Чай вдвоем, бесбармак всем аулом

Современный мир становится все более однообразным. Повсеместная европейская верхняя одежда людей, ставшая стандартной стеклобетонная архитектура городов, супермаркеты с привычным набором товаров мировых производителей стирает своеобразие людей и стран. А это лишь обостряет наше желание увидеть, ощутить последние остатки национальных особенностей жизни, мировосприятия в разных уголках человечества. И вот с каким сопоставлением традиций поделилась моя дочь Гульнара из поездки в далекую, на том конце света от Казахстана Японию.

Азиаты мы, азиаты. Но если за чашкой чая японец стремится вырваться из тесноты человеческого мира в безмятежный мир природы, то казах за бесбармаком совершает путь обратный. Ведь постоянные подземные толчки, тайфуны над страной, невероятная скученность населения не оставляют японцам ни времени, ни места для уединения и покоя. И все же в бурном потоке жизни они ухитряются создать, сохранить для себя островки того, чем обделил их Бог. К примеру, этот рукотворный клочок земли – сад - расположен на крыше 5-звездочного отеля в самом центре Токио.  В глубине сада стоит небольшой чайный домик. Но сначала меня ведут по извилистой, посыпанной мелким камешком дорожке. Она олицетворяет струящийся поток и приводит к роднику, где я омываю руки. Важно и то, что журчание воды подготавливает и способствует переходу человека в состояние спокойствия и умиротворенности; окутывает предстоящую церемонию чаепития особой аурой.

Через низкую дверь хозяйка церемонии Яёи Шираи,  японка лет сорока, ведет меня в дом. Обстановка предельно проста: голые стены, легкие перегородки. Лишь в углублении стоит икебана, а над ней – шелковый свиток с каллиграфией.

Суть чайной церемонии – отрешиться от мирской суеты и раствориться в окружающей природе. Этому должно содействовать все – и полумрак, и спартанская обстановка комнаты, и ландшафт с журчаньем воды за окном, и размеренные, неторопливые движения хозяйки церемониала. Вообще-то, все полное действо длится около 4-х часов. Оно включает церемонию разведения огня, чаепития и обеда. Упрощенная версия из одного только чая занимает 20 минут.  Когда-то утреннее 20-минутное чаепитие было обязательным в каждой японской семье, но сегодня и для них это скорее исключение.

На столике перед Яёи-сан нехитрая утварь: казанок с кипящей водой, бамбуковый черпак, венчик для взбивания чая и зеленый порошок заварки. Каждое движение хозяйки так неторопливо размеренно и значимо, что поневоле завораживает. Даже температура воды на каждом этапе выверена до градуса: кипяток в казанке – 100;; Яёи-сан открывает крышку и добавляет порцию холодной воды - 90;; наливает кипяток в чашку – 80;; перемешивает с чайным порошком и долго взбивает чай - 70;, и пока чай преподносится гостю, температура падает до оптимальной - 60;. И ни градусом ниже, ни градусом выше!

Чай настолько крепкий и терпкий, что сначала мне предложили сладости. Тем не менее, моего желания хватило лишь на несколько глотков. Так, наверно, бывает с каждым новичком. И все же, я стараюсь поддержать торжественность момента и выдержать все положенные паузы. После чая мы переходим в другую комнату, где садимся прямо на циновки с подогнутыми под себя ногами. Мы полушепотом ведем неторопливую беседу, и Яёи-сан отвечает на интересующие меня вопросы. Но стоит мне заикнуться о популярном в их стране премьер-министре Коидзуми, как меня останавливают. Три темы – деньги, болезни, политика, – на время церемонии запретны. К этому времени ноги мои, от непривычки, совсем онемели, и я рада, что церемония близка к завершению. Пока Яёи-сан собирает свою утварь, я на руках подтягиваю свое тело к выходу и, откинувшись на спину, с наслаждением чувствую, как жизнь возвращается к ногам.

