Маленькие сокровища

                маме и папе, с любовью


                * * *


                Колбаса

– А ты шарик-то взял?

– А то! – Стас обернулся и похлопал себя по нагрудному карману. – Еще запасной взял, – карман заметно оттопыривался, – чтоб не бегать домой, как вчера…

Мы шли друг за другом по хорошо натоптанной тропинке, отделявшей от леса высокий деревянный забор лесопилки. Тропа то ныряла в канавы, заросшие крапивой и дикой малиной, то выпрыгивала на мшистые пригорки, украшенные теплым сиренево-розовым вереском, и, если не сворачивать, уверенно увела бы в душистый после ночного дождя лес, прямо в царство мраморных подберезовиков, желто-красных сыроежек и прохладных белоногих лисичек. Отложив эти заманчивые перспективы подрастать до завтра, мы, замерев на мгновение и прислушавшись – не идет ли кто, один за другим свернули прямо в объятия уходящих в небо зарослей иван-чая, надежно скрывавшего обширную брешь в штакетнике доживающего свой век забора лесопилки.

Рабочий день закончился, и порядком захламленная территория маленькой фабрики встретила нас лишь восхитительными звуками летнего вечера, росчерками лимонниц и капустниц, словом всем тем, что для нас олицетворяло полную тишину, дающую нам право смело двигаться к своей цели.

Пройдя мимо ворот пахнущего бензином и ржавчиной гаража и попрыгав на старых тракторных покрышках, весело хлюпавших свежей дождевой водой, мы перелезли через кучу отсыревших обрезков горбыля и, поспешно миновав открытую погрузочную площадку, прильнули к окнам длинного одноэтажного производственного цеха. Внутри было тихо. Узкая форточка на центральном окне как всегда была открыта.

– Стас, давай!

Стас, хоть и выше всех на целую голову, при этом был самым тощим, поэтому, оттолкнувшись от четырех подставленных рук, легко протиснулся внутрь. Соскочив на пол, он огляделся и распахнул перед нами обе створки окна, куда мы полезли все разом, толкаясь и мешая друг другу.

Цех, наполненный густым сладким запахом свежих сосновых опилок, тихо вздохнул при нашем появлении, заклубив в косых оранжевых полосах повернувшего на отдых солнца вихри древесной пыли.

Мы тихо двигались между станков, подбирая и перекладывая оставленный инструмент и обрезки деревяшек самой причудливой формы. Те, кто увязался за нами в последний момент, выбирали себе обрезки поудобней. Зажатый в тисках женский велосипед с красной рамой жалобно глянул на нас передним катафотом и остался позади. Мы прошли в самый конец цеха. Мишка уже смахивал пыль со стола прихваченным по пути веником, Стас прилаживал посередине доску, которую все эти дни мы использовали вместо сетки, остальные занялись уборкой обрезков и мусора с пола вокруг.

– Ну, давайте уже начнем!

– Ладно! – Стас достал из-за пазухи свой любимый оранжевый «сухарь» и протер его рукавом. Я вытащил «бутерброд», подышал на прохладную красную резину и вытер об штаны. Остальные достали кто ракетки, кто обрезки досок, и выстроились друг за другом вокруг стола.

– Поехали! – Стас подул на шарик, дыхнул на ракетку, нагнулся к самому столу и лихо отправил свой «фирменный крученый». Я отбил и оббежал стол, заняв очередь на другой стороне.

И понеслось! Мы отбивали, срываясь с места на другую сторону стола, все быстрее, потому что неуспевшие выбывали и играющих оставалось все меньше.

– Даешь колбасу!!! – кричали те, кто уже перешел в разряд зрителей и с нетерпением ждал развязки и начала нового тура.

Сандалии, кеды, резиновые сапоги гремели по дощатому полу, пыль вихрями клубилась в воздухе, разгоряченные игроки гонялись за почти неуловимым целлулоидным шариком, как вдруг:

– А ну! Эттто что такое?!..

– Ми-хееее-иииичь!!! Бежииииим!!! – грохот половиц, в дверь, в окно – бежать! – через горбыль, по покрышкам, топоча и пихаясь, мимо гаража, всем скопом в узкую щель в заборе, и еще – не оглядываясь, спотыкаясь о корни, обдирая икры и локти о прохладные пальцы леса – дальше, дальше – прочь от лесопилки – через дорогу – кто в калитку, кто через забор – на землю вповалку, задыхаясь и хохоча, оглохшие от грохочущего в ушах сердца, под «нашей» сосной у Стаса в саду…

– Все здесь? – Стас осмотрел краснощекую запыхавшуюся компанию. – Видели, как Михеич поскакал за нами по цеху? Вот умора! Теперь будет злиться… Ладно, подождем пару дней, потом опять пойдем – уж больно стол у них хороший, настоящий, «фирмааа». – Он достал из-за пазухи свой «сухарь», покрутил его, подбросил пару раз. – Ну что? Наш-то, наверное, просох уже – пошли, доиграем?

И вперед, мимо двадцать третьего дома, через увешенные свистульками и тлей кусты акации, к двадцать пятому, во двор, где посверкивал подсыхающими лужицами старый фанерный теннисный стол.


                * * *

                Маркиза


– Еще не пора? – наверное, я прибежал с этим вопросом уже двадцатый раз…

– Гуляй, гуляй! Не мешайся здесь! Я же сказала, что позову тебя! – мама смазала пышный капустный пирог взбитым яйцом, поставила его в разогретую духовку, положила венчик из перьев в мойку, и прибавила газ. На подоконнике, укрытая вафельным полотенцем, уже остывала моя любимая творожная ватрушка с изюмом.

