Многа букафф. Гл. 9

     Александр Разумихин
   
     «МНОГА БУКАФФ» ;-)
   
     О феномене современной беллетристики и её «творцах»

     Поэма в клочках

         
     «Любите ли вы, когда вас хвалят или критикуют?»  Клочок 9.

«В форме вопроса эта тема мне на просторах ЖЖ что-то не попадалась. Зато в качестве утверждения она встречается на каждом шагу. Одни пишут, что хвалить обязательно надо, это прибавляет сил и уверенности. А вот критика способна выбить из седла. Другие сообщают народу и миру, что критику и критиков терпеть не могут. Зато похвалу в свой адрес очень даже любят.

Должен признать, что среди пишущей братии обоего пола сторонники пушкинской позиции: «Хулу и похвалу приемли равнодушно…» мне почему-то не встречались. Да меня и самого, если вникнуть, трудно к ним причислить. Дело в том, что я равно не люблю и критику, и похвалу. Объясню.

Критику я очень люблю, но вместо неё обычно мне предлагают ругань. На том основании, что наши взгляды, мои и критикующего, не совпадают. Совсем недавно на моё предложение обсудить несколько начал разных написанных мной текстов в сообществе belletrist_ru поступило несколько комментариев. Многие были довольно критическими (и справедливо), и я им порадовался (потому что были конструктивными и полезными, хотя и не совпадали с моим первоначальным мнением). Вот только такой критика бывает чрезвычайно редко. Поэтому я и говорю: «За что её любить?» Но, как видите, я её с порога не отметаю.

И похвалу я вполне даже приемлю, но вместо неё обычно встречаю пустопорожнее славословие, патоку и елей. А они, и вместе, и по отдельности, мне противны до жути. И не важно, представлена похвала одним словом, или многими буквами. Скажу прямо, мне такая хвала ни сил, ни уверенности не прибавляет. И уж совсем грустно становится, когда доводится слышать чьи-то похвалы в свой собственный адрес. В какой бы форме они ни были.

Например, иду я как-то по проспекту Мира. Висит растяжка: «Поздравляем детско-юношеский Центр «Россия молодая» с 70-летием!» Висит на самом как раз Центре. Получается, люди, там работающие, сами себя поздравляют. Вроде как хвалят, какие они хорошие, потому что 70 лет воспитывают и образовывают детей. Дело и впрямь хорошее, и успехи у них есть несомненные. Но написать, допустим: «Нам 70 лет! Приглашаем в гости!» воспитатели и педагоги Центра не сообразили. Решили сами себя, любимых, публично поздравить.

Нечто подобное вертелось у меня в голове и тогда, когда на френдленте попал на глаза вопрос, да не простой, а «вопрос к творцам»: «Для чего-кого-зачем вы творите?» и последующий диалог. Показателен он, собственно, один понятием — «творцы». Оно меня покорёжило ещё самим обращением к «творцам». Тем более, что «творцы» тут же нашлись и откликнулись:

«— Для меня творчество — это художественное выражение моих мыслей. Пишу для себя и немного для других.
— А мне никогда не был важен итог того, что я пишу. Сам процесс — вот это покруче любого наркотика!!!
— И мне процесс нравится — да на все 100%. Но мне всегда интересен финал... Вот пишу-пишу и бац! финал неожиданный. Сижу потом на кресле качаюсь и балдею.
— Мы творим, потому что чувствуем себя частичкой Творца.
— Я очень долго писала «в стол» и получала наслаждение от процесса.
— Чёрт, я никогда не писала в стол. Я, как только написала первую зарисовку, сразу вывалила её на свет Божий.
— Не всё однозначно. Иногда творю исключительно для себя, иногда хочется поделиться с окружающими…
— Я эгоист, я пишу так, как нравится лично мне. Но немного техника хромает, поэтому критики и филологи бдят мои тексты.
— Я вот, когда что-то творческое делаю, всегда думаю о других, хотя и основываюсь на собственных ощущениях.
— Когда что-нибудь сотворишь, так приятно становится, что даже не важно, сколько туда вложено сил и какова оценка воспринимающих».

Я решил поинтересоваться у Елены Луганской, затеявшей сей разговор:
— Удивительное дело, пишу о Пушкине и перечитываю, естественно, его. Он почему-то, говоря о себе, употребляет простые глаголы «пишу», «написал». А тут что ни автор, то «творец», который исключительно «творит». К чему бы это? Вероятно, нынешние авторы гениальнее Пушкина будут, вернее, уже есть.
В ответ получил:

— Вас раздражает слово «творить»? Или вы считаете, что не каждый достоин этого слова? А ведь у меня во френдах не только писатели, а ещё есть и фотографы, художники и другие мастера. А вместе — творцы.

Наш диалог продолжился:
— Вы так уверены? А может, ремесленники? Хороший писатель, фотограф, настоящий мастер никогда не скажет о себе, что он творит. Он пишет, фотографирует... Хороший художник о своей работе скорее скажет: «Намалевал тут...», даже если будет чувствовать, что сделал удачную работу, — заметил я.

