Подарок Полный вариант

Подарок

Приближалось мое пятнадцатилетие. Человек в этом возрасте многое уже понимает. В эти годы формируется личность. Подросток начинает осознавать свою роль в обществе, он уже способен отличить правду от вранья.
В четвертом классе на уроках истории в головы нам вдалбливали, что наше совковое общество стремительными шагами приближается к коммунизму. Именно наше поколение скоро будет в нем жить. Совсем немного осталось до этого светлого и знаменательного дня. Генеральный секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущев даже установил год начала коммунистического рая – 1980-й. По его словам, я и мои сверстники должны в двадцатилетнем возрасте в этом обществе жить, учиться и работать. Но вскоре этот лозунг для учителей истории был упразднен, и на этом дело окончилось, секретарь несостоятельной идеологии ушел в мир иной. В середине семидесятых утопическая сказка завершилась полным фиаско. Все забыли, что было сказано с высокой трибуны первым лицом государства. Уже не с кого спросить и предъявить претензии за одурманивание народа Страны Советов, да что там, разве одна страна в это была втянута... Все мировое сообщество было обмануто человеком «великой» и «могучей» державы.
Долгие годы оставалось неясным для многих людей, в чем величие этой страны. Может, все дело в том, что с октября 1917 года некоторые крикуны мирового пролетариата решили провести человеческий общественный эксперимент в отдельно взятой стране и на высокоинтеллектуальном народе? На протяжении ряда поколений проследить, как будут деградировать многие нации, населявшие страну? Им, видимо, интересно было выяснить и проверить на нескольких поколениях развитие страны в изоляции от всего остального мира. Одной из главных задач экспериментаторов являлось выяснить, по каким экономическим законам пойдет дальше Российская империя, и что на практике представляет плановая экономика. Интересные отношения складывались в эти годы с интеллигенцией, с отдельными личностями.
В силу своей жизненной незрелости я не мог осознать до конца всю несправедливость коммунистического господства. Только с годами понял, когда набил много шишек, что собой представляют обладатели красной книжечки КПСС. Боже мой, сколько умов они загубили в двадцатом веке!
К пятнадцатилетию в подарок от родителей мечтал получить катушечный четырехдорожечный магнитофон «Комета-209». Накануне дня рождения мама рассказывала, что родился я около семнадцати часов, но я этому не придал особого значения.
Утром, перед школой, родители поздравили меня и сказали:
– Все остальное – после занятий.
К вечеру пришли приятели. Сидим уже за праздничным столом. Без четверти пять в дверях появился с какой-то коробкой отец. В голове мелькнуло: магнитофон.
– Дорогой сынуля, мы с мамой решили тебе подарить один из лучших отечественных магнитофонов «Комета-209».
Отец, не разуваясь, прошел в зал. Крепко обнял меня и расцеловал. Еще раз поздравил с днем рождения и поставил огромную картонную коробку на пол. Недолго думая, я с друзьями ее вскрыл. От новенькой «Кометы» еще пахло заводской краской.
«Комета-209» записывал и воспроизводил музыкальные и речевые фонограммы на ленту стандарта «СН,2,6». 3-х скоростной 4-х дорожечный транзисторный магнитофон второго типа сложности способен записывать на тот момент, с любого источника звука: будь то телевизор, радио, магнитофон или внешний усилитель. В данном аппарате, дорожки переключались механически - подъемом или опусканием головок. Они были установлены на площадке связанной с рычагом фиксирующей головки в определенном положении. Конструкция аппарата была непродуманная и поэтому неудачная. Основной недостаток - в подвижном блоке головок, в результате происходил неравномерный износ головок. В свою очередь приводило к плохому прилеганию ленты и как следствие - ухудшению воспроизведения высоких частот.
