Следы на камнях Глава 8
26 августа 2020
Будильник раззвонился ни свет ни заря, и привыкший высыпаться всласть Брага сгоряча обозвал бедный хронометр нехорошим словом. Лишь осознав: он сам накануне решил сегодня быть на службе пораньше, вскочил, кое-как умылся, не стал дожидаться, пока супруга испечет традиционные оладьи и заварит кофе, наспех выпил чаю с половинкой горбушки батона и встал из-за стола. Супруга со слезами на глазах воззвала: «Тишенька, ты хоть с собой возьми!», но он уже сбегал по лестнице.
По дороге старший следователь мысленно видел себя бегущим с «Калашом» наперевес во главе взвода спецназовцев к белому броневику, откуда навстречу героям летят трассирующие пули. И в кабинет не вошел, а вбежал рысцой, чтобы успеть поднять трубку. Звали к шефу.
– Многовато спишь, дорогой! – приветствовал помятого, небритого трезвенника выпивающий начальник.
Брага не поверил глазам: Серега, намедни только на его глазах дважды отрепетировавший, выглядел не в пример лучше – свеж, бодр, гладко выбрит и благоухает не ожидаемым перегаром, а отличным одеколоном.
– А скажи-ка, будь так добр, где ты раскопал свою вчерашнюю находку?
– Есть у меня источники… – на всякий случай начал майор из туманного далека, и не ошибся.
Случай оказался как раз из таких – всяких.
– Источники бывают разные, – перебил полковник, – Припомни - попадались тебе в счастливом детстве плакатики санстанции: не пей, человече, воду из открытых водоемов? А то можно и понос заполучить…
– Почему – понос? – упавшим голосом спросил подчиненный, уже понимая: дело швах, - Какая санстанция?..
– Да, можно понос, а можно и по носу. А также по морде, уху, сусалам и… догадываешься, по чему еще?
Поскольку догадок не последовало, командир продолжил:
- По погонам, товарищ младший советник юстиции, по погонам. По ним, родным, - старший советник выдержал паузу, давая младшему осознать глубину ошибки, и провел нокаутирующий апперкот, - А всего больнее – по кошельку!.. Ты с кем воевать собрался?
– Почему – воевать? – дурацкое «почему» прилипло не хуже пресловутого банного листа, – Я ни с кем…
– Короче. Номер твой я пробил. Этот микрик – собственность центра реабилитации афганцев, с чеченцами заодно. Понимаешь?
– Афганцев?
– Тиша, не тупи! Я коротко говорю, полностью там – язык вывихнешь. На, почитай… и не приставай к нормальным людям. Ищи дальше, не ленись и не отвлекайся на всякую дребедень, типа твоих баб аптекарских. Докладывать не забывай.
Чтобы понять ощущения котенка, натыканного носом в свежую лужу собственного производства, на четвереньки у писсуара становиться не обязательно. Достаточно вот такой аудиенции.
Криво оторванная полоска факсовой бумаги содержала короткую официальную справку. Согласно данным… автомобиль марки… еще несколько строк, и самая важная фраза: «Владельцем вышеупомянутого транспортного средства является Государственное учреждение «Региональный центр медицинской реабилитации, социальной адаптации и реинтеграции бывших воинов-интернационалистов и инвалидов войны».
Далее следовали адрес простой и электронный, банковские реквизиты, телефон, факс, фамилии, имена и отчества директора и главного бухгалтера, их контактные телефоны и тому подобное; дополнительно мелким шрифтом указывалась возможность нахождения и при необходимости лечения в центре «членов семей лиц, относящихся к основному контингенту».
«Пальцем в небо, – подумалось Тихону Савельевичу, – выражение не совсем точное. Гораздо точнее будет «Пальцем в жопу». Ну, бизнесмен, погоди! И ты, следак хренов, тоже хорош – обрадовался, расслабился… какой кайф – ни самому бегать не надо, ни участковых напрягать… наш торгаш быстренько подмажет где надо, и дело с концом – нате, получите и распишитесь. Вот и получили, и расписались… хорошо, хоть соплями, а не кровью».
