Жизнь российская Книга-1, Часть-1, Гл-68
"Трудный путь к месту жительства"
Нелёгкий этот путь тернистый
Беглому одна дорога, а погонщику сто.
(Русская пословица)
«Вот ведь какие хорошие люди!» – торжествующе думал Кульков, возвращаясь к себе домой из такой замечательной муниципальной «полуклиники» с полными запасами льготных лекарств.
Тот вой и стон человеческий понемногу стих… Василий успокоился… Он уже никак не реагировал на те вопли… А вскоре они и вовсе исчезли… даже забылись…
Человек, получивший столько много разных лекарственных средств, за которыми он исходил уймищу разных дорог, как змеи заводивших его в неприглядные ситуации, был очень и очень рад всему этому.
Кульков как дитя малое радовался, когда мама мороженое тому дитяти покупала, как пятиклассник, пятёрку получив, как студент зачёт или экзамен сдав, как работяга, которому в кассе кучу денег выдали.
Да-с… пути-дороги пыльные долго его нервировали… Как же они ему надоели… Пути эти петляли… в тупики иногда заводили… Да-да, в те страшные и тёмные тупики, из которых трудно на простор выбраться. Но он находил в себе силы и выпутывался…
Неоднократно нащупывал он ту тропиночку… которая из тупика выводила…
Нашаривал он в потёмках ту ниточку… милой и доброй Ариадны…
Всякий раз он, бедолага, вырывался из этого ужасного запутанного лабиринта злобного и ожесточённого Минотавра… Да-с… было дело… Было… и сплыло…
Наконец-то! Слава тебе, Господи!!!
И вот она… победа… Эта чудная победа… Наконец-то… Виктория!
Наконец-то счастье к нему привалило… Настоящее счастье!! Не показное…
Кульков шагал и радовался. Он был всем доволен. Да! Всем-всем.
Крепко он коробку и сумку держал. К груди прижав. Ни отодрать!
«Никому не отдам!» – вопил он, по сторонам с опаской оглядываясь и ещё теснее прижимая своё бесценное имущество; то, за владение которым он столько нервов своих потратил, столько сил своих приложил. Ни счесть этого. Хоть на калькуляторе считай, хоть на счётах… тех… деревянных… с косточками кругленькими на спицах…
Вася-Василёк топал, шагал, ноги передвигал… и даже тяжести не чувствовал.
Да! Правильно в народе говорят: своя ноша не тянет… Так и тут. Своя!
У Кулькова сегодня был праздник! Наконец-то исполнилось его желание!
Он был в восхищении!! Душа его пела и в небо рвалась!! Так всегда с людьми происходит, когда другие люди им добро на блюдечке с золотой каёмочкой преподносят! Да ещё ножкой об пол шаркают… типа реверансика небольшого исполняют… Когда они, люди разные, по-людски к другим людям относятся… А не по-зверски!
«Здорово! Прекрасно! Ура!! Ура!! Нагрузили – так нагрузили! С верхом!! Под завязочку! Под ёлочку!» – Василий Никанорович тут же вспомнил эти чудные выражения: «под завязочку» и «под ёлочку».
Так таёжники говорят, когда с затаренными под самые края огромными мешками с орехами кедровыми домой возвращаются.
Так таёжники делают, чтобы орехи через край из мешка не высыпались.
Ведь обычным способом мешок этот невозможно завязать.
Ведь орехи-то по самые края в него насыпаны.
Тогда таёжники на самый верх мешка прямо на орехи кладут лапки ёлочек, перекрывая тем самым верхний торец мешка лапником, сплошным зелёным ёлочным «покрывалом».
Голь на выдумки хитра.
А потом ещё и завязывают мешок таким же весьма хитрым способом: шнуруют шпагатом через дырочки в самых краях мешка, раздвигая руками, зубами или острой палочкой нити ткани. Таким образом умные таёжники выходят из создавшегося положения.
Затем они грузят эти неподъёмные мешки себе на спину как рюкзаки, на лямках, в руки берут остальные вещи и спускаются с гор до стоянок автомототранспорта.