К магнитофону прилагалась одна записанная катушка с советской песенной тематикой. Многие произведения тогдашних поэтов и композитором подстраивались под застойную эпоху. Совдеповская эстрада того периода имела одно направление – вперед к светлому коммунистическому будущему. Где оно, из какой сторонки постучится в дверь советскому гражданину, когда мы его все же ощутим и почувствуем в жизни? Никто не знал! Такие вопросы не принято было задавать. Считалось плохим тоном обсуждать всенародно подобные темы. Если все же появлялись в стране свободолюбивые личности, их моментально брали на заметку бдительные правоохранительные органы как ненадежных и опасных. К ним проявлялось в дальнейшем пристальное внимание со стороны партийных функционеров и, конечно, сотрудников КГБ.
В первые дни пришлось слушать песенное восхваление той застойной исторической эпохи. Стихи о правде жизни слагали и перекладывали на музыку единицы. Только истинные патриоты истерзанной коммунистическим насилием российской земли противопоставляли в своих произведениях смысл жизни античеловеческому эпохальному периоду. Это были преданные сыны Отечества, которые болели душой за свой забитый и одураченный лживой идеологией народ. Кучка лжецов дважды в году стояла на трибуне мавзолея и приветствовала проходящие колоны ослепшего народа.
В один из вечеров знакомый отца принес послушать записи какого-то самодеятельного певца:
– Магнитофонная запись не очень чистая. Поет какой-то Высоцкий.
Это было в конце 1975 года. Имя Владимира Высоцкого многим тогда ни о чем не говорило. В кино он снимался чрезвычайно редко. Пожалуй, вспоминался только один фильм с его участием – «Вертикаль», но он на экране телевидения практически не демонстрировался. Другие ленты, в которых играл российский самородок, были запрещены для массового показа.
Мне, тринадцатилетнему, случайно довелось услышать в исполнении певца песню «Честь шахматной короны». Я был поражен, с каким сарказмом, тонким юмором исполнитель высмеивал матч века между советским гроссмейстером Борисом Спасским и американцем Робертом Фишером.
Самодеятельная песня в коммунистической империи находилась вне закона. Считалось, что подобное творчество – отголоски прошлого времени, чем-то напоминает ресторанный шлягер. Голос Высоцкого «знатоки» социалистического искусства принимали в штыки и утверждали, что он подрывает идеологические устои государства и пропит. Чиновники в Министерстве культуры, в Союзе писателей не желали официально признавать независимую многостороннюю одаренную личность.
Несколько позже в моей фонотеке появились записи Александра Галича, Владимира Сорокина, Аркадия Северного. Очень любил слушать эмигрантов. С каким надрывом немногие пытались донести до народа горькую правду о происходящем в стране и за ее пределами! Порой казалось, что многие до людей никогда не докричатся, в серой толпе их никто не услышит. Записи разыскивал с большими трудностями. Они имелись только у любителей бардовской песни. Их было мало. Страшное было время!
Я воспитывался на этой унылой, страдальческой поэзии. Меня будоражила свободная раскованность этих вольнодумцев от идеологических догм, насажденных страной Советов. По молодости многое не понимал. В полной мере не осознавал, в какой чудовищно лживой и лицемерной стране суждено было мне родиться. В классе у меня появилась кличка «Диссидент».
Советские диссиденты были людьми, которые не соглашались с определенными чертами советской идеологии или с ее целостностью и которые были готовы выступить против них. Термин «диссидент» использовался в Советском Союзе в период с середины 1960-х годов до падения коммунистической империи ЗЛА всего человечества.
В этой стране диссидентами считались борцы против тоталитарного режима, которые выступали за соблюдение прав и свобод человека и гражданина, против преследования инакомыслия. Они  открыто выражали свои политические взгляды, которые существенно отличались от господствовавшей в обществе и государстве коммунистической идеологии и практики, за что многие из диссидентов подвергались преследованиям со стороны властей.
Особое место внутри диссидентского мира занимало правозащитное движение, которое объединило разрозненные проявления независимой гражданской и культурной инициативы в единое целое. Правозащитники создали единое информационное поле, поддерживавшееся самой диссидентской активностью, что радикально отличало ситуацию 1960-х – 1980-х от разрозненных попыток создать политическое подполье в 1950-е годы. С середины 1960-х по начало 1980-х годов данное направление независимой гражданской активности абсолютно доминировало на общественной сцене.
