Желание чиновника

Старый бедный чиновник, Павел Фёдорович Глухин шёл по морозному Санкт-Петербургу. Сегодня воздух был особенно холодным, чем в прошлые дни, даже тонкое пальто и шляпа, какую носят все чиновники России, особо не помогало. О чем думал Глухин, идя по пустой набережной столицы, когда снег медленно падал на его лицо? Возможно о деньгах, возможно о высшем чине, а возможно об славе. Бог его знает и только бог ведает, однако Глухин был из тех чиновников, которые с лёгкостью в душе возьмут взятку, чтобы нажиться и купить себе новенькую трость, иль новенькую немецкую шубку для любимой жены. А возможно саблю для старшего сына и новое розовенькое платье для младшей доченьки. Конечно, должность простого коллежского советника не радовала властного Глухина: он хотел большего и упорно работал, беря взятки и участвуя в пограничных аферах. Да, для него это работа. А что в наше время не работа? Работа для всех своя, для Глухина работа взятки, для Канцлера Слабоумова - работа круглосуточно ходить в театры, на новые и старые оперы, забывая об своих обязанностях. Так можно ли судить нашего героя за его работу? Это решать читателю, однако автор должен продолжить историю. Наш герой, в этот момент, продолжал неспешно, расслабленно, идти по ночному городу, однако в этот момент, неожиданно, на снегу, перед собой, он рассмотрел страненькую бархатную бумажку, на которой, тоненьким, но до чёртиков прекрасно ровным, явно женским почерком было написано: «Гадай желанье, барин, но за последствия ручайся на свою голову. Строго не суди, будь благоразумен, жертву отдавай!»
- Вот же чепуха. Эгей этих чёртовых сумасбродов! Делать им нечего, шутники! - Павел Фёдорович пнул снег, на котором лежала бумажонка, однако эта же великолепная бумажка, по ветру поднялась в воздух, попав прямо в лицо разгневанного чиновника. Оторвав от своего рта бумажонку, Глухин снова, недоверчиво прочел написанное, повторив свои слова, однако сам не понимая, зачем, решил загадать желание.

– Хм... Гм... Уг... Хочу, пожалуй, двести тысяч ассигнациями! - Ничего не произошло и ещё более разгневанный Глухин продолжил свой путь, закинув бумажку в карман.


На следующие утро Павел Фёдорович проснулся, быстренько оделся, посмотрел в зеркало: старые его щеки покрылись морщинами да прыщами, а седена на бакенбардах делала лицо ещё более худым, чем оно было на самом деле. Глухин приказал дворовой девке накрыть блинов, да чая на стол, что она послушно сделала, а после Глухин, с женой Верочкой, двумя сынками: старшим Васенькой и младшим Геной, сел за стол.

- Верочка, а где Юленька? - Спросил Глухин, жадно поедая блин с политым сиропом, да запивая это дело чаем.

- Не видела я её сегодня, может опять встала рано, да гулять с этим соседским мальчишкой пошла?

- Может. Как придёт, скажи, что наказана и останется без ужина! Не стоит ей шататься со всякими дворняжками. - Глухин до завтракал и принялся собираться на пост. Вначале надел белую рубашку, потом сюртук, завязал ремень и накинул шляпу.

- Павел Фёдорович, Павел Фёдорович!! - Послышался голос дворовой девки, а после неё, сразу же, крик жены.

- Да чего ты разоралась, что опять произошло?

- Юленька, Юленька... Павел Фёдорович, пойдёмте, пойдёмте! - Глухин недоумевая отправился вслед за девкой. На пороге дома он увидел тело бедняжки Юленьки. Оно было холодным, глазки девчушки смотрели в потолок. Жена Глухина рыдала, да потирала глаза, а сыновья, ничего не понимая, смотрели на это дело с любопытством.

- Ну тебе и утречко... - Произнёс Глухин. Жене и Девке он приказал отправляться по комнатам, а сам, отправился на улицу, звать подвозчика, да лакея Максимыча, чтоб они отвезли тело куда надобно. Однако тут то он и обомлел: выйдя из дома, он увидел возле калитки во двор, как лакей Максимыч, да подвозчик Саныч, жадно собирали огромное количество ассигнаций и клали их в карман.

- Эгей, разбойники! Вы что творите, что творите? Негодники, да я вас сейчас... - Павел Фёдорович уже было хотел взять лопату, да вломить негодникам как следует, как они, увидев барина, повыкидывали всё ранее набранное из карманов и жадно отступили от ассигнаций.

- Так-то лучше! Это-ж работает получается... Работает! Ещё как работает! - Глухин, приказав слугам взять, да отвезти труп, начал жадно купаться в ассигнациях: перебирать их, грузить в тачку и завозить в дом. Это дело продолжалось до самого вечера, пока Глухин, уже изрядно измотанный, не достал заветную бумажонку снова.

— Юленька - то, была ещё той лентяйкой. Вот и поделом ей! Будет знать, как лентяйствовать! - Начал Глухин. - Бумажонка, Бумажонка, хочу, чтобы Император наш подарил мне дворец в центре Петербурга! - Он положил бумажку в карман, да довольный отправился в комиссию, к Канцлеру Слабоумову. Дойдя до центра города и войдя в здание высшей комиссии, он отыскал взглядом Канцлера, а после ехидно подошёл к нему.

