На Суходоле

Теперь Герка стал законным охотником. У него появились такие же друзья-единомышленники: Виталька, который жил на соседней улице, Женька-сосед через два дома, и Пашка, Женькин двоюродный брат, который жил в Репьёвке. И побежали Геркины охотничьи деньки на долгие годы. Многое он забыл, но яркие моменты запомнились ему навсегда. Нельзя сказать, чтобы Герка в это время забыл и забросил другие увлечения, нет, конечно. Он не бредил охотой и не ставил её выше всего, но ему очень нравилось это мужское увлечение, это уж точно. И теперь он мог свободно ходить, не таясь, на охоту и ещё больше общаться с природой, а это было так здорово.
Близилось открытие охоты. Герка мечтал пойти с друзьями на охоту на уток. Туда, за Суру, где было множество озёр и болот, где в Геркином представлении уток можно было сбивать палками, а не только из ружья. Но охота с друзьями внезапно сорвалась. Мать срочно собралась к своим родителям в Барышкую Слободу. Приспичило её, как говорят, ни раньше и ни позже, думал про себя Герка. А так как она сильно прибаливала, отец не мог отпустить её одну, а сам не мог с ней ехать, и Герка должен был сопровождать её в этой поездке. Он придумывал разные предлоги, чтобы перенести поездку. Отбивался, как только мог. Решил всё отец. Он сказал:
- А что ты? И там на охоту сходить сможешь. Места за Сурой не хуже наших, а может, даже и лучше. Чего только Суходол на Барыше.
- Да я же с друзьями хотел, – с огорчением изрёк Герка.
- Ничего, с друзьями ещё успеешь. А матери одной нельзя, – твёрдо сказал отец, которого Герка никак не мог ослушаться.
В общем, на открытие охоты, на вечернюю зорьку Герка в этот раз не попал.  Идти один он не решился. Торчать там  всю ночь одному у костра ему не хотелось. Он стоял у дедушкиного дома, который располагался в Барском переулке, и печально смотрел туда, за Суру, откуда доносились частые ружейные выстрелы. Дед Иван, старый Балтийский моряк, участник Февральской и Октябрьской революций, сочувственно смотрел на внука и успокаивал:
- На первом месте должно быть дело, а неотложное тем более. А охота, это, в общем-то, развлечение. Раньше этим только богатые занимались. Ты вот чо: если уж сильно задумал сходить, ложись сегодня пораньше, а завтра перед рассветом двинешь. Я так думаю. Иди на Суходол. Там места хорошие и добираться проще.
И дед Иван начал рассказывать Герке, как лучше добраться до Суходола. Хотя он мог и не говорить этого. Герка и сам бывал там на рыбалке с двоюродными братьями.
Задолго до рассвета Герка был уже на ногах и вскоре, как говорил дед, двинул на охоту. 
Ещё было темно, когда он подошёл к мосту через Суру. Он поднырнул под закрытый шлагбаум, взглянул на спящий  на высокой круче домишко, где ютился дежурный, который командовал движением по мосту. Он, в общем, заправлял движением и по Суре, пропуская баржи и катера, для чего выводил пролёт моста, сооружённый из двух барж. Герка быстро шагал по деревянному мосту. Вода легонько бормотала и шелестела, издавая ласковый звук, омывая сваи и баржи разводного моста. Где-то раздался всплеск выпрыгнувшей из воды крупной рыбы. Там, впереди за пологим песчаным берегом, за кустами ивняка светилось электрическим светом здание небольшой ГЭС. Располагалась она на маленькой, но полноводной речке с названием Барыш, которая чуть ниже моста впадала в Суру. Герка, сойдя с моста, свернул вправо и сбавил шаг, почувствовав под ногой песчаный берег Суры.  