Я очень гордился этим.
Из таких грандиозных личностей растерзанной Отчизны являлся Андрей Дмитриевич Сахаров советский физик-теоретик, академик АН СССР, общественный деятель, одновременно по советским зловещим, бесчеловечным законам являлся диссидентом и был правозащитник. Один из создателей первой советской водородной бомбы.
 В 1975 году Андрею Дмитриевичу Сахарову была присуждена самая престижная Нобелевская премия мира в области сохранения мира. В советских газетах, тем не менее были опубликованы коллективные письма прихлебателей коммунистической тирании деятелей науки и культуры с осуждением политической деятельности великого ученого ХХ века, основателя водородной бомбы.
В Москве 8 января 1977 года было многолюдно. Суббота, выходной день, родители спешат отвести детей на новогодние представления, которые близились к завершению вместе с новогодними школьными каникулами. Жизнь москвичей конца 1970-х не была омрачена разгулом преступности, а такое понятие, как «терроризм», и вовсе казалось исключительно атрибутом стран капитализма. В этот день, однако, беда пришла в столицу социалистического государства. В социалистическом ленинском государстве была осуществлена серия террористических актов в виде трех взрывов в общественных местах. Первая бомба взорвалась в 17:33 в вагоне московского метро на перегоне между станциями «Измайловская» – «Первомайская» на Арбатско-Покровской линии произошел террористический акт. Второй взрыв прогремел в 18:05 в торговом зале продуктового магазина № 15 на улице Дзержинского, неподалеку от зданий КГБ СССР. Третья бомба взорвалась в 18:10 у продовольственного магазина № 5 на улице 25 Октября. В результате погибли 9 человек, 37 были ранены.
В тот день окна в огромном здании КГБ на Лубянке, несмотря на выходной день, горели до поздней ночи. Сюда съехались сотрудники ведомства, прибыл всегда нахмуренный шеф Комитета государственной безопасности Юрий Андропов. Он моментально о случившемся доложил Генеральному секретарю ЦК КПСС дряблому старикашке со вставленной челюстью Леониду Брежневу, который несколько недель назад отпраздновал свое 70-летие. Тот дал указание в кратчайшие сроки найти преступников.
Академик АН СССР Андрей Дмитриевич Сахаров предположил, что к взрыву в метро причастно руководство КГБ СССР. Письмо, написанное в «Правде», было отклонено. Таким образом, Андрей Дмитриевич был вызван 25 января в Прокуратуру СССР. Его под ручки люди в штатском проводили для беседы к заместителю Генерального Прокурора СССР Сергей Иванович Гусеву, который ему в гневе не двусмысленно в ультимативном тоне сказал:
– ... Цель вызова – официальное предупреждение. Недавно вы сделали и широко распространили заявление, которое используется враждебной нам зарубежной пропагандой. В этом заявлении вы чудовищно и клеветнически утверждаете, что взрыв в московском метро – дело рук и провокация органов власти..., направленная против так называемых диссидентов. Вы обязаны дезавуировать свое заведомо ложное утверждение, опубликовав опровержение... Некоторое время назад вы были предупреждены заместителем Генерального Прокурора СССР товарищем Маляровым, но продолжали ваши действия, которые по законам СССР являются уголовно наказуемым деянием. Вы злоупотребляете нашим терпением. Сегодня я предъявляю вам второе чрезвычайно серьезное предупреждение. Вы должны сделать выводы. В противном случае вы будете нести ответственность по закону.
Все тот же государственный пахан людоедской коммунистической системы Гусев предложил в истерике Андрею Дмитриевичу подписать предупреждение:
«Гражданин Сахаров А. Д. предупреждается в том, что он сделал заведомо ложное клеветническое заявление, в котором утверждается, что взрыв в московском метро является провокацией органов власти, направленной против так называемых диссидентов. Гр. Сахаров предупреждается, что при продолжении и повторении его преступных действий он будет нести ответственность в соответствии с действующими в стране законами».