По ходу представил, каким мог получиться так живо воображенный полчаса назад «перехват» с привлечением спецназа, ОМОНа, ГИБДД – множества вооруженных людей и десятков единиц спецтехники. Недавняя умозрительная картинка дополнилась подробностями: он с автоматом (пистолетом, пулеметом) распахивает дверь покорно остановившегося фургона, а оттуда вываливаются стонущие и почему-то окровавленные интернационалисты и члены их семей. Все это снимают вездесущие телерепортеры... Ужас! Спасибо, друг Сережа, уберег от позора.
Просто, говоришь… ну-ну. Сейчас я тебе… Следовательский палец, начавший набор торгашеского телефона – в свою очередь ткнуть носом следующего по ранжиру котенка, как бы сам собой нащелкал другую комбинацию. «Как там шеф сказал намедни? Не проверишь – не узнаешь?»
Ответил приятный женский голос, без запинки и вывиха проговоривший наименование регионального и так далее центра. Тихон назвался, не менее подробно перечислив все без исключения данные своей организации, и попросил соединить его с заместителем директора по автомобильной части. Или транспортной. Готов ждать, пока найдут – хозяйство немалое, территория обширная, правда?
– У нас такого нет. А по какому вы вопросу?
«А вот это, барышня, не вашего ума дело», – очень хотелось сказать будущему пенсионеру, но такая фраза грозила осложнить и без того непростую жизнь. К счастью, «барышня» поняла наступившую паузу правильно и продолжила:
– Если вас интересуют материально-технические либо экономические стороны деятельности нашего учреждения, то рекомендую обратиться в административно-хозяйственный отдел. Их телефон…
Шестерка помощников одного английского разведчика, в качестве хобби писавшего стихи и сказки*, больше века верно служит сыщикам всех стран. О них на юридических факультетах лекций не читают, а надо бы. Первых пять Брага решил пока не тревожить, начал с шестого. «Кто?», «Что?», «Где?» «Как?» и «Почему?» подождут. Его интересовало «Когда?»
– Доброе утро, уважаемый Валериан Захарович! – начал он разговор с человеком, отвечавшим в инвалидном центре за умывальники, матрасы, окна, крыши, а также резину и бензин, – Отвлекаю от насущного, но так уж вышло, не обессудьте. Следственному комитету крайне необходима ваша помощь…
С этого момента ясное солнечное утро для одного из участников разговора перестало быть ясным и добрым, превратившись в мрачное и хлопотное.
«Да, этот автомобиль действительно у нас. На ходу машин такой категории четыре, правда, «Транзитов» из них только два – один постарше, а этот, беленький – только-только обкатан. Хороший аппарат, многоцелевой, и экономичный к тому же. Ему и года нет. Нет, покупал не я. Мы его вообще не покупали! Почему не может? Очень даже бывает… не забывайте – у нас ведь организация хоть и государственная, но существует в том числе за счет благотворительности, пожертвований… да, и машины дарят, вы не поверите.
Вот именно, как раз этот красавец… Когда?.. не надо никуда смотреть, я и без бумаг прекрасно помню. Сегодня ровно неделя». Как мало порой человеку надо для счастья! Нудевший в ушах майора с момента выхода от начальства траурный марш сменился победными фанфарами.
Фургончик, уже подготовленный к поездке, в ту же минуту сняли с рейса и отогнали на скрытую от любопытных глаз площадку – и довольно скоро из средства передвижения он превратился в вещественное доказательство. Наспех собранная Брагой команда экспертов изначально настроилась весьма скептично – ну что, скажите на милость, можно найти в машине, неоднократно от крыши до колес выкупанной мощными струями воды с изрядной примесью моющих и дезинфицирующих средств, снаружи и особенно изнутри?
И тем не менее человеческий фактор в лице лысеющего сыщика не остался без вознаграждения. С четверть часа понаблюдав за возней криминалистов, безуспешно пытавшихся отыскать волоски-отпечатки недельной давности, Тихон дважды обошел белоснежного «красавца», а потом подозвал Зайца и предложил снять задние фонари.
– И что бы вы хотели с этих стеклышек? – ехидно поинтересовался криминалист.
