Ласточка

Я всегда хотел дочь. Сына и дочь. Сын у меня, Слава Богу уже есть, крепкий смышленый парень, а дочка так, похоже, и останется лишь мечтой. А ведь она могла бы быть такая красивая, вся в маму. Кареглазая принцесса с лицом-сердечком. В белом зефирно-воздушном платьице с пышной юбочкой. Но Алина не захотела родить мне дочь. Вместо этого она привезла из детдома шестилетнего пацана-колясочника.

      Мы были на грани развода, когда появился он — худенький, бледный, с полуприкрытыми голубыми, какими-то рыбьими глазами. Тонкие белые ручки выглядывали из слишком широких рукавов рубашки. Он сидел в инвалидной коляске, на ступеньке которой покоились его странно маленькие ноги, свисавшие неподвижно и безжизненно. Спина бифида, сказала Алина. Защемление нерва в позвоночнике, из-за которого этот мальчик никогда не сможет ходить сам.

 Я молча смотрел на него, на Алину, суетившуюся вокруг приёмного ребёнка, похожего на выпавшего из гнезда птенца, а внутри у меня была ледяная пустыня. Из-за него у меня не будет дочери, думал я. И жену я скоро потеряю...

      Справедливости ради надо сказать, что шансы на появление у нас с Алиной второго ребёнка были и так невысоки. Первые лет пять-семь после свадьбы всё было хорошо, а потом... Она стала как-то отдаляться. Занялась помощью сиротам. Я постоянно был на работе, а после, когда она увлечённо рассказывала о проблемах благотворительного фонда и его подопечных я... В общем, после стрессового дня в офисе я был совершенно не в силах слушать о каких-то больных детях, да ещё и в деталях. Я много работал, чтобы мы ни в чем не нуждались, и, приходя домой, хотел обнять свою красавицу- жену, умницу-сына, поесть горячий вкусный ужин и посидеть у камина за приятным разговором. На меня же выливался поток возмущения несправедливостью системы сиротства, неправильными диагнозами врачей, что осматривали отказников, грубостью и лживостью органов опеки, препятствовавших устройству детей в семьи. Хуже того — приходилось слушать и о том, каково детям приходилось в неблагополучных семьях, где их били и калечили до того, как они попадали в больницу к няням фонда. Нет, я согласен,что это всё ужасно, но для меня это было слишком. Я просто хотел отдыхать по вечерам.

      Однажды я не выдержал и попросил её уволить меня от всех этих подробностей. Алина немного обиделась, но поняла, и с тех пор дела фонда со мной не обсуждала. Может быть, с того-то и начался наш разлад.

Однажды Алина сообщила, что хочет усыновить шестилетнего мальчика-инвалида. Я отнёсся к этому как к блажи, но, когда понял, что жена настроена серьёзно, рубанул что-то невыносимо банальное, вроде "или я или он". Алина же спокойно ответила, что мы и так собирались разводиться, поэтому она решила спасти хотя бы одного ребёнка из бездушной системы сиротства. Добавила, что будет честна с собой. Я смотрел на неё и впервые в жизни не знал, что ответить. Я понял, что усыновление - не каприз, не прекрасный, но кратковременный порыв, что это было обдуманное и взвешенное решение. И во мне будто что-то щелкнуло. Я не хотел терять Алину, поэтому просто кивнул и сказал: "Хорошо".

      Алина, моя Алина. Ласточка моя. Красавица. Моя любовь, самая сильная. Мы познакомились на дне рождения у друга. Отмечали в коттедже на берегу озера. Именинник заказал закуски и мясо для шашлыка, я купил вина и кое-чего покрепче. Помню, несли с парнями сумки, обсуждали недавний футбольный матч, предвкушали предстоящий праздник, общение с девушками. Слава всё уточнял, точно ли будут девушки и красивые ли. Эдик, виновник торжества, смеялся и уверял, что будут и что красивые.
Я чуть не оставил часть новых брендовых джинс на живописной коряге, встречающей гостей, прогрохотал с покупками через участок и, взлетев веранду дома, поставил на деревянный, крытый холщовой скатертью стол пакет с алкоголем. Раздался характерный звон, когда бутылки стукнулись друг об друга; я потёр пальцы, на которых отпечатался след от ручек сумки, и в этот момент из комнаты выглянули девчонки. Тогда-то я и увидел Алину впервые — тёмные волнистые волосы до плеч, лицо сердечком, огромные карие глаза со смешливыми искорками, маленький, но сочный рот, похожий на бутон цветка — и сразу влюбился. Такой красавицы я не видел никогда.