Ознакомившись с подготовленной силовиками людоедской диктаторской империи ЗЛА с бумаженцией Андрей Дмитриевич своему выхоленному собеседнику ответил:
– Я отказываюсь подписать этот документ. Я, прежде всего, должен уточнить сказанное вами относительно моего последнего заявления. В нем нет прямого обвинения органов КГБ в организации взрыва в московском метро, но я высказываю определенные опасения (ощущения, как у меня написано). Я высказываю в нем также надежду, что это не было санкционированное свыше преступление. Но я сознаю острый характер моего заявления и не раскаиваюсь в нем. В острых ситуациях необходимы острые средства. Если в результате моего заявления будет проведено объективное расследование и найдены истинные виновники, а невинные не пострадают, если провокация против диссидентов не будет осуществлена, я буду чувствовать большое удовлетворение. Я имею сейчас веские основания для опасений. Это – провокационная статья Виктора Луи в газете «Лондон ивнинг ньюс», до сих пор не дезавуированная газетой. Это начавшиеся допросы о местонахождении в момент взрыва лиц, относительно которых мне ясна их непричастность. Это многие убийства последних месяцев, в которых можно предполагать участие КГБ и которые не были расследованы. Я упомяну о двух из них – об убийстве поэта Константина Богатырева и юриста Евгения Брунова. Вы ничего не сказали об этих убийствах, занимающих важное место в моей аргументации.
В советских газетах 26 января было помещено короткое сообщение ТАСС о вызове академика АН СССР Андрея Дмитриевича Сахарова в Прокуратуру СССР под заголовком «Клеветник предупрежден». 29 января 16 человек опубликовали заявление «По поводу предупреждения и угроз А. Д. Сахарову», в котором они отмечают, что Гусев, назвал заявление Сахарова преступлением:
«Грубо нарушает Закон, т. к. по ст. 102 Конституции СССР... никто не может быть признан (а, следовательно, и наказан) преступником иначе, как по приговору суда... Мы, как и А. Д. Сахаров, не исключаем и другие версии... Ст. 51 Конституции СССР вменяет в обязанность Верховному Совету СССР в необходимых случаях назначать следственные комиссии. Специально созданная для расследования дела о взрыве в московском метро 8/1-77 г. следственная комиссия должна расследовать все возможные версии, в том числе и версию, выдвинутую А. Д. Сахаровым. Не подлежит сомнению, что вся работа такой комиссии должна быть гласной».
В газете «Нью-Йорк Таймс» 23 февраля была напечатана статья С.И.Гусева под названием «Москва о Сахарове». Изложив официальную оценку заявления Андрея Дмитриевича Сахарова от 12 января. Гусев пишет:
«Исходя из соображений гуманности, мы пока что не применяем к Сахарову и некоторым другим лицам меры морального и предупредительного характера. Это часто оценивается иностранной прессой и некоторыми «диссидентами», включая Сахарова, как результат внешнего давления на советские власти, которые, как полагают, вынуждены «считаться с западным общественным мнением». Все это беспочвенные иллюзии...»
Андрей Дмитриевич Сахаров ответил 5 марта на эту статью:
«... Статья Гусева написана вскоре после опубликования письма ко мне Президента США Д. Картера  и является реакцией на него... Статья Гусева – это явная попытка проверить твердость... позиции Запада... Гусев тенденциозно излагает мое заявление и полностью умалчивает о моей аргументации. Сам же он в своей статье через полтора месяца после взрыва ничего не сообщает о том, ведется ли расследование этого преступления. Гусев также обходит молчанием, ведется ли расследование тех пяти убийств, о которых я пишу в своем заявлении... Каждый день приносит сегодня новые проблемы. Так, 4 марта газета «Известия» публикует отвратительную провокационную статью, в которой желающие эмигрировать евреи обвиняются в шпионаже. Это – современный вариант дела Дрейфуса».
