонаря отчетливо высветил широкий колокол юбки над ним,  под которым обольстительно белели ритмично сгибающиеся ножки. 

Он остановился и,  не  предупреждая  Зою, дождался, пока  она чуть не села ему на голову.  Затем,  держась одной рукой за скобы, а другой за ногу, медленно подтягиваясь, провел языком по всей ее длине, от ступни до беленьких трусиков.
Тихий стон, усиленный пустой трубой колодца, долетел снизу до Чижика. Встревоженно вскочив,  он наклоился над люком, из осторожности не включая фонаря. Там происходило что-то непонятное.

Внизу, вжавшись максимально грудью в скобы, застыла Зоя, запрокинув голову вверх и продолжая стонать.  Широкий купол платья, красиво подсвеченный снизу светом фонаря,  перекрывал весь ствол колодца. Этот купол то мерно вздымался,  то опадал, накрывая собой какое-то бесформенное образование под ним, которое явно что-то делало с телом бессильной что-либо произнести девушки.  Вот она попыталась на руках подтянуться за скобу, но тут же, увлекаемая вниз, опять осела, не в силах сдержать очередного стона.

Все так же не включая фонаря,  Толя начал спускаться на помощь. Почувствовав чужую ногу над своим плечом,  ничего не объясняя, Зоя потянула его вниз.  Чуть сопротивляясь, он ощутил, что ее рука быстро двинулась вверх,  на ходу расстегивая его брюки  и  дальше  подтягивая  к себе. Наконец-то все поняв, Толя прекратил сопротивление...

Так и не достигнув дна колодца, через какое-то время они опять оказались на  полу пристройки в полнейшей темноте.  Вылезая и опираясь на руку Чижика,  Зоя приложила свой пальчик к его губам,  призывая сохранить в  тайне ее маленькую шалость.  Подчиняясь и нащупав рукой развязанный узелок, Толя молча принялся обгладывать куриную ножку.

Компенсируя растраченное не на задание время,  Димадон объяснил Зое его суть. Ей требовалось убедить Президента возглавить не Правительство здесь,   а народное ополчение за пределами Кремля.  И еще сообщить, что он получает неверные сведения о происходящем, так как и членам Думы, и  даже полковнику Котину перекрыли каналы телефонной связи с ним. Сам побег спланировали на время обычной вечерней прогулки,  взяв в союзницы темноту.

Попрощавшись с мальчиками,  Зоя незаметно вернулась во  дворец.   А Донсков с  аппетитом  набросился на то,  что сумел оставить ему Чижик, который не переставая работал челюстями все то время,  пока он  объяснялся с Зоей.

Знак, что все в порядке, Зоя подала им во время послеобеденной прогулки. Теперь оставалось только ждать вечера. Однако до вечера еще одно событие заняло их внимание.

Во дворе  дворца  они  неожиданно  увидели  Вовочку.  Как здесь мог появиться генерал-лейтенант,  если армия объявила нейтралитет?  Но как оказалось, причиной всему явилась дружба.  Владимир Евдокимович прибыл для того, чтобы пригласить Александра Ксенофонтовича отдохнуть. Отойдя в тенек рядом с пристройкой, они живо обсуждали намечавшееся мероприятие. Вовочка приглашал Шурика на Волгу,  на Иваньковское водохранилище под Дубной.

- Уже все договорено,  - оживленно рассказывал он, заранее предвкушая удовольствие от отдыха.  - Я там побывал в воинской части, они выделяют десять машин для охраны и два взвода солдат. Думаю, хватит.

- Машины какие? - озабоченно уточнил Шурик.

- Не знаю точно, Т-72 или Т-80. Ну, в общем, танки. Надежные штуки. Даже по болоту ходить могут. Вечерком перекусим, с утречка поохотимся, а в обед порыбачим. Затем опять закусим и домой. На все про все сутки. Здесь тебя даже не успеют хватиться.

- А как насчет твоей гвардии?

- Ты имеешь в виду девчат?  Будут,  конечно.  Они сейчас после моря все загорелые,  кожа как шоколад.  Вот только Катя куда-то запропастилась. Но и Юрика не будет, так что на всех хватит.

- Да,  Юрик что-то заработался.  Я его даже от Президента отключил, чтобы глупостей не наделал и во что-нибудь не вляпался. Хороший мужик, но недальновидный. Жаль, что его не будет.

- А как Сам?

- Да пока под контролем. Если Громов решится помочь, то мы окажемся в выигрыше,  так как в самые тяжелые минуты находились рядом.  Если же верх возьмут Те, то Президентом можно будет пожертвовать, чтобы выторговать что-нибудь себе. А вот если сейчас его выпустить, то все станет очень непредсказуемо.  Да и нам с Правительством  оставаться  один  на один с  шахтерами  резона нет.  Кстати,  а кого они собираются ставить вместо него?

- Не знаю, надо у Юрика поинтересоваться, может уже что разнюхал.

- Думаю, Шамилева, - высказал предположение Шурик. - Этот собой командовать не даст. Плохой вариант. Ты вертолет где поставил?

- Да здесь, на Сенатской.
- Тогда тебе и машина не нужна, пешочком дойдешь.
- Конечно, это же сто метров.

Поболтав еще минут пять,  Вовочка отправился к вертолету на площадь перед дворцом.

                ***

На Спасской  башне часы пробили девять.  Время было появиться Зое с Президентом. Однако время шло, а дворик оставался пустым.

- Что с ними могло случиться? - не выдержал Чижик.

- Если не выйдут,  то в одиннадцать пойдем сами, - решил Донсков. - Где находятся комнаты,  Зоя рассказала. С остальным справимся. Лишь бы без шума обошлось.

Вглядываясь в подъездную дверь,  они стали ждать.  Ровно в одиннадцать Донсков поднялся и скомандовал:

- Пошли!

Троих на входе они сделали сразу, те даже кнопку не успели нажать.

- Кто же наружную дверь на дежурстве оставляет незапертой? – только удивился Чижик, проходя дальше к лестнице.

Сначала поднялись в комнату Зои.  Капитан облегченно вздохнул, застав ту не спящей и вглядывающейся в темноту ночи за окном.

- Что  случилось?   - обратился к ней Дима,  сначала плотно прикрыв дверь за собой.

- Шурик посоветовал Президенту не гулять в темноте из-за появившихся в Москве иностранных террористов.  Президент попытался взбунтоваться, но ему сказали, что после девяти по приказу коменданта все двери в зданиях Кремля теперь запираются.

- А мы вот вошли, - опять удивился Чижик, - и все было открыто.

Используя искусство бесшумно ходить,  Чижик снял пост  и  на  этаже Президента, галантно показывая Зое, что теперь она может войти в любую дверь. Та уверенно выбрала вторую справа. Через десять минут Зоя с полностью одетым Президентом появилась обратно на коридоре.

- А,  герой!  - сразу узнал капитана Президент.  - Мы с полковником перед тобой в долгу. Вот закончится эта заваруха, получишь генерала. А Котину дадим маршала, хватит ему в полковниках мыкаться. Теперь пошли, я готов.

Президент только невыразительно хмыкнул, обходя тела у выхода. Пустив вперед Чижика, они вслед за ним пересекли темный двор. Когда Донсков последним собирался переступить порог пристройки, его вдруг окликнули через двор.  Освещая дорогу  и  его  мощными  фонарями,   к  нему приближался дежурный наряд охраны, только появившийся из ворот.
 
Драться не имело смысла, имея Президента в качестве балласта. Потянувшись рукой за пистолетом, он вдруг случайно наткнулся на кусок картона в кармане. Надеясь на авось и затягивая время, Донсков вынул оставшуюся от  похода в домоуправление вторую табличку,  на которой было написано "Аварийные работы",  и естественным жестом набросил ее на наружную ручку двери.

- Александр Ксенофонтович приказал,  - как само собой разумеющееся, произнес он.  - Срочно! Туалет подтапливает. Сами понимаете, президент все же.

Больше не вступая в разговоры, он еще раз поправил табличку и, ступив внутрь,  не спеша прикрыл за собой дверь. Только теперь, оставшись один и отчетливо слыша внизу переговоры Президента со  спускающей  его командой, он  выхватил пистолет и направил его перед собой. Однако наряд, неуверенно  потоптавшись с минуту перед дверью, магию таблички не смог преодолеть и отправился дальше.

Требовалось торопиться изо все сил.  Теперь все зависело  от  того, как скоро   наряд  догадается зайти проверить охрану в подъезде президентской резиденции.
Постояв еще немного и закрыв дверь на замок,  Димадон нырнул вниз и через пару минут догнал основную группу.

Как оказалось, Президент знал о туннеле,   но  ни разу им не пользовался.  Усадив его в машину,  они быстро покатились под гору.

Все это  время,   пока они отсутствовали,  Максим Удалов безотлучно сторожил вход в подвал. Больше двух суток он не имел во рту даже маковой росинки. Когда Чижик увидел его, для экономии энергии лежащего на полу перед дверью, ему показалось, что друг стал тоньше вдвое.

- Бедненький,  - пожалела его Зоя, - но твой товарищ Чижик все съел за вас троих.

Теперь требовалось незаметно выйти отсюда и скрытно провезти Президента через город.  Для этого ему пришлось поменяться одеждой с Удаловым, так как ни в какую другую он бы не влез. Чижик свои брюки обменял на платье Зои.  Подобрав роскошные волосы и поглубже  натянув  на  них шляпу Президента, она превратилась в прекрасного молодого человека, не совсем похожего лицом на Толю,  но зато почти того же роста.   Проведя рукой по полу,  Донсков дополнительно отретушировал все лица в грязный цвет.

Дежурный, впускавший троих, троих и выпустил.

- Ну, как там дела?  Двое суток возились.

- Почти все сделали.  Утром докончим,  - ответил Донсков, прикрывая спиной выход Президента и Зои.

Куда его везти, капитан не знал. Поэтому, махнув рукой на приличия, решил пока спрятать того с Зоей в личной комнате  Чижика  из  борделя. Усадив их в "Бьюик",  Дима осторожно повел машину,  стараясь никому не попадаться на глаза в спящей Москве.

На месте попросив Ру-Аня поухаживать за гостями, а главное, обеспечить им безопасность, капитан через два часа вернулся за друзьями. Узнавший его дежурный посочувствовал:

- Ну и хлопотная у вас работа.  Сначала вы, потом другие восемь человек отсюда вышли.  А когда ушли они,  еще двое появились:  женщина и прилично одетый крупный мужчина. Говорят, теперь через канализацию под землей лазят.  Грязная у вас работенка.  Но нужная. Почти как у шахтеров.

Согласившись с ним,  Дима отправился домой к Удалову,  сразу  поняв кто мог быть  тем приличным крупным мужчиной в президентском одеянии. Так и оказалось. Максим с Чижиком,  переждав вылазку погони, спокойно добрались домой.

- Надо бы отметить такое удачное завершение операции,  -  предложил Толя.

Но Донсков,  опасаясь за Президента, отказался, предложив им выпить самим. На  что Максим только показал пальцем в направлении кухни,  где звенела посудой Ла-риса, и отрицательно покачал головой. Что ж, ради семейной жизни приходилось многим жертвовать.



                Глава сорок первая


Доложив полковнику о выполнении  задания  по  доставке  Президента, Донсков получил команду "ждать",  пока ему не сообщат.  Ждать пришлось сутки. На  этот раз Котин начал разговор не о Президенте, а о какомто Малом совете, на который приглашался почему-то лично капитан, а не он, полковник.

- Что за совет? - не понял Дима.

- А ты не знаешь? Не простой, а Малый.

- Так мне без разницы, малый или большой, что мне там делать и чего из-под меня хотят?

Полковник в ответ только вздохнул. Лучше бы он тогда не искал с ними встреч. Теперь, вот, под их контроль попали и его люди.

- Не знаю. Послушай их, они люди мудрые, и лучше всего сам молчи. А придешь оттуда - мне перескажешь.

На Диму  Совет  не произвел такого впечатления,  как на полковника. Люди как люди, всем интересуются. Так на то они и Совет. Здесь ему сообщили новость о последнем заседании Движения, на котором новым президентом России выдвинули Шамилева Артура Юсуповича.

- А старый? - не удержался Донсков, но тут же вспомнил предупреждение полковника  и  решил  больше  не  распространяться  о  Президенте, гостившем в борделе у Чижика.

- Старый исчез.  Народ об этом еще не знает.  Но ни Дума, ни армия не определились пока с этим заявлением,  поэтому и мы ждем. Первый его декрет нам уже известен - это перенос столицы государства в Казань.

"Вот тебе и Артур Юсупович,  - подумал с невольным уважением  капитан, - добился-таки  своего.  И кто же ему сообщил о бегстве прежнего президента? Шурик, оказывается,  был прав".

- Кстати,  - нарушил ход его мыслей один из членов Совета, пожалуй, самый высокий из присутствовавших, - а куда вы дели Президента?

- Какого?   -  автоматически вырвалось у Донскова,  который никаких конкретных указаний на этот счет  от полковника не получал.

- Ну, Дмитрий Денисович, это несерьезно, - заохотил его коротышка с красным галстуком. - Мы же договорились с полковником Котиным.

- Если  договорились,  тогда другое дело,  - с облегчением вздохнул капитан и рассказал о месте пребывания Президента.

- Вы не беспокойтесь, просто надо, чтобы все находи-лось под контролем, - успокоил его высокий словами Шурика о Президенте.  - Вам-то  он зачем?

- Мне? - искренне удивился капитан. - Мне он совершенно не нужен.

- Ну вот,  видите, так-то лучше будет. Вы же патриот, мы это знаем. Нам нечего скрывать друг от друга,  поэтому мы и позвали вас.   Сейчас проблема не в президенте,  а в выборе государственной религии для России. Вот вы верующий?

- Нет, - честно ответил капитан.

- И мы - нет,  - не очень огорчился таким его ответом спрашивающий. - Именно  поэтому нам легко решить,  какая религия нужна России.  Цари всегда приходили и уходили с кровью,  но это никогда не грозило  самой стране. Вот почему мы объявляем войну не на жизнь, а на смерть исламу. Поэтому и привели Движение в Москву.

- Кто?  Вы? - от напряжения понять, жилы вздулись на висках капитана. - А как же убитые, голод, разграбленные города?

- Это все мелочь по сравнению с основной проблемой.  Здесь все идет по плану.  Когда-то так поступил и Кутузов,  отдав Москву на сожжение. Но история полностью оправдала его.  Таким способом, как мы поступаем, все сделать проще,  чем открыто воевать с собственным народом.  Теперь мусульмане разобщены,   разбросаны по России,  ушли со своих коренных мест обитания, даже Волгу покинули.

Этот момент мы и ждали. Сами понимаете, всего  сказать мы не можем, но обратно туда их не пустим. Пусть остаются в составе России,  но,  например, в казахстанских степях или, еще лучше,  в монгольских. Центр мы отдадим казакам, все ж свои, русские.

Долго  Россия терпела этот тюрский клин, со времен ига, даже Сталин не сумел его вышибить. А мы попробуем. По нашему призыву уже пришли сюда моряки. Теперь пора казаков подымать.

Только после  этих  слов капитан начал понемногу приходить в себя и понимать, почему именно на Совет позвали его, а не Котина. Совету требовался атаман, а он не хотел больше им быть!

Так и оказалось.  Но во всем этом имелась одна  тонкость,   которая несколько примирила Донскова со складывающейся ситуацией.  Ее довольно откровенно высказал коротышка.

- Вы извините,  Дмитрий Денисович, но это там, в степях, вы авторитет, личность. Здесь же свои авторитеты. Поэтому тут, в России, требуются другие подходы и другая личность. Мы просим вас пожертвовать честолюбием и уступить свое законное место другому.  Мы  же  в  долгу  не останемся.

Полностью растерявшийся от таких речей капитан только согласно  кивал головой. Тем более, что это совпадало с его внутренними убеждениями.

- Вот  и отлично,  - опять вступил в разговор высокий.  - Сейчас мы покажем вам вашего преемника.  Там,  на Дону, казаки знают только вас, вот вы  его  им и порекомендуете на роль лидера,  как бы передадите свои полномочия. Я думаю,  что они согласятся,  с учетом того,  что  мы  им предложим.

Еще не увидев преемника,  Донсков был  готов  интуитивно  полностью описать его портрет.  Солидный военный с большим опытом работы в государственных структурах. Усталое лицо, умный взгляд.

Когда преемника на роль нового казачьего атамана ввели, то все оказалось точно так, как капитан и предполагал. Интуиция и на этот раз не подвела. Усталый генерал поздоровался сначала общим кивком с собравшимися, а  затем  дружески  лично пожал  руку  капитану.
 
Да,   лучшей кандидатуры найти было невозможно. Его постоянная тень наконец-то вырывалась на свет.

                ***

Уже на следующий день Донсков вместе с генералом прилетел в Ростов-на-Дону. Атамана Дона на аэродроме встречал почетный караул из  представителей всех казачьих округов Дона и Кубани.  Только по реестру эти округа в любой момент обещали поставить под ружье 800 тысяч человек. А при необходимости и больше.

Переговоры оказались не трудными, так как казаки, наконец-то, получали все, за что столько времени боролись.  И самоуправление,  и свою территорию в составе России,  и компенсацию за постоянную готовность к службе, и  денежное  довольствие на  время выполнения государственных обязанностей. Даже то,  что при этом свою дислокацию они  должны  были сменить с Дона на Волгу,  их нисколько не смутило. "Казак там, где он больше всего нужен стране", - примерно так ответили окружные атаманы.

Согласились они и с представленной им кандидатурой нового общевойскового атамана.  Генеральские погоны и слово атамана Дона  значили  не мало. Преподн-сенной ему при прилете золоченной шашкой Донсков сначала посвятил генерала в казаки,  а затем вручил и знаки атаманского  отличия. Собравшийся срочно Казачий круг единодушно поддержал все принятые решения.

Через неделю  первые  казачьи части из Ростова выступили на Казань. Срочно нашлись и резервы оружия.  По рекомендации федеральных  властей казачьему войску выделили 500 танков и 1000 бронетранспортеров. От казаков Иртыша и Тобола очень к месту пришлись  четыре  табуна  лошадей, подаренных в знак вечной дружбы донским казакам.

Получив все необходимое и погрузив на  грузовики  походные  алтари, казаки тронулись на повторное завоевание Волги.

                ***

К тому  времени,  когда Донсков вернулся в Москву,  Дума официально признала нового президента. Старый к этому времени скоропостижно скончался от инсульта,  сняв своей смертью большинство неразрешимых юридических проблем.  Лишь только армия ни во что не вмешивалась,   занимая все еще выжидательную позицию.

Разместив свой аппарат временно в старом Моссовете,  Шамилев не забыл и о Котине.

- Давненько  не  виделись,  Юрий Борисович,  - дружески встретил он полковника.
 - Ты непотопляем.  Вот и еще  одного  президента  пережил. Зная твое отношение к власти,  я думаю, что и со мной ты сработаешься. Все привилегии я тебе оставляю,  в том числе телефон и личное общение. А вот звание, волей аллаха, я тебе поменяю. Ну сколько же можно в полковниках ходить? Дадим мы тебе, - он чуть призадумался, - генерал-лейтенанта. Для начала устроит? Я прикажу подготовить указ.

Сраженный такой бурной встречей, полковник забыл и о просьбе об отставке, и о тех колких замечаниях,  которые он хотел высказать новому президенту за то,  что тот сделал с Россией. Его снова брали на службу и этим все было сказано.  Здесь даже новое звание не играло определяющей роли.

Тонкий политик,   Шамилев  сразу почувствовал перемену в настроении полковника. Поэтому, чтобы дать тому время привыкнуть, он не стал сразу расспрашивать о мероприятиях,  связанных с государственными секретами. Начать он решил, как ему казалось, с простого и известного полковнику дела.   Он  предложил тому  довести до конца операцию с Робертом Санли.

- Этот  журналист постоянно и теперь становится мне поперек дороги, - объяснил он Котину причину возвращения к старому заданию.  - Ты ведь знаешь, что радиостанции  и  телевидение находятся в руках нашей доблестной, - здесь Шамилев позволил себе язвительно улыбнуться, - армии. Вот я  и  предложил  Санли сделать официальное заявление о переменах в России через его газету и через радио его страны. 

И что  ты  думаешь? Вместо этого  он  передал,  что это я убил нашего прежнего президента, хотя мне-то точно известно, что его отравили по решению Малого совета, хотя и выдали все за инсульт. Что ты на это скажешь?

Полковник на это не хотел ничего говорить.  Он так  и  предполагал, что Президента убили, только не знал кто. Хотя определенные подозрения у него имелись после доклада Донскова о посещении Малого совета.

- Раз надо,  так надо, - привычно ответил он, в какой раз кляня про себя судьбу, которая свела Санли с его дочерью.

На следующий  день  полковник вызвал капитана к себе и приказал ему возобновить старое дело по решению законного президента  России,   утвержденного Государственной Думой.

- А я всегда выполняю решения президента,  - закончил он  свои  невольные объяснения перед капитаном.

И только тут,  опять получив дело Санли,  Донсков вспомнил,  что он так и  забыл  доложить полковнику о том,  что Роб теперь уже не просто журналист, но еще и законный муж дочери Котина. Замявшись, он не знал, что предпринять.

- Знаю, - понимающе обнял его полковник. - Он тебе почти друг.
- И не только, - тут же согласился Дима.
- А кто еще?
- Еще и ваш зять.

Главное оказалось сказано.  Остальное как-нибудь можно  было  стерпеть: и отчаяние Котина, и его ругань, и обвинения, почему раньше молчал.

- Вот черт, а я обещал, - обреченно опустил плечи полковник. - Ладно, давай вместе думать,  раз ты все знаешь.  Приходи завтра,  пока  я должен побыть один.

Получив день отсрочки, капитан поехал к Удалову. Там же он застал и Чижика за непривычным для того занятием:  он пил кофе с пирожным, причем в комнате отсутствовал запах сигаретного дыма.

Увидев капитана,  Чижик сразу виновато начал объяснять,  что Президента ему пришлось сдать из-за приказа полковника.  И поэтому он здесь ни при чем.

- А как Зоя?  - задал следующий естественный вопрос Донсков,  понимая, что с инсультом Президента не все чисто,  но не желая в это вникать глубже.

- Зоя? - почему-то переспросил Чижик и отвел глаза в сторону. – Зоя там осталась.

Но капитан его колебания не заметил и даже не поинтересовался,  почему, имея свою квартиру и расставшись с Президентом,  она  продолжала жить в борделе Чижика.  Он давно выучил, что Зоя есть Зоя, и больше не пытался предугадывать ее поступки.

Сказав, что ему надо с ней увидеться,  капитан оставил Чижика допивать кофе, а сам поехал в бордель. Зоя как раз собиралась куда-то уходить, последними штрихами завершая свой наряд.  На этот раз в качестве новинки она примеряла тонкий шелковый платочек, позаимствованный у девушек Ру-Аня.

- Привет, Димочка, я опаздываю, - встретила она капитана, осторожно целую его, чтобы не нарушить макияж. - Ты проводишь меня?

- Армия всегда к услугам дам,  - привычно согласился капитан, подставляя Зое руку. - Ты помнишь такого Санли, журналиста?

- Еще бы! - бросая последний взгляд в небольшое настенное зеркало и направляясь к двери, ответила Зоя.

- А не имеешь представления, где он может быть сейчас?
- Еще бы! - повторилась Зоя. - Я как раз к ним в гости направляюсь.
 
- Ах, Зайка, что бы я без тебя делал? - чуть прижал ее к себе капитан. - Меня с собой возьмешь?

- Конечно,   Димуля,  какие вопросы.  Опять,  наверно,  по работе и опять, наверно, спасать его жизнь.

- Угадала,  - обескураженно согласился Дима.  - Все та же проблема. Опять Шамилев, только теперь как новый президент России.

- Кто,   Артур Юсупович?  - остановилась удивленная Зоя.  – Большой гад, все ко мне приставал. И когда он им стал?

- Да уже почти неделю.

- Во блин, а я и не знала. А где тогда сейчас мой Президент?

- Твой скоропостижно умер. От инсульта.

- От чего? - Зоя уже забыла, куда направлялась. - Это с головой что-ли? С головой у него было,  это верно,  но такого слова при мне он ни разу не произносил,  хотя жаловался на жизнь постоянно. Ой, жалко как! Он мне совсем не мешал. И не старый ведь! А на самом деле ваши угробили, да?

- Не знаю,  меня в Москве не было.  А приехал - сразу задание шлепнуть Роба. А полковник даже не знал, что они поженились.

- Это уж точно блин.  Оплошал Юрий Борисович. Сейчас, верно, мучается и выбирает между долгом и дочерью. Знаю я его.

- Вот и помоги,  - попросил Дима. - Надо опять уговорить его отсюда уехать. Я с ним потолкую,  а ты с Мариной. Да, а почему Марина отцу не сообщила, что она здесь?

- Вот потому и не сообщила, что выбор в пользу мужа сделала.

- А ведь это Котин послал меня предупредить Роба.

- Ой, Димка, как вы там все в этой политике запутались и заврались. Нет, чтобы жить по-человечески.

Зоя села на переднее сиденье "Бьюика" и глянула в зеркальце.

- Как шарфик, Дима, мне идет?

- Очень! - согласился тот, в подтверждение пожимая ей коленку.

Только поднявшись с Зоей в квартиру, где сейчас располагался журналист, капитан узнал повод для приема гостьи. Роб отмечал сегодня  свой день рождения.

- А я все с тем же, - вместо подарка вынужден был произнести капитан.

Так как дело было серьезное, то, оставив женщин,  они уединились  в другой комнате.   Самому Робу причина приказа нового президента оказалась предельно ясна, о чем он без особых прикрас и поведал Димадону.

- А то, что я говорю и сообщаю правду, сейчас докажу. Тут недалеко, давай с тобой съездим. Ты на машине?

Предупредив, что они вернуться часа через два, мужчины вышли. Проскочив Кутузовский проспект,  Роб попросил свернуть налево. Скоро перед ними открылись  ворота  кладбища.  Выйдя из машины и уже понимая,  что журналист хочет ему показать, Дима проследовал за ним.

Им пришлось  пройти через все кладбище.  Чуть дальше,  по кольцевой дороге, с периодическим ревом проносились большегрузные автопоезда.

- Вот, смотри, - наконец остановился Роб.

На скромном столбике,  воткнутом в свежий холмик, была написана фамилия, инициалы  и больше ничего. Ни дат жизненного пути, ни поминальных венков.

- Запомни место, может еще пригодится. Вот за это меня и отлавливают. Много знаю.

Покинув стены  кладбища,   они  опять сели в машину.  Но капитан не торопился запускать двигатель.  Пока еще ни о чем с Робом договориться не удалось. И тут ему пришло на ум, что всегда для журналиста являлось главным - информация.

- Ладно,   тогда  давай по-другому,  - заговорщицки наклонился он к Санли. - Я тебе могу подкинуть такую информацию,  по сравнению с которой все это - только второстепенные заголовки.

- Да ну? - иронично усмехнулся Роберт.

- Не да ну,  а сенсация на вашем языке.  Но при условии, что ты немедленно покидаешь Москву. Это - цена отъезда.

Не слыша о цене,  журналист сразу загорелся.  Ведь Москва, несмотря на неординарность происходящих в ней событий,  сама оставалась все такой же: неподъемной и равнодушной.

- Согласен,  выкладывай. Если что стоящее, то за мной не заржавеет, как говаривала моя русская учительница.

Пришлось Донскову выложить ему почти все,  что сам знал о предстоящих событиях на Волге,  о новом казачьем походе. Еще на половине рассказа капитан понял,  что журналист уже находится там.  Похоже, задание полковника будет выполнено.

