Дом, в котором играли в крак

По книге Мариам Петросян "Дом, в котором"
_________________________________________

* * *

Пахло табаком, кофе и жжёной хвоей. Кто додумался использовать последнюю в качестве благовония, было неясно, но убрать её хотелось чудовищно. От дыма резало глаза так, что даже Шакал согласился на предложение открыть окно.

— Где ты это спёр? — златокудрый эльф с любопытством перебирал карточки с аккуратными рисунками. Чёрная гелевая ручка на картоне чуть выцвела, но изображения и подписи оставались чёткими. Рядом валялась небольшая коробка из-под печенья, приспособленная для хранения карт. Сфинкс потыкал её граблей, присев на край постели, но вмешиваться в изучение находки не спешил. Только хмыкнул с усмешкой.

Табаки, отвлёкшись от пожелтевшего листка, возмущённо вскинулся:

— Почему сразу спёр?! Что же такое творится, товарищи! Почему, если состайник от чистого сердца приносит дары, его сразу же записывают в воры? Может, я...
— Тише, — поморщился Сфинкс, сидевший к несостоявшейся жертве клеветы ближе всех. От крика слегка заложило ухо. Жертва показательно надулась, и оставалось только надеяться, что скорая месть не разнесёт спальню по кирпичикам.
— Слепой притащил вместе с мусором в карманах. Снял кофту, оно и выпало. Уж не знаю, куда занесло нашего дорогого вожака в этот раз, но места явно чужие. Я имею в виду — совсем чужие. Чуждые, если вы ещё в состоянии доверять моему скромному мнению.

Лорд закашлялся, старательно маскируя смех, за что был награждён уничижительным взглядом. Они дружно проспали завтрак, так что настроение висело на шаткой грани колкого нейтралитета.

— А что за места такие? — полюбопытствовал Сфинкс. Дружеские перебранки могли длиться часами — с чувством, с погружением и метанием тяжёлых предметов по типу пепельницы… Но Шакал быстро успокоился, нашарив в складках одеяла свою трубку. Этот вопрос был интересен и ему. К удушающему амбре, кое-как смягчённому весенним сквозняком, добавилась порция вонючего дыма.

— А вот не знаю, и сам Слепой ничего внятного не сказал. Уютно там, говорит. Пахнет странной едой, сладким ветром, и кто-то постоянно смеётся. Мир, кажется, смеётся — так он сказал. Вы можете себе это представить? Это намного дальше, чем он обычно заходил. От себя могу только добавить, что шлялся наш бессменный вожак по местам с явно сильной аурой. Ух, какой сильной! — Табаки потряс отложенным на время листком; сверху крупными печатными буквами значилось: «Инструкция». — Даже от этой бумажонки веет, я чувствую!

Его трубка, зажатая в свободной руке, описала неровный зигзаг и лишилась части содержимого. Краем уха можно было уловить тихий вздох и шорох веника, вытащенного из угла. Македонский привычно скользил по спальне тенью, и только тёплый свитер с заплатками на локтях приобщал его к миру живых.

— Покажи.

Лист опустился на одеяло. Сфинкс склонился над ним и зачитал вслух:

— Игра на компанию от двух до шести человек на три или пять раундов, в зависимости от количества игроков. Каждому игроку сдаётся по четыре карты лицом вниз, остальное раскладывается в четыре кучки, которые условно называются дверьми. Верхние карты всех дверей открываются и кладутся рядом так, чтобы можно было понять, какая от какой. Если верхней картой была лиса, её считают «сбежавшей в Зазеркалье»…

— Так вот куда, оказывается, сбежал Курильщик, когда нанюхался шакальего дыма, — Лорд не выдержал и глухо рассмеялся. — А вы всё гадали, чего он такой пришибленный ходил.

Сфинкс не стал спорить. Шутить на эту тему можно сколько угодно, но реальные подробности пребывания на изнанке следует держать в секрете. Это правило. Так спокойнее. Правила лучше не нарушать. Тем более Курильщик в список просвещенных не вошёл бы, даже если очень захотел. Обратная сторона Дома больше любит тех, кто просто дышит ею, а не задаёт глупых вопросов. С другой стороны, «любит» в данном контексте — понятие абстрактное и растяжимое. Слишком растяжимое. И слишком абстрактное.

Прищурившись, Табаки вдруг вспомнил, что собирался обидеться, и перевёл всё внимание на Лорда.

— Мой дорогой друг, я сделал Курильщику ценный подарок. Он как неопытный птенец, ещё не оперившийся, не способный взлететь, но уже живо интересующийся окружающим миром. И я, как хранитель знаний о Доме, посчитал своим долгом его просветить! В том числе и по таким деликатным вопросам, в которых ты, кстати, тоже малость глуповат.

Главное лежбище Четвёртой затянуло грозовыми тучами. В бешенстве прекрасный эльф ругался хуже заводских рабочих под градусом, очень он не любил, когда ему напоминали о количестве прожитых в Доме лет. А уж голодный Шакал и вовсе заводился с полоборота.

— Может, вы заткнётесь, и мы попробуем в это сыграть? — повысив голос, предложил Сфинкс, понимая, что состайники вошли во вкус. Он как раз прикидывал, стоит ли начать орать, когда скрипнула дверь, и в комнату вошёл Горбач с пакетом бутербродов.

Запах и вид еды приглушили звук, как по волшебству.

— Вас даже на лестнице слышно. Что-то случилось?
— Упражняемся в словоблудии. Очень, знаешь ли, бодрит, — Табаки просиял.

На несколько минут в комнате повисла чавкающе-шуршащая тишина. Македонский принёс кофе. Окно открыли шире, сдвинув импровизированные гирлянды и висящие пучки сухих трав.

Март оставался слякотным и хмурым, но уже не мог скрыть игривость пробуждающейся природы: с крыши капал тающий снег, распевались птицы.

— Значит, Слепой принёс эту коробку, внутри оказалась некая карточная игра под названием «Крак», и вы решили её оставить, — позже негромко резюмировал Горбач, задумчиво разглядывая раскиданные по кровати карты. — Мне нравится. Можно с вами? Всё равно занятий, сказали, больше сегодня не будет. У Акулы какое-то мероприятие срочное, так что всех взрослых согнали к нему.
— Ура, день свободы! — восторженно взвыл Шакал, всплеснув руками, и крошки с его рубашки разлетелись во все стороны. Сфинкс кое-как отряхнулся и с уже более спокойной улыбкой кивнул.

Вернувшийся позже Слепой застал состайников там же, где привык, в полном составе. Притаившись у двери, лениво вынимая из волос листья, он слушал, как кто-то время от времени орал: «О, великий буривух!» — и новая порция смеха наполняла спальню.

Уголки губ сами собой ползли вверх. Дом всё-таки умел любить.

Вожак Четвёртой не знал, что помогло ему попасть в чужой мир, где воздух в лесу пронзительно свеж и приятен, а город рядом излучал жизнь и тепло. Однако был уверен, что встреча со странным мужчиной, который, очевидно, был человеком, но совершенно не пах, как человек, случилась не просто так.

Дом умел любить. И не отказывал себе в удовольствии дарить подарки каким-нибудь странным способом.