Сестра

Эта роль не была главной. Не потому, что я не придавала ей значения, а потому что моя роль в отношениях с сестрой всегда была второстепенной. Она была старше – всегда. Умнее – всегда. Родители не уставали повторять: «Посмотри, какие у Вали (отличные оценки, аккуратные ногти, чистые грядки и т. д.). Когда мы стали взрослыми, мама и папа в один голос говорили: «Вот бы тебе такого мужа, как Вовка. (т. е. муж сестры). Хорошо, что у меня с самолюбием всегда была напряжёнка. Иначе умерла бы от зависти.
Когда я ещё была подростком лет четырнадцати – пятнадцати, сестра уже была двадцатилетней девушкой. Ей покупали красивые наряды, чаще всего -  отрезы на платья. В шестидесятые годы прошлого века трудно было купить готовую вещь. Популярны были ателье индивидуального пошива одежды. Из Москвы привозили ткань (туда отправлялись полстраны абсолютно за всем, от одежды и обуви до колбасы и кофе). Закупали ткань разных цветов и фактуры: тонкую шерсть, крепмарикен, крепдешин и пр. Поскольку фасон выбирался позже, брали больше, в расчёте на особенности кроя. Почти всегда оставалось по метру – полтора. Эти остатки доставались мне, и я, комбинируя два – три цвета одинакового качества, шила себе наряды на зависть всем девчонкам буквально за один вечер. И. если я ещё вчера говорила, что не пойду на танцы, то назавтра щеголяла в обновке.
Позже, когда сестра вышла замуж и они переехали в новую квартиру, я стала главной. Из сестёр, конечно. Да и то потому, что вто-рой просто не было рядом. «Теперь ты взрослая, теперь тебя будем наряжать». И наряжали.
Это был, пожалуй, единственный период, когда я была прилично одета. Модные вязаные костюмы, настоящий английский трикотин, французские туфли, польская косметика, шляпки, перчатки и сумочки – к каждому плащу и пальто.
А потом я растолстела. После родов. Всё разом мне стало мало. Тётя шестидесятого размера никак не могла втиснуться в сорок шестой.
Всё разом мне стало мало, гардероб мой накрылся, и я больше уже не смогла ни похудеть, ни обновить свой гардероб в прежнем уровне.
Валя же всю жизнь, и по сегодняшний день держит марку: похудела, по – прежнему модно одета.
После смерти мамы отец, не особенно балуя нас, на день рождения выделял по сто рублей. За эти деньги тогда можно было купить приличное платье. Она покупала. Обязательно. А у меня деньги уходили на оплату счетов, погашение долгов, просто на еду. Одним словом, на затыкание бюджетных дыр. Если не было перечисленного, то всегда находились домочадцы, которым что-нибудь было нужнее, чем мне.
Если говорить о роли, которую я играла в жизни сестры, то это вообще разговор ни о чём. Это она вместе с мужем пожизненно играла роль службы спасения при мне. Шестнадцать раз они помогали мне переезжать, ещё больше им приходилось ремонтировать моё очередное жильё и латать в очередной раз растерзанную душу.
Лихорадочно ищу признаки своей полезности и не нахожу. Разве что какие – то плоды с огорода, да и то, когда у них не стало дачи.
Наверное, моя беспорядочная личная жизнь раздражала их, но они молчали, терпели и продолжали опекать. Сестра и её верный супруг во все трудные времена были со мной. Они в буквальном смысле подняли меня на ноги после тяжелейшей операции. Мало того, что ей пришлось взять отпуск. В это же время у её дочки произошло несчастье: умер только что родившийся малыш. Нужно было поддержать дочь, похоронить внука, а они возились со мной. Господи, есть же святые люди на земле! Вот такие и спасают мир.
Все хлопоты по организации похорон моего третьего мужа они с моей дочкой тоже взяли на себя.