Власти тоталитарного государства с «кумовской» бесчеловечной идеологией попытались связать этот террористический акт с деятельностью диссидентов. Поскольку большинство из деталей бомб, в том числе болты, гайки и провода, были изготовлены или продавались в Ереване, сыщики выдвинули предположение, что террористическую атаку организовали армянские сепаратисты. В столицу Армянской ССР сразу же вылетела следственная группа.
В «Известиях» последний холодный январский день 1979 года было опубликовано следующее сообщение:
«В Верховном суде Союза ССР
Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда СССР рассмотрела в открытом заседании уголовное дело по обвинению особо опасного рецидивиста Затикяна С.С. и двух его сообщников в совершении в январе 1977 г. в вагоне московского метрополитена взрыва, повлекшего за собой человеческие жертвы. В ходе судебного разбирательства вина подсудимых полностью доказана показаниями свидетелей, заключением экспертизы и другими материалами дела. Затикян и его сообщники приговорены к исключительной мере наказания – смертной казни. Приговор приведен в исполнение».
Осужденных приговоренных к высшей мере наказания к смертной казни были трое: Степан Затикян, Акоп Степанян и Завен Багдасарян.
Степан Саркисович Затикян с 1947 года рождения. Он окончил школу с золотой медалью, поступил в Ереванский политехнический институт. В 1966 студентом Ереванского политехнического института основал совместно с художником Айканузом Хачатряном и студентом Шагеном Арутюняном нелегальную «Национальную Объединенную Партию Армении». НОП была националистической группой, ставившей целью создание независимой Армении с включением земель Турецкой Армении. Выход из СССР предполагался с помощью плебисцита. Группа развила активную подпольную деятельность, имела собственную типографию и выпускала газету «Парос» («Маяк»). В 1968 году студент 3-го курса Степан был арестован как один из активных участников группы, издававшей подпольную печатную прессу. Таким образом, основателей НОП, а также нескольких их последователей арестовали и судили за «антисоветскую агитацию и пропаганду» и за участие в «антисоветской организации». В 1972 году, после отбытия заключения, Степан Затикян стал трудиться на Ереванском электромеханическом заводе. К деятельности НОП не вернулся, считая ее бесперспективной. В общественной работе он не участвовал, считая эмиграцию самым разумным выходом для себя и для других армян, отбывших заключение. В 1975 году Степан Затикян направил в Верховный Совет заявление, в котором отказывался от советского гражданства и просил предоставить ему возможность выехать в любую несоциалистическую страну. Вместе с заявлением он послал и свой паспорт. Ответа он так не получил, а паспорт был переслан в КГБ. Его вызвали туда, но он идти категорически отказался. Тогда паспорт передали в милицию, куда вызвали его жену и ей отжали. В сентябре 1977 г. (за полтора месяца до последнего ареста) Степан Саркисович был доставлен в КГБ, где с ним беседовали около 12 часов. Тогда ни о каких диверсиях, взрывах, террористических актах разговора не было... Был женат, имел двоих детей. В момент взрыва находился в Ереване.
Родственниками являлись Акоп Степанян и Завен Багдасарян. Оба были рабочие. Акоп работал сварщиком по ремонту городских сооружений и жил по соседству со Степаном Затикяном. Арестованы оба родственника Акоп Степанян и Завен Багдасарян были в конце октября. Акопяна в последний раз видели дома 27 октября  1977 года, а через три дня на его квартиру пришли опера с обыском. Вместе с тем сразу после ареста троих предполагаемых в теракте армян по национальности начались обыски и допросы их друзей и родственников. Вскоре допрашиваемым стали говорить, что они виновны во взрыве в московском метро. Во многих случаях следователь на свидетелей оказывалось давление.
Арестом люди из Лубянки за печатание листовок Васьену Караханяну угрожали арестом. По утверждению следователя он был 1968 году в этом замешан. В начале 1978 года по тому же обвинению, которым угрожали Караханяну, арестовали братьев Володю и Месропа Саратикянов.