- Итак, на Казань? - переспросил с подъемом Роберт.

Донсков утвердительно кивнул головой и выжал педаль сцепления.


                ***

Пока мужчины отсутствовали, Зоя продолжила обучение Марины азам новой любви.   Теперь та уже могла позволить долго целовать себя в губы, обниматься, лежа на диване. Правда, все это в одежде, как бы шутя, по-сестрински. В  отсутствии Зои по таким ласкам Марина уже начинала скучать и ждать их с не меньшим нетерпением, чем когда-то встреч со своим мужем.

Поэтому, когда Санли объявил Марине,  что он срочно уезжает,  но не может взять  ее с собой из-за опасности нового путешествия,  та сопротивлялась не очень сильно. Тем более решение принималось в присутствии подруги, которая  обещала Робу присмотреть за его женой и всячески помогать ей коротать разлуку.

Довольной осталась и Зоя. Новое чувство начинало полностью захватывать ее. Нет, мужчин она по-прежнему продолжала любить. И полковник, и Дима, и Чижик, и другие ее знакомые являлись отличными друзьями. Среди них она была королевой, перед которой стелились головы. Это было приятно. Но и только. 

Здесь же впервые любви добивалась она.  Совершенно неизведанные эмоции получала она для себя в процессе, как ей  сначала казалось, приручения Марины, все больше по-настоящему влюбляясь в нее.

Капитан ни о каких таких высоких  переживаниях  и  не  догадывался. Точно выполнив задание,  он доложил обо всем полковнику, на этом справедливо полагая свою миссию законченной. На душе у него было спокойно. С начальством,   с друзьями,  с подругой в данный момент у него имелся полный контакт.

В свою очередь полковник с чистой совестью доложил президенту,  что журналист покинул пределы Москвы и отбыл в Казань.  И  что  обстановка пока не позволяет ему разбрасываться людьми,  отправляя их за пределы столицы.

Шамилев с этим согласился,  перенеся поручение на пару  дней, после того как будет взят Кремль и обстановка стабилизируется.  Еще он добавил, что больше терпеть западных иностранцев в России и  кланяться перед ними он не намерен. Но это уже будем следующей задачей полковника.



                Глава сорок вторая


Как и  проговорился  Шамилев,   через  два дня Движение предприняло штурм Кремля. С самого утра народ начал прибывать на прилегающие к нему площади: Революции, Манежную, Красную, Боровицкую. Шли целыми семьями с детьми.  К двенадцати часам два,  а то и  три  миллиона  человек плотным кольцом перекрыли все подходы к Кремлю.

Из разнородной толпы на первые позиции начали выдавливаться люди  с оружием, постепенно  заполняя  Александровский  сад и гостевые трибуны Красной площади. А с ударом кремлевских часов, аккуратно положив рядом с собою автоматы, вся вооруженная рать упала на колени,  являя потрясенной Москве много веков не виданный принародный намаз. Тонкие голоса муэдзинов мигом окрасили столицу восточными напевами.

Затем центр подготовительных мероприятий переместился на площадь  с символическим названием "Революция".  Забравшись на памятник величайшего полководца России Жукова и ухватившись за ногу его коня, с напутственной речью перед народом выступил новый президент страны.

- Дорогие россияне!  - начал уверенно и торжественно свое обращение Шамилев. -  Это  мое первое выступление перед вами в переломный момент нашей истории.  При-ходят последние часы унижений великого народа.  Уже завтра мир узнает о рождении новой империи, которая под моим руководством затмит отмирающую западную цивилизацию.  Истинное знание и истинная вера  придут в ваши сердца.  Осталось сделать последний шаг. Наши прапрадеды не раз брали этот оплот угнетения народов. Нам ли не повторить их деяния? Вперед, на Кремль! Аллах акбар!

Передав живой сигнал передним рядам,  вся людская масса  пришла  в неспокойное волнение. С криками "Аллах акбар!", "Ялла!" она без раздумий бросилась под кремлевские стены,  перетекая и  сосредотачиваясь  у четырех главных их ворот.

Тут же,  как по мановению волшебной палочки, отозвавшейся на упоминание имени  пророка,  эти ворота одновременно начали растворяться.  Не зная, было ли это выкупом старой президентской администрации  за  свое спасение или действиями лазутчиков, обнаруживших дополнительные проходы в Кремль и воспользовавшихся этим, океан голов, калеча себя в проходах, хлынул в правительственную крепость.

И в этот момент ударил набат всех колоколов Кремля.   Звонил  "Иван Великий", Успенский собор, "Двенадцать Апостолов". Более тонкими голосами влились в плач Теремные колокола. Пропадала Русь, падала под топчущими ее  сапогами.   Из отдаленных от ворот Благовещенского и Архангельского соборов выходил Крестный ход.

Изнутри перед   Троицкими   воротами,    все  бледные  как  смерть, выстроились солдаты дивизии КГБ.  Восьмидесятилетний маршал больше  не мог командовать  своими  войсками,  резко сдав жизненные позиции после смерти Президента и своего старого друга.  Поэтому обороной  руководил министр МВД Смолин.

- Огонь! - махнул он рукой подчиненным.

Тут же тысячи стволов изрыгнули из себя смерть.  Тысячи мусульманских тел устлали Троицкую улицу.  Тогда,  отхлынув назад, они расступились, пропуская вперед шахтеров Сибири,  металлургов Урала и землепашцев Черноземной полосы вместе с их женами и детьми.

- Огонь!  - опять махнула рука,  уже не генерала,  а самого исчадия ада.

Трупы детей  смешались с трупами родителей.  Мусульмане легли в обнимку с христианами,  правые рядом с неправыми,  слабые  вперемежку  с сильными, любившие - с теми, кто об этом только мечтал.

- Огонь! Огонь! Огонь! - раздавалось твердо из-за спин солдат.

Но эти же слова раздавались и с противоположной стороны.  Поэтому и солдаты, шеренга за шеренгой, падали у ног своих товарищей.

Пройдя Соборную площадь, Крестный ход приблизился сзади к солдатам. Идущий со святой иконой монах отделился от шествия и,  приблизившись к Смолину, попросил того не стрелять в безоружных людей.

- Ах,  батюшка,  - отмахнулся министр, - как же я смогу разделить в этой толпе безоружных от вооруженных.  Пуля, как говорится, дура, а вы бы лучше читали библию и шли отсюда подальше.

Отвернувшись от  священника,   министр дал команду перестроиться и, освободив улицу, укрыться в правительственных зданиях. Давно ожидавшие такого приказа,    солдаты мигом очистили проход,  оставив Крестный ход один на один с недостреленной толпой.

Бросившаяся в освободившееся место толпа смела и растоптала два десятка церковнослужителей, даже не заметив и не оценив их поступка. Тысячи и тысячи ног прошлись по распластанному на земле телу монаха, со смиренной улыбкой даже на мертвом челе прикрывавшему чудотворной  иконой пробитую пулей грудь.

Не меньшая бойня случилась и перед Боровицкими  воротами.   Солдаты получили приказ  стоять  насмерть у Оружейной палаты и Алмазного фонда страны. Верные присяге,  слово свое они сдержали,  но сдержать человеческий напор таких же смертников, как и они, не смогли. Пропустив вовнутрь разъяренный стрельбой народ, они подорвали наружное здание, похоронив под  его  обломками  защитников и нападавших,  а также главную подземную сокровищницу России.

А татары на главной площади Кремля уже поджигали православную колокольню, стремясь побыстрее сбросить ее колокола на землю рядом с Царь-колоколом, сделав  их такими  же беспомощными и превратив в старинные игрушки. Священные книги из соседних церквей летели в веселый огонь, не различающий в своем собственном ослеплении земных религий.  Потянувшегося вслед за брошенной библией священника с хохотом самого толкнули в костер, не давая выбраться обратно.

Ворвавшись в Большой Кремлевский дворец,  много раз виденный по телевизору в любых уголках страны, вооруженная толпа первым делом начала стрелять по  знаменитым люстрам,  надеясь задарма разжиться хрусталем. Набивая стекляшками карманы,  в этот момент никому даже не приходило в голову, как  они  потом  будут обрабатывать эти переливающиеся многоцветьем осколки.

Те же,   кто  волей  случая  оказались на верхотуре второй площадки Большого театра,  быстро оценили продовольственные  запасы  Банкетного зала. Кто не имел возможности вынести, пил и ел здесь же на месте. Неизвестно каким путем,  но слух об этом мгновенно распространился среди осаждавших, перерастая в невероятные домыслы о неистощимых многолетних пищевых запасах правителей Кремля.
Завоевание постепенно переходило в грабеж.

А над всей этой человеческой кутерьмой с выстрелами, смертями и такой далекой от реальной борьбой за их лучшее будущее, без устали барражировали небо армейские вертолеты,  соблюдая нейтралитет и собирая информацию.

                ***

Спецгруппа Котина "Зет" тоже участвовала в обороне Кремля. Отданная почти месяц назад во временное подчинение Смолину для непосредственной охраны Президента, теперь она обороняла его Резиденцию. Резиденция осталась единственным зданием на территории Кремля, которое к вечеру все еще не было захвачено нападавшими.
Чтобы и дальше не гробить своих людей, непонятно за кого или за что отдававших свои жизни, Котин вызвал Донскова и приказал ему срочно вывести из Кремля остатки группы.

- Если, конечно, твой ход еще функционирует, - добавил при этом он.

- А как же Смолин, - уточнил капитан, - вы с ним договорились?

- Не договорился,  но предупредил, - буркнул полковник. - Он нам не командир. Выполняй!

Подъехав к  дому на Ильинке,  капитан с ребятами сразу направился в подвал. Сегодня проблем с проходом не имелось,  так как все  участники движения от  мала до велика находились в Кремле.  Пройдя по коридору и открыв знакомый люк,  они быстро очутились в туннеле.  И сразу в глаза бросились изменения, произошедшие здесь за несколько дней.

Во-первых, огромная куча разнообразных вещей прямо перед завалом. А во-вторых, отсутствие вагона метро.  Не успели они сконцентрировать на этом внимание, как проблема сама разрешилась.  С негромким перестуком колес с дальнего конца туннеля появился приближающийся вагон.

Подъехав к завалу, двери раскрылись и из них, пятясь задом, появился человек  в  штатском,   на пару с другим вытягивающий наружу большое ажурное зеркало.

- Руки  вверх!  - солидно крикнул Удалов,  дополнительно тыкая того автоматом.

Охнув от неожиданности и приседая от страха,  человек поспешно поднял руки. То же поспешил повторить и его напарник, увидев вооруженную фигуру. При  этом зеркало упало и разбилось.  Еще два человека внутри метнулись к другим дверям, но там их поджидал Чижик.

- Документы! - повторно произнес Максим.

Человек поспешно полез во внутренний карман,  но вдруг задержал руку.

- Так я вас знаю,  - почему-то обрадовался он, - вы у Котина служите, а это мой друг. Ну и напугали меня. Экспонат жалко.

Донсков тоже узнал его. Перед ним находился Александр Ксенофонтович собственной персоной. Дима приказал Максиму опустить оружие.

- Мы тут архив спасаем, - отойдя от потрясения, быстро начал объясняться Шурик, показывая на кучу, состоящую из ковров, каких-то статуэток, картин, сервизов и еще чего-то в плохо запакованных коробках.
 
Заметив взгляд  капитана,  Шурик начал говорить об общенациональных ценностях, которые они решили спасти с риском для жизни. Послушав немного для приличия,  капитан с товарищами поспешил дальше.  Отходя,  он еще успел услышать тяжелый вздох заместителя по разбитому раритету.

Во дворе Резиденции отовсюду слышались звуки стрельбы. Посреди двора стоял Смолин, к которому то и дело подбегали другие военнослужащие. Министр одновременно руководил двумя операциями: защитой здания и эвакуацией имущества. Куча, гораздо больше той, подземной, высилась около входной пристройки.   Однако  перетаскиванием ее в туннель занимались только четыре человека во главе с Шуриком.

Сообщив Смолину о приказе полковника, Донсков направился к дому собирать людей.  Но Смолин задержал его,  требуя подчиниться старшему по званию и оставить бойцов на своих местах.  Не вступая в дискуссию, Димадон опять повернулся и продолжил движение.

Тогда Смолин  нагнал его и попросил,  на этот раз совершенно другим тоном, хоть немного повременить,  пока он  закончит  вынос  имущества, чтобы прислать солдат на замену группе "Зет".

- Час, не больше, - умоляюще произнес он.

Согласившись и освободившись от министра,  капитан поднялся на второй этаж и окинул взглядом панораму боя.  Его, как такового, уже почти не было.  Захватив остальные здания Кремля,  огонь по Резиденции в основном велся с церквей, Арсенала и стенных башен, да еще несколько человек стреляли  с  Концертного  зала. Окружающее президентский дворец большое свободное пространство не давало возможности закрепиться  поближе.

Подменив уставшего пулеметчика, Дима с Чижиком взяли под свою опеку площадь перед дворцом, через которую редко, но с завидным постоянством пытались продолжить штурм  резиденции.  В эти моменты Димадон пытался стрелять поточнее, короткими очередями, перенося огонь с одной цели на другую. Но  все  равно,  время от времени пули пролетали мимо и обязательно находили себе жертву в густой толпе около Концертного зала.

 Ни сама жертва,  ни ее окружение, постоянно меняющееся и пробивающее себе дорогу туда,  откуда счастливчики выносили сетками  водку, сигареты, колбасы и сыр,  так и не успевали понять, откуда же прилетела железная муха.

Когда вместо часа прошло три, Донсков бросился к Смолину.

- Помню, помню, - сразу остудил его пыл министр, - все помню и почти закончил. Но люк заклинило. Там какой-то суперновейший и суперплоский японский телевизор застрял.  Три тысячи долларов стоит. Как только сумеем протолкнуть его вовнутрь, сразу пришлю своих милиционеров.
 
Капитан с недоумением взглянул на министра,  проверяя,  шутит тот в такую минуту или говорит серьезно.  Ближе к истине было второе. Тогда, оставив генерала, он решительно направился к пристройке.

Все происходило, как рассказал Смолин. Шурик сверху бегал около люка, умоляя держащего снизу ни в коем случае резко не дергать.   Увидев Донскова, Шурик сразу обратился к нему:

- Молодой человек, давайте вы вот здесь сбоку попробуйте.
Вместо этого капитан наклонился к люку и громко крикнул вниз:

- Срочно покиньте колодец.  Даю минуту.  По истечению  ее  стреляю. Повторять не буду.

Тут же шум и шлепки срывающихся со скоб рук показали, что к предупреждению отнеслись  серьезно.  Да и висящая над головой махина не способствовала прохлаждению.

Проследив за  часами пока секундная стрелка обходила круг,  Донсков вскинул автомат и разрядил полный рожок в ненавистный ему аппарат. Затем изо  всех сил стукнул сверху ботинком по корпусу.  Как-то скрипуче треснув, тот  всей массой посыпался вниз, на лету распадаясь на мелкие осколки.

- Ты что?!  - зашипел сзади Шурик, вкладывая в эти два слова одновременно отчаяние и злобу. - Много на себя берешь, капитан.

- Я майор,  - спокойно ответил Донсков,  - или  даже  подполковник, просто погоны старые.

- Ну,  смотри, как бы ты сам в них не состарился, - пригрозил Шурик и, став на край колодца, быстро начал спускаться вниз.

"Ну и черт с ним,  - махнул рукой Донсков,  - зато за остальным барахлом, надеюсь, он больше не объявится", - и кинул взгляд на три ближайшие коробки с золотыми или позолоченными ложками и вилками.

Но, похоже,   он ошибался.  Не успели звуки замереть в проеме люка, как новый приближающийся изнутри шорох подсказал,  что человек подымается вновь.  На этот раз собираясь выругаться, Донсков неожиданно увидел того, кого он меньше всего ожидал здесь увидеть.

- Олег,  ты?  - обратился он с глупым вопросом к Сукину. Вот тебе и сверхсекретный ход, где министры самолично занимаются погрузочными работами, а  какой-то бандит без помех им пользуется.  - Ты-то как здесь очутился?

- Полковник Котин послал,  - ответ оказался простой и еще более невероятный.

Сначала Дима даже подумал, что тот фамилию Котина перепутал с фамилией Равадского, но вспомнив, как погиб экс-полковник КГБ, тут же отбросил такую мысль.

- Не удивляйся,  - поняв состояние капитана, проговорил Сукин. - На поминках по вашему подполковнику он мне за деньги предложил добыть для него информацию из недр Движения.  Я и сделал это. Сейчас Крушин организует убийство вашего нового президента. Вот полковник и послал срочно за тобой и вашим спецназом. Последнее уже за бесплатно, - докончил он свою тираду.

- Ладно, жди меня здесь!

Донсков выскочил из пристройки и побежал за группой.  Увидевший его министр кивнул согласно головой,  мол, все в порядке, как и обещал. Не обращая на  него внимания,  капитан начал собирать по комнатам людей и отправлять во двор, где их ожидали Чижик с Удаловым.

Выходя последним из здания и проходя мимо Смолина, он предложил тому тоже вывести своих милиционеров подземным ходом, одновременно взорвав дворец, чтобы исключить преследование.

- Нет,  - категорически отказался министр. - Я не могу взрывать такие объекты  без  специального приказа,  да и мы еще не все вынесли из здания. Но главное,  это государственная тайна и они не должны ее  узнать.

- Даже если из-за этого все погибнут? - отходя и на ходу оборачиваясь, уточнил Донсков.

- Даже так, - твердо выговорил министр. - Зато на их примере я смогу учить молодых солдат верности долгу и присяге.

Закончив панегирик, министр четко развернулся, направляясь вслед за капитаном к пристройке.

Внизу Шурик без слов  освободил  проход  оставшимся  бойцам  группы "Зет" и как бы не заметил прошедшего мимо Донскова,  за которым, кроме министра, уже больше никого не виднелось.

А в  Кремле становилось все тише и тише.  Лишь продолжающий плыть в темнеющем поднебесье набат остальных колоколов Москвы, мелодично напоминал, что о трагедии не забыли.



                Глава сорок третья


Расширенный совет "Сибинеги" собрался сразу после взятия Кремля. На нем присутствовало как руководство концерна в лице Крушина,  Реброва и Гоги, так и приглашенные люди со стороны.

Первое основное  выступление  президента  "Сибинеги" было посвящено анализу сложившейся ситуации с точки зрения интересов компании.   Ведь вложив десятки миллионов долларов в организацию Движения,  теперь она легко могла оказаться банкротом. Главным виновником всего этого оказывался Шамилев, сумевший привести к власти в Москве исламскую партию.
 
Прорубив окно в Китай через Казахстан по Иртышу  и  административно оформив зависимые  от него государства в Новосибирске и Омске,  Крушин решился взять планку и повыше, забронировав  себе место президента России. В таком случае,  правда, необходимость в новых государствах отпадала, но это уже было делом вторым.

Уступив же  пост  президента России исламистам,  он,  как впрочем и "Сибинега", получали двойной удар. Во-первых, государство с центром на Волге оказывалось довольно сильным,  чтобы контролировать всю территорию от западных границ до Урала,  реально угрожая независимости  новых буферных государств. А во-вторых, волжские татары и другие тюрские народы этой зоны сами становились крупнейшим конкурентом сибирским  нефтяным гигантам,  получив доступ к Каспию, а через него и к самым перспективным нефтяным запасам двадцать первого столетия.

Вернув же  контроль  над  Сибирью,  Казань забирала бы у "Сибинеги" все, не только затормозив ее движение в Китай,  но  и  перерезав  полностью дорогу  на Запад  в  пользу своих добывающих компаний и "Транс Шелл", давно обосновавшейся на Каспийском море. Мало того, что сибирская нефть  пошла  бы  только для внутреннего пользования,  руководство компании утратило бы прямой выход на доллары внешних рынков.  Нефтяная Сибирь в этом случае становилась придатком нефтяного Каспия.

- Но все это касается только экономического аспекта проблемы.   Что до политической ее части,  то об этом нам доложит генеральный директор "Сибинеги" Ребров Всеволод Львович,  мой заместитель,  - закончил выступление Крушин.

Речь Всеволода Львовича получилась несколько  более  эмоциональной, чем крушинская.  Член Русского Патриотического союза, близкий к монархическим убеждениям, он позволил себе менее сдерживаться в выражениях.
 
- Исламская чума грозит уничтожить всю Европу,  ни больше, ни меньше, - начал он.  - Цивилизованным странам с большим трудом удается  ее сдерживать на западе,  где им помогает Средиземное море. Теперь же вирус врывается туда с востока, имея кратчайший путь связи с ее источником в Азии.  Если мы не хотим заболеть или даже умереть от этой эпидемии как нация,  то с ней надо беспощадно бороться самыми  решительными методами, не оставляя чуме даже шанса на возобновление.

В комнате раздались негромкие аплодисменты,  в  которых  участвовал среди других  Шурик,  пришедший с ним товарищ и все еще больной Стаин, казалось, только  дремавший на мягком кресле в углу.  Ободренный таким явным вниманием  к своим словам,  генеральный директор "Сибинеги" продолжил дальше.

- Пока речь шла только о Европе.  Говоря по правде,  ее не особенно и жалко.  Гораздо больше меня заботит положение русских в этой  ситуации. Уступить историческое превосходство завоеванному народу - ни-ко-г¬да! Лучше погибнуть в честном бою.

На это высказывание аплодисментов не последовало, а Шурик даже неодобрительно покачал головой.  Но впавший в справедливый гнев  Всеволод Львович уже не заметил этого.

- Нация живет, пока она не сдалась, - упорно вдалбливал он в головы недопонимавших. -  Никакая  Азия и никакая желтая лихорадка не страшны великому русскому народу. Если нам удастся справиться с этой болезнью, а я  лично нисколько не сомневаюсь в таком исходе процесса,  то больше никаких федераций и национальных автономий в России не будет.   Только  русские губернии, как при батюшке царе.  До чего же умные были правители, создавшие империю, мы только сейчас начинаем это понимать.

Вот тут Шурик опять закивал головой, но на этот раз ободряюще.

- Призываю вас поддержать кандидатуру президента "Сибинеги"  господина Крушина в президенты России! - несколько неожиданно закончил Ребров свой экскурс в политику.

И хотя  призыв  при живом и действующем президенте явился несколько рискованным и шокирующим, присутствующие на него никак не отреагировали. То ли будучи полностью согласны с этим, то ли, наоборот, в принципе не принимая таких скороспелых заявлений.

После Реброва  поднялся человек,  пришедший вместе с Шуриком и,  не представившись, сделал небольшое сообщение.

- Я буду говорить не от своего лица,  - скромно произнес он, - а от имени всего народа.  Народ уже не терпит,  как верно  заметил  товарищ Ребров. У меня имеются сведения,  что возмущенные входом татар в Москву, казаки Дона и Кубани организовали свой встречный  поход  и  сейчас стоят на границах Казани.  Я думаю, что правое дело народа восторжествует и мы добьемся победы.

Человек сел,  аккуратно в четыре раза сложил листок бумаги, с которого зачитывал текст и осмотрелся,  пытаясь определить реакцию на  эти слова. Первым отозвался  Смолин,   только пару часов назад отдавший Кремль непрошенным захватчикам и поэтому весь горящий жаждой мести.

- Если мне помогут,  я имею в виду деньгами, то имеется возможность привлечь до полумиллиона милиционеров на  такое  мероприятие.   Почему деньги? Потому что на наших,  столичных,  надежд мало.  Больше о своем кармане думают,  чем о защите порядка. И слишком образованные все, одного устава внутренней службы им мало,  Конституцию и декреты изучают. Периферийные ребята в этом деле намного надежнее.  Но, сами понимаете, сборы, переезд,  да и подкормить их немного требуется.  У меня все,  а куда их направить, вы решайте.

Товарищ Шурика, забыв что-то уточнить, опять поднялся с места.

- Я хотел бы немного выяснить у компетентных органов насчет  международных обстоятельств,  - по очереди останавливая взгляд на каждом из присутствующих, он провел головой слева направо.  -  Не  получится  ли так, что на помощь Казани откликнутся другие мусульманские страны?  Вы знаете, на юге Иран сохраняет спокойствие только  благодаря  американцам. А  что будет на севере?  Не можем же мы звать американцев к себе. Только этого нам не хватало.

- Здесь,  товарищ, можете не волноваться, - не вставая с места, ответил до сих пор молчавший генерал Громов.  - Не ставя  в  известность правительство и не прося у него помощи,  мы сами провели несколько дополнительных призывов,  увеличив численность армии до  двух  миллионов человек. Я говорю только о сухопутных силах. Так что границы отстоим, за них можете быть спокойны.

- Следовательно,   армия  покончит с нейтралитетом и поддержит наше начинание. Я  правильно вас понял,  господин генерал? - оживился человек, со значением глядя на Шурика.

Но генерал оставил его оживление без внимания, ответив коротким замечанием.

- Нет, мы такого не говорим. Я просто дал справку на вопрос о внешнем вмешательстве  в наши внутренние проблемы.  Продолжайте дальше.  И извините, мне срочно нужно покинуть наше заседание.  Меня ждут.   Если что, генерал Ветер ответит на другие вопросы.

Поднявшись, Громов подошел к вешалке,  надел фуражку и, стараясь не шуметь, вышел, тихонько прикрыв за собой дверь. Через минуту за окнами послышалось мягкое урчание роскошной машины,  а вслед за  ним  громкое тарахтение заводимого бронетранспортера сопровождения.

После ухода генерала слово взял Александр Ксенофонтович. Он предложил организовать  и возглавить при "Сибинеге" штаб по координации усилий заинтересованных сторон для решения задачи.  Пользуясь  имеющимися связями, он обещал обзвонить и предупредить всех нужных людей.

- Имеется еще одна проблема,  о которой нельзя забывать, - напомнил о себе из кресла маршал Стаин.  - Это китайцы.  Их уже сейчас на Волге больше оставшегося коренного населения.  Учтите такое явление в  своих планах.

Шурик, соглашаясь,  кивнул головой, но его безымянный товарищ, явно представитель какого-нибудь Малого совета,  не согласился с такой постановкой вопроса.

- Извините, маршал, так дело не пойдет. Это чисто ваша работа.

Стаин, казалось,  был удивлен такой рекомендацией  неизвестной  ему личности.

- А вы,  я тоже извиняюсь, молодой человек,  что, являетесь специалистом по работе органов государственной безопасности? - несколько язвительно задал он свой вопрос.

- И  по  работе органов безопасности тоже,  - спокойно отреагировал посланец Малого совета.

- Тогда я должен вам заявить, - теперь глава КГБ своей язвительности не скрывал, - что при той массовости, которой достиг процесс, здесь должна действовать только армия.  Удел госбезопасности - тихие войны, невидимые и неафишируемые. Так-то вот. Это азы.

Молодой человек проглотил и это поучение.

- Мы и не предлагаем вам самим с шашкой идти в атаку,  - чуть улыбнулся он обидчивости старого маршала. - Именно из-за необходимости все сделать тихо,  мы и предлагаем вам взяться за дело.  Зачем самим  воевать, если можно стравить одних с другими. Пусть с китайцами воюют татары и башкиры.  Вы только чуть подтолкните процесс. И как  это  лучше сделать, я советов не даю.  Здесь вы непревзойденные мастера и без вас мы не обойдемся.

Внутренне довольный  похвалой,  маршал смягчился и пообещал сделать все, что в его силах.  Он даже с симпатией начал смотреть на  молодого человека, предложившего такое профессиональное решение.

