Две версии. Тихий Дон. Хождение по мукам

                М.А.Шолохов. Тихий Дон.
       Время написания - 1928-1940 г.г.
       Время действия - лето 1912- март 1922 г.г.

                А.Н.Толстой. Хождение по мукам.

       Время написания - 1922-1941 г.г.
       Время действия - конец 1913-1920 г.г.

Другие версии:

Б.Пастернак. Доктор Живаго.
М.Булгаков. Белая гвардия.
А.Весёлый. Россия, кровью умытая.
И.Шмелёв. Солнце мёртвых.
А.Черкасов, П.Москвитина. Конь Рыжий.
А.Солженицын. Красное колесо.

...В начале девяностых, по окончании истории государства, которая началась во времена действия романов Шолохова и Толстого, автор этих материалов, ещё молодой человек, решил, наконец, полностью прочитать эти книги. Чтение растянулось почти на полтора года... Причём читал попеременно об одних и тех же периодах и событиях. И ещё как запомнилось... И уже недавно, в 2013 году, одна читательница, историк по образованию, оставила в Интернете рецензию на оба произведения: "Странная у меня получилась рецензия, сразу на две книги. Но мне трудно их разделить, они обе произвели на меня глубокое впечатление". И далее призналась:"Но для меня почему-то самыми интересными были описания военных действий в период гражданской войны, передвижений войск, сражений, планов командующих армий. Это особенно странно, потому что я, историк по образованию, из всех исторических периодов больше всего не любила именно период с 1914 г. по 1922 г. И именно из-за того, что приходилось учить передвижения войск, я в них постоянно путалась. Поэтому, будущие историки, которым трудно дается этот исторический период, читайте "Тихий Дон" и "Хождение по мукам". Что же, почитаем всё вместе...

  Почему-то обе эпопеи нечасто сравниваются и сопоставляются. Кажется, первый раз серьёзно это было сделано в статье для "Очерка истории русской советской литературы" в 1955 году (авторы - В.А.Ковалев и др.). "Вторая половина 30-х годов обогатилась двумя монументальными произведениями: в 1940 г. был закончен «Тихий Дон» М. Шолохова, в 1941 г. — «Хождение по мукам» А. Толстого.
Оба эти произведения, бесспорно, принадлежат к советской классике. Это романы — эпопеи, посвященные дореволюционному прошлому, Великой Октябрьской социалистической революции и гражданской войне. Изображая сложные своеобразные судьбы своих героев, авторы обоих произведений на очень разном материале, со свойственной им художественной убедительностью раскрывают решающую роль народных масс в истории..." Далее говорилось в духе того времени о чертах в обоих романах социалистического реализма... Однако многие обобщения и сейчас вполне читаются:"И в «Тихом Доне» и в «Хождении по мукам» историчны не только образы подлинных деятелей истории, но и вымышленных персонажей; документы эпохи органически включаются в художественное повествование. Романы-эпопеи Шолохова и Толстого представляют историю, увиденную глазами современника. Это своеобразные исторические произведения о настоящем, о недавнем еще живом прошлом... И так же, как «Тихий Дон» не укладывается в рамки романа о донском казачестве, так и трилогия А. Н. Толстого выходит за пределы поэтической летописи о русской интеллигенции и ее тернистом пути в революции".

  Итак, перед нами - две самые известные эпопеи в отечественной литературе, посвящённые "периоду войн и революций" - трагическому, напряжённому и роковому времени. Есть и другие - они перечислены в "других версиях". Самая первая по времени написания литературная сага о времени "разлома"(ещё одно название - пьесы Лавренёва) - роман Булгакова "Белая гвардия",  долгое время больше известный по переработке в пьесу "Дни Турбиных", самая последняя - "Конь Рыжий" о лихолетье в Восточной Сибири, и одновременно писалась документальная эпопея со
 включением вымышленных персонажей Солженицына. Но в мире, пожалуй, не менее, чем повествования Шолохова и Алексея Толстого, известен "Доктор Живаго".  Впрочем,  у Пастернака это - история целой жизни, пусть и довольно короткой, начало романа приходится на первые годы XX века, а  конец основного действия - на 1929 год.

 А.Н.Толстой стал задумывать большой роман о переломном времени войн и революций и судьбах интеллигенции с 1918 года, когда он вначале оказался на юге бывшей империи, а затем - на Западе. Отдельные главы публиковались в печати уже в 1920 году. Первое отдельное издание романа «Сёстры» вышло в свет в 1922 году в Берлине, в издательстве «Москва». В эмиграции писатель хотел понять, что же произошло с ним и со многими другими беглецами из охваченной бунтом России.  Название «Хождение по мукам» подходило идеально такому роману. Почти все тогдашние читатели знали  о «Хождении Богородицы по мукам», неканоническом произведении XII века."О чем же рассказывает эта легенда? Богородица просит архангела Михаила показать ей, как мучаются в аду души грешников. Архангел исполняет ее волю, демонстрирует картину адских мучений и объясняет, кто из грешников за что наказан. Богородица обращается к своему сыну и молит об облегчении участи несчастных. Вняв молитвам Матери, Господь отменяет мучения в аду ежегодно на пятьдесят дней: от Пасхи до Троицы". (М.Блау).
Вернувшись в СССР, уже тогда поменяв своё отношение к советской действительности, Толстой в 1925 году заново отредактировал "Сестёр" и начал писать продолжение. Вначале оно должно было дойти до 1922 года, причём писатель не решил до конца, что будет с героями.

  Оставим здесь в стороне разговоры о возможном другом авторе "Тихого Дона", что писатель вряд ли мог такое написать в молодом возрасте - пик скепсиса в отношении авторства Шолохова пришёлся на конец советского времени, но за последние 25 лет его вполне доказывают после изучения рукописей первых двух томов. До сих пор остаётся гипотетическим список источников, которыми пользовался Шолохов при написании повествования о временах, когда сам он ещё не был взрослым. Сам он по понятным причинам не афишировал знакомство с документами белогвардейского лагеря и произведениями земляков, игнорировавшихся в советское время.
  Сам писатель указывал: «В 1925 году осенью стал было писать “Тихий Дон”... Начал первоначально с 1917 года, с похода на Петроград генерала Корнилова. Через год взялся снова и, отступив, решил показать довоенное казачество».
  Отметим, что поначалу, в 1926 году, 21-летний Шолохов задумал роман "Донщина", в котором главным героем должен был стать большевизированный казак Бунчук, дезертировавший с фронта первой мировой. Но вскоре молодой автор почувствовал , что столь заданная схема его не удовлетворяет. И через некоторое время он взялся за более многообразный роман-эпопею, где главным героем стал Григорий Мелехов, а линия Бунчука оказалась второстепенной.

  Москва и Урал, Сибирь, Киев, Крым... В наших двух случаях место действия - Дон и не только, и Петербург-Петроград, Москва, Самара и тоже не только. В "Тихом Доне" действие переносится в Польшу, Румынию, Восточную Пруссию, в Петроград, Новочеркасск, Ростов, Новороссийск... В "Хождении по мукам" мы попадаем в тот же Ростов, Нижний, Саратов, в Крым, на галицийский фронт мировой войны, в Екатеринославскую и Полтавскую губернии...

  В первой части "Хождения..." и первых двух томах "Тихого Дона" мы действительно видим не только столичную интеллигенцию и богему или донских казаков. И в той, и в другой эпопее возникает многообразная картина России накануне мировой войны, во время участия в этой войне и в период революционного 1917-го.

  До сих пор среди дончан и литературоведов ведутся споры, относится ли показанный писателем хутор Татарский к станице Вёшенской, родной для Шолохова, или станице Усть-Хопёрской. У главных героев "Тихого Дона" чаще всего нет точных прототипов. Называют имена реальных людей, чьи особенности отразились так или иначе на образах Шолохова - например. храброго, но проявлявшего жестокость казака Харлампия Ермакова, частично отображённого в Григории Мелехове... Есть конкретные прообразы у деда Коршунова, Мартина и Прохора Шамилей, а друг Шолохова Михаил Иванков вообще выведен под реальным именем.

Справка:
К 1917 г. казаки составляли примерно 43% населения Донской области (1,5 млн из 4 млн), но на мужскую душу у казаков в среднем приходилось 12,8 десятины пахотных и иных земельных угодий. Донские коренные крестьяне (0,9 млн, бывшие крепостные местных помещиков) имели по 1,25 десятины земли на мужскую душу. Так называемые иногородние крестьяне (1,12 млн чел., прибывших на Дон после отмены крепостного права в 1861 г.) почти не имели земли, арендовали ее или работали батраками (0,06 десятины своей и арендованной земли на мужскую душу). Войско Донское владело 83,5% всех земель области, в то время как коренным и иногородним крестьянам принадлежало лишь 10% земли.
Среди казачества доминировали середняки – 51,6% хозяйств. Зажиточные составляли 23,8%, бедняцкие – 24,6%.
  Зажиточные в романе - Коршуновы, бедняки - Кошевые, середняки как раз Мелеховы. Из этих семей - три парня-приятеля, Мишка, Митька и Гришка...
  «Дед Гришака топтал землю шестьдесят девять лет. Участвовал в турецкой кампании 1877 года, состоял ординарцем при генерале Гурко, попал в немилость и был отослан в полк. За боевые отличия под Плевной и Рошичем имел два Георгия и Георгиевскую медаль и, доживая у сына, пользуясь в хуторе всеобщим уважением за ясный до старости ум, неподкупную честность и хлебосольство, короткие остатки жизни тратил на воспоминания».
  Отец Митьки, «не глядя на свое богатство и на то, что помимо них были работники, заставлял работать, приучал к делу». "Жил Митька птичьей, бездумной жизнью", "несмотря на то, что бесстрашное сердце гоняло его кровь, не особенно искал возможности выслужиться".
  Скромен дом Кошевых:"Жил тот на отшибе, у самой горы; мать, сам Михаил, сестра-девка да двое братишек — вся семья". Как признавался, не мог даже поросёнка зарезать.
  «Мелеховский двор – на самом краю хутора...»
  Все три семьи в романе породнятся, и в то же время общественные катаклизмы разведут их до положения заклятых врагов. Но пока все три парня вместе участвуют в делах и развлечениях одностаничников.

