Наш курсовой офицер Ставский Е. П

   1975 год. Начинается второй курс нашего обучения на самолетостроительном факультете НЭТИ (Новосибирского Электротехнического Института).
А значит, нас ожидает «военка», обучение на военной кафедре.

   Мы вольнолюбивые, патлатые, усатые. Теперь всю эту излишнюю «волосатость» надо убрать, и идти, привыкать к армейской дисциплине. Удар по нашей вольнодумной психологии! Старшекурсники предупредили нас:

- Ваша группа С-42, значит, курсовым офицером у вас будет майор Ставский, он всегда берет вторые группы. Повезло вам мужики!

   Кто такой Ставский? С чего это нам повезло?

   И вот первое занятие. Входит высокий стройный майор. Наш дежурный, волнуясь, докладывает:
 
-Товарищ полковник! Взвод С-42 к занятию готов!

   Мы тихо взвыли, все перепутал! Что-то сейчас дежурному будет?! Но вопреки нашим опасениям, майор, тонко улыбнувшись, сказал:
 
- В американской армии принято обращаться к военнослужащим на одно звание выше. Но, что бы вот так сразу, и на два!..
 
   Общий смех, все обошлось без взысканий и поучений.
 
   Вошедший представился:
 
- Я ваш курсовой офицер, майор Ставский Евгений Петрович. Будем знакомы.
 
   Так состоялось наша встреча с человеком, который три года учил нас военному делу, формировал нас, как будущих офицеров. Достаточно быстро мы поняли, что нам, действительно, повезло. Благодаря Евгению Петровичу, а тогда т-щу майору, наше вхождение в армейскую стезю прошло довольно безболезненно, и даже, увлекательно. Наш курсовой оказался настоящим офицером, любящим свою профессию, подлинным военным интеллигентом.

   Ему удалось привить нам уважение и приязнь к армейскому труду. Не зря несколько человек из нашей группы пошли двухгодичниками в войска, и проявили себя там достойно, а часть из них осталась служить и после двухлетнего срока. Заслуга Евгения Петровича в этом очевидна.
 
   Но все это было потом. А вначале был труд, необходимое привыкание к дисциплине, штудирование учебников, изучение матчасти, и, конечно же, строевая, ну, как без нее.

   Евгений Петрович без лишних нравоучений, упреков и потерь провел нашу группу, вернее взвод, через все тернии, возникавшие при изучении военного дела. Нашему курсовому офицеру было присуще хорошее чувство юмора, которое не один раз помогало разрешить многие проблемы, сгладить острые углы при привыкании к военным порядкам.
 
   Вспоминается случай, когда на занятиях произошел спор между нашим комвзвода, одновременно старостой группы, и одним из студентов. Полемика была, конечно же, чисто символической, анархистов среди нас не наблюдалось. Тем не менее, двое сошлись в споре, и никто не хотел уступать. В это время в аудиторию вошел Е.П.Ставский, послушал какое-то время их пререкания, после чего поднял указательный палец вверх, и назидательно произнес:

- Товарищи студенты! Командир сказал: "Бурундук - птичка!" И, чтобы никаких зверьков!

   Мы заулыбались, конфликт был легко и с юмором погашен, авторитет командира остался незыблемым! Кстати, себя Евгений Петрович в шутку называл «классной дамой».

  Мне и еще одному сокурснику удалось познакомиться с майором чуть ближе остальных. Наш взвод готовился к сдаче первого экзамена на военной кафедре. Неожиданно в аудиторию зашел ЕП, что-то сказал нашему взводному, тот открыл журнал, провел пальцем по списку, выкликнул из первого отделения Шуру А., из второго меня. Затем отправил нас в распоряжение нашего курсового офицера. Тот объяснил задачу. Необходимо было расконсервировать после зимы технологическое оборудование, на котором предстояло работать нашим старшекурсникам. Нам с Шурой предстояло подготовить к боевой работе компрессорную станцию, которая заправляла шар-баллон зенитной ракеты сжатым воздухом. Опыта обслуживания такой техники у нас еще не было, но работа представлялась интересной. Нам выдали инструменты, комбинезоны, а придя к установке, получили от Ставского первичный инструктаж и приступили к делу.