– Иди, погуляй еще. Только далеко не уходи, вот пирог спечется, как раз и пойдем. Я позову, – она мягко развернула меня за плечи и, шлепнув по мягкому месту, отправила во двор.

– Ну что? Когда пойдете-то? – ребята обдирали с акаций зеленые стручки и мастерили из них свистульки. – Давай с нами пока: кто громче свистнет.

Я выбрал стручок потолще, аккуратно стянул с его кромки жилку и стал осторожно открывать ногтем большого пальца, попутно вытряхивая наружу блестящие ярко-зеленые семечки. Вставил его в рот, зажал между передними зубами «на ребро» и подул. Стручок зашипел. Я поворочал его зубами и подул еще раз. Стручок шипел. Подул сильнее и случайно взглянул на Борьку. Вытаращив глаза и раздув щеки, весь красный – он изо всех сил дул в шипящий стручок. Я прыснул от смеха, мой свисток выстрелил изо рта и улетел в траву.

– Смотри, лопнешь! Ребята, не подходите к нему! – глядя на Борьку, все расхохотались.

Третий стручок оказался нужной конструкции – немного пошипев, он вдруг сделался круглым и облил окружающих неожиданно низким, пронзительно-натужным гудением. Через пару минут, порядком оглохнув, я выплюнул свой расползшийся по швам музыкальный инструмент и оглянулся. Из пахнущего прохладой подъезда вышла мама в красной кофте неизвестного материала с начесом и большими перламутровыми пуговицами.

– Все, мы пошли!

– А на Щуку поедем?

– Не знаю, – крикнул я не оглядываясь и побежал к маме.

Срезая путь, мы прошли через небольшой лесок, потом по улице Васильева и налево на Привокзальную. Сразу за поворотом я нырнул в узкую полоску леса, отделявшую улицу от железной дороги, где в укромном вереске и прохладных травяных кочках, известных только мне, поджидали подберезовики с коричневыми шляпками и ржавыми веснушками на белой изнанке, ярко-рыжие граммофончики лисичек, бархатные зеленоватоголовые моховики и редкие липучие пуговки маслят.

– Мам, я еще нашел! Подберезовик!! У меня уже все руки заняты, можно к тебе положить?

– Ох, и как ты их везде видишь-то?.. – мама улыбнулась и сняла платок. – Давай, клади все сюда.

Я выложил все свои трофеи, вытряхнул еловые иголки и землю из опустевших карманов и нырнул обратно в кусты.

– Постой! Здесь и так уже на хорошую жарёху хватит! Вылезай, опоздаем!

– Не опоздаем! Ты вперед иди, а я догоню!..

Мама засмеялась и пошла дальше. За железной дорогой с шумом проносились машины. Издалека послышался звонок закрывшегося шлагбаума, и через пару минут, оглушительно стуча колесами, пронеслась мимо переполненная пятничная электричка.

Я дошел до молоденького сосняка, где пока не могло вырасти ничего интересного, выскочил на дорогу и побежал догонять маму.

Дальше мы шли вместе. Я подскакивал и пел песни, чтобы было веселее идти. Прямая лесная дорога изогнулась и выпустила нас к утопавшей в цветах будке железнодорожного переезда. Мама села на скамейку, а я полез в заросли космеи, которая почему-то росла только на переездах, и стал искать бабочек, поминутно оглядываясь на уходящую вдаль серую нитку шоссе.

– Ну где же он? – Я уже стоял на скамейке, скинув сандалии с босых перепачканных ног.

Шлагбаум закрылся, пропуская грохочущий, пыльный, показавшийся бесконечным, товарный поезд. Я сидел на корточках, вглядываясь в шоссе в просветах между гремящими колесами.

Пыль осела. Опять тишина, космея и бабочки, как вдруг… Вдали на шоссе появилась точка. Она росла, приближалась и мигала фарами.

– Смотри! Вон! Это ОНА! Мар-киии-зааа!!!

Сверкая бежевым лаком, хромированными колпаками и оленем на эмблеме, «Волга», продолжая весело подмигивать нам фарами, свернула к переезду и, проскакав через рельсы, остановилась рядом. Дверь распахнулась:

– Папаааа! – Я впрыгнул на огромный задний диван, обхватил его сзади за шею и вдохнул такой долгожданный аромат. – Папа! Смотри, сколько мы грибов набрали! А мама ватрушку спекла и пирог! А еще я кузнечика видел и бабочку «вороний глаз»! А на Щуку поедем, а?

Папа смеялся. Мама смотрела на нас и молча улыбалась. Баба Люся в оранжевом жилете помахала нам вслед с переезда желто-красным жезлом.

Маркиза весело летела вперед. Вечернее солнце вприпрыжку бежало вслед, ослепительно вспыхивая между высокими розово-персиковыми стволами соснового леса.

Мы повернули на улицу Кривцова, оттуда – к себе на Цветочную и въехали во двор. Ребята высыпали навстречу:

– Здрасьте, дядя Гриша! А на Щуку сегодня поедем?

– Что ж…, – папа взглянул на маму и усмехнулся. – Похоже, поедем! А ну, все бегом собираться! Живо! Через пять минут выезжаем!

– Аааа! Скорее!! – все мигом разбежались по домам.

Спустя пару минут, они уже неслись обратно, запыхавшиеся, с выцветшими полотенцами через плечо.

– Забирайтесь! – папа открыл заднюю дверь. – Да не толкайтесь! Сколько же вас тут?! Чур, тапками на диван не вставать! Все? Закрываю!