Перегружаются и едут спокойно по своим домам.
Всё это прокрутилось в кульковской голове, как интересный и познавательный кинофильм на тему добычи природных богатств.
Мол, откуда дровишки? Из лесу, вестимо! Ну и так далее.
У Некрасова всё подробно про это описано. Много, о чём он писал.
Василёк про это знал с самого детства. И про дровишки… и про орехи кедровые. Ведь ему ещё сызмальства книжки читали, а потом и в тайгу брали… Дедушка и дядя, мамин брат, учили его, несмышлёныша, как в тайге работать и выживать надо.
Он всё это своими собственными глазами видел. Спасибо дедушке. Спасибо дяде, умелому и спорому трудяге. А когда подрос Вася-Василёк, когда взрослым стал, то и сам делал всё так в тайге своими руками. Он же тоже таёжник… Сколько по тайге исхожено… Сколько мешков орех кедровых на своём горбу из тайги вынесено… Сколько там времени проведено… Одному богу известно…
Кульков погрузился в размышления. Про всё он вспомнил. И про хорошое. И про плохое. Плохого тоже он хлебнул… немало… по края самые… Да… было дело…
Это точно… жизнь прожить… – это тебе не поле перейти…
Стоп! Стоять? Тпру! Не двигаться! Какое ещё поле?
Василий опомнился, вернулся к теперешнему времени, дальше стал радоваться, дальше стал выражать чувства своей благодарности к хорошим людям:
«Всего навыписывали и выдали… – с благоговением поминал он чудную врачиху, дивную сестричку и не менее дивную аптекаршу. – Чего только не положили мне… Ох и ах. Всего! И этого. И того… И ещё всего другого всякого разного: и профилактического, и лечебного, и успокаивающего. Это хорошо. Это очень хорошо. Всё это мне пригодится. В хозяйстве всё сгодится. Докторша – красавица! Спасибо ей! Знает своё дело на пять! Все бы доктора такими были. И Варенька… диво дивное… чудо чудное… Не побоялась тех злых очередников… Провела меня «через заднее кирильцо…» как Райкин однажды всем рассказывал. Прямо в нутро аптекарское. Прямо в закрома лекарственные… – Тут Вася-Василёк с восхищением стал вещать про дивную приветливую аптекаршу. – Славная тётка… Добрая… Сумку вот одолжила… на время. И собой очень даже недурственная! В теле… бабенция… Да-да, в теле. Есть, за что подержаться, что погладить, похлопать, потискать, пошарить, пожамкать… И всего надавала. Надолго теперь хватит. На год! Или даже на все два. Отлично!! Замечательно!! Да ещё ваты дала! Прекрасно! Только вот… не понял я… зачем… вату-то она мне затолкала?..»
Кульков шагал к себе домой. Сперва резво. Потом устало. Затем кое-как… Силы были на исходе. Ведь… пожилой человек… да ещё больной-пребольной…
Тащился Василий еле-еле, кое-как переставляя ноги, из самых последних своих сил выбивался, ёжился, корчился, морщился, стонал, прихрамывал, спотыкался, еле дышал, задыхался, ойкал, за сердце хватался, охал и ахал… – да… тяжела шапка этого самого Мономаха… Ох, как же она тяжела… Как гиря многопудовая. Как штанга мирового рекордсмена по тяжёлой атлетике.
Небо ему с овчинку показалось. Пот лил как из ведра.
Вот ведь как нагрузили, бурлило в его буйной усталой головушке, в его черепке раскалённом, в его тыквочке, переполненной разными мыслями. И хорошими, и плохими.
Никак не мог Вася понять: а чего же другие-то люди, те крикливые и плаксивые вредные человечишки, – в очереди которые аптечной стояли, – так кричали, права качали, хаяли наших врачей, докторов, медсестёр и аптекарей.
