Подвиг в космосе и на земле

***
Продолжение противления
     Обстановка дома не давала повода к веселью и оптимизму. Став экспедитором папа «проворачивал» не совсем разрешённые в то время «коммерческие операции» в стиле шукшинских «энергичных людей». У него в кармане зашуршали «левые» деньги. Отношения «папа-мама», «тёща-зять» обострились, отягощаясь участившимися выпивками с коллегами по работе. Он приходил всё позже и всё пьянее.
     На упреки тёщи и жены он только скрипел зубами и бурчал: – Аля-улю, гони гусей! – или – Из забора торчит кол, на колу – мочало, Эта песня без конца, начинай сначала…
     Я собирал с пола выпавшие из кармана раздевающегося враскоряку папы купюры, а он качал пальцем и говорил: – Это чужие деньги. Их надо вернуть.

     Уговоры не действовали. Мама не выдерживала, срывалась в крик, подключалась бабушка, я просил не ругаться, плакал до судорожных всхлипов… После таких скандалов отец мог пропасть из дома на несколько дней.
     Мама успокаивала нервы рукоделием: вышивала вечерами крестиком и гладью и научила меня, поэтому у меня лучше получалось с пяльцами и мулине, чем с молотком, ножовкой и рубанком.
     Учитывая звукопроницаемость межкомнатных перегородок, соседи были в курсе наших проблем. Их сочувственные, а чаще насмешливые пересуды, вынуждали отсиживаться в комнате. Накапливались замкнутость, отчуждённость, раздражительность.

     Если силы покидали заползшего на этаж папу у дверей, мы с мамой затаскивали его из коридора в комнату. Поначалу пытались разбудить, чтобы раздеть и уложить на кровать. Чтобы привести его в чувство мама брызгала на лицо водой, тёрла уши, я подносил к носу разрезанную луковицу. Папа мычал, сопротивлялся или лежал на полу бесчувственным бревном. Бабушка комментировала неутешительно: – Горбатого могила исправит. Если глаза приоткрывались, появлялась надежда доспать нормально.

     Чаще приходилось просто подсовывать подушку ему под голову. Утром он просыпался как ни в чём ни бывало и наши упрёки о вчерашнем называл выдумками. Потом отговаривался, что ничего не помнит.

     После таких ночей, я спал часов до девяти утра, просыпался от будильника, завтракал, делал уроки, болтался во дворе и уходил во вторую смену в школу.

     Тут тоже всё продолжало идти наперекосяк. Давно покинул школу «старче» – мой последний покровитель. И сразу участились мелкие, исподтишка, гадости на переменках. То пулька в шею или в затылок, и не всегда бумажная. То портфель выбивают из руки резким ударом сзади. Оглянешься дать сдачи, а там несколько пяти-шестиклассников гогочут. То подсечку, то шапку собьют. Не нравилась моя голова с волнистыми волосами на фоне обезличивающих «чубчиков» и «боксов».
     Из звеньевых в классе меня попёрли. Я-то обрадовался – меньше обуза, а оказалось – это была ещё и «крыша» от некоторых одноклассников.
     Я плохо вписывался в законы стаи.

     Во время большой перемены Глафира вела класс в столовую на 15-ти копеечный обед, от которого я также вскоре отказался, как и от продлёнки. К очередному неудовольствию учительницы. Кто не брал обед, получал бесплатно стакан молока (через год молоко привозили в маленьких 200-граммовых бутылочках, запечатанных фольгой). Я покупал к молоку пару пончиков или коржик и этого хватало до домашнего ужина после школы.

     Возможность сорваться в пацанячью шалость, нежелание прослыть «зубрилой-любимчиком», чувство какой-то несправедливости в отношениях учитель–ученики перевешивали благосклонность классного руководителя, при всём уважении как к источнику новых знаний.

     Особенно я не любил поручений, идти после уроков к нерадивому ученику с вызовом родителей в школу. В каких воспитательных целях нужно было ссорить одноклассников. Не все понимали, что эти «почтовые голуби» ни в чём не виноваты, и дружбу это не укрепляло. (Половина класса разбежалась после восьмого, а из тех, кто закончил десять, я ни одного не увидел на вечерах встречи с выпускниками.)

***
Гагарин и жулик
     12 апреля 1961 года. Обычный будничный день. После завтрака, поскучав немного в пустом дворе, поднялся к себе и сел делать домашнее задание. Третьи классы в этом году перевели во вторую смену. Школа была переполнена. В какой-то момент занятия шли даже в три смены. И вдруг из не выключающегося радиовещателя – левитановское:
     – Внимание! Внимание! Говорит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза!

     Ракета с человеком в космосе. Впервые в мире! Наш, Юрий Гагарин! Тезка. Ух, здорово! Мы же мечтали, читали «Страну багровых туч», «Звезду КЭЦ». А разделить восторг с кем? Все на работе. Выглянул в коридор – тишина. Во двор – никого. Вышел за ворота – пусто. Ни шествий, ни музыки. Так все настроение и пропало.
     Торжественная линейка в школе была, но только в первую смену.

     А может эти события, как и другие важные для «всего человечества», потускнели в моих глазах на фоне маленького подвига моей бабушки Шуры, спасшей, всего лишь, нашу простую небогатую семью от большой беды.

***
     Через несколько дней после полета Гагарина, при возвращении из школы, прямо у калитки я попал в окружение всех дворовых друзей, радостно перебивавших друг друга:
     – Юрка! Вас обокрали!  – Юрка! К вам жулик залез!

     Действительно, после того как я ушел в школу, открыв простенький замок отмычкой, к нам зашел вор-домушник. Единственной дорогой вещью в доме была мамина шуба – до пят, с большим воротником и муфтой. Вытряхнул этот гад из шифоньера всю одежду: шубу, мамины платья, отцов костюм, бабушкину гордость – постельное белье – и стал увязывать в разложенную посреди комнаты на полу простыню. И тут на пороге возникла бабушка, пришедшая зачем-то во время обеденного перерыва из магазина «Одежда». Жулик все понял первым, но «жадность фрайера сгубила».

     Ему бы сдернуть налегке, так нет, схватив в одну руку проволочное кольцо с отмычками, а в другую узел с вещами он кинулся на таран. Но бабушка, небольшого роста и небогатырского сложения, мертвой хваткой вцепилась не только в узел, но и в жулика. Подергавшись в её руках, он бросил, наконец, узел, но вырваться смог только когда выскользнул из своего пиджака. А бабушка, не останавливаясь на достигнутом, размахивая трофеем и крича: – Держи вора! – бросилась за ним по лестницам во двор.
     Путь к воротам преградили встревоженные соседи и тогда, бросив отмычки, жулик кинулся к 2-х метровому забору в соседний двор. Пока он штурмовал забор, на той стороне уже собрались люди, предвкушая неожиданное бесплатное развлечение.
     После непродолжительной погони жулика поймали, слегка побуцкали и сдали подоспевшей милиции. Но все это захватывающее действо я прозевал за школьной партой.
     Бабушке Шуре награду за поимку преступника не дали.