Скинув обувь, мы ввосьмером взгромоздились на сиденье. Пришла мама и села с папой вперед. Маркиза чихнула и, поскрипывая рессорами, покатила со двора.

Поселок остался позади. После недолгого прямого участка дорога запетляла через лес, заставляя нас падать друг на друга, хохоча и толкаясь, на каждом повороте.

Но вот все вскочили. Скоро-скоро, еще пару поворотов, еще один – и наконец-то, между деревьями первые вспышки солнца на воде:

– Щука! Щука!! Щууукааа!!! – мы кричали и хлопали ладошками по широкой спинке переднего сиденья. Папа два раза просигналил и въехал на небольшую автостоянку. Мы высыпали из машины и помчались к воде. Щучье озеро, запрятанное в песчаных выемках соснового леса, ласково сверкало оранжевыми бликами солнца.

Скидывая на ходу майки и шорты, мы не останавливаясь посыпались в воду. Смех, руки, ноги, вода в носу и в ушах, до красных глаз, до «гусиной кожи» – брызги, брызги, брызги!..

И вот мы уже трясущиеся, мокрые и счастливые, едем обратно. А дальше – чай, пироги, конфета за щекой на ночь, и скорей засыпать, потому что завтра… – завтра – чудеснейший день, ведь завтра мы с ребятами будем  МЫТЬ  МАРКИЗУ!!!



                * * *

                Кругосветка


– Смотри! – я вытащил из щитовой панели огромный белый прямоугольный лист – Это же ПЕНОПЛАСТ!!!

– Ага… – Стас высунулся из-за паллета с красными кирпичами, из которых он строил крепость, и скрылся, поглощенный своим занятием.

– Эй, Борька, Венька – тут есть пенопласт!!! – они продолжали кататься на картонках с огромной песчаной кучи.

Склад стройматериалов – ничем не огороженная площадка на углу Ленинградской и Кривцова, был для нас одним из самых притягательных мест. Помимо кирпичей и песчаных катальных гор, здесь были свалены куски гудрона, расползавшиеся через наши карманы черно-блестящими кусочками по всему поселку, заросшие травой бетонные кольца, огромные, в два моих роста, катушки с кабелем, под которыми после дождя можно было насобирать подберезовиков, стопка бетонных плит, откуда так удобно запускать по вечерам ракеты из марганцовки со спичечной серой в железных баночках из-под валидола.

Я с восхищением смотрел на пенопласт, точно зная, что он мне очень нужен, но еще неизвестно зачем…

– Точно! Это будет ЛОДКА!!! Стас, давай сделаем лодку?

– Ага… – послышалось из-за кирпичей.

– Ну и ладно! Сам построю и сам буду плавать!

Я вытащил из другой панели еще один лист и поволок к нам во двор.

Стол из серых шершавых досок, где вечерами собирались мужики под пиво со снетками и воблой в пожелтевших пахучих газетах, поиграть в домино, превратился в строительную мастерскую. Ножовкой, взятой у Юлькиного отца, я отпилил два треугольных куска – нос лодки был готов. Обточив тем же инструментом нижнюю сторону, я придал ему скругленную форму, придирчиво осмотрел и, вполне удовлетворенный результатом, принялся за борта. Отпилив от второго листа пенопласта две узких длинных полосы, я прикрепил их к основанию лодки, проткнув насквозь наломанными ветками. Лодка была готова, но чего-то не хватало… – Ага! Весла нужны! – Подровняв треугольные обрезки, оставшиеся после изготовления носа лодки, воткнул в них две длинные палки, – Ну, весла есть! Легкие, надежные, непотопляемые!!! Теперь – скорее в плавание!

Пока бегал отдавать ножовку, ветер навел чистоту на «стройплощадке», и прихватив лодку и весла, я помчался к папе.

– Пап, давай на Щуку поедем, а? Я лодку построил – испытать надо! Отличная! На ней хоть в кругосветку, хоть куда! Я и тебе покататься дам! Поехали, а?

Папа осмотрел мою постройку и, спрятав веселые огоньки, сверкнувшие в глазах, сказал:

– Конечно поедем! Мне тоже хочется по озеру на лодке поплавать. Только ты, как конструктор, поплывешь первый, хорошо? Вот пообедаем – и поедем…

Я наскоро проглотил любимый куриный суп с вермишелью, за ним поджаристую котлету с салатом из красно-белых кружочков редиски с хрустящим зеленым луком и сметаной, отхлебнул киселя и стал нервно ерзать на табуретке, дожидаясь, пока меня «догонят» родители.

– Ну, надевай плавки, – сказал папа, и я пулей понесся собираться.

Наконец-то, мы с ребятами на заднем сидении, и под скрип рессор – вперед, на Щуку!!!

Приехав на озеро, я неторопливо разделся, достал из багажника лодку и весла и, гордо подняв голову, ни на кого не глядя, спустился к берегу и вошел в воду. Тетенька в панамке и ярко-красном купальнике, уважительно посматривая на мой корабль, отплыла в сторону.

Лодка, ослепительно белая, в сверкающих солнечных бликах на темной торфяной воде озера, напоминала лебедя…

Однако встал вопрос – как на нее сесть? При попытках красиво взойти на борт она своенравно выскальзывала, проявляя весьма строптивый характер.

– Что ж, пусть это будет не так величественно, зато надежно! – Я разбежался и впрыгнул на лодку животом. Она рванулась, попытавшись было меня сбросить, но смирившись, неспешно заскользила от берега.