Перед ним стоял вопрос ребром: почему те засранцы за стенкой буянили, нарушали установленный правопорядок, шумели, бедокурили, злыми, худыми (самыми последними) словами полоскали добрую, ласковую и красивую рыжую аппетитную аптекаршу, которая не побоялась никого, рискнула помочь ему, такому очень хворому, хилому и болезному Василию свет Никаноровичу (Миканорычу – хи-хи, ха-ха), старшему охраннику очень крупной московской телефонной компании, а ещё пенсионеру нищему…
Что же тут получается? Что за чертовщина такая??
Ольга Олеговна Антонова, добрая и красивая женщина, вошла в его невзрачное положение, выслушала внимательно, пожалела, выписала необходимые для успешного лечения снадобья.
Варенька проводила до киоска аптечного.
Рыжая аптекарша выдала.
И что?? Кричать обязательно надо? Орать??
В фанерку колотить? Кулаками, ногами, костылями и кувалдами!
Совсем люди озверели! Тьфу на них!
Бесы! Гады проклятые! Черти болотные! Шизофреники! Тьфу на вас!
В наших российских медицинских центрах, стационарах, больницах, клиниках и поликлиниках полно таких больных: убогих, хворых, хилых и нуждающихся в скорой и неотложной помощи. И медики их лечат. Не покладая рук. Днём и ночью. Слава нашим доблестным врачам, докторам и эскулапам! Нашим лекарям. Нашим целителям. Нашим Айболитам. Нашим великим охранителям людского здоровья. Слава! И долгие им лета!!
Эти медики учатся искусству врачевания. Работают, выбиваясь из последних сил.
Они Родине служат! И людям… народу нашему хворому и беспокойному…
Но есть и другие… Есть ещё на этом свете злые, завидующие, вечно недовольные всем. И таких полно. Тучи! И среди медиков… И среди больных…
Тьфу на них. Тьфу! Ещё раз тьфу, тьфу и тьфу.
И ещё… анафеме надыть их всех предать… На веки вечные… Аминь!
Такие слова и другие подобные бродили в воспалённой голове уставшего до чёртиков Василия Никаноровича. Он радовался за одних и презирал других. В голове его каша... в голове калейдоскоп... в голове непонятно что…
Тут снова Кулькову на ум пришли те больные, которые милую аптекаршу обидели.
Василий выругался смачно на этих сердитых, нетерпеливых, свирепых и злобных очередных людей, у аптек болтающихся… и у кабинетов врачебных околачивающихся. На надоедливых. Как будто делать им больше нечего. Заняться им нечем. На тех, что в очередях длинных постоянно толкаются. И всегда в первые лезут…
В уме Вася выражался. Тихо. Про себя чертыхался. Молча. Вслух не стал. Грозно их обругал. Всех. И доходчиво. В воспитательных, так сказать, целях.
Вспомнил опять очумевшую и одуревшую от дикой ненависти длиннющую очередь у аптекарского киоска.
«Ну что плохого сделала вам эта милая пухлая рыжуха? Милашка… Обояшка… Фигуристая. Сисястая. Грудастая. Жопастая. Всё при ней!! За что ни возьмись… Что ни потрогай… Зачем хаять-то её? Да ещё прилюдно. И матерно… – возмущался недавно увиденным и услышанным «безобразием» человек. Ему это было горько и противно от всего этого. – Подумаешь… окно раздаточное она закрыла… Отпуск лекарств на миг приостановила. На минуточку… На секундочку… Ну и что?? Что тут плохого?? Ни-че-го!! А вы!! Орать на неё. Черти полосатые. Не надо! Не надо на неё орать!! Кричать тоже не надо! И материть её не надо! Нет!!! Она же не для себя это всё делала! А для меня. Да! Для очень больного человека. Она же… Она же такая милая… такая добрая… ласковая… сердечная… Сердешная! Вот она какая. Нежная. Душевная. И хорошая… Отличная она. Очень даже. Да-да! Сумку на время дала! Вату… от себя оторвала… А вы… Эх, вы!.. Нелюди. Хапуги. Наглецы. Огольцы. Фулюганы. Разбойники. Бандиты. Палками стучать! Костылями! Чурбаками и брёвнами. Таранами! Ишь… Цацы какие… Недотроги… Язви вас за шею. Мать вашу за ногу… Разе можно так?? Эх, вы… людишки неблагодарные… Креста на вас нету… Тьфу на вас… Тьфу! И исчо тыщщу раз тьфу!»