  Жизнь хутора Татарский и его окрестностей всё-таки не так сусальна, как в популярной песне на тему "Россия, которую мы потеряли" рубежа восьмидесятых-девяностых "Эхма, лето не зима... Всё отберут у казака, ну а пока - гуляй пока..."
  Иногородних на Верхнем Дону представляют семья купца Мохова и несколько рабочих. И появляется Иосиф Штокман из Ростова, слесарь по образованию, с латышскими корнями. Штокман с женой производят впечатление мирных культурных людей, занимающихся столярным делом и учительством. Между тем приезжий оказывается агитатором-большевиком. Среди тех, кто его слушает - и Кошевой. Позднее Штокман арестован и отправлен в Сибирь.

  В центре внимания Шолохова - драма молодой красивой казачки Аксиньи. Аксинья несчастлива со своим мужем Степаном Астаховым, уходящим на службу. И вот ей приглянулся Григорий. С ним она находит то, чего не видит от пьющего и бьющего её Степана. Но близкие отношения с замужней женщиной встревожили семью Мелехова. Его срочно решают женить на сестре Коршунова - Наталье.
  Григорий не любит Наталью, но он не против на ней жениться. И девушке нужен только он. Григорию кажется, что связь с Аксиньей - это просто увлечение. И Аксинья пытается свыкнуться с традицией и примириться со Степаном.
  ...Нет покоя Мелехову. Он признается Наталье, что не любит ее.
От жены он всё-таки уходит из хутора с Аксиньей. И в этом тоже - его независимость и неуживчивость. Вдвоём они поселяются в имении пана Листницкого.
"...Ягодное (земля его — четыре тысячи десятин, — нарезанная еще прадеду за участие в Отечественной войне 1812 года, находилась в Саратовской губернии)..." К Саратовской губернии тогда относилась и часть Придонья - окрестности Царицына.
"Старый, давно овдовевший генерал жил в Ягодном одиноко. Жену он потерял в предместье Варшавы в восьмидесятых годах прошлого столетия. Стреляли в казачьего генерала, попали в генеральскую жену и кучера, изрешетили во многих местах коляску, но генерал уцелел. От жены остался двухлетний тогда Евгений.""Летом Ягодное допоздна гудело голосами рабочих. Сеял пан десятин сорок разного хлеба, рабочих нанимал убирать."

  Почти год живут Мелехов с Аксиньей в Ягодном, нанявшись на работу в имении. Вскоре у Аксиньи и Григория рождается дочь Таня. Но спокойная жизнь Григория прерывается началом военной службы.

  Теперь перенесёмся в начало 1914 года и в столицу - район Фонтанки. На Знаменской улице - квартира перспективного адвоката Смоковникова и его жены, которая моложе его - Кати, дочери самарского доктора Булавина. Примерно тогда же, когда женили Мелихова, к ним приехала жить младшая сестра Кати - Даша, поступившая на юридические курсы. Прошлым летом она не поехала домой, гостила у Кати на взморье, в Сестрорецке. "Однажды на теннисной площадке появился англичанин, - худой, бритый, с выдававшимся подбородком и детскими глазами. Одет он был до того безукоризненно, что несколько молодых людей из свиты Екатерины Дмитриевны впали в уныние. Даше он предложил партию и играл, как машина. Даше казалось, что он за все время ни разу на нее не взглянул, - глядел мимо. Она проиграла и предложила вторую партию. Чтобы было ловчее, - засучила рукава белой блузки. Из-под пикейной ее шапочки выбилась прядь волос, она ее не поправляла. Отбивая сильным дрейфом над самою сеткою мяч, думала:
«Вот - ловкая русская девушка, с неуловимой грацией во всех движениях, и румянец ей к лицу». Столичное общество уже давно приобщилось к спорту.

  В середине августа Смоковниковы вместе с Дашей переехали в квартиру на Пантелеймоновской. В особняке на Фонтанке Даша присутствует на открытом заседании общества "Философские вечера".
  "Сторонний наблюдатель из какого-нибудь заросшего липами московского переулка, попадая в Петербург, испытывал в минуты внимания сложное чувство умственного возбуждения и душевной придавленности..." Кстати сказать, А.Н.Толстой в те годы больше жил в Москве, чем в Петербурге, и описал тогдашнюю петербургскую жизнь больше по впечатлениям знакомых или по аналогичным собраниям в Москве.
 
  В это же время на Васильевском острове устроил общежитие инженер Обуховского завода Телегин. Свободные комнаты квартиры Телегин предоставил своему приятелю, бывшему однокласснику Сапожкову, а также другим постояльцам: журналисту Арнольдову, художнику Валету, студенту-юристу Жирову и девице без определённых занятий Расторгуевой. Все они объявили себя "Центральной станцией по борьбе с бытом". Объявлены вечера под названием «Великолепные кощунства». Выпущено два номера журнала "Блюдо богов". Всё это - в русле нового веяния, футуризма.
  «...Мы ничего не хотим помнить. Мы говорим - довольно, повернитесь к прошлому задом! Кто там у меня за спиной? Венера Милосская? А что - ее можно кушать? Или она способствует рощению волос? Я не понимаю, для чего мне нужна эта каменная туша. Но искусство, искусство, брр! Вам все еще нравится щекотать себе пятки этим понятием? Глядите по сторонам, вперед, под ноги. У вас на ногах американские башмаки? Да здравствуют американские башмаки! Вот искусство: красный автомобиль, гуттаперчевая шина, пуд бензину и сто двадцать верст в час. Это возбуждает меня пожирать пространство. Вот искусство: афиша в шестнадцать аршин и на ней некий шикарный молодой человек в сияющем, как солнце, цилиндре. Это портной, художник, гений сегодняшнего дня! Я хочу пожирать жизнь, а вы меня потчуете сахарной водицей для страдаюших половым бессилием...»
  Так говорит Сапожков на "философском вечере". Вспомним манифест "Пощечина общественному вкусу" и бунт молодого Маяковского...
  Смоковниковы тоже проводят у себя футуристические вторники. "Здесь были разговорчивые адвокаты, женолюбивые и внимательно следящие за литературными течениями; два или три журналиста, прекрасно понимающие, как нужно вести внутреннюю и внешнюю политику; нервно расстроенный критик Чирва, подготовлявший очередную литературную катастрофу. Иногда, спозаранку, приходили молодые поэты, оставлявшие тетради со стихами в прихожей, в пальто".
 
 Вначале в замыслах Алексея Николаевича был один главный герой, затем - что бывает часто - раздвоившийся в Рощина и Телегина. Учащиеся могут вспомнить аналогичные случаи у авторов XIX века.
 Есть мнение, что образ Рощина во многом писался Толстым с Евгения Александровича Шиловского (1889–1952), его зятя, блистательного офицера, перешедшего на сторону красных, между прочим, первым браком женатого на Елене Нюренберг-Нееловой, будущей жене Булгакова. Но Шиловский появился в его жизни уже после написания первых двух частей...
«Катя — это всё Наталья Васильевна». Прототипом Даши в романе выступила сестра Натальи – Надежда Крандиевская.
Телегин - «хороший человек», занятый интересным ему, важным делом. Его черты Толстой увидел в муже Надежды Васильевны, Петре Петровиче Файдыше (1892– 1943).
«Мне скоро тридцать лет, а жил я до сих пор – как трава рос. Запустение страшное. Эгоизм и безразличие к людям. Надо подтянуться, пока не поздно».
 Прообразов журналистов Жирова, Арнольдова, Валета и других завсегдатаев кафе «Красные бубенцы» Толстой знал лично, причём Арнольдов, как считают, в какой-то степени списан и с самого автора.
  Высказывают мнение, что фамилии персонажей связаны с воспоминаниями писателя: в Самаре была гостиница Телегина, там же выступала актриса Рощина-Инсарова, любимым местом отдыха был Струковский сад.
 
"...Удивила Дашу очевидность всего этого, так нашумевшего, дерзновения. Правда, на стенах были разбросаны глаза, носы, руки, срамные фигуры, падающие небоскребы, словом, все, что составляло портрет Василия Веньяминовича Валета, молча стоявшего здесь же, с нарисованными зигзагами и запятыми на щеках. Правда, хозяева и гости, - а среди них были почти все молодые поэты, посещавшие вторники у Смоковниковых, - сидели на неструганых досках, положенных на обрубки дерева, - дар Телегина. Правда, читались преувеличенно страстными голосами стихи про автомобили, ползущие по небесному своду, про «плевки в старого небесного сифилитика», про молодые челюсти, которыми автор разгрызал, как орехи, церковные купола, про какого-то до головной боли непонятного кузнечика, в коверкоте, с бедекером и биноклем, прыгающего из окна на мостовую. Но Даше почему-то все эти ужасы казались убогими и слишком очевидными. По-настоящему понравился ей только Телегин". "Для Даши эта встреча была, как одна из многих, - встретила очень славного человека, и только".
"Башня поэтов". Туда приходит и Даша Булавина.
Бессонов - пародия на Блока? "Образ Бессонова – недопустимое оскорбление Блока», - заявляла Анна Ахматова... Алексей Николаевич объяснял впоследствии, что он имел в виду не самого Александра Александровича, а его многочисленных подражателей. Хотя к Блоку всегда сохранял антипатию, связанную с некоторыми личными моментами. Будем считать, что это - подражатель знаменитого Блока, некая его тень.
Ещё один неожиданный персонаж с прототипом.
Лиза Расторгуева — одна из квартиранток Ивана Телегина, девица, не нашедшая себе занятия. Это - поэтесса-футуристка. Втайне влюбленная во владельца квартиры, она не решается сказать ему об этом. Она «купила книгу Бессонова, разрезала ее щипцами для волос, прочла несколько раз подряд, залила кофеем, смяла в постели и, наконец, за обедом объявила, что он гений…». Лиза навязывается в любовницы к поэту-декаденту Бессонову.
В молодой поэтессе узнаётся Елизавета Пиленко, будущая Е.Ю.Кузьмина-Караваева. С Алексеем Толстым Елизавета Юрьевна поддерживала дружеские отношения и в юности, и в более поздние годы.
Всю жизнь Елизавета Юрьевна не скрывала перед друзьями ни любви к Блоку, ни истории их первой встречи. При этом все "высокие" мотивы Толстой перенёс на Дашу, тоже влюбившуюся в Бессонова. А для Расторгуевой оставил пародию.
За образ Елизаветы Киевны в «Хождении по мукам», подчеркивали знакомые, у Кузьминой-Караваевой были все основания дать Толстому пощечину (а заодно и за Блока, которого она боготворила), но та простила.
Вообще в первых публикациях романа было больше фигур с явными намёками на деятелей культуры начала XX века - Розанова, Бердяева, Трубецкого, Кузмина,  но затем автор убрал их, частично по коньюнктурно-политическим, частично по лично-этическим соображениям.
  Можно встретить мнение, что Катя и Даша - некие "тургеневские девушки", старомодные для начала XX века. Но Катя скорее - молодая дама Серебряного века, "чистящая пёрышки". Открывшаяся супружеская измена Смоковникова не мешает ей с мужем делать вид, что всё хорошо, и собирать у себя общество.  Среди её знакомых и коллега мужа, очень популярный адвокат Александр Керенский (автору материала довелось услышать от своего ученика, что его прабабушка была влюблена в Керенского, как Даша - в Бессонова...)
«Оказывается, что Керенский опять проворонил процесс и сидит без денег; встретила его жену, плачется, – очень трудно стало жить. У Тимирязевых корь. Шейнберг опять сошелся со своей истеричкой, передают, что она даже стрелялась у него на квартире. Вот весна-то, весна. А день какой сегодня? Все бродят, как пьяные, по улицам. Да, еще новость, – встретила Акундина, уверяет, что в самом ближайшем времени у нас будет революция. Понимаешь, на заводах, в деревнях – повсюду брожение. Ах, поскорее бы. Николай Иванович до того обрадовался, что повел меня к Пивато, и мы выпили бутылку шампанского, ни с того ни с сего, за будущую революцию».
Наступает лето. Супруги разъезжаются - Смоковников отправляется в Крым, Катя - в Париж. Даша, окончившая курсы, едет на родину - в Самару на пароходе из Рыбинска. И тут она вновь встречает Телегина.
Он говорит, что его уволили с завода (на самом деле он ушёл после волнений рабочих, когда не смог их защитить от преследования). Сопровождая Дашу, Телегин даже проехал свою остановку.