– Я плыву!!! – Прохладная вода заструилась по животу. Парни, игравшие в волейбол на берегу, бросили мяч, подошли к берегу и с интересом наблюдали за мной. Я приподнял голову. Что-то неприятно хрустнуло и от лодки отвалились борта… Я встал на четвереньки. Одно весло выскользнуло и поплыло прочь. Освободив руку, я подхватил второе и попытался грести, но весло… – оно действительно оказалось непотопляемым! Я нажимал им на воду, но толстый пенопласт погружаться не хотел. Упершись двумя руками, я сильно толкнулся – лодка подпрыгнула и легко поплыла к центру озера, весло дрейфовало к берегу, а я, отчаянно отплевываясь, барахтался на месте… Ребята катались от смеха…

Подплыл папа и вытащил меня на берег. Потом собрал расплывшиеся в разные стороны по озеру, словно льдины, осколки моего кораблекрушения.

– Жаль, красивая была лодка… Ну, ничего, в следующий раз вместе построим – большую, чтоб вдвоем можно было плавать, хорошо? А ну, ребятня, кто хочет мороженого? Все? Тогда бегом в машину и поехали!

Щука осталась позади.

– Дааа, пенопласт для весел явно не подходит, – размышлял я. – Точно! Завтра попробую сделать из старой фанерной лопаты, что за сараями валяется. Решено! Интересно, какое папа мороженое купил?...



                * * *

                Клад

Мы сидели у Стаса на веранде и досматривали «Кортик». Душистый утренний дождь, загнавший нас сюда, затих, и лишь иногда крупные капли гулко стукали по крышке газового ящика. Дедок, как его называли Стас с Мишкой, неторопливо курил на крыльце и читал газету.

– Эх, вот бы и нам какой-нибудь клад найти… – задумчиво протянул Мишка.

– Я тоже хочу клад найти! – крикнул Борька.

– И я! И я! – Венька запрыгал на боковине дивана, где он проёрзал весь фильм.

– Правда, давайте клад найдем! – сказал я и взглянул на Стаса.

– Можно… – Стас почесал затылок. – Только где будем искать? Тут нет ничего – половина – лес, остальное – огород. И так все копано-перекопано…

– Да, у двадцать третьего – нельзя, там если Мурзенкова увидит, так шума на весь поселок будет, а потом и отобрать может… – Слушайте, – продолжал я, – надо у нас за двадцать пятым копать, у Юльки под окнами, где яблони – там никто ругаться не будет, а если что, скажем, что, мол, яблони обкапываем, чтоб больше яблок было…

– Правильно! Там и будем копать – лучше места не найти! Мишка, тащи лопату из сарая. Ну, надеваем сапоги и пошли! – Стас прогремел своими тяжелыми «резинками» на вырост по дощатому полу и вышел на крыльцо.

Борька с Венькой, толкаясь, торопливо выискивали в общей куче свои сапоги. Мишка принес старую крепко сбитую лопату с потемневшим черенком. Мы оставили велики и отправились в путь, шумно обсуждая, что будем делать с найденными сокровищами.

Дырка в заборе привычно пропустила нас к двадцать третьему дому. Борька опасливо обошел переполненный канализационный люк, в который он провалился по пояс в прошлом году, снова вызвав всплеск подтруниваний и насмешек, и обиженно надул щеки.

Белоснежная тюлевая занавеска в форточке первого этажа колыхнулась, выпустив наружу скрипучий недовольный голос:

– Шляются здесь под окнАми, – старуха Мурзенкова как всегда была на своем посту.

Венька хотел было запульнуть ей в окно шишкой, но Стас его шуганул, и мы пошли дальше, мимо деревянного детского домика, в котором у нас проживала до своего таинственного исчезновения, подбитая ворона, через широкую площадку, где мы играли в «вышибалу», и дальше – за угол двадцать пятого дома, по тенистой тропинке, к высоким, достававшим до второго этажа, яблоням под окнами Юлькиной квартиры.

– Нет, тут не надо! – сказал Стас. – Тут Юлькины незабудки растут, чтобы «секретики» закапывать. Давайте там, где крапива.

Я взял лопату и начал копать. Все сбились вокруг, нетерпеливо вглядываясь в переплетенное корнями черно-червивое чрево земли. Лопата отчаянно стучала. Яма нехотя углублялась. Через пару минут меня сменил Стас. Высоко вскидывая лопату вверх, он обрушивал ее в яму, отбрасывая в стороны землю. Остальные, порядком ему мешая, старались заглянуть, чтобы первыми увидеть клад. Еще минут пять и вдруг… Бам! – лопата наткнулась на что-то железное.

– Клад! Клад!! – закричали Борька с Венькой и ринулись в яму.

– А ну, не мешайтесь! – Стас замахнулся на них лопатой и полез вниз. Все, пихая друг друга, пытались разглядеть находку. Стас встал на колени, запустил руки в землю на дне ямы, уперся посильнее и вытащил оттуда небольшую металлическую коробочку. Обтерев рукавом, он поставил ее на траву и попытался открыть. Крышка сильно проржавела и не поддавалась. Он взял лопату и поддел ее острием. Крышка щелкнула и отлетела в сторону. Внутри, в полуистлевшей тряпице что-то было. Стас стал аккуратно разворачивать ткань. Все затаили дыхание. Из свертка выпали две железки. Стас ловко поймал их, вытянул вперед кулак и разжал пальцы. На перепачканной землей ладони лежали ржавые, с почти неразличимыми оттисками, медаль и орден. Мы вертели их в руках, пытаясь разобрать надписи, как вдруг:

– Что это вы тут раскопали всё?! – дядя Коля, изрядно пахнущий пивом, с папиросой в зубах, протянул руку. – А ну, показывайте, что там у вас?