Совсем другие импульсы движут душой номада. Кочевая жизнь наших предков и так слилась в едином ритме с окружающей природой, растворилась в ней. В бескрайних степях человек искал не уединения, а встречи. Радость встречи переживалась за щедрым  дастарханом и превратилась в целый ритуал, передаваемый из поколения в поколение. Имя ему – бесбармак. Можно, конечно, набрать по весу мяса, накатать теста, сварить и съесть все это себе на здоровье.  Но не об этом сейчас речь.  Есть еще выработанный обычаем церемониал, в котором физиологический акт питания отходит на второй план.  И тогда уже бесбармак составляется не из подручного, а строго определенного набора частей животного (муше).  Для знающего человека наличие или отсутствие какой-либо части значит куда больше, чем вкусовые качества блюда. И привлекательность, «удобоваримость» отдельных компонентов блюда может не совпадать с нашим обычным общепитовским представлением.

Чтобы запустить ритуал бесбармака, нужен повод.  Были бы возможности – повод всегда найдется.  Вот на лето, в отпуск к дедушке-ата приехала любимая внучка, то есть я.  По этому случаю, мы всей семьей отправляемся по аулам, погостить к родственникам.  И вот уже принимающий гостей хозяин дома тащит упирающегося барана и ловко укладывает его на бок (предвидя печальную участь барана, японские девчонки, которым я рассказываю про наш национальный обычай, начинают потихоньку скулить).  Ата произносит молитву, и все мы раскрываем ладони: «Аумин».  Затем те, кто покрепче, держат барана за ноги.  Другие же просто прикладывают свои ладони к его спине, мягкой шерсти.  Чувствуя свою вину, я тихо поглаживаю бедное животное.  В это время хозяин, придавив правым коленом грудь барана, а левой рукой оттянув ему голову, быстрым движением острого ножа перерезает горло.  Кровь алой струей хлещет в подставленный тазик, (это место моего рассказа вызывает у слушающих всплеск стона и визга).
И вот уже готовое блюдо подается на дастархан, вокруг которого хозяин дома рассадил нас и других, приглашенных по этому случаю гостей в соответствии с их социальным статусом. В японской церемонии чаепития число участников ограничено пятью. У нашей церемонии другие цели. Поэтому чем больше компания и чем свободнее, комфортнее она себя чувствует, тем лучше.

Венчает блюдо баранья голова. Она преподносится самому уважаемому,  старшему за дастарханом.  Он же по своему усмотрению выделяет из собравшихся нескольких  гостей и наделяет их знаковыми частями головы.  Ата отрезает ухо барана и торжественно вручает его мне.  Я вмиг расправляюсь с оным; остаются лишь кончик ушной раковины.  Наступает очередь бараньему глазу.  Его выдавливают из глазницы, а я отделяю от него жирные глазные мышцы.  Они та-ки-ие вкусные! Ну, просто пища богов! А на десерт мозги.  Вскрывают бараний череп, и ата распределяет его содержимое: любимой побольше, остальным поменьше.  И все это запивается сорпой, то есть бульоном.

Запретных тем за дастарханом нет.  Все политические и неполитические события пережевываются вместе с мясом. Завершает церемонию бата. Мы вновь раскрываем ладони, и ата желает дому, его хозяевам, гостям мира, добра, счастья.  От тоста бата отличается краткостью, она без пышностей и излишеств.  Произносится в четкой, ясной, обязательно рифмованной стихотворной форме, на одном дыхании – «Аумин».

Предпоследняя часть рассказа тонет в сплошном стоне и визге моих слушателей. А одна из них – Микико Уяхара - близка к обморочному состоянию.  Какими-то изнеженными, слабонервными стали эти японцы. Куда подевался их хваленый самурайский дух?! Я ведь не падаю в обморок, когда они жуют гадкого вида морские водоросли или причмокивают при поедании сырой рыбы. Так что, знай наших!