— Вероятно, вы правы. Вероятно, вы считаете, что скромность украшает человека... Я тоже так считаю. И всегда считала. Но для меня «творить» — производное от «вдохновение», а быть ремесленником не есть плохо, и даже творцы бывают ремесленниками, если творят на заказ.

— По поводу последнего у меня сразу два возражения. Первое: писать на заказ ещё не означает быть ремесленником. Второе: в своей жизни я всего один раз писал на заказ — рецензию в «Литературную газету». И было это уже очень давно. Всегда сначала пишу, потом устраиваю в печать. Почти всё сначала пропускаю через журналы, газеты. Но в творцы себя записывать не спешу. И дело отнюдь не в скромности.

— Знаете, я внимательно читала несколько писательских сообществ и ЖЖ писателей. Наблюдала эпатажные выступления и заявления одних, и скромные возлияния других, чтобы сделать выводы обо всём об этом. Вы можете считать себя кем хотите, а я себя буду считать, кем хочу я. Смысл же не в названиях, а в ощущениях. Когда я пишу, я ощущаю полёт мысли. Но, возможно, его ощущают не все. Я это понимаю и принимаю.

— Безусловно, полёт мысли и творчество не совсем одно и то же. Но это так, к слову. Странно, что Вы так сильно бьёте себя в грудь: «Я себя буду считать, кем хочу я». Словно я запрещаю Вам считать так. Вольному воля!
— Я? Била себя в грудь? Не, уж точно это не про меня. Странно люди воспринимают друг друга и слова. Странная реакция. Неужели это участь всех пишущих? Не хочу становиться такой...

— Не буду открывать Америку, просто напомню:

Каждый пишет, как он слышит.
Каждый слышит, как он дышит.
Как он дышит, так и пишет...

И опять же «пишет», а не творит.
— Да я помню-помню. Спасибо.

Грустно, что пишущий человек не видит разницу между «писать» и «творить». В результате выстраивается странная цепочка: каждый пишущий — писатель, каждый писатель — творец, каждый творец ощущает, что он творит. Именно такой образ мыслей и позволяет «дворнику, выводящему три буквы на запотевшем стекле», провозглашать себя писателем-творцом. А почему нет? Такой уж у него эмоциональный настрой, который по уровню вполне может быть даже выше в этот момент, чем у тех же Татьяны Трониной или Ксении Беленковой, пишущих серийные книги, используя при этом не три, а тридцать три буквы.

Я допускаю, что не каждый, когда пишет, ощущает полёт мысли. Думаю, что и мыслит не только «творец». А уж «полёт мысли» ощущает далеко не каждый, кого навещают те или иные мысли.
И вообще, ощущать себя «творцом» и громко заявлять об этом окружающим — занятие, на мой взгляд, не самое плодотворное. Чего здесь больше — самолюбования, самовозвышения или, наоборот, проявлений комплекса неполноценности — даже не знаю.

Во всяком случае, завершением обращения Елены Луганской к «творцам» стали следующие пришедшие ей комментарии-ответы двух «писателей»:

«— А йа не творю. А то боюсь — как натворю... мамадарагайа.
— Та да».

Согласитесь, что самовосхваление ничем не лучше пустопорожнего восхваления другими. Или я не прав? И тем не менее, к заявленному в начале вопросу: «Любите ли вы, когда вас хвалят или критикуют?» позволю добавить другой:
«Как вы относитесь к распространённому ныне нахваливанию самих себя в форме причисления к творцам?»

Первой откликнулась Зинаида Одолламская (работает над книгой о литературной Москве), очень кстати подсказавшая:

«Приходит на ум Мариенгоф: “У Чехова где-то брошено: «Напрасно Горький с таким серьёзным лицом творит (не пишет, а именно творит), надо бы полегче…» Вот и Федин с Леоновым тоже — творят. А Пушкин — «бумагу марал». Конечно, на то он и Пушкин. Не каждому позволено. И чего это я рассердился на наших «классиков»? Бог с ними!”»

Далее пришло послание издалека от Евгении Игнатьевой (публицист, прозаик, автор книги «Повести Лисицина», работает над книгой «История шоколада». На её взгляд, «писательский труд сродни стряпне. Ты выбиваешься из сил, стараясь создать что-то необыкновенное, прекрасное, полезное и удобоваримое, изучаешь теорию, обмениваешься опытом и прочее. Когда шедевр готов, ты удивляешься, что это никто особенно не ест. А секрет успеха-то прост: побольше сахара, соли и глутамата натрия. Ну и пара здоровых ингредиентов на этикетку, как дань моде»):

«А как самому себя не хвалить, когда даже издательства требуют от тебя маркетинговый план?

