Гл. 5. От Каина и Авеля Партийные тёрки

                Глава пятая
                ОТ КАИНА И АВЕЛЯ… ПАРИЙНЫЕ ТЁРКИ   
 
Постепенно и незаметно (однако же неуклонно) расширялось у статуй и - (что особенно важно) - углублялось понимание общей ситуации.
То есть в отношении того, как позиционировать себя в гисторическом контексте.
Которым путём сообществу идти, столбовою дорогой, али плестись в хвосте цивилизации, да ищё обочиной.
Правда, тут у человеков был колоссальный опыт, в отношении развития.  Не можно было не обратиться к нему. Обратились.
Может, слишком глубоко (до неприличия) копнули… Выскочили, огляделись. История началась с падения человеков. С  Адама и Евы,  изгнанных из рая. С Каина, который убил Авеля. Фигуры пришли в ужас. Стоит ли начинать?.. То есть строительство новой цивилизации…
Тем не менее. Касательно истории. Что бы там ни было. Число человеков (по мере их  существования ) приумножалось. Человеки весьма интенсивно плодились и размножались.
Можно было убивать больше…
То есть так выходило.
Логика развития следовала  в одном направлении. По экспоненте.
В виду Золотого Тельца, которого Аарон отлил для народа Израиля в качестве бога (какой ужас!), Моисей уже в порядке наказания приказал левитам и коэнам пройтись по народу и убить на месте - каждому каждого – брата своего, друга и ближнего. Получилось за раз до трёх тысяч убиенных.
При рождении Агнца Божьего царь Ирод Великий в страхе за иудейское царство приказал умертвить всех вифлеемских младенцев в возрасте до двух лет. Историки расходятся в числе жертв.  Но говорят уже о десятках тысяч невинных.
Оставим вечную книгу.
Не будем тревожить иудеев.
Обратимся к прочим народам.
В XX веке (в одном, если брать по миру) число жертв перевалило за сто миллионов (не менее, а намного более)…
Пойдёт так далее, убивать станут миллиардами.
Фигуры вспотели.
Фигуры покрылись холодным потом.
Что-то (и вправду) не то у человеков. Что-то не то с человеками.
Рождаются на предмет истребления. В качестве пищи для смерти. В порядке наувожения (земли? произрастающих на ея цветов? – получалось, цветов смерти…) 
Ладно…
Были и есть ли такие царства, в которых не наблюдалось насилия?
Не было…
Хорошо…  (Хотя, что хорошего).
Ладно.
Что бы там ни было.
На чём, собственно и какою, спрашивается,  силой, по мнению человеков, вообще создаётся, приводится в движение, а далее стоит и держится в целом человеческое сообщество, с помощью какой механизмы утверждается и возносится собственно власть, чем смазывается эта механизма, в общем,  каким кунштюком, что это за хрень такая, которою организовывается, управляется и функционирует государство? Что за крючок, которым энто полотно ткётся? Что там за нитки? И кто их вправляет?..
В разное время по разному, мол, но сейчас (в последние века)  – эт партии. Посредством и через партии, которые избираются народами по демократическому «принсыпу» устраивается государство..
Следовательно, решили фигуры, нужно пойти, повступать в энти самые партии и посмотреть, впрямь, что ж эт за такая гадость, которою творятся столь нечеловеческие (и никакие другие), по определению, ну прост немыслимые преступления, а выдаются за хорошие.