Через минуту сарказм сменился азартным возбуждением: по невидимым с внешней стороны краям белых фонарных ниш при внимательном рассмотрении обнаружились тоненькие полосочки, скорее не полосочки, а их остатки, но – другого цвета. Красные. Тип краски, способ нанесения и последующего удаления прояснятся позже, но главное уже налицо: именно этот фургон недавно имел на бортах полосы и, вероятно, надписи «Медицинская служба». Ну, Серега, готовь приказ…
– Конечно, все документы имеются, – завхоз, именовавшийся, как и все здешнее заведение, длинно и путано, был готов заплакать. Шутка ли – только что обретенную безотказную повозку отнимали, и неизвестно, когда вернут, да и вернут ли вообще, – Пройдемте в кабинет… Вам нужен договор?
– Нет, – категорично заявил Брага, – Мне нужна фотография этой женщины.
– Женщины? Откуда вы знаете?!
Работа такая, полагалось ответить доблестному следопыту. При этом следовало скромно улыбнуться и придать лицу утомленно-загадочное выражение. Поскольку лишнего времени не было, он обошелся без антуража – попросил для ознакомления все дарительные бумаги. Сам договор дарения, технический паспорт с номерами шасси и мотора отложил в сторонку, а вот копия документов дарителя – как раз то, что нужно.
Вот и пришло время остальным помощникам, а именно «Кто?», а потом и «Где?» К сожалению, размытое изображение женского лица не позволяло установить даже цвет волос и глаз, ибо являлось черно-белым, удалось извлечь лишь точное имя, возраст и гражданство. Последнее, увы, не местное – в пользу инвалидов расщедрилась иностранка. Кое-чем хотели помочь, а вместо того дополнительно озадачили участники приемки – главный механик и водитель.
– Эта дама, понимаете…
– Блондинка, лет тридцати пяти - сорока, среднего роста, прическа короткая, очки дымчатые, одета по-деловому, в маске?
– Откуда вы знаете? – хором опешили очередные дилетанты, сраженные майорским профессионализмом.
– А вы о чем хотите сказать?
– Понимаете, мы ей даже посоветовали зайти к нашим докторам – показалась совсем больной.
– В чем это выражалось?
– Все время кашляла, и голос…
– Хриплый?
– Нет, скорее гнусавый такой, в нос. И глаза слезились.
– Она же была в очках?
– Ну да… вот так приподнимет, промокнет…
– Пошла?.. В смысле, к врачу?
– Нет, сказала, сама справится.
– А на чем она уехала? Такси?
– Нет… вернее, мы не видели – за ворота вышла, и все…
Царские подарки и принимать следует по-царски, в том числе без лишних вопросов. Джентльмены таковых даме и не задавали. Браге, джентльменом себя не считавшему, на их месте стало бы любопытно, с какого рожна литовской мадам взбрело отдать новенький микроавтобус кому бы то ни было и данному центру – в частности? Как выяснилось, примерно об этом спросил дарительницу шофер, которому предстояло презентом управлять. Ее ответ майора не удивил: «Просто захотелось помочь людям». Молодец, что скажешь… И ничего особенного – может человек немного побыть вот таким – просто щедрым, благородным, бескорыстным? Да, может. Каждый человек имеет право быть любым. В пределах законности, разумеется.
Итак, дама литовская, фирму якобы представляет польскую… сведений о месте проживания либо регистрации в городе, области, да и в стране нет. Очередной тупик?
«А будь ты, лично Тихон Брага, на ее месте? Не дай боже, конечно, но все-таки?» И следователь отправился к двум представительницам прекрасного пола, худенькой и кругленькой. Донельзя занятая тощая пожала плечами, скривилась – мол, не стоит и отвлекаться на подобную мелочь, а полненькая без лишних слов и мимики отложила бутерброд, пощелкала по клавишам и выдала результат.
Данута Петрейкиене, прибывшая в Санкт-Петербург семь месяцев назад, несколько раз меняла место официальной регистрации, а именно – переезжала из одной гостиницы в другую, от «Дашковой» до «Пятого угла». Дважды продляла срок пребывания в стране, серьезных затруднений при этом у нее не возникало, ибо мадам по профессии художник, и приехала с целью сугубо, так сказать, живописной. На исходе первого срока обратилась в мэрию, попросила предоставить помещение для мастерской, а также выставочного зала; вопрос пока не решен. Волокита, черт возьми!.. или, на ее языке, «Делсимас, велнияс!»