Думаю, читатель должен знать, что из себя представлял Канцлер Слабоумов: внешне он был виден, ни худ, ни толст, с круглым лицом. Был он, кстати, молод для своей должности, всего сорок шесть лет. Был, само собой, богат и властен, что положено Канцлеру. Он, само собой, частенько перекладывал свои обязанности на помощников, а сам, с иностранными гостями, посещал театры, музеи, картинные галереи, оперы и много чего другого, что популярно в наше время.

- Приветствую, почтенный Господи. Чего вам надобно сегодня? - Сказал Слабоумов, сняв шляпу.

- А я, дорогой мой Слабоумов, решил приобрести новую партию душ! - Глухин лишь немного приподнял шляпу и с насмешкой посмотрел на Слабоумова.

- И сколько же, если не секрет?

- Пятьсот!

- Как пятьсот?! Не может быть! Не верю, не верю! - Начал Слабоумов. - Откуда деньги, признавайтесь! Взятку взяли? Так я вас сейчас быстренько отправлю во взяточную комиссию! Долго сидеть будете, долго!

- Не горячитесь, дорогой Слабоумов. Не горячитесь. Деньги мною честно заработаны, клянусь головой и сердцем.
 
- Ну а куда же вы будете крестьян селить? У вас же скромное имение!

- Куда селить? Так отправлюсь в Херсонскую Губернию. Я слышал, что там бесплатно раздают земли. Вот там я и построю новенькую деревушку для них, назначу губернатора, а сам двинусь обратно в Петербург!

- Смотрите мне, смотрите! Я теперь буду за вами наблюдать, о каждом шаге узнаю! И узнаю, откуда же вы на самом деле взяли деньги!

- Следите сколько вам угодно, Слабоумов. Но добра от меня не ждите за свою подозрительность. - Так Глухин и распрощался с Слабоумовым, на плохой ноте. Павел Фёдорович не любил Канцлера, называя его «Старым Слубоумным дураком»
На следующее утро Павел Фёдорович проснулся, по привычке приказал накрыть на стол и уже за столом понял, что не хватает младшего сына Генку.

- Вот так повезло! Дурачок пропал слабоумный! Он мне никогда не нравится, бог с ним! Меньше ртов в доме. - И действительно, спустя ровно час его жена обнаружила Генку, мёртвого, прямо в своей комнате. В это же время почтальон принёс письмо. Увидев печать его величества, Глухин вздрогнул. Руки его затряслись, и он кое как открыл письмо.

«Уважаемый Павел Фёдорович Глухин. Указываю, со своей великою душою, предъявить вам права на мою усадьбу в Мещино. Благу вас пользоваться даром моим благородно и разумно.» - Казалось бы такое коротенькое письмецо, однако герой наш был неимоверно рад от прочитанного. Он сразу же приказа слугам начать перетаскивать вещи, а семье готовиться переезжать во дворец. В новую усадьбу он отправился незамедлительно: сразу же собрал свои скромные пожитки и бросился к подвозчику. А меж тем, езжая по заснеженным столичным уличкам, он уже, протирая руки, доставал из кармана заветную бумажонку.

- Эгей, Чудо - Бумажка... Даруй-ка мне славу необъятную. Чтоб знал меня каждый государь, каждый крестьянин и каждый дворянин! - Глухин уже понимал, что желание его незамедлительно исполнится, а потому был весь в нетерпение. Спустя примерно двадцать минут езды он заметил, что прохожие начали странно смотреть на него, многие выглядывали из домов и выкрикивали его имя.

- Работает, работает! Хвала ты божья, работает! - Кричал на всю улицу Глухин.

- Чтоб ещё загадать? Хм... Нужно подумать. А, вот, придумал! Хочу стать Канцлером! - Глухин почесывал руки, был в диком нетерпение, однако опомнился и принялся сохранять спокойствие.

- Ай... Что-ж ты творишь, Саныч! Разбойник! Езжай-ка ровней! Ровней я сказал! - Бричка, в которой ехал Глухин, подскочила на кочке и чиновник ударился головою об потолок.

- Будь ты проклят! Сколько раз я тебе говорил, чтоб ехал ровней, а ты. А? А? Постоянно я головою бьюсь об чёртову крышу из-за тебя! Вот приедем во дворец, так я сразу тебя уволю, чертёнок!
- Что-ж ты, барин, Что-ж ты, а? Я-ж не специально, я-ж не хотел!

- Ну вот! Будешь знать! А теперь езжай молча, я ещё подумаю, увольнять тебя, иль нет! - Все оставшееся время поездки подвозчик молчал и уже через несколько минут чиновник прибыл на Мещинскую, где и располагался царский дворец.

Глаза старика поднялись на лоб, руки затряслись, а голос задрожал, в изумление.
- Это... Это-ж моё теперь все... Господи! Спасибо боже, за такой подарок! - Говорил Глухин, вытирая со своих старческих щёк капельки слез.