Н-да… Хотели, конечно, идти   поучиться… вроде как управлять. По факту ж выходило – шли убивать учиться…  Сильничать, лгать и стравливать между собой человеков в сообществе. Сталкивать народы и государства.
Значит…
Если идти, то затем, чтобы снять обнаруженные статуями в партиях вылезшие статуям на глаза  всякие разные противуречия,  аномалии и анахронизмы, нарративы и парадигмы (ошибочные), имевшие быть место в партиях, порядка, жутко сказать,  тыщ лет (начиная, если по существу,  со свящиков и пророков Израиля, аристократов Афин и Рима с их утонченными философскими партиями, с политических клубов  тёмного Средневековья, наконец, с массовых  партий (как щас)  – тори и вигов, якобинцев и жирондистов, лейбористов, консерваторов, демократов, республиканцев, социал-демократов, эсеров,  национал социалистов, либералов и прочих иных, коим несть числа, политических образований).
Срочно нужно было осмысливать гисторию. Времени у фигур не было. В любой момент, согласно экспоненте, народы могли гикнуться, накрыться (согласно терминологии Вени) медным тазом. Так говорила экспонента.
В итоге. 
Пойдут, решили, учиться, с одной стороны,  организации, с другой – по ходу учёбы  (причём, срочно) совершенствовать теорию и практику партийной работы,  в третьих, попробуют развалить изнутри (рассейские собственно)  партии с помощью безусловной (собственной) честности и принципиальности. Может, конечно, удастся и исправить все энти фракции и союзы, блоки и коалиции  силой своего примера, а то и внушения… Граф он вообще утверждал, что  обладает гипнозом. Но надежды, конечно, мало.
Не получится… Что же … Придётся таки создать собственную монументальную партию. Никуды не денешься. 
Залог её успешности и человечности – в самом материале, как б непрошибаемом для изъянов, как с физической стороны, так и с моральной (известно, фигуры неподкупны, вообще непритязательны). Ну и так далее,  смотрите выше.
В общем.
Устроили собрание.
М-да…
Как могли, так и вели. 
Понятно,  опыта не было.
Процедуры только нарабатывались.   
Соответственно, как протекало, так и излагаем течение собрания. Как передавал нам Веня.
И, конечно, должны извинить статуев.
За некоторое простодушие.
За непосредственность при выражении эмоций, за простодырость и хитрожопость. Всё ж таки эт было у них первое в жизни – официальное мероприятие.
Не обучены были статуи… Безыскусны…  Ну, сущие дети…

- Итак! – начал Вениамин Иванович. – Объявляю. На кону коренной и наисущественнейший вопрос.  О необходимости общего вступления в рэсэфэсэрские партии, индивидуально – кто куда пойдёт, игде кому больше пондравится… Чтобы далее развалить изнутри энти партии, развалив же,  выйти наружу и создать собственную (свою ) ассамблею. – Хто за?
Хфигуры, немножко помедлив, подняли руки.
- Единогласно! – сказал Веня. – Прошу занесть в протокол.

Выяснилось, что протокола как такового не имеется.
- Непорядок! – сказал Веня.
- И секретутки нет… Штобы записывать… - бормотнул парикмахер.
Избрали Любовь Онисимовну.

Веня достал из штанов чернильницу-неразливашку ещё советских времён (Веня вообще любил всё советское) в шелковом чехольчике со шнуром, расслабил узел, освободив прибор, блеснувший фаянсовым глянцем, взболтнул, дабы убедиться в наличии жидкости, подал Любовь Онисимовне. Засим, отстегнув штрипку с самого длинного своего кармана, потянул и извлёк на свет не мятый и не ломаный,  лежавший между картонок, тонкий (мало, с лоском) с сиянием веленевый лист бумаги.   
- Протоколируйте! Ах, да! Чуть не забыл! – Веня дополнил изысканный набор последней деталью – ручкой со стальным расщепляющимся пером рожками и с печаткой в виде серпа и молота. – Оформите заседание, Любовь Онисимовна, отдельным соответствующим духу ево постановлением! Да вот вам ещё – перочистка! – Веня протянул актриске, немного отвернув его, многажды-слойный кружок фланели с армейской пуговицей посередине и как бы обрызганный кристаллами застывших (читай, засахарившихся) чернил, отдающих специфическим запахом, чуток черносливом, немного горьким миндалем.  – Сам делал! Чистите на здоровье!.. И вкушайте сей умилительный, сей девственный запах советских школ!..
- Благодарствую Вас,  Вень Ваныч!..
Любовь Онисимовна обмакнула перо в чернильницу.
- Ток, от, лично у меня затруднение… - сказала, не донеся пера до бумаги.
- Што такое?
Веня поглядел на Любовь Онисимовну с укоризною, стопорила собрание.
Поскольку, ответствовала Любовь Онисимовна, партии дискредитировали себя, она ими брезгует. Не может пересилить нутро,   чтобы вступить.  Но понимает, надо.  Между тем, мол, есть такие движения, которые будучи (по существу) партиями, а всё ж таки  иначе прозываются… Кака  никака, а как б поблажка, ндравственная, для вступления, которая извиняет Любовь Онисимовну, гармонизирует её чувства и ндравственность..

-  Вы говорите и в одно время записывайте за собой, - посоветовал ей Веня. – А то потом с головы вылетит.  Для потомков ничё не останется…
Прима наново обмакнула стило в чернильницу увековечивать сказанное, но так долбанула им о донце чернильницы,  что перо сломалось. Веня вставил новое. Подал приме.