Госпожа, судя по фамилии, замужем, правда, панаса Петрейкиса при ней не наблюдается... во всяком случае, официально.
Ну и что? Ну и все – звони в «Угол», уточняй наличие дичи в логове, собирай егерей с собаками, и вперед, под стук копыт и пение охотничьего рога… Позвонить-то позвонил, но прибалтийской художницы в заезжем дворе не оказалось. «Да, значится у нас такая… номер снят до конца месяца… когда?.. подождите минутку, позову старшего администратора… Мы сообщаем обязательно… только ее сейчас нет… да, бывает, часто… когда будет?.. трудно сказать определенно…»
Все ясно. Мадам формально снимает номерок, обеспечивая себе юридическую крышу, и свободно гуляет, где вздумается, подобно кошке того самого лазутчика-поэта. Практика не новая, и применяется не только у нас. Причем применяется совсем не обязательно преступниками – поступая так, человек никаких законов не нарушает. Вот теперь тупик... И тут Брагу осенило. Сбегал в буфет, прихватил пару шоколадок поувесистей и собрался было в компьютерную комнатку, но отвлек начальственный звонок.
– Ну, какие новости?
– Вот как раз собираюсь доложить…
– Докладывай, только в темпе.
– По телефону неудобно…
– По-другому не получится. Какой сегодня день, не забыл?
– Среда. А какое…
– А еще в замы собрался… среда – денек особый. Это в понедельник, вторник и четверг с пятницей я вас всех… это вот. А по средам, Тиша, ...бут меня самого. Мне скоро на ковер, совещаловка в главке. Значит, по Антошке ни фига?
– Надо бы еще денек-два, наметки есть, честное слово! Этот фургон…
– Ты все-таки влез туда… Ой, майор, гляди у меня… Вернусь – приходи. И вазелин не забудь.
«Как занятно выходит – что ни день, то новые люди вокруг… при всем при этом их паспортные данные, звания, должности, а также внешность и прочие антропометрические данные остаются прежними. Меняются лишь сцены и, соответственно, произносимый текст с интонационной окраской.
Взять нашего Пожидаева: полковник, он же старший советник. Вчера – рубаха-парень, душа нараспашку, стакан в руке и нос в табаке; сегодня с утра – злобный полкан, и гавкает не хуже цепного пса… на оперативке – образец командира, слуга царю, отец солдатам; в два пополудни, на ковре у генерала – сама преданность и исполнительность; ну а вечером – лично, не хуже любого фельдшера, будет ставить одному младшему советнику сифонную клизму… Интересно, а с заместителем, подполковником Брагой, какой стороной откроется?
Деляга этот – со мной стелется низкой травкой, а с персоналом своим – небось рвет и мечет… кстати, и со мной, не более как два года назад – не он ли целую бригаду мордами в огород?.. при воспоминании у Тихона даже зачесался нос, видимо, наделенный своей памятью и о боли, и об унижении. Да и сам я, если откровенно – разве всегда один и тот же?»
12 августа 2020 Сорок три
– Извините, мои планы на сегодня изменились. Если у вас что-то срочное, перезвоните позже, – в трубке зазвучали гудки отбоя.
– Вот ни фига ж себе! – и, поскольку подобрать к возмущению мало-мальски приличный эпитет не получалось, Элла добавила по-простому: – Ох...еть можно!
Еще позавчера договорились с Арником: как только она смоется с дневной репетиции, тут же созвон, и к ней на хату. И, пока рогоносец Гера будет, как обычно, четыре с половиной часа строить из себя помесь Тарантино с Мейерхольдом, они вдоволь накувыркаются. А тут такой облом! Планы изменились… Можно подумать, они у него когда-то были, планы… Какого лешего? Может, ее звонок пришелся на какую-то фантастическую ситуацию – милого дружка навестила, скажем, невеста… воображение услужливо нарисовало некое воздушно-нежное юное создание в кремовом платье с оборочками, пышноволосое и глупоглазое. Исключено. Тогда в чем дело-то?! Наберем-ка еще разок… недоступен? Ну и хрен с тобой, козел!