Тем временем распространился слух, что они причастны к делу о взрыве. Через четыре месяца их освободили. Допрашивали также заключенных – бывших солагерников Затикяна: Тамояна, Вандакурова и других. Были допрошены Паруйр Айрикян и Шаген Арутюнян, обоих их в Москву привозили. Шагену Арутюняну предложили «вопросник» из 30 пунктов, ответы на которые он должен был обдумать в камере. Вопросы касались дела о взрыве в метро, НОП и Армянской группы «Хельсинки». Содержание «вопросника» свидетельствовало о попытках связать взрывы с деятельностью Национальной объединенной партии и Хельсинкской группы. Арутюняну позволили увезти текст «вопросника» из Лефортова в лагерь...
Начиная с весны 1978 года некоторые сведения о деле Затикяна, Степаняна и Багдасаряна начали распространяться по официальным и полуофициальным каналам. На инструктажах в сети политпросвещения сообщалось, что лица, совершившие взрыв в метро, арестованы и что они оказались армянскими диссидентами. Слушателям показывали фотографии арестованных, называли их имена. При этом говорилось, что распространять эту информацию пока не следует, так как над террористами предполагается провести показательный процесс, который будет широко освещаться средствами массовой информации. Версия о виновности арестованных распространялась в Армении. По утверждению бывшего политзаключенного Азата Аршакяна, сотрудники госбезопасности убедили его в том, что Степан Затикян, Акоп Степанян и Завен Багдасарян действительно совершили этот террористический акт. Баграту Шахвердяну о виновности Степана Затикяна и двух других армян во взрыве сообщил офицер КГБ во время этапирования из Владимирской тюрьмы в ссылку. В сентябре 1978 года, то есть за четыре месяца до опубликования сообщения о приговоре, в издающейся в СССР для русских эмигрантов газете «Голос Родины» сообщалось:
«Среди задержанных по взрыву в московском метро в январе 1977 г. есть субъект, который был осужден ... за ведение антисоветской агитации и пропаганды... С подачи диссидентов западная пропаганда ударила во все колокола, что возвысило мерзавца в собственных глазах. Результат налицо – восхваляемый как «борец за права» преступник стал рецидивистом, убийцей москвичей ...»
Академик Андрей Дмитриевич Сахаров написал 30 января письмо Генеральному секретарю КПСС Леониду Ильичу Брежневу, в котором, в частности, говорилось:
«Есть веские основания опасаться, что в этом деле имеет место судебная ошибка или умышленная фальсификация. Затик Ян не находился в Москве в момент взрыва в метро – много свидетелей могут подтвердить его алиби; следствие не проявило никакой заинтересованности в выяснении этого и других важных обстоятельств. Суд без всякой к тому необходимости был полностью закрытым и секретным, даже родственники ничего не знали о его проведении. Такой суд, на котором полностью нарушен принцип гласности, не может установить истину ...»
Официального ответа Андрей Дмитриевич Сахаров так и не получил, однако 8 февраля в «Известиях» (московский вечерний выпуск) было опубликовано письмо «Позор защитникам убийц», подписанное неким Д.В.Тюжиным. Он рассказывал, что присутствовал на суде (не называя, впрочем, даты суда и упоминая только одного из осужденных – Затикяна; другие фамилии, как и в газетном сообщении о приговоре, не названы).
Автор утверждает, что организатор преступления Затикян и его сообщники были изобличены вещественными доказательствами...
В письме Тюжина впервые названо количество пострадавших во время взрыва: 44 человека, из которых 7 погибло...
«И разве не требует подлинный гуманизм того, чтобы очистить землю от таких негодяев?!» – пишет автор. Однако письмо Тюжина посвящено не только рассказу о процессе. Тюжин обрушивался на тех, кто «подлых негодяев, заложивших бомбу в метро... пытается взять под защиту»:
«Первоисточником клеветнической информации, распространенной среди иностранных корреспондентов, как об этом сообщили радиостанции Запада, является академик А. Сахаров. Именно он разглагольствует о невиновности привлеченных к уголовной ответственности. Это не ново для Сахарова... А на Западе нашлись досужие благодетели, которые рассуждают о жестокости приговора. Думаю, им все равно, за кого выступать, лишь бы под флагом защиты прав человека...»