Он направился туда, в пойменные луга Суры и Барыша, где были естественные озёра, старицы этих рек. Одно из них называлось Конопляное, а там чуть дальше Баконь. Тут же рядом появился и рукотворный затон Суходол, образованный плотиной ГЭС на Барыше. Вода, выйдя из берегов, затопила часть леса с полянами, образовав прекрасные места для рыбалки и охоты. Герка бывал здесь на рыбной ловле. С дядей и старшим братом был он и на плотине, перегораживающей Барыш, где с десятиметровой высоты с шумом падала, бурлила и кипела вода. Она вымыла между берегов большую чашу и, успокоившись в ней, продолжала свой бег по руслу. Незаметно Герка вышел на огромную поляну, и в начинавшемся зарождаться утреннем рассвете он увидел большое количество машин различных марок тех времён. Здесь можно было видеть и легковые, и грузовые, и автобусы, и даже трактора, выстроившиеся на поляне в неровную линию. Было сразу видно, что этим кто-то командовал. Кое-где ещё слегка дымили прогоревшие костры. Поляна на первый взгляд, казалось, спала. И вдруг она ожила. По ней стали молча или тихо переговариваясь, двигаться люди с ружьями. Они отправлялись к воде, к затону, к Суходолу над которым белыми языками начал своё плавное движение туман. Кто-то из охотников садился в лодки и отчаливал от берега, скрываясь в кустах и тумане. Кто-то заходил в болотных сапогах в воду, пробираясь в траве, а кто-то просто направлялся поближе к воде и вставал на поляне, на которую медленно, но уверенно наплывал туман. Он, конечно, разочаровывал и огорчал охотников, несмотря на то, что придавал природе свою неповторимую красоту. Но он, наверное, радовал уток, если они умели радоваться в такие минуты. В разных местах затона и поляны зазвучали первые выстрелы. Послышались крики: «Держи». Герка растерялся. Он ещё ни разу не видел такого количества одновременно охотившихся людей. Он невольно остановился, наблюдая за происходящим. Из тумана на него неожиданно и стремительно, быстро взмахивая крыльями,  стали вылетать утки и также быстро исчезать в нём. Наконец-то Герка опомнился и тоже начал стрелять. Стрелял он, как говорили, в белый свет, как в копеечку. Короче, он торопился и мазал. Поэтому невольно ещё больше волновался и ещё больше торопился, и мазал, и мазал. Он даже почувствовал, как у него вспотела спина.  Туман довольно плотно накрыл затон и поляну и становился розовым в лучах восходящего солнца. Герка почему-то непроизвольно подумал, что это, наверное, от крови убитых и раненых уток. Прошло некоторое время, выстрелы стали звучать реже, потом почти совсем прекратились. Утки куда-то исчезли. И Герка понял: утренняя зорька закончилась. Он стоял всё на том же месте огромной поляны и, конечно, был немного огорчён. По поляне вновь задвигались люди. Охотники возвращались к своим машинам. В тумане слышались громкие возбуждённые голоса. « А я, а я»… – это говорили те, кто шёл с добычей. Те, кто шёл, как говорится, налегке, молчали или сдержанно поясняли, почему их постигла неудача, украдкой поглядывая на добычу друзей:
- Так она, как метеор, из-за кустов, из тумана, разве в неё попадёшь! – сетовал кто-то.
Но тех, кто говорил, что убил и не нашёл, или зацепил, и она улетела, Герке показалось, было гораздо больше. И ещё он понял главное, разговоров о прошедшей охоте у охотников будет на долгое время.
Постояв ещё немного, Герка решил идти обратно в село. Он вскинул ружьё на плечо, развернулся и зашагал по наезженной машинами дороге.
Солнце поднималось всё выше и выше, лёгкий ветерок, заигрывая с туманом, растворял его в воздухе. А тяжёлые его капли стелил серебром росы на поляне, которая вспыхивала всеми цветами радуги от прикосновения солнечных лучей.
Солнце слегка грело Геркину спину. Но лёгкий холодок неудачи всё же пробрался в его душу. Огорчён ли был Герка? Да, конечно, но не сильно. Он стал постигать важную науку охотника-любителя, её основной смысл. Главное – это быть на охоте. Забыв обо всём, слиться с этой прекрасной природой, с этим великолепным окружающим миром, крохотной частичкой которого являлся и он сам. Дышать этим чистым, пропитанным синевой и туманом воздухом. Толкать ногами эту упругую землю, покрытую серебряной росой, которая в лучах солнца начинала играть светом драгоценных камней. Вот такие мысли двигались и бродили в его юной голове. Иногда он бросал взгляд в сторону села на его вцепившиеся в землю домишки на склоне того берега Суры. Невольно его мысли обращались к воспоминаниям деда Ивана об этом селе.