А недоступный абонент в это самое время, утопая в мягком кожаном диване «Линкольна», тщетно пытался разглядеть, куда его везут.
Субтильное телосложение, тонкая кость, бледная, мало подверженная загару кожа… прямо аристократ в энном поколении. Арнольд рос тихим, мечтательным и болезненным мальчиком, в школе не шалил, на переменах по коридорам не носился и по перилам не ездил. Среди сверстников выделялся сообразительностью, имел равные способности в точных и гуманитарных дисциплинах, хорошо рисовал, пел, сочинял стихи, к окончанию средней школы успел заодно пройти и музыкальную.
А физкультура мальчику не давалась, еле-еле вытягивал на хиленькую троечку. Слабак! – презрительно обзывались крепкие телом и скудные мозгами отроки… он не отвечал, в споры не ввязывался, считая свою утонченность признаком некой едва не дворянской породы. Лишь на военкоматской комиссии выяснилось: порода ни при чем, виноват врожденный порок сердца. У всего есть своя оборотная сторона, и когда румяные, кряжистые здоровые одноклассники надели сапоги с шинелями и пошли месить полигонную грязь, рискуя сгинуть в очередной Чечне, Арноша втихомолку посмеивался: здоровые, говорите?.. ну-ну… А я – больной, худой, негодный, зато живой и свободный!
Учеба на режиссерском факультете вспоминалась как сладкий сон, а вот с работой пошло туговато… способный к режиссуре студент вовсе не означает «талантливый режиссер», концы с концами сходились далеко не всегда. Вечный мальчик, как назвала его покладистая Элеонора Гинзбург, в девичестве Ширкина, и здесь нашел себя. Пользуясь где внешними данными, где полезными связями, а где и умением «без мыла в жопу влезть», Арнольдик не бедствовал, хотя звезд с неба не хватал. Сериалы – хлебородная нива, кормятся с нее очень и очень многие. Далеко не последнюю роль играла и фамилия, не просто известная – можно сказать, знаменитая. На вопросы о возможном родстве со звездой режиссер Шнуров скромно тупил очи.
– Ну как вам сказать… Сережка, он, конечно, постарше, поудачливей… я ему стараюсь не мешать, – тут в ход могла пойти гитара, фоно, даже барабан, и голосом Арно владел неплохо, – А гены – их никуда не денешь, правда?
До кумира, скорее всего, доходили слухи о самозваном кузене, и займись тот подражателем лично либо через адвокатов, прохиндею могло не поздоровиться. Но орлы мух не ловят, большим людям в грязи копаться не к лицу, и сорокалетний «мальчик» плыл себе по течению, как нечто общеизвестное, неаппетитное и вместе с тем непотопляемое. А женщины…
«Ах, милые мои женщины, девочки и прочие бабы! – порой с умилением занимался самобичеванием липовый Шнур, возлежа в объятиях очередной ляльки, – Вам следовало бы посвятить отдельный курс во всех без исключения учебных заведениях, от начальных школ до университетов и медресе. Способные разглядеть подонка в груде мышц самого крутого мачо, вы за призрачной завесой интеллекта не замечаете мою, не боюсь этого слова, мелкую душонку… Как же я вас люблю и презираю, солнышки со звездочками!»
На обработку «поленца» обычно уходило около недели, в ход шло несколько приемов из неисчерпаемого арсенала средств обольщения, потом следовало расколоть и наслаждаться теплом. Исключения встречались редко, тогда он, не искушая судьбу, отходил в сторонку и приглядывал новую жертву... но все же встречались.
Не обратить внимание на Марианну Еремееву было невозможно: молоденькая актрисочка была старательна, послушна, по-детски мила и беззащитна. Казалось – вот он, мотылек… покажи огонек, и готово. Арнольд Никандрович (не оставлять же доставшееся от родителя вульгарное отчество Николаевич) мигом достал огниво, полетели искры красноречия, потек легкий дымок полунамеков… Прошла неделя, другая.