   ЕП периодически приходил, проверял сделанное нами, отвечал на вопросы, и опять убегал в помещение, где у него были работы с другим оборудованием. Постепенно его приходы становились все реже и реже. Похоже, Евгений Петрович убедился, что мы с Шурой «движемся правильным курсом», и стал больше заниматься другими своими делами. Работы у нас оказалось довольно много, помимо расконсервации пришлось заняться ремонтом техники. На следующий день ЕП появился у нас одетый в черный комбинезон, на голове шерстяная черная шапочка и звукозащитные наушники. Я пригляделся, майор сильно мне кого-то напоминал, но кого?

   Потом дошло, Евгений Петрович, был, ну просто вылитый эстонский актер Бруно Ойя, которого я видел к тому времени в нескольких фильмах. Разумеется, говорить т-щу майору, что он похож на красавчика актера я не стал, было это как-то неудобно…

   В результате с заданием мы справились, экзамен нам зачли, а Евгений Петрович, подписывая нам зачетки, выразился в том смысле, что у самолетчиков есть толковые и рукастые ребята. Я, чуть кокетничая, бодро протрубил, что мы – самолетчики, все такие! Однако ЕП чуть погрустнев, ответил, что далеко не все…

   (Справедливости ради стоит сказать, что, скорее всего, майор имел в виду наши старшие потоки, 30-е или даже 20-е группы, где народ, действительно был послабее, да и с дисциплиной там были проблемы).
 
   Так или иначе, а получить комплимент от майора Е.П.Ставского нам было очень и очень приятно…

   Однако не стоит думать, что Евгений Петрович был «добреньким». Приходилось частенько получать от него замечания, и даже «втыки» по разным поводам. Например, он постоянно укорял нас за хождение по военной кафедре в не очень чистой обуви.

  Звучало это так:
 
- Я на шахте работал, и вернулся оттуда живым и здоровым, а от вашей грязи, что вы приносите, я, точно, силикоз заработаю!

   Или:

 - Ну, как вы ходите! Попадете в войска, над вашей строевой солдаты будут смеяться!-

   И многое подобное. Вместе с тем нарекания Е.П., практически, всегда были корректны, не оскорбительны, а, главное, «по делу».

  Так что мы внимали «рацеям» нашего уважаемого курсового офицера, и всячески старались совершенствоваться. В результате попав на военные сборы после четвертого курса, уже мы смеялись над строевой подготовкой местных солдатиков, а сами, одев кирзачи, четко чеканили шаг на плацу. Хотя и не рота почетного караула, но все же…

   О наказаниях, ну, как без них на военной службе!  Имелись на нашей кафедре офицеры, которые сыпали «втыками» налево и направо. Как-то наши ребята пришли пообедать в буфет в рабочих комбинезонах от которых явственно шел дух керосина. На их несчастье в буфете находился преподаватель-майор из одного радиотехнического цикла. «Чистоплюйный» т-щ майор выдворил нашу братию из буфета, да еще и нажаловался начальству нашего цикла. «Разбор полетов» производил Евгений Петрович. Он лукаво и даже, с легким сарказмом, объяснил нам:

- Товарищи студенты, я понимаю, для вас «самолетчиков», запах керосина – родной, но далеко не все на нашей кафедре с этим согласны, особенно некоторые офицеры с «чистых» циклов. Поэтому отныне и впредь, для посещения буфета рабочую одежду надо снимать!-

   Мы все поняли, текст и подтекст обращения Евгения Петровича к нам, и в дальнейшем, ходили обедать в стандартной форме - зеленые «крокодильские» рубашки, с зелеными же галстуками.

   Вспоминается, что в нашем взводе С-42 за все три года обучения был наказан только один (!) студент. Забыл, какой у него был «залет», зато помню, как выразился по этому поводу ЕП:
 
-Т-щ студент, я ВЫНУЖДЕН наложить на вас взыскание!-

   Наказание было легкое, в конечном итоге чисто моральное. Больше взысканий у нас не было, и не потому, что мы боялись наказаний, просто не хотелось подводить нашего курсового офицера. По этому поводу сам ЕП где-то на 4 курсе нашего обучения сказал:

   -Вы ведь скоро станете офицерами, моими коллегами, ну, как же я могу вас наказывать??

   И мы правильно восприняли это откровение. Дисциплина наша ни на йоту не упала, а уважение, к теперь уже подполковнику Ставскому, выросло еще на одну ступень.
 
  Кроме того, Е.П.Ставский был прекрасный преподаватель-методист. Он научил нас многим полезным навыкам. Выслушивая наши, порой, сбивчивые ответы на занятиях, верный себе ЕП не без юмора делал нам замечания:

 - Ну, что вы - как оленевод на севере: «Что вижу, о том пою!», сконцентрируйте свой ответ на самом главном, а потом от этой «печки» и танцуйте!
 