Тяжёлая поклажа отвлекла вполне удовлетворённого жизнью и радостного за столь благополучный сегодняшний день Василия Никаноровича от сложных раздумий.
Коробка и сумка оторвали Кулькова от размышлений и воспоминаний.
Он переключился на свой груз… на свою тяжелейшую ношу…
Хоть она и своя… но уж очень тяжёлая. Грыжу даже можно заработать.
Вася-Василёк уже устал переть такие неподъёмные штуки.
Да и путь до дома неблизкий.
Ох, какой он неблизкий… Весьма и весьма… Кто бы знал…
«Сумка-то ладно – её за ручки можно держать. Сумки-то я привык таскать. Всю жизнь с сумками. А вот коробка!! Ага! Такая здоровенная. Да ещё без ручек. Надо было хотя бы шпагатом её перевязать. Как это я не догадался. И она… мымра крашеная… чмо рыжее… квашня нерасторопная… тоже не догадалась», – пролетело по закоулкам мозга Кулькова. В сером и белом веществе мозга стали мысли разные рождаться неординарного характера. Про всё… недавно произошедшее…
Василий Никанорович даже вздрогнул от таких своих мыслей, но вскоре одумался, проанализировал каждое слово и перефразировал своё недовольство на другой лад.
«Хотя постой! Чего это я разошёлся. Напраслину порю. Откуда в аптеке шпагат… спрашивается. Чего ему там делать? Не-че-го… Абсолютно нечего. Больных не мотают шпагатами или верёвками. Нет. Не положено. Если, конечно, это не психушка… Но наша полуклиника не такая. Не для психических она. Не для нервенных. Хотя… таких там тоже хватает… придурков и идиотов. Как же без них-то. Без них низзя. Нет. Не бывает. Без них и жизнь-то не жизнь… А так… недоразумение одно… Полно таких! Пруд пруди! Толпы!! Орды!! Одни строем ходят. Ать-два! Ать-два! Левой! Левой! Левой! Некоторые по одному шагают. Сами. Самолично. За стенки держась. По коридорам шарахаясь. Но вот аптека точно не для дураков и психопатов!! Это верно. Абсолютно! Идиотам там не положено находиться. А то такого они натворят… такого… Мало никому не покажется. Ага. К маме не ходи. К дяде тоже. Вот бинты там должны быть. Точно так. В обязательном порядке. Конечно! – бинтов там уйма. Много!!! Бери – не хочу. Как же это я так оплошал. Балбес… этакий… И аптекарша тоже… тюха… тюхой… – не могла подсказать. Ох! И ах! Мымра! Рыжая! Сисястая… Горластая… Ногастая… Ух! Прожжёная… Это точно. Пробы негде ставить. Стерва. Шлюха. По ней видно. Ладно уж, Варенька… Сестричка… Не опытная ещё. Молоденькая. Юная. Глупенькая. Несмышлёныш… Жизни не видала. Откуда?? Ей же ещё учиться… и учиться… А аптекарша-то – жизнь прожила… и ума не нажила… Эх… вату положила, а про бинты не догадалась… Вот растяпа. Да уж… Надо будет потом высказать ей про эту её оплошность. Завтра же и надо будет зайти. Не откладывать в долгий ящик. Да! Срочно! Зайти! Найти! И пропесочить. По первое число. А сейчас что делать?.. Возвращаться?.. За бинтом. Или… или здесь пошукать чего-нибудь…»
Кульков завертел головой по сторонам. Но… где ты в грязи чего найдёшь…
«Лады, делать теперь уже нечего. Уже не исправишь ничего. Не будешь же тут на улице этой шпагат искать. Откуда он тут. Кто его тут положил? Да и не стерильно здесь. Вон… – грязь сплошная. Убогость… Одно только и успокаивает – дом уже близко. Вон, ещё два поворотика, а там и рукой подать. А можно и через скверик сигануть, поближе будет. Напрямки. Ладно. Чёрт с ними. С завязками этими. Так дотащусь. Не в первой».