Процесс неожиданно замедлился, новенькая Мари, как ее окрестили коллеги по ремеслу, оказалась твердым орешком; все более откровенный напор плодов не давал, пришлось пустить в ход эксклюзив: как-то вечером в гримерке второй режиссер, улучив момент, кое-что добавил в минералку. Мари отпила… три минуты спустя ее начало клонить в сон, неслышно вошедший Арни приступил к делу… все прошло в лучшем виде.
А назавтра в группе произошла замена, Еремееву сменила другая дебютантка. Шнуров недоумевал вместе со всеми: заболела, напала вездесущая «корона»? – нет, там что-то другое… в семье какие-то нелады… в общем, бывает.
Мелькнула звездочка, погасла… что ж, ничего эксклюзивного у нее под юбочкой он и не обнаружил. А дабы не терять форму, возобновил многолетний прерывистый роман с безотказной Эллочкой. Как раз сегодня репетиция… во всех смыслах – и в ее театре, где властвует престарелый Герард, беззастенчиво назначающий супругу на самые выгодные роли, и в их альковном райке.
Арнольд не спеша и со вкусом позавтракал, похвалил маму за неустанные заботы по дому, высказал пожелания насчет ужина и отправился «на прогон». Для матери сын был объектом непреходящего поклонения и гордости, еще бы – служит искусству не за деньги, а из высокого чувства долга. Денег в храме Мельпомены платят немного, но пенсия всецело в его распоряжении… мимолетный поцелуй в щечку – какая еще благодарность ей нужна?
У края тротуара остановился бесшумно подкативший лимузин, правая задняя дверца приглашающе открылась. Вот как? Неужели кто-то из знакомых узнал мэтра, решил подвезти? Придется разочаровать – человек искусства в студию не торопится. Режиссер наклонился к двери:
– Вы ко мне?.. Спасибо, я пройдусь пешком. Буду позже.
– Нет, без тебя нельзя, – прозвучало сзади, – Садись, садись, не заставляй человека ждать.
Сильные руки приобняли, подтолкнули, и секундой позже длинная черная машина снова двигалась в транспортном потоке, а пассажир шарил по двери, пытаясь найти и не находя ручку, рычажок – дернуть, чтоб вырваться на свободу.
– Сиди спокойно, – негромко сказал человек, сидящий на другом диване, напротив, – Когда будет нужно, само откроется.
– Что вам надо? – какое спокойствие?!.. его же похищают! – Это какая-то ошибка! Кто вы? У меня нет денег!
– А еще в театре работаешь… учили тебя когда-нибудь хорошим манерам? Что надо сказать, когда вошел?
– З-здравствуйте… – нажимать найденные на гладкой поверхности кнопки бесполезно, стекло разбить – нечем, – С кем имею честь?.. Разве мы знакомы? Да, я и в театре… вообще-то в основном киностудия, павильон…
– Честь, говоришь?.. Нет, знакомиться с тобой мне не хочется. А как же ты живешь, без денег?
Теперь, когда глаза привыкли к полумраку, он смог яснее увидеть говорившего. Полный бритоголовый мужчина в светлом льняном костюме внимательно смотрел на Арнольда узковатыми черными глазами. Азиат?.. Смуглые руки неподвижно лежали на коленях, на ногах незнакомца – мокасины из тонкой кожи, по виду стоившие больше, чем в кино платили за год. И машина… Такую не купишь, продав весь «Ленфильм» с актерами заодно. Маршрут движения определить не удалось - сквозь синеватое полупрозрачное стекло виднелись лишь облака в небе, провода и фонари на столбах.
– Мы… вы везете меня на работу? На студию?
– Ты же туда не хочешь, разве не так?
– Нет, если подвезете, я согласен… спасибо.
– Молодец, вежливый стал. Кино, театр… вся жизнь – театр… Кто это сказал?