Люди все творцы «от природы», так что всё нормально... Творят они не для того, чтобы им памятники ставили (по крайней мере, в лучшем проявлении этого свойства), а чтобы мысль свою выразить доходчиво и эстетично, чтобы услышали.
В писательской среде (как и везде, впрочем) полно всякого нездорового, так от этого никуда не деться. Мне на это всё наплевать, я раз и навсегда зареклась с писателями тусить ради попадания в тусовку».

— Издательства требуют маркетинговый план от собственной лени и наплевательского отношения к автору — я только так на это гляжу. Люди творят, бесспорно. Но странно слышать от людей: «Я творец! Я творю!» У меня тёща, работая в своё время в Академии педагогических наук, обрывала всех, говорящих «мы, учёные»: «Вы никакие не учёные. Учёные — это Ландау, Кюри и т.д., а вы просто научные сотрудники». И я думаю, что она говорила правильно.

— Ну да, поэтому, может, все Ландау и повывелись с тех пор, зато научных сотрудников видимо-невидимо.

Тут как тут возникла милейшая Инна Криксунова:

«Тёща, обрывавшая своих коллег, когда они начинали о себе говорить «мы — учёные» — это патетика. На сей раз тёщина. Здесь мы видим отношение с придыханием к людям, занятым наукой. Если у них есть громкие имена, значит, они право имеют. Нет громкого имени — значит, цыц! В словарях слово «учёный» означает «человек, получивший специальное образование и профессионально занимающийся научной или научно-педагогической деятельностью». И без всяких придыханий. Мне кажется, ко всем этим «именованиям» (творец — не творец) надо относиться спокойнее, равнодушнее. В конечном итоге важнее всего результат, как бы кто себя ни называл».

Пришлось оспорить: «Просто кроме предыхания есть разница в том, каких результатов достиг аспирант и, допустим, академик. Не в словаре, а в жизни».
Учительница из Читы взглянула на проблему с педагогической точки зрения:

«Сейчас все творцы, все гениальные... Делает это их счастливыми? Пусть будут творцами».

Я уточнил: «Счастье лишь оттого, что сам себя назвал творцом?»
Последовал ответ:

«Если другого нет, то пусть хоть это будет. А вообще слова измельчали. Совесть спряталась. Критичность к себе не выработалась... И получается: «Талантливый поэт Пушкин» и «гениальный Вася Пупкин»... Грустно. Но так».

Обозначилась автор «Записок баронессы Пампа»:

«Равнодушно, говорите? Вряд ли это возможно, мы ведь не роботы. Да и классик, скорее всего, советовал нам то, что не делал сам, как это обычно бывает. Конечно, будучи знакомыми с «ругателем» или «хвалителем», мы приблизительно представляем себе цену его критики. Что же до творчества... Как же без него... особливо ежели самоирония присутствует. Но мы, львы, и посуду моем... творчески».

Пётр Владимирский (автор более десятка книг — в соавторстве с Анной Владимирской, среди них: «Интерьер для убийцы», «Шоу на крови» («Ловушка для ангела»), «Объяснение в ненависти», пишущий роман «о всевозможных писaтелях и инопланетянах»), любящий, по его собственному признанию, «солнечное, тёплое, красивое, вкусное, весёлое, умное, талантливое, разное», представляющий себя в ЖЖ как «читака & писака», возразил:

«Не согласен с Вами. Что, собственно, Вам не нравится? Слово «творец»? Ну, вот и не произносите его. Не стоит раздражаться, когда его произносят другие, возможно, они так чувствуют. Слова слишком расплывчаты, чтобы передать суть, а суть многомерна. Точности для всех мы не достигнем.
А вот насчёт «р;вно не люблю и критику, и похвалу» — аналогично. Я тоже».

В свою очередь я возразил ему:
«Не может быть «слишком расплывчатых» слов, если речь идёт о людях, которые берутся называть себя авторами, писателями. Потому что в таком случае они никакие и не писатели, и не творцы. Творить можно даже на кухне, готовя котлеты. Но это совсем иное творчество. Речь же идёт исключительно о писательском творчестве. Так что слово «творец» мне очень нравится, но не нравится, когда его употребляют в качестве самовосхваления».

Ольга Свириденкова (писательница, как она сама себя называет, любовно-исторических романов: под псевдонимом Вирджиния Спайс вышло шесть её книг, ещё несколько романов, «не столько ради искусства, сколько ради денег», выходили под псевдонимом Виктория Шарп. Теперь, после 20-ти книг, гуляющих по стране, уверяет, что «больше ни одной строчки под псевдонимом») с улыбкой бросила реплику:

«А что касается нахваливания самих себя, так ведь на этот счёт есть высказывание: “Сам себя не похвалишь — никто не похвалит”».