К письму Тюжина было сделано редакционное примечание:
Письмо москвича Дмитрия Владимировича Тюжина – одно из многих, поступивших в «Известия». Во всех письмах звучит гнев по поводу злодейского преступления Затикяна и его сообщников, полностью одобряется справедливый приговор Верховного суда СССР.
В распоряжении имеется  два письма, посланных в «Известия», авторы которых, напротив, сомневаются в справедливости приговора и возмущаются извращением позиции Андрея Дмитриевича Сахарова по делу о взрыве в метро. Научный работник из Калинина И. Г. Дядькин пишет:
«О суде над Затикяном и сообщниками вы сообщили в прошедшем времени: суд был, были изобличены, был приведен в исполнение смертный приговор... Двухлетняя таинственность и после расстрельное сообщение о процессе дают основание сомневаться, осуществлено ли правосудие... Статья преднамеренно подменяет тезис о необходимости публичной гласности, беспристрастности и своевременного освещения судебного разбирательства тезисом о защите убийц».
В письме И. Ковалева, отправленном в «Известия» 14 февраля, говорится: «Утверждение Тюжина, будто Сахаров стремится покрыть преступников, скажем мягко, не соответствует действительности и, говоря его же словами, представляет «позорное зрелище, вызывающее отвращение у каждого честного человека».
Из «Известия»  Ковалеву от 28.02.1979 года прислали ответ:
«Уважаемый товарищ Ковалев!
Получили Ваше гневное письмо с осуждением Сахарова! Разделяем Ваши чувства. Ваше мнение (а таких писем редакция получила очень много) мы доведем до сведения Президиума Академии наук СССР.
Отдел права и морали».
Ответ был отпечатан типографским способом, фамилия вписана.
Вскоре начались демонстративные выходки против Андрея Дмитриевича Сахорова, учиняемые якобы родственниками погибших в метро. Эти «родственники», раздобывшие неизвестно каким образом домашний адрес и телефон всемирно известного академика («Мосгорсправка» отказывается давать их), врывались в его квартиру, оскорбляли его и угрожали расправой. Все они утверждали, что лично присутствовали на процессе. Однако никто не назвал своего домашнего адреса и места работы, не точной даты суда. Великому ученому планеты также угрожали по телефону и в письмах без обратного адреса.
Из почтового ящика академик доставал письма угрозами. Андрей Дмитриевич с горечью вспоминал:
– В одном из них мне обещали отрезать голову и положить ее напротив американского посольства. Авторы многих писем сообщали, что они уже отсидели немало и готовы посидеть еще ради того, чтобы покарать такого мерзавца, как я.
Суд над осужденными был коротким – всего пять дней. От вердикта до исполнения приговора прошло столько же времени.
Скорее всего – это была заранее спланированная кгбешная игра, если учесть что их нашли через неделю, появляются вопросы: отчего так быстро? Вероятно всего под этот теракт учиненными самими же силовыми структурами на Лубянке попытались устрашить «распоясанных» советских людей и диссидентское движение.
По поводу этой хулиганской кампании к министру внутренних дел СССР Николаю Щёлокову и Председателю КГБ СССР Юрию Андропову обратились Георгий Владимиров (русский писатель), Владимир Войнович (всемирный известный писатель), о.Сергий Желудков (церковный писатель, священник Русской православной церкви, участник правозащитного движения), Лев Копелев (советский и российский критик, литературовед, диссидент и правозащитник), Владимир Корнилов (советский поэт, писатель и литературный критик), Раиса Лерт (советская журналистка, публицист, принадлежит к той широкой среде русской интеллигенции еврейского происхождения) и Лидия Чуковская (русский прозаик и поэт, мемуарист, редактор, диссидент). Они писали:
«Академик Сахаров никогда не защищал убийц, а только ходатайствовал о гласности и справедливости суда».