– Шекспир? – нет, похитители так себя не ведут – приободрился Арнольд, – Согласно историческим данным, еще в Древнем Риме Гай Петроний нечто подобное изрекал…
– А мне сдается, у Шекспира не о жизни сказано, у него театр – весь мир… All the world’s a stage, аnd all the men and women merely players** … – продекламировал собеседник, и не ожидавший ничего подобного режиссер замер с открытым ртом, – И у Ронсара примерно так… А про Хайяма слыхал? «Будет прав, кто театром наш мир назовет…»
– Омара? – похоже, здесь устраивают пошлую пародию на экзамен? – Хотя он один… тогда – да, один был такой… а в последние полвека детей как только не называют…
Зря испугался, понял Арно, можно расслабиться. Кто-то из сильных мира сего, при больших деньгах и власти, затеял некий розыгрыш, а он уже готов усраться. Нафантазировал невесть чего – похищение, выкуп, кровавая драма… Вильяма нашего цитируешь? Интересно, сколько с тобой, косоглазым, промучился кто-то из коллег, добиваясь такого выговора? Не в Оксфорде же ты, чучмек, учился! Ну-с, поговорим… Хайям, Низами… и о Бернсе можно, если уж на то пошло. А давай-ка я тебе навешаю лапши о чем-то типа роли имени в жизни человека, парочка примеров найдется… Взять хотя бы Юриев – тут тебе и Долгорукий, и Гагарин… Никулина вспомним, Яковлева, Лужкова, ха-ха… и время скоротаем, и мозги разомнем... В кармане под звуки болеро завибрировал мобильник.
– Дай сюда, – визави властно протянул руку, взглянул на экран, – Элен… Кто такая? Жена?
– Нет… так, одна знакомая… ничего особенного, – почему-то смутился Шнуров, – Договорились встретиться, пообедать…
– Ты голодный?
– Нет, но…
– Скажи, планы изменились.
Режиссер, словно под гипнозом, в точности выполнил приказ, и не подумав ослушаться. Мужчина в мокасинах снова забрал телефон, выключил, небрежно бросил на сиденье. В пахнущем кожей салоне повисла тишина. Казалось логичным продолжить беседу о литературе и искусстве, но Арнольд не решился.
– А какие у вас… у нас планы?
– У нас – не скажу, а ты, кажется, хотел жениться на моей дочери. Даже предложение сделал… один раз.
– Жениться?!
– Ну да. Что тут удивительного? Если мужчина ухаживает за женщиной, это означает - хочет… разве нет?
– Но я ее совсем не знаю! – среди промелькнувших в памяти лиц подходящей на роль дочери азиатского нувориша кандидатуры не нашлось, – И вас… Шутить изволите?
– Зато я тебя знаю, – собеседник поморщился, – К сожалению. Не знаешь… Да, фамилия у нее не моя. Взяла какую-то Еремееву… Марьам Гареева ей не подходила…
– Так Марианночка – ваша дочь?! Я не знал…
– Моя – не моя… А если не моя – можно шутить?
– Я… – теперь режиссер судорожно пытался вспомнить, где и когда ему попадалась на глаза упомянутая фамилия. Нефть?.. алмазы?.. электроника?.. газ?.. – Я ведь как раз сегодня… нет, еще раньше хотел… но она заболела… да, предложение… кроме шуток!.. почту за честь… честное слово!
– Опять про честь заговорил... Приехали. Выходи.
Лимузин мягко остановился, дверь открылась. Больше всего на свете Арнику сейчас хотелось стать одновременно человеком-невидимкой, Суперменом и чемпионом мира по бегу. Мечты, мечты… Повинуясь жесту попутчика, он выбрался из полумрака на яркий солнечный свет и невольно зажмурился. Локти сдавило будто стальными кольцами, киношник покосился вправо, влево… а Супермены – тут как тут! Рядом стояли, выгодно подсвеченные чуть со спины, атлетически сложенные мужчины с лицами, срисованными с былинных Рустама и Сухраба. Богатыри! Приехали…
Оказывается, приехали на пристань, прямо к трапу, ведущему на белоснежный корабль – большой катер или скорее яхту, стоящую у берега Невы. Провожатые молча шагнули вперед, ведомому пришлось сделать то же самое. Два шага по асфальту, шесть по трапу, и как только прибывшие взошли на борт, судно пришло в движение, быстро набирая скорость.
Человек в льняном костюме сел в стоящее посредине палубы кресло, указав спутнику на скамью у борта. «По какому праву он тут распоряжается? – про себя возмутился Арнольдик, – Ну, тут – это понятно: яхта, надо думать, его… а мне приказывать – кто ему позволил?! Да, так вышло, трахнул я эту принцеску… так она же сама была практически не против, и не первый я там побывал… А хочет, чтоб женился – так и быть, я с дорогой душой… приданое, надо полагать, в порядке. О’кей, папочка, давай обсудим...» Краем глаза уловив движение «Рустама» или «Сухраба», он поспешно занял жесткое сиденье и приготовился слушать деловое предложение.