Я развил предложенную тему:
«Что касается «сам себя не похвалишь — никто не похвалит», то во всём нужна мера. И ещё, в каком-то месте и в каких-то обстоятельствах это возможно, а в других нет. Здесь же человек демагогически заявляет о том, что скромность украшает человека, и тут же объявляет себя творцом. Если вдуматься, то делает она это по единственной причине — она глухая к слову. Поэтому ей всё равно, какое слово из ей симпатичных употреблять. Она себя спокойно и гением назовёт, потому как соседка по лестничной площадке двух слов связать не может, а она целые предложения выстраивает».

Автор «Записок баронессы Пампа» подтвердила, надо полагать, богатый редакторский опыт давал право: «И такой тип не одинок...»
Ольга Свириденкова продолжила:

«Да уж, тяжёлый случай. На самом деле меня порядком смешат люди, которые то и дело себя нахваливают. Правда, рано или поздно вместо смеха появляется раздражение.

Что касается критики и похвалы... Ну, критику-то, я думаю, никто не любит. Хотя я не понимаю, как можно обижаться, например, на критику своего редактора: кто ж ещё правду скажет, если ни он? А вот похвала... по моему; скромному мнению, она хороша лишь тогда, когда в ней чувствуется полная искренность. Но многие люди просто не видят и не чувствуют неискренности. А может, и не совсем искренне человека иной раз следует похвалить? Почему бы, собственно, нет, если похвала окрыляет...
В большинстве случаев, мне кажется, ни критиковать, ни хвалить не умеют. Если критика, — то, как правило, поток злобы и нескрываемое желание заставить человека почувствовать себя никчёмным и ущербным, если похвала — патока, елей и набор дежурных комплиментов без конкретики.

Со словом «творец» вообще как-то прикольно. Если я пишу любовные романы, то, согласно данному определению, я должна называться «творцом любовных романов». Как-то смешно и нелепо звучит. Да и не творю я, а просто сочиняю».

Мой ответ потребовал немного букв:
«Это для нормального человека звучит смешно и нелепо. А для иных, которые «творят», «создают», непонятен будет, к великому сожалению, Ваш смех.
А вот хвалить по-умному в большинстве случаем, увы, не у многих получается. Порой слушаешь, и думаешь, лучше бы промолчал».

Подключилась Инна Криксунова:

«Есть поговорка и покруче. Например, в семейном общении я могу шутливо похвалить себя за то, что сварила хороший супчик, или за то, что купила хорошую вещь по сходной цене, или ещё за что-то: «Ай да Инуся, ай да молодец!» — «Сам себя не похвалишь, как оплёванный ходишь».
Неужели у вас не бывает желания просто пошутить?»

Что-что, а шутить я люблю, поэтому ответил так:
«Вы молодец во всей этой тираде, кроме одной мелочи. Слово «оплёванный» по стилистике выбивается из остального текста. Оно из другого теста. Поэтому даже шуткой сказанное оно мне режет ухо. Эту фразу можно произнести в определённой ситуации определённому лицу с характерной мимикой или жестом. А в письменной речи, она не очень уместна. Моветон. Контекст должен быть тогда уж специфический, с подтекстом. Вам эта фраза не к лицу».

— Александр, дорогой, вы ведь меня совсем не знаете. Ни разу не видели, никогда не общались вживую. Откуда же вы можете знать мою речь?
— Я и автора поста вживую знать не знаю. Исхожу из того, какой желательно, чтобы была речь человека, профессионально занимающегося таким делом, как писательство. У каждой профессии свои права и обязанности.

Марина Голубева (преподаватель, автор книг «Учебник для волшебницы», «Тайны мышления» и электронной книги «Проклятие багровых снов» — в соавторстве с Анной Одуваловой) углубилась в теорию:

«Мне кажется, что дело в том, что Вы и те молодые писатели, с которыми Вы беседовали, вкладываете в понятие «творчество» разное содержание. Поэтому и отношение разное. Если взять широкое понимание слова (его так и в психологии определяют), то творчество — это создание чего-то нового. И всё. Не важно, субъективно нового или объективно. То есть, когда трёхлетний малыш строит башню из кубиков — это тоже творчество.

Но есть и несколько другое отношение к этому понятию, связанное, возможно, с ассоциацией «творец = Бог». Тогда творчество — это дар Божий.
Всё зависит от того ракурса, в котором мы рассматриваем эти понятия».

Мы обменялись суждениями:
— В нашем случае не идёт речь о творчестве детей (бесспорно, дети — творцы. Творцом может быть жена, приготовившая новый, необычный салат...) Тут же речь идёт совершенно конкретно о людях пишущих, о тех, кто называет себя писателями. Совершенно особый случай (если не иметь в виду художников, композиторов, архитекторов…). И здесь не может быть разного понимания. Не каждый написанный текст имеет художественную ценность. Поэтому не каждый, складывающий буквы в предложения, — писатель и не каждый соответственно — творец. В противном случае каждый изображающий известные буквы на заборе тоже будет писатель и творец.