      Алина оказалась младшей сестрой именинника. Весь вечер я ухаживал за ней, так, что Эдик пошутил, что я приехал к ней, а не к нему. А я не мог скрыть того, насколько очарован. Уезжая, я пригласил девушку на свидание. К моей большой радости Алина согласилась, и мы начали встречаться. Встречались мы два года, затем поженились, и всё было очень хорошо. У нас была красивейшая выездная регистрация у того же коттеджа, где мы познакомились. Наша свадьба была потрясающе красивой: синяя гладь озера, зелень травы, арка в белых цветах, мы в белых одеждах. Роскошная церемония. Даже захотелось снова полюбоваться нашими свободными фотографиями.

      Я посмотрел на часы - полпятого вечера. Что-то Алина с мальчиками задерживаются. Я вздохнул, подошёл к шкафу и вытащил наш семейный альбом. На обложке — наше фото вдвоем: я, моя красавица-жена и великолепная природа вокруг.

Пролистав свадебный альбом, я взял другой, хранящий фото нашей семейной жизни. Налив себе виски на два пальца, я уселся в кресло, положил альбом себе на колени, погладил обложку. Руки ощутили приятную зернистость натуральной кожи цвета темного шоколада. Альбом был большой, тяжедый, посередине обложки — овальное окно для фото. На нём мы с Алиной в Париже. Медленно листая страницы альбома, я вспоминал всю нашу жизнь. Я водил любимую в рестораны и кино, дарил украшения и наряды, мы ездили в отпуск, в самые красивые города и лучшие отели. Вот Алина в Турции, на берегу моря, у дерева, сплошь покрытого ярко-розовыми цветами; в Греции, у белого домика с синими ставнями и дверью; в маленькой бухте, сидит на изрезанных морем светлых камнях, на фоне изумрудной воды. Алина в Петергофе, в длинном платье, ни дать ни взять — царевна! Алина в Париже, на знаменитой площади Трокадеро, а позади возвышается Эйфелева башня. В Испании, в удивительном парке Гуэль. Я окружал её красотой.

      Фото с выписки сына. Когда родился наш Андрей, я был на седьмом небе. Улыбчивый пухлый младенец и нежная молодая мама. Чудесные кадры. Ни беременность ни роды ни капли не испортили красоту Алины. Наш малыш рос, становился симпатичным и умным мальчиком. Я был счастлив, что у меня есть всё, о чем может мечтать мужчина: бизнес, недвижимость, красивая жена и сын. Для полноты картины не хватало лишь очаровательной маленькой принцессы. Но в какой-то момент Алина вдруг увлеклась благотворительностью, стала помогать сиротам. Сначала я не был против, дело это хорошее, хотя и не совсем понимал зачем ей погружаться в это всё так глубоко. Зачем ходить дежурить с сиротами в больницу, можно же просто перечислить деньги на работу нянь... Впрочем, ладно, если хочет, пусть, думал я. Но, когда она стала говорить об усыновлении, я отказал. Я не мог представить, что в моем доме будет жить чужой ребёнок. Тем более сироты — это часто дети больные или же из неблагополучных семей. Благодаря волонтерскому опыту Алины я знал это наверняка. Кто-то из них в моём доме? Я представлял себе ребёнка озлобленного, дикого, тупого, не поддающегося никакому воспитанию. Вспоминались всякие страшилки про гены убийц и алкоголиков.
В то же время я понимал, что это — переломный момент и мой единственный шанс все исправить. У замужней женщины больше шансов получить заключение о возможности усыновления, чем у матери-одиночки, поэтому мы должны были сделать это вместе.

      Алина ездила знакомиться и общаться с мальчиком. Что интересно, наш сын, Андрюха, сразу принял и поддержал эту идею.

И вот наступил день, когда Ваню — так звали мальчика-инвалида — привезли к нам. В первый вечер всё прошло тихо. Андрей показывал новоиспеченному брату свои игрушки, потом они вместе порисовали, а Алина хлопотала вокруг них, предлагая то стакан сока, то тарелку сырников. На второй день начался ад. Ваня постоянно плакал, не помогала ни ласка, ни уговоры, ни мультики. Андрюха, отчаявшись отвлечь приёмыша, убежал во двор, и я ему дико завидовал. После обеда Иван заснул, и мы выдохнул с облегчением. Но к вечеру он начал орать снова, и орал до ночи. В понедельник утром мы с Алиной сидели на кухне, оба бледные, невыспавшиеся:

      — Как ты, справишься тут одна? — спросил я. — Может, няню?

      — Не надо, спасибо, — ответила она. — Он всю жизнь с нянями. Я сама должна быть рядом.

