Большая

     Вот я уже и большая. Первого сентября пошла в школу. Но с началом "взрослой" жизни я впервые ощутила и великую тоску. Тоску по любимому садику, беззаботным прогулкам, ленивым голубцам и воспитательнице Александре Дмитриевне - самой доброй на свете. Теперь каждый вечер я прибегала сюда, чтобы тихонько стоять у ворот и наблюдать, как любимая воспитательница выходит на площадку с другими детьми. Я надеялась, что когда-нибудь она заметит меня, обрадуется, обнимет и скажет: "Как я соскучилась по тебе, Людочка! Ну расскажи мне, как ты живёшь теперь без меня".
    Без неё я жила плохо. И хотя учёба мне давалась легко, учительница моя была злой и строгой. Когда она надевала очки с золотистой оправой, я боялась ее больше, чем тогда, когда оправа была простой, чёрной, пластмассовой. Она никогда меня не обнимала, и - самое ужасное - вызывая меня отвечать, она называла меня по фамилии! Рррррржжжжжжкооооова! - громогласно звучал её голос, и всё холодело внутри. Так хотелось поведать об этом доброй, милой, любимой Александре Дмитриевне, прижавшись всем своим тельцем к ее груди.
    Целый месяц я верным часовым караулила перед детсадовскими воротами, и вот однажды Александра Дмитриевна увидела меня... О чудо, она идёт ко мне! Приближается! Подходит к воротам! Как жаль, что они закрыты, но она, конечно же,  откроет их сейчас для меня, и я смогу обнять её и заплакать от счастья...
    - Что ты здесь делаешь, Люда? - я не узнаю её голос. Он строг, серьезен и холоден.
    - Я пришла посмотреть на Вас, - отвечаю я.
    - Зачем? -  ее взгляд выражает непонимание и недоумение, - Иди домой, и никогда не приходи сюда больше. Ты уже большая, школьница, тебе нужно заниматься, делать уроки, а сюда ходят маленькие дети. Ты поняла?

    Этот разговор состоялся сорок лет назад. И сегодня, так же как и тогда, я хочу заплакать от боли. Но не могу...