Между безмятежным отдыхом в Самаре Булавин-отец читает в газетах известие о покушении на Франца-Фердинанда. Но считает, что это - балканские дела. А в Париже Катя прекрасно беседует на берегу Сены с каким-то немцем - ещё непонятно, что их государства совсем скоро станут противниками.
Даша вскоре отправляется в Евпаторию - к своему деверю, уговаривать его поехать в Париж к жене и всё с ней уладить.
Смоковников недоволен многим и сам собой: «Существует какая-то Россия, пашет землю, пасет скот, долбит уголь, ткет, кует, строит, существуют люди, которые заставляют ее все это делать, а мы какие-то третьи, умственная аристократия страны, интеллигенты – мы ни с какой стороны этой России не касаемся. Она нас содержит. Мы – папильоны. Это трагедия. Попробуй я, например, разводить овощи, или построй завод, – ничего не выйдет. Я обречен до конца дней летать папильоном. Конечно, мы пишем книги, произносим речи, делаем политику, но это все тоже входит в круг времяпрепровождения, даже тогда, когда гложет совесть».
Но собравшийся в Париж адвокат не уедет - надвигается объявление войны с Германией. Неожиданно к Даше, разыскав её, приезжает Телегин - мобилизованный, проститься с ней, как с самым близким человеком...

Тем летом сама природа в романе Шолохова предвещает многие беды.
 «По ночам на колокольне ревел сыч. Зыбкие и страшные висели над хутором крики, а сыч перелетел на кладбище, стонал над бурыми затравевшими могилами. - Худому быть, - пророчили старики. – Война пристигнет».

Жизнь Григория откровенно не складывается. И тут - война. Как и его, начало войны застаёт в действующей армии (в Вильно) и Коршунова.
Петро Мелехов, Степан Астахов и другие казаки хутора Татарского следуют на войну. Там же командует сотней младший Листницкий.

«А было так: столкнулись на поле смерти люди…, натыкались, сшибались, наносили слепые удары, уродовали себя и лошадей и разбегались, вспугнутые выстрелом, убившим человека, разъехались нравственно искалеченными. Это назвали подвигом».
«Многих недосчитывались казаков, - растеряли их на полях Галиции, Буковины, Восточной Пруссии, Прикарпатья, Румынии, трупами легли они и истлели под орудийную панихиду, и теперь позаросли бурьяном высокие холмы братских могил, придавило их дождями, позамело зыбучим снегом... Травой зарастают могилы - давностью зарастает боль. Ветер зализал следи ушедших, - время залижет и кровяную боль и память тех, кто не дождался, потому что коротка человеческая жизнь и не много всем нам суждено истоптать травы...».

  Разворачиваются картины боёв в Восточной Пруссии и Галиции, в которых участвуют персонажи Шолохова. То же и в "Сёстрах".
«- Хоть бы Вену что ли бы взяли.
      - А тебе она на что?
      - Так, все-таки. Поглядели бы».
Случай "поглядеть", как мы знаем, представится только в 1945 году.

В Москве Смоковниковы и Даша живут в Староконюшенном переулке. Там, в арбатских переулках, жил до отъезда за границу и автор с женой - Натальей Крандиевской. Почитаем её стихи об оставшейся в памяти Собачьей площадке:

Вторая неделя поста,
А здесь уж забыли о стужах.
В деревьях сквозит чернота,
И голубь полощется в лужах.

А в милой Москве ещё снег,
Звон великопостный и тихий,
И санок раскидистый бег
В сугробах широкой Плющихи.

Теперь бы пойти на Арбат
Дорогою нашей всегдашней!
Над городом галки кричат,
Кружат над кремлёвскою башней.

Ты помнишь наш путь снеговой,
Счастливый и грустный немножко,
Вдоль старенькой церкви смешной, —
Николы на Куриих Ножках?

Любовь и раздумье. Снежок.
И вдруг, неожиданно, шалость,
И шуба твоя, как мешок...
Запомнилась каждая малость:

 Медовый дымок табака, —
(Я к кэпстану знаю привычку), —
И то, как застыла рука, —
Лень было надеть рукавичку...

 Затоптан другими наш след,
Счастливая наша дорожка,
Но имени сладостней нет, —
Николы на Куриих Ножках!
 
Март 1919. Одесса

 «Почему это выдумано было, что мы должны жить какой-то необыкновенной, утонченной жизнью? В сущности, мы с тобой такие же бабы, - нам бы мужа попроще, да детей побольше, да к травке поближе...» - рассуждают сёстры о перемене в своей жизни и о главных ценностях.
Именно в Москве Катя вновь встречает Вадима Рощина, знакомого по Петербургу. Теперь он получил подготовку прапорщика и едет на войну.
«Хватило бы только силы вырвать из сердца, забыть эту ненужную муку, возникшую в сумерки от не вовремя затосковавшего по любви глупого сердца»…
Тем, кто помнит 1941-1945 годы, покажется невероятным эпизод, когда Даша получает письмо Телегина из плена и шлёт ему посылки. Но та война по сравнению с последующим как бы ещё шла "в белых перчатках"...

Для воодушевления участников малопонятной войны нужны были подвиги. Кто тогда не слышал в России о казаке Крючкове! Шолохов рассказывает этот случай скептически.
Мелехов читает дневник убитого казака-студента Тимофея.
Мелехов и на фронте ведёт себя как "неудобный", остро реагирует на произвол начальства. Он участвовал во многих боях, дважды ранен. Даже по ошибке сообщили родным, что он убит, но вскоре последовало опровержение брата. Одновременно он - через год после начала военных действий - перестаёт понимать эту войну не без влияния большевика Гаранжи и переживает личную драму, приехав в отпуск. Его дочь умерла от скарлатины, а Аксинья с горя "спуталась" с вернувшимся домой раненым Евгением Листницким. Григорий, избив Листницкого, снова начинает жить с женой Натальей. Она, в отсутствие Григория ставшая предметом с плен и даже пытавшаяся наложить на себя руки, теперь счастлива. В конце 1915 года у них рождается двойня - сын Мишатка и дочка Полюшка.

Вольноопределяющийся с Дона, большевик Илья Бунчук читает на Западном фронте статью Ленина, призывающую повернуть внешний фронт «внутрь страны».
 «Горячась, заговорил Листницкий. Он, видимо волнуясь, застегнул ворот рубашки и, быстро шагая, тычась из угла в угол, сыпал дробный горошек слов: „Статья эта — жалкая попытка человека, выброшенного Родиной из своих пределов, повлиять на ход истории. В наш век реальные пророчества не пользуются успехом, а такое пророчество — тем более. Истинно русский человек пройдет мимо этих истерических выкриков с презрением. Болтовня! Превращение войны народа в войну гражданскую, о, черт, как это подло!"» (Это место было в дальнейшем удалено писателем из романа).
Вопросы: В чём ошибся Листницкий? Согласны ли вы с его определением гражданской войны как "подлости"? Если согласны, то что делалось не так такими людьми, как Листницкий, что всё это произошло? (Подсказкой могут быть слова офицера, сказанные позже:"Я обворовал ближнего, но ведь там, на фронте, я рисковал жизнью. Могло же так случиться, что пуля взяла бы правее и продырявила мне голову? Теперь я истлевал бы, моим телом нажирались бы черви. Надо с жадностью жить каждый миг. Мне все можно!») Что интересно - Листницкий ни разу ни в чём не кается в церкви.

Николай II появляется в двух эпизодах романа. Первый - приезд царя в лазарет, где находится Мелехов. Второй - последнее пребывание царя в Ставке и отбытие его в волнующийся Петроград (на самом деле навстречу отречению во Пскове). Свидетель этой сцены - молодой Листницкий. «Обуглившееся лицо его с каким-то фиолетовым оттенком. По бледному лбу косой черный полукруг папахи, формы казачьей конвойной стражи. Листницкий почти бежал мимо изумленно оглядывавшихся на него людей. В глазах его падала от края черной папахи царская рука, в ушах звенел бесшумный холостой ход отъезжающей машины и унизительное безмолвие толпы, молчанием провожавшей последнего императора».