– За честь почтешь… – продолжил салонный разговор узкоглазый, – Вот как!.. Готов прямо сегодня?
– Да, да! – с жаром подхватил Шнуров, – Правда, она, говорят, сейчас немного больна, но, как только выздоровеет… я сразу, чем хотите поклянусь!
– Вот как? – повторил потенциальный тесть, – Чем хочу… А ты знаешь, чем она немного больна?
Сбоку послышался размеренный стук. Арно глянул: один из силачей бросал о палубу теннисный мяч и поочередно ловил то левой, то правой рукой. Развлекается… пусть его.
– Да какая разница! – вошел в роль жених, – Грипп, корона, солнечный удар… Она же у вас молодая, красавица, стопроцентно поправится, я ее обязательно навещу, подбодрю, если надо… она дома?..
– Нет.
– А в какой больнице? Мы соберемся с ребятами, ну, артистов позову, сходим вместе, устроим для нее представление, типа капустника, знаете?
– Знаю. Чем хочу, говоришь… Жизнью поклянешься?
Судя по усилившейся качке, яхта уже вышла из реки и теперь неслась по заливу.
– Жизнью? Пожалуйста. Но это… опять шутите?
– А кто тебе сказал, что я с тобой уже шутил?
– Но я…
– Ты сделал мою дочь самоубийцей.
– Мари… – Арнольд дернулся, будто подавился именем «невесты», – Анна… умерла?!
– Нет. От каустика скоропостижно не умирают. Наверное, спасут. Голоса не будет, кушать сама сможет нескоро.
– Я не… честное слово, я не хотел!!!
– Хватит. У собаки чести не бывает.
– Я…
– Улы, авызын яп***, – негромко бросил бритый, и режиссера грубо сдернули со скамьи.
Железные пальцы разжали челюсти, из теннисного мячика вышел отличный кляп.
– Я не зря говорил про мир и театр. Ты слышал, значит, знаешь: каждый должен быть готов сыграть любую роль.
– Ы-ы-о-о-а… – дайте же сказать!.. дайте, дайте!.. пусть будет инвалидкой… немой, глухой, слепой… женюсь, немедленно, сейчас же! Не надо! – Э-э-а-а-о-о!!
– Тебе выпала Му-му.
На шее застегнулся собачий ошейник, цепь примкнули к пудовой гире. «Сухраб» или «Рустам» подтянул мычащего исполнителя к бортовой дверце, пинком под зад вышвырнул в море; гиря, шаркнув по палубе, прыгнула следом. Яхта еще полмили шла прямо, затем плавно развернулась и, не снижая скорости, поплыла обратно. Обычная морская прогулка. Напрасно старушка ждет сына домой…
Не дождавшись сыночка к приготовленному в назначенный час ужину, мать особо не встревожилась – он мог не являться домой по два-три дня, а потом еще и упрекнуть за отсутствие, скажем, горячих пирожков. Репетиции, съемки, прогоны, показы… На третий день Шнурова набрала мобильный номер, слегка удивилась… забеспокоилась лишь после звонка помрежа, интересовавшегося: собирается ли Арнольд прийти хотя бы сегодня? В студию заглядывать не обязательно, обойдемся без него, а в кассе ждет небольшой сюрприз – мелочь, но приятно.
У женщины подскочило давление, сорвался ритм, трое суток она отлежала в кардиологии… искать начали только спустя неделю. Обошли, обзвонили, расспросили… никто ничего определенного не сказал. Элеонору Гинзбург не спрашивали, а сама она в полицию не пошла.
И никто не узнает.
* см. стихотворение Р.Киплинга «Есть у меня шестерка слуг…»
** Весь мир – театр, в нем женщины, мужчины - все актеры...
Монолог из комедии У.Шекспира «Как вам это понравится»
*** Сын, заткни ему пасть (татарск)
Свидетельство о публикации №223030402001