Поляна, оставшись позади, скрылась из вида. Но вдруг оттуда, со стороны поляны, вновь послышались выстрелы, заставившие Герку невольно остановиться и обернуться. Немного подумав, он понял, что там начались «соревнования по стрельбе». Он знал, что после пары выпитых охотниками  рюмок часто начинался спор, чьё ружьё лучше. Потом начинали выяснять, у кого стреляет лучше. Затем старались доказать, кто стреляет лучше и чьи заряды лучше. Выяснения заканчивались порой только тогда, когда стрелять было уже нечем. Герка знал, что обычно почему-то завидовали обладателям иностранных ружей. Такие ружья подолгу держали в руках, рассматривали гравировку, заглядывали в стволы, прикидывали к плечу и целились. После войны появилось много трофейных ружей из Германии. Герка видел такое однажды. Называлось – Зауэр  три кольца, завода Круппа. Ничего особенного он в нём не разглядел – ружьё  как ружьё. Своя тулка ему казалась не хуже.
С такими мыслями он не заметил, как уже зашагал по Сурному мосту. И оказавшись на другом берегу, он вновь взглянул на село. Герка вспомнил, что дед Иван называл его Баранчеевым городищем, вроде бы по названию озера Баран, которое было когда-то там, выше моста, где сейчас Сурной затон. А в старые времена, там, говорят, речные суда делали – суряки  и расшивы. Герка иногда в шутку спрашивал деда и при этом хитровато улыбался:
- Дед, а  фамилия твоя тоже, что ли, от названия озера – Баранов? 
На что дед сжимал и показывал Герке большой костистый кулак и говорил:
- Вот, кувалду видишь? Шутник мне называется. А ты знаешь, что здесь три отдельных села было, и народец-то здесь был, не приведи господи. Беглые да каторжники. Это всё до похода Ивана Грозного на Казань. Тока это забылось уж всё. Тут до его походов-то давно люди уже жили, так я понимаю. А Иван Грозный, когда из своего первого похода на Казань возвращался, говорят, велел для отдыха здесь место устроить и назвал его Баранчеевым городищем. Видно, ему уж больно наши места приглянулись. Потом русские войска завсегда здесь останавливались. Вот такие дела, внучек.
Потом, помолчав, говорил Герке:
- Ты ведь, друг ситный, тоже наполовину баран. Мать-то у тебя Баранова!         
Когда Герка  вспоминал всё это, его воображение начинало рисовать различные картины. Он представлял себе русское войско, стрельцов, конников, пушкарей, нахлынувших тогда в эти места. Он видел перед собой походные шатры Ивана Грозного. Самого Ивана Грозного, и ему казалось, что вот он сейчас идёт и ступает на те места, куда ступала нога Великого Русского Царя. И какая тут охота, и какие могут быть от неё огорчения.
Внезапно Герка уловил в воздухе нежный аромат куриного супа, который сварить так можно только в русской печи, к которому примешался запах тушёной картошки в молоке. Сказочные картины далёкой истории сразу исчезли. Наяву он увидел Барский переулок и дедов дом и невольно прибавил шаг. Герка понял, что дед более удачно, чем он, сходил на «охоту» в курятник. Теперь он увидел другие картины. Он представил себе, как они сядут с дедом за стол, как бабушка вынет из русской печки  и нальёт в миску куриный суп. Потом поставит на стол утятницу с тушёной картошкой. Как дед нарежет большим ножом толстые ломти ржаного подового хлеба. Потом они с дедом натрут его корки чесноком, обмакнут изумрудные перья сорванного с грядки лука в деревянную солонку с крупной солью и дружно заработают деревянными ложками. А потом, попив чая с топлёным молоком, Герка блаженно  растянется на деревянной кровати, стоящей в рубленых сенях и, пригревшись под лоскутным одеялом, сшитым бабушкой, вдыхая ароматы деревенского дома, под мелодию лёгкого ветерка, блуждающего где-то под крышей, вдруг неожиданно заснёт.