Мы отдали ему находку. Он покрутил в руках медаль, орден, поскреб щетину на шее, сунул их в коробочку и рявкнув, – Ишь, кладоискатели! Живо закапывайте свою яму и марш отсюда! – пыхтя папиросой ушел.

Мы сидели возле пустой ямы. Борька заныл:

– Он наш клад украл!.. Может они золотые были…, и коробочка тоже…

– Глупый ты, – сказал Стас, – золото не ржавеет, а они все ржавые насквозь… Ладно, хватит болтать – давайте закапывать.

Все нехотя стали сгребать сапогами землю обратно в яму. Подровняв ее, Стас подобрал лопату. – Ну, пошли!

Мишка поднял камешек и, нахмурившись, швырнул его в кусты. Там что-то звякнуло.

– Эй, погодите! Давайте посмотрим, что это там! – и он полез в кусты. – Смотрите-ка, что я нашел!

Обжигаясь, мы пробились к нему сквозь высокую крапиву. В густой траве стоял покосившийся, почерневший от времени и сырости деревянный ящик, а в нем… – пыльные, покрытые паутиной и сухими листьями – двадцать пустых винных бутылок!

– Вот это да!!! – я разгреб траву, снял паутину. – Все целые! Это ж сколько мороженого мы сможем купить?

– Ну, по семнадцать копеек… Это, считай, каждому по три получается. А если ягодное привезут, так почти коробка!

– Уррра! Вот это настоящий клад!!! – завопили Борька с Венькой, – Идемте, сдадим их скорее!

– Тихо вы! Сначала отмыть надо – так их кто примет? Не знаете, что ли?! Давайте, берем бутылки и пошли на колонку отмывать.

Мы вытащили ящик из травы и потащили к двадцать третьему дому, где среди огромных синих люпинов капала сияющими каплями старая скрипучая колонка. Солнце пригревало, и мороженое, пьянящей перспективой, ускоряло наши шаги. О ржавой коробочке никто не вспоминал.


                * * *

                Вафельные рожки


– Завтра в два часа. Не забудете? В два!

– Не забудем! Сколько раз можно спрашивать?!

Ребята испытывали спичечный телефон. Мишка сидел на чердаке и нитка от его коробка тянулась вниз и наискось, на крыльцо, где стояли Борька с Венькой.

– Завтра, в два часа! Прием! – транслировал приглушенно Мишка. Нитка, натянутая как струна, весело вибрировала.

– Прием! Прием! Завтра в два часа, подтверждаю, – кричал Борька так, что было слышно далеко на улице.

– Отлично! Работает! – крикнул Мишка, свесившись с чердака.

– Да хватит вам! – я начал злиться. – Мама сказала черники набрать – вот, целую банку! Мусс завтра хотите? Тогда надо собрать! Мне еще за покупками идти после обеда! Пошли! Мишка, слезай!

– Ладно, ладно! – Мишка, осторожно нащупывая ступеньки старой приставной лестницы, сполз с чердака. – Борька, сматывай провод! Да смотри, не запутай! – Они намотали нитку на коробки и спрятали «телефон» в газовый ящик.

– Стас! Пошли уже!

Стас сидел на «нашей» сосне и с интересом наблюдал за зданием управления лесопилки через дорогу. С прошлой недели там началось строительство второго этажа. Рабочие быстро сложили основания стен до уровня окон и теперь, когда их не стало видно с дороги, темп работы заметно упал – они подолгу курили, беседовали, играли в карты и сильно опаздывали с обеда. Уже пару раз по вечерам, мы пробирались к ним, надевали пыльные каски и, выскребая из лоханок остатки цемента, наращивали кладку стен. На следующий день, к нашему большому удивлению, никто не замечал перемен и стройка продолжалась дальше.

– Сегодня пойдем? – Стас слез с сосны.

– Не, я буду маме помогать. Завтра, помнишь? В два часа!

– Да помню, помню! Мишку приведу, не опоздаем, не переживай! Слушай, пошли на железку? Я гвоздей с лесопилки взял. Там и черники наберем и, может, земляника еще осталась – даже вкуснее будет, как тетя Аня нам на той неделе делала, а?

– Точно! И крыжовник посмотрим! Пошли!

Мы вышли на улицу Кривцова, скатились пару раз с песчаных гор на складе стройматериалов на углу Ленинградской, и дальше, налево по Привокзальной, туда, где прямая как линия улица, тянущаяся вдоль железной дороги, делала один единственный изгиб. Стоявший здесь когда-то дом давно сгорел – остался лишь фундамент и клочки заброшенного сада – несколько кустов разросшейся одичавшей малины, крыжовник, да покосившаяся яблоня.

– Смотрите, сколько тут ягод! – царапая руки о колючки, я нарвал целую горсть светящихся на солнце полосатых, как маленькие зеленые арбузики, ягод крыжовника и разом отправил в рот. Восхитительный, фантастически кислый сок хрустящим фейерверком взорвался на зубах, убегая струйками на щеки и подбородок. Рядом, стараясь затолкнуть в рот побольше, радостно хрустели Борька с Венькой. Мишка набивал ягодами карман.

– Фу, кислятина! Пошли мечи ковать, а то скоро поезд пойдет. Слышите? Уже провода щелкнули!

Мы выбрались из кустов и подбежали к рельсам, вслед за Стасом. Вдали появился поезд.