Что происходит в это время с персонажами Толстого?
Бессонов просто нелепо погибнет, поехав на фронт.
Елизавета Киевна становится сестрой милосердия на фронте. Именно там она встречает своего будущего мужа — поручика Жадова. В разгар артобстрела Жадов получает контузию, ему отрывает руку. Их венчают прямо в лазарете. Через год они переезжают в Анапу и селятся в полуразрушенном поместье отца Жадова, «Шато Каберне». Далее Жадов встал на путь уголовника-грабителя, обосновывая свой бандитизм ненавистью к людям, погибает в перестрелке, а Расторгуева умирает. Что касается прототипа - Е.Ю.Кузьминой-Караваевой, она тоже жила в Анапе, но не была на фронте, к 1917 году развелась с мужем, публиковала стихи и прозу, была правой эсеркой, а в начале 1918 года стала первой в России женщиной-городской головой. Потерпев и от белых, и от красных, в 1920 году эмигрировала вместе с новым мужем, во Франции ушла в монастырь. И - стала матерью Марией, участницей антифашистского Сопротивления, погибла в концлагере в Равенсбрюке. Посмертно удостоена звания "Праведник мира", канонизирована. Ничего уже общего с персонажем романа.

  В конце 1916 года Телегин, бежавший из плена, отозван с фронта на свой завод в Петербург.
 "На заводе многое изменилось за эти три года: рабочих увеличилось втрое, часть была молодые, часть - переведенные с Урала или из западных городов, часть взята из действующей армии. Рабочие читали газеты, ругали войну, царя, царицу, Распутина и генералов, были злы и все уверены, что после войны "грянет революция".
  Кабак "Красные бубенцы", куда однажды попал Телегин. "Во входной двери стоял среднего роста пожилой человек, выставив вперед плечо, засунув руки в карманы суконной поддевки. Узкое лицо его с черной висящей бородой весело улыбалось двумя глубокими привычными морщинами, и впереди всего лица горели серым светом внимательные, умные, пронзительные глаза. Так продолжалось минуту. Из темноты двери к нему приблизилось другое лицо, чиновника, с тревожной усмешкой, и прошептало что-то на ухо. Человек нехотя сморщил большой нос.
     - Опять ты со своей глупостью... Ах, надоел. - Он еще веселее оглянул гостей в подвале, мотнул бородой и сказал громко, развалистым голосом: - Ну, прощайте, дружки веселые.
     И сейчас же скрылся. Хлопнула дверь. Весь подвал загудел. Струков впился ногтями в руку Ивана Ильича.
     - Видел? Видел? - проговорил он, задыхаясь. - Это Распутин".
  Идут последние денёчки "старца". Вскоре Телегин повстречался на улице с автомобилем, на котором убийцы везут его тело. "Иван Ильич видел, как все трое соскочили на снег, вытащили сверток, проволокли его несколько шагов по снегу, затем с усилием подняли, донесли до середины моста, перевалили через перила и сбросили под мост".
   "Сверток в рогоже, сброшенный тремя людьми с моста в полынью, был телом убитого Распутина. Чтобы умертвить этого не по-человечески живучего и сильного мужика, пришлось напоить его вином, к которому был подмешан цианистый калий, "затем выстрелить ему в грудь, в спину и в затылок и, наконец, раздробить голову кастетом. И все же, когда его тело было найдено и вытащено из полыньи, врач установил, что Распутин перестал дышать только уже подо льдом.
     Это убийство было словно разрешением для всего того, что началось спустя два месяца. Распутин не раз говорил, что с его смертью рухнет трон и погибнет династия Романовых. Очевидно, в этом диком и яростном человеке было то смутное предчувствие беды, какое бывает у собак перед смертью в доме, и он умер с ужасным трудом - последний защитник трона, мужик, конокрад, исступленный изувер.
     С его смертью во дворце наступило зловещее уныние, а по всей земле ликование; люди поздравляли друг друга. Николай Иванович писал Кате из Минска: "В ночь получения известия офицеры штаба главнокомандующего потребовали в общежитие восемь дюжин шампанского. Солдаты по всему фронту кричат "ура"..."
   Но..."Пятый день соли нет". В Петрограде начинаются хлебные волнения.
  "Иван Ильич рассчитывал на рождество съездить в Москву, но вместо этого получил заводскую командировку в Швецию и вернулся оттуда только в феврале; сейчас же исхлопотал трехнедельный отпуск и телеграфировал Даше, что выезжает двадцать шестого". В этот день Петроград уже бурлит. "Весь этот день Иван Ильич провел на улице, - у него так же, должно быть, как и у всех, было странное чувство не перестающего головокружения. Он чувствовал, как в городе росло возбуждение, почти сумасшествие, - все люди растворились в общем, массовом головокружении и эта масса, бродя и волнуясь по улицам, искала, жаждала знака, молнии, которая, ослепив, слила бы всех в один комок".
  На следующий же день после встречи Даша с сестрой и Телегиным идут "смотреть революцию". Если Самгин с Дроновым у Горького делали это в Петрограде, то здесь - в Москве. "Кирпично-грязное здание с колоннами, похожими на бутылки, все в балясинах, балкончиках и башенках, - главный штаб революции - городская дума, - было убрано красными флагами. Кумачовые полосы обвивали колонны, висели над шатром главного крыльца. Перед крыльцом на мерзлой мостовой стояли четыре серые пушки на высоких колесах. На крыльце сидели, согнувшись, пулеметчики с пучками красных лент на погонах. Большие толпы народа глядели с веселой жутью на красные флаги, на пыльно-черные окна думы. Когда на балкончике над крыльцом появлялась маленькая возбужденная фигурка, и, взмахивая руками, что-то беззвучно кричала, - в толпе поднималось радостное рычание".
  "На Тверской в это время против дома генерал-губернатора молодец из толпы взобрался на памятник Скобелеву и привязал ему к сабле красный лоскут. Кричали "ура". Несколько загадочных личностей пробрались с переулка в охранное отделение, и было слышно, как там летели стекла, потом повалил дым. Кричали "ура". На Тверском бульваре, у памятника Пушкину, известная писательница, заливаясь слезами, говорила о заре новой жизни и потом, при помощи какого-то гимназиста, воткнула в руку задумчиво стоящему Пушкину красный флажок. В толпе кричали "ура". Весь город был как пьяный весь этот день. До поздней ночи никто не шел по домам, собирались кучками, говорили, плакали от радости, обнимались, ждали каких-то телеграмм. После трех лет уныния, ненависти и крови переливалась через край обывательская душа города".
   "- А на кухне Марфуша ревет, что царя убили..."
  "С утра, на следующий день, весь город высыпал на улицу. По Тверской, сквозь гущу народа, под несмолкаемые крики — ура — двигались грузовые платформы с солдатами. На глухо громыхающих пушках ехали верхом мальчишки. По грязным кучам снега, вдоль тротуаров, стояли, охраняя порядок, молоденькие барышни, с поднятыми саблями и напряженными личиками, и вооруженные гимназисты, не знающие пощады, — это была вольная милиция. Лавочники, взобравшись на лесенки, сбивали с вывесок императорские орлы. Какие-то чахоточные девушки — работницы с табачной фабрики — ходили по городу с портретом Льва Толстого, и он сурово посматривал из-под насупленных бровей на все эти чудеса. Казалось, — не может быть больше ни войны, ни ненависти: — казалось — нужно еще куда-то, на какую-то высоченную колокольню вздернуть красное знамя, и весь мир поймет, что мы все братья, что нет другой силы на свете, — только радость, свобода, любовь, жизнь…
Когда телеграммы принесли потрясающую весть об отречении царя и о передаче державы Михаилу и об его отказе от венца, в свою очередь, — никто особенно не был потрясен: казалось — не таких еще чудес нужно ждать в эти дни".
  "Даша остановилась и, не размыкая соединенных рук, которыми держала под руку Ивана Ильича, глядела через низенькую ограду на затеплившийся свет в глубоком окошечке церкви Николы на Курьих Ножках".

  В Минске уполномоченный новым правительством Смоковников выступает на солдатском митинге.
- Граждане, солдаты отныне свободной русской армии, мне выпала редкая честь поздравить вас со светлым праздником: цепи рабства разбиты. В три дня, без единой капли крови, русский народ совершил величайшую в истории революцию. Коронованный царь Николай отрекся от престола, царские министры арестованы, Михаил, наследник престола, сам отклонил от себя непосильный венец. Ныне вся полнота власти передана народу. Во главе государства стало Временное правительство, для того чтобы в возможно скорейший срок произвести выборы во Всероссийское учредительное собрание на основании прямого, всеобщего, равного и тайного голосования... Отныне - да здравствует Русская революция, да здравствует Учредительное собрание, да здравствует Временное правительство!..
 - Я вам поставлю вопрос, - говорил солдат, почти касаясь черным ногтем носа Николая Ивановича. - Получил я из деревни письмо, сдохла у меня дома коровешка, сам я безлошадный, и хозяйка моя с детьми пошла по миру просить у людей куски... Значит, теперь имеете вы право меня расстреливать за дезертирство, я вас спрашиваю?..
  - Солдаты, - Николай Иванович поднялся на цыпочки, - здесь происходит недоразумение... Первый завет революции, господа, - это верность нашим союзникам... Свободная революционная русская армия со свежей силой должна обрушиться на злейшего врага свободы, на империалистическую Германию...
     - Вот черт, дурак бестолковый...
     - Да мы три года воюем, победы не видали...
     - А зачем тогда царя скидывали?..
     - Они нарочно царя скинули, он им мешал войну затягивать...
     - Товарищи, он подкупленный...
  И комиссара забили до смерти... Самосуд над первым мужем Кати - выразительный пример того, что Февральская революция была совсем не только революцией улыбок и братаний, чуть ли не бескровной...

  В марте 1917 года на хуторе Татарском узнают о революции и свержении царя. Купец Мохов переживает за свое будущее. Он получает письмо от дочери Лизы, которая живет в Москве. Расстроенный Мохов едет в гости к Листницким, чтобы обсудить ситуацию в стране. Прибывший в отпуск Евгений Листницкий рассказывает Мохову, что армия разлагается...

