Лафкадио Хирн - Ямараджа

Lafcadio Hearn: Yamaraja

     Легенда Маггаваго, - или «Путь», - которая приведена в чудесной книге «Дхаммапада»... История Будды, при рождении которого звезды замерли на своем пути…

     Сын брахмана был мертв, - он умер в расцвете своей прекрасной юности, как роза, в чьем сердце зародился червь, как цветущий лотос, лишенный доступа к воде в пруду. По красоте не было никого подобного ему даже среди детей самой праведной касты; не было никого столь же глубоко сведущего в религиозных книгах, в праведном суждении относительно Священных книг, в чтении шлок певцов, божественно вдохновленных. Трижды престарелый священник падал в беспамятстве на тело своего сына; и всякий раз, как его собирались проводить домой, он вскрикивал и терял сознание. Поэтому, когда он вновь распластался словно мертвый, люди высвободили тело из его рук и, омыв его очищающей водой, завернули в душистое полотно, положили на носилки, украшенные индийскими цветами, и отнесли к месту погребения. Таким образом, когда несчастный отец пришел в себя, все было сделано; и суровые старейшины его касты, собравшиеся вокруг него, столь сурово укоряли старика за его горе, что он вынужден был задуматься о тщетности причитаний и о глупости человеческих слез.
     Но он не переставал думать о своей великой утрате, и, наконец, безумная надежда зародилась в его сердце. «Вот! - подумал он. - Я слышал, что некоторые могущественные брахманы, обретя пять добродетелей, пять способностей, десять сил, получали возможность общаться лицом к лицу с самим Ямараджей, Повелителем смерти! Мне же не дано, по причине, вероятно, моей слабой воли, обрести высшую мудрость, но моя любовь и вера исходят из сердца, и я отыщу Ямараджу, Царя Смерти, и попрошу его вернуть мне моего сына». Поэтому брахман, облачившись в священнические одежды, совершил священные церемонии, предписанные законом, и принес жертву цветами и благовониями, а после отправился на поиски Владыки Смерти, Махараджи исчезнувших царств, Ямы. Он расспрашивал всех, кого встречал, о том, где же можно отыскать Яму.
     Одни из них с широко раскрытыми в изумлении глазами молча проходили мимо, считая его сумасшедшим. Другие смеялись над ним, а некоторые советовали ему поскорее вернуться домой, иначе он слишком быстро найдет Яму! Кшатрии-князья с саблями, украшенными драгоценными камнями, отвечали ему, проезжая мимо в сверкающей стали и мерцающем золоте: «Яму можно найти в буре сражений, под тучами стрел, среди сверкающих мечей, перед бронированными рядами сражающихся слонов». Смуглые моряки отвечали с грубым смехом, как вой морских ветров: «Ты можешь найти Яму в шуме волн и буйстве тайфунов; да ответит тебе дух штормов!» ... И танцующие девушки, распевая пламенный гимн Урваши, останавливались, чтобы ответить ему в своем очаровании: «Ищи Яму скорее в наших руках, на наших губах, в наших сердцах; выдохни свою душу в поцелуе». ...И они пронзительно смеялись, словно колокольчики на карнизах храма, когда ветер прикасается к их серебряным языкам.

