Боб Лесли

   В 1974 году в Нью-Йорке вышла книга Роберта Франклина Лесли «Медведи и я», но в переводе на русский язык она была прочитана мной только через тринадцать лет. Позади был собственный опыт общения и дружбы с медведем, а посему семена сострадания к нашим меньшим старшим (!) братьям попали на давно подготовленную почву.
   Мной было пролито немало слёз над этой книгой о медведях. Зачитанная до вопиющей ветхости и неумело склеенная, она стояла на самом видном месте, окружённая аккуратными томами справочников и энциклопедий. При одном лишь взгляде в  сторону книги, глаза наполнялись влагой, а сердце - неподдельной, ощутимой, нешуточной болью из-за невозможности восстановить справедливость, повернуть вспять время и желания обрести, наконец, человечеству полную меру сочувствия, утерянного по дороге к своему трону призрачного всемогущества.

   Годы спустя, разговорившись с одним из близких друзей о книгах, я поведал ему о своей симпатии к автору книги, Роберту Лесли.
- К Бобу?! - Воскликнул мой друг.
- Почему к Бобу? - Удивился я. - Его зовут Роберт. Роберт Франклин Лесли.
- Да, я понял! Так его зовут близкие. Только книга вышла не в семьдесят четвёртом, а в шестьдесят восьмом.
- Не может быть, чтобы я ошибся, я столько раз плакал над нею, что знаю почти наизусть!
- Вот, гляди сюда! - Сказал друг, снимая с полки книгу. - Боб сам дал мне её. Видишь, что тут написано?! «E.P. Dutton & CO., New York 1968» Первое издание!
- Да.... действительно... У меня не такая. Поменьше, что ли...
- О... если бы мы встретились с тобой немного раньше, я бы познакомил вас. Боб был отличным парнем, вы бы обязательно стали друзьями, но увы, его уже нет в живых.
- Расскажи мне о нём... - Попросил я, и после того, как друг поведал мне о Роберте, могу сказать совершенно определённо, что Боб, мой обожаемый Роберт Лесли был и вправду замечательным человеком.

   Слушая рассказ друга, я живо представлял себе, как Боб принимает нас у себя, в просторном для них с женой домике под коричневой крышей и маленьким задним двором, заросшим сорняками и деревьями, зажатый между двумя соседними домами на улице с забавным названием «Цо».
   Впуская нас, Боб хохотнул, не прислали ли нас соседи, дабы выяснить не мертвы ли они уже неделю. Преисполненный ласковой жалостью, он подтрунивает над Леа, подругой жизни, с которой они прожили уже, страшно сказать, больше пятидесяти лет. Запущенный дом неухоженный до состояния Нижней Слобовии двор - это не самое страшное в жизни. Из-за болезни жены ему приходится справляться с хозяйством одному, и у него это выходит чертовски плохо.
- Зато я отъявленный кулинар! - Не унывает Боб. - Среди моих наиболее монументальных достижений - соус из кетчупа, лимонного сока и чеснока. Не вижу причин не смешивать их, чтобы сэкономить немного самого драгоценного продукта - времени. Мое печенье вполне можно продавать рыбакам в качестве грузила. Мой чили-кон-карне отправил четырех друзей-мексиканцев в больницу. Я ожидал, что после этого меня арестуют за оскорбление привилегированного меньшинства, но нет, к счастью, всё обошлось.
  Кстати, вы, ребята, удачно зашли! - Бодро заявляет Боб. - Мы с Леа на днях уезжаем в Европу, недели на три, не меньше. Жена хочет хотя бы ещё раз увидеть брата, а у меня планы посерьёзнее. Я определённо намереваюсь отправиться в Египет. Всю свою жизнь я хотел сыграть Лоуренса Аравийского и разъезжать на верблюде мимо пирамид. Теперь у меня будет шанс исполнить свою мечту. Может, даже подниму бокал за Сократа на ступенях Парфенона в Афинах... В общем - там будет видно! Правда? - Добавляет он, обращаясь к жене, а та отвечает ему доверчивой, детской улыбкой и согласно кивает в ответ.

- Я пытаюсь держать оборону, поскольку она не хочет идти в один из этих ужасных домов престарелых в Уринвилле: и я ее не виню. Когда мне хочется кричать, чтобы не быть грубым, я хватаюсь за пылесос и драю этот проклятый карпет, как палубу, но к моему ужасу наутро вся пыль оказывается на своих местах. - Шепчет Боб так, чтобы не слышала Леа и улыбается в её сторону.

   Он не был способен сдать её в дом престарелых, как ненужную больше, сломанную вещь. Много лет тому назад Боб нянчился с медвежатами, как с малыми детьми, так мог ли он теперь поручить заботу о своей потерявшей память жене, любимой женщине кому-то чужому? Конечно, нет! Иначе... каким бы он был человеком?

...На моей книжной полке, рядом с потрёпанным зачитанным томиком «Медведи и я», стоит то самое первое издание 1968 года   «The Bears and I».

- Держи. Тебе нужнее. - Сказал друг, вручая книгу на прощание. - Боб подарил мне последнюю. Она напиталась запахом его дома, его жизни, несчастий, свалившихся на их семью, покрылась пылью, с которой он так неумело сражался и одиночеством, уготованным ему напоследок.

   Я хотел было тут же пролистать подарок, но друг остановил меня:
- Успеешь. Давай посмотрим друг на друга и помолчим. Кто знает, доведётся ли ещё увидеться когда.

   Книгу я открыл уже дома. Между страницами был заложен листок с отпечатанным на машинке письмом Роберта Франклина Лесли, подписанным его рукой. Там было только три буквы, от его имени: «Боб», но столько в них было... всего.