— Я с Вами согласна. Вот что интересно, я, на факультете искусств читая курс «Психология художественного творчества» у художников, на одном из занятий ставлю вопрос о том, что можно считать произведением искусства, а что таковым не является. Разгорается обычно жаркая дискуссия. В изобразительном искусстве есть такое понятие — «кич». В литературе аналогичного понятия нет, «графомань» не подходит, так как «кич» может быть очень востребован и моден. Вот на вопрос, чем же «кич» отличается от настоящего искусства, ответить чрезвычайно сложно. В литературе, по-моему, проблема отличия настоящего художественного текста от простого, пусть и осмысленного, набора слов тоже есть. Дело в критериях. Вы начали разговор с вопроса о критике и похвале. Так вот слово «критика» родственно слову «критерий». А у нас как-то забывают об этом, сводя критику к банальному «нравится — не нравится», а редакторы нередко ещё добавляют «продаваемо — не продаваемо». Но второй критерий, по крайней мере, объективный, имея ввиду, что он находится, по крайней мере, не в голове «критика», а вне её. Уж как формируется этот критерий — другое дело.

— Начну с больного. Второй критерий ничуть не объективный, т.к. книготорговля просто-напросто не умеет торговать. Но это разговор особый. А критерии, в принципе, есть. Но для их осознания нужны знания, культура и профессионализм. Эти категории зачастую у тех «творцов», кто берётся складывать буковки, напрочь отсутствуют. Беда в том, что наши «творцы» этого, опять же в силу отсутствия перечисленного выше, не сознают этого. Но никто им об этом не говорит, и они живут, веруя, что являются теми, кем, однако, не являются. Сама автор цитируемого поста объявила на сайте сообщества belletrist_ru, что её и её друзей не так поняли по причине отсутствия чувства юмора.
Зинаида Одолламская заметила:

«Конечно, когда хвалят, приятнее. Но критика иногда очень помогает. Помогает задуматься, серьёзнее отнестись к работе, которую делаешь. Вот я уже пятый раз текст переписываю, к которому отнеслась легкомысленно, но было приятно получить хороший критический комментарий. И слово-то какое пафосное — творец. Мне кажется, что для любого творческого человека самоирония важнее, чем самолюбование. Творцов-хвастунов не люблю. Такое самолюбование просто свидетельствует о дурном воспитании».

Марина Шаповалова (публицист, автор романов «Двенадцать лун» и «Сон у моря», трёх повестей и рассказов, размещённых на авторском сайте) с грустью констатировала:

«А меня никто не хвалит и не критикует. Так что, я даже не знаю, как отношусь. Вот недавно сама себя похвалила в хорошем настроении: написала тут, в ЖЖ, что я — «гений и талантишче». Надеюсь, не у одной меня есть чувство юмора. Но, вообще-то, когда кто-нибудь скажет или напишет, что интересно было читать мой текст, мне приятно. Это нормальная реакция, по-моему. А про «своё творчество» — это люди по глупости».

Я улыбнулся:
«Читал Ваш пост и видел «гений и талантишче». Но контекст не допускал и мысли, что это не самоирония («Ай да Пушкин, ай да сукин сын!») Уже сама форма третьего слова тому свидетельство, да что мне Вам объяснять. А вот когда «по глупости», при этом упираясь, начинаешь сердиться. В угол поставить нельзя, розги вышли «из моды», остаётся сказать вслух. До кого-то доходит».

Ксения Тихомирова (школьный педагог, автор двух книг: романа-сказки для взрослых «Граница горных вил» и повести-фэнтези для взрослых «Спор об Ореховом Князе» — здесь и про любовь, и чуть-чуть детектив, и историческая проза о старой Москве) по-учительски строго взглянула на затронутую проблему:

«То, что в сообществе происходило, по-моему, можно вынести за скобки: люди с таким отношением к слову ничего никогда не «сотворят», кем бы они себя ни считали. И читать их «творчество» едва ли кто-то будет, как мне кажется. От пустой похвалы у меня ощущение как от фантика вместо конфеты: упаковка есть, а отзыва на книгу нет. Люблю ту критику, которая переходит в диалог: человек рассказывает мне, чем его мой текст задел, как он его воспринял, что ему даже оказалось не по нраву или непонятно. Когда мучилась со второй большой книгой, то мучила нескольких добровольцев, чтобы объяснили, что и где там «не так». Они мне даже помогли, на самом деле, только мне всё равно пришлось переводить их соображения на какой-то свой «язык»: они говорили о чём-то «наружнем», а мне надо было устранять внутренние неполадки. Хотя, будь на их месте профессиональный критик, наверно, он бы сразу мне сказал, где что не так. Так что я всей душой люблю критику. Можно сказать, тоскую по ней. Да, кстати, интересно, что отзывы бывают совершенно противоположные. В той же второй моей книжке две части, они немного разные по внутреннему темпу и по настроению. Так вот, критикующие разделились на два лагеря. Одни предпочли бы видеть всё в духе первой, а другие — в духе второй. Поэтому слушать их интересно, а вот слушаться, наверно, надо, как Пушкин сказал, только себя».

