Гимн, 10 часть

ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ

Мы сидим за столом и пишем это на бумаге, сделанной тысячи лет назад. Свет тусклый, и мы не видим Золотого, только один золотой локон на подушке древней кровати. Это наш дом.
Мы наткнулись на него сегодня, на рассвете. В течение многих дней мы пересекали цепь гор. Лес возвышался среди утесов, и всякий раз, когда мы шли по голой скале, мы видели перед собой огромные вершины на западе, севере и юге, насколько хватало глаз. Вершины были красными и коричневыми, с прожилками зеленых лесов на них, с голубыми туманами, похожими на вуали, над головами. Мы никогда не слышали об этих горах и не видели их отмеченными ни на одной карте. Неизведанный Лес защитил их от Городов и от жителей Городов.
Мы карабкались по тропинкам, по которым дикая коза не осмеливалась идти. Камни катились из-под наших ног, и мы слышали, как они ударялись о скалы внизу, все дальше и дальше вниз, и горы звенели от каждого удара, и еще долго после того, как удары затихали. Но мы пошли дальше, так как знали, что никто никогда не пойдет по нашим следам и не доберется до нас здесь.
А сегодня, на рассвете, мы увидели белое пламя среди деревьев высоко на отвесной вершине перед нами. Мы подумали, что это пожар, и остановились. Но пламя было неподвижным, но слепящим, как жидкий металл. Вот мы и полезли к нему по скалам. И там, перед нами, на широкой вершине, за которой поднимались горы, стоял дом, какого мы никогда не видели, и белый огонь бил от солнца по стеклам его окон.
В доме было два этажа и странная крыша, плоская как пол. На его стенах было больше окон, чем стен, и окна шли прямо по углам, хотя, как это удерживало дом, мы не могли понять. Стены были твердые и гладкие, из того камня, в отличие от камня, который мы видели в нашем туннеле.
Мы оба знали это без слов: этот дом остался с Неназываемых Времен. Деревья защитили его от времени и непогоды, а также от людей, у которых меньше сострадания, чем у времени и непогоды. Мы повернулись к Золотому и спросили:
"Ты боишься?"
Но они покачали головой. Итак, мы подошли к двери, распахнули ее и вместе вошли в дом Неназываемых Времен.
Нам понадобятся дни и годы вперед, чтобы посмотреть, узнать и понять вещи этого дома. Сегодня мы могли только смотреть и пытаться поверить своим глазам. Мы сдернули с окон тяжелые шторы и увидели, что комнаты маленькие, и подумали, что здесь могло жить не более двенадцати человек. Нам показалось странным, что мужчинам разрешили построить дом только для двенадцати человек.
Никогда еще мы не видели таких светлых комнат. Солнечные лучи танцевали на цветах, цветах, большем количестве цветов, чем мы думали, мы, которые не видели домов, кроме белых, коричневых и серых. На стенах были большие осколки стекла, но это было не стекло, потому что, когда мы смотрели на него, мы видели наши собственные тела и все вещи позади нас, как на поверхности озера. Там были странные вещи, которых мы никогда не видели и применения которых не знаем. И повсюду были стеклянные шары, в каждой комнате, шары с металлической паутиной внутри, такие, какие мы видели в нашем туннеле.
Мы нашли спальный зал и с благоговением остановились на его пороге. Ибо это была маленькая комната, и в ней было всего две кровати. Других кроватей в доме мы не нашли, а потом узнали, что здесь жили только две, и это выше понимания. Что за мир был у них, у людей Неназываемых Времен?
Мы нашли одежду, и Золотой ахнул, увидев ее. Ибо это были не белые туники и не белые тоги; они были всех цветов, не было двух одинаковых. Некоторые рассыпались в пыль, когда мы к ним прикасались. Но другие были из более плотной ткани, и в наших пальцах они были мягкими и новыми.
Мы нашли комнату со стенами из полок, на которых стояли ряды рукописей от пола до потолка. Никогда мы не видели их в таком количестве и такой странной формы. Они не были мягкими и скрученными, у них были твердые оболочки из ткани и кожи; и буквы на их страницах были такими мелкими и такими ровными, что мы дивились мужчинам с таким почерком. Мы просмотрели страницы и увидели, что они написаны на нашем языке, но нашли много слов, которых не понимали. Завтра мы начнем читать эти сценарии.
Когда мы осмотрели все комнаты дома, мы посмотрели на Золотого, и мы оба знали эту мысль в наших умах.
«Мы никогда не покинем этот дом, — сказали мы, — и пусть его у нас не отнимут. Это наш дом и конец нашего пути. Это твой дом, Золотой, и наш, и он не принадлежит никому другому, насколько простирается земля. Мы не поделимся ею с другими, как не разделим с ними своей радости, ни своей любви, ни своего голода. Да будет так до конца наших дней».
«Да будет воля твоя», — сказали они.
Потом мы пошли собирать дрова для большого очага нашего дома. Мы принесли воду из ручья, который течет среди деревьев под нашими окнами. Мы убили горного козла и принесли его мясо, чтобы приготовить его в странном медном горшке, который мы нашли в месте чудес, которое, должно быть, было кухонной комнатой в доме.
Мы сделали эту работу в одиночку, ибо никакие наши слова не могли оторвать Золотого от большого стекла, которое не стекло. Они стояли перед ним и смотрели и смотрели на свое собственное тело.
Когда солнце скрылось за горами, Золотая уснула на полу, среди драгоценностей, хрустальных бутылок и шелковых цветов. Мы подняли Золотого на руки и отнесли их к кровати, их голова мягко упала нам на плечо. Тогда мы зажгли свечу, и мы принесли бумагу из комнаты рукописей, и мы сели у окна, ибо мы знали, что мы не могли спать сегодня ночью.
А теперь смотрим на землю и небо. Этот простор обнаженных скал, пиков и лунного света подобен миру, готовому родиться, миру, который ждет. Нам кажется, что оно просит у нас знака, искры, первой заповеди. Мы не можем знать, какое слово мы должны сказать, и какое великое дело эта земля ожидает увидеть. Мы знаем, что оно ждет. Он как бы говорит, что у него есть большие дары, но он желает для нас еще большего подарка. Мы должны говорить. Мы должны придать его цель, его высший смысл всему этому светящемуся пространству скалы и неба.
Мы смотрим вперед, мы молим свое сердце о руководстве, чтобы ответить на этот призыв, который еще не произнес ни один голос, но мы услышали. Мы смотрим на свои руки. Мы видим пыль веков, пыль, которая скрыла великие тайны и, может быть, великие беды. И все же оно не вызывает в нашем сердце страха, а только молчаливое благоговение и жалость.
Да придут к нам знания! Что это за тайна, которую сердце наше поняло и все же не открывает нам, хотя оно, кажется, бьется, как будто стараясь сказать ее?