Тем временем попытки дискредитировать академика Андрея Дмитриевича Сахарова и правозащитное движение в целом продолжались. На многочисленных лекциях в сети политпросвещения рассказывалось, что Сахаров и еще человек 50 диссидентов в дубленках и джинсах находились у здания, где проходили заседания по делу о взрыве в Московском метрополитене, пытались мешать отправлению правосудия, выкрикивали злобные антисоветские лозунги. 1 февраля 1979 года был обнародован документ № 81 московской группы «Хельсинки»:
«Приведен в исполнение смертный приговор трем молодым людям, вынесенный в неизвестном месте, в неизвестный день, в обстановке, полной тайны и секретности, Судебной коллегией Верховного суда СССР. Случай беспрецедентный в судебной практике, но указана фамилия лишь одного из приговоренных к смерти, фамилии двух других даже не названы. Все трое приговорены к смерти по обвинению во взрыве в московском метро с человеческими жертвами в январе 1977 г. Невозможно понять, почему процесс по такому обвинению понадобилось проводить в полной тайне, не известив даже самых близких родственников обвиняемых. Ведь взрыв в метро вызвал всеобщее возмущение, и убедительное доказательство вины обвиняемых, если только обвинение располагает такими доказательствами, содействовало бы всеобщему осуждению преступников. Отсутствие гласности и вся обстановка секретности дают основание сомневаться в обоснованности обвинения, в объективности и беспристрастности суда. Ряд лиц, например, утверждает, что С.Затикян вообще не был в Москве в момент взрыва. Является ли такой суд судом в общепринятом значении этого слова?»
На заседании Политбюро 8 июня 1978 года возник вопрос об академике АН СССР, Нобелевского лауреата премии мира в области сохранения мира Андрее Дмитриевиче Сахарове. Генеральный секретарь ЦК КПСС  Брежнев обращается к коллегам по высшему партийному органу:
– На днях товарищ Андропов информировал меня о том, что Сахаров все больше распоясывается, ведет себя по-хулигански… Причины нашего сверхтерпеливого отношения к Сахарову известны. Но все же есть предел. Оставлять его выходки без реакции нельзя… Хулиганство состояло в том, что Сахаров намеревался присутствовать на суде над правозащитником Юрием Орловым, в зал милиция его не пускала, но академик был до того настойчив, что ему грубо заломили руки. Хулиган! В отчете оперативника КГБ написано: «Подстрекательски вел себя у здания суда академик Сахаров, допуская демагогические выкрики по поводу законности и демократии».
После заявлений, осуждающих ввод советских войск в Афганистан, великий ученый планеты Андрей Дмитриевич Сахаров был лишен всех советских наград и премий. В январе 1980 года человека мира из Москвы выслали в Горький, его жена Елена Боннэр добровольно выехала с ним.
В конце 1986 года генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев разрешил им вернуться из ссылки в Москву, что было расценено в мире как важная веха в деле прекращения борьбы с инакомыслием в СССР.
Андрей Дмитриевич Сахаров понимал, что стране нужны перемены, выступал за демократию. При правлении главы государства Михаила Горбачева стал народным депутатом СССР. Он являлся автором проекта Конституции Союза Советских Социалистических Республик.
В память великого человека планеты, лауреату Нобелевской премии мира в области сохранения мира поэт и композитор Александр Градский посвятил реквием:

По черной дороге Россия ступала
Права позапрятаны, и попран был Храм
И в смертные дроги судьба его пала
Кровавыми пятнами на головы нам.

И ныне и присно его не забудут
И в святцах, и всуе его помянут
Последний мессия уходит отсюда
И, не голосуя, его изберут.

События, происходившие вокруг нобелевского лауреата Андрея Дмитриевича Сахарова, меня до глубины души возмущали. К таким людям необходимо прислушиваться и перед их гениальностью преклоняться. Вместо этого его беспощадно травили.

(использована иллюстрация из открытого доступа интернета)