- Имеешь в виду хронт!?. –  в то же время отреагировал Веня. –  Эт самый, народный…  Который ишо под юбками ходит... В котором кадры для власти куются?
- Во, во!
- Хых! Тот ж тиятр! –  объявил граф.  –  Ток спериментальный. Как б для малой сцены… И состав весь из себя  юный… Правда,  члены ишо не спорченные, не в пример тем же партиям… Манеры приличные.  Костюмы на загляденье! Юнцы да юницы! 
- Чисты кобылки! – Северьяныч дополнил. – Таки вёрткие! Впрямь, балетами занимаются!  На коньках катаются - фуэте с подскоком! В певчих ансамблях пробавляются, в сарафанах и при кокошниках, - голосистые, ужас! То, что нужно для партии!
Любовь Онисимовна, заметно было (но с чего эт?), как-то разом и вдруг  вся вспыхнула и озарилась, прям просияла личиком.
-  Вишь, как партейный вопрос на тя хорошо действует! - тож и в ответ просиял офицер, возлюбленный в ея. 
К стыду своему, отвечала Любовь Онисимовна, при всех основательных знаниях,  которые она накопила, день же и ночь по окнам, мол, да по ящикам зыркаю, а не знала, что партии из себя насток тиятральные. Я же до смерти как стосковалась и соскучилась по тиятру.  Потому, мол, оченно, ток теперича поняла, ну оченно  в партию хочется, хотя и хронт!
- Хронт, хронт!  Дык, по указанию самой презентской канцелярии создан, большое расположение от властей имеет! Отседова приватные полномочия. Большие поползновения!..  И то. Особы столь юные, што сам презент засматривается!
- Может, и мне дадут ангажемент! – соскочило с языка у Любы. . 
Конечно, молвила, сама по себе она старая, но поскольку скульптор сотворил её молодой, натурально - целкой, так и сказала (правда, чего ж тут стесняться?), то  ей прямая дорога в хронт, - может, и в партии примою станет. Только обратит внимание презент.
- На такую то  кралю! Зараз засмотрится. Засмотрится - влюбится! 
- Звание даст!
- В момент Заслуженной сделает! 

Груша, цыганка, сказала, что она тоже умеет петь и танцевать. И годами, опять же,  подходит.  Вишь, поскольку утопла юной, юной её и сделали, изобразили то есть…  Словом, с любой стороны сгодится. К тому же, как цыганка, с бухгалтерией справляется. Прогноз на ситуацию может дать. Предсказать будущее. С детства научилась ворожить.
- Хых, не ворожить надо, завораживать! – изрёк Граф. -  Ваще стрелять глазками! Инд, закатывать! - и показал, на себе, продемонстрировал то есть, как энто следует делать. И правда, так хорошо у графа вышло, что влюбиться в генерала можно было.  – Главное ж,- сказал, - крутить жопой! Ну и конечно вчиться оманывать,  народ то есть, наитончайшее искусство, влюблять ево в себя, как я, далее, что хошь с им делай…
Фельдмаршал потрепал по голове юницу. Груша как-т взбрыкнула задом, правда, чисто кобыла.
Прихорашивалась Любовь Онисимовна.
Наводила на себя марафет Катерина Львовна.