Если верить Эдисону, то – гениальность – это 95% потения. Честное слово, не встречала более трудолюбивых людей, чем моя сестра. И способности у неё, конечно, были. Ведь она училась только на отлично! Ей не хватило амбициозности. Но, может быть, её гениальность и проявилась в самоотверженном служении близким? Это ведь тоже дар, который даётся, как и любой талант, одному из нескольких тысяч.
Писать нужно было о себе, о своей роли сестры, а получилось, что без моей сестры моей роли и не было бы.
Впрочем, это не совсем так. Ведь кроме родной сестры у меня были и есть многочисленные двоюродные братья и сёстры.
В родословной я, конечно, более или менее подробно пишу о них. Но именно о них, а не о характере наших взаимоотношений. А это, согласитесь, несколько другой аспект.
Но, прежде, чем  начать конкретные воспоминания, хочу настроить читающего на родственную волну. То есть хочется, чтобы каждый задумался о том, как хорошо иметь родных. Как хорошо сознавать, что ты не одинока. Как важно поддерживать, лелеять эти отношения, сохранять тепло души друг для друга. Помню, как мама страдала от того, что не могла собрать всех родственников вместе. Что вечно кто-нибудь с кем-нибудь был на данный момент если не в ссоре, то в неприязненных отношениях. Она искренне недоумевала, почему люди не могут прощать друг другу мелочей, не могут быть добрее и великодушнее. Ведь ни у кого из наших родственников не было серьёзных поводов для раздрая. Но он был, этот раздрай.
Вот и наше поколение не может похвастаться единогласием. Хотя мы никак не связаны имущественно. И мне хотелось и хочется сейчас, чтобы все собирались, хоть изредка. Чтобы знали друг о друге больше, и, самое главное, чтобы все мы ощущали себя родственниками. Я сознаю утопичность моих пожеланий. Ведь дело не только в конкретных людях, но и в общественном устройстве, особенностях сегодняшнего устройства социосреды. Слишком разные социальные роли, статус, жизненные приоритеты, разбросанность территориальная, профессиональная. Ведь распались не только могучие родовые кланы, но и самая маленькая и, казалось бы, самая крепкая и самая необходимая общность – семья. Не удерживают от разрушения ни печать в ЗАГСе, ни венчание в храме, ни человеческие клятвы, ни наличие детей, ни общий кров.
Среди моих многочисленных двоюродных братьев и сестёр не более одной третьей сохранили первозданные семьи. У большей части – второй и третий гражданский союз, редко оформленный официально. Отсюда нежелание второй половины сближаться с новыми родственниками, которые неизвестно как долго таковыми останутся.
Мои личные отношения с братьями и сёстрами складывались настолько по-разному, что иногда они просто не укладывались в привычные рамки. Не собираюсь описывать всех, но некоторые отношения любопытны и могут кому-то что-то подсказать, заставить задуматься. У меня же одна, весьма бесхитростная цель: напомнить, что в отношениях с родственниками нужно быть предельно честными, не допускать взаимных оскорблений, не посягать на личное благополучие кого-то и стремиться помочь, если возникает острая необходимость.
С одной из моих сестёр Аллой мы не общались много лет только потому, что чёрная кошка пробежала между её матерью и моим отцом, которые были братом и сестрой по матери. Отчуждение у них возникло из-за ничтожного наследства. Не буду разбираться, кто прав, кто виноват. Знаю, что вопрос этот выеденного яйца не стоит. Но се-мьи не общались, следовательно, росли в родственном отчуждении и мы, дети. А между тем, когда наши родители умерли, мы почувствовали, что духовно мы – близкие люди. И если бы в своё время нам прививали чувство дружбы, мы могли бы быть сегодня гораздо ближе. Я с удовольствием общаюсь с ней, мне не хватает этих встреч. В беде мы, как могли, поддерживали друг друга. Но я хотела бы делить с ней не только горе, но и радость.