   И мы учились танцевать от этой «печки».

   Очень полезными оказались его наставления, как вести себя у доски, делая доклад. Написать необходимое, развесить плакаты, отойти чуть в сторону, повернуться лицом к аудитории, и правой рукой с помощью указки, ручки или, просто ладони, комментировать текст, рисунок, плакат. Казалось бы, простое дело, но вначале мы этого не умели, и ЕП пришлось потратить много сил, что бы закрепить в нас эти навыки. Нам это в дальнейшем это очень пригодилось, причем, не только при сдаче экзаменов!

   Учил нас Евгений Петрович еще одному непростому умению, сочинению характеристик на будущих подчиненных. Разумеется, необходимо было писать максимально объективно, перечислять все положительные качества человека. В то же время, что бы характеристика не создавала ангелоподобную личность, следовало описать имеющиеся недостатки, но так, чтобы они оттеняли «плюсы» человека.
 
   Написал эти строки и задумался, а были ли у самого Евгения Петровича Ставского недостатки. Долго думал, но не припомнил таковых. Ну, может быть только курение. С нашей «колокольни», наверное, это был единственный недостаток «классной дамы» взвода С-42.

   Мы трудились, учились, совершенствовались, однажды Е.П. выслушав наши ответы на свои вопросы удовлетворенно, и чуть шутливо заметил:

- ПУ, ТЗМ, БЧ… С вами стало приятно разговаривать!-

   Как-то на IV курсе, во время самоподготовки состоялся разговор с Евгением Петровичем на тему, насколько мы, как будущие офицеры готовы к службе в войсках. ЕП не склонный к распеванию дифирамбов ответил, что из нашего взвода могло бы получится хорошее подразделение для техдивизиона, а он с удовольствием бы командовал им.

   Наш курс был довольно сильный, но и с другими взводами Е.П. справлялся более, чем удачно, заслужив у студентов реноме, строгого, справедливого и, в то же время, доброжелательного командира. Недаром выпускники нашего факультета начала 70-х, в шутливой песенке, посвященной «военке» упомянули майора Ставского:

В каптерку сдан потертый смокинг штатский,
В казарме - каждому железная кровать!
И вместо матери теперь нам Женя Ставский,
А вместо папы – «Штуцер № 5»…

   Простим им некоторую фамильярность, как ни как, студенческий фольклор!
 
   Но вот и закончились наши три года обучения на военной кафедре. Мы стали лейтенантами, кто запаса, а кому-то предстояло служить. Через полгода мы защитили дипломы, получили распределения на работу, разъехались по разным городам. Друг друга мы не забывали, по возможности встречались в Новосибирске, всегда и с теплотой вспоминали наших преподавателей, военную кафедру и особенно Евгения Петровича.

   Лет через пять я был в командировке в родном городе, забежал в НЭТИ, где встретился с нашим комсоргом Сергеем Д., который при упоминании о Ставском, взял меня за руку и отвел в гости к ЕП. К сожалению, Евгений Петрович к тому времени вышел в отставку и работал на одной из технических кафедр в V корпусе института. Было очень приятно встретить нашего курсового офицера! Мы долго беседовали втроем. К своему уходу с военной кафедры ЕП отнесся с горечью, но достойно, он никого не клеймил, не обвинял, хотя имел на это полное моральное право. Было очень обидно и за Евгения Петровича, и за студентов, которым не удалось учиться у такого прекрасного преподавателя. Ребятам не повезло, в отличие от нас.

   Во время разговора ЕП очень хорошо отзывался о своих коллегах, особенно о начальнике 6-го цикла В.М. Зоренко. Попутно открыл нам очень интересный прием, который применял Вольт Михайлович для создания и сохранения здорового микроклимата в коллективе 6-го цикла. Я потом тоже применял с успехом этот метод, при работе с подчиненными. Вот и при этой встречи с Евгением Петровичем удалось почерпнуть, что-то полезное для себя на будущее.
 
   Больно и печально было узнать, что Евгений Петрович ушел из жизни.
 
   Мне кажется, что наша группа, и я в том числе, имеем право называть себя, пусть не самыми близкими, но друзьями Евгения Петровича Ставского.
 
   Поэтому не могу не вспомнить строку стихотворения Константина Симонова:

-Неправда, друг не умирает,
Лишь рядом быть перестает…-