  В апреле повенчавшиеся Телегин с Дашей уехали в Петроград. Во время прогулки в царскосельском парке Телегин и Даша неожиданно видят "бывшего царя".
  "Она помахала на лицо ладонью и глядела, как по ту сторону решетки, на лужайке, двое людей копают грядку, чернеющую длинным прямоугольником в нежно-зеленой траве. Один из копавших был старик в опрятном, белом фартуке. Не спеша, он налегал ступней на лопату и с усилием, подгибая колени, выбрасывал землю, отливавшую синевой. Другой был в военной рубашке, собранной в складки на спине, в широкополом картузе, надвинутом козырьком на глаза. Он работал торопливо, видимо – неумело, разгибался, вынимал из кармана черных, заправленных в сапоги рейтуз носовой платок и вытирал шею.
– Видишь ты, – ему и с гуся вода, – проговорил чей-то насмешливый голос. – Телегин обернулся, рядом с ним стоял сощуренный, пожилой мещанин в новеньком картузе и в теплом жилете поверх вышитой рубашки, – видишь ты, – повторил мещанин, кивая на работающих по ту сторону решетки, – капусту из грунтовой ямы пересаживает… Вот себе и занятие нашел… Смех…"

  Оставшуюся одну, похоронившую мужа Катю вдруг навестил Рощин.
"Меня спасло чудо: взгляд человека..."

«Окончатся войны, пройдут революции, исчезнут царства, и нетленным останется одно только сердце ваше…»

 Все четверо - в революционном Петрограде. Герои спорят о России. Рощин сокрушён: «Великая Россия перестала существовать… Великая Россия теперь — навоз под пашню». Телегин возражает: «Великая Россия пропала?.. Уезд от нас останется, — и оттуда пойдет русская земля…»
  Катя и Рощин гуляют по Петроградской стороне.
"Это был особняк знаменитой балерины, где сейчас, выгнав хозяйку, засели большевики. Всю ночь здесь сыпали горохом пишущие машинки, а поутру, когда перед особняком собирались какие-то бойкие, оборванные личности и просто ротозеи – прохожие, – на балкон выходил глава партии и говорил толпе о великом пожаре, которым уже охвачен весь мир, доживающий последние дни. Он призывал к свержению, разрушению и равенству… У оборванных личностей загорались глаза, чесались руки…"
Рощин назвал особняк Кшесинской "змеиным гнездом". Позже Толстой убрал это место...
— Я не знаю, — имею ли право, — сказал Рощин, — но я знаю, что главное — это вы. — Катя взглянула на него, подняла брови. — Я не могу вас покинуть, Екатерина Дмитриевна. — Она сейчас же опустила глаза. — В такое время разлучаться нельзя.

  Месяцы, когда большевики ушли в полуподполье, а "спасителем России" провозглашался генерал Корнилов, подробно показаны в "Тихом Доне".
"13 августа Корнилов выехал в Москву на государственное совещание...
За день до приезда Корнилова в Москву есаул Листницкий прибыл туда с поручением
особой важности от совета союза казачьих войск. Передав в
штаб находящегося в Москве казачьего полка пакет, он узнал, что назавтра ожидается Корнилов.
В полдень Листницкий был на Александровском вокзале. В зале ожидания и буфетах первого и второго классов — крутое месиво народа; военные преобладают".
"Впереди толпа, зеленые шпалеры войск, казачья сотня в конном строю. Приложив ладонь к козырьку фуражки, моргая увлажненными глазами, он пытался, но не мог
унять неудержную дрожь губ. Смутно помнил, как клацали фотографические аппараты,
бесновалась толпа, шли церемониальным маршем юнкера и стоял, пропуская их перед собой, стройный, вытянутый, маленький, с лицом монгола, генерал".
Иван Алексеевич уговаривает казаков проситься на фронт, вместо отправки в столицу бить своих. Казаки охотно согласились с ним. Агитация шла успешно, и на первой же остановке казаки собрались на митинг, требуя отправки на фронт. Машинист отогнал поезд в тупик.
– А хучь бы и взяли – нам с вами не по дороге! Мы не желаем воевать со своими. Против народа мы не пойдем! Стравить хотите? Нет! Перевелись на белом свете дураки! Генеральскую власть на ноги ставить не хотим. Так-то!
  Есаул Калмыков пытается убедить казаков спасать отечество по призыву Корнилова. Тут появляется агитатор Бунчук, убеждающий земляков, что они идут против своих братьев и сестер. Калмыкова арестовывают, его расстреливает сам Бунчук... Далее описано самоубийство генерала Крымова.
«Люди, недавно шедшие на Временное правительство войной, теперь любезно р а с ш а р к и в а л и с ь перед Керенским, уверяя его в своих верноподданнических чувствах. Разбитая морально, крымовская армия еще агонизировала: части по инерции катались к Петрограду, но движение это утратило всякий смысл, ибо подходил к концу корниловский путч, гасла взметнувш аяся бенгальским огнем вспышка реакции, и временный правитель республики, правда, растерявший за эти дни мясистость одутловатых щ е к , по-наполеоновски дрыгая затянутыми в краги икрами , уже говорил на очередном заседании правительства о «полной политической стабилизации». Увы...
«В Быхове, в женской гимназии, бесславно закончилось ущемленное историей корниловское движение. Закончилось, породив новое; где же, как не там , возникли зачатки планов будущей гражданской войны и наступления на революцию развернутым фронтом?»
  В дальнейшем действующие в романе казаки отправлены было в Петроград на защиту Зимнего дворца, но они взбунтовались, и туда отправляется один женский батальон...

  ...Даша теряет ребёнка - уличные хулиганы в том роковом октябре толкнули её, сорвали пальто, младенец умер на третий день от рождения. Тут судьба Телегина точно совпадает с обстоятельствами жизни Файдыша. В 1914 году он попал в плен и бежал. В Надежду Крандиевскую он влюбился с первого взгляда. Их первый ребенок, Миша, как и ребёнок Телегиных в романе, погиб сразу после рождения от пневмонии.

  Вспомним картины Петрограда в поэме Блока, написанной в начале 1918 года - "Двенадцать". Сквозь "музыку революции", которую пытается слушать автор, тем не менее врывается мотив разгула анархии и бандитизма.
"Закрывайте етажи - завтра будут грабежи"...

"Все было кончено. По опустевшим улицам притихшего Петербурга морозный ветер гнал бумажный мусор – обрывки военных приказов, театральных афиш, воззваний к «совести и патриотизму» русского народа. Пестрые лоскуты бумаги, с присохшим на них клейстером, зловеще шурша, ползли вместе со снежными змеями поземки.
Это было все, что осталось от еще недавно шумной и пьяной сутолоки столицы. Ушли праздные толпы с площадей и улиц. Опустел Зимний дворец, пробитый сквозь крышу снарядом с «Авроры». Бежали в неизвестность члены Временного правительства, влиятельные банкиры, знаменитые генералы… Исчезли с ободранных и грязных улиц блестящие экипажи, нарядные женщины, офицеры, чиновники, общественные деятели со взбудораженными мыслями. Все чаще по ночам стучал молоток, заколачивая досками двери магазинов. Кое-где на витринах еще виднелись: там – кусочек сыру, там – засохший пирожок. Но это лишь увеличивало тоску по исчезнувшей жизни. Испуганный прохожий жался к стене, косясь на патрули – на кучи решительных людей, идущих с красной звездой на шапке и с винтовкой, дулом вниз, через плечо.
Северный ветер дышал стужей в темные окна домов, залетал в опустевшие подъезды, выдувая призраки минувшей роскоши. Страшен был Петербург в конце семнадцатого года".

  Так и у Блока:"Ветер, ветер на всём божьем свете!"

"О, русские люди, русские люди!
Русские люди, эшелон за эшелоном, валили миллионными толпами с фронта домой, в деревни, в степи, в болота, в леса… К земле, к бабам… В вагонах с выбитыми окнами стояли вплотную, густо, не шевелясь, так что и покойника нельзя было вытащить из тесноты, выкинуть в окошко. Ехали на буферах, на крышах. Замерзали, гибли под колесами, проламывали головы на габаритах мостов. В сундучках, в узлах везли добро, что попадалось под руку, - все пригодится в хозяйстве: и пулемет, и замок от орудия, и барахло, взятое с мертвеца, и ручные гранаты, винтовки, граммофон и кожа, срезанная с вагонной койки. Не везли только денег - этот хлам не годился даже вертеть козьи ножки".

  Телегин после семейной трагедии решает круто изменить свою жизнь, махнув рукой на личное счастье.
«-- Слушай, Рублев, я сейчас вот в каком состоянии... Ты слышал: Корнилов Дон поднимает?
   -- Слыхали.
   -- Либо я на Дон уйду... Либо с вами...
   -- Это как же так: либо?
   -- А вот так - во что поверю... Ты за революцию, я за Россию... А может, и я - за революцию. Я, знаешь, боевой офицер...»
«Стыдно ему было и вспоминать, как он, год тому назад, суетился, устраивая квартирку на Каменноостровском,—приобрел кровать красного дерева…»
  Вопрос: Колеблются, чью сторону принять, не только Мелехов и другие казаки, но и такие люди, как Телегин. Почему?

Показательно, что злополучный генерал действует и в одном, и в другом романе. "Хождение по мукам":
  "Девятого февраля генерал Корнилов вывел свою маленькую Добровольческую армию, – состоящую сплошь из офицеров, юнкеров и кадет, – обозы генералов и особо важных беженцев из Ростова за Дон, в степи.
  Маленький, с калмыцким лицом, сердитый генерал шел в авангарде войск, пешком, с солдатским мешком за плечами. В одной из телег, в обозе, ехал, прикрытый тигровым одеялом, несчастный, больной бронхитом генерал Деникин".
"Неприятельская граната попала в дом, только одна, только в комнату Корнилова, когда он был в ней, и убила только его одного", - свидетельствовал Деникин. А вот что пишет Алексей Толстой. "Фюить — ширкнула граната прямо в зеленую рощу.
С железным скрежетом разорвалась... Теперь и Долинский различал приближающийся, надрывающий вой гранаты, казалось — прямо в занавешенное окно... Страшно треснуло над головой. Рвануло воздух. Сверкнуло пламя.По комнате метнулось снизу вверх растопыренное тело главнокомандующего…"
В романе Шолохова смерть Корнилова не описывается. Но изобразил его автор вопреки конъюнктуре субъективно честным человеком, «храбрецом» и патриотом.

