Гимн, 4 часть

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Прошло много дней, прежде чем мы снова смогли поговорить с Золотым. Но вот наступил день, когда небо побелело, как будто солнце вспыхнуло и разлило свое пламя в воздухе, и поля замерли без дыхания, и пыль дорожная белела в зареве. И утомились полевые женщины, и задержались в работе своей, и были далеко от дороги, когда мы пришли. Но Золотой стоял один у изгороди и ждал. Мы остановились и увидели, что их глаза, такие суровые и презрительные к миру, смотрят на нас так, словно готовы повиноваться любому нашему слову.
И мы сказали:
«Мы мысленно дали вам имя, Либерти 5-3000».
«Как нас зовут?» они спросили.
«Золотой».
«Мы также не называем вас Равенством 7-2521, когда думаем о вас».
— Какое имя вы нам дали? Они посмотрели нам прямо в глаза и высоко подняли голову и ответили:
«Непокоренный».
Мы долго не могли говорить. Тогда мы сказали:
«Такие мысли запрещены, Золотой».
— Но вы думаете о таких мыслях и хотите, чтобы мы думали так же.
Мы смотрели им в глаза и не могли соврать.
«Да», — прошептали мы, и они улыбнулись, а потом мы сказали: «Милый наш, не слушайся нас».
Они отступили назад, и их глаза были широко раскрыты и неподвижны.
— Повтори эти слова еще раз, — прошептали они.
"Какие слова?" мы спросили. Но они не ответили, и мы это знали.
«Дорогой наш», — шептались мы.
Никогда мужчины не говорили этого женщинам.
Голова Золотого медленно склонилась, и они остановились перед нами, раскинув руки по бокам, ладони повернуты к нам, как будто их тела были преданы нашим глазам. И мы не могли говорить.
Потом они подняли голову и заговорили просто и мягко, как будто желая, чтобы мы забыли какую-то их собственную тревогу.
«День жаркий, — сказали они, — а вы работали много часов и, должно быть, устали».
«Нет», — ответили мы.
«В полях прохладнее, — говорили они, — и есть вода для питья. Ты хочешь пить?"
«Да, — ответили мы, — но мы не можем пересечь изгородь».
«Мы принесем вам воду», — сказали они.
Потом они встали на колени у рва, набрали воды обеими руками, встали и поднесли воду к нашим губам.
Мы не знаем, пили ли мы эту воду. Мы только знали вдруг, что руки их пусты, но мы все еще держали свои губы на их руках, и что они знали это, но не шевелились.
Мы подняли голову и отступили. Ибо мы не понимали, что побудило нас сделать это, и боялись понять это.
И Золотой отступил назад и остановился, глядя на их руки в изумлении. Тогда Золотая отошла, хотя других и не было, и они двинулись, отступив назад, как будто не могли повернуться от нас, руки их согнули перед собой, как будто не могли опустить руки.