- А вот когда, получив здесь отпор, китайцы двинутся обратно на Казахстан, - продолжил представитель Совета, - вот тогда уже армия, соблюдая нейтралитет и по чисто патриотическим мотивам, поддержит молодые русские казачьи республики на их территории и, надеюсь,  не даст их в обиду.

- Об этом мы подумаем, - заверил за армию Ветер, - не опровергая ни одного предположения.  - Я думаю, у нас найдутся достаточные меру воздействия для защиты геополитических интересов России в указанном регионе.

- Тогда у меня все, - молодой человек, который все это время стоял, выслушивая ответы, сел на место.

В комнате задвигались стулья. Похоже, для большинства все стало ясно. В этой  атмосфере  расслабленности слова Николая прозвучали явным диссонансом.

- Как это все? - с каким-то отчаянием задал он свой вопрос. - А что с самим Движением, с пришедшим народом, с шахтерскими проблемами? Что, наконец, с Москвой? Это все мы будем решать?  Я также требую заняться поисками Погодина.

Его попытался успокоить Крушин,  которому вопросы очень не понравились. Он попросил остальных гостей сделать маленький перерыв и перекурить, пока они здесь решат свои внутренние проблемы.

- Перестань мутить воду,  Коля,  - дружески похлопал того по  плечу Крушин, -  все  это вопросы второстепенные.  Ты теперь глава Движения, что тебе еще надо?

- Выполнить то, что мы обещали людям.

- Это потом. Сначала борьба за власть.

- Но тогда повторяется все то,  что было раньше, - возмутился Николай, - одни обещания и обманы. И решение своих проблем за счет народа.

- Ах,  вот как ты заговорил, - жестко усмехнулся Крушин. – Начались обвинения. Мы тебя в лидеры выдвинули, а ты... - не докончил и покачал головой президент "Сибинеги".  - Но мы можем тебя и обратно задвинуть, в Совете движения без нашей поддержки ты больше  трех-четырех  голосов не получишь.

- А мне такое лидерство под вашим руководством и не нужно, - вспыхнул Николай. - Что вы сделали с Погодиным? То, что раньше с Кокошиным?

- Говори,  да не заговаривайся, - снял руку с его плеча Крушин, одновременно удалив с лица все остатки дружелюбия.  - Это тебе не шахта, здесь Москва.

- Москва еще потерпит, и не такое видела, - входя в комнату, проговорил Смолин.
– Ну что, решили проблемы?

- Свои-то решили,  а вот шахтерские - нет. Мне здесь делать нечего, - зло ответил Николай и, не прощаясь, направился к выходу.

Пропустив его в дверях, из коридора вошли еще три человека, продолжая начатый там разговор.

- У меня двадцать тысяч дружинников на взводе, чем мне их занимать? - обращался Гога к члену Малого совета.

- Соедините их с КГБ и совместно займитесь Волгой, а там и к Закавказью перейдете.

- Поддержка нам не помешает,  - соглашался моршал,  уже почти влюбленно глядя на говорящего.

Не дожидаясь, пока все сядут и закончат индивидуальные беседы, президент "Сибинеги" огласил последний вопрос: как поступить с Шамилевым?

Хотя и до этого их собрание по-другому чем заговор характеризовать было трудно, все же открыто назвать вещи своим именами никто из присутствующих не пожелал. И прозвучавшее еще в самом начале предложение Реброва о замене президента страны и на этот  раз  осталось  без ответа. Ограничились лишь  рекомендацией вывести Шамилева из Движения и решить там вопрос об укреплении руководства.

- А кто будет президентом и когда,  не суть важно, - заметил, продвигаясь к выходу,  Шурик.  - История покажет и накажет. Главное, чтобы имелся результат.

Близкий рассвет нес новый день и новую историю.  Какой  она  будет, пока никто из них не знал. Или притворялся, что не знает.

Проводив гостей, Крушин попросил Гогу задержаться, с неудовольствием вспомнив о поведении Николая.

                ***

Крестный ход к Кремлю тронулся в полдень с южных монастырей  столицы. Но уже задолго до начала, а некоторые с ночи, люди стали собираться у  ворот. Прослышав  об  осквернении  кремлевских  святынь,   они нескончаемым потоком потянулись сюда с ближайших деревень и окрестностей. Старухи грозили кулаками, а те, кто помоложе, молча ожидали появления святых отцов.

Начинал Даниловский монастырь.  Собрав всех  своих  послушников  во главе с настоятелем,  он организованной колонной тронулся в путь.  Два хора в его рядах, детский и церковный, став в начале и хвосте колонны, затянули каждый  свою мелодию. Дальше беспорядочной гурьбой тронулись пришедшие горожане и сельчане.

На Серпуховской  площади  к  ним  подключились еще три колонны:  от Донского, Новодевичьего и Новоспасского  монастырей.   Не  сортируясь, дальше Ход тронулся в той последовательности,  в какой произошло объединение на площади. Кто хотел попасть в начало процессии, двигавшейся к Кремлю по Большой Ордынке, устремлялись туда же по Малой или по Пятницкой.

Между мостами процессия начала перестраиваться,  чтобы соответствовать всем церковным канонам.  Главные иконы выдвигались вперед и собирались вместе  в надежде,   что с их помощью просьбы о заступничестве будут лучше услышаны Господом. Крестный ход набирал силу.

                ***

Зеленое знамя пророка реяло над Президентским дворцом. А чуть дальше, за кремлевскими стенами склонились в поклоне ему непобедимые воины ислама. Четыреста тысяч  человек  совершали  священный  ритуал в такт пронзительным призывам, доносившимся с башни под  разбитой  рубиновой звездой.

После намаза состоялось выступление нового президента новой России. На этот раз в качестве пьедестала ему служил Мавзолей, который впервые попирала нога мусульманского захватчика.

- Аллах  акбар!  Аллах акбар!  - начали скандировать распрямившиеся воины, потрясая в руках оружием.  - Яалла!  - звуковым туманом  висело над Красной площадью  от  дополнительных  сотен  тысяч голосов других участников Движения.

Шамилев поднял обе руки вверх, одновременно запрокинув голову. Так, глядя в небо,  он неподвижно простоял две минуты,  говоря  с  богом  и внутренне готовясь к разговору с народом.  Наконец,  настроившись,  он медленно опустил руки и приблизился к краю трибуны.  Людское море  понемногу затихало, изредка вспениваясь возгласами "акбар...".

- Дорогие солдаты и братья, народ мусульманский, - торжественно начал Шамилев. - То, что вы сотворили для России, не имеет названия. Нет таких слов благодарностей и восхвалений, которые оказались бы достойны вас. Более  пятисот лет Россия была отторгнута от истинной веры и вырвана из числа богом отмеченных стран. Когда-то,  на заре цивилизации, мы создали  эту страну,  дали ей свои законы,  свое имя и свои обычаи.

Даже сейчас в каждом втором жителе страны течет наша кровь.  Но темные силы Запада,  предводимые служителями ада, отняли у нас родину, оттеснив на берега Волги и лишили единства. Даже Москва стала языческой.

Гнетущая тишина  повисла над площадью.  Да,  именно так все и было, верили люди. Всегда татарские ханы правили Русью, разбитой на улусы, а не на чужеродные губернии.  И пришлые славяне являлись только рабами и наемными воинами в той легендарной стране.

- Теперь с помощью аллаха, все это позади, - продолжил президент, - и каждый может не боясь  считать  себя  православным  мусульманином  и праправнуком пророка.  В России больше нет нужды скрывать свою подлинную национальность. Поверьте мне,  совсем скоро каждый здесь  с  гордостью прочтет в своем паспорте, что он татарин,  монгол, чуваш, башкир, ногаец  или калмык.  И когда мы и десятки других истинно  русских народов опять станем братьями,  опять почувствуем в себе, как сейчас, силу, нам  не станет равных ни в Европе,  ни в  Азии.   Нам  покорится весь...

Последние слова, не дослушанные, утонули в реве возбужденной толпы, большинство которой до сих пор и не знало,  что они такая великая  нация. А Шамилев  про-должал бросать зажигательные слова истомившимся по величию людям.

- ...   заветы  наших  великих предков...  Казань вновь обрела свою младшую сестру Москву...

На слове "Москва" Шамилев чуть покачнулся, попытавшись для звучности набрать побольше воздуха в легкие.  Но не получилось.  Одновременно три снайперские пули:  с крыши ГУМа, здания Исторического музея и дома за Покровским собором врезались в сердце, глаз и ухо оракула.
 
Окружающие не сразу сообразили, что пьянящий глоток воздуха оказался для Президента последним.  Но когда поняли, дикий вой и крики негодования разнеслись над площадью.

- Отомстить гяурам!  Смерть русским собакам! - неслось со всех сторон.

Массовый народный гнев требовал немедленного выхода.  Это прекрасно понимали сподвижники Шамилева.  Иначе он мог перекинуться на тех,  кто не смог уберечь вождя,  то есть на них. Человек, одетый в национальную одежду, быстро подошел к микрофону и прокричал в него, натурально вписываясь в рев толпы:

- Ему не дали осуществить то, о чем он мечтал!
- Не дали! Не дали! - подтвердила новым взрывом возгласов толпа.
- Но зато мы знаем, что он хотел дать нам.
- Знаем! Знаем! - раскачиваясь, как многотысячеголовая кобра, подтвердила толпа.

- Хотел же он бросить Москву к вашим ногам, как не-огда наши предки бросали ее к копытам своих лошадей!

- Хотел! Хотел! - подчинялась толпа.

- Хотел отдать Москву на день,  чтобы вы набросили на нее ярмо смирения. Но этого мало. Мы отдаем ее вам на неделю!

- Мало! Мало! - не могла остановиться толпа.
- На месяц?
- Мало! Мало! - уже хрипел народ на площади.
- Мало?  Тогда газават! Священная война неверным за убийство нашего вождя!

- Газават!  Газават! Священная война! - размахивая в воздухе поднятым с брусчатки оружием, толпа начала разворачиваться, готовясь к кровавому культовому ритуалу.

Находившийся в  двух километрах отсюда и все слышавший по рации человек на Арбатской площади облегченно вздохнул. "Теперь цивилизованный мир нас ни в чем не упрекнет,  - подумал он, - они первые объявили нам войну".

- Михалыч,  можно начинать! - приказал он в другой передатчик, сменив прежний. - Объявляю операцию "Газават".

Стоящий за Красной площадью на Никольской Михалыч продублировал команду дальше.  И тут же со всех возвышений,  даже с кремлевских стен и башен ударили свинцовым дождем пулеметы в  беснующуюся внизу толпу.

Враз сменив один инстинкт, убивать, на другой, спасаться, толпа попыталась броситься врассыпную.  Но огромное количество людей в замкнутом пространстве не смогло выполнить такой вроде  бы  простой  маневр. Тогда народ, уже частично побросавший оружие, бросился ко всем выходам с Красной площади:  Кремлевскому и Воскресенскому проездам, Васильевскому спуску, Никольской и Ильинке, в Спасские ворота.

В это же мгновение над Москвой  возобновился  неожиданный  утренний гром, опять  случившийся на фоне безоблачного солнечного неба.  Многие тогда даже восприняли его как предзнаменование.  Одни - как предзнаменование грядущих бед, другие - как последнее предупреждение неверным.

На этот раз правы оказались вторые.  Грохоча и перекрывая крики,  а заодно и  выходы с площади,  к ней со всех сторон начали подтягиваться танки, двинутые на столицу с Подмосковья еще ранним утром.   Столкнувшись с толпой, они не остановились, а лишь еще больше сомкнулись между собой, подключив  вдобавок к грому двигателей орудийно-пулеметные молнии.

Толпа, не в силах сдержать этот напор, подалась назад, хотя суммарный вес ее  почти в три раза превышал массу двухсот танков.  Не сумев этим воспользоваться, она развернулась и рванулась на стены.   Однако уже с  пятнадцатого века,  иногда, правда,  поддаваясь другим,  татаро-монгольское давление кремлевские стены научились выдерживать.

Как урожай погибает под градом,  а колосья валятся и больше не поднимаются после  пятнадцатиминутного смерча, так и гордые люди не смогли устоять  на  ногах под пулевым дождем.  Еще недавно единая в своем порыве толпа теперь неравными кучками распласталась  по  серому  камню площади.

Если бы контролировавший сверху ход баталии  вертолетчик  интересовался спорными вопросами русской истории, ему сразу бы пришла в голову аналогия с той, давней, Куликовской битвой, которая по новейшим данным проходила не  между Волгой и Доном,  а чуть ли не в центре сегодняшней Москвы, в районе Славянской площади,  где в память этого  до  сих  пор стоит церковь Всех Святых на Кулишках,  измененное название которой за много веков породило и ошибку в географическом место-положении той давней битвы.   

А  увидевшие сверху батальные сцены историки перестали бы спорить о происхождении названия Красной площади,  ошибочно выводя его из устаревшего выражения "красивая". Цвет залившей ее крови лучше всяких диспутов убедил бы их, что и в старой Руси кровь имела тот же оттенок, ничуть не более красивый, чем нынешний.

Ни один человек не остался стоять на площади.  Все склонили  головы перед другим,  более сильным и справедливым богом,  какому они посмели необдуманно объявить священную войну. От этой же необдуманности  питерских моряков  как  раз сейчас начали склонять головы мусульмане Казанского вокзала и других районов столицы. 

Впрочем,   как  мусульмане всей Руси,  на территории которой вступила в действие широкомасштабная операция-драма "Газават",  первыми актами которой явились объяснение с иноверцами на Красной площади и одновременное вступление казаков в Казань.

                ***

Пройдя Москворецкий мост,  Крестный ход вышел на  Красную  площадь. Объединенный хор затянул жалобную песню-просьбу к Христу,   настоятели повыше подняли чудотворные иконы,  истовее закрестились монахи,  глядя на Василия Блаженного.

  Предчувствуя беду, не так как раньше напирал и простой люд, последние из которого еще не перешли сзади Чугунный и Малый мосты.

Танки армии уже уползли с площади,  сумев разровнять гусеницами  ее поверхность. Получив  приказ,  ушли и пулеметчики,  унося с собой скорострельные дождевальные  машины,   обильно полившие смертью маленький пятачок земли.  Еще раньше, но уже без всякого приказа, исчезли с крыш и неизвестные снайперы, так помогшие армии сделать правильный выбор.

Крестный ход об этом ничего не знал. Увидев убиенные тела, патриарх во главе колонны сам начал читать молитву. Слова "... и отпадет голова гиены огненной..." оказались сказаны как раз тогда, когда он поравнялся с Лобным местом. Сам пораженный таким совпадением, патриарх остановился.

И вот только тут, по зелени знамен, плавающих в красном, он понял, что произошло нечто ужасное,  но в то же время  радостное.   Бог услышал их молитвы!

Повинуясь внутреннему порыву и поддерживаемый под руки двумя митрополитами, он взошел  на небольшое круглое возвышение.

- Господь  услышал нас!  - неожиданно мощным голосом,  которого уже десяток лет не слышали даже близкие,  обратился  он  к  остановившейся процессии. - Молитесь,  молитесь еще сильнее! Но теперь не просите, а благодарите господа за содеянное. Великую радость явил он нам, показав заботу о детях своих. Я преклоняюсь пред тобой, о господи!

Теперь и  остальные стали понимать показавшиеся вначале бессмысленными и даже кощунственными слова патриарха. Светлыми и чистыми голосами хор запел "Славься!".  Многие упали на колени,  кто воздевая руки к небу, кто опустив очи к долу. Пока еще непонятное им самим оживление и ожидание хорошего охватило задние ряды.

Но вот вовремя услышанное слово "чудо!" коснулось ушей сначала  одного, затем  другого верующего и лавиной покатилось по всему Крестному ходу.

- Чудо! Чудо! Господь явил нам чудо! - повторяли задние, еще ничего не видя,  но уже всему поверив. Да и как не поверить в то, чего ждешь, чего желаешь всем сердцем.

Подняв глаза на небосвод, патриарх умиленным взглядом обвел его голубизну. Но тут взор его,  как магнитом, притянуло к себе огромное зеленое полотнище, реявшее на ветру над Президентским дворцом. Следя за патриархом, и другие головы повернулись в том же направлении.

На высокой ноте хор оборвал пение,  пораженный видом внезапно застывших с изменившимися лицами святых отцов церкви. И тут,  не выдержав взглядов, знамя резко дернулось, древко переломилось и зеленое полотнище,  бессильно хлопая концами, сверглось вниз. Тут же на его место водворился знакомый российский стяг.

- Чудо!  - сначала прошептал, а затем повторно выкрикнул уже и патриарх, обводя взглядом притихший народ. - Возрадуемся, братья!

Эх, веселие Руси - пити.



                Глава сорок четвертая


Только Москва избавилась от татар, как объявилась новая беда - бандитизм. Тысячи, а может быт десятки тысяч уголовников собрала столица. Да и те, кто раньше только присматривался к этой профессии, но опасался наказания, теперь достаточно успешно стали осваивать ее.

Если двадцать крепостных крестьян в старину кормили феодала,  а еще раньше сорок рабов - господина,  то несколько десятков миллионов москвичей совместно  с при-городом вполне смогли бы дать средства к существованию как минимум нескольким сотням тысяч бандитов. Чем те и не преминули воспользоваться в условиях безвластия.

Особый ужас на горожан наводил Мишутка.  Бросив бордельное ремесло, вернее, сделав  его одним из филиалов,  сам он целиком переключился на грабежи. Вспомнив старые традиции, его люди на местах преступлений начали оставлять визитные карточки с его именем.

Без всяких указов, за час до наступления темноты в городе стихийным образом вводился  комендантский  час.  Страх оказался настолько велик, что бандитам зачастую даже  приходилось  конкурировать  за  отдельного подвыпившего прохожего или заболтавшуюся в гостях женщину. Дачники выезжали на дачи для сбора урожая, объединяясь домами и улицами, пользуясь одной и той же электричкой. В качестве оружия при них теперь всегда находилась лопата или коса,  которые приходилось таскать лишним, но обязательным грузом.

Вечером, заперев и забаррикадировав двери и окна, семьи усаживались за телевизор.  Одни с ужасом,  а другие, которых оказалось не так-то и мало, с живым нетерпением.  Основой программ стала криминальная хроника. Творческие бригады телевизионщиков, которых бандиты по неписанному закону не трогали, старались максимально подробно и натурально донести события, от которых зачастую волосы на голове вставали дыбом.

Затем, чтобы еще оживить репертуар,  в сетку программ начали вставлять и художественные быстроклепанные фильмы о похождениях Мишутки и даже запустили несколько сериалов.  В одном из них он вместе с товарищами по   банде за четырнадцать серий изнасиловал более сорока женщин, начиная от семи и кончая девяносто тремя годами. В другом каждая серия заканчивалась тотальным уничтожением жителей  одного дома или целой улицы.

Такая телевизионная политика вскоре принесла свои результаты.  Попривыкнув и поняв, что это как лассо в стаде, как молния в степи - кому повезет -  народ начал нарушать комендантский час и заметно меньше жалеть свои и чужие жизни.
В этом хаосе и безумии вседозволенности каждый район,  улица и дом столицы выживал по-своему.

Центр вместе с Кремлем взяла под свой контроль армия.  Здесь если что и происходило,  то об этом никто и никогда не узнавал. Уличным патрулям было дано разрешение стрелять в бандитов. Кого они расстреливали на самом деле, а такое случалось частенько, одному богу известно. Но хоть какой, порядок в центре поддерживался.
 
Попытались организоваться и крупные предприятия.  "ЗиЛ", "Москвич", "МИГ", станкостроительные гиганты и военизированные заводы,  где работало много мужчин,  в десятки раз увеличили охрану и на своих площадях стали производить кто какое мог оружие. Те, кто жил далеко, перевозили семьи на заводы и размещали их по пустующим цехам.

Богатые столичные районы,  куда в первую очередь относились те, где располагались банки, иностранные офисы, международные центры и посольства, а также спальные застройки номенклатуры,  поступали  по-другому. Они организованно собирали деньги с каждого юридического и физического лица, на которые затем нанимали охранников  и  личных  сопровождающих. Такой работой  оказалась занята почти половина бывшей московской милиции и опять же армейские части.

Ну, а остальные вертелись как могли. В таких условиях котинский комитет превратился в основной филиал МУРа,  ведь теперь бандиты ни  при каких условиях  не  сдавались  и  взять их можно было только с помощью оружия. Подразделения спецчастей "Каппа" и "Зет" оказались  задействованы на все сто процентов.

Один раз, вызванные на квартиру ребенком, которого бандиты оставили без присмотра,  пока разбирались с родителями, спецназовцы столкнулись с жестким автоматным отпором.  Щадя жителей, пришлось гранаты оставить и выбивать  налетчиков  прицельными выстрелами с деревьев и противоположного дома.

 Результат оказался плачевный - от случайной пули  взорвался весь дом,  похоронив под обломками вместе с бандитами и жильцов. Кто мог знать, что из-за отключения централизованной подачи газа жильцы перешли на баллонную систему его доставки. 

В другой раз, на базаре, сами бандиты, увидев закамуфлированных "спецов", забросали заполненную народом территорию рынка гранатами, убив десятки людей и вызвав страшнейшую панику, зато обезопасив себя от преследования.

Такие случаи  с  большим  количеством жертв случались не часто,  но случались. Незаконное владение оружием и не могло  привести  к  другим результатам. Но восстановить расшатанный Закон никак не получалось. Недолгое правление Шамилева его заметно подточило.

Уволив почти всю старую администрацию и правительство, новых он назначить не успел. Те же, кто остались, в такой обстановке поспешили уйти добровольно, правильно посчитав, что дороже жизни им никто ничего предложить не сможет.
 
Причем старые аппаратчики не просто уходили с работы. Прекрасно понимая, какие времена настают, они уносили с собой с прежних мест работы кто что мог, верно соображая, что все спишется на татар и бандитов. Уносили не   только мебель, телефоны и оргтехнику.  Вспоминая Ильфа и Петрова, вывозили картотеки, досье и другие документы, так необходимые нам, русским,    которых без государственно заверенных справок никто и нигде даже выслушать не захочет.

Первыми в таких условиях попытались перестроиться московские бандиты. Чтобы противостоять Мишутке и пришлым,  они  избрали  коалиционное воровское правительство Москвы.  Для такого правительства был даже выкуплен в аренду дом в центре города,  на что военные  с  удовольствием пошли, так как предлагались наличные.

Но все,  чего смогли добиться объединившись московские воры  -  это контроль над областью и пригородами.  Даже Люберцы, Балашиха, Мытищи и Химки, выделив и объединив свои вооруженные формирования,   не  смогли больше чем  на  пару  километров  продвинуться  на территорию столицы. Пришлось довольствоваться тем,  что хотя бы Кунцево,  Царицыно и Текстильщики внутри города оставались под их контролем.

Конечно, сам Мишутка вряд ли выстоял бы против объединенных сил. Но ему на помощь из-под Казани Гога прислал своих дружинников. Регулярные бандитские части победили временно собранное воровское войско Москвы в вооруженном столкновении,  длившемся два дня в районе Черемушек. 

Даже Ленинский проспект и Варшавское шоссе попали в зону конфликта. Метро в эти дни не работало,  зато все окрестные заведения под красным крестом пользовались повышенным спросом.

На неделю  ситуация стабилизировалась.  Но главный бич - отсутствие денег на зарплату - нарушил и это шаткое равновесие.  Как раньше руководство, начали отказываться работать "за так" жилищные и эксплуатационные службы,  предприятия пищевых отраслей, диспетчера. Даже торговля в таких стрессовых обстоятельствах не могла гарантировать,  что сегодняшний барыш завтра не перейдет в чужой карман.

Только транспортники  пока  выживали  за счет того,  что догадались свои штаты контролеров заполнить уголовниками. Такой контролер с любым безбилетником, будь то старуха или школьник с занятий, разбирался прямо на месте. Если хотелось, то с помощью кастета или ножа.

Последнее, что успели на этом этапе городские власти,  так это запретить показ по телевидению фильмов про Мишутку, так как тот в последнее время явно стал дейтвовать в жизни по их сценариям,  выдохнувшись придумывать свои.

Стандартной картиной  на улицах города стали сцены нападения голодных солдат на прохожих, предупредительных забастовок с отключением воды, света и газа, грубых вымогательств милиции у владельцев автотранспорта и другой ценной личной собственности.

Задержанные как-то спецами "Зет" налетчики  на склад иностранной компании все поголовно оказались с подлинными удостоверениями КГБ, МВД и армии. Их, как своих, отпустили, но никому лучше от этого не стало.

                ***

Как-то вечером Ру-Ань позвонил Чижику и сообщил,  что его собственных сил для охраны борделя уже не хватает и он вынужден  просить  того найти дополнительные.  Пришлось ехать туда, взяв с собой Максима и Димадона, так как в одиночку перемещаться по пригородам даже  с  оружием было крайне опасно.

Увидев лишь троих, старик вместо радости, столь привычной для внешнего вида китайца, явно огорчился. Тем не менее он провел их в комнату и предложил обычное для этого заведения угощение: русскую водку с копченой колбасой,  восточные лакомства и сигареты с наркотиками.  Только выждав, когда они выпили по первой, он заговорил о деле.

- Толя, вас троих не хватит. Это не те времена, когда вы пистолетами уложили на пол десяток молодчиков с дубинками.  Ко мне приезжают на танках, а заходя в дом,  в машинах оставляют ящики с гранатами. Я держался до сих пор потому,  что каждому обещал долю.  Но время  обещаний прошло. Все, и к сожалению сразу, хотят иметь результат.

- Сколько же тебе надо, Ру? - поинтересовался Чижик.

- Я думаю,  человек сто. Или пятьдесят, если с тяжелым вооружением. Лишними никто не будет.  Лучше мы тогда расширим дело,  чем  останемся без ничего.

- Так может тебе попросить моего начальника,  - здесь Чижик показал на Донскова, - привести сюда весь Комитет во главе с полковником? Тогда ты успокоишься?

- Тогда я стану спокойным, - вполне серьезно принял предложение РуАнь. - Вы можете для них занять соседний дом.  А я обещаю  их  кормить три раза в день и оборудовать там комнату для свиданий с женщинами.  И самих женщин выделю.  Вот только платить такому количеству пока не могу. Но когда расширимся, то и это выполню.

Чижик переглянулся с Максимом.  Затем они вместе выжидательно уставились на Димадона. Предложение получалось очень даже неплохим. Не получая жалования,  людям полковника все равно оставалось в  перспективе только грабить. А с сытыми желудками можно было и малЕнько повременить с этим.

Попросив Ру-Аня немного подождать, они тут же отправились обратно в город. Котин,  не став долго расспрашивать и выспрашивать,  неожиданно быстро согласился. Держать под рукой и посылать на задания людей даже без кормежки являлось занятием не из приятных.

- Чтобы не разбрасываться, переведем туда сразу весь комитет, - решил полковник.  - Вместе с группами. Там как раз в обеих ровно сто человек и наберется. Для бронетранспортеров площадки есть?

- Имеются, Юрий Борисович, - довольный Чижик влез не по рангу, опередив ответ капитана. - А выселим пару частников, то и вертолеты будет где принимать.

- Тогда решено. Поезжайте к вашему китайцу и сообщите, что я согласен. Даже без женщин.  Хотя нет,  молодым ребятам они лишними не покажутся, - тут же поправился он. - Скажу, что пока вместо зарплаты.

За три дня весь комитет переселился в большое пустое здание,  стоящее рядом с борделем.  А еще через два дня бойцы уже возвращались сюда как в дом родной.

