Давайте дружить семьями. 14. Марья Ивановна

Проходя мимо быткомбината, они одновременно, как по команде посмотрели на окна второго этажа, где был кабинет директора. "На окнах шторы", - констатировал Разуваев. Юбкин с Борисовым захихикал.

-Пошли быстрее, чтоб нас не увидела Верка, - сказал Борисов.

-Да, надо торопиться, - поддержал его Юбкин, показывая короткий путь мимо книжного магазина «Глобус».

Дальше уже их вел Борисов, который лучше знал дорогу.

Как только заходил разговор о Верке, тут же, как из доисторического прошлого, как из небытия, из нирваны, где все это угасание, прекращение, отсутствие волнения, беспокойства, неудовлетворенности, нетерпения, страстей и прочее, как тогда, когда девственно чистый  луч света проникнет в щель между стеной и плотной шторой,  и дальше, проткнув, как шпагой, длинный кабинет, вырвет у полумрака письменный стол и несколько стульев у стены, и это, пожалуй, все, больше ничего из мебели там не было, остальное – пустота, угнетающая душу, и они  вызывали к жизни Марью Ивановну. Марья Ивановна – не высокая и не маленькая. У нее глаза чаще бывают пустыми, чем со смыслом, как две темно коричневые точки на картоне, и сама она, как картонная. Тогда ее фигура, лицо - иллюзия формы. Только однажды, когда в разговоре, говорил Юбкин, и была произнесена следующая фраза, неправильно понятая Разуваевым, и поэтому замечание его прозвучало не к месту, глупо, что, мол, «щекотливый вопрос», он выскочил со своим: «Давайте я вас пощекочу». Юбкин не в счет, но рядом стояла Клавдия Валентиновна, главный инженер, по общему мнению Юбкина и Разуваева, она-то настоящая дура. И кстати, если поставить рядом Марью Ивановну и Клавдию Валентиновну, то сухость, и в фигуре, и в натуре, Клавдии Валентиновны частично переходила на Марью Ивановну, из-за чего та как женщина проигрывала. «Давайте»… - вздохнув, чуть слышно, будто про себя произнесла Марья Ивановна. Его предложение должно было удивить ее: она не из тех маленьких женщин, которые при встрече и ручкой возьмут за локоть, и посмотрят, как погладят. Он удивился ее словам. Разуваев был далек от мысли, что это предложение."Она непонятная", - сделал заключение Разуваев.

В тот день на ней было темно зеленое шерстяное платье, новое, без катышек, к которому она еще не привыкла и поэтому была рассеяна и как бы искала зеркало, в которое можно было посмотреть.

Юбкин и Разуваев говорили о ней грубо, но это ничего не значило. Они (Юбкин точно) ничего о ней не знали.

Не на работе она была, наверное, такой, какой увидел ее Разуваев в случае со словом «пощекотать»: слабой, податливой – хотя это еще как сказать. Есть женщины, сделанные из двух частей. Нет в них определенности. И тут путаешься, какая она. Если с Ларисой Юбкина все ясно: она какая в школа, такая и дома – если Верка – везде стерва, то Марья Ивановна казалась, с какой стороны на нее ни посмотри, ненатуральной (сделанной), что, наверное, неправильно, потому что не может же быть, чтоб во всем фальшь. Но это потом, об этом он думал позже, а сейчас они подошли к книжному магазину «Кругозор».

Если пройти мимо него, он справа, слева – кирпичная пятиэтажка, то дальше как бы в глубине двора и отдельно, но тогда нет никакого двора, бетонный забор и открытые железные ворота, в них видно одноэтажное здание (это РЭУ).

Только что было солнце, вселяющее  уверенность в будущем, и вот оно зашло. Настроение испортилось. Ему как бы поддакивали обрезки гнилых труб у стены,  куча соли, которые были тут. Это все в грязи.  Деревья без листьев. Каким тут может быть направление души, то есть в прошлое, где хорошие и плохие воспоминания, или в будущее, осиянное (озаренное) прекрасной перспективой. В тот момент и больше – в то время (в те годы) Разуваев над этим вопросом не задумывался. Так что, не думайте, что он, так сказать, находился в пароксизме отчаяния, задавал себе какие-то там философские вопросы о смысле жизни и прочем. Он был ко всему этому безразличен. Были оттенки настроения, где прохладно, но не холодно, не так, чтоб можно было замерзнуть, без крайностей, без надрыва и истерик.

-Скорее бы май, - будто угадав настроение Разуваева, сказал тут Юбкин.

-Скорее бы лето. А там, - произнес Разуваев.

-Что там?

-Там тепло и так далее.

-Куда я их положил? – хлопая руками по карманам, где должен быть ключ, спросил Борисов, когда они пришли на место.

-Ты меня спрашиваешь? – с раздражением спросил Юбкин.

-Нет, конечно. Откуда тебе знать, куда я их положил, ведь тебя не было, когда я собирался.

«Он играет», - подумал Разуваев, заподозрив его во лжи.
   
-Я помню, что брал ключ. Тогда, где он? – продолжал Борисов.

-Может, тебе только кажется, что ты его брал, а на самом деле не брал, - предположил Юбкин.
 
-Брал. Я хорошо помню, что брал, и положил вот в этот карман, - говорил он, уже в который раз залезая рукой в правый карман пиджачка.