Определенно, хфигуры застоялись. От застоя ж – жажда деятельности и движения, желание перемен.
Тут Веня (более солидно) вступил в разговор. Тоже чурался партий. И вообще всяких общественных движений. Художник,  он выше массы… Но за общее дело…
- В том-то и преимущества наши, - сказал, - многие, что  против обычных людей, - (Веня намекал на юность фигур, то есть архитектурную) - мы как бы во всех возрастах пребываем сразу! – (При этом, заметим, Веня посредством местоимений как-то незаметно так для себя и для других  приобщил себя к памятникам). – Такая, от, уникальность!.. – Веня выдержал паузу. -  Можно в «ЯдРо» двинуть, - сказал, -  можно – в хронт. ( Под «ЯдРом», следует пояснить, Веня подразумевал партию, заглавную, от слова – «ядро», ядро, значит, России). -  А то и куда подалее… - Веня не стал расшифровывать куда. – Поскольку, - сказал, - совмещаем в себе не совмещаемые элементы – пылкость, присущую молодости, природную нашу пассионарность с полувековым, от, стоянием, и всё на одном месте, - это ж сколько терпения надо, какие силы иметь в себе, чтобы не разорваться! - удивился Веня. Покрутил головой и к графу:
- Сами в какую изволите двинуть партию?
- Вообще, у меня планы большие и  непомерные! – отвечал генерал просто и вместе с достоинством. - Хотелось бы, конечно,  пойти во все сразу, хм… Но… Одному человеку, - объяснил, - и впрямь разорваться можно, вы правы,  Вениамин Иванович.  Конечно, нужно обрести единственную партию, как бывает,  найти любовь, - так, от, иной раз втрескаешься!..  И конечно, вот уж сто лет, может, полтораста, без любви сей, тем более взаимной,  – нет ходу. Я б сказал, даж жизни. Ни туда, ни сюда. И никакого продыху!   Подумываю, всё же , к ядроссам! Как к правящей партии…   В  соответствии со званием… 
- Конечно, конешно. Вам следовает соответствовать. Поскольку только они ведают назначениями  на высшие посты, вообще на руководящие должности. У Вас же первый военный чин! Потом. В согласии со временем потребовается переаттестация на чин. И, конечно, без их, без ядроссов,  никак оную не пройти… Абсолютно правильный и разумный выбор!
Так посоветовал графу живописец, мудрый человек Веня. 

Аркадий Ильич, присев на парапет, чё-т ёрзал. Дале в задумчивость впал. Но и в задумчивости сей обнаруживалось некое нетерпение. Может, конечно, боялся, что не успеет застолбить за собой нужную партию. Мы  не знаем. Мажет,  другое чё...  Завдруг  вскочил.
– Я как-то взял и посчитал, - сказал, то есть выскочивши из раздумья и, верно, желая поделиться найденными изнутри соображениями.  – Да. Посчитал я и с превеликим удовольствием обнаружил… - развёл свои церемонии тупейный художник. При этом для чёт  поиграл в воздухе расчёской, как если б бритвою (щас,   возьмёт и зарежет). – Есть такая партия, - сказал, - в которой больше всего,  - Аркадий Ильич с  проникновенностью даж завершил:  - парикмахеров. Эт коммунистическая партия!  - с твёрдостью объявил.  - Все парикмахеры из одной энтой партии! Конечно,  есть художники и из иных партий. Но больше из их.
Правда, огорошил соратников.
- Во-вторых, - с невозмутимостью продолжил (сохранял изнутри себя полное спокойствие, можно сказать, хладнокровие). Во-вторых, - сказал,- начальник у энтой партии из наших, орловских,  из местных, генсек то есть.   Дзюган. Чё ни чё, глядишь, - пособит. Может, выдвинет на каку никаку  должность…
Далее заметил.
- Вообще говоря, как ундер, я к порядку  и сугубо приучен. Так, чтобы по ранжиру ходить. По ранжиру строиться.  Они ж, насколько  известно мне, тож как б шеренгами ходют. Как человек высокого росту не токмо в состоянии, но даж и обязан первым в их шеренгах быть. Словом, по ндраву мне такая партия! С железной такой, от, дисциплиной, снизу и доверху. Как в армии. Объявляю  –  о вхождении!

- К сему… – тихо и вдруг заметил Захария. – Агнцы сей партии поголовно верующие!
Любовь Онисимовна прыснула.
- Чавой ты?  С утра ж и до ночи ходами крестными ходют!.. Со столба видно…
 
- Бесхитростный ты, Захария. Безбожники они!  Прикид это в них такой. Или память отшибло?!.  Как они Вас расстреливали в прошлом веке, начиная с семнадцатого году,  в восемнадцатом, в двадцать первом,  и далее год за годом… Свящиков-то!
Захария хватил ртом воздуху.
- Дык… - не нашелся, что сказать. И:  - Мёртвый я вже был! –  оправдался. - Так, штобы в мёртвых, они не стреляли!?.
- Стрельнут!..  Ежли понадобится!.. – бросила Катерина Львовна. - Дюже, ить, хочется?!.  А… Хорошо быть вмершим! – съязвила. – Предусмотрительный…
Будто муха укусила Катерину Львовну.
- Господа! Господа!.. Но что же вы, но право же!.. – Аркадий Ильич, как и всегда, попытался замирить собрание.
Оглядел собрание.
- Вообще… - сказал, - человеки и партии совершенствуются!..  –  тихо так сказал.