Появляется в романе Толстого и будущий глава Добровольческой армии генерал Деникин...
"Кутепов не смог поднять в атаку офицерский полк. Ваш лучший полк, ваше превосходительство" - говорит Деникин. Здесь, конечно, подчёркнута беспомощность белых в соответствии с официальными советскими установками. Они при этом мечтают: "Понимаешь, душка моя, послезавтра въезжаем в Екатеринодар, выспимся на постелях, и — на бульвар!" При этом исследователи находят преувеличенным количество штыков в Добровольческой армии.
  В эпопее "Конь Рыжий" говорится иное: "В сравнении с надвигающимися полчищами большевиков добровольцы ничтожны, они едва насчитывают 2000 штыков, а казачьи партизанские отряды есаула Чернецова, войскового старшины Семилетова и сотника Грекова — едва ли 400 человек". Но может быть, "полчища большевиков" здесь тоже преувеличены...
  "Мы идем, как каратели", - сетует Деникин у Толстого. Некоторые возражают: у "добровольцев" была железная дисциплина. Наверное, всё относительно.

  В романе Толстого матрос Красильников вспоминает своего начальника - адмирала Колчака: "Флотом командовал адмирал Колчак. Несмотря на ум, образованность и, как ему казалось, бескорыстную любовь к России, – Колчак ничего не понимал ни в том, что происходило, ни в том, что неизбежно должно было случиться... Россия представлялась ему дымящими в кильватерной колонне дредноутами (существующими и предполагаемыми) и андреевским флагом, гордо, – на страх Германии, – веющим на флагмане... Колчак, несомненно, любил и другую Россию, ту, которая выстраивалась на шканцах корабля, – в бескозырках с ленточками, широколицая, загорелая, мускулистая. Она прекрасными голосами пела вечернюю молитву, когда на закате спускался флаг. Она «беззаветно» умирала, когда ей приказывали умереть. Ею можно было гордиться..." Но теперь... "Матросы смеялись. Ужасно! Верные, готовые еще вчера в огонь и воду за отечество и андреевский флаг, они кричали своему адмиралу: «Долой наемников имперьялизма!» Он произносил эти слова, «русский патриот», с силой, с открытым жестом, сам в эту минуту готовый беззаветно умереть, а матросы, – черт их попутал, – слушали адмирала как врага, пытающегося их коварно обмануть". Но вот здесь - всё, в общем, верно. Вскоре Колчак, совершив кругосветное путешествие, окажется верховным правителем уже на суше и попытается по-своему отстоять патриотические ценности...
Вопрос:  Часто говорят, что и у одного, и у другого автора лидеры Белого движения получились интереснее, чем красные командиры. Вопреки конъюнктуре. Как вы думаете, почему?


  Григорий Мелехов оказался офицером взвода в рядах красных под командованием Фёдора Подтёлкова. Почему-то некоторые считают,  что Подтёлков - вымышленный персонаж. Нет, это реальный руководитель большевиков на Дону.
Потерявший самообладание от брошенных ему Чернецовым слов: «Изменник казачества! Подлец! Предатель!» - Подтелков устраивает самосуд над Чернецовым и его карательным отрядом. Зарубив Чернецова, он кричит выдохшимся лающим голосом: «Руби-и-и-и их... такую мать! Всех!.. Нету пленных... в кровину, в сердце!» Все увиденное надолго врежется в память Григорию, вызывет в нем неприятие происходящего вокруг: «...не мог ни простить, ни забыть Григорий гибель Чернецова- и бессудный расстрел пленных офицеров». Он хочет уже убить Подтёлкова, но, раненый, попадает в родной хутор.

  И вот - идейный большевик Бунчук. Илья Бунчук возвращается домой, но через день его направляют в Ростов. Бунчуку поручают организацию пулеметной бригады из 16 человек. Одной из этих 16 стала молодая Анна Погудко, в которую Бунчук влюбляется в процессе обучения. Анна учится на пулемётчицу - то есть учится убивать врага, но и она приходит в ужас от расстрельных дел Бунчука. Как не вспомнить коллизию Гамлена в романе Анатолия Франса?
То же и также о Ростове мы читаем и в другом романе. В Совете говорит учитель:"У нас произвол… Деспотизм хуже царского… Врываются в дом к мирным обывателям… В сумерки нельзя выйти на улицу, раздевают… Грабят… На улицах убивают детей… Я говорил об этом в исполнительном комитете, говорил в ревкоме… Они бессильны…" Конечно, объясняют это "сволочью, примазавшейся к советской власти".
  Бунчук и Анна то расстаются - тиф у Ильи и лечение, агитаторская работа у Анны, - то вновь вместе. Бунчук мучается от того, что делает, и его отстраняют от работы в трибунале. Красные отступают от Ростова. Анна погибает во время боя,  ведя солдат в атаку. Так быстро уходит из романа "валькирия революции". Бунчуку вся дальнейшая жизнь - уже не реальна. Отряд Подтёлкова, в котором он находится, окружён в Донецком округе и сдаётся. Митька Коршунов соглашается застрелить пленных. Без жалости пленных расстреливают и заполняют телами яму, которую закапывают. Пётр Мелехов встречается с Подтелковым и припоминает убийство пленных, намекая на аналогичный исход. Подтелкова и Кривошлыкова вешают. Смерть встречает и Бунчук.
  "Господи божа, что делается с людьми!" -  восклицает товарищ Мелехова Христоня.
  Белоказаки занимают средний Дон. Мелехов, в угаре ненависти отдававший приказы о расстреле пленных, теперь воюет в армии Краснова, но ему уже в тягость воевать с соотечественниками на любой стороне. "Кого же рубил?.. Братцы, нет мне прощения... Зарубите, ради Бога..." В конце года он уходит вновь в родной хутор.
  Кошевого позорно высекают розгами, как не казака.  Затем Петра Мелехова расстреляет Мишка Кошевой в ходе боев, в 1919 году, в марте... Вот она, кровавая цепь разгорающейся братоубийственной войны. Мелехов вновь испытывает ненависть к советской власти, когда пришедшие обратно на Дон красные начинают унижать всех, кто воевал за белых, и расстреливать выявляемых "врагов" -  идёт политика "расказачивания"...
 
  Мы видим Деникина, заявляющего Краснову на очной встрече:
— Прежде чем открыть совещание, я должен заявить вам: нас крайне удивляет то обстоятельство, что вы в диспозиции, отданной для овладения Батайском, указываете, что в правой колонне у вас действует немецкий батальон и батарея. Должен признаться, что факт подобного сотрудничества для меня более чем странен… Вы позволите узнать, чем руководствовались вы, входя в сношение с врагами родины — с бесчестными врагами! — и пользуясь их помощью? Вы, разумеется, осведомлены о том, что союзники готовы оказать нам поддержку?.. Добровольческая армия расценивает союз с немцами как измену делу восстановления России. Действия донского правительства находят такую же оценку и в широких союзнических кругах. Прошу вас объясниться.

"А события грохотали изо дня в день. В Сибири — чехословацкий мятеж, на Украине — Махно, возмужало заговоривший с немцами на наречии орудий и пулеметов. Кавказ, Мурманск, Архангельск… Вся Россия стянута обручами огня… Вся Россия — в муках великого передела…"

«На севере станица Усть-Медведицкая гуляла из рук в руки: занимал Миронов с отрядом казаков-красногвардейцев, стекшихся к нему с хуторов Глазуновской, Ново-Александровской, Кумылженской, Скуришенской и других станиц, а через час выбивал его отряд белых партизан офицера Алексеева, и по улицам мелькали шинели гимназистов, реалистов, семинаристов, составляющих кадры отряда. На север из станицы в станицу перекатами валили верхнедонские казаки. Миронов уходил к границам Саратовской губернии».

Описано Донское антисоветское восстание в Татарском и окрестностях.
Оказавшись в толпе родных хуторян, Иван Алексеевич Котляров не видит ни в одном лице сочувствия и жалости. Чувствуя негласную поддержку односельчан, Дарья берет ружье и стреляет в Ивана Алексеевича. Его добивают свои же односельчане.
Из Татарского уходит с красноармейцами прибывший туда ранее Штокман, занимавшийся расправами с врагами Советской власти. Против него восстают сами его подчинённые-казаки и убивают начальника. В плен берут Котлярова.
Остаётся воевать за красных Кошевой.
«А мне думается, что заблудились мы, когда на восстание пошли» - скажет Мелехов.

Алексей Толстой писал о второй части своего романа - "Восемнадцатый год":
"Нужно самым серьезным образом договориться относительно моего романа. Первое: я не только признаю революцию, — с одним таковым признанием нельзя было бы и писать роман, — я люблю ее мрачное величие; ее всемирный размах. И вот — задача моего романа — создать это величие, этот размах во всей его сложности, во всей его трудности. Второе: мы знаем, что революция победила. Но Вы пишете, чтобы я с первых же слов ударил в литавры победы, Вы хотите, чтобы я начал с победы и затем, очевидно, показал бы растоптанных врагов. По такому плану я отказываюсь писать роман. Это будет одним из многочисленных, никого уже теперь, а в особенности молодежь, не убеждающих плакатов…
Нет, революция пусть будет представлена революцией, а не благоприличной картиночкой, где впереди рабочий с красным знаменем, за ним — благостные мужички в совхозе, и на фоне — заводские трубы и встающее солнце. Время таким картинкам прошло, — жизнь, молодежь, наступающее поколение требует: «В нашей стране произошло событие, величайшее в мировой истории, расскажите нам правдиво, величаво об этом героическом времени».
Но едва только читатель почувствует, что автор чего-то не договаривает, чего-то опасается, изображает красных сплошь чудо-богатырями, а белых — сплошь в ресторане с певичками, — со скукой бросит книжку».
«Это был предельный историзм… Это было просто непереваренные куски и исторические фрагменты, которые попадались мне в руки… Тут ничего не было связного, приходилось восполнять эти пропущенные места рассказами очевидцев, но по рассказам очевидцев, конечно, история не пишется, поэтому тут было много допущено ошибок, которые пришлось потом исправлять».

«За первой частью „Восемнадцатого года“» — «…живой материал, взятый из рассказов моих матери и отца. Мои близкие оказывались по разные стороны фронта и, встречаясь, делали вид, что не знают друг друга» - вспоминала филолог Аза Тахо-Годи (в 2022 г. ей исполнилось 100 лет), родители которой были хорошо знакомы с писателем.