Следующая неделя заметно изменила окружающий пейзаж вокруг борделя. К брошенным домам в окрестностях добавился десяток  сгоревших  танков, два грузовика  с  пушками на прицепе и несколько брошенных бронетранспортеров. И все как результат  трех  атак,   предпринятых  кредиторами Ру-Аня.

Особенно внушительной выглядела последняя танковая атака.  Но здесь все решили вертолеты.  Экипажи бронеходок оказались совершенно не подготовленными для боя с воздушными штурмовиками, к тому же вооруженными ракетами. Никто  из танкистов даже не воспользовался зенитными пулеметами, имевшимися на каждой машине. Впрочем, внутри танков в тот момент могли находиться совсем и не танкисты.

Первым результатом победы стал укоренившийся в Москве слух  о  бесчисленном количестве кэгэбэшников, выбравших этот район себе в качестве места отдыха и каждый день уничтожающих по банде,  чтобы  доставить удовольствие своим дамам.  Ко второму результату можно отнести переезд в безопасное место жены Котина и семей некоторых офицеров.

Вскоре к  ним  присоединилась  Лариса,  которую уговорил Максим,  и семья Погодина, которой просто не на что стало жить в городе, находясь вне Движения. Сидеть на шее Донскова, по сути чужого человека, они отказывались, а  уехать из Москвы не могли,  не разузнав о сыне.  С ними вместе переселилась и Катя, по-настоящему подружившись с Леной.

Что касается капитана, то для него неожиданностью оказалось появление на их территории Сукина.  Подозрительно, что опять, как когда-то в Кемерово, случайные встречи с ним стали чересчур часты.  На вопрос  об этом в лоб, Олег усмехнулся.

- От меня это и тогда не зависело,  и сейчас,  - откровенно ответил он. - Видно, зоны наших интересов или, как еще говорят, линий жизни, у нас тесно переплетены.  Ведь я только с Казани,  приехал не в ваше управление, а  сюда,  куда мне было сказано.  И первым встретил тебя. Ну как тут оправдываться?

- Ладно,  не надо,  - согласился Димадон.  - Это я так, к слову. Ты все еще ценный агент полковника?  Только учти,  у нас денег больше  не платят. Кончился золотой запас.

- В одном месте кончается,  в другом начинается, - мудро высказался Сукин. - Нет, с вами я пока завязал. Просто пакет передал.

- От того кто платит?

- Верно. От главного атамана казачьих войск. У них сейчас там денег вдосталь. И еще задание получил взять Гогу,  хотя он там нашим союзником считается и чуть ли не личным агентом Стаина.

- Потом обратно на Волгу? Что там?

- На нее, родимую. А что там, не поймешь. Как у классика: смешались в кучу кони,  люди и залпы тысячи орудий слились в протяжный вой.  Неразбериха. Все стреляют друг в друга.

Попрощавшись, они разошлись.  Но уже через пару часов, зайдя навестить Погодиных,  Донсков опять столкнулся с Сукиным, на этот раз у самых дверей.

- Что, опять привет с Волги? - не смог скрыть насмешки Дима. - Ну и быстро же ты туда-сюда мотаешься. Видно атаман хорошо платит.

- Нет,  - на этот раз Сукин выглядел явно смущенно. - Хотел уехать, да вот решил навестить.

- Не меня ли? - полюбопытствовал Димадон, опять подозрительно глядя на Олега.
Сукин замялся.

- Ну, смелее, вот я, - поторопил его капитан.

- Катю, - выдавил Сукин.

- Кого, Катюшу? Ты же говорил, что ко всем женщинам относишься одинаково. А что до спецуслуг, то тут напротив их предостаточно.

- Говорил, не отказываюсь, - тяжело вздохнул Сукин, - но не получилось. Захотелось  снова ее увидеть.  Друзей у меня больше не осталось. Ты и то волком смотришь.

Теперь пришла очередь смутиться капитану, самому не раз бывавшему в таком состоянии духа.

- Извини, бдительность.

После этого Донсков дал себе слово больше не  удивляться  случайным встречам с Сукиным,  где бы они не происходили.  Ведь разведчик, как и спортсмен, просто обязан верить в судьбу.

А судьба продолжала подбрасывать свои сюрпризы. Еще более неожиданным оказалось появление в их общежитии Зои. Произошло это так. Полковник вызвал капитана.

- Звонили Зоя. Что-то у нее там произошло экстраординарное. Впервые без шуточек. Просила, чтобы вечером обязательно подъехал ты или Чижик. Затем заплакала и бросила трубку.  Какое отношение к вам  обоим  имеет Чижик, я не понимаю. На всякий случай поезжайте оба и лучше прямо сейчас. Только  будьте осторожны. Чем-то мне эта просьба очень не нравится.

Донсков вполне  мог  справиться один с таким поручением.  Но приказ полковника он выполнил и,  найдя Толю,  сообщил тому о срочной просьбе Зои. Они тотчас выехали.

Минут десять заняла подходящая парковка машины.  Эта обычная операция в Москве теперь стала настоящим искусством ввиду того, что грабежи и угоны автомобилей сделались также привычны, как толчок в спину в переполненном трамвае.

Машины прятали в подворотнях,  втискивали между другими так,  что потом сами хозяева не могли  выбраться  со  стоянки, привязывали к водосточным трубам и решеткам канализации, оснащали всевозможными противоугонными устройствами, по большей части самодельными и ненадежными.

Такой самоделкой воспользовался и капитан.  Укрыв машину от  посторонних взглядов  в  ближайшем  дворе,  он достал из багажника амбарную цепь с толщиной звена не менее сантиметра, обмотал ею  задний  мост  и близлежащее дерево потолще, а затем замкнул на еще более массивный навесной замок. Основной упор делался на лень пресыщенных угонщиков и на то, что не каждый из них станет носить с собой ножовку по металлу.

Поднявшись на четвертый этаж к Зоиной квартире и вспомнив предостережение полковника, они несколько минут прислушивались. В квартире явно кто-то находился.  Чижик хотел позвонить, но капитан перехватил его руку и полез в карман за ключом, который когда-то дала ему Зоя. Сделав два оборота,  он без скрипа приоткрыл дверь и также  тихо  вошел  вовнутрь, сделав приглашающий жест Толе.

В коридоре прямо на трюмо они увидели две мужские куртки,  небрежно брошенные на  отполированную  поверхность.   Здесь  же,  около входа в спальню, зачем-то стоял стул из гарнитура,  делая неудобным  подход  к двери. Звуки  же доносились из большой комнаты,  расположенной ближе к кухне.

Дима сделал несколько шагов в том направлении. Затем осторожно заглянул в щелку чуть приоткрытой двери.  То, что он увидел, очень ему не понравилось. Опираясь руками о низкое кресло,  Зоя удовлетворяла сразу обоих мужчин.

Первым желанием капитана было тут же ворваться в комнату и вышибить им мозги.  Но это ведь была свободная и ничего не обещавшая Зоя, которая их приглашала только вечером,  но никак не днем. Совладев с собой, он чуть отодвинулся от двери, предоставив Чижику возможность просунуть туда свою голову. Для Толи, однако, картина не явилась столь неожиданной и шокирующей.

Поэтому он только сделал жест, показывая на выходную дверь и  предлагая так же тихонько удалиться.  Но какое-то болезненное упрямство и чисто мужская ущемленность заставили  капитана  отказаться от приглашения.

Тут из комнаты раздался мучительный стон, очень по-ожий на тот, который он неоднократно слышал. Одновременно притягиваемый и отталкиваемый щелью в дверях, Димадон опять оказался около нее. Мужчины, похоже, закончив одну фазу физической любви, переходили ко второй, неторопливо меняясь местами.  Стоя все в том же вызывающем сексуальном  положении, Зоя опять застонала и сделала попытку разогнуться,  но снова вернулась в прежнюю стойку.

Здесь капитану  показалось,   что  при  этой попытке руки ее как бы приклеились к ажурно выточенным ручкам кресла. Когда же он присмотрелся, то его как током ударило.  Руки Зои были привязаны к ним!  Это мог быть и мазохизм, но уже в следующем стоне он четко уловил свое имя. Не в силах бороться с сомнениями, он резко отворил дверь.

Первый мужчина тут же выскользнул из-под девушки,  а второй  так  и остался недоуменно стоять сзади,  плотно прижимаясь и сильнее сжав руками ее голые бедра. Сама Зоя лишь повела на него отрешенным взглядом из-под высоко поднятых плеч и без чувств рухнула на пол,  оставив руки на кресле и успев прошептать: «помоги, Дима».

Этих простых слов оказалось чересчур много для капитана. Оказывается, его подругу насиловали два негодяя,  а он,  подсматривая,  стоял в шаге от  нее,   не делая даже попытки помочь ей.  С бешенной злобой он рванулся ко все еще стоявшему в согнутой позе мужчине и ударом кулака в висок замертво свалил того на пол.

Второй, с широко раскрытыми от ужаса глазами,  прикрывая естество,  пытался заползти под батарею отопления, чуть отступавшую от стены. Легко сбросив с себя вцепившегося сзади Чижика,  Донсков с размаху поставил каблук ботинка  на  шевелящийся лоб. После  этого голова как-то ужалась и сама закатилась под батарею, уже никогда не узнав, что дальше сталось с еще живым телом.

Поняв, что  капитана  не остановить,  Чижик поспешил развязать руки Зое. Затем перенес и положил ее на кровать,  бережно накрыв валявшимся на полу платьем.

- Вы закрыли дверь? - вдруг вскочила с кровати Зоя и, сбросив прикрывавшую наготу накидку, бросилась к входной двери. - Они могут зайти!

Испугавшись за ее рассудок и для достоверности бросив взгляд на неподвижные тела,   Дима с Толей метнулись в коридор.  Причем Толя опять держал в руках платье.

Однако, как быстро рассказала Зоя,  переодевшись и сидя за столом с фужером водки,  все оказалось совсем не так.  Четыре дня назад  ее  на улице схватили какие-то люди и силой доставили в собственную квартиру, пригрозив, что найдут ее где угодно и убьют,  если она кому-либо  хоть заикнется об этом. Затем один из них изнасиловал ее и они ушли.

Испугавшись угрозы,  она никому не сообщила об этом.  Но на  завтра поздно ночью те же люди снова оказались у нее.  На этот раз ее насиловал другой.  И так четыре ночи подряд.  А сегодня утром они пришли вне расписания и приказали позвонить капитану, причем назвав правильно его фамилию.

Она хотела отказаться, но щелкнувшее лезвие ножа сделало свое дело. Все что она смогла, это еще зачем-то ляпнуть о Чижике. После чего те ушли, на этот раз оставив сторожить двоих молодых парней, приказав тем  ее не трогать.  Но они смогли выдержать приказ только час и с тех пор насиловали ее.

Повернувшись к молчавшему Донскову, Толя поинтересовался:

- Что делать-то будем?

- Останемся до вечера, - проверяя наличие патронов к пистолету, решительно отозвался капитан.

Вечер ничего нового не принес. То ли их засекли, то ли парни должны были еще что-то передать, только ни вечером, ни ночью никто в квартиру не явился.   Поэтому утром Зою отвезли к Ру-Аню,  где она и осталась в уже знакомой ей комнате.



                Глава сорок пятая


То, что  произошло с Зоей,  для нынешней Москвы не являлось чем-то особенным. Уголовные элементы целенаправленно отслеживали  красивейших женщин столицы. Чаще из-за личных низменных желаний, иногда - по заказу. Но последний звонок Зои Котину говорил,  что в  данном  случае  ей просто не повезло и не она являлась объектом охоты.  Этим объектом был Донсков.

Чтобы проверить версию,  на квартире Зои решили сделать засаду. Так как Чижику срочно требовалось заняться делами борделя,  Димадон поехал туда с Максимом. Высадив того за несколько кварталов до Зоиного дома, дальше он поехал один.
Оставив машину  под окнами,  Донсков,  не таясь,  зашел в подъезд и долго поднимался по лестнице,  чтобы как можно больше людей его увидело. Также долго возился с ключом и вытирал ноги о коврик. Внутри включил погромче телевизор и удобно устроился на диване.

Через некоторое  время  условный  стук в дверь показал,  что пришел Максим. Впустив товарища и на всякий случай подождав еще на  коридоре, чтобы убедиться в отсутствии слежки за ним,  Дима обратно плюхнулся на диван, предоставив  Максиму самому устраиваться в соседней  комнате  с зашторенными окнами,  где ему предстояло безвылазно провести последующие дни.

Первая ночь прошла спокойно,  их никто не побеспокоил. Однако выйдя утром во двор,  Донсков обнаружил,  что его машину кто-то пытался  угнать. Наполовину  перепиленное  звено толстой цепи красноречиво свидетельствовало об этом.  Подняв шум,  он начал дальше исследовать  цепь, осторожно осматриваясь вокруг.

Вскоре кучка специалистов-любителей собралась вокруг него,  сочувствуя и помогая советами.  Некоторые советовали взять цепь потолще,  но большинство сходилось на том, что машину все равно украдут, раз на нее положили глаз.   Это капитана никак не устраивало,  хоть машина и была казенной. Другой можно было и не получить, тем более такой.

Один совет все же ему понравился и,  заплатив за отработанные свечи как за новые,  он поставил две в двигатель,  целые же переложив в карман. Дополнительно завязав узел на пропиленном звене, восстановил и целостность цепи. Но одну ночь должно было еще хватить.

После скудного обеда из банки тушенки с кружкой чая они решили немного соснуть, чтобы сохранить бодрость на ночь. Но в четыре часа обоих разбудил требовательный  звонок в дверь.  Успев натянуть только носки, Максим приготовился в своей комнате, а Донсков пошел открывать.

На пороге стоял крепкий мужчина с покрытым оспинами лицом. Элегантный коричневый плащ на нем никак не  гармонировал  с  раздутым  черным саквояжем, находящимся  в левой руке.  Увидев открывающуюся дверь,  он тут же сунул руку за отворот плаща.  То же,  только  гораздо  быстрее, проделал капитан, прикрываясь полуоткрытой дверью. Но вместо ожидаемого  пистолета в руках  мужчины  оказался  большой потертый лист бумаги, заполненный напечатанными в столбик фамилиями.

- Здесь живет гражданка...,  - забыв фамилию, он попытался прочесть ее с бумажки, но тут же чертыхнулся и опять полез в карман.

В свою очередь капитан крепче сжал рукоять пистолета.  На этот  раз мужчина вынул красивый кожаный футляр и достал из него очки. Только он поднес их к лицу, как вспомнил фамилию и со вздохом начал их прятать в футляр. Фамилия оказалась Зоина.

- Да,  это квартира Зои Васильевны,  - подтвердил Донсков,  все еще ожидая провокации.

- Тогда разрешите зайти, ей передача, - нажав плечом дверь, мужчина ступил одной ногой за порог.

Применив известный прием,  Донсков не стал удерживать дверь, а наоборот, сам  распахнул ее пошире,  из-за чего мужчина по инерции быстро продвинулся вперед, а Дима оказался за его спиной с пистолетом, упирающимся тому между лопаток.
Однако мужчина отреагировал на это прикосновение  лишь  вопросом  о том, как пройти на кухню.

- Налево и прямо,  - несколько сбитый с толку необычным  поведением визитера, вынужден  был  сообщить капитан,  на всякий случай не только прикрывая дверь, но и защелкивая ее на цепочку.

- А где сама хозяйка?  - поинтересовался гость, проходя на кухню. - Вы ее муж?

- Муж, муж, - ответил утвердительно капитан, что не так уж и сильно расходилось с действительностью. - По магазинам за продуктами пошла.

- Ну и зря,  - почему-то обрадовался визитер.  - сегодня могла и не ходить.

- Это почему же? - не понял капитан.

- Так я же паек принес,  - как непонятливому ребенку пояснил мужчина. - Вы что, не догадались?

- Нет, - искренне ответил Дима, но тут же спохватился и поправился. - Сами понимаете, такое на улице делается, что здесь и не то забудешь.

- Это верно,  - не стал спорить мужчина. - Но наша служба еще действует.

Он поставил  саквояж  на  стол  и начал доставать из него баночки с черной и красной икрой,  крабов, лосося, сайры. Затем пошли кофе, конфеты, еще какие-то коробки. И напоследок две бутылки шампанского и бутылка коньяка.  Вынув все, мужчина аккуратно закрыл саквояж и взял его в реку.

- Рыбный день получился,  - пошутил он, указывая на полтора десятка банок рыбных консервов.  Вы уж изви-ите, я здесь не при чем. Что дали, то и разношу. Проверять будете?

Сказав это, он полез во внутренний карман. Не теряющий бдительности Донсков опять ухватился сзади за пистолет. Но это оказался тот же список, только  на этот раз повернутый другой стороной,  на которой находился перечень заказа.

- Вот, - начал он, тыкая по очереди в банку и в список, - икра зернистая красная, две штуки...

- Не  надо,   -  перебил  Димадон,  поняв,  что перечисление займет довольно много времени, - ведь это же не в первый раз.

- Конечно,  - мужчина, казалось, был польщен доверием. - Я, правда, хожу не один,  но уже бывал у вас, бывал. Тогда вот здесь распишитесь, напротив фамилии.

Он протянул листок бумаги капитану.  Тот расписался, хотя понять за что, из него оказалось невозможно.  Бланк не имел обычного номера формы, отсутствовали также названия пайка и организации, его выдававшего. Лишь фамилии с адресами и сверху от руки дата карандашом.

Дима поставил на месте подписи закорючку  понеразборчивей  и  отдал список хозяину. Тот все также аккуратно засунул его в карман, заставив капитана сделать привычное движение к брюкам.  Выходя,  мужчина внимательным взглядом  окинул  красиво  обставленную прихожую и попрощался, предоставив капитану закрыть за ним дверь.

Припомнив изучающий взгляд курьера,  капитан сам осмотрел прихожую. И первое, на что наткнулся взгляд, оказались две совершенно одинаковых по фасону, но разных по размеру пары крепких армейских полуботинок, вызывающе брошенных в проходе,  а чуть поодаль ноги Максима в носках и его собственные  в  тапочках. Опытному  разведчику это могло сказать очень даже о многом.

- Прокол, - указав на обувь, сделал вывод капитан. - Один-ноль не в нашу пользу.

Максиму осталось  только  смущенно согласиться.  В их работе мелочи часто играли решающую роль. Подняв свои туфли, он унес их в комнату.
 
Подарки, по всей видимости, были еще от старого Президента. Неповоротливая и во многом сломанная машина госслужбы  продолжала  выполнять некоторые из своих прежних обязанностей, потеряв уже и следующего президента.

Огорчение капитана от досадной промашки прошло лишь после того, как они с Максимом прикончили коньячок, закусив каждый баночкой крабов.

- Вот это еда,  - похвалил Димадон,  - и вкусно и полезно. Особенно коньяк. От сердца первое лекарство, хотя полковник и говорит, что водка лучше. Но с точки зрения медиков коньяк незаменим для здоровья.

- А по мне так закуска слаба, - не совсем согласился Максим, разделяя мнение друга лишь по части выпивки. - Здесь бы сковородочку картошечки, да    еще одну колбаски кровяной с лучком обжаренным.  С ними и водка лучше гармонирует. Кстати, посмотри у Зои, может у нее бутылочка осталась? Добавим понемногу.

Но бар,  как и холодильник,  оказался совершенно пустым. Похоже те, кто держал в плену Зою, занимались здесь не только одной любовью. Пустые немытые бутылки ясно говорили об этом.

- Нет, так нет, - согласился с фактом Максим и пошел к себе досыпать перед ночной вахтой.

Дима включил телевизор и начал смотреть все подряд.  Такая  возможность безмятежного времяпрепровождения давно ему не предоставлялась. К тому же голубой огонек комнаты являлся неплохой приманкой,  показывающей, что хозяева дома.

В одиннадцать часов вечера, на самом интересном месте фильма слабый скрип по  дверному замку заставил Донскова мигом вскочить с дивана и в три прыжка оказаться в прихожей.  Максим, которому до этого даже телевизор не  мешал  спать,  также отреагировал на скрип и стоял у себя за дверью, держа пистолет перед приоткрытой щелкой.

Скрип тем  временем  не  кончался.   Кто-то упорно старался снаружи вставить то ли ключ,  то ли отмычку в замочную скважину. Донсков показал Максиму знаком, чтобы тот подошел и потянул на себя дверь, оставаясь для входящего невидимым. Сам же приготовился к броску вперед.
 
Сделав пару шагов,  Удалов распахнул дверь, а капитан выбросил вперед руку с пистолетом.  Стоявшая за порогом и  державшая  в  вытянутой руке ключ  маленькая  худенькая  старушка от неожиданности выронила из другой руки матерчатую авоську,  откуда после стеклянного звука  двумя тонкими ручейками немедленно потекло молоко. Старушка только открывала рот, но от сильного испуга не могла даже кричать.

Поняв, что они опять облажались,  Димадон кивнул Максиму, чтобы тот спрятался, а сам начал разбираться со старухой.  Но  та  только  мелко тряслась, в такт тряске шевеля губами.

Пришлось провести ее внутрь. Как робот, механически переставляя ноги, она последовала за капитаном. Усадив ее на стул, он предложил воды и почти насильно влил ей пару капель в рот.  Лишь тогда старушка  чуть отошла, видя, что ей больше не угрожают.

- От дочки я пришла,  сынок,  - были ее первые тихие слова. - А что вы делаете у меня в доме?

Здесь уже пришла очередь удивляться капитану. Никакой бабушки, вроде, Зоя в Москве не имела.  Не отвечая, он только обвел рукой комнату. Как загипнотизированная,  голова старухи последовала по кругу  за  его рукой. В процессе вращений испуг сначала сменился на удивление,  а затем на подозрение.

- А мои вещи где? - обеспокоенно произнесла она.

Чувствуя, что так может продолжаться долго,  Донсков сам перешел  к расспросам.

- Бабуля,  а вы где живете, если не секрет? - мягко поинтересовался он.

- Здесь живу,  здесь,  - уверенно ответила старушка,  - на  третьем этаже, милок. Только вот вещи что-то не признаю.

Теперь уже без посторонней помощи она  обвела  взглядом  обстановку комнаты, роскошь  которой никак не соответствовала убогому обличью хозяйки.

- Так это четвертый этаж,  а не третий, бабушка, - подсказал ей капитан.

- Ну и слава богу, - окончательно успокоившись и сообразив про свою ошибку, обрадовалась старушка. - А то я уже испугалась, что моя мебель пропала. Как же я так могла ошибиться? То-то сильно устала, сюда подымаясь. Целый этаж лишний прошла. Лифт-то не работает.

Старушка без  приглашения  поднялась  и посеменила по направлению к выходу. За порогом  она  подняла  авоську  и  с  сожалением  заглянула внутрь. Затем пока-чала головой и начала спускаться к себе.

- Подожди,   бабуся!  - вдруг сообразил Дима. 

Он быстро побежал на кухню, совсем забыв об оставленной без присмотра открытой входной двери. К  счастью,  на этот раз здесь не было никакой игры.  Прихватив из шкафчика первую попавшуюся под руку банку, он тут же вернулся обратно, протягивая ее старушке.

- Это за молоко, - вкладывая банку ей в руку, объяснил он.

- Никогда такой не ела,  - успев прочитать  название  черной  икры, честно призналась старуха, которой, по-видимому, уже становилось интересно общаться с таким вежливым молодым человеком.   -  Говорят,   что вкусно, только помногу нельзя. На  месяц, думаю, хватит.

- Ешь,  бабуля, на здоровье, - не возразил против такой диеты капитан.

И тут Донсков вспомнил про пистолет,  о котором старуха завтра разнесет по всему дому. Вытащив и снова наставив его на нее, он попросил: - Только об этом - молчать! Здесь проводится операция по охране дома. Если  кому проговоритесь,  дом ваш ограбят и можете тогда насовсем попрощаться со своей мебелью.

Под наведенным пистолетом старуха опять вздрогнула,  но на этот раз банку икры не выронила, лишь крепче прижав ее к груди. Проводив и открыв дверь ее квартиры, капитан повторно напомнил о молчании.

- А сколько молчать-то? - поинтересовалась теперь уже скорее заинтригованная старуха.

- Пока не скажу, мамаша.

- Будет выполнено,  сынок,  - по-военному ответила бабка, запираясь изнутри на все имеющиеся запоры.

                ***

Еще два дня не принесли результатов. Доев консервы, они уже подумывали о снятии засады,  когда к ним пожаловал еще один посетитель.  На этот раз в форме водопроводчика.

Это был  самый  классический  и в то же время самый трудно решаемый вариант. В образе водопроводчика мог оказаться кто угодно. Да они сами минимум по  десятку раз исполняли эту популярную роль.  И почти всегда она имела успех.

Так и сейчас. Показав по требованию квартиросъемщика какую-то замызганную бумажку без фотокарточки - как объяснил водопроводчик,  временно заменявшую удостоверение личности - он прошел в квартиру. Не пустить - себе же хуже будет  как жильцу, если где-то и в самом деле фонтанирует. И хуже как разведчику, если пришел враг, которого они столько ждали. Поэтому,  пропуская сантехника,  Донсков нисколько не сомневался в правильности своего решения.

- Туалет у вас протекает, - охотно пояснил сантехник повод незапланированного визита. - Жильцы внизу жалуются. Может, труба в межпотолочном перекрытии треснула.  - И он весело зазвенел инструментом,  что-то простукивая и пытаясь отвинчивать.

Вот тут впервые за эти дни капитан,  которому до  чертиков  надоело постоянно уговаривать  оказавшуюся очень общительной старушку еще немного потерпеть и помолчать,  порадовался,  что случайно познакомился с ней. Уж  она бы сама ему об этом сказала,  тем более, что они виделись всего несколько часов назад.
 Ничего не возразив сантехнику, он позволил делать с туалетом все, что тому заблагорассудится. Пока тот стучал по трубе,  Дима успел предупредить Удалова,  что,  похоже, нак-нец-то пришел их клиент.

Когда водопроводчик все закончил, пообещав прийти еще завтра, капитан уже был готов следовать за ним.

- Я что-нибудь должен? - чтобы сбить даже тень подозрения у псевдоводопроводчика, спросил он.

- Какие расчеты, шеф, - отказался сантехник. - Пусть платит тот хозяин, что внизу. Его ведь заливает, а не тебя.

Помахивая чемоданчиком,  сантехник вышел  на  лестничную  площадку. Чуть подождав,   Донсков с сильным стуком захлопнул дверь и тут же тихонько ее снова открыл, внимательно прислушиваясь к звукам в подъезде. Раздававшиеся до  этого шаги спускающегося сантехника сразу смолкли. Осторожно глянув вниз сквозь пролет, капитан увидел как тот,  остановившись и  поддерживая  коленом чемоданчик,  что-то торопливо писал на клочке бумаги.

Выйдя из  подъезда,  водопроводчик огляделся по сторонам,  задержал долгий взгляд на сияющем "Бьюике" и направился  в  сторону  автобусной остановки. Как приклеенный,  капитан следовал за ним. Зайдя в автобус, следовавший к центру, через четыре остановки тот вылез.  Дальше  путь его пролег к высокому легкому зданию, светлым пятном вписавшемуся в окружающие его серые многоэтажки.

Дом этот капитан знал.  Как-то проезжая здесь по делам, Бибисов показал его ему, чтобы подчеркнуть контрастность двух офисов "Сибинеги", этого и тюменского.

Предъявив на входе пропуск, издалека явно не походивший на показанную ему бумажку, сантехник скрылся внутри здания. Пробовать проследить за ним дальше Донсков не пытался. Пропускная система "Сибинеги" не уступала мидовской на Смоленской площади.