Мораль: не разрывайте то, что дано нам от Бога, не сиротите детей. Пусть у них будет, к кому приклонить голову, обратиться за помощью и советом. Учить нужно детей не только ждать помощи, но и самому спешить на помощь, не дожидаясь, пока тебя об этом попросят.
Ещё одна женщина, приходившаяся мне двоюродной сестрой, - Людмила – ушла из жизни в возрасте 36 лет, оставив двух сыновей. Думала ли она, когда возилась со мной, малой, что когда-нибудь я вер-ну ей эту кратковременную заботу пусть таким же кратковременным, но искренним участием в жизни её осиротевших детей – Игоря и Сергея.
Я была значительно моложе её, и когда меня «ссылали» к дядьке, её отцу, в Репное, я спасалась около неё. Она была жизнерадостной, улыбчивой, но очень ответственной девушкой, на руках которой были трое младших братьев (её – родных, моих – двоюродных) и всё домашнее хозяйство в течение всего дня, пока её родители-колхозники зарабатывали трудодни. Вечером её отпускали на  «пятачок» - место, облюбованное молодёжью в отдалении от взрослых, где крутили пластинки на проигрывателе и танцевали. Грызли семечки, рассказывали анекдоты, парни и девчонки, конечно, присматривались друг к другу.
У Людмилы, как я потом узнала, тоже был парень, но меня девать было некуда, и она как будто не тяготилась этим. Возвращались мы по деревенскому обычаю далеко за полночь. В баньке мыли ноги. Дорога пыльная, ноги были, как напудренные. Наскоро закусывали  домашним, подовым, ржаным, крепко подсоленным хлебом с остыв-шим вечерним молоком и укладывались спать.
Спали вместе. И я помню, когда я, привыкшая к режиму, от переутомления и усталости не могла заснуть, Люся мне говорила: «Поворачивайся к стенке, я тебе спинку поглажу». Это были мои первые эротические ощущения. Я замирала от блаженства и ещё чего-то тайного, непонятного, неожиданно-сладкого желания чувствовать это бесконечно. Конечно, эта «бесконечность» заканчивалась минуты че-рез три крепким сном, но помню я эти ощущения до сих пор.
Спустя много лет её дети гостили у меня, я их старалась побаловать вкусненьким, развлекала, как могла. К старшему, Игорю, ездили в Крым, когда он служил в морской пехоте. Будучи взрослыми, они уже с семьями приезжали в Репное, и тоже я встречала их радушно и с удовольствием. Это не бог весть, какое участие, но и оно бывает нужно. Особенно осиротевшим душам.
Двум из трёх Людмилиным родным, а мне – двоюродным братьям я, по причудливому стечению обстоятельств, была не только кузиной, но и женой. (см. главу «Жена»).
Много раз я задумывалась над тем, как могло произойти, что я стала «кровосмесительницей». Возможно, если бы родители воспитывали  в нас чувство родства, способствовали проявлению чисто братско-сестринских отношений, нам бы и в голову не пришло строить другие – супружеские отношения. Было уважение друг к другу, привязанность, и их, эти чувства, нужно было культивировать. Ведь не были же мы какими-то извращёнными монстрами. И дебилами не были.
Опасности произвести на свет «неправильных» детей у нас не было ни в одном, ни в другом случае. Евгений не мог иметь детей вследствие аварии, а с Володей мы сошлись, когда у меня уже миновал детородный возраст.
Интересно в наших отношениях то, что будучи женой, я оставалась «сестрой милосердия». Женьку я спасла от алкоголизма, а Во-лоде помогла вырастить его детей – моих племянников, так как они жили без матери. И хотя мы расстались с Евгением как супруги, родственные отношения продолжали поддерживать, никогда больше не пре-ступая по обоюдному умолчанию грань дозволенного.