Именно в этот момент ко мне поступило сообщение, что дискуссия, развернувшаяся у меня в блоге, попала в ТОП-30 самых обсуждаемых тем в блогосфере. Но, как оказалось, дискуссия только разворачивалась.
Галина Дорфман, о которой знаю лишь то, что она лет с пяти была запойным читателем, вспомнила:

«Как-то в сообществе «Что читать» появился пост «Почему люди занимаются искусством?», где через слово звучало: «творец» и «красота». Понимаешь, что блогер пишет про себя: творец — это он. Я было засомневалась, но дальше последовал комментарий: «Понимаю, я сама творец». Но я не заметила реакции сообщества на это, слова не стали раздражителем. Я откликнулась тогда маленьким постиком, посчитав странным, что эти люди, надо полагать, написавшие книги, может быть, даже популярные, называют себя творцами. А мне ответили, что это то же самое, что и творческая работа. Я возразила, что слова «творческий коллектив Дома колхозника» нельзя заменить на «коллектив творцов Дома колхозника». Или что, язык изменился настолько, что теперь «коллектив творцов Дома колхозникa» возможен? И можно, знакомясь, представляться: «Муся Мусина, творец». Раньше даже Александр Сергеич, создавая нерукотворный памятник, называл Творцом отнюдь не самого себя. Он к своей музе обращался. Хотя живому человеку такого «равнодушия» достичь трудно. Кожа-то у всех тонкая».

И я с ней согласился:
«Вот и я про то же. Когда люди не видят, не слышат разницы между «творческий коллектив» и «творцы», им не писать надо, а, как учил в знаменитой статье «Лучше меньше, да лучше» один известный публицист, «во-первых — учиться, во-вторых — учиться и в-третьих — учиться», чтобы затем «вполне и настоящим образом» образумиться… и понять, что писательство не их дело, что у них какие-то иные таланты.

То, что мы наблюдаем у новоявленных творцов, трудно назвать «невосприятием», это, на мой взгляд, неграмотность и непрофессионализм. Впрочем, наверно, я зря заговорил о профессионализме. Если взглянуть на определение, которое даёт Википедия понятию «профессионализм», то, оказывается, это «особое свойство людей систематически, эффективно и надёжно выполнять сложную деятельность в самых разнообразных условиях». Если в нашем восприятии профессионализм — особое свойство, то не следует удивляться, что вместо художественных произведений нам подсовывают художества «творцов», выдавая их за творческие достижения.
А о Пушкине... Да, кожа у всех тонкая, и Пушкин не исключение, но написал так, думаю, потому что понимал: иначе нельзя».

Инна Балтийская (с детства обожает загадки и считает, что изящная детективная интрига — лакомство для мозгов. Более вкусная, чем коробка самых изысканных конфет. Более опьяняющая, чем самое дорогое шампанское. Автор полутора десятков детективов, среди них: «Принц на горошине», «Киллер по красавицам», «Салон ”Зазеркалье”», «Фальшивый король», «Пряничный домик») ограничилась короткой репликой:

«А я люблю, когда мои книги хвалят, и когда критикуют — тоже. Кстати, эмоциональная критика, даже с перегибами, не обижает. Главное, что человек не остался равнодушным. Я даже конкурс рецензий в Интернете специально устроила на свои книги, чтобы понять, как они воспринимаются со стороны».

О чём тут спорить? Я ответил:
«Знаю, видел, читал и считаю это нормальным ходом для писателя, не кричащего о себе: «Я — творец!». А тут ведь «немного техника хромает, поэтому критики и филологи бдят мои тексты», но «сижу потом на кресле качаюсь и балдею». Убожество из каждого слова выпирает».
Пётр Владимирский, как мне показалось, хитро улыбаясь в усы, признался:

«Даже когда варю борщ, я считаю себя творцом. Скромным творцом борща, подобных которому (борщу) не было ни до, ни после. Что уж говорить о живописи или текстах. Тут-то я уж вообще. Да, причисляю и нахваливаю. Грешен».

В ответ я, вспомнив о своём возрасте, изобразил зануду, рассуждающего о буднях писателя:

«Я того же мнения, когда «грешишь» на собственной кухне. А доведись Вам оказаться в компании с шеф-поваром классного ресторана, смею думать, Вы как умный человек предпочтёте промолчать, иначе будете странно выглядеть. Я уже чуть раньше писал, что вправе считать творцами жён, которые готовят оригинальный салат или замечательные котлеты. Но в разговоре о литературе это моветон».