Пристроившись понезаметней,  Донсков до окончания рабочего дня наблюдал за входными  воротами  "Сибинеги".   Однако сантехник около них больше не появился. Или в ограде здания имелся другой выход,  или  же тот выехал в одной из многочисленных машин,  прибывающих и отъезжающих от офиса.

Один раз ему показалось, что в одной из них мелькнуло лицо Капрала, но слегка тонированные боковые  стекла  не  позволили  утверждать  это стопроцентно.
Неожиданно всплывший старый противник оказался не из последних. Что их могло вновь  заинтересовать в его персоне? 

Участие в деятельности Комитета или же хроническая мания мести, не дающая спокойно уснуть Гоге, Капралу или самому Крушину после потери Равадского?  Сейчас  получить ответ на это он не смог. Но не оставалось сомнений, что скоро все должно было проясниться.

Сделав вывод, что против такой силы держать засаду из одного Максима являлось чистым безумием,  капитан поспешил обратно. На этом уровне должен был действовать уже Котин, если посчитает нужным дальше продолжить начатую игру с самой сильной ныне политической фигурой России.

Дома Удалов согласился, что уходить следовало сразу, пока за них не взялись вплотную.   К  тому же у него имелось еще одно обстоятельство, сильно влияющее на такое решение.  Если Донсков еще мог выходить,   то для Максима наличие в квартире перекрытого и неработающего туалета являлось достаточно серьезным аргументом в выборе решения.

                ***

Возвратившись после почти недельного отсутствия в общежитие,  Донсков с Удаловым узнали еще одну новость.  К Ру-Аню вернулась Юна.  Подробнее обо всем им рассказал Чижик.

После того, как Вадим Неклювин забрал Юну из борделя, они не уехали из Казани,  как предполагали друзья, а просто затерялись в большом городе. Затем, двигаясь вместе с Движением, как и остальные оказались в Москве. Чем  здесь занимался Вадим,  Юна не знала,  но из-за его почти постоянного отсутствия считала, что он где-то работает.

Сама она  это  время  проводила в небольшой двухкомнатной квартире, снятой Вадимом недалеко от метро.  Одиночество ее нисколько не огорчало. У  нее имелся любящий муж,  хотя они пока еще официально не  зарегистрировались, и  впервые свой собственный дом. Деньги Вадим приносил и она с удовольствием их тратила, половину дня проводя на рынке, а затем готовя мужу завтраки и ужины.

Но потом что-то случилось и они переехали в Подмосковье в небольшой уютный городок Подольск. Однако работу в Москве Вадим не бросил, из-за чего они  стали видеться еще реже.  А потом один раз он вообще не вернулся домой.  Прождав его два дня, она отправилась в Москву на поиски.

То, что    Вадим как-то был связан с "Транс Шелл",  она знала,  зато в Москве найти следов этой компании не удалось. Она обратно приехала  в Подольск и ожидала там,  пока не кончились деньги и еда. Затем поехала к Ру-Аню.  Как еще могла чужая стране девушка,  обученная только одной специальности, прожить здесь?

- Может Вадим ее бросил? - высказал предположение Донсков.

- Нет, - ответил Чижик, - как я понял, они жили дружно и Вадим продолжал любить ее.

- Да,  - почесал затылок капитан.  - С его работой еще почище нашей можно голову потерять. И искать никто не будет. Я все время удивлялся, что ему до сих пор удавалось выкручиваться.

- Что она теперь делает?  - поинтересовался у Толи Удалов.  - Может нам ее как-то поддержать, пока отыщется Вадим?

- Как все остальные,  - вынужден был признать Чижик,  которому даже не пришло такое в голову и который давно не смотрел на древнейшую профессию, как на нечто предосудительное,  успев  привыкнуть  к  ней.  - Ру-Ань, правда, предлагал опять отдать ее мне, но я отказался.

- Отказался? - удивился Максим.

- Конечно, у нас с Ру все по-честному. Он мне ее подарил за дело, а я отдал ее Неклювину.  Теперь она опять пришла к Ру-Аню,  а не ко мне. Бизнес есть бизнес. Хотя, конечно, мы всегда сможем ее оттуда забрать. Но что она будет делать без работы?  Может, теперь Димадон хочет на ней жениться?

Предложение попало в самую точку. После переезда к Ру-Аню отношения с женщинами у них сложились самые что ни на есть запутанные. Из-за того, что  Зоя жила в его комнате, Толя не мог приводить туда Юну, а теперь еще требовалось объясняться с другом,  почему Зоя оказалась  там.

Сам Димадон   вынужден был разрываться между Леной и Зоей,  не решаясь окончательно отдать предпочтение одной из них.  Зоя, имея теоретически двух кавалеров,  на практике осталась одна. Обидевшись на обоих,  она ушла в общежитие.  Все еще решала Катя, выбирая между полковником, капитаном и Сукиным. Не знала и Рита, как вести себя с женой Котина.

В таких  условиях  самым  простым решением оказалось временно отказаться от всего. Что Чижик с Донсковым и решили сделать. Расставшись с Максимом, который обещал сегодня побыть с Ларисой,  и не зная куда податься, они расположились в Толиной комнате, разложив нехитрую мужскую закуску между двумя бутылками водки.

Затем к ним зашел и посидел немного Ру-Ань,  выпив грамм сто "Русской", которую  он  понемногу начинал предпочитать китайской.  Послушав стенания о трудной доле обремененных женщинами мужчин, он предложил им мудрое китайское решение.

- Если вас любят русские женщины,  то каждая требует к себе  внимания. С этим  ничего  не поделаешь.  Такова ваша традиция.  Но если вы вдвоем полюбите только одну,  то и проблем станет во много раз меньше. Не может один,  уделяет внимание другой. Только надо делать это открыто, а не таясь, как поступаете вы. Понятно о чем я говорю?

- Понятно. И о чем, и о ком, - согласились друзья. - Зови ее сюда.

Ру-Ань ушел, а его место очень скоро заняла Юна.

- Помянем Вадима, - предложил общий тост капитан, так как без этого будущий разговор не имел смысла.

Он разлил  водку  по  стопкам и одну из них протянул Юне.  Девушка послушно взяла и выпила, хотя слезы и навернулись на ее глаза.

- Помнишь,  Юна,  ты говорили, что научишься любить? У тебя получилось?

Дима взял  ее  маленькую изящную ручку и зажал в своей.  Не отнимая руки, Юна печально кивнула головой.

- Да,  у меня получилось.  Я поняла белых.  Это когда тебя любят не как одну из множества одинаково красивых статуэток,  а выделяя из  всех других женщин  мира. Когда ты - единственная.  За такую любовь можно умереть. Так меня любил Вадим. И так я полюбила его. Зато такая любовь несет много печали, - не утирая слез, заплакала Юна.

- Мы хотим заменить тебе Вадима,  - наливая себе и Чижику,  но пропуская девушку,  предложил капитан. - И любить тебя как он. А ты полюбишь нас.

- У меня будет сразу два таких мужа,  как Вадим? - по-детски сквозь слезы слабо улыбнулась Юна,  тронутая такой заботой.  - И  я  не  буду спать с другими гостями Ру-Аня?

- Нет,  только с нами, - Чижик взял ее за другую руку. - Ты сможешь так?

- Я думаю,  что да, - мягко ответила девушка. - Я научусь. Дима мне очень нравится как мужчина,  а ты,  Толя, как добрый хозяин. Я полюблю вас обоих.

В ходе  не  совсем обыкновенного для европейца разговора,  Дима все больше начинал понимать поступок Неклювина. Пошлость фраз почему-то не прилипала к  Юне, ее внутренняя чистота отбрасывала грязное прошлое, как несуществовавшее.

- Только  я пока не понимаю, - подняла на них глаза Юна,  - как мне одинаково любить вас обоих в кровати?

- А ты и не будешь больше спать сразу с обоими, - пообещал ей капитан. - Каждая твоя ночь станет теперь принадлежать только одному. День же останется общим.

- Это очень хорошо, - серьезно согласилась Юна. - Сегодня я выбираю тебя, Дима.

Подчиняясь уговору,  Толя с легким сердцем оставил новую любимую  с другом. Зато у него все еще было впереди.



                Глава сорок шестая


Следующую неделю Донсков посвятил слежке за офисом "Сибинеги". Это, требующее особого терпения занятие,  как обычно, дало свои результаты. Машину Крушина он начал узнавать по звуку мотора. В отсутствие Равадского место  рядом  с  ним чаще всего занимал Капрал.  Пару раз удалось увидеть Салмана.  Даже мнимый водопроводчик изредка  зачем-то  заходил вовнутрь.

Однако больше всего поразила крепкая фигура раздатчика кремлевских пайков,  замеченная им на третий день наблюдений.  Если допустить заход в "Сибинегу" совершенно с другой целью, чем к Зое, то получалось, что его, опытного разведчика, уже давно зачем-то "пасли".
 
Попросив Чижика  прикрыть  его,   сам  капитан начал с отслеживания связей водопроводчика,  полагая, что тут должна работать целая группа. Предположения оправдались   и скоро в списке,  кроме возглавлявших его Капрала и Салмана,  а также сантехника и разносчика, числились еще две машины с подмосковными номерами, которые подозрительно часто крутились в районе борделя и общежития комитета Котина.

В то же время постоянной слежки за собой он обнаружить не смог, хотя временами ему казалось, что чьи-то глаза неотступно глядят на него. Не мог пока помочь ему в этом и Чижик. Ездя на своем "Бьюике",  Дима почти половину времени,  явно вопреки правилам дорожной безопасности,  посвящал  наблюдениям  через  зеркало заднего вида. И поэтому едва не пропустил сбоку человека в подворотне, подававшего ему отчаянные знаки, чтобы он свернул во двор.

Резко ударив по тормозной педали,  он круто завернул направо и  въехал в высокий проезд длинного, чуть ли не километрового дома, уступами идущего вдоль трассы.  Тут же, перекрывая дорогу назад, рядом газанула машина и заклинила проезд. Из нее, оставив дверцу открытой, выскочил узнанный еще в первый момент Вадим Неклювин и метнулся к  машине Димадона.

- Смотри!  - запыхавшись и шлепаясь рядом с капитаном  на  сиденье, указал он назад.   

Такая же большая,  как у Донскова, машина влетела в проезд и,  скрипя тормозами,  чуть не врезалась в брошенный Неклювиным "Фиат". - За тобой шла, поэтому и пришлось так,  - быстро пояснил Вадим. - А теперь давай вон туда, пока они не объехали дом.

Не споря,  Дима нажал на газ,  осторожно ведя широкий "Бьюик" вдоль шеренги припаркованных автомобилей. То же, только задним ходом, выполнила и машина преследования, резко разворачиваясь на выезде. В последний момент натренированный взгляд уловил в зеркале заднего вида  малолитражку Чижика,   которая  обычно прикрывала их монстра.  Можно было надеяться, что на этот раз Толе удастся засечь наблюдателей.

- Куда едем?  - уточнил Дима, вырулив на соседнюю улицу и затем два раза поменяв направление движения.

- Сейчас на Беговую свернем в одно тихое местечко,  - отозвался Вадим. - Там и поговорим.

Почти пустой ресторан встретил их абсолютной чистотой и тихо звучащей музыкой.

- В седьмой,  - первым коротко бросил Неклювин метрдотелю.

- Пожалуйста, - сделал приветливую физиономию тот, затем развернулся и повел их за собой.

Обходя общий зал,  они прошли в освещенный электрическим светом коридор, по обоим сторонам которого располагались богато отделанные двери. Отворив ту,  на которой золотом горела цифра 7, метрдотель пропустил их внутрь.

- Располагайтесь, сейчас вас обслужат, - произнес он и нажал кнопку вызова на столе. - Чувствуйте себя как дома.

Метрдотель вышел и тут же вместо него появился официант. Что-то заказав ему, Вадим привычным жестом включил стереосистему.

- Ты,   я смотрю,  здесь завсегдатай,  - заметил жест капитан.  - И деньги опять появились.

- Не спеши,  все расскажу.  И о привычках, и о деньгах. Главное, не попасться им на глаза.

Подождав, пока  сервировали  стол, Вадим опустился на стул.  Только здесь, когда пропала острота неожиданной встречи, капитан заметил, как изменился Вадим. Какое-то побитое и чуть зажившее лицо,  дергающийся глаз, да  и хромота на левую ногу теперь не казалась случайной.

- Тяжело  одному,   да и надоели все эти парижские тайны,  - как бы между прочим и все не решаясь начать, опять вздохнул Неклювин.

Это было  не похоже на отчаянного детектива,  для которого работа в одиночку являлась прямо-таки манией.  А уж заявление о нежелании заниматься любимым ремеслом и вовсе выглядело абсурдным.

- Ладно,  слушай, по ходу все поймешь. Мне теперь все равно за кого ты. Других друзей у меня нет.

Начало его простой истории Донсков знал от Юны,  а вот  продолжение оказалось очень интригующим. В Москве представители "Транс Шелл", несмотря на прокол Неклювина в Казани,  опять разыскали его. Косвенно это опровергало подозрения Донскова,  что Санли работал на "Транс". Скорее всего они просто покупали у него информацию.

Вадим согласился, так как к этому моменту оказался абсолютно на мели. Наличные деньги кончились,  а все резервы он еще  в  Казани  отдал Капралу за Юну. Да и работа была в его духе, продолжая все ту же тему "Сибинеги". "Транс  Шелл" передала ему информацию, что Крушин незаконным путем получил в банке "Ирсибин" наличную валюту и хочет ее куда-то переложить на свое имя.

- Так  "Ирсибин" это же его банк,  - не выдержал Донсков,  - вернее банк его компании.  Какое дело "Транс" до чужих денег, пусть и прикарманенных президентом фирмы.  Насколько я знаю,  так поступают в России абсолютно все.

- Я тоже задал этот вопрос,  - согласился с замечанием Неклювин. - Но все оказалось не так просто. Банк "Транс" перекупил часть доли "Ирсибина", а  забрав почти всю наличку,  Крушин лишил уставного фонда по сути их общий банк. Или что-то в этом роде. Мое дело было узнать, точно ли эти деньги у него и если да, то куда он их спрятал. Заметь, ни о каком возврате их законному владельцу в нашем договоре речь  не  шла. Это очень важно для дальнейшего.

Вадиму удалось проследить за Крушиным и его сподручными, в роли которых на этот раз выступали Гога с Капралом.  Деньги у того оказались, причем не маленькие, так как загружали они их в три автомашины.

- Не маленькие это сколько? - полюбопытствовал Донсков.

- Двадцать пять миллионов долларов.  Не так чтоб и большие, но и не маленькие, - философски рассудил Неклювин.

Деньги они отвезли в Прибалтику,  в Ригу, провернув всю операцию за сутки. Все было положено на предъявителя. Для этого они сняли индивидуальный сейф в солидном банке, взамен получив его номер, шифр кода и ключ в виде пластиковой карточки.

- За полученный мной от "Транс" аванс я подкупил служащего банка  и получил номер сейфа и код шифра, хотя его должен был знать только клиент, - продолжил Вадим. - Но ты же понимаешь, хоть Рига это не Москва, но и не Цюрих,  а тот же Советский Союз. Здесь все несколько по-другому, чем на Западе.

А вот  заполучить  пластиковую  карточку  ключа Неклювину оказалось много сложнее. Для этого ему при-лось два раза тайно проникать в квартиру Крушина.  Еще хорошо,  что карточка хранилась именно там,  а не в офисе "Сибинеги",  чего он больше всего опасался.  В этом случае  весь план был бы обречен на провал.

- И здесь я совершил глупость,  - тяжело выдохнул Вадим, - на которую никогда бы раньше не пошел. Вспомнив о Юне, о своей жене, я потребовал от "Транс" пятьдесят процентов себе.  Ведь я не только узнал, но теперь в любой момент мог и получить эти деньги.  Но они отказались. А я уперся.

Теперь уже "Транс Шелл" начала ловить меня. Тогда я переехал а Подольск и уже оттуда съездил в Ригу и переложил все деньги в другой банк, также сняв там себе личный сейф. Все, кроме одного миллиона, который сейчас и трачу. Вот отсюда и это остальное.

Вадим без радости обвел рукой помещение и  прекрасно  сервированный стол, к которому ни один из них еще не притронулся.

- Пока я занимался этим делом,  - без эмоций продолжил Неклювин, - "Транс Шелл"  выдала  меня "Сибинеге",  предварительно договорившись о дележе украденных де-нег.

Только Вадим  успел  запереть  свой миллион в ячейку автоматической камеры хранения, как его схватили. Потом Капрал проговорился, что весь Рижский вокзал несколько суток находился под неусыпным контролем охранников "Сибинеги", дружинников Гоги и боевиков Движения. Тот же Капрал затем и пытал его.

И не быть бы ему живым, если бы не случай. Его, висящего вниз головой под потолком,  увидел в подвале Салман, который привел туда своего личного клиента. Когда Вадим интуитивно соврал ему, что здесь он находится по воле Капрала из-за казанского инцидента, Салман сразу страшно возмутился, говоря,  что по воровским законам он чист,  так  как  полностью отдал выкуп за Юну. 

Все время вспоминая нехорошими выражениями Капрала, он выпустил его со словами,  что не позволит позорить воровскую честь и честь горца.  Очень было похоже, из-за этого его и не посвятили в денежную аферу, одновременно сужая круг лиц, требующих особого вознаграждения.

- Забрав в камере хранения деньги, я вернулся в Подольск, - подошел к концу рассказ Вадима.  - и вот тут оказалось,  что все мучения были напрасными. Гога успел опередить меня и выкрал Юну.  Или  быть  может убил ее. После этого мне стало совсем плохо и я несколько дней отлеживался, не  поднимаясь с кровати.

Потом вернулся в Москву и  сам  стал следить за Капралом. Так я вышел на тебя, поняв, что ты ведешь кого-то из них,  но и они в свою очередь следят за тобой. Теперь, если можешь, помоги мне отомстить за Юну,  а все деньги, что у меня есть, я передам тебе и всем тем, кто будет в этом участвовать.

Закончив, Вадим неторопливо поднял бутылку и наполнил рюмки водкой. Затем подумал и, перелив рюмки в фужеры, дополнил те до верха.

- За встречу, - поднял он свой фужер. - И за Юну.

Не дожидаясь капитана,  Неклювин залпом опорожнил содержимое бокала и уставился невидящим взором куда-то в пространство.

Капитан же задумался совершенно по противоположной причине. А именно, как предупредить Чижика,  что они уже во второй раз,  пусть и неумышленно, проштрафились перед Вадимом с Юной, и чему на этот раз учить Юну, чтобы не распалась любовь и дружба, совместно связывающие всех их такими запутанными узами.

- Что задумался, не можешь? - вывел его из оцепенения вопрос Неклювина.

- Да нет,  думаю как тебе сказать,  - Донсков опорожнил свой фужер, решив, что  это не помешает перед дальнейшим сообщением.  - Юна жива и ее никто не крал. После того,  как ты исчез,  она  сама  вернулась  к Ру-Аню.

Вадим одновременно опешил и посветлел лицом от такого известия. Затем сдержал готовые вырваться наружу эмоции и снова наполнил фужеры.

- За тебя,  капитан.  За дружбу.  И за Юну,  - на этот раз Неклювин дотронулся одним хрусталем до другого и нежный чистый звук родился над столом. - Но раз обещал,  деньги тебе все равно отдам. Раздай ребятам, хоть месть и не совершилась. Нам с Юной хватит и того, что сейчас имеется у меня.

Вынув фломастер и пластиковую карточку, он черканул на ней несколько цифр в левом верхнем углу.  Затем без колебаний  сунул  карточку  в верхний карман пиджака Димы. Тот попытался отказаться, но Вадим проговорил:

- Не отказывайся. Для меня это как примета, как обет, как залог нашего счастью с Юной. Все эти деньги не стоят и одного ее мизинца. Бери и не спорь.

Наблюдая, как уголок карточки исчезает в кармане, Дима подумал, что для их комитета это может стать неплохим подспорьем для выживания.  И что с такими деньгами в России одиночке,  как правило,   уцепиться  за жизнь не удастся. Все тайное рано или поздно становится явным, а дальше начинает действовать мафия.

Разобравшись вчерне с Неклювинской историей,  капитан собирался поведать тому о своей,  чтобы как-то увязать их дальнейшие действия против общего врага.  Однако Вадим категорически отказался сейчас продолжать обсуждение этой темы. Оставив стол почти не тронутым, он поднялся и попросил Димадона отвезти его к Юне. Тот вынужден был согласиться.
 
Уже на выходе,  не поворачивая головы и тяжело выдавливая  из  себя слова, Неклювин уточнил:

- Она там по-прежнему в номерах работает?

По интонации Донсков понял, что теперь уже вопрос касался не девушки Юны, а жены Вадима.

- Ты что?  - попытался бодрым тоном соврать капитан.  - Она собиралась, но мы с Толей уговорили Ру-Аня повременить.  Пока  она  живет  в комнате Чижика.

Вздохнув свободней, Вадим вышел на улицу.

                ***

На удачу Донскова,  Юна в комнате оказалась одна. Чижик должно быть где-то в городе еще продолжал искать его.

Увидев появившегося капитана,  Юна с улыбкой  направилась  к  нему, чтобы обнять.  И тут же замерла, пораженная видом входящего Неклювина. Как вести себя в присутствии сразу трех мужей,  она еще не знала.   Но переполнившая ее радость требовала выхода и,  забыв о сдержанности китайской женщины,  она бросилась Вадиму на шею. Это получилось так искренне, что на секунду капитану показалось, что это Лена, а не Юна.

Тут же отогнав видение,  он обреченно начал ожидать, что произойдет дальше. А Вадим продолжал покрывать поцелуями дорогое лицо. Что-то похожее на ревность начало формироваться в сердце капитана.

- Я так виноват перед тобой, милая, - сквозь волнение шептал Вадим, - но этого больше не будет никогда. Как ты здесь жила без меня?

Юна, не отвечая,  лишь теснее прижалась к нему, теперь уже сама осторожно касаясь губами еще не заживших  шрамов  на  лице.   Ее  мягкие движения, зовущие глаза и такое доступное тело мигом вскружили голову удачливому детективу. Понемногу отступая к постели, он с трудом оторвал на секунду взгляд от Юны и умоляюще бросил его на Димадона.

Правильно поняв,  капитан потихоньку отступал к двери, хотя в такой ситуации они с Чижиков уже перестали стесняться друг друга,  не говоря о Юне,  которая с самого начала не обладала таким комплексом.  Последнее, невольно  замеченное Донсковым,  было то,  что выбор любящей пары случайно пришелся на его кровать, так как своей в их комнате Юна просто не имела.

Когда спустя некоторое время Неклювин вышел оттуда,  Дима ждал  уже не один, а с Чижиком, которому только тут удалось разыскать капитана. Обнявшись с Толей, Вадим высказал ему все то, что не успел Донскову.

- У меня никогда не имелось настоящих друзей,  - опять начал волноваться он. - Даже работа мне их не дала, а, наоборот, забрала последних. Кто  бы мог подумать, что они появятся из-за женщины,  которую я полюбил.

Как и  Донсков,  в дальнейшем разговоре Чижик не особенно выпячивал услугу, оказанную новому другу.  Сам Вадим собирался немедленно уехать с Юной обратно в Подольск, раз явка не было раскрыта бандитами, и ни в коем случае не хотел оставаться в борделе.  Но теперь такой отъезд уже не входил в планы Донскова.

Пока он оставался один, кое-что интересное пришло ему в голову, где Неклювин играл далеко не последнюю роль.  А возможно даже первую,  так как по самым грубым прикидкам сейчас для "Сибинеги" он представлял интерес несравненно  больший,   чем личность капитана с его героическим прошлым. Следуя плану,  они могли не только переиграть врагов,   но  и взять в плен Капрала, чтобы дальше использовать того как козырную карту против Гоги или Крушина.

Выслушав предложение,  Неклювин согласился помочь. Но завтра, после того, как отвезет Юну домой.  К этому моменту она и сама показалась из комнаты уже одетая по-дорожному.  Видя,  что здесь все решено заранее, окончательное обсуждение пришлось перенести на завтра.

Прощаясь с  капитаном на крыльце и пользуясь тем,  что Неклювин был занят разговором с Чижиком,  Юна спросила у него,  без  тени  смущения глядя прямо в глаза:

- Правильно ли я поступила,  Дима,  когда сказала мужу, что мы были не любовниками,  а друзьями? Я еще плохо знаю русский, и точно не уверена, одно ли это и то же, когда говорят о мужчине и женщине? И как бы поступила на моем месте русская женщина?

Да, русский она еще знала плохо. Но русских, похоже, уже достаточно хорошо. Что же касается женщин,  то Диме все больше начинало казаться, что различия между ними не такие уж и непреодолимые,  как  он  полагал раньше.



                Глава сорок седьмая


Экс-водопроводчика они взяли легко. Протискиваясь за ним к выходу в давке из метро, Удалов покрепче ткнул его указательным пальцем в спину между лопаток, а когда тот собрался повернуть голову, чтобы поглядеть, солидным низким голосом произнес:

- Только не вертеть головой.  Глушитель на месте. Щелкнет так тихо, что никто не догадается,  почему ты упал. Прямо и сразу направо, пожалуйста.

Так, с пальцем у спины,  он и довел того до машины.  Открыв дверцу, впихнул туда сантехника,  а сам остался снаружи.  Внутри того  ожидали два человека в масках и еще один пистолет.

- Жить хочешь? - был первый вопрос задержанному.

- Угу,  - последовал ответ,  очень похожий на звук, с каким сливают воду в туалете.

- Тогда сделаешь, что мы попросим. Тоже понятно?

Звук сливаемой воды повторился. Похоже, водопроводчик им попался не из разговорчивых.  Капитан,  а под маской на заднем сиденье был именно он, достал конверт и проверил, хорошо ли тот заклеен. Затем задал следующий вопрос.

- Капрала знаешь?

Как и ожидалось,  ответ оказался утвердительным, но своеобразно исполненным. Пришлось на всякий случай ткнуть отвечавшего,  на этот  раз настоящим дулом, в живот, чтобы понадежней убедиться,  что "угу" означает "да",  а не застрявшую в горле жвачку.  Лишь после этого  капитан отдал конверт,  предупредив,  что передать его надо Капралу, и лично в руки.

- Сделаю,   -  неожиданно  прорезалось у сантехника,  только теперь осознавшего, что его не только не убьют, но даже отпустят.

- И побыстрей,  - дополнительно пояснил капитан,  открывая дверцу и показывая, что разговор окончен.

- Это мы мигом, дело плевое.

Окончательно придя в себя и чуть не в  веселом  расположении  духа, сантехник спустил ноги на асфальт.  Скорее не нарочно, а чисто по привычке, как поступает каждый из нас,  покидая машину,  он собрался бросить взгляд  направо-налево, совершенно  забыв о наличии конвоира из метро и его предупреждении.  Короткий удар кулаком по макушке не  способствовал воспоминанию, зато не дал увидеть лица продолжавшего стоять у машины Максима.

Чуть отлежавшись  в кабине,  сантехник повторил выход,  на этот раз гораздо осторожнее. Не подымая глаз, он ступил на землю, боясь посмотреть на что-либо другое. Но и здесь попавший в поле зрения сорок восьмой размер обуви Удалова заставил его моментально сжаться.

- Не  оборачиваться,  - нарочито еще более понижая голос,  прогудел обладатель нешуточных ботинок. - Обратно в метро и к Капралу!

Мысленно прикинув  соответственную  величину кулака,  водопроводчик окончательно сообразил,  что помешало ему выйти с первого раза. Максим же на всякий случай  прихватил его сзади за горло и сам задал верное направление движения. Теперь, даже захотев обернуться, сразу это у него вряд ли бы получилось.