Я была сестрой ещё одному двоюродному брату – Николаю. Он был лет на десять старше меня. Высокий, весёлый, голубоглазый, он хорошо пел и играл на гитаре. Мне очень нравилось, когда он ставил меня на одну свою ногу и, стоя на другой, поддерживая меня за вытянутые руки, раскачивал, как на качелях. В положенный срок он ушёл в армию, потом женился, колесил с семьёй по всей стране. Встретились мы с ним, когда уже их дети были взрослыми. Он был такой же голубоглазый, такой же высокий, но седой, с красивой холёной бородкой и заметным животиком, который не портил его, а придавал важности и шарма. Мне кажется, я смотрела на него так же восторженно и смущённо, как в детстве.
Последний раз мы встретились, когда он схоронил свою маму, мою крёстную Марфушу и приехал продавать её дом. Он приехал один, без семьи, в материном доме уже были новые хозяева, и он остался у меня. Видно, судьба подарила нам эти несколько часов, чтобы мы успели сказать друг другу то, о чём думали, но никогда не произносили вслух. Я собирала его в дорогу, готовила еду, и мы говорили, и говорили. И нам хотелось говорить. Мы расставались оба с грустью, впервые за всю жизнь по-настоящему осознав себя родственниками. Обещали и были уверены, что встретимся снова вскоре. Но он умер через несколько месяцев в Дивногорске, оставшись там навсегда. Мы подружились с его супругой Ниной Васильевной. Душевная, очень комплиментарная женщина. Она приезжала. Очень тяжело переживая смерть любимого человека, затосковала и стала глубоко религиозным человеком. Страна наша развалилась. Она вернулась в Западную Ук-раину, где у неё была квартира. Но, не справившись с нуждой, вслед за детьми эмигрировала в Италию.
И снова мне горько подумалось: почему мы лишали себя этой радости общения? Для чего мы вообще живём, если мы не видим друг друга, не находим времени встречаться, любить друг друга, радоваться вместе?
У мамы было девять братьев и сестёр. У пятерых из них были дети. Все они – мои братья и сёстры. С кем-то из них мы общались больше, с кем-то от случая к случаю. С двумя сыновьями маминой младшей сестры Клавы Евгением (не путать с Наумовым!) мы никогда не были в «контрах», как, слава Богу, и с остальными. Но и не роднились, как принято у нас говорить. То есть, не собирались по праздникам, я никогда не бывала приглашена к ним в гости. Евгений, правда, благодаря своей второй общительной жене Тамаре иногда приходил с ней в гости. Я встречала их, как могла, и с удовольствием общалась с ними. Приезжал он и на похороны Володи, моего мужа и брата, и его брата тоже, привёз деньги, присутствовал на похоронах. Мы помогали хоронить его тёщу.
Трижды мне удавалось приблизиться к ним, Евгению и Сергею. И каждый раз это были трагические обстоятельства. Первый раз – на похоронах их матери, моей тёти Клавы. Второй раз мы всем родством помогали хоронить их отца. А в третий раз, когда в квартире младшего, Сергея, взорвался бытовой газ, и они оба находились между жизнью и смертью. Ожоги, которые они получили, практически не ос-тавляли им шансов на жизнь. Я приходила к ним, приносила еду и сигареты. Потом, когда их голых отправили самолётом санавиации в ожоговый центр в Саратов, всей роднёй собирали им продукты, дефицитные лекарства, деньги – кто что и сколько мог. Они, слава Богу, выжили. И наши пути снова разошлись. Причин для этого немало, среди них есть и объективные, но грустно, что мы, сохраняя родственные чувства в душе, не стремимся их поддерживать по жизни.
Можно приводить и другие примеры нерачительного отношения к родству. Но смысл всего написанного в том, чтобы убедить хотя бы потомков, то есть следующее поколение, поддерживать сестёр и братьев. Не выкапывать друг у друга недостатки. Не возводить китайские стены отчуждения. Не делать вид, что не знаешь, как другому плохо. Ведь простая житейская мудрость и через сто лет будет верна: «Как аукнется, так и откликнется». И другая истина  останется истиной: «Свой своему поневоле брат». И я бы добавила, что и сестра - тоже.