– Похоже, товарняк, – я повернулся к Стасу, – Давай, клади скорее.

Стас вытащил из кармана несколько больший гвоздей и аккуратно разложил их на рельсы вдоль, друг за другом.

– Ну все! Теперь ждем!

Мы отскочили в сторону и залегли в кустах. Гремя колесами на стыках, поезд стремительно приближался. Мы ждали. Еще минута и он, сотрясая землю, с оглушительным грохотом пронесся мимо.

– Двадцать восемь вагонов, – закричал Стас, – Длиннющий! Ну, ищите скорее!

– Вот! И еще один! – на шпалах лежали расплющенные, похожие на мечи, горячие блестящие гвозди.

– Здорово! Дайте мне! И мне! И мне! – зашумели Борька с Венькой.

– Держите! Только чур друг друга не тыкать! И не кладите в карманы – порвете, потом от мамки достанется! – Стас оставил себе один, остальные раздал. – Ладно, идем землянику искать.

Забравшись в кусты, на четвереньках, мы заглядывали снизу вдоль самой земли под запрятанные в траве листья лесной земляники.

– Есть! Есть! – закричал Венька, и первые ягоды полетели ко мне в банку. Ярко-красные с белоснежными середками, ароматные земляничины, словно бусины заполнили мою тару до горлышка.

– Наелся!.. – протянул Борька, вылезая из кустов и вытирая рукавом измазанные земляничным соком щеки.

Венька облизал пальцы и обтер о штаны. Стас достал из кармана свой гвоздь и вся компания, устраивая на ходу битвы на мечах, как настоящие мушкетеры, отправилась домой.

После обеда мы с мамой пошли за покупками к завтрашнему дню. Тетя Маша в ларьке мороженого на Второй Дачной приветливо помахала нам из окошка и шепотом сказала, что послезавтра привезут вафельные рожки и подмигнув, пообещала нам оставить. – Вот здорово! Вафельные рожки!! – Я подпрыгнул на месте. – Тетя Маша, только никому не отдавайте – мы обязательно придем! Правда, мам? – Конечно, придем! Спасибо Вам большое!

Мы пошли дальше, удивляясь, что тетя Маша так прониклась к нам симпатией. И пусть Борька с Венькой, да и Мишка, как-то болтали, что она им тоже мороженое оставляет, так это, конечно, враки, потому что они завидуют нашей дружбе.

В стекляшке за столиком сидела семья с тремя детьми и желтым надувным кругом. Мы заправили газировкой два сифона, купили еще десять шариков сливочного пломбира в трехлитровую банку и, приладив сумки на руль моего велика, пошли на Морскую за творогом и конфетами.

Дома я чистил маме отваренные «в мундире» овощи на салаты, подметал, вытирал пыль, и долго вертелся перед дверцей духовки, глядя как поднимаются белоснежные безе на самый вкусный торт в мире – с шоколадно-ореховым кремом на сгущенном какао, взбитом со сливочным маслом, не переставая засыпать маму вопросами:

– А салатов хватит? А мороженое не растает? А крем успеет на торте застыть? А тарелок всем хватит? А свечки на торте будут? А может за стульями сегодня сходить к соседям? А мусс? Мусс!! Не забудешь завтра сделать?! Ведь мы землянику собрали!..

Кастрюли булькали, духовка пекла, окна потели, мама, смеясь, стравливала мою энергию на всевозможные поручения.

Скоро стемнело. Я беспокойно ворочался в кровати, вслушиваясь в радиопостановку «Театра у микрофона» на «Маяке», доносившуюся с кухни.

Сквозь сон я слышал шаги и разговоры. Мамина ладонь ощупала мне лоб. Звякали вилки. Мама сказала кому-то, что «он переволновался, температура высокая и сейчас спит». Потом опять стало тихо и темно, «Театр у микрофона» и звезды в окне.


А назавтра… Назавтра я узнал, что мой День Рождения прошел… И было грустно, несмотря на подарки и кусок торта, оставленный мне в холодильнике…


Мама вытерла мне глаза и нос, и обняла за плечи: – Ну, к тете Маше-то пойдем? Сегодня обещали вафельные рожки привезти, помнишь?

– Вафельные рожки!! Вот здорово! Обожаю вафельные рожки!!!


                * * *

                Яблоки


– Да оставь ты его! Только мешаться будет!..

– Правда, оставь! Мы же все свои тут оставим.

– Нее, а вдруг украдут?! Ведь он совсем новый, только купили! Что мне тогда делать? Лучше с собой возьму – так надежнее.

– Да ну его – пусть делает, что хочет! Пошли уже, сколько можно тянуть?!

Мы оставили свои велики у Стаса, вышли за калитку и повернули на Цветочную в сторону частных домов. Уже начало вечереть. Народу на улице не было, и минут через десять мы, никого не встретив, свернули к неприметному одноэтажному дому, проглядывавшему сквозь щели поросшего мхом забора. Осмотревшись, тихо проскользнули в скрипучую калитку в дальнем конце участка. Следом, предательски позвякивая сияющим звонком на руле своего новехонького велосипеда, прогромыхал Борька.

– Ш-ш-ш! Говорили тебе?!