В переданном письме Капралу предлагалась доля в пять миллионов, если он оставит Неклювина в покое. И не просто сам оставит, а убедит Гогу и Крушина,  что того уже нет в живых  и  потерянные  деньги  дальше бесполезно искать. Играя на самолюбии, Вадим как бы вскользь упоминал, что хотя сейчас он в безопасности, но в дальнейшем такого врага ему не хотелось бы  иметь.   И что оба они профессионалы-исполнители и должны как-то защищать свои интересы и независимость от хозяев.

Там же в письме было назначено время и место встречи - хорошо просматриваемая и обычно пустая к полуночи станция метро "Маяковская".   Сами же вагоны, идущие от Кремля к Белорусскому вокзалу, и в этот период имели достаточно много пассажиров.

Неклювин выступал здесь в качестве приманки.  Проездом, не выходя из вагона, он должен был передать чемодан с деньгами одиноко стоящему на платформе Капралу.  Если бы, не по его вине, вокруг оказались случайные люди, то встреча должна была повториться через двадцать минут на другой стороне платформы. Основной расчет строился  на  том,  что Капрал все же придет один.

Тогда, выйдя после отхода поезда с обоих концов на перрон,   его  можно будет взять или, при невозможности, убить. Если же он окажется с сообщниками,  что на пустой станции будет нетрудно отследить,  то Неклювин, ничем не выделяясь из массы других пассажиров, просто не подойдет к открытым дверям и не поставит чемодан на перрон.

Через час Толя, дежуривший у "Сибинеги", сообщил, что сантехник вошел в офис.


                ***

Как и предполагалось,  после десяти часов и окончания концертов поток пассажиров на "Маяковской" заметно иссяк. Взяв в помощь спецназовцев, Удалов и Чижик полностью контролировали поверхность  и  платформу станции. Дюжие молодцы ни у кого из редких пассажиров удивления не вызывали, неплохо играя роль  контрольных бригад  помощи  метрополитену против безбилетников. При необходимости в любой момент они были готовы отключить и работающие эскалаторы.

За полчаса до назначенного срока у станции показался Капрал. Пройдя несколько раз перед входом,  осмотревшись,  он решительно  вошел  вовнутрь. Снаружи ничего не изменилось,  отчего можно было сделать вывод, что он пришел один.

Уверенность у  наблюдателей была бы еще большей,  знай они,  что за операцию в Риге Капрал получил от Крушина лишь десять тысяч  долларов. Это было  вполне нормально для сообщенной ему суммы вклада,  чуть-чуть не дотягивающей до миллиона.

Имея от Неклювина  предложение  на  пять миллионов только в качестве доли, квалифицированному бандиту нетрудно оказалось сделать вывод,  что реальная сумма вклада была во много  раз большей и его просто обманули.

Следить за Капралом внизу труда не составило.  Нацелив дежурные телекамеры на центр платформы, группа захвата имела полное представление обо всех его действиях. Действия оказались очень простыми. Сначала он немного, чтобы скоротать время, походил по самой красивой и этой порой казавшейся много большей своих реальных размеров станции Москвы.   

Затем, чтобы не смущать самого себя одиноким торчанием посредине пустого зала, присел на скамеечку,  но сначала не того направления,  о котором сообщалось в письме.  И только за пять минут до указанного времени пересел на нужную сторону.

Максим и Толя, застыв у мониторов камер, приготовились дать отмашку ждущим приказа оперативникам.  Было видно,  как напрягся внизу Капрал, зная только  приблизительно  с какого из вагонов появится на платформе чемоданчик.
 
Вот ушел поезд в противоположном  направлении. Следующий должен был быть их.
Капрал не выдержал и встал, лишь только по легкому дуновению ветерка уловив приближающийся состав.  Затем сел и опять встал, отойдя чуть подальше от края перрона,  чтобы иметь лучший обзор.  К этому  моменту кроме него всего лишь три человека находились на площадке. А это означало, что передача состоится именно сейчас.

За появившимся  лучом  света из туннеля,  тормозя,  выскочил поезд. Скорость промелькнувших окон первых вагонов оказалась достаточно высокой, чтобы  высмотреть внутри конкретного человека из числа сидящих и любящих постоять даже при наличии свободных мест.  Затем Капралу стало не до окон, так как теперь требовалось следить за дверями. Ведь на все про все у него имелось в запасе не более десяти секунд. 

В этот момент Удалов с Чижиком подали свои команды спецназовцам на спуск.  Те бросились к эскалаторам,  уже не имея возможности наблюдать,  что конкретно происходит на перроне.

Капрал почти угадал с местом,  остановившись напротив нужного вагона, только не у той двери. Неклювин, который до этого специально сидел спиной к залу, подошел к открытому проему и, не выходя, сделал привлекающий жест  рукой,   который  был моментально замечен Капралом.  Чуть пригнувшись, Вадим поставил чемоданчик с деньгами на мраморный  пол  и несильно толкнул  его вперед,  отчего тот проскользил чуть ли не метр.

Затем, отойдя от дверей, Неклювин обратно сел, на этот раз лицом к выходу, готовый,   в случае чего, принять соответствующие ситуации действия.

Психологически в это уже трудно было поверить. Поезд вот-вот должен был тронуться. Капрал находился на платформе абсолютно один, к тому же чемоданчик стоял далеко от входа.  Но,  тем не менее,  одновременно со звуком защелкиваемых дверей бандит вместе с деньгами оказался в  вагоне.

Однако и такой вариант ими рассматривался.  В вагоне рядом с Неклювиным находился Донсков. Чтобы не привлекать внимания возможной слежки с платформы,  он сидел около пожилой женщины и две последние остановки играл с ее внучкой,  которую та неизвестно почему везла так поздно  от родителей к себе домой на выходные.

Поэтому,  когда Капрал,  прижимая заветный чемоданчик к груди, влетел в вагон, то оказался как раз между капитаном и Неклювиным. Один выстрел в спину счастливца - и на следующей остановке можно будет спокойно выйти.

Но все дело оказалось в том, как он влетел в вагон. А влетел он туда не по своей воле. В последний момент из соседнего вагона выпрыгнули два человека  и буквально затолкали не ожидавшего такого от выходящих пассажиров Капрала в закрывающуюся дверь.

Вот почему со стрельбой у капитана возникли проблемы, так как стало неясно, в кого стрелять первым. Никаких размышлений, свои ли захватили бандита или  чужие, для него не существовало.  Просто важно было всех уничтожить в такой последовательности, чтобы остаться живым самому. Он уже потянулся за пистолетом, когда с ужасом сообразил, что продолжает держать на коленях чужую девочку. В другой ситуации он бы и пассажиров не пожалел   ради выполняемого задания,  но те несколько минут прямого общения с малышкой сделали такое поведение сейчас невозможным.
 
Перебросив девочку к бабушке, капитан, мгновенно просчитав запасные варианты и,  пытаясь опередить время,  подскочил к Вадиму и,  выдернув того за руку с сиденья,  оказался вместе с ним около дверей. После такого происшествия на платформе машинист просто обязан был по всем инструкциям повторно открыть двери. Именно здесь капитан опережал время, находясь в этот момент позади вошедших. Натренированным глазом он также заметил, как, перепрыгивая ступеньки эскалатора, к ним приближается помощь.

Однако двери почему-то не открылись.  Вместо этого поезд,  даже без объявления следующей остановки,  резко дернулся  вперед,   максимально быстро набирая скорость.  Донсков,  с рукой на пистолете,  застыл,  не зная, что предпринять дальше.

Вадим, как всегда, оружия не имел. А на них и примолкшую девочку смотрели два короткоствольных автомата,  появившиеся из-под плащей нападавших.  И самое странное при этом, что ничего не предпринимал Капрал, истуканом стоявший между двух автоматчиков.

В такой безмолвной сцене прошла минута.  Никто не произносил слов и не двигался.  Лишь один из автоматчиков что-то шепнул Капралу,   после чего тот толи сник, то ли успокоился. И здесь, снова неожиданно, посредине перегона поезд начал тормозить. 

Зато  последовавшее  вслед  за этим появление  в  вагоне еще восьмерых пассажиров из темноты туннеля, для капитана неожиданностью не стало.  Он уже научился отличать победу от поражения.

Подчиняясь молчаливому приказу автоматчиков,  Донсков достал и бросил на  пол пистолет.  Следующим шагом явились щелкнувшие наручники на нем и Вадиме.  Лишь только затем Гога, державший этот процесс под полным контролем,    приблизился к ним.  Как ни печально,  но требовалось признать, что  здесь он переиграл их по всем статьям,  хотя операция и казалась капитану неплохо подготовленной.

Но что являлось основной причиной провала, он не догадывался и сейчас. По виду Капрала,  никогда не отличавшегося артистическими способностями, трудно было предположить,  что он в  этом  оказался  замешан, добровольно пожертвовав на общий кон пять миллионов. Скорее всего прокол случился с сантехником, который сам отдал или же его заставили отдать письмо не тому, кому оно предназначалось.

Следующую станцию проскочили без остановки.  Зато на "Динамо" капитана с Вадимом,  как чуть раньше Капрала,  выпихнули из дверей,  бегом направляя на выход из метро.  Завершением блестяще проведенной противником операции  явились два поджидавших их микроавтобуса,  тотчас рванувшихся с места после посадки в неизвестном направлении.

                ***

Подвал, куда привезли и бросили Донскова с Неклювиным,  очень напоминал старинную камеру пыток.  Вбитые в стены и потолок крюки и кольца не предвещали им ничего утешительного.

Так оно и получилось.  Не оставляя дело на утро,  первый допрос начался сразу по прибытию.  Вслед за ними в подвале появились Гога, Салман и почему-то Капрал, хотя по логике вещей для них он должен был являться предателем.

Не отступая от традиций,  выделенного для допроса палача вырядили в кожаный грязный фартук и одели на глаза черную маску с прорезями.   По знаку Гоги   на небольшой столик положили знакомый чемоданчик.  Он сам щелкнул замком и,  подняв крышку, повернул содержимое в сторону допрашиваемых.

- Начнем с этого,  - предложил он,  обращаясь к Неклювину. – Теперь ты не сможешь отрицать, что украл у нас деньги.

- У вас я ничего не крал. Это все мое, - мужественно ответил Вадим, хотя было видно, что это стоит ему неимоверных усилий.

Из группы приближенных Гоги выскочил Салман и без  всяких  вопросов саданул Вадима  кулаком в живот.  Вадим согнулся пополам,  но на ногах устоял.

- У-у,  обманщик, нечестный врун. Я тебе поверил, товарищей подвел. Теперь я сам прослежу,  чтобы как прошлый раз для тебя все  хорошо  не закончилось.

Он рубанул Неклювина сверху по шее, отчего тот согнулся  еще  ниже, но все равно не упал.

- Оставь его на минутку,  - голос Гоги придержал расправу.  – Может он и так нам все расскажет. Может вспомнит, что мы здесь не шутим.

- Нет, - не подчинился Салман воле главаря. - Я сначала верну его в то положение, в котором он находился до выхода отсюда в прошлый раз. А потом уже спрашивай.  Я буду не я, если в этот раз он не расскажет нам правду. На Кавказе в старину с таких лжецов, которые честью торговали, кожу снимали. Если понадобится, то и я это проделаю.

Он выбрал в углу веревку из кучи пыточного снаряжения, принесенного подручным палача, которому Салман своей инициативой не дал возможности приступить к  работе. Размахнувшись и держа веревку за оба конца,  он забросил ее на вбитый в потолок крюк. Обмотав один из свободных концов вокруг стоп Неклювина и затянув узел, Салман отошел на пару шагов назад и,  взявшись рукой повыше за другой конец веревки, резко дернул ее вниз.

От такого рывка все еще  находящийся  в  согнутом  положении  Вадим просто тюкнулся  головой об пол,  не успев даже вытянуть для страховки руки, в то время как ноги его устремились вверх. Подтянув жертву к потолку до   нужного уровня, Салман закрепил веревку за кольцо в стене. Неклювин, изредка  дергаясь от болевых ощущений в разных частях  тела, болтался под потолком, как свиная туша в лавке мясника.

- Теперь говори этому лгуну что хочешь, - Салман ткнул висящее тело в живот и вернулся в группу окружения Гоги.

Вадим опять  задергался.  Травмированные мышцы после удара пытались сократиться, сжаться, но перевернутое положение тела не давало это исполнить. Нестерпимая боль охватила все органы детектива.  Тем не менее он продолжал молчать и в таком положении,  хотя Гога повторил вопрос о деньгах.

Тогда был дан знак палачу,  уже державшему наготове в руках  плеть. Резкий свист  - и одновременно с криком Вадима на нем лопнула рубашка, разрезанная витой жилой плети. 

Ожидавший своей очереди в другом углу, Донсков не понимал, почему Неклювин не захотел сказать, что теперь хозяином всех остальных денег является он, капитан?  На его  месте  так поступил бы каждый нормальный человек,  которого били смертным боем ни за что. Неужели только в благодарность за Юну? Получалось, что так.

Тем временем  взбешенный молчанием Капрал,  которого так подставили перед шефом,  не выдержал и,  вытащив большой нож, широко махнул им по воздуху. Сам  Гога с криком "Пока рано!" пытался перехватить руку,  но не успел.  Однако Капрал бил не по человеку,  а по веревке.  С  высоты примерно метра Неклювин  врезался головой в пол,  отрываясь от потолка вместе с отрезанным куском веревки.

- Ты будешь падать так каждые пять минут,  пока не сломаешь шею или не скажешь,  - орал на полную мощь Капрал, отрабатывая свое прощение и пытаясь связать перерезанные куски веревки вместе.

Но уже одного падения оказалось достаточно,  чтобы прекратить дальнейший допрос.  Здесь Капрал явно перестарался, чем вызвал сильное недовольство Гоги, справедливо опасавшегося, что вместе с жизнью допрашиваемого безвозвратно уйдут из его жизни и 24 миллиона долларов.

- Назад! - запоздало крикнул он. - Не лезь не в свои дела, для этого у нас палач имеется, специально обучался.

Что-то  больше похожее на рык,  чем на ответные слова, вырвалось из горла Капрала,  но все же он отошел от тела,  которое  по  знаку  Гоги швырнули в  угол, очищая место в центре для Донскова.  Со сцепленными сзади руками его поставили под крюк. Палач доделал то, что не дали закончить Капралу. Связав веревку и привязав конец к кистям пленника, он наново забросил ее на крюк.
 Стоящий у стены подручный в любой  момент был готов вздернуть капитана на "дыбу".

- Видел?  - сочувственно поинтересовался Гога у Димадона, показывая на неподвижно валявшееся тело Вадима.  - Ты-то хоть знаешь,  за что мы тебя ловим?

Капитан не знал. Но уже то, что он здесь увидел, было похуже штыковой атаки на окопавшегося врага.  Там  бы-а  только  смерть.   Быстрая смерть. Смерть караулила его и здесь, но тяжелая. Или жизнь, которая в таких обстоятельствах выглядела много хуже смерти.

- Много за что,  - выдавил Донсков несколько слов, оттягивая начало конца.

- Это  точно,  - согласился Гога.  - По крайней мере минимум четыре раза ты заслужил смерть. Но за все то я тебя прощаю.

Такое заявление оказалось слишком неожиданным.  Оно давало надежду. Однако надежда в такой компании,  в этом капитан был абсолютно уверен, могла существовать только одновременно с предательством. И он не ошибся.

- Нам нужен полковник Котин,  а не ты,  - продолжил Гога.  - У тебя все в прошлом и поэтому свою жизнь ты можешь сейчас купить.  И за  гораздо меньшую сумму чем тот,  в углу. Не за деньги, за услугу. - Заметив по ответной реакции, что его правильно поняли, Гога ухмыльнулся. - Все верно,  а ты как думал? За так ничего не бывает. Заодно и заменишь нам Сукина,  непонятно почему переметнувшегося к гэбэшникам.  Ну  как, пойдет?

- Ты дело говори, а не загадки загадывай, - огрызнулся Донсков, ничего не собиравшийся выдавать,  но все же непроизвольно оттягивающий развязку.

Печальный опыт у него имелся. Когда-то вот так он уже стоял перед горцами, приговаривающими его к смерти.

- Я и говорю,  - нисколько не рассердился задержке Гога.  - И  даже знаю, что ты дальше скажешь, мол, полковника нам никогда не купить. За деньги - может быть, спорить не буду. Есть такая порода людей, которым они то ли не нужны, то ли им всегда мало, сколько ни предлагай. К слову, ты пока подумай, сколько нужно тебе. Но вот за жизнь дочери, я надеюсь, он согласится. И эту дочь нам отдашь ты.

Как недавно Вадим,  теперь точно в такое положение попал сам  Димадон. Тот  не  выдал  его,  а он должен был не предать полковника.  Вот только хватит ли у него сил на такое, защищать не себя?

- Чтобы тебе было проще переступить определенный порог, - продолжал откуда-то литься голос Гоги,  - я немного помогу.  Твой полковник,  по сути, политический труп. Сегодня или завтра Крушин объявит себя президентом России. Это улажено.

Но не дожидаясь этого события, уже имеется его приказ  об  уничтожении Котина.  Как ты мне,  так и твой полковник много крови успел попортить моему шефу.  Но как я тебя, Крушин  готов простить Котина,  если тот перейдет на службу к нему прямо сейчас, не дожидаясь его избрания президентом страны.  Сам  понимаешь,   с  таким компроматом, какой накопил полковник за столько лет службы, новый президент многих сможет держать в руках.

Да и не выкрутиться вашему Котину по-другому.   Сейчас  я  хожу у маршала Стаина в лучших друзьях,  а завтра это будет делать он у меня.  Так что то, что мы просим, предательством назвать нельзя. Если сюда добавить еще и отсутствие выбора у тебя, то, мне кажется, ответ должен быть очевиден. Итак, я жду.

Да, здесь Гога угадал. Ответ был очевиден и время отсрочек прошло.

- Нет, - твердо ответил капитан и заранее опустил голову.

- Жалко,   - пожалел Гога зря потерянное на уговоры время.   - Дерни его!

Подручный дернул. Выворачиваясь в плечах, с громким хрустом и треском руки капитана проделали за плечами путь,  который до этого за  всю их жизнь им делать не приходилось.  Явившаяся боль была настолько острой, что мозг уже не смог получить информацию,  кричало тело или  нет. Но это  было  не  все. 

Поменявшись  местами с подручным и отдав тому плеть, палач сам начал по одному ему  известной  методике подергивать конец веревки,  управляющий поднятием и спуском подвешенного человека, начавшего смешно болтаться между полом и потолком,  словно  марионетка на ниточке.

И все же угасающее сознание торжествовало. Он смог! Как и Вадим, он не выдал Марину,  а значит, если еще понадобится, не отдаст им и Лену. Успокоенное этой мыслью,  последнее,  что смогло уловить сознание, это долетевшее от  кого-то из бандитов замечание,  что он оказался гораздо слабее предыдущего,  и проникающий в подкорку голос Гоги, что до утра, когда приедет сам Крушин, их оставят жить.
"Если они уже не умерли", - подумало сознание и окончательно угасло.



                Глава сорок восьмая


Сколько времени он приходил в себя,  капитан не знал,  как не догадывался и о времени суток,  стоящем на дворе.  Все что он смог найти в абсолютной темноте подвала, это по-прежнему неподвижное и ни на что не реагирующее тело Вадима.  Даже двери  камеры  обнаружить  не  удалось. Споткнувшись обо что-то на полу,  капитан с криком упал,  падением возобновляя боль не только в вывернутых руках, но и во всех отбитых членах.

Тотчас на звук крика раздался скрежет отодвигаемых засовов и  скрип открываемой двери камеры. Свет тусклой лампочки, едва освещая коридор, упал на пол. Внутрь вошел охранник и,  наклонившись к капитану, попытался его поднять.  Но безвольное тело на полпути вывалилось у него из рук.

- Вставай  быстрей!  - негромко приказал он Донскову,  делая вторую попытку.
Не сопротивляясь,  капитан поковылял к двери, поддерживаемый охранником. В разбитом теле сил сопротивляться не осталось.  Да,  враг  был всего один и на боку его заманчиво торчала кобура. Только вот руки совершенно не действовали,  а неполноценное сознание никак не могло придумать ничего другого.

Поняв по широкому потоку света,  хлынувшему с улицы,  что его везут на последний допрос к Крушину,  капитан тем не менее не отреагировал и на это. Плюхнувшись на заднее сиденье стареньких разбитых  "Жигулей", он отсутствующим взглядом следил за первыми лучами еще невидимого ему солнца, встающего далеко-далеко на востоке.

Конвоир, отпустив Донскова, направился к передней дверце за руль.

- Нет,  и его,  - зачем-то ухватился за край рукава капитан, имея в виду оставшегося внизу Неклювина.

- Да он труп, - отмахнулся охранник, пытаясь выдернуть руку.

- Нет, и его, - упрямо повторил Донсков. - Вместе и умрем. А то что труп, так это только кажется.  Он,  собака, живучий, - почему-то глупо хохотнул капитан.
  - Сколько раз его убивали, а он, подлец, все живет. Давай его сюда.

С большой неохотой,  явно написанной на лице,  но зато очень быстро конвоир бросился обратно в подвал.  Вот теперь можно было  попробовать бежать, так как юнец допустил элементарную ошибку, действуя один и забыв привязать его к сиденью.  Пусть не работали руки, зато хоть как-то действовали ноги. Но остаточный дурман в голове не давал капитану даже сдвинуться с места.

А через пять минут стало поздно. Притащив Неклювина, конвоир  бросил безжизненное тело на колени Донскова и, тяжело дыша, на пару секунд остался в согнутом положении, стараясь прийти в себя от перегрузки.

Вместо того,  чтобы хлопнуть его открытой дверцей машины по голове, Димадон опять зачем-то схватился за рукав куртки. На этот раз охранник зло выдернул руку, закрыл почему-то очень осторожно заднюю  дверь  и, больше ничего не говоря, направился к месту водителя. Мотор старенькой машины натужно взвыл,  зачихал, закашлял, но все-таки завелся. Облегченно вздохнув,    что  явственно прочиталось по спине,  конвоир через узенькую тропинку выехал из развалин  каких-то  строений, окруженных двойным каменным забором.  Еще через пять минут они находились в обыкновенном городском квартале.

- Куда теперь?  - обернувшись, напряженно спросил конвоир, настороженно бросая взгляды по всем сторонам еще не проснувшейся улицы.

- Тебе виднее, - ответил на глупый вопрос Донсков, которому почему-то вдруг захотелось говорить, хотя бы даже с охранником. - Куда приказали, туда и вези, холуй бандитский.

От этих слов охранник неожиданно так тормознул машину,  что мотор у той сразу заглох.  Повернувшись, он широко открытыми глазами уставился на капитана.

- Так  вы меня не узнали?  - только и смог произнести он,  забыв на время о стоящей посреди улицы машине.

- Все вы, бандиты, одинаковые, - без злости и рассудительно констатировал капитан, тихо про себя радуясь хоть маленькой победе.

- Да я же Синцов,  Валера Синцов!  - чуть не с отчаянием воскликнул парень. Как же так!  Ведь вы мне спасли жизнь в Тюмени.  Ну,  помните, весной, при  штурме дома "Сибинеги". Я еще поклялся тогда именем матери, что, если смогу, отплачу вам тем же.

И тут пелена моментально спала с глаз и сознания капитана. Нет, самого парня в лицо,  хоть убей!, он вспомнить не мог, хотя что-то такое припоминалось. Здесь сработало только подсознание, наконец-то давшее в мозг ясную и отчетливую команду: спасение возможно и этот шанс нельзя упустить.

- Рули к борделю,  парень, если знаешь такой! - приглушенно выкрикнул он, сверхусилием мобилизуя все органы для новой драки за жизнь.
 
Сразу повеселев,  парень выжал сцепление.  Радуясь вместе с ним, не подвела и машина.  Свернув направо, он повел ее точно посередине дороги, проскакивая утренние перекрестки на авось.

- Только не к тому,  в Сокольниках, - вдруг вспомнил капитан, - а к другому, где китаец заправляет.

- Ладно, пока это без разницы, - подтвердил, что услышал, охранник, лихо проскакивая перед большегрузным "Камазом",  неизвестно куда катящимся в такую рань по улицам Москвы.

Выскочив на прямую трассу к борделю,  Валера полностью  успокоился. Погони за ними не было и большие городские застройки остались позади. Впереди лежали только разрозненные массивы частного сектора.  Он  даже скинул газ, когда прямо на пустыре капитан заметил пылевое облако, под углом к их ходу направляющееся в то же место, что и они.

Пока не  осознав  причины,  Донсков указал на него парню и попросил опять прибавить скорость.  Сделано это было в самый раз. Буквально через три минуты они смогли разобрать,  что пыль поднимали несколько автомашин, мчащихся прямо по бездорожью им наперерез.

- Погоня,  - спокойно предупредил парня капитан.

- Вижу, они, - выдохнул тот, покрепче цепляясь руками за баранку.
 
Счет шел на минуты,  а может и секунды.  Увидев,  что не успевают, преследователи попытались увеличить скорость,  но это стоило им  одной машины, перевернувшейся  после  прыжка на бугре. 

Беспрырывно сигналя, чтобы привлечь внимание, "Жигули" подлетели к общежитию спецназа. Пропустив одиночную машину, мчащуюся с отрывом, по остальным часовые открыли огонь поверх кабин.

В этот момент капитан с помощью Валеры уже находился в комнате полковника. И почти тут же команда "В ружье!" подняла на ноги весь спящий небольшой гарнизон. Организованно занимая заранее оборудованные ме-та, спецназовцы оттеснили наступающих метров на триста от общежития.
 
Однако машины продолжали и продолжали прибывать. Через два часа их в округе можно было насчитать сотни две с Мишуткиными уголовниками и  охранниками "Сибинеги". Пришлось применить гранатометы и скоро сотня из них пылала веселым огнем под лучами желтого солнца.

Тогда, оставив машины и подчиняясь одной команде,  бандиты пошли на захват, растянувшись  большим полукругом перед общежитием и вжимаясь в складки подходящей для наступления пересеченной местности.  И хотя они не имели тяжелого оружия, но бьющее в глаза невысоко стоящее солнце не позволяло защищающимся вести прицельный огонь по кочкам и деревьям,  за которыми умело прятались бандиты.

Довольно плохо  складывались  дела около борделя.  Воспользовавшись тем, что основной бой велся против общежития,  где укрылись беглецы  и из-за которых началась заваруха, часть бандитов, заходя с тыла, просто наткнулась на здание борделя и решила захватить его,  чтобы использовать как неплохой плацдарм для атаки на основной объект.

Из мужчин в борделе в это время находились только Ру-Ань, Чижик, да несколько запоздалых военных,  давно проспавших службу и не обремененных семьями в городе. Так как решетки на окнах первого этажа на  ночь были опущены,  Чижику пришлось только задвинуть дополнительные два засова на металлической входной двери.  За-тем, вместе с клиентами посмелее, он начал отстреливаться со второго этажа.

Однако на сорок окон по фасаду шести человек оказалось  явно  мало. Чижик понимал,   что продержаться требовалось совсем немного,  так как в этот момент услышал невдалеке рокот запускаемого вертолетного двигателя.

Тогда, минуту поколебавшись, он поспешил к специально приспособленной для таких случаев комнате, не имевшей окон наружу, где пережидали стрельбу   остальные  обитательницы  борделя вместе  с  Ру-Анем. Вытаскивая из шкафов оружие,  и по ходу объясняя,  Чижик приказал всем срочно перейти к окнам и открыть стрельбу.