      Я кивнул, на секунду сжал изящное плечико жены и ушел. Вечером меня снова встретил рёв и измотанная Алина. Раздражение обожгло меня:


      — Опять? Чего он орёт-то? Зачем ты вообще взяла его? Ведь хорошо жили...

      — Ты не понимаешь? — устало ответила она, доставая из холодильника мороженое и смешивая его с соком. — Мне плохо, а ему в сто раз хуже. Он должен выплакать все, что накопилось за шесть лет, когда он был никому не нужен. Я выдержу это.

      Голос Алины был спокоен и твёрд. Она сделала два коктейля и понесла в гостиную. Через полминуты наступила благодатная тишина. Я заглянул в комнату: мальчики увлечённо тянули напиток из трубочек. Алина глядела на них и улыбалась.
Вскоре я столкнулся с новой стороной усыновления — мнением общества. Соседи, просто знакомые люди подходили, расспрашивали о Ване, говорили, что мы огромные молодцы. Мне это было крайне странно, я думал, будут шушукаться за спиной, отворачиваться, будут спрашивать зачем мы усыновили инвалида. Но ничего такого не было. Соседка Зоя Алексеевна, мама которой в детстве чудом выжила в страшной блокаде Ленинграда, а дядя, её младший брат, погиб, как-то подошла, когда я выходил из местного магазина и заговорила:

      — Я слышала, вы мальчика взяли, сироту...

      Я сдержанно кивнул. Неловко было принимать благодарности за то, что не было моим решением.

      — Это всё Алина, — как обычно в таких случаях пробубнил я и повернулся было к машине, но Зоя Алексеевна мягко положила ладонь мне на руку:

— Спасибо Вам. Вы большое дело делаете.

      Я взглянул на женщину и увидел, что глаза её влажны от слёз:
      — Деткам очень плохо без семьи, очень. Я ведь тоже малыша усыновить хотела, когда наша выросла. Да муж не дал. Ходила, смотрела через забор... Такой мальчишек хороший был. Всё думаю, как он теперь...

      Я заморгал, не зная, что сказать, а соседка сунула мне в руки кулёк:

      — Вот, возьми, это мама напекла. В детдоме-то он домашней выпечки не ел.


Потихоньку всё стало налаживаться. Ваня стал поспокойнее, плакал всё реже. Алина говорила, это потому что он понял, что мы теперь его семья, и не отдадим его обратно, даже при самом плохом поведении. Что многие приёмные так делают, подсознательно как бы проверяя новых родителей. Как-то раз я купил ему набор Лего, похожий на тот, который в его возрасте любил Андрей. Покупка оказалась удачной — Ваня увлечённо собирал конструктор по инструкции, потом строил что-то своё. Алина была очень рада и благодарно улыбалась мне, а я был рад, что рада она.

      Я и сам привык к Ване. Он оказался неглупым парнем, с лету усвоил правила игры в шахматы, и мы стали устраивать целые турниры с ним, Андрюхой и моим папой, который ради такого дела достал свои вырезки с шахматными задачами. Играли целыми вечерами! После одного из таких вечеров Алина подошла ко мне и впервые за полгода обняла.

      Во всех этих хлопотах мысли о разводе как-то сошли на нет. Наступило лето, и мы решили свозить мальчишек к морю. Взяли двухкомнатный номер в хорошем отеле, и, как само собой разумеющееся, заселили пацанов в отдельную комнату...

      На море Ванька просто расцвёл. Он и так потихоньку набирал дома вес, а тут ещё и загорел. Светлые волосы чуть выгорели на солнце, а глаза сияли синими звёздами. Он активно участвовал в вечерней анимации, полюбил "Мафию", а во время квестов вместе со всеми ездил на своей электрической коляске в поисках заданий. Надо сказать, что и дети приняли его в компанию без проблем, а девочки уделяли внимание, заботились. Оно и понятно, сын-то у нас симпатяга!

      А по ночам, игнорируя кондиционер, мы распахивали окна, чтобы надышаться соленым морским воздухом, налюбоваться крупными и яркими южными звёздами. Там, в номере отеля и произошло наше воссоединение.
Через два месяца после поездки Алина, лукаво и нежно улыбаясь позвала меня в ванную комнату и сообщила, что беременна. Мы тут же встали на учёт и первый скрининг показал, что, скорее всего, будет девочка. Алине было немного страшно — всё-таки третий ребёнок, но я уверил, что мы справимся, что я буду помогать. Крепко обнимая любимую,я думал, что очень счастлив. И ещё — вдруг вспомнилось вычитанное давно, в детстве, в журнале о животных: ласточки — сильные птицы.

      Через год мы устроили фотосессию. Пять человек: я, Алина, два сына и красавица-дочка, кареглазая принцесса в белом зефирно-кружевном платье.