  "Катя и Рощин ехали на юг, – куда? В Ростов, в Новочеркасск, в донецкие станицы? Туда, где запутывался узел гражданской войны".
Тоже - Ростов...
"Ростов и Новочеркасск, являвшиеся тылом Добровольческой армии, кишели офицерами. Тысячи их спекулировали, служили в бесчисленных тыловых учреждениях, ютились у родных и знакомых, с поддельными документами о ранениях лежали в лазаретах… Все наиболее мужественные гибли в боях, от тифа, от ран, а остальные, растерявшие за годы революции и честь и совесть, по-шакальи прятались в тылах, грязной накипью, навозом плавали на поверхности бурных дней. Это были еще те нетронутые, залежалые кадры офицерства, которые некогда громил, обличал, стыдил Чернецов, призывая к защите России. В большинстве они являли собой самую пакостную разновидность так называемой «мыслящей интеллигенции», облаченной в военный мундир: от большевиков бежали, к белым не пристали, понемножку жили, спорили о судьбах России, зарабатывали детишкам на молочишко и страстно желали конца войны". Так пишет Шолохов. То же мы видим и в "Хождении по мукам". Рощин, формально поступив на службу к красным, во время их отступления легко переходит к белым. Близко теперь и Телегин, но он - с красными.

В романе близкие люди могут и стрелять друг в друга во время боёв, не узнав, кто перед ними. Так происходит однажды с самими Рощиным и Телегиным! По счастью, Рощин лишь немного поцарапал Телегина, сбив его фуражку. И недоумевал: вроде похож тот человек на Телегина - но ведь он в Петрограде... А потом, когда Иван пробирается в белогвардейской форме по тылам белых к Волге с миссией от красных, в Ростове на вокзале его неожиданно узнаёт Вадим. Они сделали вид, что не знают друг друга... Лишь исчезая, Иван тихо проговорил: "Спасибо, Вадим".

Символом бесконечной смены власти в "Восемнадцатом году"(и без кавычек тоже) становится памятник Александру II в Самаре. Когда установилась власть Совета, его заколотили. Когда город занимают чехословаки, его вновь открывают. Но через несколько месяцев, при новом вступлении в город красных, снова (и уже окончательно) закрывают досками. (В конце-концов в 1924 году на этом "старорежимном" пьедестале встанет... ну, конечно, Владимир Ильич.)
Можно вспомнить, что подобное тоже очень образно показано и у Булгакова - в Киеве власть менялась 11 раз, что вошло в поговорку. А у Пастернака город с вымышленным названием Юрятин переходит из рук в руки даже чаще, чем реальная Пермь.
...А пока Даша Булавина как раз слушает на митинге в Москве Ленина, будучи завербованной правыми эсерами, и, испытав на себе воздействие речи вождя большевиков, отказывается принимать участие в известном покушении... Могло ли так быть?

"Кто вы такая?" "Никто... Воздушный шарик".
 
И снова буквально ситуация, когда друг против друга идут близкие люди - старик Булавин чуть было не сдаёт прибывшего с тайным заданием от красных Телегина, доверившегося ему. Ивана спасает... появившаяся в этот момент в Самаре Даша. И - порывает с отцом.

"Я потеряла всё... Я не нужна себе..." Катя уезжает из Ростова куда-нибудь, где вроде бы есть работа - например, в "гетманщину", в Екатеринослав.
В романе Толстого появляется такая известная фигура, как батька Махно.
Летом 1918 г. в лагерь махновцев попадает Катя Булавина, так и не доехавшая из Ростова до Екатеринослава, а затем, несколько месяцев спустя, дезертировавший из Добровольческой армии Вадим Рощин. Катя сначала слышит («Резкий голос, с запинкой, с бабьим оттенком крикнул повелительно» ), а потом и видит Махно: «Это был маленький человек... Он казался переодетым монашком".
Документ под названием «Дневник жены Махно» неоднократно цитировался в советских изданиях 1920-х гг. Им, конечно, пользовался писатель в эпизодах с батькой. В ставке Махно оказывается старый знакомый - Красильников, у которого живёт Катя.

Есть сведения, что Рощин и Катя должны были погибнуть, как отживший осколок старого мира. Но по ходу написания новых глав автор решил дать им новую жизнь...

Вот что говорят на нижней Волге местные жители Телегину:
"Приходили красные - мобилизовали коня. Приходили белые - мобилизовали домашнюю птицу". (Как тут не вспомнить незабвенное из фильма "Чапаев": "Белые пришли - грабят. Красные пришли - тоже грабят"?)

  Мелехов с начала четвёртого тома романа Шолохова, продолжая воевать за белых в армии Деникина, попадает в личную катастрофу. 1919 год, лето: Наталья узнает об новой измене мужа с Аксиньей и, будучи беременной, решает сделать аборт, который неудачно прошел. У Григория остаются только дочь Полюшка и сын Мишатка. Вскоре утопилась Дарья. К Аксинье ходит Мишатка, она ему сказки рассказывает и балует гостинцами. В декабре белые бегут в отступление, в пути у Аксиньи, которую Григорий взял с собой, начался тиф, и пришлось оставить её под присмотром незнакомых людей в чужом селе. Тифом переболел и сам Григорий, и Наталья ещё до трагедии, от него же умирает отец Григория.
  ...Из той же статьи 1955 года:"Все яснее становится для Григория Мелехова пропасть, отделяющая его от белого офицерства. Подозрительность к штабным офицерам сменяется ненавистью к «их благородиям». Встреча с английским офицером обнажает Григорию предательскую роль белогвардейцев, продающих родину. Старинная народная казачья песня, которую слышит Григорий, всколыхнула его патриотические чувства. «И в угрюмом молчании слушали могучую песню потомки военных казаков, позорно отступавшие, разбитые в бесславной войне против русского народа...» Григорий снова уходит от белых, он сражается в рядах Буденновской конницы против белополяков. Но не окрепли его связи с революцией и на этот раз, когда уже основная масса казачества твердо стала на путь новой жизни". Подискутируем со старшеклассниками, насколько они согласны с тем, что казаки воевали против русского народа. А почему же Мелехов у красных и на этот раз "не окреп"? И снова зададимся вопросом - почему именно Мелехов стал для Шолохова главным героем романа, хотя вначале на эту роль был намечен "правильный" Брузжак? А почему не Мишка Кошевой?

«У куреней были наглухо закрыты ставни, на дверях кое-где висели замки, но большинство дверей было распахнуто настежь. Словно мор прошел черными стопами по хутору, обезлюдев базы, пустотой и нежилью наполнив жилые постройки».

 "Характер казака-бедняка Михаила Кошевого формируется в необычайно трудной обстановке. Он всей душой тянется к новой жизни, до многого доходит своим классовым чутьем. Жизнелюбие, забота о людях, непосредственность и сердечность сочетаются у него с жгучей ненавистью, с непримиримостью к врагу. Беспредельно преданный революционному делу, он тверд в своих поступках и поведении. Он ведет беспощадную борьбу со всеми, кто мешает созданию новой жизни". Слишком беспощадную!
"После убийства Штокмана, после того, как до Мишки дошел слух о гибели Ивана Алексеевича и еланских коммунистов, жгучей ненавистью к казакам оделось Мишкино сердце. Он уже не раздумывал, не прислушивался к невнятному голосу жалости, когда в руки ему попадался пленный казак-повстанец. Ни к одному из них с той поры он не относился со снисхождением."
"...с тремя товарищами выжег дворов полтораста станицы Каргинской". «Животину не могу убить… а пакость, как этот ваш сват или другой какой вражина, – могу сколько угодно!"
  Абсолютно подстать Кошевому и Коршунов. Во главе карательного отряда, заняв хутор Татарский, он мстит бывшему приятелю тем же - сжигает его дом и вырезает семью...

  Вывод Мелехова: «Все мне надоело, и революция, и контрреволюция. Нехай все оно идет пропадом».

  Право же, и "Тихий Дон" можно было назвать "Хождением по мукам"...

В 1920 году, весной, Аксинья поправилась и вернулась на хутор. Мишка Кошевой женится на Дуняше Мелеховой.
«Ежели ещё раз так будешь говорить – не жить нам с тобой вместе, так и знай! Твои слова – вражьи…» - заявляет жене Кошевой.

«Читал я «Тихий Дон» взахлёб, рыдал-горевал над ним и радовался – до чего же красиво и влюблённо всё описано, и страдал-казнился – до чего же полынно-горька правда о нашем восстании. И знали бы вы, видели бы, как на чужбине казаки-батраки – подёнщики собирались по вечерам у меня в сарае и зачитывались «Тихим Доном» до слёз и пели старинные донские песни»(Павел Кудинов, участник Вёшенского восстания).
  Григорий видит разорённое Ягодное:"Грустью и запустением пахнуло на Григория, когда через поваленные ворота въехал он на заросший лебедою двор имения. Ягодное стало неузнаваемым. Всюду виднелись страшные следы бесхозяйственности и разрушения. Некогда нарядный дом потускнел и словно стал ниже".

"Кум мой Захар был в отступе при молодом Листницком за денщика, рассказывал: старый пан в Морозовской от тифу помер, а молодой до Катеринодара дотянул, там его супруга связалась с генералом Покровским, ну, он и не стерпел, застрелился от неудовольствия."
"…Я свое кончил. Я мог бы еще и с одной рукой уничтожать взбунтовавшуюся сво**чь, этот проклятый „народ“, над участью которого десятки лет плакала и слюнявилась российская интеллигенция, но, право, сейчас это кажется мне дико-бессмысленным…"

  Что же в книге "Хмурое утро"? Красный командир Телегин, воссоединившийся с Дашей после ранения, когда она пришла к нему, став медсестрой. С ним в бригаде под Царицыном, который неоднократно атакуют в 1919 году белые, верные бойцы, его выдвиженцы с Волги - матросы-балтийцы Шарыгин, Латугин и другие, а также пришедший с Дашей разговорчивый поп-расстрига Нефёдов, теперь - писарь Телегина, похоже, введённый только для морализации. Между боями благодаря Даше красноармейцы ставят спектакль - "Разбойников" Шиллера.
  В это же время Катя уходит от Махно со скрывшимся Красильниковым и его золовкой, попадает в его село уже при красных, сбегает от назойливого "жениха"(тот по ходу событий сопротивляется введённой продразвёрстке), оказывается в селе на Полтавщине, где пытается переждать лихолетье, работая в школе.
Рощин по-прежнему не может её найти. Теперь, после госпиталя, он окончательно переходит к красным, получает бригаду и уничтожает банду...Красильникова, которого расстреливают... Наконец, Рощин находит в искомом селе дневник Кати; но она сама уехала в Киев, где продолжила учительство. Но наступает Деникин, и она эвакуирована в Москву. А Даша, свалившаяся с тифом, отправлена с Нефёдовым в Кострому. Оба героя пока - без жён, но вдруг встречаются друг с другом - начальником у Телегина оказывается на фронте Рощин.
  Ивану поначалу трудно поверить, что Вадим - теперь на его стороне и не контрразведчик белых. А что же Катя?  Она возвратилась в полупустой дом в Староконюшенном и работает в школе на Пресне вместе с ликбезом у взрослых.