     Так он бродил по берегам многих рек, в тени многих городских стен, продолжая свои поиски, пока однажды не пришел в великую пустыню, раскинувшуюся у подножия гор на востоке, где обитали святейшие, обретшие высшую мудрость. Змеи в капюшонах, похожие на нищих, высовывали свои раздвоенные языки; леопард раздвинул траву джунглей, чтобы посмотреть на него пылающими зелеными глазами; удав прополз перед ним, скрывшись в густых зарослях, которые покачивались позади него, как след от лодки на поверхности воды. Но поскольку брахман искал Яму, он не смел бояться.
     И вот, наконец, он пришел туда, где обитали самые святые из брахманов, обретшие высшую мудрость, питающиеся только ароматами цветов. Тени скал, тени первобытных деревьев удлинялись и укорачивались и двигались вслед за катящимся солнцем, но тени деревьев, под которыми они сидели, не двигались и не смещались с изменением положения падающего света. Глаза отшельников не мигая смотрели на лик солнца; небесные птицы гнездились в глубине их огромных бород. С трепетом в сердце спросил брахман у них, где можно отыскать Ямараджу.
     Долго он ожидал в тишине их ответа, слыша только тихий плеск водных потоков, напевающих свои вечные шлоки, шепот деревьев, порождаемый их трепещущими листьями-языками, жужжание бесчисленных золотых мух, тяжелую поступь огромных зверей в джунглях. Наконец брахманы шевельнули своими губами и спросили: «Зачем ты ищешь Яму?» И после этих слов умолкли голоса вод и лесов, золотые мухи прекратили музыку своих крыльев.
     И странник с трепетом сказал: «Вот! Я тоже брахман, о святые; но мне не дано приобрести высшую мудрость, поскольку я недостоин познать Абсолют. И все же я усердно стремился в течение шестидесяти лет обрести святость; и наш закон учит, что если человек не достиг мудрости в шестьдесят лет, его долг, вернувшись домой, взять жену, чтобы иметь святых детей. Так я и сделал; и родился у меня сын, прекрасный, как цветок жасмина, умный не по годам. И я сделал все, что мог, чтобы внушить ему любовь к величайшей мудрости, обучая его лично, пока не случилось так, что он стал знать больше меня, поэтому я искал для него учителей в Элефанте. И в красоте своей юности он был отнят у меня, унесен с шелком зрелости, уже затеняющим его губы. Поэтому я молю вас, святые люди, подскажите мне, в каком месте обитает Ямараджа, чтобы я мог умолять его вернуть мне моего мальчика!»
     Тогда все святые ответили вместе в один голос, подобно звучанию множества вод, текущих в одном ритме: «Поистине, ты не был достоин обрести высшей мудрости, ибо достигнув зимы своего возраста, ты продолжаешь скорбеть из-за иллюзий. Ибо даже звезды умирают на своем пути, небеса увядают, как листья, миры исчезают, как дым фимиама. Жизнь подобна лепесткам цветка, распускающимся, чтобы однажды увянуть; дела человека как стихи, написанные на воде. Тот, кто достиг высшей мудрости, скорбит лишь о бытие. ... Однако чтобы просветить тебя, мы дадим тебе совет. Царство Ямы ты не сможешь посетить, ибо ни один человек не может ступать по тем тропам смертными ногами. Но во множестве сотен лиг на закат есть долина, посреди которой сияет город. Там не обитают люди, а только боги, когда они воплощаются, чтобы жить на земле. И на восьмой день каждого месяца Ямараджа посещает их, и там ты сможешь увидеть его. И все же остерегайся упускать момент для совершения церемоний, для чтения мантр, чтобы не настигло тебя неведомое зло! ... А сейчас уходи от нас, чтобы мы могли снова погрузиться в созерцание!»
     Итак, спустя много лун, добрый брахман, наконец, остановился на холме, возвышающемся над долиной, и увидел город цвета слоновой кости, - светлый образ, подобный небесам Травастриншас. Даже Ханумат, посланник Рамы, не видел такого великолепия, когда бродил ночью по дворам Ланки и увидел во дворце Раваны прекрасных женщин, сплетенных в объятиях сна, «гирлянду переплетенных женских тел». Террасы, вырезанные волшебными резцами, поднимались к небу ярус за ярусом, пока их вершины не становились похожи на пушистые летние облака; арки возвышались над арками; ворота из розового мрамора зияли, как рты дремлющих баядерок; зубчатые стены, окантованные золотыми украшениями, окружали сады, густые, как девственные леса; белые купола округлые, словно груди, подобно жемчужинам сверкали на фоне синевы; серебряные фонтаны исторгали душистые брызги; а над великими воротами дворца богов, где дэвы стояли на страже, сложив свои крылья, пылал огромный карбункул, на лицевой стороне которого было высечено Слово, понятное только тем, кто достиг высшей мудрости. И, стоя перед вратами, брахман зажег священные благовония и начал читать священные мантры… пока дэвы, пожалев его, не отворили золотые двери и не разрешили ему войти.