Весь оставшийся день Глухин получал повозки со своими вещами из дома. Он был никем, но стал всем, благодаря небольшому подарку судьбы. Так считал чиновник, но так ли это было на самом деле? Читатель решит, однако, автор должен продолжить историю о быте нашего героя: весь вечер он провел за осмотром дворца. Комнат было так много, что казалось, уйдут недели и месяцы на осмотр каждой, однако герой наш умудрился просмотреть все за пару часов. Он нанял дворовых слуг, которые принялись подготавливать дом, а сам, после небольшой трапезы, в ходе которой он выпил несколько бокалов дорогого вина, купленного на желанные им ассигнации, а после, как свободный от всех проблем барин, отправился спать.
На следующее утро он встал все таким же радостным: приказал слугам накрывать на стол, хорошенько позавтракал, а после решил прогуляться по центру Петербурга, да посалить деньгами. Сегодня утро выдалось особенно холодным, из-за чего чиновник ни раз пожалел, что не взял с собой варюшки, однако возвращаться он не хотел, желая отыскать, что прикупить. Купил бочку немецкого пива, да приказал местному подвозчику доставить её во дворец. В следующем ларьке купил он гордого Польского коня, чёрного цвета. Конь был дорогой, даже очень, однако Глухина не останавливали цены. В последующий раз он купил мешок дорого сала, какие-то ароматные цветы, которые буквально перебивали любой запах, прекрасные французские духи и мешок каких-то пряностей, которые, по заявлению продавца, имеют необыкновенный вкус. Однако, дойдя до конца улицы, так сказать, оказавшись в самом бедном, по меркам столицы, местечке, он случайно заметил больно похожее лицо. Подойдя, он увидел грустного человека, который сидел возле одного из домиков, прося милостыню.

- Добрейший государь, подайте копейку! - Голос мужика был хриплый, он явно был чем-то болен.

- Слабоумов?! - Вскрикнул, не проверив своим глазам Глухин.

- Глухин? Это Что-ж, ты что-ли? Тебя не узнать прямо.

- Слабоумов, ты Что-ж тут забыл? Ты-ж не должен тут находиться то, Эгей!
- Ну-с, Глухин, забыл что-ли? Или посмеяться пришёл? Так я тебе напомню, но ты не смей смеяться: уволили меня. Бог знает, кто там теперь новый Канцлер, но меня вот уволили.

- Ну... Со всеми бывает. Не грусти, держи копейку. - Глухин сменил тон, достал из кармана копейку и бросил её в тарелочку Слабоумова. Бывший Канцлер поклонился. Вид его, конечно, вызывал у нашего героя полное отвращение: густая седая борода, грязные волосы, прыщи на все лицо, ужасный запах от одежды и невыносимо больные глаза. Однако это мало интересовало Глухина, из его головы не выходила только одна фраза: «Тебя не узнать прямо.» - Что он имел ввиду? Глухин не мог понять, пока не посмотрел в витрину одного из магазинчиков: в отражение он увидел не себя, а старого, сморщенного, дряхлого старика, которому смело можно дать сто лет отраду. Он отступил, побежал со всех ног домой. Люди странно смотрели на него. Кто-то пытался его остановить, догнать, выкрикивал его имя, называл Канцлером, однако он не хотел говорить, он хотел скрыться, далеко-далеко, так, что его никто не увидит, никто не найдёт и не потревожит.
Через пару минут он уже был дома, один, разве что слуги были кроме него в этом доме, но что с них проку?

Последние несколько недель бедный чиновник провел у себя дома, наслаждаясь роскошью. Однако все это быстро надоело ему: есть одному за столом, без семьи, как прежне, стало просто невыносимо. Он пытался завтракать со слугами, но все это было далеко не то. Он провалился в пропасть, из которой выбраться не мог. Что ему оставалось? Днями смотреть в окно, изредка выходить во двор, чтобы наполнить лёгкие свежим воздухом, да и потосковать о прошлом. В один из вечеров Глухин настолько отчаялся, что аж заплакал. Подобное было ему не свойственно: он вообще не помнил, когда в последний раз плакал. Может год назад, а может и двадцать лет. Бог его знает. Тут, сидя за столом, в пустой огромной комнате, которая освещалась лишь парой свечек, он вспомнил, что в кармане лежит та самая проклятая бумажка. Тут ему в голову пришла дельная мысль.

- Эгей, проклятая бумажка! Исполнил-ка моё последнее желание! Хочу, чтобы все было как прежне... - Тут в глазах его потемнело, он опрокинул голову назад.
Так и остался старый Глухин сидеть на стуле, но уже не дыша. Конечно, желание его исполнилось, все стало как прежне: Слабоумов вновь стал Канцлером, жена и дети его вернулись, люди позабыли имя Глухина, а Император вернул себе дворец. Что стало с той бумажкой, которую бедный чиновник подобрал на улице в ту зимнюю ночь? А кто его знает. Может быть она навсегда так и осталась лежать в кулаке мёртвого Глухина, а может быть она нашла себе нового владельца? Боюсь этого автор не знает, как и не знает, куда отправился Глухин в свое последнее путешествие.