Василий пребывал в эйфории. Положительные эмоции выплёскивались наружу. Душа рвалась в небо. Радость переполняла внутренние закрома. Хотелось крикнуть во всеуслышание: «Люди! Товарищи!! Как же мне хорошо! Какие замечательные врачи мне повстречались! Добрые!!! Какие приветливые и отзывчивые люди со мной по жизни идут. И не страшно мне. Не боязно. Нисколечко. Мне хорошо! Очень хорошо!! Замечательно! Душевно!! И дивно!! Чудесно! Как же я вас всех люблю-ю-ю!.. И аптекаршу!.. тоже…»
Тут он вновь начал про лекарства радостно верещать: «Ух! Сколько их дали! Невероятно! Бесподобно! Уму непостижимо! Это ж надо… В кои-то веки… медики наши сподобились… сжалились… расщедрились… с плеча барского мне отвалили… Ну и ну! Молодцы! Упаковали меня надолго волшебными лекарственными средствами. Да ещё и бесплатными. Теперь быстро дело на поправку пойдёт. Да и в целях профилактики тоже. На год целый високосный хватит. А может… даже… и на два… а то и на все три…»
Опять на ум вата пришла: «Стоп! Тпру! Стоять! Не двигаться! Для чего… её дали? Вату-то?.. Чего ей делать? Куда толкать?..»
Но несмотря на некоторые огрехи и оплошности, Василий остался доволен своим сегодняшним посещением поликлиники. Очень доволен. Ура! Ура! Ура!
Наконец-то у него всё сложилось. И получилось.
Не всё, конечно, так быстро. И не так, как ему вообще думалось и хотелось.
Но – всё же. Довольно-таки сносно.
Теперь он заживёт. Не зря же всю жизнь упирался. Как баран горбатился… Работал как вол… Мантулил как ишак… Трудился… Копал… Пахал… Упирался… Как бык! Как слон! Как буйвол! Как трактор…
Да, много чего он в жизни испытал.
И хорошее было, и плохого немало встречалось на тернистом пути.
В детстве счастливым он был. Счастье так и лилось, так и лилось со всех сторон. Сочилось оно из всех щелей в то далёкое время. Благодать…
Потом поплохело всё. Чернота тотальная перед ним стеной возвысилась. Так и стояла она перед ним. Так и высилась. Беда сплошная…
Затем… порой… то в одном месте… то в другом… кой-какие полосочки беленькие стали попадаться меж той черноты глубокой. Как у зебры африканской.
Понемногу, правда. По чуть-чуть.
Но уже хорошо. Гораздо лучше, по крайней мере, как было до этого.
Да. Жить стало лучше, жить стало веселей.
И сейчас он, страдалец великий, был очень и очень рад, что судьба свела его с такими хорошими людьми. Ведь есть же добрые люди на белом свете.
Есть! И Бог есть! Как же… без него-то…
«Хорошо, что они мне попались, эти хорошие и добрые люди. А то куковал бы ещё без таблеток и без всего этого… лечебного. Маялся бы. Места себе не находил бы. А эти люди и человеки – все милые и душевные. Сердечные. И отзывчивые. И заботливые. И вообще – очень хорошие. И тётя Глаша. И Петровна. И Ольга Олеговна. Зиночка. Варенька. А Ашот Карфагенович каков?.. Извинения передал даже… А Варенька – просто чудо!.. На божницу всех… Туда… наверх… там их место законное…»
Пенсионер млел от счастья. Он был на седьмом небе. Или даже на восьмом… А может, и на девятом… Песня есть такая: А на девятом этаже…
Продолжение: http://proza.ru/2023/03/03/493
Предыдущее: http://proza.ru/2023/03/01/512
Начало: http://proza.ru/2022/09/02/1023
Свидетельство о публикации №223030200766