Мы, покосившись на темные окна давно пустовавшего дома, по хозяйски уверенно прошествовали мимо, в противоположную часть сада, где нас дожидались просевшие, будто штангист под гирей, сплошь увешенные краснобокими яблоками раскидистые цели нашего тайного путешествия. Забравшись на ветки, словно саранча, мы рвали яркие прохладные светящиеся на солнце кисло-сладкие ароматные яблоки и распихивали их – кто в карманы, кто за пазуху, кто прямо в рот…

Наконец, и Борька дошел. Он любовно приладил своего двухколесного «коня» к стволу одной из яблонь, полюбовался на ярко-красную раму, и полез наверх. Велосипед покачнулся, жалобно звякнул в звонок, и с грохотом рухнул на землю…

Восемь весело стучавших сердец провалились в пятки и замерли…

Тишина далекой кукушкой отсчитывала мгновения – один, два, три…

Вдруг, дверь всегда пустовавшего старого дома распахнулась, и на крыльцо вышел хмурый хозяин, сверкнув глазами в нашу сторону.

Словно подстреленные, мы повалились с яблонь и бросились прочь, наутек, через забор, теряя сыпавшиеся на бегу яблоки, оглушенные грохотом собственных сердец в ушах…

Первым прибежал Борька. Он на ходу перепрыгнул забор, пронесся в дальний угол участка и спрятался за «нашей» сосной.

Мы влетели следом и повалились в траву.

Мишка засмеялся: – Там теперь яблоки по всей дороге!.. – Ничего, сказал Стас, – завтра пойдем пораньше, все подберем… И откуда он только взялся-то?! Ведь никогда никого не было… Ну, высыпайте – что у кого осталось. – Он поднял прикрытый травой люк нашего тайного хранилища, выкопанного на прошлой неделе, где не соломе уже лежали наши вчерашние «трофеи». Я вывернул яблоки из карманов и те, что остались за пазухой. Ребята высыпали свои.

Мы валялись в траве и хрустели яблоками, сгрызая их полностью, вместе с семечками, выкидывая прочь лишь смолистые черешки.

– Борька! – вдруг Стас вскочил. – А велик твой где?!

Борька подавился яблоком и закашлял.

– Точно, он его там и оставил, под яблоней! Говорили тебе!

– А-а-а… – Борька стал красным и заревел в голос.

– Чего теперь реветь-то?! Надо велик спасать!

– А-а-а… – еще громче завопил Борька. – Что я папе скажуууу… Он же убьет меня, убьеееет…

– Эх ты! Ладно, пошли посмотрим – может он его не заметил?

Тихо-тихо, по кустам, вдоль заборов, мы прокрались обратно. Дом по-прежнему выглядел нежилым и заброшенным. Велосипеда нигде не было.

– Вот ведь! Видать в дом закатил! Что ж теперь делать-то?! Ну, пошли отсюда, пока он нас не засек…

Мы вернулись. Стас посмотрел на Борьку и вздохнул:

– Я к Дедку пойду – без него не видать нам твоего велика… – и ушел в дом.

Минут через десять вышел Дедок, глянул на нас и пошел за калитку, заметно хромая на пробитую в войну правую ногу. Следом понуро шел Стас.

Они вернулись через час. Дедок, нахмурив косматые седые брови, молча сунул Борьке его велосипед и скрылся в сенях. Стас не оглядываясь пошел следом. Мы постояли, потом тихо разошлись по домам.


На следующий день погода снова была чудесная. Борька катался на своем велосипеде и беспрерывно звонил в звонок. Пришел Стас. Сегодня он был молчалив и почти все время стоял. Яблок никому не хотелось…


                * * *

                Маленькие сокровища


Я поливал капусту. Из полоски земли, шириной в два моих следа, которую мне выделил Дедок под огород, торчали три жиденьких пучка голубовато-зеленых морщинистых листьев. – Не завязалась… Видно, почва наша для нее не подходящая, – сказал Дедок месяц назад, но каждое утро я продолжал ее поливать – а вдруг завяжется?..

Широко зевая, на крыльцо вышел Стас.

– Слушай, мама сказала, сегодня может последний день погода хорошая – так на залив пойдем. Пошли с нами? Я еще за Борькой и Венькой зайду.

Стас кивнул и, продолжая громко зевать, направился в туалет в дальнем углу участка.

Мы перешли железную дорогу. Перед зданием «ВТО», с мраморной лестницей, лепными вазами для цветов, огромными деревянными шахматами в вестибюле, и конечно, кинотеатром, прогуливались отдыхающие театральные деятели. Сюда иногда привозили фильмы, мама надевала свою красную кофту, и мы ходили всем поселком, словно на большой праздник, и еще много дней потом обсуждали и делились впечатлениями.

Прямая каменистая дорога пошла резко вниз, и вот уже свежий морской ветер, взъерошив нам волосы, промчался мимо и скрылся в лесу. За нижним шоссе, в прохладной тени деревьев, среди огромных зеленых папоротников, стелился ковер из заячьей капусты. Нарвав толстый пучок и наскоро вытащив иголки и веточки, я отправил его в рот. Пронзительно кислый сок был восхитителен, словно самое изысканное лакомство.

– Вкуснотища! – пыхтел Борька, выкашивая целые островки заячьей капусты.

Стас исследовал большой муравейник, прикладывал к нему ладонь и подносил к носу: – Понюхайте, это муравьиный сок!

Мы приложили ладошки. Вдруг Венька заорал: – Ааа, больно! Меня муравей укусил!.. – его щеки покраснели, губы дрожали, глаза были готовы выпустить поток.

– Да не реви ты! Щас песком потрешь и все пройдет! Пошли уже, и так отстали!