Лидия Завадовская (обладая счастливой и редкой возможностью заниматься творчеством full-time, пишет книги. На данный момент закончены 2 части тетралогии («Кун Киу») в жанре городского фэнтези. На листочках, карточках и файлах ещё полмиллиона идей, требующих воплощения. Так что, думает, с писательской стези она свернёт ещё не скоро. По образованию редактор, что в определённый степени способствовало развенчанию мифов относительно выбранного ею пути) выплеснула своё возмущение-недоумение:

«Люди, я вас не пойму. Если «творец» — такое пафосное слово, то, наверное, и «творчества» стоит избегать. А если ты — не приведи Всевышний — что-нибудь создашь... то, что же, создателем не смей назваться? Писатель — какое громкое наименование! Будьте проще — писака, графоман, бумагомаратель, в конце-то концов! Нашли из-за чего холиварить, честное слово. Кому какое дело, как называться, как писать и от чего потом балдеть в кресле? Вам жалко что ли? Или у нас есть где-то официальное учреждение, которое выдаёт звания писателя, творца и демиурга? Живите и дайте жить другим».

Я понял, что имею дело с демиургом, причём, не ремесленником, а мастером: «Конечно, есть писаки, графоманы, бумагомаратели, но есть и нормальные авторы рассказов, повестей, романов. Иные из них становятся писателями, кто-то даже профессиональными. Это в литературе. А «живите и дайте жить другим» — это уже из жизни по понятиям. Балдеют в кресле, а на людях балдёж выглядит несколько странно. Могут подумать, что в состоянии то ли алкогольном, то ли наркотическом. Не дай Бог, рядом окажется полиция...»

Далее подтянулась «тяжёлая артиллерия», и разговор пошёл по-крупному. Диалоги становились продолжительней и даже резче. Что мне было на руку. Потому что, уместно вспомнить известные слова: «То, что Павел говорит о Петре, больше говорит о Павле, чем о Петре».
Заговорила Татьяна Тронина:

«Пожалуй, приятно, когда хвалят. И злит, когда ругают (не критикуют!). А вот полезная критика, когда даются реальные советы, очень помогает! Сама я стараюсь не критиковать, а именно дать совет. Если же ничего нельзя изменить, лучше просто скажу что-нибудь одобрительное.

А что касается «творчества». Ой, сейчас все творят. Сплошные творцы и креативщики...»

— Конечно, и мне приятно, когда умно и по делу хвалят. Полезную критику принимаю с удовлетворением. Даже умную, изощрённую критику, если человек исходит из каких-то иных взглядов тоже принимаю: вот ведь как написал. Но мне не меньше ругани противны (режет ухо и глаз) бесконечные похвальбы «творцов».

— Вчера днём смотрела по ТВЦ интервью с Максимом Кронгаузом, замечательным филологом. Ему задали вопрос, что-то вроде: стали бы Пушкин с Толстым популярными и сегодня? Да, говорит, причём в новом, современном виде. Гений творит в определённых координатах, он легко осваивает их. И это были бы другие Пушкин с Толстым, понятные и интересные современникам. То есть, думаю, не исключено, что и они стали бы пользоваться современной лексикой, вести блоги и т. п. И называть себя творцами, соответственно.
— В разговоре о гении можно сказать, что он творит... Но для меня из этого тезиса не вытекает, что, став современными, гении стали бы называть себя творцами. Да, и виновница нашего «торжества» не тянет на гения. Если Вы другого мнения, давайте останемся при своих. А то мне становится обидным за Пушкина и Льва Толстого. Негоже поминать их всуе и приписывать им то, что нам хочется. Они-то оспорить не могут.

— Они и тогда были в гуще жизни, и сейчас этим стали бы заниматься — исходя из логики их характеров. Тогда они отзывались своим творчеством на все события в современной жизни, и сейчас бы тоже. Живые, неравнодушные, эмоциональные люди они были. Это факт. Можно фантазировать насчёт них — это одно (и правда, тут они оспорить не смогут), а можно вполне логично предполагать.

— Логично не предполагать и фантазировать, а полагать: то, что легло в основу наших разногласий, есть не жизнь, а имитация жизни. Она была во всякие времена, так что и фантазировать не надо. Всё уже было. Во времена Пушкина в каждом приличном доме лакей и слуга писали «стихи». Но никто их не называл ни поэтами, ни творцами. И им самим такое в голову не приходило.

— Да, так было, соглашусь. Но времена изменились. Раньше отрицали, что у женщины есть душа (в религии). Раньше было разделение на сословия. Раньше неграм нельзя было сидеть рядом с белыми жителями Америки и т.п. Но сейчас невозможно жить, не став на позицию гуманизма. Нельзя людей делить на чёрную и белую кость, на тех, кому можно, а кому нельзя. Все люди равны.

— А где Вы у меня нашли хоть слово о неравенстве? О чём Вы? О каком гуманизме? О каком абстрактном мире Вы ведёте речь? Ау! Я здесь, а не там. Я в реальной жизни. И делить никого на белую и чёрную кость не имею намерений. Я не на митинге, я у себя дома. И негров близко со мной нет. И разговоры про то, что в Америке негров угнетают, канули в Лету. Они давно и у нас по улицам шастают. Конечно, как Вы говорите, времена изменились. Вот только люди мало меняются. И по-прежнему хотят большего, чем заслужили. По-прежнему кухарка желает управлять государством. А мне и вправду этого не хочется. Пускай займётся учёбой, чему-то научится, испытает себя на муниципальном, региональном уровнях, тогда и посмотрим.