- Из окон можно не высовываться,  - предупредил он.  - Главное, палить почаще в любую сторону.

Помощь проституток оказалась очень даже кстати.  Тем более, что общаясь с военными, многие из них уже не раз держали в руках пистолеты и автоматы. К тому же первоначально полностью  китайский  контингент  за последний месяц оказался значительно разбавлен русскими девушками, куда как более приспособленными к драке, чем китаянки.

Если бы нападавшие знали,  кто с ними воюет, возможно, все закончилось бы быстро.  Но неизвестность и многократно возросший шум стрельбы сделали свое дело. Прервав прямую атаку, они остановились и, укрывшись за прикрытиями, стали бить по окнам.

Как и  полагал Чижик,  десяти минут задержки вполне хватило,  чтобы дождаться перелома в бою. Поднявшаяся в небо винтокрылая машина начала утюжить небо над наступавшими. И хотя одного из вертолетчиков, которых Котин сразу догадался направить с экипажем к машинам, убило по дороге, появившегося в  небе другого штурмовика оказалось достаточно для победы. Видя  сверху все складки местности как на ладони,   сам  прикрытый бронированным брюхом   машины,  экипаж вертолета сразу посеял панику в рядах противника, поливая его сверху огнем из пулеметов и автоматов. А эффектный запуск   пары  ракет  по удирающим переполненным автомашинам окончательно закрепил триумф.

Результат сражения  показал,   что спецназовцы не зря все это время ели хлеб Ру-Аня.  Поле вокруг его борделя стало еще живописнее,  украсившись новыми сгоревшими машинами и воронками от гранат.

Примерно через час одинокая машина с белым флагом,  торчащим из окна, повторно  показалась  перед ставкой спецназовцев.  Вылезший из нее парламентер в лице Капрала объявил полковника Котина и его комитет вне закона по  распоряжению будущего  президента  страны и предложил всем добровольно сдаться или хотя бы отдать им сбежавшего Неклювина,  оставив капитана себе. В противном случае он не гарантировал им жизнь после того, как с Казани подойдет сюда дружина Гоги.

Но полковник, никогда не участвовавший в сделках с бандитами, категорически отказался.

- Вот когда ваш будущий президент станет настоящим, тогда приезжайте еще раз и привезите письменный приказ.

Получив такой  ответ,   Капралу ничего не оставалось,  как ни с чем вернуться назад.  Однако после полудня самые  худшие  предположения  и слухи подтвердились.

Полковник как раз разговаривал с Донсковым,  над которым до этого два часа колдовали Чижик и Ру-Ань со своими массажами и другими китайскими штучками, когда ему позвонили по телефону и сообщили о только что закончившемся  голосовании Государственной  Думы  в пользу Крушина. 

Теперь там срочно готовили документ о вступлении того в должность президента России. Сам же Крушин уже со вчерашнего вечера переехал из офиса "Сибинеги" в не занятый пока никем Кремль.
 
Подтвердил информацию и Донсков о намерениях Крушина против Котина.
 
- Что ж, - чуть подумав,  философски заметил Котин.  - Значит время мое ушло и пора собирать манатки. Против президентов страны, тем более официальных, я не воюю. В этом случае сам смысл существования Комитета теряется.
И полковник грустно улыбнулся.

                ***

Еще через два дня Котин прощался с комитетом,  с ребятами,  с Москвой. Так как достаточно большой комнаты в общежитии не оказалось,   то столы накрыли  сразу в нескольких комнатах поменьше.  Хотя традиционно все прощания проводятся вечерами, на этот раз из-за недостатка времени начали с утра.

Сразу после решения полковника об уходе из комитета,  Удалов поехал за Мариной,   чтобы собравшаяся вместе семья могла обсудить свои дальнейшие планы.  К большому везению там он застал и ее мужа,  только что вернувшегося из Казани. В Москву тот вернулся вслед за Гогой, которого выбрал героем своего нового очерка и о котором усиленно собирал  материал. Прихватив и журналиста, Максим доставил их к полковнику.

Только тут,  наконец-то,  тесть сумел обстоятельно поговорить с зятем. Два деловых  человека  сразу внутренне понравились друг другу. Именно поэтому Роб предложил вариант отъезда полковника именно в  Лондон, где  жила его семья. Но сам бросить Москву не захотел, соглашаясь даже на то, чтобы с родителями уехала Марина.

- С отцом моим вы подружитесь,  - убеждал он Котина, - а если захотите чем-нибудь заняться,  то сможете у него же в газете работать  репортером, как  я,  и даже сделать новую карьеру,  например, на Турции, Иране или другой азиатской стране, близкой России по духу.

Однако и ему пришлось самому собираться в Англию после новости,  что сообщила им Марина. Она ожидала ребенка, и это сразу поменяло настроения и помыслы всей семьи. В таком положении и Роберт не смог отказать жене.

- Что касается твоей статьи,  - утешил его полковник,  - то попроси Донскова и он расскажет тебе о Гоге столько,  сколько ты не узнал бы и за год. А я ему прикажу, пока еще остаюсь командиром.

Пришлось Санли тут же по телефону заказывать билеты на самолет.  Он же помог и со столом,  чтобы прощальный банкет получился не только пьяным, но    и сытным.

Помог и Громов,  по дипломатическим причинам не смогший сам прибыть,  но приславший солдат посторожить бордель,   пока его охранники будут отмечать отъезд своего шефа. Кроме закона воинской дружбы этим он выполнил и просьбу своего интенданта Вовочки, который по борделям без вооруженной охраны не ездил.

Отсутствовал только куда-то подевавшийся Шурик. Но и  без них скучать не приходилось.  Каждый хотел поднять тост за полковника, а кто не умел их говорить или к этому моменту физически не мог, дружно поддерживали чужие звоном своих стаканов.

Посильное участие пытался принимать в этом и Вадим Неклювин,   чуть отошедший от  знакомства с Гогиными палачами и принесенный сюда на руках друзьями.  Усаженный отдельно за журнальный столик в  кресло,   он, насколько мог, поддерживал компанию.

Что касается женщин, то вначале их было немного: Зоя, Марина, Лариса, Рита, жена Котина,  несколько жен других офицеров, четыре проститутки, временно переселенные в общежитие Ру-Анем,  и  давние  подружки полковника Катя,   Зина и Вера. 

Но так как Ру-Анем на сегодня в честь недавней победы над Гогой был объявлен день бесплатных посещений,   то скоро и остальные проститутки,  к которым офицеры время от времени перебегали в соседний дом, постепенно переместились к уставленным столам общежития.

После водки и женщин,  как обязательное зло пошли наркотики, только на этот раз не бесплатно,  а для тех, кто мог заплатить. Но так как их качество желало много лучшего,  то и цены являлись соответственно  небольшими. Уже после обеда все общежитие стало походить на один большой восточный притон.

На этом фоне довольно неплохо выглядели Роберт с Димадоном.  Журналист, не давая капитану пить,  усиленно строчил в блокнот воспоминания о Гоге,   через каждую строчку громко сожалея об отсутствии пропавшего диктофона. В  свою очередь он сам отрывками  рассказывал  о  событиях, свидетелем которых непосредственно являлся.

Там, под Казанью,  дела происходили страшные. Миллионы татар воевали с миллионами китайцев. Народ шел на народ даже без оружия. Одни защищали свои жилища, другие утверждали, что эти земли президент России отдал им  под  заселение в знак дружбы и учитывая опустошенность волжских земель после краткого правления Шамилева.

За кого были власти, понять оказалось невозможно. Собранная со всей Руси милиция стреляла и в тех,  и в других,  а православные священники шли с крестами впереди колонн мирных китайцев, тащущих детей за руки и с узлами на плечах.

Постепенно победа в этой  бойне  вроде  бы  стала склоняться на сторону татар, вытеснивших с помощью милиции китайцев в Башкирию и продолживших гнать их еще дальше в  Казахстан.
 
Но  как-то странно, что в ходе победы победители лишились всех своих лидеров, которые, как  говорилось в различных выступлениях официальных лиц,  "геройски погибли".   

В довершение всего чего-то ожидавшие все это время пришлые казаки с Дона сожгли для начала Казань, получив ее на неделю в разграбление, а затем погнали вниз по Волге оставшееся население края, не разбирая, китайцы оно или татары, сжигая по дороге и другие мусульманские города.

- И среди всего этого хаоса,  символом беспредела, бешенные дружинники Гоги, как стаи воронов на пепелищах. -  Так Санли опять перешел на тему своего очерка, продолжая выспрашивать у  капитана  малейшие  подробности  его встреч с бандитом, чтобы получше понять характер и причину такого поведения Гоги.

Тут разговор  их был прерван полковником с Вовочкой,  которые в обнимку направлялись в другие комнаты искать себе женщин, так как девочки Вовочки куда-то исчезли с более молодыми офицерами,  а Катюша категорически отказалась из-за того, что Сукин ей строго-настрого приказал больше ни с кем не путаться и держаться подальше даже от лучшего друга ее подружки Лены Погодиной.

- Эх, Дима,  Дима,  генерал Дима,  боюсь, что без меня тебе не стать даже майором, - пьяно посочувствовал полковник Донскову и, поддерживаемый верным товарищем, отправился на дальнейшие поиски в бордель.

К четырем часам дня оживление во всех комнатах заметно упало, только особо крепкие еще пытались сражаться с зеленым змием.  Большинство же, предельно уставшие от такой борьбы, храпело везде, где только можно было прилечь,  вперемешку с чужими женами, подругами и просто проститутками.

Однако долго  такое  затишье у тренированных бойцов продолжаться не могло. Часам к одиннадцати,  немного ожив от сна, они возобновили проводы с прежним энтузиазмом.

                ***

А в комнате Чижика,  закрывшись,  Зоя навсегда прощалась с Мариной. На этот раз поняв неизбежность разлуки, Марина не только позволила той ласкать свои плечи, но и сама, задыхаясь от волнения, стала  целовать Зою, все больше попадая под власть возбуждения.

- Никогда, никогда больше..., - шептала со слезами на глазах она, в то время  как мягкие Зоины пальцы впервые за время их знакомства касались шелковистой поверхности всегда прикрытой тоненьким кусочком материи и   раньше доступной только мужским рукам.  - Если ты хочешь меня, если это надо для нашей дружбы, возьми меня...

Широко раскинувшись  на  кровати,   Марина закрыла глаза и затихла, лишь временами притягивая к себе голову Зои и водя губами по ее  лицу. Ее подруга делала это гораздо чаще,  целуя нежную кожу Марины,  а там, где этому мешала одежда, вступали в дело руки,  постепенно освобождая тело от внешней искусственной оболочки.

- Теперь ты целуй меня,  - мягко потребовала Зоя,  когда между ними не осталось никаких преград,  - не стесняйся,  любимая.  Целуй сюда, - она приподнялась к губам Марины,  давая той время ощутить  свои  упругость и тепло, - а теперь сюда...

На этот раз губы девушки сами скользнули чуть  ниже,   лишь  слегка направляемые требовательными руками, которые в свою очередь не забывали ласкать все, что им попадалось по дороге, одновременно разворачивая Марину в   нужное положение.

Сначала закрепощенная и глядящая только внутрь себя,  после серии ласк Марина сама отдалась любовнице,   прося того же  от нее.  Гибкие нежные тела красиво и плотно то переплетались друг с другом, то на мгновение распадались, чтобы затем слиться вновь.
 
- Сестра моя...  Вот так...  И еще,  еще..., - прекрасные ротики не только говорили, но и доводили до исступления. - Целуй, целуй, о-о-о!

Несколько раз в комнату кто-то стучал, слыша внутри звуки.  Но  обе женщины не реагировали на это,  найдя себя и друг друга хотя бы в последний момент, который уже не мог прервать никакой посторонний стук.
 
Лишь под утро Зоя отпустила Марину.  А еще через час, в сопровождении бронетранспортеров и вертолета прикрытия,  семья Котиных  покидала окрестности борделя, чтобы совсем скоро навсегда расстаться с родиной.



                Глава сорок девятая


После утверждения  Государственной  Думой его в качестве президента России, Крушин долго принимал многочисленные поздравления.   К  единственному представителю от армии,  присутствовавшем на этом историческом заседании, генералу Громову, он подошел сам.

- Ну как, генерал, за кого голосовали ваши представители во фракциях? - весело и бодро поинтересовался он,  ожидая,  естественно, только положительного ответа.

Не выражая такой радости как новый президент, Громов, тем не менее, сначала поздравил его. Но затем огорошил ответом.

- Против,  Петр Андреевич,  против. Только не подумайте, бога ради, что против вас. Вообще против любого Президента. Пока он России не нужен. Еще не все доделано. Вы чуть поторопились.

Такое заявление, хотя и направленное не лично против него, несколько испортило праздничное настроение Крушина, наконец-то осуществившего свою тайную  и заветную цель.  Но спорить с всесильным генералом он не хотел и на первых порах предложил тому сотрудничество.  Генерал не отказался и  первые свои два часа в новой должности Крушин провел именно с ним, обсуждая наиболее насущные проблемы и пути их решения.

Лишь расставшись с генералом, Крушин занялся реализацией самой приятной части президентских прав - назначением на всевозможные  должности, коих  в стране имелось в изобилии, доверенных и преданных чиновников. Сам  много лет вращавшийся в таких кругах, он знал кого и из кого можно выбрать.

Пост премьер-министра сразу был предложен Шурику,  так замечательно проведшему всю предвыборную кампанию,  возглавляя координационный штаб "Сибинеги" и Движения.  Но Александр Ксенофонтович из скромности решительно отказался, сказав, что не потянет такую прилюдную работу.

- Мне бы в качестве советника,  - предложил он сам,  явно  намекая, что постом руководителя Администрации президента он будет вполне удовлетворен.

Не имея ничего против,  Крушин сразу подписал распоряжение,  а пост премьера отдал личному другу детства. А вот с остальными членами правительства торопиться не стал.  Прежде требовалось определиться с основной проблемой, которую он же в свое время породил.

Теперь, достигнув вершины в Москве, начатое расчленение России становилось для него ненужным. Но и терять своих сторонников во вновь организованных республиках на ее территории не хотелось, да и было опасно. Поэтому,  утвердив законы об  их  независимости,   всех  остальных аппаратчиков из других областей, которым он в свое время обещал то же, Крушин пригласил в Москву, заполнив ими министерские должности и лишив этим самым регионы потенциальных лидеров за отделение от России.

Оставшиеся области и другие территориальные образования были официально переведены в губернии и тем самым ликвидировано само понятие автономий. Россия становилась унитарным русским государством. 

Определение "казачья"   стало  только дополнительным  для  новой  Волжской  и расширенных за счет Калмыкии и Закавказья Ставропольской и Краснодарской губерний.   

Включив  простым декретом не определившуюся до сих пор закаспийскую республику со столицей в Гурьеве  в качестве губернии  в состав России,  Крушин создал вокруг Каспия целый казачий край с центром в Ростове-на-Дону, готовый силой противостоять всем нерусским тенденциям в этой богатейшей нефтью, климатом и плодородием почвы зоне.

Из министерских вакантным пока оставался только пост министра  обороны, который,    армия   дала   это   ясно   понять,    тоже  являлся преждевременным для текущего состояния России. Но и без публичной поддержки Громова   новый президент чувствовал себя достаточно уверенно, так как Москва,  главный оплот государственности, находилась в его руках.

Уголовники  Мишутки,  контролировавшие почти весь город, подчинялись дружинникам Гоги, который сам в свою очередь продолжал оставаться правой рукой Петра Андреевича.

Однако инертность армии все же смущала Крушина. По-прежнему телевидение, радио и другие основные источники жизнеобеспечения города оставались заняты ею и туда открыто не допускались  никакие  представители официальной государственной власти.  Учитывая традиции,  решение этого вопроса Крушин решил отложить до возвращения из Казани всех формирований Гоги, а также маршала КГБ Стаина и руководителя МВД Смолина, ношение министерского портфеля которому было продлено заочно.

                ***

Именно в  такой неопределенный момент Донскова нашел странный телефонный звонок из Казани.  Звонил  его  преемник  по  казачьей  службе, главный волжский атаман,  который,  как и он когда-то, похоже устал от казацкой вольницы и собирался вернуться к своей прежней  деятельности.

Петр Петрович Грачев, а после посвящения в казаки капитан уже знал фамилию усталого генерала, просил обязательно и срочно разыскать в Москве Николая, бывшего заместителя Погодина и, по возможности, Сукина.

- Я сам их ищу,  но дело не терпит отлагательства,  - извинился  за неожиданность обращения генерал. - Нужна помощь.

- А самого Погодина нашли? - поинтересовался Донсков.

- Нет.

- Тогда зачем вам Николай, ведь Движением заправляет Крушин?

- Движения  уже нет,  - вздохнули на том конце провода.  Чувствовалось, что генералу не особенно хотелось распространяться на эту  тему, но приходилось.  - Президент распустил его.  Но определенные круги и в том числе военные считают, что у нас все же государство рабоче-крестьянское и к воле трудящихся следует прислушиваться.

- Понятно,  - согласился капитан,  хотя ничего особенно не понял. – Ну, а Сукин зачем? Наш комитет, да и я сам вполне можем справиться.

- В принципе, можете. Но здесь лучше человек с определенной репутацией, не щепетильный и лучше не на государственной службе. Сукин будет в самый раз. Найдешь - позвони мне, я прилечу и поговорю с ними.

Сопоставив факты,  капитан подумал, что сделать это будет не так-то просто. Скорее всего и прошлый приезд Сукина был связан именно с этим, а поручение к полковнику являлось только прикрытием. И с тех пор он не только не нашел Николая, но и пропал сам.

Неожиданно эту, казалось бы неразрешимую задачу, помогла решить Лена. В разговоре капитана с ней имя Николая прозвучало совершенно случайно, вскользь,  но едва услышав его, девушка густо покраснела, а потом, поперхнувшись от волнения, даже закашлялась.

- Что случилось, Леночка?
- Он звонил.
- Кто он? - удивился капитан, не понимая о ком идет речь.
- Николай.
- Кому?
- Мне.
- Так он же ушел из Движения.
- Не знаю, вчера звонил.
- И что сказал?

Чуть отошедшая девушка опять зарделась.

- Предлагал уехать с ним.
- С чего бы это?
- Говорит, что он меня любит и ты все равно на мне не женишься.

Теперь пришла   очередь  внутренне  покраснеть  капитану,   который действительно, не очень торопил развитие событий в данном направлении, хотя и ничего не имел против.

- А ты?
- Я отказалась, я ведь тебя люблю.
- А он?

- Обещал,  что завтра сам здесь будет. Я не согласилась, но он сказал, что обязательно приедет,  хотя бы попрощаться,  так как все равно уезжает из Москвы.

- Ну и отлично,  - поручение генерала оказалось много  легче,   чем предполагал Донсков. - Он мне тоже нужен, пусть приезжает. А в остальном не верь ему, я люблю тебя. Очень. Пусть только все здесь закончится. Кстати, - вдруг вспомнил капитан о второй просьбе, - ты, совершенно случайно, может быть знаешь и как отыскать Олега Сукина?

- Совершенно случайно знаю, - повисла на шее капитана Лена, довольная, что угодила ему и что тот любит ее.

- Да ну? - воспринял ее ответ за шутку Донсков. - Откуда?

- Он к Кате приходил,  вот и знаю, - весело рассмеялась Лена, глядя на оторопевшего от неожиданной удачи Димадона.

Донсков тут  же  созвонился  с Грачевым и сообщил,  что нужная тому встреча может состояться уже завтра.  На что генерал пообещал уже  сегодня к   ночи усилить своим присутствием состав знаменитых защитников борделя, о подвигах которых и противостоянии Гоге говорят даже в Казани.

- Казаков своих не боитесь  там одних оставить?

- Нет,  не боюсь,  у меня помощников хватает.  Да и не здесь они, а почти все за Каспием, гонят китайцев.

- А как же Волжская губерния?

- Вот закончат там одно дело и вернем всех желающих сюда.

Только кончив говорить с генералом,  Донсков вспомнил, что так и не поинтересовался у Лены, откуда Николай узнал номер ее телефона. Однако последующие события сделали этот вопрос неактуальным. 

Генерал же, как и обещал,   вечером прилетел в Москву.  Он всегда непостижимым образом умудрялся вовремя оказываться там, где предстояли большие перемены.

                ***

Весь мир был ошарашен двумя ядерными взрывами, одновременно произошедшими в Казахстане.  Невидимые после яркой огненной вспышки в густой темноте поздней осени, колоссальные радиоактивные  "грибы"  поднялись над Тургайской ложбиной и Каражалом, испепеляя и заражая смертью сотни тысяч и миллионы китайских беженцев,  заодно перекрывая дорогу на  север, в   Россию,  тем новым миллионам,  которых вели за собой "великие кормчие" Чин-Тань и Ю-Ань.

Россия, на которую Запад махнул рукой и только ожидал пока она сама добьет себя, преподнесла непрогнозируемый сюрприз, в очередной раз показав, что  такую державу без внимания оставлять нельзя ни на день.

Вновь заговорили о санкциях, о железном кулаке, о диктаторе президенте и его агрессивных наклонностях. Именно последнее заявление заставило Крушина, не поставленного даже в известность  о  планировании  такой акции,  срочно собрать заседание правительства.

Вначале известие о взрыве придавило его гигантской  тяжестью. С такой репутацией и ношей на плечах стать цивилизованным президентом в цивилизованной Европы ему уже никогда не удастся.  Крушин это отлично понимал.  Но оставалась Азия и он решил бороться, хотя армия и подставила ему подножку.

Выход имелся только один.  Использовать этот инцидент как повод попытаться все раз и навсегда решить силой.  И  делать  это  требовалось срочно, пока формально распущенное Движение все еще находилось в Москве.

Поднять самих москвичей против армии ему явно не удалось бы: именно они обвиняли его во всех своих, наконец-то докатившихся и до них, бедах. А вот Движение в последний раз еще можно было использовать.

Как в свое  время  чернобыльский  ядерный след поразил не столько Украину, где произошел взрыв,  а Белоруссию, лежавшую в направлении преобладавших ветров, так и казахстанский след ядерной трагедии по первым прогнозам накрыл своей тенью южную Сибирь,  откуда первоначально и  родилось Движение.

При наличии законного президента армия просто не могла пойти против народа, того  невооруженного  народа,  который вручил и доверил оружие ей. В этом случае кончина генералитета была бы еще более  явной,   чем президента из-за взрыва ядерных устройств над чужой территорией, которые хоть как-то оправдывались интересами России. 

К тому же теперь его поддерживало КГБ в лице Стаина и десятки тысяч собранных в Москве дружинников Гоги.  Пусть пока бандиты,  тем не менее на первых порах  они вполне могли  стать опорой для устранения возможных беспорядков в столице.

Выступление на  Красной  площади  перед  походом на военных внушало Крушину сильное опасение.  Пример аналогичного поступка  Шамилева  еще ярко стоял перед глазами.  Но ничего другого в условиях отсутствия перекрытого доступа к телевидению и радиовещанию ему не оставалось.

Поэтому он  временно отложил повторное нападение Гоги на бордель,  посчитав, что его люди в толпе и снайперы на крышах будут стоить больше  24 миллионов долларов недоимки с Неклювина.

                ***

Несколько недель спустя брусчатка Красной площади все  еще  оставалась с розоватым  оттенком,   как  напоминание о недавно произошедших здесь событиях.

Но постепенно серое пятно собиравшегося Движения начало перекрывать розовый цвет от Мавзолея, на трибуне которого готовился к выступлению Крушин, запоздало переживая, что несколько поторопился с расформированием народного вече.

Как ни старались агитаторы, собравшиеся едва заполнили половину открытого пространства. Однако и этого количества должно   было  хватить,   чтобы в решающий момент живым щитом прикрыть боевиков Гоги, ожидавшего с основными силами чуть поодаль условного сигнала.

На этот раз регулярные армейские части вокруг площади  и  в  городе отсутствовали, что давало большие надежды на успех задуманного.  Главным сейчас было раскачать толпу.  И Крушин чувствовал в  себе  силу сделать это. Усиленный динамиками, его голос уверенно разносился по площади.

Угроза пришла неожиданно совершенно не с той сторону,  с которой он планировал ее.  Заполняя свободное место площади,  новые колонны людей под красными флагами начали вливаться туда со всех сторон.  Матросы в бушлатах, горняки в спецовках,  другой трудовой и московский люд, откликнувшийся по  всей России на радио- и телепризыв Николая,  собирался сюда сам высказать свои рабочие требования.

Сначала Крушин  обрадовался  такой  мощной поддержке,  но когда ему подсказали, кто привел колонны,  он сразу попытался сойти с трибуны  и укрыться в Кремле.  Однако ход, по которому его провели сюда, оказался перекрыт.

Николай же тем временем,  пользуясь молчанием Мавзолея,  завел свою речь через передвижную радиоустановку, к месту предоставленную ему неизвестными лицами. И  еще  через  пару минут половина площади дружно скандировала:

- Погодин! Погодин! Президента к ответу!

Услышав знакомую фамилию,  резко пошло меняться в обратную  сторону настроение другой  половины собравшихся.  Попытка Крушина переговорить или хотя бы перекричать Николая ни к чему не привела, так как дополнительно сам   отключился до  сих пор исправно работавший президентский микрофон. А площадь, теперь уже целиком, требовала от него ответа.

Пришлось Крушину по живому коридору, пока еще послушно расступавшемуся перед ним,  проследовать к радиоустановке в сопровождении Салмана - единственного охранника, не покинувшего его в опасный момент.

Взобравшись на небольшое возвышение, откуда ему протягивали  микрофон, Президент,  потеряв путеводную нить, начал бессвязно оправдываться, смешивая в одну кучу народные трудности жизни и свои заслуги в искоренении ислама на Руси.

Но чем больше он говорил, тем недоверчивей и недоброжелательней становились лица кругом. Когда же Крушин  упомянул ислам, толпа  выбросила  к  нему  наверх рабочего в грязной шахтерской спецовке, который без церемоний выхватил у него микрофон.

- Вы слышали,  он победил ислам. Все это вранье. Это же лучший друг нашего прежнего мусульманского президента. Один за другим они идут как саранча на  Москву, чтобы поработить нас,  православных христиан.  Вы только посмотрите, кто находится в главных помощниках нашего президента, - человек указал на заросшую и бородатую фигуру Салмана,  в напряжении стоящего около Крушина с вынутым пистолетом в руках. - И вот это христианин? Да они оба самые настоящие татары!  Их надо убить или Россия погибнет!

Рабочий спрыгнул в толпу, откуда на его место тут же полезли десятки других желающих расправиться с изменниками.  Большая группа  верующих, отделившись  от появившегося  на  площади нового Крестного хода, бросилась к Лобному месту, размахивая крестами.

Крушин, сразу узнавший в переодетом  рабочем  Сукина, безмолвно стоял,  уцепившись в стойку возвращенного ему микрофона.  Благородный профиль и седые кудри только подчеркивали трагизм положения "татарина".  Салман же, не раздумывая, восемь раз выстрелил в толпу и начал вставлять запасную обойму в пистолет.

- Смерть!  - теперь уже закричали даже те,  кто находился далеко. - Смерть изменникам и убийцам! Смерть иудам!

Груда людей,  накрыв собой Лобное место,  какое-то время находилась в непонятном движении. Затем толпа схлынула, оставив после себя на небольшом пятачке лишь два растерзанных тела.  И тут же,  перебивая  секундное оцепенение от случившегося,  знакомый рабочий вновь оказался у микрофона.

- Погодина - президентом!  Погодина - президентом! - громко выкрикнул он и опять растворился в толпе.