Вслед за Стасом, мы вышли к берегу, скинули тапки и побежали вперед. Горячий песок вязко задерживал ноги, тонкими струйками просачиваясь между пальцами. Мама уже разложила подстилку и легла загорать. Мы скинули одежки и рванули купаться. У воды, унизанная словно старая рыбацкая сеть мелкими камнями и осколками мидий, подсыхала теплая буро-зеленая полоса тины, наполняя воздух резким запахом и окрашивая воду радужными разводами. На цыпочках, морщась, мы быстро перебежали через нее до чистой воды и, пробираясь между камнями, пошли на глубину за третью мель. Борька с Венькой и Мишкой остались плескаться на первой.

Накупавшись «до посинения», мы вернулись на берег греться и, зарывшись в песок, разглядывали облака.

– А давайте плотину строить? – Венька не мог долго лежать.

– А что, можно! – Стасу надоело играть с Мишкой в «сапера», и он быстро встал: – Ну? Пойдем?

И мы побежали к ручью, прорезавшему дюны от леса до самого берега. Сгребая песок руками и ногами, подготовили высокие кучи по двум сторонам в самом узком месте и стали делать из сухих тростниковых палочек водяные мельницы и плоты.

– Все готовы? Давайте перекрывать! – Стас встал у кучи песка с одной стороны ручья, я – с другой.

– Давай! – и он обрушил песок в воду.

Я свалил свою кучу, перекрывая путь воде. Мы быстро-быстро кидали песок, наращивая плотину. Ниже по обмелевшему руслу Борька с Венькой и Мишкой расставляли водяные мельницы. Вода прибывала и прибывала, подбираясь к верху плотины. Мы отчаянно набрасывали песок, но ручей побеждал.

– Ставьте плоты! – крикнул Стас, и наша флотилия была спущена в запруду.

А ручей, лизнув верхнюю кромку песка в самом центре плотины, разрывая ее на две части, ринулся вперед, пенясь, бешено раскручивая лопасти мельниц, и увлекая наши плоты в залив. Мы с криками бежали следом, споря, чей плот доберется первым, и потом хохотали, валяясь на горячем песке, посасывая сладкие белые корни тростника.


После обеда мы сидели в кустах бузины, с хрустом обрывая с кистей плотные красные ягоды, и плевались ими друг в друга через обрезанные трубчатые ножки растущих везде безвестных белых цветов.

Прополоскав рот и вдоволь напившись сладкой ледяной воды из колонки, мы помыли руки мыльниками и сидели на шершавой скамейке, болтая ногами.

– Мама уже грибы и варенье по коробкам запаковала…, – сказал я. – А может концерт завтра устроим, позовем всех, картошки напечем, а?

– Картошки – это хорошо! Мы с Мишкой принесем. – Стас выдергивал мелкие цветки синих фонариков и откусывал белые сладкие ножки.

– Да все принесут, правда?

– Правда! Правда! – закричал Венька.

– Я тоже у бабушки спрошу, – кивнул Борька и вытер кулаком нос.

– А я маму попрошу компот сварить, как в прошлом году. Ох и вкусный был компот, помните? Тогда бегом! Надо всех позвать и сказать девчонкам, чтоб готовились!

Мы побежали. По всем знакомым, соседям и друзьям, по домам и квартирам, приглашая всех на завтрашний концерт.

В назначенный час заканчивались последние приготовления. На бельевых веревках висел занавес из разноцветных домашних покрывал. Нарядные родители несли стулья, скамейки, хлеб и картошку. Тетя Люда, Оськина мама, напекла пирожков с капустой и с яблоками. Дедок прислал пакет картошки, но сам не пришел, и Мишка со Стасом уселись среди зрителей вдвоем. Мы с мамой принесли огромную кастрюлю горячего ароматного компота с курагой, изюмом и яблоками, буханку хлеба и сладкие сухари.

Начался концерт. Юлька звонко объявляла номера. Соня, под шумные аплодисменты, исполнила на своей скрипке что-то грустное, покраснела и убежала на табуретку к маме досматривать концерт. Оля и Маша, вызывая хохот зала, показали сценку про Анюту и Барышню. Я спел «Крейсер Аврора» и продекламировал «Белеет парус одинокий». Борька с Венькой, перекрикивая друг друга и путая слова, пели «Вместе весело шагать». Все смеялись и подпевали. – Молодцы! – крикнула Борькина бабушка, хлопая в такт и вытирая уголки глаз кончиками платка. Юлька закрыла занавес и пригласила всех на праздничный костер.

Начало темнеть. Огромный костер, плясавший отсветами на стене двадцать пятого дома, где мы часто играли в «Козла» и в «Ручеек», рассыпался на множество ласково мерцавших углей. Дядя Слава, орудуя длинной палкой, ловко выкатывал нам дымящиеся черные картофелины, которые мы подхватывали, перекидывая с руки на руку, разламывали и поедали с солью, с чуть подгоревшими на тлеющих прутиках кусками ржаного хлеба, чумазые и счастливые.


Вечер закончился, и засыпая, я считал метеоры в окне над кроватью.

На следующий день мы собрали вещи, погрузили их в Маркизу. Дедок с большим рюкзаком пошел на станцию, Стас и Мишка, нагруженные сумками, шли следом. Пока я бегал к ним прощаться, мама намыла полы и отдала ключ хозяйке – тете Кате.

Мы сели в машину. Поворачивая на Привокзальную, Маркиза, как всегда чихнула, и покатила в город.

Все уезжали.

Я смотрел в окно, забирая с собой последние Маленькие Сокровища, раскиданные по каждому дню этой удивительной Планеты, где никогда не бывает скуки и плохой погоды, где всегда Лето, Друзья, и Щука, и Лес с Вереском и Черникой, и Грибы, и Концерты, и Лесопилка, и Яблоки, и   мама с папой…