     Высоким, как небеса, казался дворцовый зал, чей небесно-голубой свод нависал, казалось, без какой-либо поддержки, над собранием богов; а пол из черного мрамора блестел, словно бездонное озеро. И когда брахман простерся ниц, не смея поднять глаз, он почувствовал, как пол дрожит под поступью смертных ног, так же как содрогается сама земля. В отражении он узрел богов, сидящих в собрании, не ужасный образ, как в земных храмах, но как существ света, увенчанных звездами, румяных от бессмертия. ... Только на лбу Ямараджи не было звездного пламени, и в его взгляде была невероятная глубина. До слуха молящегося его голос доходил, как плеск вод, льющихся через край беззвучной бездны... и, повинуясь этому голосу, брахман произнес свою мольбу.
     И Владыка Смерти, отвечая удивительным тоном, сказал: «Благочестива и справедлива эта мольба, о дитя Брахмы! Твой сын сейчас в Восточном Саду. Возьми его за руку и иди своей дорогой».  ...
     Радостный брахман вошел в этот сад неиссякаемых фонтанов, вечно спелых плодов, которые никогда не опадают, бессмертных цветов, которые никогда не увядают. И он различил среди резвящихся вокруг бесчисленных детей своего любимого сына, играющего у фонтана; он громко вскрикнул и подбежал к нему, и обнял его, и заплакал над ним, говоря: «О, милый сынок! О, мой любимый первенец! Разве ты не узнаешь меня, твоего отца, который так долго оплакивал тебя, который даже предстал перед самим Ямараджей, Повелителем Смерти, чтобы отыскать тебя?» ...
     Но, словно утренний туман, выскользнул ребенок из его объятий и ответил с большим удивлением в глазах: «Я не знаю тебя!» ...
     Тогда, в слезах преклонив колени перед мальчиком, брахман воскликнул: «О, возлюбленный сын мой, неужели ты забыл отца, который любит тебя больше собственной жизни, - который научил твои младенческие уста произносить святые молитвы, - который не отказал ни в одном желании твоего сердца, воспитывая тебя словно сына раджи, обучая всей мудрости Брахманов? Неужели ты забыл свою мать, которая оплакивает тебя сейчас в полном одиночестве, потому что я долго путешествовал, чтобы найти тебя? Нет! Взгляни на меня своими глазами! Посмотри на меня еще раз, чтобы ты мог узнать меня! Или это потому, что мое горе так изменило меня, что я выгляжу по-другому в твоих глазах?»  ...
     Но ребенок продолжал отвечать: «Я не знаю тебя!» 
     И тогда брахман упал на землю и горько заплакал, словно пораженный бесконечным отчаянием, и так он рыдал, пока ребенок, прикоснувшись к нему, снова не заговорил: «Я не знаю тебя! Ты мне чужой! Но истинно знаю, что ты глуп - произнося слова отец и мать, обозначая условия, которые исчезают, как трава земная. Я также вижу, что ты опечален и поэтому стал жертвой сильного заблуждения; ибо печаль возникает от невежества и желания, как грибок от разложения. Здесь мы не ведаем желаний, мы не знаем печали и не питаем иллюзий. Ты для меня не больше, чем ветер для луны, чем задутое пламя для предмета, когда-то освещенного. Уходи отсюда, потому что нет никакой пользы в том, что ты принес свою печаль и свое безумие в это место».
     Брахман поднялся и ушел, потеряв дар речи от горя.
     Он отправился на поиски Будды, Шахмана Готама, чтобы получить у него совет и утешение. И Будда, пожалев старого брахмана, положил руку ему на сердце и даровал ему покой, сказав:
     - О, брахман, ты наказан лишь за свой самообман и свою глупость.
     Знай же, что дух умершего после своего ухода принимает новую телесную форму, так что прежняя родственная связь полностью исчезает, подобно тому, как посетитель придорожного трактира уже не является гостем, покинув его.
     Очень жаль тебя за твою слабость и за заблуждение твоей любви, и ты не сможешь найти утешение, кроме как в высшей мудрости.
Напрасно мужчины беспокоятся о жене и ребенке, ибо конец приходит ко всем, как ревущий поток, сметающий все, за что цепляется земная привязанность.
     Тогда ни отец, ни мать не смогут спасти; тогда не поможет ни любовь, ни сила; родитель и родственник становятся подобны слепцам, поставленным охранять горящую лампу.
    Поэтому истинно мудрый не думает о таких вещах, стремясь только сохранить мир, просветить людей, сокрушить печаль, уничтожив желание, искупить себя.
     Как ветер гонит прочь тучи, так и мудрый должен стремиться изгнать мысль, изгнать мирское сознание и таким образом навсегда избежать будущего рождения и смерти, достигнув восьмикратной Мудрости, - обретя, наконец, вечный мир, вечный покой.
     Все, что высоко, станет низко; везде, где есть согласие, обязательно придет разлад; где есть рождение, там непременно будет и смерть.
     Поэтому отбрось, о, брахман, всю страсть, всю привязанность, все сожаления, как жасмин сбрасывает свои увядшие цветы; беги прочь от невежд и ищи в одиночестве истинную мудрость, не нуждаясь в спутнике, радуясь, как слон, сбежавший из стада...

     И поняв всю суетность жизни, мимолетность радости, безумие скорби, брахман перестал печалиться и испросил позволения следовать по стопам Учителя.