- По-го-дин!   По-го-дин!  - продолжила скандировать заведенная площадь, большинство на которой даже и не поняло, что только что произошло.

И, как добрый дед Мороз,  появляющийся по вызову  в  нужное  время, неизвестно откуда  вместо  сброшенного  с пьедестала Крушина на Лобном месте возник Погодин. 

Снайперы Гоги на крыше ГУМа решили было  докончить то,   что не успел и теперь уже никогда не успеет Петр Андреевич, но появившийся и зависший над головами армейский вертолет заставил  их поменять свое решение.

Снайперы без выстрелов покинули крышу, а ворота Спасской башни торжественно распахнулись для приема нового,  на этот раз народного, Президента.



                Глава пятидесятая


Всего за девять месяцев,  предшествовавших  вступлению  Погодина  в должность президента,  в России произошли потрясающие изменения. Можно было бы даже сказать, что она родила, как женщина, которая за этот же срок вынашивает в себе нового человека.

Только вот историческая новизна, если брать ситуацию в целом,  как-то очень уж смахивала на еще  не забытые примеры из прошлого. Тем не менее, отдельно взятые сами по себе, события случились неординарные.
 
Россия разделилась на независимые республики. Зато почти  окончательно  решила национальный вопрос и геополитическая зона влияния русских и православия расширилась. 

В очередной раз  пала Москва, но,  как Ванька-встанька,  без каких-либо усилий с ее стороны, тут же начала подниматься снова. 

Наконец,  Кремль за это время четыре раза сменил  своего хозяина.  Впервые рабочим удалось поставить президентом человека из своей среды,  чего не удавалось даже при  диктатуре пролетариата.

Гигантское число убитых,  умерших с голода и пропавших  без  вести. Бесчеловечная ядерная акция возмездия,  ударившая и по чужим и по своим.  И никто за все это не ответил, так как президенты не просто сменились, а вдобавок и умерли,  хоть здесь разделив свою судьбу с  судьбой  своего народа.

Причем  так уж исторически получилось, что по условиям восхождения на высшую государственную должность каждый следующий из них  никак не мог отвечать за действия предыдущего.

Первым своим  указом Погодин распустил продажную Государственную Думу. Вместо нее и Совета Федераций опять появился Верховный Совет.  Как выразился новый президент,  "нам не думы требуется думать, как при царях, а работу делать". По этой же причине полностью рабочим получилось и российское правительство,  составленное в основном из знакомых Погодина по Движению и без единого представителя Москвы.

Логическим завершением процесса формирования высшей власти  явилась смена государственного  флага на красный пролетарский и изгнание орлов со всех символик. Коммунистические идеалы должны были докончить  возрождение великой державы, опирающейся своими корнями на мощную народную армию.

Поэтому еще через пару дней лицо и голос нового президента заполнили государственное телевидение и радиовещание, любезно предоставленные военными. Весь мир наконец-то из первых уст узнал о том,  что происходит в  России.   На протяжении почти целой недели Погодин зачитывал и объявлял разные решения, открещивался от содеянного до него,  выражал соболезнования жертвам  взрыва, клеймил зарубежных агрессоров и подстрекателей.

Кто готовил ему эти бумаги,  он не знал,  но все  они  ему нравились и под каждой из них он с готовностью подписывался. Как, например, под   указом о непризнании новых республиканских образований на территории единой и неделимой России,  на что, впрочем, не последовало никаких реакций ни с одной из сторон.

Как признание заслуг армии перед народом в установлении стабильности в стране, генералу Громову присвоили звание маршала и узаконили самовольно увеличенную им численность сухопутных войск.  Старого маршала Стаина тихонько отправили на пенсию. 

Его фактический преемник Смолин разбираться с Мишуткой и порядком в столице не спешил,  ожидая,   пока народ дойдет   до полного понимания значения органов госбезопасности и милиции в государстве. Но все же помог отправить обратно по своим старым адресам,  причем бесплатно,  часть участников Движения, постепенно превращающихся в Москве в бомжей и попрошаек.

Погодин в этом бумажном болоте приказов и назначений "утонул".   Он раздавал должности,  подписывал распоряжения, решал конфликты и устранял ошибки.  Вокруг него шло невидимое глазу обычное закулисное  государственное строительство. Московская бюрократия, пусть временно не на первых ролях, восстанавливала утраченные позиции.

                ***

Только через две недели такой жизни Президент сумел выделить время, чтобы навестить вновь обретенную семью, которая по-прежнему продолжала ютиться в общежитии возле борделя Ру-Аня.  Ровно в десять часов кортеж из президентской и сопровождающих машин затормозил у дверей  обшарпанного подъезда.  Выскочившая из машин охрана сразу была встречена точно такой охраной из спецназовцев Котина, что все посчитали вполне естественным для дома, где проживали родители главы государства.

Не предупрежденная никем Софья Андреевна от неожиданности и  долгой разлуки сразу ударилась в слезы,  а отец,  похоже,  несколько оробел в солидной компании сопровождающих лиц.  Заметив это, Президент приказал тем удалиться,  а сам закружил по комнате Лену.  Только после этого он подошел к ожидающему отцу, и они крепко обнялись.

- Ну, что, батя, здорОво! - первым прервал молчаливую встречу младший Погодин. - Как ты здесь?

- Да ничего,  сынок,  живем помаленьку, - опять засуетился отец, не зная куда посадить такого важного сына.  - Живем,  хлеб едим, даже выпить имеется. Эй, мать, а ну-ка сообрази чего-нибудь для дорогого гостя, - найдя более привычную для себя тему,  чем официальные речи, отец заметно оживился.

- Я ненадолго,  - хотел остановить его сын, даже не подумавший захватить для родителей какое-нибудь угощение.

- Нет,  так не пойдет, - отец уже твердо взял бразды встречи в свое правление. - Ты для нас с того света явился и даже посидеть не хочешь? Не слушай его,  мать. Если ничего не найдешь, к соседям загляни. А ты, Ленусь, чего стоишь? Живо помогай матери накрывать на стол!

- Тогда давай и я поучаствую,  раз такое дело,  - встал с табуретки Президент. - Когда-то это у нас с тобой неплохо получалось.

- Вот это другой разговор, - обрадовался отец. - Расставляй с сестрой посуду, какая имеется.

Через полчаса  вареная  картошка  своим паром по-домашнему оживляла довольно скудное убранство комнаты.  Но стол получился  не  так  уж  и плох. Время от времени как бы случайно заходившие соседи подносили кто что мог, выручая семью в такой праздник.

Да и на Президента вблизи тоже посмотреть было интересно.  Но отец, может и понимая это, всех выпроводил из комнаты и встал у стола,  ожидая пока усядутся жена и дети. Затем, сам не садясь, дрожащей рукой наполнил стаканы.

- Витька, сынок, - начал он и вдруг по щеке его одна за другой скатились две непрошенные слезинки,  - а мы думали,  что тебя убили.  Как Кокошина Ивана Сергеевича.

Не выдержав,  в голос зарыдала мать.  Заплакала и Лена,  не зная, к кому лучше прислониться,  к маме или брату.  Потом решив,  что  вместе плакать сподручнее,  обнялась с матерью.  Виктор, держа на весу наполненный стакан, не знал как реагировать. Взяв бутылку, он дополнил стакан доверху и быстро выпил его. Затем, уже пустым, дотронулся до стакана отца.

- Батя, я ведь не умер. За встречу.

Сглотнув, без слов опрокинул полстакана и отец.  За ними,   вытирая слезы и кашляя, с трудом справились со своей долей женщины. Софья Андреевна, привстав, хотела обнять сына, но отец не разрешил, сразу же по-новой разливая водку.

- Потом, мать, пусть сын немного отойдет. За тебя, Витек!

- За тебя, Витюша! - чмокнула брата в щеку зарозовевшаяся Лена.
- За тебя,  сыночек,  - прошептала тише всех мать,  присоединяясь к общему поздравлению.

И третий,  и четвертый тосты также последовали за сына. Затем Софья Андреевна убежала на общую кухню, где у нее что-то подгорало.

- А помнишь, когда мы последний раз так сидели семьей? - уже не наливая Лене, спросил отец у Виктора и они выпили вдвоем.

- Ой, давно папа, еще дома. Тогда у нас гость московский был, кавалер Ленкин.

Вспомнив случайно о Донскове, он обратился к Лене, уже гораздо слабее, чем вначале, контролируя себя:

- И где же он сейчас, сестричка, или бросил, может быть? Ты посмотри, сколько в Москве девок,  ужас,  и все такие красивые, что страшно подойти.

Лена, подкладывая брату,  который почти не закусывал,   картошечку, сначала хотела  промолчать,  чтобы не вести серьезные разговоры на пьяную голову. Но не выдержала.

- А ты знаешь,  что Дима спас всех нас?  После того, как ты пропал. Он, оказывается,   офицером-контрразведчиком  работает.

- Как, так он не трудовой инспектор и не борец за правду? - полупьяно удивился  Виктор.  - То-то он тогда всех бандитов одной левой уложил.

- И это еще не все, - начав про любимого, Лена уже не могла остановиться. - А кто тебя президентом сделал, знаешь?

- Неужели и тут он?  - размягчённо улыбнулся брат,  разливая еще по одной, чтобы выпить за капитана, оказавшегося спасителем его семьи.

- Ты не улыбайся,  Витенька, именно, - чуть не рассердилась Лена. - Это он откуда-то вытащил Николая,  а затем и того же Сукина,  которые сейчас помогли тебе. Ясно? И сейчас еще мы живем в общежитии, которое охраняют котинцы, его друзья.

- Какие котинцы?

- Это бывший Димин начальник.  Крушин приказал его убить. Как и тебя.

На этот раз Погодин-младший выпил один. А ему ведь никто об этом не говорил и никаких представлений на Донскова он не подписывал,  хотя какие-то награды за свержение Крушина были, он помнил, но другим.

- Вот  как,  - пьяно и грозно нахмурился он,  - опять простых людей обходят и правды не говорят.  Если бы ты знала, как тяжело в Кремле, - он беспомощно и доверчиво прислонился к сестре,  как бы ища защиты. - Но ничего,  я с ними справлюсь, - тут же опять воспрянул он духом, - ты только напомни мне потом.

Дима Донсков у меня всем КГБ командовать будет, я его маршалом сделаю. Хочешь?

Он наклонился к сестре,  требовательно ожидая ответа. Та только утвердительно кивнула головой, довольная и за брата и за любимого. Погодин же,  повернувшись к матери, которая со сковородкой в руках входила с общего коридора, попросил:

- Ма, позови всех сюда.

- Кого?

- Тех, с кем вы жили, кто вам помогал, хочу с честными людьми посидеть.

Гости не заставили себя ждать,  нисколько не обидевшись,  что их не пригласили сразу. Со своими стульями, водкой и закуской они заняли все свободное помещение комнаты.  Скоро расчувствовавшийся Погодин уже пытался обниматься с ними, благодарный за помощь родителям.

В очередной  раз  пробираясь  в дальний угол мимо окна,  он мельком глянул в него. Тихий по утру двор после обеда оказался заставлен машинами, многие  из которых  по престижности не уступали его.  Продолжая привычки высшего чиновничества,  московский бомонд собирался в послеобеденный час у борделя, чтобы приятно провести время перед возвращением домой с работы.

Как раз  в этот момент большой лимузин с газиком охраны остановился у крыльца противоположного дома.  Из него весело вывалился толстый генерал, таща за собой из салона двух смеющихся девиц.

- А это что за гусь? И что вообще здесь такое? - с трудом удерживаясь на ногах, поинтересовался Погодин у одного из гостей, который оказался рядом с ним.

Тот с удивлением глянул на чудака-президента.

- Это же самый знаменитый и фешенебельный  московский  бордель.   А "гусь" всегда с девочками ездит, ему одних проституток мало.

Услышав про бордель,  где-то в глубине души Виктор  чуть  смутился, вспомнив свой  неудачный опыт посещение аналогичного заведения в Казани. Но пьяный кураж тут же заглушил слабое воспоминание.

- Так вот как проводят свое рабочее время мои помощники!  -  возмутился он, за последний час совсем забыв, что является президентом самой большой страны в мире.  - Сейчас я с ними разберусь.  И с борделем тоже.

Натыкаясь на колени и спины, Погодин начал пробираться к выходу, по дороге не отказывая никому, кто желал выпить с простым народным президентом. Поэтому,   когда он  наконец-то добрался до нужного подъезда, поддерживаемый тут же оказавшейся рядом охраной,  то уже забыл,  зачем сюда направлялся.   И  старого китайца на пороге встретил прямо-таки с немым изумлением.

Поняв, кем является его нетрезвый гость,  китаец захотел сам проводить Президента в номер.  Но Погодин, у которого от всех намерений остался только неясный образ женщин,  как-то связанных со всем этим, упрямо отказался, не двигаясь с места, а лишь немного раскачиваясь.

И вот здесь грудной голос,  раздавшийся откуда-то сбоку, достиг его сознания. Президент даже не догадывался, что голос принадлежал Зое, но он покорил его.  А Зоя,  лениво раскачивая бедрами,  подходила к нему, чуть оттесняя Ру-Аня в сторону. Вот уже неделя,  как она помогала китайцу вести его дела, найдя, наконец, себе дело по душе.

- Я ему все покажу, - забирая Президента из рук охранников, обратилась Зоя  к Ру-Аню,  - разве вы не видете,  кто ему нужен?  Со мной он пойдет. Как его зовут?

Всю жизнь проживший на Востоке, и, казалось, все знавший об искусстве продажной любви, Ру-Ань не мог не признать, что эта русская женщина каким-то непостижимым образом не только знает,  но и умеет чувствовать то,  что ему было недоступно.  За это  он  и  взял  ее.   Поэтому согласился и теперь.

Поддерживая Погодина,  Зоя повела его по этажам, заглядывая изредка в некоторые из них. Виктор, как ребенок, послушно следовал за ней. Зачем он здесь, он не знал, но на этот раз увиденные отрывочные сцены не вызывали, как раньше, чувства неуверенности и испуга. Наоборот, беспомощное томление понемногу переходило в уверенность, что именно сегодня свершится что-то очень значительное в его жизни. Гибкие тела уже не казались, как раньше,  опасными, вседоступно раскрываясь со своей притягательной стороны.

Зоя открыла очередную дверь.  Голый мужчина в окружении трех женщин получал сразу десять удовол-ствий всеми доступными для него способами. Причем все женщины были разными и все хотели его.  Какая-то неистребимая животная  сила  исходила  от него,   заставляя их не замечать его уродства и толщины,  чтобы получить желаемое. Брошенный мимо стула генеральский китель указывал на торопливость, с которой раздевали мужчину.

- Зоя  Васильевна?   -  заметив  приоткрытую дверь,  лишь попытался привстать он.  - Господин президент?  - на этот раз удивление и неловкость заставшего его положения перешли в действие.

Вскочив с кровати и заталки-ая под нее сразу всех своих подруг,  Вовочка попытался  отдать честь, но тут вспомнил, что голова его без фуражки и бросился за ней к стулу. Зоя только улыбнулась, глядя на эту сцену. Вслед за ней расплылся в улыбке и Президент, никогда ранее не слышавший о Вовочке, но почему-то испытывающий к нему сейчас только дружеские чувства.

Последняя комната,  куда они заглянули,  оказалась без мужчин. Прелестная китаянка  цвета слоновой кости в одиночестве располагалась поперек темно-синего убранства широкой тахты.

- Вот вам игрушка, - пропуская Погодина вперед, указала на китаянку Зоя. - Можете делать с ней,  что хотите,  она никогда не откажет,  а только поможет вам. Это лучшее, что мы сегодня имеем.

Живая куколка грациозно соскочила с кровати и,  призывно  улыбаясь, пошла в их сторону.  Повернувшись,  Зоя собралась уходить,  но Виктор вцепился в нее,  не желая расставаться. Глянув в его глаза, метавшиеся между ней и китаянкой, она все поняла. Он, здоровенный молодой шахтер, просто не знал, как играть с этой бестелесной игрушкой. Ему нужна была настоящая женщина, такая как она, плоть от плоти России.

- Ты хочешь меня? - тихо спросила Зоя.

Получив утвердительный  ответ  не словами,  а рукой,  впервые смело соскочившей с ее локтя на бедро и мертвой хваткой уцепившейся за  ягодицу, она сделала китаянке знак удалиться.  Все с той же улыбкой само совершенство природы бесшумно исчезло за дверью.  Не раздеваясь,   Зоя заняла ее  место  на тахте, предлагая всю себя Виктору и не собираясь его сдерживать.

Не сознанием,   нутром  почувствовав это,  Погодин бросился на нее, заставив матрас лишь жалобно скрипнуть. Разорвав и преодолев все преграды, он  мгновенно слился с ней,  как с дарованной ему господом добычей. Глядя со стороны, никто не смог бы поверить, что такое с ним случилось в  первый  раз.   

Погодин  поступал с Зоей,  как совсем недавно поступил с Россией.  Он мял ее,  сгибал, заставлял стонать и принимать различные позы.  Она же, привычная ко всему, но не сокрушенная... безмолвно подчинялась. 

Он,  неотесанный мужик,  и она,  утонченная, но страстная натура.   Это должно было быть несовместимо,  но они отлично совмещались. Она звала его и он входил в нее.  "Еще,  еще, еще раз…", - совместно шептали их губы, сами не осознавая этого.



                ЭПИЛОГ


Если большой  камень  бросить  в лужу,  то поднятые им волны легко дойдут до берегов и,  отразившись от них, начнут возвращаться обратно, сталкиваясь с идущими навстречу и создавая рябь на обычно спокойной поверхности. Но чем больше водяной простор, тем тяжелее камню всколыхнуть весь  объем воды.
 
Россия - очень большая страна,  гораздо больше лужи. Поэтому  поднятые шахтерским движением волны, добравшись только до Москвы,  там и угасли, так и не сдвинув ничего с мертвой точки.

Все вернулось на "круги своя".  Россия ничему не  научилась  и  продолжила дальше ей одной предначертанный путь.

Через полгода в стране с пролетарским народным президентом было решено провести первые по-настоящему демократические выборы.  Запад привычно поддержал это начинание,  восхваляя все,  что ему было выгодно.

Правда, в результате демократической процедуры в бюллетени для голосования "забыли"  внести имя не вписавшегося в политическую жизнь России действующего президента.  Однако начался дачный сезон и людям стало не до большой  политики.

Следующий президент опять оказался демократом и вернул на место старые флаг и герб. В этом ему очень помогли Малые советы, откуда он и вышел.

Не имея денег и реальной власти, ставшие республиками губернии вернулись в лоно России, за исключением Закавказких. Но ведь и правил без исключений не бывает. К тому же казаки, закончив дела по одну сторону Каспия, всерьез  взялись за усмирение другой его стороны. 

Бывших неудавшихся президентов независимых республик арестовали, пользуясь законом, выбитым у Думы еще тем, давнишним Президентом,  но через год выпустили. На освободившиеся места удачно подобрали более верных их первых  заместителей.

Как ни странно, на время все успокоилось,  хотя уже начали ходить слухи,  что где-то кем-то стало готовиться новое Движение,  на  этот  раз  колхозно-крестьянское.

Укрепился союз трех казачьих республик, добавив этим забот московскому центру, особенно в сфере финансовых отношений, так как через имеющиеся там совместные  банки  российские  деньги,    как   пылесосом, отсасывались в  никуда. Зато в нужную сторону нормализовался процесс взаимоотношения со среднеазиатскими республиками.

Чтобы  спасти  хоть остатки былого, и Казахстан, и Узбекистан подписали с Россией согласительный договор, по которому та становилась гарантом их дальнейшей целостности, выступая в роли основного миротворца.

Вытесненная "Транс Шелл" ушла, но не проиграла, имея к тому моменту в своем активе  тридцать процентов акций "Сибинеги" и ее банков.  Что касается самой "Сибинеги",  то та добилась всего, чего хотела, получив выход и в Китай,  и на Каспий. Новым ее президентом стал Ребров Всеволод Львович,  бывший в описанные времена действующим полковником  КГБ.

Это он спас Погодина,  спрятанного затем до нужного времени Сукиным на явочной квартире.  В награду за эту и другие проведенные операции Ребров получил звания "Лучший оперативник года", "Герой России" и очередное "Генерал-майор".  Именно в этом звании он и продолжил дальше руководить самой большой нефтяной монополией страны.

Усталый генерал, непосредственный начальник Реброва по второй невидимой жизни, также получил звание "Героя" и добавил еще одну звездочку на свои погоны. Зато в свои сорок пять генерал-полковник выглядит  на все шестьдесят.  Теперь он возглавляет бывшее ведомство Котина,  находясь, правда, не в таких тесных отношениях с Президентом, как когда-то полковник. У  него  же  служит  и Сукин,  до сих пор считающий Реброва очень хитрым и дальновидным мошенником. Звание его неизвестно.

Все действующие  генералы свои посты сохранили.  Смолин стал вместо Стаина командовать госбезопасностью страны.  Кому как не ему было  это делать, больше других заинтересованному в сохранении бывших тайн государства. Ветер,  как и Громов, получил звание маршала. Теперь в России сразу два маршала усердно крепят ее оборону.

Полковник Котин со своими способностями в Англии процветает. Теперь их семье принадлежит контрольный пакет акций газеты,  что позволяет им и дальше заниматься информационным ремеслом. Полковник привнес в общее дело, кроме денег,  русский колорит и подружившийся с ним отец Роберта добавил в свой лексикон еще одну поговорку, которую он всегда произносит на русском языке: "немножко ложь в большой политика - очень хорошо для газетный бизнес".

Сам Роб никакого отношения к шпионажу не имеет и является одним из известнейших специалистов по России. У них с Мариной растет дочка, которую они по настоянию русского деда назвали Зоей.

Русская Зоя  реализовала  свою  цель  и  вышла замуж за президента. Пусть бывшего, зато всей страны. Сам Погодин в Сибирь так и не вернулся и  шахтером  не остался.  Экс-президент является теперь где членом, где почетным членом множества союзов и фондов,  как в России, так и за рубежом. Живет,  в основном, на пенсию.

При таком общественном положении мужа,  бордель Зое пришлось оставить и она до сих пор  жалеет  об этом. Не пишет писем и Марине. Все, что она теперь может позволить себе - это короткие встречи с Чижиком для обсуждения бордельных  проблем вне самого заведения.

Бордель, официально превратившийся в элитный клуб,  процветает.   В нем появились казино и эстрадный зал.  Живущие здесь проститутки стали называться гейшами, хотя китаянок из них осталось лишь несколько человек. Взяв дело полностью в свои руки и уйдя из органов, Чижик имеет от него уже сорок процентов.  Толя - богатый человек и знаком со  многими известными людьми Москвы и страны, любящими, как и простые люди, время от времени расслабиться не в ущерб семейной жизни.

Иногда клуб навещают в сопровождении приличных джентльменов Зиночка и Верочка. Они все еще не вышли замуж, но по-прежнему молоды и привлекательны. А вот с самим Вовочкой Чижик видел их всего один раз.

Третья их подружка,  Катенька, здесь никогда не появляется. Сначала она вышла замуж за Сукина, но затем разошлась с ним и теперь является женой секретаря американского посольства, который так и не смог забыть ее после той случайной встречи.  Одевшись в европейское одеяние,  она оказалась ослепительной красоты женщиной.

Не повезло  большому  борделю  в Сокольниках.  Сначала по настоянию трудящихся, пока Погодин являлся президентом,  а потом армии,   бывшей основным его клиентом, заведение пришлось закрыть, трансформировав его в несколько десятков более мелких притонов.

Часть их по-прежнему контролируется Мишуткой,   которому с большим трудом удалось закрепиться в Москве после наведения там порядка.  Другую часть контролирует Ру-Ань, переехавший на жительство в Казань, где заселившие город вольные казаки сделали этот бизнес легальным и высокодоходным.

Про своего брата Ю-Аня,  также как и Чин-Таня, старый китаец ничего не слышал с момента тургайского атомного взрыва.   Кстати,   от  этого взрыва погибла  дочь Степана Гергиевича,  первого президента Иртышской республики. Сейчас он уже не президент и только занимается  личным  хозяйством, хотя в совет директоров одного из банков все еще входит.

Неизвестна судьба пришедших с Китая белогвардейцев.  И вообще, слухи оттуда доходят  до  Москвы очень плохо,  так как прессу совершенно не интересует этот регион.  Вспыхнувший было интерес к Азии уже прошел, как остывает и любовь к Америке, заслоняемая верой, что будущее принадлежит Европе и России.
 
Затерялся след Максима Удалова.  Как и собирался, он вернулся с Ларисой на  родину в Сибирь и с тех пор ничего о себе не сообщал. 

Неизвестно где колесят и Гога с Капралом по необъятным просторам страны, а возможно, и планеты. Конфликтных мест там, увы!, за прошедшее время не стало меньше.  Предположительно,  именно Гога отдал  в  Москву  приказ убить Валеру Синцова, по неосторожности отплатившему добром за добро и за это потерявшего жизнь.

Так как  нефтяные интересы страны по-прежнему сосредоточены в Москве, то неплохо чувствует себя там и Вадим Неклювин.   Угроза  убийства все еще висит над ним,  поэтому жить он продолжает в Подмосковье, расширив штат своей сыскной конторы до шести человек.   Иногда,   тряхнув стариной, работать  приходиться и против "Сибинеги".

Все соседи ему завидуют. Но не из-за работы, - синяки на нем появляются довольно часто, - а благодаря жене.  Такой,  как у него,  больше ни у кого не имеется. Кажется, Юна, как и обещала, смогла приспособиться к российской жизни. А вот  сам  Вадим  с Чижиком отношений не поддерживает,  хотя иногда и приходится сталкиваться с тем в Москве.

Николай, заменив  Погодина,  стал  профсоюзным боссом всех шахтеров России. Как-то,  направляясь на одну из международных конференций,  он подвез по дороге девушку,  опаздывающую на работу.  Ею совсем случайно оказалась Рита,  которой теперь уже не  нужно  постоянно  пользоваться метро. К ее услугам всегда машина мужа.  О ее бывшей работе в Комитете Николай ничего не знает, но сам Комитет о ней, похоже, не забыл.

Может быть вам еще интересно,  кто же стал последним пока президентом России?

Ну, конечно же,  Шурик, то есть, извините, Александр Ксенофонтович. В России так всегда случается.  Главным моментом в таком выборе и, одновременно, главным его достоинством явилось то, что он ничем особенно плохим себя не зарекомендовал. Правда, как и ничем хорошим.

Его друг Вовочка, получив   через ступеньку генерала армии, занял при нем вакантное место министра обороны.

Донсков же добытые в Риге миллионы честно поделил между сохранившими жизни спецназовцами Бибисова и Котина, не забыв часть вернуть Вадима Неклювину. Зато о пластиковых карточках,  оставшихся на  дне  карманов никогда не  надеваемой атаманской формы,  как и о казачьих документах, никогда никем не востребованных, не помнит и до сих пор.

Вроде все хорошо, а вот карьеру приходится начинать заново. Капитан так и не стал майором, как поется в одной очень известной песне Владимира Высоцкого.
Как-то не сложилось.

                1995 – 1996 гг.




                Оглавление

Часть первая. СМУТА. Главы 1–16 ..... стр.   3

Часть вторая. БУНТ. Главы 17–33 ..... стр. 186
 
Часть третья. ПАДЕНИЕ. Главы 34–50 ...стр. 383

ЭПИЛОГ  ...............................стр.590




Ю.Ватутин. ПАДЕНИЕ МОСКВЫ. 1996 г.

Роман-утопия как боль тех лет от
распада великой советской империи