— Удивительно, но я с Вами согласна. Да, дико не хватает профессионалов. Да, у многих мания величия, а дело мало кто делает. Да, меня тоже раздражает, когда блондинка-секретарша в офисе называет свою работу творчеством. (А я тогда чем занимаюсь, милочка?) Да, меня раздражает, когда условный «Никита Джибурда» ревёт с экрана: «Моё творчество». Всё так. Но речь-то о другом. Речь о праве человека называть себя творцом. А оно есть у всех. Так же как, я думаю, везде важна уместность: смотря с кем, смотря где, смотря какая тема... Можно и смайликами беседовать, если уместно, вполне взрослым и солидным людям.

— Давайте отделим мух от котлет, — подытожил я. — Творить есть право у всех. Называть себя как угодно (в том числе и творцом) можно, на мой взгляд, только в сумасшедшем доме. Там как раз и Наполеон, и прокурор (не помню, кто ещё перечислялся в «Кавказской пленнице»). Конечно, дома мы вольны называть себя по-любому. Хотя, если я пару-тройку раз назову себя дома гением и творцом, боюсь, и жена, и дочки решат, что со мной что-то явно неладно, и будут думать о психотерапевте для меня. «Зайкой» жена зовёт дочку, а вот мысль назвать меня творцом, уверен, ей в голову не придёт. Далее. Если блог не подзамочный, то минимум несколько сотен, а то и тысяч читателей (френдов) обеспечено. А ещё могут заглянуть и вовсе не френды (многие, как известно, любят «гулять» по ЖЖ). Назвать это разговором немассовым затруднительно. Порой на митинге народу меньше. Значит, аудитория самая что ни на есть массовая. Если автор блога этого не понимает, мне жаль его — надо учиться думать и соображать. И последнее. С глупостью надо бороться всегда и везде. («Вот лозунг мой и Солнца».) Известные персоны ничем не отличаются в этом смысле от нас. Многие ещё вчера были вовсе не известными. Индульгенции ни у кого нет.

P. S. Кстати, эпизод с натуры. Вчера говорю младшей дочке (ей 23, работает в банке): «Даш, составь мне маленький словарик смайликов, что каждый обозначает. А то мне эти значки ставят, а я их смысл не знаю, не хочу впросак попасть». Она смотрит так подозрительно на меня и говорит: «Надеюсь, ты сам не будешь их ставить? Будешь с людьми нормальным языком разговаривать? Не опустишься до этой “фени”?!» И ведь человек вовсе не гуманитарий. И возраст ещё не зашкаливает. И говорила она это мне дома, на кухне, между прочим. «К тому же, — не могу не согласиться с мнением Ксении Тихомировой, — дома разговаривать принято по-человечески». А уж слышать от профессионального литератора, мол, ну да, я писатель, и теперь, я что, и в быту, и в ЖЖ должна высоким слогом изъясняться и метафоры подбирать? мне странно и, главное, стыдно за такое отношение человека к нашей общей профессии.

— Очень многие читатели заявляют, что нынешние авторы не имеют права называть себя писателями. Эта тема уже обсуждалась, и я ещё тогда высказала мнение: да пусть как угодно себя называют. И даже если в переписи населения на вопрос о национальности человек заявляет, что он эльф, то ради бога. Эльф, так эльф. Творит, так творит. И, мне кажется, в своём блоге автор имеет право говорить о чём угодно, и как угодно.

— «Говорить о чём угодно» — да, несомненно. И я был непосредственным участником того разговора. И воспроизвёл диалог, происходивший с моим участием. Чтобы он был понятен, я частично процитировал слова собеседников. Более того, дабы не позорить людей, не стал называть имён (ников). Так что, с точки зрения этики, норма соблюдена. Я вёл разговор не об именах, а о проблеме, как я её вижу. Автору блога самой захотелось объявить себя. Её право. На мой взгляд, это ещё одно свидетельство непонимания ею, насколько неприлично человеку, занимающемуся писательством, демонстрировать свою полную глухоту по отношению к слову. Грустно, что у тех, кто называет себя «творцами», находятся сторонники. Это лишь подтверждает мою мысль, что дело не в конкретных лицах, а в том, что подобное отношение к слову стало проблемой. Что касается того, могут ли люди называть себя как угодно. Можно вспомнить известное слово «самозванец». Объяснять его не надо. И чем самозванство оборачивается, тоже всем известно. Самозванцы бывают не только в политике. Вот только что самозванка была на Красной площади 9 Мая. Они случаются и в литературе. Это рядоположенные вещи.

Вбросив в дискуссию слово «самозванец», я в качестве своего комментария параллельно поместил в собственном блоге короткий пост-реплику "Самозванство".