  К концу обеих эпопей их действие явно весьма сужается. Исчезают "не наши" персонажи - мы так и не узнаем, что стало с Коршуновым или с Булавиным-отцом. Понятно, почему - на дворе был конец тридцатых.  Читать у Алексея Толстого о вредительстве неназываемого Троцкого и о замечательной работе на фронтах товарищей Сталина и Ворошилова после того, что мы узнали, конечно, просто невозможно - лучше это пропускать.
  "От правильно-выверенных соцреалистических поступков красного командира Телегина читателя начинает постепенно тошнить"(Елена Широкова). Чего стоит хотя бы его участие вместе с до сих пор таинственным Олеко Дундичем в передаче генералу Шкуро в Воронеже пакета от Будённого...
  И вот вся четвёрка главных героев встретилась в Москве.
«Люди в зрительном зале, у кого в карманах военных шинелей и простреленных бекеш было по горстке овса, выданного сегодня вместо хлеба, не дыша, слушали о головокружительных, но вещественно осуществимых перспективах революции, вступающей на путь творчества. На всю Россию прозвучали ленинские слова: «Коммунизм — это есть Советская власть плюс электрификация всей страны. Иначе страна остается мелкокрестьянской, и надо, чтобы мы это ясно сознали...». На самом деле план ГОЭЛРО был принят лишь в декабре, и впереди был почти весь 1920-ый, но Толстой смещает события и заканчивает роман здесь - оптимистичным финалом.
  ...Когда-то оба романа представляли как торжество "социалистического реализма", отражение сложного пути героев к новой, правильной жизни...  Теперь же от молодёжи можно услышать удивлённое: "Удивительно,  как в те годы разрешили такое издать?" Вот и разрешили лишь потому, что авторы пошли на определённый компромисс - один в большей степени, другой в меньшей. Причём Толстой ещё и убрал из первых книг "нежелательные" места. "Нужно писать пропаганду? Чёрт с ним, я и её напишу! Эта гимнастика меня даже забавляет. Приходится быть акробатом. Мишка Шолохов, Сашка Фадеев - все они акробаты. Но они не графы. А я граф, чёрт подери!»
  Сам писатель заявлял в те годы:"«Я иногда чувствую, что испытал на нашей дорогой родине какую-то психологическую или, скорее, патологическую деформацию. Но знаешь ли ты, что люди, родившиеся там в 1917 году, в год знаменитого Октября, и которым теперь исполнилось двадцать лет, для них это отнюдь не „деформация“, а самая естественная „формация“: советская формация…» И ещё пятьдесят лет эта формация как-то развивалась, пока не почувствовалась её изначальная деформация...

  Конец "Тихого Дона" куда трагичнее. Отвоевав в Красной Армии против Польши, а затем - Врангеля, "искупив вину" за "белогвардейщину", в конце 1920 года Мелехов вернулся в родной хутор. "Хочу пожить возле своих детишек, заняться хозяйством, вот и всё". Но там хозяйничает Кошевой, ставший начальником революционного комитета, и вовсю свирепствуют реквизиции. Кошевой уверен, что бывшему белому офицеру доверять нельзя, и никакие заверения в желании заниматься хозяйством и жить мирно не могли его убедить. Тот обязан зарегистрироваться...
«Кончать – так поскорее, нечего тянуть! Умел, Григорий, шкодить – умей и ответ держать!» — и поднялся к политбюро по каменным ступенькам".
  Григорию реально грозит арест. В марте 1921 года казак Фомин поднимает восстание, к которому примыкает герой, но спустя всего несколько месяцев сбегает домой. Решает бежать на Кубань, где не будет никакого преследования, забирает с собой Аксинью, но по пути её ранят преследующие красные отряды, и она умирает. Так кончается их запоздалый "медовый месяц", отчаянное счастье... «Аксинья умерла на руках у Григория незадолго до рассвета. Сознание к ней так и не вернулось. Он молча поцеловал ее в холодные и соленые от крови губы, бережно опустил на траву, встал. Неведомая сила толкнула его в грудь, и он попятился, упал навзничь, но тотчас же испуганно вскочил на ноги. И еще раз упал, больно ударившись обнаженной головой о камень».
  Потеряв Аксинью, Григорий совсем отчаялся. "Жизнь его стала такой же черной, как степь выжженная, по которой он скитался без особой цели три долгих дня". Он скрывается с другими беглецами в землянке, но, перезимовав, решает наудачу вернуться в Татарский, утопив в реке винтовку(что может создать ему дополнительные проблемы). У хутора он увидел сына. "Все ласковые слова вдруг позабылись, так что, опустившись на колени, пока целовал порозовевшие от холода кулачки ребенка, сипло и сдавленно повторял: «Сынок… сынок…». "Тетя Дуняша здорова, дядя Михаил на службе, а вот Полюшка умерла ещё осенью от глотошной".
Из четырёх возможных его детей остаётся только Мишатка... Только это заставляет его дальше жить.
  Так Шолохов закончил роман под шум газетной критики.

  Официальная критика часто сводилась к таким заявлениям:"Мне кажется, что центральная задача нашей литературы именно заключается в том, чтобы с такой же силой или большей создать образы людей, которые мыслят, строят, рубят – в том числе и головы таким людям, как Григорий»(К великому сожалению, так писал молодой тогда А.Бек, впоследствии талантливый писатель, в конце жизни тоже создавший "не в струю" роман "Новое назначение", увидевший свет лишь в начале перестройки). А вот ещё: «Нет любви для Григория, его любовь погибает, – нет для него жизни, и потому светит для него чёрное солнце. Мы не знаем более сильного образа опустошения, более жестокой кары художника своему герою. Чёрное солнце страшно, как смерть в пустыне». Для людей "советской формации", конечно, должно было вовсю сиять солнце коммунизма...
  А.Фадеев высказывался: «Шолохов поставил… нас в затруднительное положение при оценке… там не показана победа сталинского дела, и это заставляет меня колебаться в выбopе». Но - отдадим ему должное - в итоге заключил: «Это исключительно талантливое произведение, и как будто двух мнений не может быть, любой человек прочтёт и скажет: «Это произведение, равного которому трудно найти». И роман получил главную премию...
    Уже в постсоветское время была такая точка зрения:«Гибель Григория неизбежна, что знаменует и смерть прежнего, старого тихого Дона… Возвращение Григория Мелехова домой к сыну – это окончательное прощание с героем. Герой приходит домой на смерть. Невозможно представить себе Григория Мелехова, участвующего в строительстве новой колхозной, неказачьей жизни».
  Сам Шолохов уходил от ответа о дальнейшей судьбе Мелехова. Уже в 1951 г. он обмолвился: «советская власть вывела людей типа Григория из тупика, в каком они оказались. Некоторые из них избрали окончательный разрыв с советской действительностью, большинство же сблизились с советской властью». Что же могло быть дальше? Григория без сданной, куда надо, винтовки, шлёпнут на месте или... вступится Дуняша? Его могут простить по амнистии, но что дальше? А что будет делать Кошевой? Пусть учащиеся обсудят это. (Харлампия Ермакова, который послужил для Шолохова прототипом образа Григория Мелехова, расстреляли в 1927 году...)

  Конечно - об интерпретациях знаменитых романов.
  Всё-таки одной из лучших киноэкранизаций остаётся "Тихий Дон" Герасимова. Аксинья - Быстрицкая, которую признали "своей" на Дону, Григорий - Глебов, Наталья - Кириенко стали легендами экрана. В начале 90-ых годов снял свой последний эпический фильм Бондарчук, но он был ориентирован более на иностранного зрителя, включил много фольклора при сокращении действия, Отметим ещё написанную в 1935 году "впереди паровоза" оперу И.Дзержинского, в которой предложен другой финал - Мелехов становится идейно советским, Уже позднее, в 60-ые годы, композитор как бы покаялся за искажение романа и написал другой вариант под названием "Григорий Мелехов" с концовкой, повторяющей полный роман.
  А в Вёшенской установлен памятник "Григорий и Аксинья".

  "Хождение по мукам" - три экранизации, все, как ни странно, в "юбилейные" революции годы.
  Трёхсерийный кинофильм Рошаля 1957 года, конечно, не вобрал в себя весь роман. Но спрессованно показал всё основное. При этом закадровый голос говорил, например, такое: "Ростов и Новочеркасск весной 1918 года захватили немцы".
  Через 20 лет был создан уже телевизонный, 13-серийный фильм.
  Автор помнит, как его сверстникам-подросткам говорили: "Старый фильм был лучше, но ещё лучше прочитать книгу". Есть и другое мнение - это лучшая экранизация. С лучшей Дашей - Ириной Алфёровой.
  Прошло 100 лет с "незабываемого" 1917-го. Прямо скажем, круглую дату в том году отмечали мало. Но на телеэкраны вышла новая экранизация романа.
  Из этой версии убрали "правильных" красноармейцев и финал с докладом о ГОЭЛРО, а в конце появились титры о том, что будет дальше:
  Рощина расстреливают в конце 30-х, Катя умирает в ссылке, Телегин пропадает без вести на фронте осенью 1941-го, остается только одна Даша.
  Но прототип - Файдыш - был действительно нелепо арестован, уже в годы войны, и расстрелян.
  Насколько оправданы были титры в конце последней экранизации "Хождения по мукам" о дальнейшей судьбе героев? Это тогда, в 2017 году, вызвало полемику. Учащимся можно предложить всё это обсудить.